VII Связь

В этот вечер Дерек впервые за долгое время с удовольствием слушал, как Анне-Лиз играет Шопена. Роберта не было: еще утром он уехал на собрание по выборам в палату лордов. Дерек страстно желал бы оказаться на его месте. Однако бесполезно теперь думать обо всех вещах в жизни, которые он должен был сделать для удовлетворения своего честолюбия, но не сумел. Тем не менее одну ошибку он не должен совершить. Он не должен переступить ту черту, к которой он подошел слишком близко: вступить в связь с юной и неосторожной Анне-Лиз. Она, такая доверчивая, такая нежная, а он почти вовлек ее в водоворот страсти! Он чувствовал ее губы на своих даже теперь; соблазнительные, наводящие на мысль, что все, чего он мог бы получить от любовницы… Но что он даст ей взамен? Любовную связь, которая окончится для нее только несчастьем и разочарованием. И потом Мариан, бурная и волевая Мариан, все еще царила в его сердце. Он не мог, да и не хотел изгнать Мариан из своих мыслей, но часто ловил себя на том, что Анне-Лиз быстро занимает ее место. Когда Анне-Лиз не было рядом, Дерек скучал. Анне-Лиз была как ветер, неуловимый, холодный, крутящийся вокруг него, а затем исчезающий. Покинув сад, она снова стала серьезной и незнакомой.

— Анне-Лиз, — проговорил он спокойно, когда она закончила играть, — мы должны поговорить.

Осторожно она опустила крышку пианино и стала ждать.

— Я обязан извиниться, — начал он твердо. — Я ни в коем случае не должен был вас целовать сегодня.

— Может быть, поговорим о чем-нибудь? Я целовала вас… но я совсем не сожалею об этом, — она мягко улыбнулась. — Я давно хотела вас поцеловать.

— Анне-Лиз, — его голос стал твердым. — Вы не должны путать порыв страсти с любовью. Я не гожусь ни для вас, ни для любой другой женщины. Будущее, которое мне уготовано, неутешительно, чтобы делить его с кем-либо, кто мне не безразличен. Моим последним мужественным поступком будет то, что я выкину из своей памяти намерение нарушить вашу невинность.

— Я не слепое животное, которое вы должны пасти всю жизнь. Когда-нибудь я все равно стану женщиной, будете вы моим учителем или нет. Что касается жалости, я не думаю, что трачу ее неразумно. Вы хороший человек, и немощность не умаляет ваших достоинств. Дерек Клавель, о котором я забочусь, не умер в Кибере.

— Нет, он умер, но позже — когда напал на собственного брата, — Дерек взял свои костыли и направился к дверям библиотеки. — Не надейтесь на будущее со мной, Анне-Лиз. Его нет.

— У вас будет будущее, Дерек, — объявила она, глядя ему вслед.

— А собираюсь ли я разделить его с вами или нет — мое дело.

На следующий день Дерек выписал себе сиделку из Брайтона и вежливо, но твердо запретил Анне-Лиз приходить к нему, пока он сам ее не позовет. Он больше не просил ее поиграть ему или почитать, отказался от всех маленьких услуг, которые она обычно выполняла. Хотя скоро понял, что вместе они могли дать друг другу покой, поврозь же были незащищенными и окончательно одинокими.

Дерек был молчаливым в последнее время, но вел себя, как обычно, а вот Анне-Лиз, Роберт скоро это заметил, сильно изменилась. Она, казалось, завяла, как яркий полевой цветок, который расцвел слишком рано и последний зимний мороз убил его. Не зная, что произошло между нею и братом, Роберт отнес ее грусть на счет своего невнимания к ней. Надеясь развлечь Анне-Лиз, однажды ясным утром, когда они гуляли по парку, он предложил ей сопровождать его в Лондон, куда отправлялся по делам.

— Может, вы захотите сделать покупки, осмотреть достопримечательности? Мы остановимся у моей тетушки Гертруды, и поэтому даже Дерек не сможет сказать, что это неприлично.

— Ну, конечно, я с удовольствием поеду. Я уже несколько дней думаю о путешествии в Лондон. Когда мы выезжаем?

Удивленный, что она так быстро согласилась, он даже опешил.

— Ну… Я думаю, послезавтра. Вы не хотите спросить Дерека?

— Нет. Зачем?

