Безбашенная

Глава 9 – Вернуться в строй

Втолкнув Олега вперёд себя в кабинет Ожникова, я захожу следом, выглядывая из-за его широкой спины.

– Ооо! – оживляется Саня. – Наша потеря!

На столе недопитая бутылка коньяка. Крис, улыбаясь, сидит на коленях у Кости на единственном живом, но роскошном Санином стуле. Все остальные предметы мебели завалены платьями. Разглядывая нас, Костя кладёт руку на сердце:

– Вы меня умиляете!

Я показываю ему язык, Олег игнорирует их стёбные выпады. Протягивает руку Сане, потом Косте. Встречается взглядом с Крис. Та очень выразительно и ядовитенько улыбается ему. А он продолжает давить… Цокнув языком, Крис закатывает глазки, сдаваясь в этой схватке.

– Ну что?!

– Совет про другого мужчину я не оценил.

– Сработало же… – ухмыляется она.

– К счастью, не это.

– А что?

– О чём это вы? – прищуривается Ожников, ловя атмосферку.

А я впиваюсь в его бутерброд с салями. Даёт мне разочек откусить, остальное доедает сам.

Вокруг всё порхает от радостных лёгких эмоций, и я, как наркоман, вдыхаю их полной грудью, млея от удовольствия. Наконец-то…

– Штрафную Аронову! – тянется за бутылкой сидящий на столе Саня.

Но стаканчики у них пластиковые, и Олег перехватывает из его рук бутылку, прикладываясь сразу к горлышку.

Я наблюдаю, как двигается на его шее кадык…

Горячие напитки, горячие мужчины, горячие зрелища!

Со стуком ставит пустую бутылку на стол.

– Рассказывайте, чего тут без меня успели накосячить?

– Ммм! – довольно мычит Ожников под наше общее хихиканье. – Олег Андреевич в духе!

– Не без этого.

Вкладывает в Санины руки ключ от своего кабинета:

– В шкафу коньяк и человеческие рюмки.

– Барин вернулся… – снова хихикаем мы.

– О! – подпрыгивает Крис, слетая с колен Томилина. – В Питер Алию и Соню везёт Аронов!

– О, нет! – поднимает руки Олег. – Я лучше по бумажкам.

Крис, взбивая копну волос, переходит на серьёзные интонации:

– С бумажками мы с тобой сегодня ночью посидим – завтра ехать в налоговую, а девочек надо свозить по пиар-теме – там международное событие. Нам нужно засветиться. Заказчики из ближнего зарубежья.

– Да я приехал только! – раздражённо хмурится Олег, забирая из рук Сани рюмки.

– Но без тебя мы пролетаем. Всего двое суток вместе с дорогой! Я не могу Алию отправить туда без сопровождения. Да и толку от них без менеджера? Там же надо…

– Поменяй Афанасьеву на Туманову, и я подумаю.

– Не-не-не! – тормозит их Чеширский, поднимая руки в останавливающем жесте. – Женька – центральный персонаж на показе. Мы всю картинку на неё завязали! Костя уже пару раз кончил на образ! И мне некем заменить её.

– Некем, или ты просто не хочешь этого делать? – поднимает бровь Олег.

Пока они спорят, присаживаюсь на колени к Косте. Легонько целую его в сладко пахнущие губы. Облизываюсь, пытаясь угадать вкус. Мята? Улыбаясь, он показывает мне карамельку, зажатую в зубах. Качнувшись ему навстречу, перехватываю её своими и отбираю.

– Воровка…

– Жадина!

– Я отдал…

– Я отняла сама! Как у тебя дела?

– На личном – отстой. Но сегодня реально кайфанули, подбирая для тебя образы! Пойдём…

Подхватив меня за талию, он забирает в охапку несколько платьев и уводит в первую попавшуюся гримёрку. На работе уже никого, кроме нас.

– Вот это! – достаёт шикарное вечернее платье. – Охренеть, какая красота! Надевай!

Скидываю вещи, оставаясь в трусиках и колготках. Натягиваю на себя «красоту». Едва-едва садится на бёдра… Корсет явно мал.

