XIV Хэйвлокк

— Да, у вас было достаточно приключений, миссис О'Рейли, — говорил сэр Генри Хэйвлокк, когда вечером они сидели за обеденным столом. — Но это и понятно, поскольку вы путешествовали с таким человеком, как полковник Клавель. — Он подмигнул Дереку. — Нам с полковником предстоит долгий путь назад, это я знаю. Там, где беда, там и полковник Клавель.

— Если бы не полковник Клавель, меня бы уже давно убили. — Анне-Лиз защищала своего любимого. Но ему это явно не нравилось.

— Я уверен, вы просто были в затруднительном положении, когда мы встретились, — колко заметил Дерек. — Вы вели крайне сомнительную жизнь, миссис О'Рейли.

Она засмеялась, будучи слишком умиротворенной, чтобы спорить:

— Это правда. Мои волосы могли бы уже поседеть к сегодняшнему дню. Я не уверена, что проживу достаточно долго, чтобы поцеловать моих внуков, — она бросила игривый взгляд на Дерека. — Но полковник Клавель наградит их поцелуями за нас обоих.

Хэйвлокк довольно рассмеялся:

— Если бы я не появился вовремя, мне бы пришлось улаживать дуэль. Этот улан с перепугу был недостаточно почтительным к вам, — он наклонился над столом: — Скажи мне, Дерек, что ты здесь делаешь, так далеко от армии?

Когда Дерек ответил, Хэйвлокк поджал губы:

— Я не знал, что ты подал в отставку. Армия потеряла хорошего командира. Теперь подумай, почему бы тебе не остаться в моем отряде, хотя бы временно. Хотя бы до той поры, пока не уладится этот беспорядок в Лакнау? Все равно тебе одному далеко не уйти, пока не закончится мятеж.

Дерек задумчиво глядел, как играет вино в его бокале.

— Я не собирался возвращаться в армию, сэр. — Затем он обратился к Анне-Лиз. — А что ты думаешь?

Она вспыхнула:

— Уверена, что мое мнение не имеет значение. Ты должен решать сам.

Хэйвлокк проницательно посмотрел на Дерека, потом на нее:

— Ваш муж был солдатом, миссис О'Рейли. Вы должны понимать, что это накладывает обязательства…

— Конран выбрал бы армию, сэр. Я уверена, что если ему пришлось бы выбирать между женой и армией, он обязательно выбрал бы армию.

— Миссис О'Рейли, вероятно, права, — сказал Дерек, — но я не собираюсь оставаться солдатом до окончания восстания. — Его глаза остановились на Анне-Лиз. — У меня другие планы.

Анне-Лиз почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине, но встретила взгляд Дерека спокойно. Он собирается жениться на ней, и все еще надеется вернуться в Клермор. Но этого она не вынесет. Она не верила, что он действительно отказался от Клермора навсегда и хочет увезти ее в Австралию. Австралия казалась теперь такой далекой, хотя она и раньше всерьез не думала об этом.

Волнения последних дней вдруг припомнились ей, и она почувствовала себя ужасно усталой. Потирая виски, как будто прогоняя воспоминания, она поднялась:

— Прошу простить меня, джентльмены. Я должна покинуть вас, если вы не возражаете.

Дерек тут же оказался рядом:

— Я провожу тебя в твою палатку.

Когда они шли через маленький лагерь, к палатке, стоявшей в стороне от других, вблизи пикетов, он выглядел спокойным:

— Ты выглядишь подавленной сегодня. Ты плохо чувствуешь себя?

Она покачала головой:

— Я в порядке, хотя ужасно устала. Как только я вспомню, как близко мы были от смерти сегодня…

— Понимаю. Ужасна судьба наших друзей! Восстание — вещь жесткая, и будет еще хуже.

Он не стал говорить ей о том, что если отряд Хэйвлокка будет отрезан, их смерть будет ужасной. Но Анне-Лиз, видимо, тоже думала об этом. Он привлек ее к себе.

— Анне-Лиз, я хочу тебя, но если ты предпочитаешь остаться одна, я уйду.

Она взглянула на него. Они уже дошли до палатки — маленького сооружения из парусины, вполне достаточного для двух походных коек, но сейчас в ней стояла только одна.

— Я не хочу, чтобы ты уходил. Надеюсь, что как только мы попадем в Лакнау, у нас будет возможность уединиться надолго.