— Хорошо, тогда, возможно, я сам поговорю с ним.

— Как хотите.

Вспышка ярости Дерека привела Роберта в замешательство.

— Значит, так, — бормотал Дерек, сжимая голову, в то время как отчитывал Роберта. — Она может ехать, но я посылаю записку леди Гертруде Даунинг, где прошу ее помочь найти постоянную квартиру для этой маленькой мятежницы. Ты же, — он остановил злобный взгляд на брате, поселишься в гостинице.

Поездка в Лондон оказалась не такой веселой, как надеялся Роберт. Он рассчитывал, что приятно проведет время наедине с Анне-Лиз, но она сразу взяла дружеский, но сдержанный тон.

— Роберт, — сказала она твердо, — вы теперь барон. И к прошлому не может быть возврата. Я получила урок, к моему сожалению: один поцелуй не создает привязанности на всю жизнь.

Роберт решил, что она имеет в виду его поцелуй в лодке. Вспомнив нежное, мягкое прикосновение ее губ под зонтиком в плывущей по реке лодке, он запротестовал:

— Но, Анне-Лиз, хотя я, может быть, и мало обращал на вас внимания в последнее время, отвлеченный делами, я никогда не забывал вас и тот поцелуй.

— Не в этом дело, — спокойно отвечала она. — Я сопровождаю вас в Лондон не для того, чтобы продолжить наши отношения, а чтобы навестить старого друга моего отца профессора Сандервиля. Когда я была маленькая — мне было всего двенадцать лет, мы жили в Китае, и он на несколько месяцев остановился в нашем доме. Он должен был стать моим опекуном, если бы отец не познакомился с Дереком. Профессор Сандервиль еще не знает о смерти отца, и лучше, если он услышит эту печальную для него новость от меня.


Профессор Сандервиль, маленький человек со снежно-белыми, похожими на бараньи котлеты бакенбардами, с яркими голубыми глазами, сияющими, как стеклянные шарики, затрепетал от восторга, увидев Анне-Лиз на пороге своего дома. Печальную весть о смерти Уильяма Девона он принял мужественно — лишь две слезинки скатились по его розовым щечкам. Расспросам профессора не было конца. После чая с печеньем Анне-Лиз наконец, решилась обратиться к нему с просьбой.

— Я хотела бы снять самую недорогую квартиру, — сказала она ему, — да и то только на несколько месяцев. Я хочу переждать сезон дождей перед возвращением в Индию. Мы с отцом считали, что путешествие в это время невозможно.

— А почему бы вам не остановиться у меня и не отправиться потом в Индию вместе со мной в сентябре? — спросил профессор Сандервиль. — У вас могут возникнуть трудности с молодыми братьями Клавелями, которых вы поставите в затруднительное положение… но меня никто не сможет обвинить в тайных намерениях. Я настолько стар, что гожусь вам в дедушки. Жаль, что Уильям умер таким молодым. — Мартину Сандервилю все, кому было меньше сорока, казались юнцами.


В это же время на другом конце города царственная седовласая леди Аннабель Гертруда Даунинг говорила Роберту:

— Вы должны послать Анне-Лиз Девон жить ко мне. Я не хочу, чтобы вы с Дереком ссорились из-за нее, надо сказать, безо всякой причины. Вы оба испорчены и слишком привыкли все делать по-своему. Этот бедный цыпленок в Клерморе вряд ли избежит того, чтобы ему не пощипали перышки.

Когда же Анне-Лиз приехала от профессора Сандервиля и была представлена Робертом леди Гертруде, та засомневалась в правильности данного ею прозвища «бедный цыпленок».

— Добрый день, леди Аннабель, — проговорила Анне-Лиз, сделав маленький реверанс. — Я так рада наконец познакомиться с вами.

Леди Гертруда мягко потрепала ее по щеке.

— Вы очаровательны. Теперь я поняла, почему мои племянники так увлечены вами.

— Они увлечены мной только как сестрой, — поправила ее спокойно Анне-Лиз, — поскольку они были добры ко мне, как старшие братья.

— Сомневаюсь, чтобы их намерения были только братскими, — сказала леди Гертруда уже не так ласково. — Их привычки мне слишком хорошо известны.

— Я нахожу их самыми лучшими и почтительными хозяевами, леди Аннабель. Моему отцу не в чем было бы их упрекнуть.

