Безмолвная графиня

Глава шестая

Оставшуюся часть дня Грейдон посвятил обдумыванию планов и нанесению визитов.

Что касается визитов, то они были вполне предсказуемы. Фрэнсис и ее мать, леди Гамильтон, встретили его в своей обычной манере, благодаря которой он чувствовал себя таким, каким и был: желанным, титулованным, неженатым пэром Англии. Вожделенным призом на светском брачном рынке. Но Грейдону счастливо удавалось избегать не только супружеских уз, но и мыслей о них, пока наконец ему не встретилась Фрэнсис.

Она была настолько же приятной, насколько привлекательной внешне. Он быстро понял, что Фрэнсис была бы для него идеальной женой. Грейдон был близок к тому, чтобы в этот светский сезон сделать ей предложение. Да, близок. Он был уверен в своих глубоких чувствах и не мог понять, что именно сдерживало его. Он восхищался Фрэнсис и был привязан к ней. И у него были все основания верить в то, что она отвечает ему взаимностью. Но он почему-то медлил, ждал, сам не зная чего. Чего-то глупого, часто попрекал он себя. Романтического. Может быть, молнии с неба, когда он смотрел на нее. Или головокружения, когда он целовал ее губы (он дважды делал это и не почувствовал даже легкого дурмана), или чего-то вроде легкого сердцебиения, чего-то, что сказало бы ему, что он не пожалеет, сделав ее своей женой. Сегодняшний визит к ней только еще раз подтвердил необоснованность его колебаний.

Грейдон появился в Уилборн-Плэйсе в половине пятого. Мрачный дворецкий сообщил ему, что граф желает поговорить с ним перед тем, как он увезет леди Лилиан и леди Изабель.

Кабинет, куда провели Грейдона, был уже знаком ему. Это было место, где Кардемор проводил большинство своих деловых встреч. На этот раз граф уже находился в комнате. Он ждал.

– Вот и вы, – сказал Кардемор, оторвав взгляд от бумаг, лежащих на столе, когда Грей-дон появился в дверях. – Хорошо. Садитесь. – Он кивнул на стул, на котором уже доводилось сидеть Грейдону во время его первого визита. – Полагаю, вы знаете, о чем пойдет речь.

– Могу предположить, – ответил Грейдон, глядя сверху вниз на хозяина дома и продолжая стоять. – Надеюсь, ваш приспешник получил не слишком серьезную травму. Такого нельзя выпускать за стены исправительного дома.

Кардемор улыбнулся отвратительной улыбкой.

– Вас больше не побеспокоят, даю слово. Может быть, вы невысоко цените мое слово, но оно верно, как смерть. – Продолжая заниматься своими бумагами, которые он аккуратно складывал стопками на своем столе, граф коротко, словно Грейдон был провинившимся слугой, добавил: – Я предложил вам стул.

Сделав над собой усилие, Грейдон отреагировал лишь поднятием бровей.

– Идите к черту со своим стулом, милорд! Хотите говорить со мной – так говорите. Я не намерен заставлять дам ждать меня.

Кардемор резко выпрямился и уставился на своего гостя.

– Я не так много собираюсь вам сказать, Грейдон, – холодно заявил он. – Скорее, это вам не терпится сказать мне пару ласковых.

У Грейдона до боли напрягся подбородок, но он сумел одолеть гнев.

– Если ваш приспешник передал вам то, что я просил, тогда вам известно о моих чувствах. Вместе с тем мне очень любопытно узнать, почему вы утаили от меня, что леди Лилиан немая?

Раздражение появилось на изуродованном шрамами лице Кардемора.

– Лили может говорить. Она не делает этого по каким-то своим личным соображениям. Но это не имеет никакого отношения к задаче, которая поставлена перед вами.

– Это вы так считаете, – ответил Грейдон, – а я едва не причинил ей боль. У Олмэка. Даже вы, с вашим пренебрежением к принятым нормам поведения в обществе, в состоянии понять, каково бы ей было.

– Возможно, вы считаете, что я поступил по-свински, подвергнув Лили такому риску, но я был уверен в вашей реакции. Вы и вам подобные слишком хорошо воспитаны, чтобы вас что-то сразу сбило с ног. Вы сначала закачаетесь, а уж потом упадете. Разве не так, Грейдон?

– Вы слишком многое воспринимаете как само собой разумеющееся.

– Да, – согласился Кардемор с легкой улыбкой. – У человека в моих обстоятельствах мало выбора. Вот почему так необходимо предвидеть всякие случайности. Если бы вы случайно причинили Лили огорчение, вы бы уже знали сейчас, насколько нежелательной была бы такая ошибка.