– Это вы так пошутили, да? – показательно дёргаю за не соединяющиеся края корсета. – Разница в два размера.

– Да! – закатывает он глаза. – Оно на «эльфа»! Ты не эльф, слава Богу… Но, Жень, ради такой красоты можно и скинуть немножко на время! Тем более, Ожников уже набросал сценарий. Ты скинешь, затянем пожёстче корсет…

Я считаю дни до показа, загибая пальцы – пять дней.

– Сколько мне надо скинуть?

Костя делает шаг назад.

– Килограммов пять… Остальное затянем.

Скинув платье, рассматриваю себя в зеркало.

– Кость! – кручусь перед ним и зеркалами, рассматривая своё упругое, подтянутое тело. Я ещё не набрала свой вес после пневмонии. – Ну откуда я это уберу? По килограмму в день? – фыркаю я. – Может, скальпелем срежем? Тебе где больше нравится!? Тут? – сжимаю ладонями попку в спортивных трусиках. – Или тут? – прикрываю руками голую грудь.

– Ленка! – поднимает он вверх указательный палец, словно найдя решение.

– Ленка срежет? – поднимаю с сарказмом бровь.

– Почти. Она же фитнес-инструктор… Поможет тебе скинуть по-быстрому. Они это умеют.

– Ладно… – разглядываю снова полупрозрачную красоту. Очень не хочется ломать концепцию Кости и Ожникова. – Аронову не говори…

– Я – могила!

БОНУС 1 – СЕАНС РЕГРЕССИВНОГО ГИПНОЗА.

– Ты знаешь, что такое регрессивный гипноз?

– Конечно. Это отматывание времени назад, погружение в предыдущие реинкарнации.

– Это ненаучная трактовка. В научной версии откатывание происходит до постнатального периода. Я бы хотел провести с тобой сеанс лёгкого погружения.

– Я не против, доктор, – улыбаюсь я, закрывая глаза и ложась поудобнее.

Свет притушен, играет медитативная музыка тибетских чаш.

– Чтобы у нас с тобой получилось, ты должна быть расслаблена и полностью доверять мне. Говорить без обдумывания, непосредственно, первое, что приходит.

– Я тебе полностью доверяю. Но у меня есть некоторые опасения.

– Какие?

– Если кратко, боюсь сломать твою психику и потерять тебя, как мужчину.

– Что?

– Ты включишь папочку.

– Нет, этого не будет. И я прошу тебя не анализировать нашу связь на сеансах. Здесь мы в других статусах. С тобой происходило что-то ужасное, Женя?

– Со мной происходила жизнь. Не всегда радужная, но в целом некритичная, на мой взгляд.

– Мы сделаем так. Сначала откатимся до младенчества. Потом будем двигаться обратно до «здесь и сейчас». Это будет исследовательский сеанс. Я попробую нащупать ключевые точки напряжения твоей психики.

– Нащупай. Поехали…

– Открой глаза.

Пару минут он молчит, и мы просто слушаем музыку. Я смотрю в потолок. Он белый.

– Сейчас я досчитаю от десяти до нуля, – спокойный бархатный голос. – Твои веки станут тяжёлыми, глаза закроются. Ты увидишь перед собой большой белый экран. И перестанешь слышать всё, кроме моего голоса.

Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один… ноль…

Я послушно смыкаю уставшие веки. Потолок в моём воображении обретает чёрную рамку.

– Ты расслаблена… Ты чувствуешь, что уплываешь на волнах от берега… Тебе не страшно… Это путешествие для тебя безопасно… Ты знаешь, что вернёшься… Этот океан безопасен… Плыви…

И я плыву. И меня даже слегка покачивает на этих волнах.

– Тебе тринадцать. Смотри на экран. Что ты видишь на нём?

– Этимологический словарь…

– Ты читаешь?

– Да.

– Подними глаза. Что видишь вокруг?

– Окно.

– Что на окне? За окном? Отыщи что-нибудь интересное вокруг себя, привлекающее взгляд, тревожащее…

– На окне книги. На столе книги. У кровати книги…

– Почему книг так много?

– Я наказана.

– Как это связано с книгами?

– Ультиматум. Мне нельзя выходить из дома. Месяц. Только в школу.