«Ну уж нет, — подумала леди Гертруда, — хорошо, что он вовремя скончался и не видит этого».

— Очень выдержанная молодая особа, — заметила она, обращаясь к Роберту, после того как Анне-Лиз вышла в приготовленную для нее комнату, чтобы переодеться к чаю. — Жаль, что она из простонародья. Из нее могла бы получиться прекрасная баронесса. — Она похлопала веером Роберта по плечу. — Можешь быть совершенно уверен, что я сделаю все, чтобы удалить ее из Клермора.

— Только не очень далеко, тетя, — попросил Роберт, озорно глядя на нее. — В Сассексе не хватает подходящих баронесс.

Леди Гертруда не без иронии спросила:

— Разве Мариан Лонгстрит уехала в Шотландию?

— Нет, конечно. Но они с Дереком ужасно разругались. Взрыв, должно быть, был слышен в Уэльсе.

— Думаю, она возмутилась, что титул уплыл у нее из-под рук?

— Я только слышал, как она кричала: «Черт меня побери, если я буду похоронена в Индии!»

— Тьфу, — не выдержала леди Гертруда. — Конечно, Индия ей не подходит. Клермор — вот чего она всегда добивалась, — она насупила брови. — Но я могу поклясться, что она любила Дерека.

— Он очень изменился, тетя. Я рассказывал вам, что произошло на концерте — Мариан страшно перепугалась. И операция не поставила его окончательно на ноги.

— И ты говоришь, что это он приказал отправить мисс Девон в Лондон? — Ее веер постукивал по ручке кресла. — Вероятно, мне нужно съездить в Клермор и посмотреть, что у вас там происходит. — Она взглянула на него. — А насколько серьезны твои намерения по отношению к ней?

Он слегка покраснел.

— Ну… я… не думаю о женитьбе.

Она ухмыльнулась.

— По крайней мере честно. А Дерек?

— Я не знаю, интересуется ли он ею вообще.

— Да-а, уж кто-кто, а он умеет держать рот на замке. — Веер раскрылся вновь. — Я определенно должна поехать в Клермор.


Когда Роберт и Анне-Лиз возвращались через неделю в Клермор и Лондон остался позади, Анне-Лиз, глядя в окно, сказала:

— Лондон — самый грязный, самый запутанный и самый красивый город, который я когда-нибудь видела. Он какой-то загадочный!

— Как сказал Бен Джонсон, — заметил Роберт, — если человек устал от Лондона — значит, он устал от жизни.

В Клерморе их ждал приятный сюрприз. Дерек, оставив свои костыли на веранде, спускался по ступенькам им навстречу. Хотя он и опирался на трость, а его лицо было белым от усилий, он справлялся прекрасно. Роберт не сдержал восхищения, когда Дерек преодолел последнюю ступеньку.

— Браво! — Он ударил Дерека по плечу. Дерек качнулся, но удержал равновесие. — Я знал, ничто не заставит тебя таскаться на костылях.

Анне-Лиз молчала, ее ясные глаза хотели сказать Дереку так много, когда он взглянул на нее! Гордо выпрямившись, она улыбалась Дереку, потом взяла его под руку, и они с Робертом повели его вверх по ступенькам.

Ночью Анне-Лиз разбудил странный звук: кто-то стонал — надрывно и мучительно. Сначала она решила, что это воет какой-то зверь — собачка, а может быть, даже волк. Потом поняла, что это человек. Но голос возникал откуда-то из глубин страдания. Стон, еще более сильный, раздался снова. Сбросив одеяло, она вскочила с кровати, накинув на плечи кашемировую шаль, и тихо вышла в холл. В доме было темно, только лунный свет пробивался из-под двери спальни Дерека. Вдруг там раздался грохот: как будто упал подсвечник и долго катился по полу. Она тихо постучала.

— Позвольте мне войти. С вами все в порядке?

Ответа долго не было, затем послышался сдавленный стон. Внезапно дверь со скрипом отворилась. Дерек был полуодет, с голым торсом, с растрепанными волосами. Анне-Лиз поняла, что Дерек не спал.

— Уходите, — раздраженно крикнул он, — я не нуждаюсь в вас… — Закрывая дверь, он вдруг отпрянул, как от невыносимого света. Схватившись за голову, он буквально сложился пополам. Анне-Лиз обняла его и повела к кровати.

