Блуждающие в ночи

Глава 17

Земля не убежала у нее из-под ног. Колокола не зазвонили. Искры из глаз не посыпались. Франкенштейн крепко сжимал ее в своих объятиях, и она ощущала только его широкие плечи и твердые теплые губы. Саммер терпеливо ждала, когда кончится поцелуй, совершенно лишенный чувственности.

Было ясно, что мысли Франкенштейна, как и ее собственные, были далеки от этого минутного порыва.

Наконец он поднял голову, осторожно посмотрел на дорогу вверх и вниз и опустил женщину на землю.

— Все спокойно.

Его голос был равнодушен, словно он только что поцеловал манекен из магазина готового платья. К удивлению Саммер, его невозмутимость задела ее тщеславие.

— Отлично, — ответила она холодным тоном, хотя ощущала растущее волнение. Но Саммер вовсе не собиралась дать ему это понять.

В конце концов, его поцелуй ее тоже не растрогал. И если бы он пустил в ход свой язык, она откусила бы его!

— Это были только туристы. Семья. Заднее сиденье забито игрушками и детишками. — Колхаун вдруг улыбнулся ей. — Когда они увидели, что мы целуемся, мама и папа отвернулись в сторону. Думаю, что они даже прибавили скорость, чтобы не смущать детей. — Он уже склонился над кучей вещей, лежавших на земле.

Этот поцелуй не смутил бы и Ширли Темпл.

«Неужели я настолько неинтересна? — размышляла Саммер. — Или он голубой?»

Нет, он наверняка не гомосексуалист. Роман с женой друга исключает это. Дело, должно быть, в ней самой. Что-то его отвращает от нее. Саммер не почувствовала бы себя более оскорбленной, если бы переврали ее имя. Она скорее предпочла бы второе.

— Эй, наконец у нас есть еда, — прервал ее мысли Франкенштейн, показав неначатую упаковку из восьми пачек галет с арахисовым маслом. Саммер лишь бросила кислый взгляд, а вот Маффи проявила больше энтузиазма. При виде коробки она поднялась с травы и тявкнула. — Потом, потом, — сказал ей Франкенштейн и кинул упаковку в кучу.

Кроме галет, в багажнике оказалась спортивная сумка с оранжевой рубашкой, черными нейлоновыми шортами, скрученными белыми спортивными носками, еще одной парой огромных баскетбольных туфель и баскетбольным мячом. Вместе с картой и вещами с заднего сиденья это было уже целое богатство.

Саммер вспомнила, что ее друг дантист тоже был довольно равнодушен к ней. Из-за него она принимала противозачаточные пилюли, но необходимости в них пока не возникало. «Ну что ж, — сказала она себе, — надо посмотреть правде в глаза». Ей тридцать шесть — уже не девочка. Вершина позади. Время сексуальных утех прошло.

Дело не в том, что Саммер и не хотела заняться сексом с Франкенштейном, и не согласилась бы на это, пусть бы даже он умолял ее или предложил ей миллион долларов, как Роберт Редфорд Деми Мур в этом дурацком фильме «Непристойное предложение». Из-за своей гордыни Саммер желала, чтобы он захотел ее, а не она его.

И если в этом не было никакого смысла, тем хуже.

Хмурое выражение ее лица испугало бы кого угодно.

Но Франкенштейн не обратил на него внимания. Он был занят тем, что старался запихнуть в сумку все вещи. Исключение составили: баскетбольный мяч, шапочка и железная монтировка. Пару раз Колхаун задумчиво ударил мячом об асфальт, а после отправил мяч в пропасть, с неподдельной печалью проследив за его полетом. Затем, не сказав ей ни слова, напялил на голову черную шапочку, на которой спереди была надпись красными буквами «Быки», взял сумку, монтировку и направился в лес.

— Ты идешь или нет? — буркнул он через плечо, остановившись у границы леса.

Саммер все еще стояла, глядя ему в спину.

— У меня только одна кроссовка, — сказала она, вспомнив об этом лишь сейчас.

Но монстр, видимо, не слышал ее. Он двинулся дальше, превратившись постепенно в мелькающую между стволами тень.

Гул мотора предупредил Саммер, что приближается еще одна машина. Взяв на руки Маффи, задыхаясь и бормоча проклятия, она поспешила за Франкенштейном.

Лесная почва, как она и ожидала, оказалась колючей, не так уж приятно было ступать босой ногой. Углубляясь все дальше и дальше в лес, Саммер какое-то время с трудом различала Франкенштейна, но постепенно ее глаза привыкли к полумраку.