– Что ты чувствуешь?

– Я ломаю.

– Что ломаешь?

– Родителей.

– Как?

– Не выхожу вообще. Никуда. Третий месяц. Я только читаю. Мне хорошо. Я переехала на страницы.

– Что ты читаешь?

– Остались только справочники, словари и техническая литература. Читаю.

– Дальше… день… два… три… неделя… Что происходит?

– Книги закончились. Я пишу свои, в голове, глядя на стену, у которой стоит кровать. Это очень увлекательно. Я теперь гораздо глубже страниц. В моей голове оживают голоса. Они общаются, я слушаю. Они очень разные.

– Что они говорят?

– Они просто рассуждают… дискутируют…

– Как это заканчивается?

– Мама сдаётся. Она плачет. Боится, что мой аутизм вернулся. Просит меня остановиться. Система сломана.

– Что чувствуешь?

– Удовлетворение.

– Картинка исчезает. Ты плывёшь дальше. Тебе одиннадцать. Экран оживает. Что ты видишь?

– Больничные койки.

– Ты лежишь в больнице?

– Да.

– Почему ты там?

– Обследование. В моей голове опухоль. Она говорит со мной. Никто, кроме меня, её не видит.

– Что она говорит тебе?

– Она говорит мне, что я – сосуд.

– Что ещё?

– Она говорит: в паре «король и шут» свобода и власть у шута. Она говорит: раздави форму – увидишь содержание. Она говорит… говорит… говорит… Он. Это он. Он говорит: расслабься и доверяй мне. Ты всего лишь сосуд.

– Кто он?

– Винайака. Не имеющий господина. Или господа.

– Ты понимаешь, что он говорит?

– Я понимаю…

– Ты читала раньше те фразы, которые говорит это существо?

– Нет. Он открывает мне много нового.

– Тебя влечёт то, что он говорит тебе?

– Конечно. Я хочу диалог. Но мне не хватает сил включить нужный голос в моей голове. Услышать кого-то, кроме него. Он блокирует всех.

– Кого – всех?

– Всех меня.

– Тебя… Он показывает тебе страшные взрослые сны?

– Да.

– Зачем?

– Занижает мои вибрации. Стыд. Страх. Вина. Ненависть. Отвращение. Иначе я его выплесну.

– Как он ушёл?

– Я его выплеснула.

– Как?

– «Обними и поцелуй кровавую пасть».

– Так… Картинка стирается. Белый экран. Ты уплываешь ещё дальше. Тебе девять. Что ты видишь?

– Я вижу мужчину. В очках.

– Кто это.

– Учитель физкультуры.

– Что он делает?

– Он хочет помочь мне переодеться, – улыбаюсь я.

– Он трогает тебя? Вы одни?

– Да, он трогает. Ему очень страшно и горячо. Руки дрожат… И его лицо краснеет… Он кладёт руки на пояс моих шортиков.

– Дальше…

– Я спрашиваю у него, что значит слово «педофил». Он очень пугается. Спрашивает, где я слышала такое слово. Я вру, что так его называют родители…

– Он не трогает тебя больше?

– Больше не трогает. Никого больше не трогает. У нас другой учитель физкультуры.

– Что ты чувствуешь?

– Удовлетворение. Удовольствие. Азарт.

– Экран снова пуст. Плыви… Тебе семь. Что ты видишь?

– Я вижу свой раскуроченный арбалет.

– Арбалет?.. Что за арбалет?

– Я его делаю. Боевой арбалет. Картинка из книги. Отцовский гараж. Рессора… подшипники… шуруповёрт… Я встраиваю его в дерево напротив. Там подходящая вилка из двух стволов. Натягиваю рессору вилами, нужно «плечо»…

– Дальше…

– Пробитая стена гаража… Раскуроченная дверь машины. Мой арбалет уничтожен. И моя спина тоже.

– Тебя били?

– Били.

– Ремнём?

– Да.

– Что ты чувствуешь?

– Больно. У меня жар… Я чувствую удовлетворение.

– Почему?

– У меня получилось.

– Белый экран. Плыви глубже. Тебе три. Что происходит?