— Ложитесь. Вы едва стоите на ногах.

Он оттолкнул ее, но боль вновь скрутила его. Задыхаясь, он упал на колени. Тихо вскрикнув, она бросилась к нему и прижала голову к своей груди. Его руки бессознательно обвились вокруг нее, как будто из-за защиты и спасения.

— О, мой бедный, — шептала она, целуя его в лоб, в глаза, в губы. — Все в порядке, я с вами. Я никуда не уйду, пока вы нуждаетесь во мне.

Он спрятал лицо у нее на груди, вдыхал нежный женский запах. Несмотря на ослепляющую боль, Дерек чувствовал нетронутые молодые изгибы ее соблазнительного тела. Страдания возобновились, сильнее, чем раньше, глухой стон отчаяния вырвался из его запекшихся губ. Нежно-нежно гладила Анне-Лиз когда-то роскошные волосы, тронутые теперь сединой, нежно целовала сильные руки, шептала ему, как ребенку, слова утешения, пока боль — это кровавое бушующее море — отливало и затопляло пески страшных воспоминаний. Обессилевший, не в состоянии дойти до постели, он падал, увлекая ее за собой и прижимая, как драгоценный талисман.

Наконец боль ушла и Дерек уснул. Они лежали на ковре, обнявшись, пока он спал и пока розовато-лиловый луч света не просочился сквозь оконную раму. Анне-Лиз боялась пошевелиться, чтобы не разбудить Дерека. Ее рука, обнимавшая его, затекла, и она попыталась ее тихонечко высвободить. Дерек вдруг повернулся к ней, его сонные глаза раскрылись. Он смотрел на нее, как будто она — это сказочный, волшебный дар, который он только что обнаружил. Он погладил ее цвета воронова крыла волосы, разметавшиеся по персидскому ковру. Слабо, нежно его губы прикоснулись к ее губам, его рука скользила по ее телу.

Изумленно и не дыша, она чувствовала, как он ласкает ее грудь, как его руки с нежной страстью гладят ее бедра изнутри. Она не нуждалась больше в уроках любви, чтобы понять, что он безумно желает ее, только ее… как и она.

Любовь и страсть побороли ее инстинктивный страх; и она, не сводя с Дерека глаз, распахнула свой пеньюар, давая ему понять, что ее сердце и тело зовут его. Его губы нашли нежную кожу между ее грудей, поднявшиеся нежно-розовые соски. Она содрогалась и трепетала от нахлынувшего звона во всем теле, когда он касался их. Ее шея была его Нилом, ее груди — лилиями, плывущими по нему. Он медленно снимал оставшуюся на ней одежду, его поцелуи касались невинного очарования ее прекрасных форм. Рассвет обласкал ее тело золотисто-розовым светом, лучи солнца скользили по ее коже цвета слоновой кости. Наконец он нашел темные вьющиеся волосы между ее бедер и поцеловал ее там, как будто обнаружил бесценный дар. Зная, что она девственница, Дерек сдерживал себя, его опытные ласки все продолжались, руки изучали ее тело. Дразня себя, он отодвигал момент наивысшего согласия. Наконец, когда Анне-Лиз была бездыханной от изумления, полуиспуганной от предчувствия, он скинул с себя одежду и опять скользнули его руки вниз, а его язык нежно проник в нее. Его прикосновение послало красные волны жара сквозь нее, затопляя как огненное море. Затем его тело оказалось на ней, хлынув в нее в тот момент, когда горячая волна достигла вершины, смешивая острую боль и восторг. Ее крик был похож на тот, что раздается при рождении ребенка матерью, дающей ему жизнь.

По мере того как его тело отъединялось от нее, пульсируя в ней, постепенно боль ослабевала и наконец ушла совсем. Его темные глаза смотрели на Анне-Лиз так, как будто ему всегда будет мало ее. Нежно, очень нежно, как пена на гребне волны во время прибоя, он двигался в ней, как будто они были одно целое, испокон веков. Анне-Лиз чувствовала, что сознание покидает ее. Дерек любит ее. Он внутри нее. Слился с нею. Их сердца бьются рядом. Его тело, поднимаясь, увлекает ее за собой. Брызги солнца. Обжигающий прекрасный свет. Душа Анне-Лиз превратилась в кружащуюся туманность, и она снова застонала от прикосновения губ Дерека. С тихим звуком восторга он спрятал лицо на ее плече. Их рассвет любви закончился спокойным восторженным вздохом, единственным вздохом в тишине.