– Ваши угрозы, сэр, начинают порядком надоедать. Мне трудно поверить, что леди Лилиан состоит в каком-то родстве с вами.

При этих словах Кардемор захохотал.

– Мне тоже. Лили – ангел, правда? Очаровательная, нежная, воспитанная. Она настолько не похожа на остальных членов моей семьи, что я скорее склонен поверить в то, что ее подкинули нам феи, чем в то, что к ее появлению на свет был причастен мой отец. Но речь не об этом. – Он махнул рукой. – Вы ведь хотите знать, почему Лили не разговаривает. Да?

– Не возражал бы.

Кардемор оценивающе посмотрел на него.

– Она родилась совершенно здоровым ребенком, вопреки тому, что роды были сложными. Моя мать через несколько часов умерла. Лили была необыкновенно тихим ребенком. Редко плакала. Это навело моего тупоголового отца на мысль об ее умственной отсталости. Подозреваю, что, если бы она орала день и ночь напролет, как мой братец и, наверное, я сам, отец посчитал бы ее вполне здоровой. Вы сами убедились, что с мозгами у Лили все в порядке.

Грейдон наклонил голову.

– Как рассказывали мне некоторые старые служанки, в трехлетнем возрасте Лили начала говорить. Возможно, позднее, чем большинство детей… – Он повел плечами. – …но в этом не было ничего чрезвычайного. По словам тех же самых служанок, Лили была смышленым и разумным ребенком. Если бы ей не помешали развиваться собственным путем, я уверен, что даже мой упрямый отец в конце концов вынужден был бы признать свою ошибку. Но как раз в это время, вскоре после того, как Лили исполнилось три года, одна из служанок, потерявшая собственного ребенка, лишилась рассудка. По какой-то причине она решила, что Лили тоже следовало умереть, и, влив в молоко щелок, принесла серебряную чашечку с этой смесью в детскую и дала Лили на ужин.

– О Господи! – пробормотал Грейдон в ужасе.

– Девочка чуть не умерла от этой отравы. К счастью, большую часть ее она выплюнула, иначе бы не выжила. Она долго болела после этого. К чести моего отца, к ребенку были приглашены лучшие доктора, и было сделано все возможное, чтобы поставить ее на ноги. Но к его стыду, он отказался поверить тем же самым докторам, которые настойчиво утверждали после ее выздоровления, что причиной ее неожиданной неспособности говорить или даже произносить отдельные звуки являются поврежденные в результате воспаления голосовые связки. Он по-прежнему был убежден в том, что она слабоумная, а поскольку она не могла теперь произнести ни одного членораздельного звука, он больше ничего не пытался предпринимать. Ее поручили попечению служанок, которые поняли, что главное – следить за тем, чтобы девочка не попадалась на глаза ни моему отцу, ни моему брату. До того времени, когда я унаследовал титул, ей даже не удосужились взять учителя. До двенадцатилетнего возраста Лили не умела ни читать, ни писать. И до четырнадцати лет не могла произнести ни слова.

– Но она может говорить? – спросил Грей—дон.

– Может. Хотя ей больно делать это и она быстро устает. К тому же это очень… трудно. Лили не нравится звук ее голоса. Рубцы не позволяют ей говорить более или менее женственным голосом, и она предпочитает язык жестов.

– Язык жестов, – задумчиво повторил Грей-дон. – Сегодня утром она и ваша племянница, леди Изабель, именно так и общались, с помощью рук.

– Это метод Аббе Сикара, которому обучают во Франции, в королевском институте для глухонемых. Уверен, что вы слышали об этом. Один из наиболее горячих последователей Сикара, мистер Чарльз Кассин, основал школу здесь, в Англии. Он использует тот же метод, но, безусловно, видоизмененный, с учетом английской специфики. А до этого он в течение пяти лет жил в Кардемор-Холле и был учителем Лили и, конечно, моим и всех моих домашних. Каждый из нас, включая слуг, освоил язык жестов ради Лили.

Эти слова рисовали графа Кардемора совсем в ином свете. Должно быть, этот человек действительно любил свою сестру, если не пожалел хлопот и даже слуг заставил овладеть языком жестов. Потому она без всякой опаски приехала в Лондон: Кардемор привил ей уверенность в себе.

– Разве не существует других методов для глухонемых? – спросил Грейдон. – Более приемлемых?

– В том-то и дело, что методы, годные для глухонемых, не подходят Лили, поскольку слух у нее потерян не полностью, она слышит звук собственного голоса и, как я уже говорил, ненавидит его. Она до такой степени переживает это, что моя невестка, леди Маргарет, настояла на том, чтобы нашли другой метод. После этого к нам приехал Чарльз Кассин, и сразу с Лили произошли впечатляющие изменения.

