Безжалостный обольститель

Пролог

Данвуди, Южная Англия,

1834 год

– И да познаешь ты в смерти свет Господа нашего, истинную любовь, жизнь вечную, и да помилует тебя Господь. Аминь.

Оцепенев, Джулиан Дейн почти не слышал слов викария, стоя над открытой могилой Филиппа Ротембоу. Он не мог поверить в случившееся, оно казалось ему зловещим сном. Всего один выстрел на этой нелепой дуэли после того, как Адриан уступил настойчивым требованиям подвыпившего Филиппа. На этом все и должно было закончиться, но Филипп выстрелил в Адриана, пытался убить, и Джулиан был в шоке.

Первый выстрел Филиппа оказался до смешного неточным – ведь он был до того пьян, что едва удерживал оружие в руке. Но вдруг резко повернулся и выхватил торчавший из кармана этого разини Фицхью двуствольный пистолет. У Филиппа был совершенно безумный вид, когда он повернулся к Адриану. Джулиан хотел помешать ему, однако ноги и руки налились свинцом, и все произошло мгновенно.

Не успели все опомниться, как Филипп Ротембоу рухнул мертвый на землю. Пуля попала прямо в сердце. Его кузен, Адриан Спенс, граф Олбрайт, вынужден был убить его, чтобы самому не погибнуть.

Джулиан отчетливо помнил, как, взглянув на лорда Артура Кристиана, увидел на его лице такое же потрясение. Он помнил, как упал на тело Филиппа, прижался ухом к пропитанному кровью жилету и услышал собственные слова: «Он мертв».

Именно в этот момент он словно погрузился в сон, который с каждым часом становился все беспробуднее, затягивая его в свои глубины и не давая проснуться. Но даже во сне ему не удавалось освободиться от страшной мысли о том, что Филипп желал, чтобы Адриан убил его, что он стремился поставить точку в своей жизни, полной долгов, вина и женщин из заведения мадам Фарантино. Все эти месяцы Джулиан был рядом с ним, обеспокоенный, как и положено другу, излишествами Филиппа. Но ему никогда не приходило в голову, что Филипп так отчаянно хочет расстаться с жизнью.

Оно и понятно, Филипп, лорд Ротембоу, был одним из самых известных повес на Риджент-стрит, кумиром для многих представителей знати, так же как Джулиан Дейн, Адриан Спенс и Артур Кристиан. Повесы жили по собственным законам, рисковали состоянием, чтобы еще больше разбогатеть, никогда не боялись осуждения лондонского света. Без малейших колебаний разбивали сердца юных посетительниц модных магазинов на Риджент-стрит, а вечерами за картами в клубе лишали папаш этих юных леди денег, отложенных на приданое, приберегая силы для ночных увеселений в скандально известных борделях. Они ни в чем не знали меры, но на этот раз Филипп зашел слишком далеко и пал, словно ангел, к их ногам.

Джулиан впервые осознал, что и он смертен.

Он понял, что и сам в какой-то степени виновен в этой трагедии. Сейчас он застывшими от ужаса глазами смотрел на сосновый гроб в свежей могиле и гадал, наступит ли конец этого сна. Что там сказал викарий? «И да познаешь ты в смерти свет Господа нашего, истинную любовь...»

Сама мысль показалась ему настолько нелепой, что он едва сдержал смех. Он так сильно любил отца, что готов был на все, только бы тот не умер. Он держал на руках умирающую сестру, словно собственного ребенка, и ему казалось, будто у него вырывают сердце. И, видит Бог, он знал, что значит любить человека как брата и беспомощно смотреть, как тот все глубже погружается в пучину безумия, овладеваемый мыслями о самоубийстве.

Да, он познал истинную любовь в полной мере, но в этом было мало утешения.

Джулиан оторвал взгляд от могилы и посмотрел на Артура, застывшего рядом. Артур, миротворец, человек, обладающий восхитительным свойством ладить с любым из них. Артур, который разрыдался вчера, когда они топили горе в бутылке бренди, и признался, что видел, как Филипп увязает все глубже. Вот только осознал он всю глубину страданий друга лишь тогда, когда было слишком поздно.

Как и Адриан.

Джулиан перевел взгляд на их признанного лидера, Адриана Спенса. В глубоко запавших глазах Адриана застыли ужас и непонимание произошедшего. Он и не заметил, как Филипп катится по наклонной плоскости, потому что был занят давней войной с собственным отцом.

И в то время как его друзья были исполнены скорби, Джулиан Дейн, граф Кеттеринг, мучился сознанием собственной вины и отчаянием.

Начал моросить дождик, но Джулиан, не отрывавший глаз от могильного холмика, не замечал его. Невозможно смириться с мыслью, что в этой могиле лежит тот, кто стал его верным другом с тех самых пор, как они четверо встретились в Итоне много лет назад. Господи! Просто уму непостижимо, как все это могло произойти! Как мог он это допустить? Неужели его останавливала гордость Филиппа?

Или он был слишком уверен в собственных силах? Или недостаточно настойчив с Филиппом, слишком туманно выражал свое беспокойство?

Или он был слишком увлечен Клодией?

Впрочем, все это уже не имело значения. Ясно было одно: он почти ничего не сделал для того, чтобы остановить падение Филиппа, – и смерть ему награда за это. Только, к сожалению, не его смерть.