– Взрослые не боги. Они просто высокие. Страх… Стыд… Вина… Усталость… Раздражение…

– Тебе страшно? Это твои эмоции?

– Мне – нет. Это вокруг.

– Ещё… Что ты видишь?

– Кошка. Гроза… Мозаика. Красных кнопочек меньше. Симметрии не получится. Я расстроена.

– Ещё… День… два… три… Месяц назад… два… Что там?

– Аутизм. «Ваша девочка аутист». Страх… Стыд… Вина… Усталость… Раздражение…

– Ещё…

– Молоко. Кошка урчит… У неё будут котята. Ей хорошо. Мне хорошо. Я чувствую каждого… Часы тикают… На ковре спирали… Веду по ним пальцем. «Она не заговорит». Я уже давно могу. Я не понимаю, зачем. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Фиолетовый самый красивый. В нём спрятано лето. И цветок фиалки.

– Белый экран. Уплывай… Тебе два… полтора… один… Тебе несколько месяцев… Сколько? Что ты видишь?

– Глаза… Это боги! Я счастлива…

– Почему они боги?

– Я тону в счастье. Это тёплый экстаз… Не о чем беспокоиться. Больше ничего не существует.

– Белый экран. Плыви глубже… Что там?

– Там экран… И я куда-то плыву… Самбандха…

– Ммм… Стоп. Ты плывёшь обратно к берегу. На мой голос. Ближе… Ещё ближе… Тебе год… Что ты видишь?

– Рыба… бьётся… Мне тяжело дышать…

– Плывёшь дальше… Четыре года…

– Кровь…

– Что за кровь?

– Моя.

– Ты поранилась?

– Я изучала.

– Ты разрезала себя?

– Да.

– Смотрела, что внутри?

– Нет. Чувствовала боль.

– Зачем?

– Надо разделить.

– Что разделить?

– Страх и боль.

– Плыви ещё ближе. Пять. Что ты видишь?

– Я вижу игрушки. Очень много. Они все – мои игрушки. Ты говоришь – они чувствуют. Такая игра…

– Это люди?

– Люди.

– Что ты чувствуешь?

– Вкусы.

– Плыви ближе, тебе восемь. Что там?

– Политика…

– Политика?

– Это такая игра. У взрослых. Я изучаю… Очень сложная.

– Что ты чувствуешь?

– Ммм… Мне горячо. Мне щекотно… там, под черепом. Это очень сложная игра. Даже сложнее, чем шахматы. Там ходят словами. Мне нужны слова. Много слов. Я их коллекционирую.

– Белый экран. Тебе тринадцать… Есть кто-нибудь рядом?

– Брат. Мой новый.

– Что вы делаете?

– Я его разбираю на запчасти. Я ищу в себе женщину.

– Как?

– Обнажаюсь, оголяюсь, открываюсь. Мы купаемся раздетыми. Я достаю из него чувства.

– Ты его хочешь?

– Я хочу его ощущений. Почувствовать эту реальность через его ощущения. Он вкусный…

– А что чувствуешь ты?

– Новое блюдо. Закрываю глаза и дегустирую.

– Он прикасается к тебе?

– Нет.

– Плыви ближе… Пятнадцать. Что ты чувствуешь?

– Я очень устала.

– Почему?

– Я устала от всех внутри себя. Я хочу посмотреть в глаза богам и забыться. Но их больше нет.

– Чего ты хочешь?..

– Стать богом сама.

– Я считаю до десяти, ты открываешь глаза и чувствуешь, что просто спала. Эти воспоминания не тревожат тебя. Они в прошлом. Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть… Семь… Восемь… Девять… Десять… Женечка?

Открываю глаза. Поворачиваюсь набок, подкладываю руки под щёку. И почему-то начинаю молча реветь.

– Детка… – срывается он, откидывая в сторону блокнот. – Как ты себя чувствуешь?

– Можно, я посплю?…

– Поспи.

Закрываю глаза. Засыпая, слышу, как он говорит по телефону с Крис:

– Не могу сегодня. Нет. Чёрт с ними. Значит, будем платить штраф. Нет, я не поеду. Женя плохо себя чувствует. Всё.