– Впечатляющие, – согласился Грейдон. – Так вы говорите, что у нее не полностью потерян слух? Я вообще не заметил, чтобы она была глухой. По-моему, она все прекрасно слышит.

– Она достаточно хорошо слышит. На левое ухо только частично, поскольку перенесла воспаление в юности. А правое ухо, кажется, не пострадало. Ее легкие тоже покрыты рубцами, хотя в меньшей степени. Она несколько раз перенесла воспаление легких и дважды была близка к смерти. Советую вам воздерживаться от разговоров на темы здоровья в присутствии Лили. Если она заподозрит, что вы считаете ее здоровье хрупким, она, скорей всего, разобьет вам нос, чтобы доказать обратное.

Грейдон едва подавил улыбку при этих словах Кардемора. Представить себе, как это милое создание подносит кулачок к его носу, без смеха было невозможно.

– Вы хотите покатать Лили и Изабель? – спросил Кардемор. – Здешние развлечения приводят их в благоговейный трепет. Кажется, Лондон произвел на девочек глубокое впечатление. Как бы то ни было, за ними нужно очень внимательно смотреть. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из них допустил серьезную оплошность.

Грейдон удивленно поднял брови.

– Если я вас правильно понял, теперь мне вменяется в обязанность опекать обеих дам? Кто следующий? Какой-нибудь троюродный брат из Брайтона, любитель лондонских злачных мест? Что еще придется мне делать, чтобы освободиться от моих долгов?

Впервые Кардемор увидел неподдельное удивление на лице Грейдона.

– С любителем злачных мест я справлюсь сам. Что касается Изабель, по-моему, я ясно сказал, когда мы впервые говорили на эту тему, что вы проложите путь и ей, и Лили в светское общество. В отношении Изабель больше ничего и не требуется. Впрочем, передайте вашему другу Долтри, который, похоже, вызывает у Изабель особое неудовольствие, что ему следует быть с ней поосторожней. Она намного опасней, чем кажется.

– По-моему, ваши предупреждения слишком запоздали, милорд, – сказал Грейдон. – Я тоже хочу предупредить вас кое о чем.

– Да? – со снисходительным интересом спросил Кардемор.

– Запомните раз и навсегда. Я вовсе не манерный светский щеголь, и вы только по недомыслию считаете меня таковым. Я сделаю все, что должен, чтобы облегчить леди Лилиан и леди Изабель путь в высшее общество. И приложу все силы к тому, чтобы ваша сестра осталась довольна своей поездкой в Лондон. Но я не стану делать это под давлением, ни вашим, ни ваших приспешников. Вы оставите меня в покое, чтобы я смог сдержать свое слово чести. В противном случае можете сжечь дотла Сан-Кэтирс, и мы будем свободны друг от друга.

– Хорошо сказано, – помолчав, ответил Кардемор. – Сам Веллингтон[1] не смог бы придраться. Что ж, держите слово чести, а я уже дал вам свое слово – слежки за вами больше не будет.

– Следовательно, мы пришли к взаимопониманию, – заметил Грейдон, кивнув. – Желаю вам хорошего дня, милорд.

Дверь кабинета закрылась, и Кардемор остался один. С минуту он молча перебирал свои бумаги, потом, отложив их в сторону, произнес:

– Выходи, Портер.

Потайная дверь распахнулась, и оттуда вышел человек, который занимался наружным наблюдением за Грейдоном.

– Вы удовлетворены, милорд? – спросил он.

Кардемор поднялся из своего кресла.

– Не разговаривай, Портер. Больно слушать. И садись, пока не упал. – Он подошел к окну и раздвинул портьеры ровно настолько, чтобы можно было бросить взгляд на улицу. – Удовлетворен ли я? Вполне. Он лучше, чем я ожидал. Возможно, он не тот человек, которого я предпочел бы видеть своим зятем, но он станет хорошим мужем для Лили, или ему придется горько пожалеть. – Усмешка тронула его губы.

Он повернулся к своему доверенному лицу. Тот сидел, обхватив руками раскалывающуюся голову.

– Я хочу, чтобы ты продолжал работать над планом похищения. Благополучие Лили – самое главное. Она никоим образом не должна пострадать. Можешь не церемониться с Грейдоном, но чтобы не было никаких серьезных травм. И сделай так, чтобы все причастные к этому понимали, что подозрение должно пасть на Сэксби. Я не хочу, чтобы Грейдон или Лили догадались, кто стоит за их непродолжительным лишением свободы. Никаких промахов. Никаких ошибок. Понятно, Портер?

– Понятно, милорд, – послушно ответил Портер.