Уильям прибыл домой в точном соответствии с предсказанием миссис Марч. Эми и Франческа уже сидели за столом и ужинали, когда за дверью столовой послышались голоса. Говорили слишком тихо, и Франческа подумала, что ошибалась, исключив возможность романтических отношений между дядюшкой и экономкой. Впрочем, миссис Марч наверняка было что ему рассказать.
Когда Уильям наконец вошел в столовую, его лицо выглядело раздраженным, как и предполагалось.
– Дорогая Эми, почему бы тебе не остановиться у Хелен?
Губы Эми дернулись от такой бестактности, но лицо, как всегда, осталось невозмутимым.
– У Хелен мало места, да еще там этот Тоби, который постоянно проигрывает ее деньги. Чем бы она нас кормила? Уильям, ты глава семьи, мы для тебя всегда желанные гости. Всем известна твоя приверженность долгу. – Она мило улыбнулась. – И вообще, братец, я так рада тебя видеть!
Франческа закусила губу, чтобы не рассмеяться, но, видимо, все же издала какой-то звук, потому что дядюшка тут же вперил в нее неодобрительный взгляд из-под нависших бровей. Потом он снова переключился на сестру:
– Сам здесь?
– Если имеется в виду мой муж, то его здесь нет.
– Что ж, по крайней мере тебе хватило ума оставить его в Йоркшире – там ему самое место.
Эми выпрямилась, теперь глаза ее излучали холод.
– Уильям, если ты продолжишь упоминать о моем муже в таком грубом тоне, боюсь, мы серьезно поссоримся, а ты не хочешь со мной ссориться, я знаю. Помни, я не Хелен, тебе меня не напугать.
К удивлению Франчески, Уильям вдруг усмехнулся.
– А ты все так же упряма, – с восхищением проговорил он. – Когда-то ты отказалась меня слушать, решила все сама и вышла замуж за сэра Генри Гринтри…
– После чего была очень счастлива! – искренне воскликнула Эми, затем она вздохнула и покачала головой. – Уильям, ну что мы спорим, точно дети? Я все решаю сама, и тебе это известно, а Хелен не имеет к этому никакого отношения. Делать ее несчастной лишь для того, чтобы наказать меня, непростительно, особенно когда она так сильно от тебя зависит.
Пожав плечами, Уильям сел и отпил вина из заранее приготовленного для него миссис Марч бокала.
– Хелен слабая, – с раздражением заметил он. – И всегда была такой. Брак с Тоби ее душевного состояния не изменил. Когда я видел этого жирного бездельника последний раз, он был так затянут в корсет, что его глаза чуть не вылезали из орбит. – Уильям откинулся на спинку стула и некоторое время молчал. – Надеюсь, поездка была приятной?
– Да, спасибо. Купе первого класса очень удобны.
– Вонь и шум. Предпочитаю лошадей.
– Ты старомоден, Уильям, а нужно быть прогрессивным.
– Прогрессивным? Что толку в этом прогрессе? Когда дело касается моей жизни, я предпочитаю как можно меньше от него зависеть. У меня в доме нет газового освещения – отец прекрасно обходился свечами, обойдусь и я!
– Интересно, согласна ли с тобой миссис Марч?
– Она моя экономка и получает от меня распоряжения – так какое мне дело до того, что она думает?..
– Но кажется, она хорошо знает свое дело.
– Еще бы! Мне ее рекомендовали. – Уильям произнес это так, будто заключил сделку.
В этот момент слуги подали еду, и разговор возобновился только за яблочным пирогом.
– Уильям, тебе понравилось в Оксфорде?
– Там было неплохо, хотя всегда приятно вернуться домой, – проворчал хозяин дома и потянулся к сливкам.
– Должно быть, тебе здесь одиноко? Я всегда думала, что ты женишься и у тебя появится наследник. Тебе ведь хочется кому-то передать фамилию Тремейнов, не так ли?
Похоже, Уильяма чуть не хватил удар: лицо его приобрело свекольный оттенок, а рука задрожала так, что сливки пролились на скатерть.
– Господи, ну что ты все время во все вмешиваешься!
– Побойся Бога, Уильям, мне только хотелось…
– Я не собираюсь обременять себя женой. Один взгляд на мужей моих сестер утвердил меня в мысли никогда не жениться.
– Вот как? А я и не знала, – заволновалась Эми.
– Зато я знаю и не хочу, чтобы ты вмешивалась в мою жизнь.
– Ах, Уильям, ты ведешь себя как ребенок. Я и не хотела вмешиваться, даже несмотря на то что ты считаешь себя вправе вмешиваться в жизнь Хелен и мою.
Уильям резко поднялся:
– Все, с меня довольно! Я иду спать!
Он быстро вышел, хлопнув напоследок дверью.