Она очутилась в чудесном первобытном лесу. Кругом росла сочная зелень, лианы поднимались от земли, обвивая сучковатые ветви, а солнечный свет золотыми нитями струился по листве. Кругом чувствовалось волшебство. Воздух был неподвижен, и само время здесь, казалось, остановилось. У Саммер было ощущение, что она шагнула сквозь зеркало в другой мир. Мир, в котором она, Франкенштейн и Маффи были чужими. Мир, созданный не для человека, а для существ вроде вон той белки с пушистым хвостом, настороженно наблюдавшей за ней с ветки, или ящерицы, метнувшейся по утесу, когда Саммер проходила мимо него. Мир, в котором золотистые пустые коконы цикад, прилипшие к шершавой седой коре, имели зрячие глаза и где монотонная музыка их бывших обитательниц становилась все громче и громче по мере углубления Саммер в их царство.

Она никогда не была поклонницей дикой природы. Лес рождал в ней чувство тревоги.

— Ты можешь подождать? — выкрикнула она вслед исчезающей фигуре Франкенштейна и почти побежала, пытаясь его догнать. Поразительно, как быстро он мог передвигаться, несмотря на свою хромоту.

— Боже, ну и копуша же ты! — Он посмотрел с неодобрением на Саммер, когда та, запыхавшись, поравнялась с ним.

Ей не оставалось ничего, кроме как прикусить губу. Маффи, несмотря на свои обманчиво малые размеры, весила тонну. Да и дорога до сих пор шла только в гору.

Она бросила собаку на землю и подошла к Франкенштейну. Маффи нерешительно последовала ее примеру.

— И что дальше? — спросила женщина.

— Что ты этим хочешь сказать? Дальше мы пойдем.

— Пойдем куда? У тебя есть план? Или мы будем идти, пока не свалимся с края земли?

— Боже, сколько ты говоришь! — Колхаун двинулся дальше.

— Скажи мне только одно: почему я должна идти с тобой? Одна я была бы, наверное, в большей безопасности. — Она остановилась, уперла руки в бока и устремила на него вопросительный взгляд.

Франкенштейн тоже остановился, взглянул на нее и пожал плечами.

— Решай сама, Розенкранц. Вероятно, что одна ты действительно будешь в большей безопасности. Если, конечно, сможешь вернуться в цивилизацию без меня и если они не схватят тебя и не начнут выпытывать, где я. Не хотелось бы рассеивать твои иллюзии, но на твоем месте я вспомнил бы, что сделали эти плохие дяди с теми двумя женщинами, имевшими несчастье появиться в твоем доме. Только потому, что решили, будто одна из них — ты.

Саммер нервно вздрогнула. Она изо всех сил старалась не думать о судьбе Линды Миллер и Бетти Керн. Каждый раз, когда она вспоминала безжизненное, окровавленное тело Линды, у нее в мозгу возникал вопрос: мучительно ли было умереть таким образом?

Разумеется, мучительно.

Саммер отогнала от себя эту слишком ужасную мысль. Ее защитные барьеры снова сработали. Она не будет зацикливаться на этом, иначе прямо здесь и прямо сейчас свернется в маленький хныкающий комочек и никогда больше не сдвинется с места.

— Ты думаешь, что я взял тебя с собой только из-за удовольствия побыть в твоем обществе, Розенкранц? — голос у Франкенштейна был суровый. — Если ты так думаешь, то ошибаешься. Сейчас нам надо идти, и я гораздо быстрее добрался бы туда, куда направляюсь, без тебя и твоей шавки. Я позволяю тебе тащиться за мной, потому что являюсь твоим должником. Ты не попала бы в эту заваруху, если бы не я. Поэтому и чувствую что-то вроде ответственности за тебя. Если ты хочешь взять ее на себя, валяй.

Он повернулся и заковылял между деревьями.

Саммер еще мгновение следила за ним, пока его слова процеживались сквозь ее мозги. Потом, словно ужаленная воспоминанием о двух женщинах, умерших вместо нее, засеменила за Франкенштейном.

— Ты бы мог хотя бы сказать, куда мы идем? Пожалуйста, — робко выдохнула она, поравнявшись с ним.

Он, казалось, не удивился, увидев Саммер снова рядом. Но и не выглядел особенно обрадованным.

— У нас с отцом в этих горах был лагерь для рыбалки, понятно? Именно туда мы с тобой и ехали, пока не кончился бензин. Теперь я понимаю, что это было не так уж и страшно. Двигаясь пешком, мы окажемся в большей безопасности. Они же будут ловить нас на дорогах. Лагерь примерно в трех днях пути на восток. Кроме нас двоих, никто этого места не знал. Думаю, мы там сможем скрываться несколько дней, пока я что-нибудь придумаю. У нас должен быть выход. Я просто слишком устал, чтобы увидеть его.

