Безмолвная графиня

Глава восьмая

Что-то случилось, подумал Грейдон, наблюдая за леди Лилиан Уолфорд, стоявшей в противоположном конце бального зала лорда и леди Пэбуорт. Что-то очень неприятное.

Она была красива неземной красотой в своем воздушном платье, цвет которого действительно очень напоминал те розы, с которыми она так очаровательно сравнила платье сегодня днем. Он прекрасно помнил тот момент, когда она рукой, затянутой в перчатку, показала на крошечные лепестки. Тогда она в последний раз улыбнулась ему, в последний раз взглянула с откровенной дружелюбностью, которую он находил такой милой. Казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

Она вводила в заблуждение своим платьем тем не менее. Это было не просто розовое бальное платье. Это было творение, призванное символизировать зарю прекрасного нового дня. Тюлевая верхняя юбка была расшита сотнями… чего?.. бриллиантов?.. Каждое движение сопровождалось сиянием, сравнимым со звездами, затухающими в отблеске яркого утреннего света.

Волшебный эффект. Впрочем, оденься леди Лилиан в мешковину, все равно восхищенные взгляды всех присутствующих мужчин были бы прикованы к ней. Но дальше восхищения дело не шло. Бал длился уже более двух часов, а она еще ни разу не танцевала. Даже с ним.

Грейдон подошел к ней с намерением осуществить свое право на вальс и остался стоять с протянутой рукой, с застывшей на губах обаятельной улыбкой. Он выглядел и чувствовал себя дураком, не зная, что ему делать. Никогда раньше ему не приходилось быть отвергнутым, когда он приглашал кого-нибудь танцевать. А она… она просто смотрела на него – пристально и вроде бы с отвращением. Она даже не написала ему записки на листочке из ее золотого футляра, как делала многократно в течение дня. Она пренебрежительно общалась с ним через леди Изабель, которая явно была в замешательстве оттого, что леди Лилиан заявила, что ему совсем не обязательно танцевать с ней.

Не обязательно, сердито думал Грейдон, наблюдая за ней. Что, черт возьми, это значило? У него было столько неприятностей из-за нее, а она теперь без всяких причин отталкивала его. От одной мысли о том, через что ему пришлось пройти, чтобы гарантировать ей несколько танцев, его руки сжались в кулаки. Сиборн Мэргейт даже имел наглость заявить, что будет танцевать с немой леди Лилиан, только если Грейдон продаст ему свою черную охотничью собаку, которую он приобрел в прошлом году. И вот теперь оказалось, что эта жертва напрасна. Она отвергла Сиба так же холодно, как и всех остальных.

Приятно было полюбоваться, как спесивому красавцу лорду Мэргейту первый раз в жизни отказали. Он выглядел совершенно сраженным. Однако Грейдона это не очень утешило, ему хотелось свернуть нежную шейку неблагодарной леди Лилиан.

Она стояла рядом со своей невесткой и леди Изабель точно так же, как несколько дней назад в зале у Олмэка. Но тогда она казалась совсем беспомощной. Сейчас же леди Лилиан выглядела ни больше ни меньше неприступной крепостью. Ее родственницы пребывали в растерянности. Изабель тоже попыталась было отказывать кавалерам. Но лорд Долтри не захотел принимать отказ и чуть ли не насильно вытащил грозно смотрящую молодую леди танцевать с ним вальс. Когда танец закончился, он подвел Изабель к ее матери и решительно направился к Грейдону.

– Она расстроена, – тихо сказал он. – Я имею в виду Изабель. Кажется, леди Лилиан провела остаток дня, запершись в своей спальне, после того как мы привезли их домой. Примерно через час к ней заходил Кардемор, а когда вышел, казался недовольным.

– Черт, – пробормотал Грейдон, – что-то не так, хотя не могу понять, что именно. Она была всем довольна сегодня днем.

Долтри, приняв бокал бургундского от проходившего мимо них лакея, заметил:

– На обратном пути в Уилборн-Плэйс она выглядела очень угрюмой.