Вдали от палаток вышагивал патруль. Уши солдат улавливали каждый звук в окружающей темноте джунглей за пределами их лагеря, но на Дерека и Анне-Лиз они не обратили никакого внимания. Любовники быстро нырнули в палатку, и их губы тут же встретились. Напряжение двух последних дней куда-то отступило. Дерек опустил Анне-Лиз на подстилку, не зажигая лампы. Она была шелковой под ним, с наслаждением обвиваясь вокруг него, ее кожа была все такой же влажной от жары. Его руки ощущали прелесть ее нагого тела.

— Я так хочу тебя! — выдохнул он около ее шеи. — Ты как видение страсти, твои глаза можно сравнить со звездами, блистающими на ночном небе. Иди ко мне, вдохни в меня все свое существо, и мы будем парить так высоко, как никогда. Я люблю тебя… Я люблю тебя…

Вывернувшись, она легла на него, став для него пологом, прохладная и почти невесомая. Приятный ветерок дул из-под отогнувшегося края палатки. Она подняла руки к волосам, и они упали ему на лицо. Волосы цвета воронова крыла чувственно блестели в сиянии луны, роскошные и страстные, как эта ночь. Она изящно наклонилась и прикоснулась к его губам, потом ее губы заскользили по его телу. Его дыхание участилось, он погрузил руки в черный шелковый поток, струящийся над ним. Она несколько раз нежно прикоснулась языком к его соскам, потом поцеловала их, как будто целуя его рот. А когда они стали твердыми и чувствительными, ее губы утекли вниз, к его паху, чтобы найти цветущий ствол, уже твердый от желания. Потом она застенчиво и с любопытством попробовала его, вызвав у него испуганный вздох удовольствия. Потихоньку пробуя, она окутала его своим ртом, пока Дерек не застонал и не выгнулся под ней.

— Ах, Анне-Лиз, — шептал он, — ты становишься слишком опытной… ты делаешь меня диким…

Наконец, когда он уже не мог больше терпеть, он поднял ее к себе и тихо погрузился в нее полностью. И делал он это с таким жаром, что она откинула голову назад в торжестве полного экстаза. Его бедра начали вращаться в чувственном ритме, вынуждая ее двигаться на нем быстрее, постепенно ее движения ускорялись. Он вошел еще глубже, заставляя ее хрипло дышать и выгибаться, ее груди белели в потоке волос. Она издала приглушенный крик, когда наступил ее момент, быстрый и резкий, потом наступил другой, и она начала умолять его, чтобы он продолжал.

Шея Дерека напряглась, когда он поднял Анне-Лиз и опять глубоко вошел в нее. Их удовольствие росло, возобновляясь снова и снова, как будто это была сладкая волшебная дорога, чья гипнотическая власть уводит все дальше. Когда наконец они насытились и лежали рядом, их кожа блестела от пота в сиянии лунного света, разливавшегося по палатке. Ветерок прекратился, ночь надвинулась, стала близкой, как их сплетенные тела. Пальцы левой ноги Анне-Лиз скользили по земле, свесившись с кровати, волосы опустились до пола, темные, как наступившая ночь.

— Никогда не оставляй меня, — шептал Дерек. — Я не хочу жить, если потеряю тебя.

Она взглянула на него печально, его лицо исказилось как будто от боли.

— Ты все еще не простила меня? Между нами до сих пор стоит Мариан?

— Мариан и тысяча других вещей, — ответила она мягко. — Пока я не увидела вас вместе, я не понимала, как быстро и жестоко может кончиться наша любовь.

— Она не кончилась… и не может кончиться! — Он сжал ее руки. — Я люблю тебя больше, чем раньше… разве ты не видишь?

— И я люблю тебя, — пробормотала она. — Я всегда буду любить тебя, но я не выйду за тебя замуж. Когда мятеж кончится, ты должен вернуться в Клермор и продолжать жить там. Я же решила вернуться в Китай.

— Китай! — от неожиданности он даже сел. — Китай на другом конце света!

— Так же как Австралия, — напомнила она.

— Но в Австралии мы можем быть вместе. — В его голосе появилась просительная нотка. — Послушай, Лиз…

Она приложила кончики пальцев к его губам:

— Ты обещал не давить на меня, Дерек. Помнишь?

Он отвел волосы с ее лица:

— Я помню наши дни в Клерморе, пока Мариан не встала между нами. Все может вернуться.

— Нет, — ответила она печально, — это никогда не повторится, я никогда не буду снова невинной. И если я все-таки поеду с тобой, однажды ты поймешь, что я жернов на твоей шее.

— Будь справедливой, Лиз, ты должна разрешить мне иметь собственное мнение на этот счет. С тех пор как мы вернулись в Индию, ты лишила меня возможности выбора. Я ощущаю себя безвольным щенком, следующим за тобой на веревочке.