– Ну и ну! – с изумлением выдохнула Франческа. – Пожалуй, я никогда не видела дядюшку таким разгневанным. Что ты такого сказала?
Эми пожала плечами:
– Истинный Бог, не знаю. Я боялась, что он выгонит нас на улицу, и, кажется, немного перестаралась в своих усилиях вернуть доброе расположение брата.
Франческа быстро поднялась и обняла Эми.
– Бедняжка. Я тебе не завидую.
– К сожалению, именно такова наша родня. И все-таки ужасно ссориться с родственниками. Кстати, Франческа, тебе не следует вести себя как Уильям, и ты все-таки должна навестить Афродиту.
Франческа замерла.
– Нет. Я буду рада повидаться с тетей Хелен, несмотря на ужасное поведение Тоби, но Афродиту видеть не хочу. И потом, мне просто нечего ей сказать.
Эми снисходительно похлопала ее по руке.
– Хорошо, дорогая, я не собираюсь тебя заставлять. Однако было бы вежливо хотя бы послать ей записку, чтобы она могли навестить тебя. Она твоя родная мать.
– Нет. Ты моя мать, две матери мне не нужны. А теперь я пойду-ка лучше спать. Спокойной ночи, матушка.
Закрывая дверь, Франческа испытала облегчение от того, что смогла избежать дальнейших вопросов: будь здесь Вивианна и Мариэтта, они извели бы ее уговорами встретиться с Афродитой, тогда как Франческа решила остаться непоколебимой. С того момента как сестрам стало известно, что их подлинная мать – Афродита, Франческа отказалась поддерживать с ней какие бы то ни было отношения, и с годами ничего не изменилось.
Наверху раздались тихие шаги, и Франческа, подняв голову, увидела Лил, одетую в плащ и готовую выйти из дома.
Служанка, видимо, не ожидала подобной встречи и замерев, с испугом смотрела на Франческу.
– Лил? Куда это ты направляешься?
– Так, никуда. Я…
В поведении девушки явно было нечто странное; более того, под аккуратной респектабельной внешностью, которую так хорошо знала Франческа, теперь проступали черты женщины, доселе ей неизвестной.
– В чем дело, Лил? – Франческа поднялась на несколько ступенек и остановилась рядом с Лил.
К большому удивлению Франчески, глаза служанки наполнились слезами; Лил отвернулась и закусила губу.
– Ну-ка рассказывай, что случилось. Ты же знаешь, я обязательно помогу тебе, чем смогу.
– Ах, мисс, а я и сама не пойму, что со мной такое. С тех пор как мы приехали сюда, я все думаю, думаю…
– Думаешь? Но о чем?
– Прошлое, будь оно проклято! Теперь мне нет спасения.
– Лил, ты никогда не рассказывала мне о своем прошлом. Конечно, я знаю, что ты из Лондона, но вот остальное…
– Это не те воспоминания, которые доверяет кому-либо респектабельная женщина.
– Не бойся, Лил, ты ведь меня прекрасно знаешь.
Служанка еще раз всхлипнула, затем, вздохнув, начала свою исповедь:
– Когда-то у меня была семья, но я не видела их целых двадцать лет. Не думаю, чтобы они жили на той же улице, что и раньше. Может быть, они умерли. Многих, кто умирает в Лондоне, хоронят в безымянных могилах для бедняков.
– Так вот куда ты идешь? Искать их?
Кивнув, Лил снова залилась слезами.
– Знаю, что это глупо, но когда умер Джейкоб, я снова осталась одна, все мои мысли только о родных…
– Должно быть, тебе сейчас очень трудно, но ведь мы считаем тебя членом своей семьи, и ты не должна забывать об этом.
У Лил был такой вид, будто она вот-вот полностью растает. Сделав глубокий вдох, девушка в последний раз шмыгнула носом и постаралась взять себя в руки.
– Я знаю, мисс, – тихо проговорила она.
– Но тебе все-таки хочется пойти и посмотреть?
– Я будто слышу, как они меня зовут.
– Что ж, наши эмоции не всегда поддаются логическому объяснению. – Франческа вздохнула. – Может, ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
В глазах Лил засветилась надежда.
– Ах мисс, это было бы просто замечательно! Сомневаюсь, что я смогла бы сделать одна.
– Разумеется, я пойду с тобой. Только возьму плащ.
– Но это не очень приятное место, – с волнением предупредила Лил. – Вы ведь не хотите стать причиной скандала?..
Франческа улыбнулась. Если бы Лил только знала, что ей пришлось пережить совсем недавно!
Себастьян с трудом пробирался сквозь толпу: даже ночью улицы в бедных кварталах Лондона были наводнены бездомными, безработными, пьяницами, мальчишками, джентльменами, направлявшимися на поиски приключений, и ворами, охотившимися на них.