– Я начинаю думать, что уже ничего не понимаю, – ответил ему Грейдон. – За исключением того, что я потратил все это утро на напрасные визиты. Я не собираюсь терять Сан-Кэтирс только из-за того что одна прелестная особа ни с того ни с сего лишилась разума.

Сказав это, он устремился через весь зал.

Мелькнувшее на лице Лили удивление, когда она увидела, что он направляется к ней, почти тут же сменилось холодным выражением, которое не сходило с ее лица почти весь вечер.

Прежде чем повернуться к объекту своего гнева, Грейдон вторично за этот вечер поприветствовал леди Маргарет и леди Изабель.

– Сейчас заиграют вечерний танец, насколько я знаю, леди Лилиан. Вы окажете мне честь, если позволите быть вашим партнером.

Подняв руку в белой перчатке, она отрицательно покачала рукой. Он услышал, как леди Изабель расстроенно произнесла:

– Она сказала: «Большое спасибо, милорд, но боюсь, что я не готова танцевать сейчас».

Грейдон не был особенно искушен в языке жестов, но прекрасно понял, что леди Лилиан не произнесла ничего даже отдаленно похожего на эти учтивые слова.

– Тогда, может быть, вы хотите прогуляться по саду? Вечерний воздух дышит свежестью.

Грейдон увидел, как ее ясные голубые глаза вспыхнули такой же сильной яростью, какую испытывал и он. Она снова подняла руку, но, прежде чем она успела сделать отвергающий жест, Грейдон схватил ее руку и крепко сжал.

– Очень вам признателен, миледи, – сказал он, насильно кладя ее ладонь на свою руку. Обращаясь к леди Маргарет, которая отвлеклась, с удивлением наблюдая за тем, как лорд Долтри вторично утащил ее дочь танцевать, он сказал: – Обещаю вам вернуть вашу племянницу к ужину, мадам.

Вести леди Лилиан в сад было все равно, что тащить якорь через весь зал. Оказавшись на открытой веранде, она снова попыталась обрести свободу. Однако там сидели, наслаждаясь ночной прохладой, еще несколько пар, а то, что Грейдон собирался сказать леди Лилиан, требовало уединения. Он еще сильнее сжал ее руку, кивнул нескольким знакомым и решительно увлек ее вниз по лестнице в темноту сада.

– Сюда, – сказал он, когда они приблизились к уединенной скамейке. – Вот подходящее место.

Лили вырвалась.

Устремив на него взгляд, она открыла рот и произнесла:

– Н-не надо!

Он остолбенел, потому что это было сказано странно низким голосом, похожим на мужской. Было невозможно поверить, что эти звуки слетели с прекрасных женских уст.

– Не надо? – повторил он, задержав дыхание и стараясь не выдать своего смятения. – Не надо что, миледи?

Она отвернулась от него.

– Дотрагиваться до вас? – допытывался он. – Говорить с вами? Приглашать танцевать?

Она насмешливо фыркнула. Он встал так, чтобы видеть ее лицо.

– Простите за откровенность, леди Лилиан, – начал Грейдон, стараясь быть благовоспитанным, хотя ему хотелось отбросить все условности и поговорить начистоту. А больше всего ему хотелось схватить ее и как следует встряхнуть. – Я чувствую, что в чем-то провинился. Если это так, умоляю, скажите мне, что я сделал. Взбешенная, она, опустив глаза, сказала:

– М-мож-жет б-быть, я п-плохо разг-говар-рив-ваю, – тут она остановилась и набрала воздух, – н-но эт-то н-не знач-чит, что я с-слаб-бо-ум-мная.

Ей стоило больших усилий произнести эти слова. Он видел, с каким трудом, почти преодолевая боль, она заставила звучать свой низкий раскатистый голос. А еще он видел, какое отвращение вызывают у нее звуки собственного голоса. Она была очень разгневана и обижена, иначе она ни за что бы не заговорила. Поняв это, он смягчился.