— Я оскорбила этим твою гордость?

— В конце концов, можно сказать, что так.

— Твоя гордость очень важна для тебя?

Он начал возражать, но тут его глаза сузились, он уловил ее намерение:

— Гордость не более важна для меня, чем ты, если это то, что ты подразумевала.

— Думаю, что важна, — сказала она мягко. — Ты перепутал гордость с честью, а честь гораздо более серьезная вещь, чем повод для дуэли. Честь заключает в себе веру и обязанности. В брачном обете говорится: «Для лучшего и для худшего» и «покидая всех остальных». Это значит, что, вступая в брак, ты не только бросаешь других любовниц, но и порываешь все связи, которые могут разрушить брак. Ты барон, а я никогда не стану баронессой, если только ты не коронуешь меня в Кентерберийском соборе. Весь твой жизненный уклад делает наш брак невозможным. — Он начал протестовать, она устало махнула рукой: — Мы должны поговорить об этом в другое время, Дерек. Боюсь, что я слишком устала теперь.

Он вздохнул и привлек ее к себе:

— Ты такая упрямая, хотя выглядишь существом нежным. — Он был обижен. — Боюсь, что профессор Сандервиль найдет в тебе непокорную жену.

Она быстро подняла голову:

— Ты говоришь так, как будто не веришь, что я могу выйти за него.

— О, нет, — разуверил он ее спокойно. — Я охотно верю тебе и не хочу подтолкнуть тебя к другому какому-нибудь ужасному браку, о котором мы оба будем сожалеть. Одного мужа вполне достаточно для меня в этом году. — Он усмехнулся и шлепнул ее. — Я бы хотел еще раз полюбить тебя, пока ты не уснула, но боюсь, что пора идти в мою палатку. Офицерское собрание скоро закончится, и я почти уверен, что всевозможные догадки уже пошли вокруг нас. — Он томительно долго целовал ее. — Спокойной ночи, моя маленькая любовь. Может быть, тебе приснится Австралия.

Сама того не желая, Анне-Лиз рассмеялась:

— Я представила, как загоняю твоих баранов каждый вечер.

Быстро одевшись, он ушел, а она с удивлением обнаружила, что совсем не хочет спать. Австралия…

Конвой Хэйвлокка поднялся до рассвета. В темноте и таинственно утреннем тумане туда-сюда бегали конюхи со сбруей и фуражом, а сипаи, воевавшие на стороне англичан, жадно пожирали холодные овощи и чупатти на завтрак. Из палаток падали клинья света от ламп, был слышен звук вдвигаемых в ножны сабель. Одевшись в сари, Анне-Лиз ждала, когда за ней придет Дерек.

— Ты поедешь с женщинами. Мы здесь не одни беженцы, которых Хэйвлокк подобрал по дороге, я насчитал около пятнадцати человек в повозках, а с нами будет на двоих больше, — сказал он мрачно, когда пришел. — Но ты можешь пока пойти в мою палатку.


Они ехали уже около часа, время летело быстро, и вскоре слабая прохлада ночи кончилась. Рассвет принес с собой жару, особенно ощутимую в женской повозке, в которой сразу же стало душно. Вскоре Анне-Лиз почувствовала слабость: тряска в повозке совсем лишила ее сил. Бледные, с выступившим потом на лбу дети лежали, положив головки на мешки с зерном. Анне-Лиз было так жаль их, она взяла одного, совсем маленького, грудного себе на колени. Хныкая время от времени, он приник к ее груди, и она подумала, что благодарение Богу, у нее нет собственных детей: из-за волнения за них можно было бы сойти с ума. Матери от жары выглядели раздраженными. Анне-Лиз вспомнились Сара и Тимоти Квилл, покинувшие Индию за год до этого страшного мятежа. Чему теперь она была очень рада. Когда-нибудь она обязательно разыщет их обоих; она успела полюбить Тимми как собственного ребенка. Сколько невинных убито за время этого восстания! Из-за того, что прохладная погода держалась этой весной дольше обычного, многие семьи не уехали, как они это делали ежегодно, в высокогорную Симлу. Там бы они спаслись. Одна из женщин, роняя слезы, поведала Анне-Лиз об ужасах, творившихся в Северной Индии.