Дерек убаюкал шелковую головку Анне-Лиз у себя на груди и, подняв ее своими сильными руками, перенес на кровать, лег рядом с ней, нежно гладя ее, пока рассвет не охватил все небо и не наступило утро, ясное, бело-голубое, как отполированное зеркало, отражающее их радость и их новорожденную любовь. Ему хотелось ее снова, но Дерек знал, что девственное тело Анне-Лиз слишком нежное, чтобы вынести его возобновившееся влечение. Скоро… скоро она оправится и будет вновь принадлежать ему. Он наслаждался ее невинностью, касался ее, будто она была украшена бриллиантами, соперничающими чистотой с Граалем короля Артура. Дерек отнес Анне-Лиз в ее спальню. Там он целовал ее томительно долго, отводя нежные пряди волос с ее пылающего лба.

— Благодарю тебя, — шептал он, — ты стала моей мечтой, моей надеждой. Я обратился к тебе в печали, и ты дала мне радость, как бесконечный парящий дух. Господи, дай мне силы быть достойным твоего дара.

После того как он оставил ее, Анне-Лиз долго лежала с застенчивой удивленной улыбкой. Дерек сделал ее женщиной, и она никогда уже не будет ребенком. Он благословил ее своей нежностью и своим семенем. Она знала, что отец не устыдился бы ее выбора. Дерек был хорошим человеком. Несмотря на тяжелый характер и властность, он был смелым и нежным, любящим и добрым.

Но Дерек не женится на ней. Никогда! У нее не должно быть заблуждений на этот счет, какое бы блаженство ни давала им их любовь. Она все же не Мариан. Она вступила на очень узкую дорожку, и падение будет долгим, если она сделает хоть один неверный шаг. Если она будет продолжать идти по этому пути, то скоро у нее не будет выбора кроме как ступить в неизвестность. Принимая Дерека как любовника, она идет к гибели, напоминала Анне-Лиз себе печально. Их отношения не означают, что он любит ее, и со временем она ему надоест как любовница или он будет стыдиться их связи. И все же она отдалась Дереку не только под влиянием страсти. Анне-Лиз была уверена, что он — именно тот мужчина, которому она желала отдать свою девственность. Она никогда не думала, что будет значить для нее этот момент, и быстро, как только возможно, она насладилась им.


Два дня спустя Анне-Лиз и Дерек собрались на прогулку по реке. Роберт, только что закончивший разговор с управляющим, изъявил желание отправиться с ним. Дерек вежливо, но твердо стал его отговаривать. Он остался. И тут Роберт подумал, что тетушка Гертруда была права относительно намерений Дерека. Нахмурившись, он наблюдал, как лодка, все уменьшаясь, исчезает за излучиной реки в солнечной дымке за ивами. Воспоминания одно за другим пронеслись в его голове: вот Дерек смотрит на Анне-Лиз, подает ей руку, она улыбается, вот они в саду, его голова у нее на коленях, вот… Сбивая кусты чертополоха своей модной, отделанной черным деревом тростью, Роберт направился к замку. Анне-Лиз была утонченно очаровательной и совсем не похожей на тех притворщиц, которые только и мечтали выйти замуж. Она дочь священника… действительно очень плохо, если Дерек соблазнил ее. Роберт подумал, что надо написать леди Гертруде, чтобы она побыстрей приезжала.

Тем временем лодка с Дереком и Анне-Лиз причалила к берегу несколькими милями ниже Клермора. На солнечной поляне они расстелили льняную белую скатерть. Сыр, фрукты и вино из корзины мало занимали Дерека, прижавшего Анне-Лиз к земле и покрывавшего ее лицо и шею поцелуями.

— Я не хочу есть, я изголодался по тебе, — шептал он. — Я ждал этого момента целых два дня.

— И я, — пробормотала она. — Один сегодняшний день покажется вечностью. Дерек, возьми меня… люби меня.