– Конечно, вы никакая не слабоумная, – сказал он. – И я не давал вам повода думать, что… – Она внезапно подняла голову, и он отшатнулся под ее осуждающим взглядом. – Чем я вас так обидел?

Она села на скамейку, привычно раскрыла золотой футляр, вынула листок бумаги и крошечный карандаш и начала яростно писать, прищурившись, чтобы лучше видеть в темноте. Закончив писать, она протянула листок ему.

– Я лгал лорду Хэнби? – сказал он, прочитав, и рассмеялся. – Я никогда не лгал лорду Хэнби. Что за чепуха! Я никогда не… – И тут, поняв, что она имела в виду, он изумился. – Это вы про то, что я сказал ему, будто уже зарезервировал себе право танцевать с вами?

Она кивнула, и он почувствовал себя оскорбленным. Что за неблагодарная злючка! Он просто повел себя так, как подобало всякому благовоспитанному джентльмену. Спас женщину от явного унижения. Если ей и следовало на кого-то злиться, то, скорей, на Хэнби, который вел себя так, будто она зачумленная. Он боялся к ней прикоснуться, не то что танцевать с ней. Грейдон прекрасно помнил тот момент: ему хотелось влепить этому хаму пощечину.

– Очень сожалею, если мой галантный жест пришелся вам не по вкусу, – сказал он сквозь зубы. – В следующий раз, когда к вам отнесутся невежливо, можете не сомневаться, я не стану вмешиваться.

Даже в темноте он смог увидеть, как запылали ее щеки. Она написала новую записку и протянула ему. Он взял, прочел, и у него упало сердце. О Господи!

– Да, – холодно подтвердил он. – Мисс Гамильтон и ее матушка встретились с нами в парке по моей просьбе.

Она все узнала. Грейдон стоял, сжимая в руке ее записку. Все его планы рассыпались, как мел под ударом молотка. Он чувствовал свое полное бессилие. Он уже рисовал себе картину того, как у него отбирают Сан-Кэтирс. Их семейное имение, его дом в руках чужих людей! Как он сможет объяснить такое матери и сестрам?

Она написала еще одну записку:

«И танцы тоже? Сэр Мэргейт?»

Глубоко вздохнув, он кивнул.

– Они все – мои близкие друзья. Я просил их танцевать с вами.

У нее задрожали губы. По ее одеревеневшему телу и сцепленным на коленях рукам было видно, каких усилий стоило ей удержаться от слез.

– П-почем-му? – напряженно спросила она своим низким дрожащим голосом. – Ж-жал-лость?

Жалость. Боже милосердный! Она думала, что он жалеет ее. Он знал, какой она сейчас считает себя. Уродливой. Нежеланной. Не такой, как все. Она поняла, что ей никогда не стать такой, как все. Она приехала в Лондон, исполненная мечтаний, и именно он их разрушил. Так быстро. Что это должно случиться, он знал. Возможно, и она знала. Но не так скоро, и не по его вине. Видя сейчас, как она старается не разрыдаться у него на глазах, Грейдон всем сердцем сочувствовал ей.

– Это не жалость, – проговорил он. – Я понимаю, что так могло показаться, но вы заблуждаетесь. Молю Бога, чтобы вы поверили мне.

По-прежнему не поднимая головы, она написала ему еще одну записку.

«Что же тогда, насмешка? Пари?»

– Клянусь Богом, нет! – горячо воскликнул он. – Я никогда бы не позволил себе так оскорбить ни вас, ни любую другую женщину. Даю вам слово джентльмена.

Она все еще не смотрела на него, поэтому он не мог понять, как она отнеслась к его заявлению. Может быть, она не считает его джентльменом.

– П-почему? – снова спросила она. На этот раз умоляюще.

Это был ужасный момент. Самый ужасный в его жизни. Он никогда не причинял боль людям. Правду сказать он не мог. И не потому, что запретил Кардемор. Если бы она узнала, что его заставили путем шантажа стать ее кавалером, это бы ранило ее еще сильнее.