Утром Дерек рассказал Анне-Лиз, что ночью разведчики доложили: взять Лакнау будет не просто. Резиденция Лакнау, огороженная со всех сторон, теперь представляла собой полуразрушенные строения, отделенные от остального города заборами, лужайками и стенами, а также баррикадами. Главное здание, большое трехэтажное строение, соединенное с офисами Компании, без сомнения, было переполнено беженцами. Резиденция в Лакнау держалась из последних сил.

Они находились в двадцати милях от Лакнау и надеялись завтра днем быть там. Сражение предстояло дьявольски кровавое. Больше беженцев они не встречали. Кто-то из ангрези, бывших неподалеку от города, прятался в джунглях, кто-то погиб.


Дерек и Анне-Лиз лежали в ее палатке. Она спала в его объятиях, вздрагивая время от времени: ей снилась последняя ночь в деревне. Анне-Лиз полностью изнемогла от двух предыдущих бессонных ночей и дня, проведенного в тряской повозке с плакавшими детьми и напуганными матерями. Дерек прижимал ее к себе, не зная, когда он снова сможет быть с ней рядом. Странно, но сейчас он думал о Конране. Он почему-то чувствовал себя в долгу перед ним. Если Анне-Лиз предназначено быть с ним, он должен доказать себе, что он достоин ее, как и Конран. Конран завещал ему Анне-Лиз, и он должен уберечь ее от всех опасностей, которые принесет следующий день. Их могли спасти только бесконечная храбрость и удача. Он не знал, чего можно ждать от Хэйвлокка, который, конечно, был хорошим командиром, но уж слишком консервативным. Завтрашний день покажет.

Он оставил ее лишь перед рассветом: нужно было идти на собрание офицеров, собравшихся в палатке Хэвлокка. Количество часовых было на ночь удвоено, и все равно нервы у всех были на пределе.

— Мы должны прорубить себе путь, — сказал офицерам Хэйвлокк. — Если нас опрокинут, то вырежут до последнего человека. Женщин и детей будем держать в центре, но нельзя жертвовать ради них своей позицией. Сражение — не место для гражданских, у нас с ними будут одинаковые шансы выжить. Но и оставлять их сзади мы не можем.

После того как собрание закончилось, Дерек, усевшись прямо на землю, стал грустно обдумывать слова генерала. Генерал был прав, штатские налагали на них большую ответственность во время боя. Когда сознание мужчины раздирается между боем и мыслями о тех, кто поблизости и нуждается в его защите, он становится вдвое слабее и часто идет на ошибочные компромиссы. Однако, зная, что смертельная опасность грозит тем, кого он любит, он сражается, как загнанная в угол крыса: у него остается только один вариант — победа.


И в этот день, и в следующие они и впрямь напоминали крыс. Показался Лакнау, проступая сквозь жемчужно-серый рассвет. Передовая батарея Хэйвлокка открыла огонь по центральным воротам. Уже через два часа они расчистили себе путь и вошли сквозь ворота в город. Для Анне-Лиз и тех, кто вместе с ней был в повозке, поднимающаяся жара и грохот канонады становились невыносимы — это были часы ужаса и ожидания. Их обоз почти не охранялся — не хватало людей, а они все следовали по узким улицам города за армией. Сначала путь расчищали орудия, затем шла пехота, вступая в схватку с каждым отчаянным защитником города. Индусы дрались с остервенением. Сабля прорубила полотно повозки — один из детей жалобно закричал, а его отчаявшаяся мать зажала ему рот рукой. Запах пороха, падающие со всех сторон камни, облака пыли от обвалившейся штукатурки — видеть все это было выше человеческих сил. Анне-Лиз тем не менее была спокойна, она баюкала маленькую девочку, прижав к груди и напевая ей колыбельную, и казалось, что тем самым она успокаивает и других, хотя они вряд ли что слышали, кроме грохота.

Прошло несколько часов, повозка начала трястись быстрее по булыжной мостовой. Потом долго стояла на месте, затем опять двинулась. Наконец, на закате, после того как они уже долго стояли без движения, Дерек просунул голову сквозь полог сзади:

— Мы окапываемся здесь на ночь. Оставайтесь в повозке и пониже пригните головы, на крышах сидят снайперы.

Он посмотрел на Анне-Лиз долгим взглядом, как будто упиваясь тем, что она невредима после дня, наполненного резней и кровью. Ее глаза лучились любовью. При виде Дерека она облегченно вздохнула и сильнее прижала к себе ребенка. Она хотела что-то сказать ему, но Дерек уже ушел.