Дереку не надо было повторять, он уже раздевал ее: медленно, находя наслаждение даже в этом, он снял с нее кринолин, расстегнул корсаж, развязал лифчик. И каждый новый кусочек ее плоти цвета слоновой кости в белых кружевах, открывавшийся ему, он быстро, но жадно целовал своими влажными, горячими губами. Янтарные глаза Анне-Лиз благодарно смотрели на Дерека, когда он в восхищении глядел на этот подарок — ее обнаженное тело. Очарованный красотой своей обнаженной Венеры, чистой и языческой, он долго и вкрадчиво ласкал ее. Она изгибалась под движениями его рук, пока он не разделся и не пришел к ней. Прекрасно сложенное его смуглое тело накрыло ее. Пока еще Дерек сдерживался, только дотрагиваясь до нее, находя каждую маленькую тропинку, проложенную солнечным светом между тенями от листвы на ее коже. Он губами прильнул к темному курчавому бугорку, который скрывал секрет розового цветка ее женственности. Раскрыв ее бедра, он целовал ее там, давая ей наслаждение до тех пор, пока она не застонала и ее пальцы не впились в его густые черные волосы. Слабый гортанный животный крик вылетел из нее, когда его язык проникал все глубже, в поисках ее родника, заставляя ее извиваться и кричать, чтобы освободиться. Лишь его мужественность, вложенная в нее, могла дать удовлетворение. Только после этого он вошел в нее, и даже тогда с дразнящей медлительностью, так что она могла чувствовать всю его длину, медленно погружающуюся в нее. Он заполнил ее так, что она была поражена его размерами. Анне-Лиз обвила ногами Дерека со взрослым инстинктом и прижала его еще ближе, слыша жужжание пчелы, как доминирующую ноту летней симфонии. Пальцы Дерека зарывались в ее волосы, когда он двигался внутри нее, пробуя ее губы в слабом ритме раскачиваний своего тела. Их ритм возрастал, и быстрее стали биться сердца, музыка их чувств сочеталась с порывами ветра от воды и шелестом луговых трав. Солнце становилось горячим для их голой кожи. Капельки пота появились на мускулистой спине Дерека, в то время как он наслаждался, ощущая Анне-Лиз под собой. Не желая заканчивать их близость, он продолжал их чувственное единение до тех пор, пока не увидел, что глаза Анне-Лиз потемнели от восторга, а губы ее раскрылись с бездыханной радостью оттого, что она полностью отдала себя ему. Он наслаждался ее свежестью, ее наивным отсутствием сдержанности. Не обученная любви, она научила его безграничной свободе между мужчиной и женщиной, какую он когда-либо знал.

Мариан была опытной и знающей любовницей, умной и ловкой, как артист, показывающий свое мастерство, но непосредственной она не была никогда. Так же, как и женщины, которых он знал в Индии. Женщины в гареме становились проститутками, как только достигали половой зрелости, под побрякушками и яркими шелками они были холодны и практичны. Что касается англичанок, которых он знал, они были слишком озабочены завтрашним днем, чтобы радоваться сегодня. Казалось, они все время прикидывают, что их любовник думает о них. Только Анне-Лиз светилась счастьем оттого, что отдает себя и это доставляет бесконечное удовольствие им обоим. Выросшая в лоне церкви, она не стыдилась своего тела и радости, которой она делилась с ним. Она действительно наслаждалась физической любовью и отдавала всю себя без остатка. Опытный с женщинами, Дерек чувствовал, будто он впервые открывает восторги любви… как будто сам чист, как и Анне-Лиз.


Когда исцелилось сердце Дерека, исцелилось и его тело. Постепенно болезнь отступила. Спина больше не мучила его, а долгие прогулки вернули силу его кавалерийским ногам. Клермор был полон радости, так как все любили Дерека. Роберт тем не менее был встревожен. Он видел, что теперь Дерек проводит большую часть времени с Анне-Лиз, и они даже не пытаются скрыть свою расцветающую любовь. Дождавшись, когда он останется с Анне-Лиз наедине, Роберт заговорил с ней об этом.

— Я не смогу помочь вам, но я должен вмешаться, — сказал он ей. — Вы нравитесь мне, как и Дереку, но я чувствую, что смогу дать вам нечто большее, чем Дерек. Он никогда не женится на вас, и вы должны это знать.

Она спокойно взглянула не него:

— Вам кажется, что Дерек сделает ошибку, полюбив меня?