– Ваш брат, – начал он медленно, пытаясь нащупать путь среди опасных рифов, – мой… знакомый.

Всхлипнув, она слегка приподняла голову.

– Могу поклясться, что он никогда не говорил вам обо мне, – продолжал он, горько сожалея о своей неспособности к сочинительству, – но много раз говорил… мне… о вас. – Грейдон подумал, что уж два-то раза, во всяком случае, так оно и было. – Когда он упомянул о том, что вы собираетесь приехать в Лондон, я подумал, что сделаю все, что в моих силах, чтобы… устранить трудности с пути сестры… моего дорогого друга, – тут он поперхнулся. – Хотя он не упоминал о вашем недуге. Можете представить себе мое удивление, когда мы танцевали в зале у Олмэка.

Она слегка подняла голову и, прежде чем взглянуть на него, поочередно вытерла щеки тыльной стороной руки.

Увидев надежду в ее взгляде, он испытал жгучее чувство вины.

– П-поч-чем-му в-вы ник-когда не уп-пом-минали об-б Эрон-не?

Он пристально смотрел на нее, пытаясь понять, что она сказала.

– Гм, – сказал он и заложил руки за спину.

Сжалившись над ним, она написала записку.

«Вы никогда не упоминали до этого, что были знакомы с Эроном».

– Правильно, нет… не упоминал, – сказал он, с трудом пытаясь найти объяснение этому. Конечно, он бы упомянул о ее брате, будь они близкими друзьями. – Видите ли… дело в том… мне не хотелось, чтобы вы подумали, будто я делаю это только ради вашего брата. Возможно, поначалу это так и было, но я быстро нашел в вас очаровательную спутницу и решил продолжить знакомство из своих эгоистических побуждений.

При этих словах она насторожилась.

– Вы, безусловно, знаете, что вы необычайно красивы, леди Лилиан, – продолжал он. – Я был бы лжецом, если бы не сказал, что быть в вашем обществе – большая честь для меня. Сожалею, что моя попытка облегчить ваше вхождение в лондонский свет глубоко оскорбила вас. Путь в высшее общество очень нелегок для любой молодой дамы, а отклонение от нормы делает его еще более трудным. Я хотел облегчить ваш путь, руководствуясь самыми лучшими побуждениями.

Она долго не отвечала, глядя ему в лицо и явно обдумывая его слова.

– Если мое присутствие стало вам неприятно, – добавил он более мягко, – я это пойму и постараюсь не докучать вам больше. Я бы хотел вас попросить быть любезной с мисс Гамильтон. Это правда, что она и ее матушка оказались в парке по моей просьбе. Однако никакой фальши в их поведении не было. Фрэнсис, то есть мисс Гамильтон, надеялась подружиться с вами.

Он прерывисто вздохнул и устремил взгляд на ее руки, чувствуя, что там его будущее. Весьма ненадежное.

Она написала еще одну записку, более длинную, чем остальные, и, поколебавшись, отдала ему.

«Я была не права, когда судила вас так сурово. Если вы извините мою ошибку, я, со своей стороны, с радостью прощу вас».

Он почувствовал такое облегчение, что на него навалилась слабость.

– Вы очень добры, леди Лилиан. Благодарю вас.

Она слегка улыбнулась, вселив в него надежду. Он ринулся дальше, горя желанием узнать, остался ли у него шанс спасти себя и свой дом.

– Начало нам не очень удалось, в чем я целиком виню себя. Но я был совершенно искренним, когда собирался познакомить вас с Лондоном. Могу я надеяться, что вы возьмете меня в провожатые?

Он не был до конца уверен, но она, казалось, тоже вздохнула с облегчением.

«Да, – написала она на крошечном листочке бумаги. – Я буду рада этому».

Тут она улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой, и он понял, что прощен окончательно.

– Я тоже, – искренне сказал он, протягивая ей руку, чтобы помочь встать со скамейки. – Очень, очень рад.