В течение следующих нескольких дней она видела его только урывками. Дерек сражался в отряде Хэйвлокка отчаянно: им двигало стремление спасти Анне-Лиз во что бы то ни стало. Сердце же Анне-Лиз от волнения за него буквально рвалось из груди. Когда отряд Хэйвлокка приблизился к резиденции, сражение разгорелось с новой силой. Шрапнель прорвала парусину повозки, и одна из женщин была убита. Крики солдат можно было слышать уже совсем близко, женщины в повозке впали в панику.

— Пожалуйста, оставайтесь на месте, — говорила им спокойная Анне-Лиз. — Господь с нами…

Однако две женщины, обезумев от страха, выскочили из повозки. Из-за полога Анне-Лиз увидела, как одна из них тут же была убита, упав рядом с припавшим к земле британским солдатом.

— Вернись! — отчаянно кричал солдат второй женщине. — Вернись в повозку! — Но эти слова она уже не услышала: пуля попала ей в шею, и она лежала на булыжной мостовой, широко раскинув руки.

Анне-Лиз быстро закрыла полог, боясь испугать остальных женщин. Она лишь успела заметить, что над резиденцией развевается «Юнион Джек», правда слегка поникший на сентябрьском солнце. Среди множества разрушенных строений резиденция выглядела островком надежды. Мешки с зерном, кучи кирпича и штукатурки громоздились, образуя баррикады на лужайке перед резиденцией, защищая орудия оборонявшихся.

Неожиданно повозка накренилась и загромыхала по направлению к резиденции с бешеной скоростью. Вокруг раздавались выстрелы, пули летели, как жужжащие дикие пчелы. Громыхающая повозка казалась Анне-Лиз настоящим адом. Повозка тряслась по обломкам и телам и, наконец, въехала в пределы резиденции. Кругом валялась мебель и обломки, использованные защитниками в качестве укрепления. Но здесь было относительно спокойно. Через минуту Анне-Лиз увидела лицо Дерека, который отдернул полог повозки и жестом показал, что можно выходить. Анне-Лиз почти упала в его объятия. На руках у нее был ребенок одной из женщин, убитой час назад. Дерек помог ей выйти и прижал к себе, его глаза потемнели, он на мгновение застыл, но затем он велел маленькой испуганной группе следовать за ним в резиденцию.

— Дерек, с тобой все в порядке? — спросила она встревоженно, когда они, пригнувшись, бежали к дверям. Он был весь в пыли, пятна запекшейся крови покрывали его одежду, лицо было черным от грязи и пота.

Он обнадеживающе улыбнулся:

— Одна или две царапины — ничего серьезного. Однако мне совсем не хочется проделывать подобные прогулки по городу каждый день. Мы потеряли немало людей, — он понизил голос, — слишком много, чтобы начать новое наступление. Правда, мы надеемся, что получим подкрепление в резиденции.

Ее глаза расширились:

— А ты не думаешь, что здесь мы окажемся в ловушке?

Он кивнул:

— Возможно. Эти панды очень решительны. Они могут пойти в атаку в любую минуту, а их ненависть к нам безгранична.

Резиденция представляла страшное зрелище. Пыль поднималась столбами в лучах солнца, проникавших сквозь приоткрытые ставни, куда были просунуты винтовки. Грязные ковры были усыпаны битым стеклом, кусками штукатурки. Несколько усталых мрачных мужчин время от времени постреливали из-за ставень. Проходя по резиденции через комнаты с окнами на улицу, они видели то же самое. Штатские, одетые во всякую рвань, а некоторые даже завернувшиеся в занавески, с надеждой ждали от них слов о спасении. Женщины в изношенных вечерних платьях разносили пищу и воду, утешая раненых. Дух англичан не был сломлен. Хотя на многих лицах было видно разочарование тем, что их надежды на отряд Хэйвлокка рухнули, все держались мужественно, подбадривая друг друга.

Взяв Анне-Лиз за руку, Дерек провел ее в зал для танцев, где, он выяснил, сейчас выдавался осажденным обед. Анне-Лиз неохотно съела маленький кусочек теплого хлеба и запила его жидкой овсянкой из глиняной плошки. Ее желудок, пустой в течение последних тяжелых дней, сопротивлялся. Дерек думал о том, что если бы комиссар Лоуренс, предвидевший восстание, не сделал запасов в резиденции, ее теперешние защитники давно перемерли бы с голоду.

— Думаю, здесь мы можем организовать пикник. — Дерек посмотрел на Анне-Лиз с улыбкой, когда они устроились на полу.

Не успела Анне-Лиз сесть, как чистый сардонический голос прорезался сквозь общее уныние:

— Ба, вы что, стали туземцами? Перед ними стояла Мариан Лонгстрит.

Загрузка...