— Я не хочу показаться жестоким, но неужели вы верите, что он вас любит?

— Возможно, и нет, но я нужна ему, — тихо ответила она. — Я никогда не рассчитывала на большее.

Роберт поднялся.

— Но это чудовищно несправедливо по отношению к вам. — Он подошел к ней и заботливо положил руку на ее плечо. — Надеюсь, ваша привязанность не зашла слишком далеко. — Когда она ответила, его голос упал: — Неужели?

— Я не стыжусь любви Дерека, — ответила она, — и не раскаиваюсь ни в чем. — С высоко поднятой головой она смотрела ему в глаза, в то время как он мысленно проклинал и ее, и Дерека.

— Я так боялся этого. — Его руки упали с ее плеч. — Чертов Дерек, он бы должен был понимать…

— Дереку оставалось еще меньше выбора, чем мне, — сказала она мягко. — Нас соединили боль и судьба. Кроме того, мы дали друг другу мир, какого, возможно, никто не мог бы дать.

— Но это не может длиться долго. Разве вы не понимаете? Как только Дерек поправится, он неизбежно вернется к тому образу жизни, который вел с детства… к положению в жизни, для которого был рожден. Это может жестоко ранить вас. Наконец, Дерек будет винить себя за эту связь и ваши страдания. Потом, — Роберту не очень удобно было говорить об этом, — у вас же может быть ребенок. Есть ли у вас право обрекать его на сомнительное положение в обществе, когда он не сможет ничего сказать о своем рождении?

— Если ребенок родится, я буду заботиться о нем с такой же любовью, какую я испытываю к Дереку, — ответила она. — Я знаю, что Дерек тоже будет любить нашего ребенка, даже если мы не будем жить вместе.

— Итак, вы согласны быть любовницей Дерека до тех пор, пока он не бросит вас? — сказал он резко. — Это не принесет вам ничего кроме унижений и несчастья… Я люблю вас, Анне-Лиз, вы знаете. Вы заслуживаете лучшей доли.

— Вы хотите предложить мне нечто лучшее, Роберт? — осведомилась она, усмехнувшись. — Когда вы целовали меня, то думали сделать меня баронессой клерморской?

Он вспыхнул.

— Допускаю, что я не лучше Дерека… но с первого момента, как вы появились здесь, я заметил, с какой любовью вы смотрели на Дерека. Я видел вашу смелость… ваш прекрасный характер. Что касается меня, то я выбрал бы вас в жены из сотни женщин…

— Но это ваше дело, Роберт. Вы считаете, что мне больше подходит роль жены, чем любовницы. Однако вы не знаете, что мой характер еще и таков: меня не волнует, что говорят обо мне. Если общество не нуждается во мне, то я отплачу ему тем же.

Роберт был шокирован.

— Разве этому вас учил отец?

— Отец учил меня быть гордой. Я никогда не полюблю другого мужчину так, как Дерека, и это время в моей жизни никогда не повторится. Возможно, я эгоистка, но я наслаждаюсь каждым часом, проведенным с ним.

Роберт махнул рукой и быстро вышел. Затем он попытался образумить Дерека, но и тут потерпел фиаско.

— Я не собираюсь отсылать ее теперь, — возразил Дерек. — Она дала мне счастье и надежду. Могу ли я прогнать ее сейчас, чтобы подвергнуть стыду и позору? Анне-Лиз находится под моей защитой до тех пор, пока она сама этого хочет.

Не зная, что же еще сделать, Роберт послал за леди Гертрудой, которая не заставила себя долго ждать и приехала через два дня. Но и она ничего не смогла изменить.

— Пусть все идет своим чередом, — посоветовала она ему философски, — всегда есть способ ускорить события. Через месяц годовщина смерти вашего отца, после которой мы устроим ряд приемов, на которых соберутся все незамужние молодые леди в округе. Дерек всегда был неравнодушен к женщинам, и мисс Девон будет иметь прекрасную возможность испытать все муки ревности.

Роберт нахмурился.

— Я не хочу, чтобы ей было больно. Она хорошая девушка.

— Мой дорогой мальчик, пусть уж лучше ей будет больно сейчас, чем тогда, когда дело осложнится появлением ребенка. — Леди Гертруда была непреклонна. — Чем скорее мисс Девон сойдет со сцены, тем лучше.

Загрузка...