На этот раз он следил за домом на Мэллори-стрит, о котором рассказал Хэл. Джеда могли предупредить, поэтому он усилил меры предосторожности, чтобы подручные миссис Слейтер не покончили с ним раз и навсегда.
Мэллори-стрит стала особенно оживленной с того момента, когда множество домов в лондонских трущобах были снесены, освобождая место для рельс и новых станций. Беднякам пришлось куда-то перемещаться, и Мэллори-стрит оказалась для этого самой подходящей.
Себастьян неторопливой походкой шел мимо пивных, разглядывая проституток. Он ничем не отличался от любого пьяного франта, путешествующего по трущобам в цилиндре, съехавшим набок, с тростью в руке и сигарой в зубах.
– Вы выглядите настоящим франтом, – заметил с улыбкой камердинер Мартин, когда Себастьян уходил из дома.
– Боюсь, в этом нет ничего хорошего. – Себастьян хмыкнул.
– А мне продолжать наблюдение за мисс Гринтри?
– Да, Мартин, обязательно.
– Но может быть, мне лучше пойти с вами? Мало ли какие вам могут встретиться подозрительные личности…
– Этим ты займешься на Уэнстед-сквер.
– Что ж, пожалуй, вы правы, сэр.
Мартин был очень полезен в трудных ситуациях, поскольку Себастьян знал: он преданный и честный человек, к тому же не терявший оптимизма даже в тех случаях, когда у других опускались руки.
Себастьян задержался у дома номер сорок четыре, притворяясь, что пошатывается от спиртного, и поправил цилиндр так, чтобы его лицо оказалось полностью в тени. Теперь все улицы Лондона освещали газовые фонари, даже Мэллори-стрит, но многие внутренние дворы и переулки оставались темными.
Себастьяну не повезло: фонарь находился как раз рядом с тем местом, где он остановился.
Внезапно на него налетел какой-то прохожий, и Себастьян, почувствовав руку карманника на своем боку, молниеносно схватил ловкие пальцы и, изогнув их, негромко проговорил:
– Советую тебе держаться от меня подальше, приятель.
Воришка замычал от боли, пальцы его затрепетали.
– Это же я, Диппер!
Себастьян повернулся к пленнику. На вид человеку было лет пятьдесят; лицо его избороздили морщины, а жизнь в шаге от тюрьмы сделала его глаза хитрыми и внимательными.
– Вы хотели встретиться, вот я и пришел.
Себастьян разжал руку.
– Прости, ну, что ты можешь мне рассказать?
Диппер быстро натянул толстые шерстяные перчатки.
– Я хочу заключить по поводу них сделку, мистер Торн.
– Перестань, Диппер…
– Хорошо, как я помню, вы всегда торопитесь. Тогда вот что…
Себастьян стал внимательно слушать и вскоре понял, что о миссис Слейтер здесь никто ничего не знал. Дом на другой стороне улицы занимал мужчина по имени Джед Холмс, оплачивавший аренду других помещений по всему Лондону; об этом человеке говорили, что он связан с проституцией.
– Джед Холмс и никаких упоминаний о женщине?
– Ну… – Диппер почесал затылок. – Кое-что о ней я все же слышал.
– Диппер, я не могу торчать тут всю ночь.
– Видите ли, там бывала женщина, но она инвалид. И ее перевозят в кресле. Может быть, это мать Джеда? Во всяком случае, он относится к ней очень почтительно.
– Так ты не знаешь, кто она такая и где живет?
– По-моему, он ее где-то прячет.
– Ну так попытайся ее найти. Вот деньги, Диппер, но их нужно отработать.
Человечек беззаботно улыбнулся, забирая монеты.
– Большое спасибо.
– Скажи Полли, может быть, и для нее работа найдется. Только у нее должен быть респектабельный вид, как у леди.
Диппер фыркнул.
– Я так и передам.
– Да смотри не попадайся больше, возможно, в следующий раз мне не удастся освободить тебя под залог.
Диппер хмыкнул и растворился в толпе, а Себастьян, облокотившись спиной о кирпичную стену, сделал вид, что греется у дымящейся жаровни. Покосившийся дом на другой стороне улицы имел вполне безобидный вид, однако лишь одному Богу было известно, что происходило за его дверями…
Как раз в этот момент дверь открылась и из нее появился коренастый мужчина: он с кем-то разговаривал на ходу, но его собеседника не было видно.
Придвинувшись к жаровне, Себастьян заглянул в дом и увидел скромно одетую женщину, державшую за руку ребенка. Девочке было лет десять; одета она была аккуратно, но сам факт нахождения в этом доме вызывал сочувствие к ней.
У Себастьяна сжалось сердце: все это ему не нравилось, совершенно не нравилось.