— А может быть, нам лучше… — начала было Саммер, но обнаружила, что разговаривает с его спиной: Колхаун снова тронулся в путь. Ясно, что его не интересует предложение позвонить в Ноксвилл ее сестре, адвокату. Потом Саммер все же решила, что не стоит, пожалуй, втравливать сестру в это дело. Втянутые в него люди, похоже, мерли как мухи.

Он ведет ее в лагерь для рыбалки. По крайней мере, у него есть какой-то план.

Глубоко вздохнув, Саммер решила следовать за своим спутником. А что еще ей оставалось делать?

Некоторое время спустя, явно удивленный ее продолжительным молчанием, Франкенштейн оглянулся и, замедлив шаг, подождал, пока она догонит его.

— Почему ты хромаешь? — спросил он.

— У меня только одна кроссовка.

Он продолжал идти, но уже медленнее.

— А где ты потеряла вторую?

Саммер ужасно захотелось ударить его по голове первым подвернувшимся под руку предметом, но проделать это было еще утомительнее, чем вдаваться в объяснения. Было ясно: за все время их знакомства Колхаун так и не обратил внимания на то, что у нее обута только одна нога.

— Какое тебе дело! — Ею овладевало безразличие.

Тоскливое повизгивание сзади заставило Саммер посмотреть через плечо. Маффи, которая отставала от нее все больше и больше, теперь растянулась на животе в листве.

— Пошли, Маффи, — с мольбой в голосе произнесла Саммер.

Собака только помахала хвостом.

— Ко мне, Маффи. — Саммер остановилась и пощелкала пальцами.

Маффи не пошевелилась.

— О Боже, — простонал Франкенштейн. — У меня, наверное, было помутнение разума, когда я взял с собой эту болтунью с ее домашним зверинцем. Почему ты не оставила эту шавку дома? Уж ее-то бандиты не стали бы мучить.

— Я не могу бросить Маффи, — возмущенно промолвила Саммер.

— Тогда пусть она либо бежит сама, либо возьми ее на руки. — Франкенштейн продолжил путь.

— Ну пошли же. Ко мне. Пожалуйста, Маффи.

Уговоры Саммер были напрасны. Было ясно, что в планы Маффи не входило продолжение путешествия.

Саммер вернулась и взяла ее на руки.

Они шли до тех пор, пока ноги Саммер не разболелись окончательно. Последней каплей стал скрытый в траве на тропинке большой камень, о который она ударилась пальцами босой ноги.

— Ну все, — процедила она сквозь зубы, падая на землю. Ей было наплевать, оставит ее Франкенштейн или нет. Вытянув ноги, женщина массировала ушибленные пальцы. Маффи устроилась на листьях рядом. Когда боль прошла, Саммер прислонилась спиной к стволу дерева и подняла глаза на перепутанные ветви над ее головой, пытаясь думать исключительно о приятном.

Ее усилия были прерваны, когда над ней склонилось изуродованное лицо Франкенштейна.

— Что с тобой? — спросил он.

Саммер словно прорвало:

— Я ушибла пальцы. Я не спала двадцать четыре часа. Я голодна. Я запугана до смерти. Мне варварски скрутили кисти, двинули по голове, поцарапали челюсть, ушибли ребра, разорвали бретельку моего лифчика, я лишилась кроссовки. Кроме всего прочего, меня затащили в эту первобытную дикость, где я должна находиться в обществе убийцы, который выглядит как чудовище из фильмов ужасов, а еще более страшные убийцы гонятся за мной, чтобы убить. Вот что со мной.

— Нога прошла? — спокойно поинтересовался он, выслушав ее тираду.

Саммер кивнула.

— Значит, ты сможешь идти дальше?

— Будь я проклята, если сделаю еще хоть один шаг.

— Как знаешь, — сказал Франкенштейн, посмотрев на Саммер долгим, задумчивым взглядом, и быстро направился прочь.

«Постой», — хотелось ей крикнуть. Все получилось совсем не так. Он должен был понять, что она на самом деле смертельно устала. Он должен был подойти к ней, сесть рядом, утешить ее, угостить галетами с арахисовым маслом и предложить понести проклятую собаку.

Он не должен был бросать ее в диких местах, где единственная защита — этот жалкий клубок собачьей шерсти и где по ее следам гонятся кровожадные убийцы.

— Будь ты проклят, Стив Колхаун, — выпалила она вслед удаляющейся фигуре. К тому моменту, когда она, поднявшись и взяв на руки Маффи, устремилась за Франкенштейном, тот уже почти скрылся из вида.

Окончательно он исчез под нависшей козырьком скалой. На высоте примерно восемь футов над землей она выступала из стены склона горы футов на шесть. Догнавшая наконец Франкенштейна Саммер обнаружила, что кусты и лианы так плотно обступили скалу, что пространство под ней образовывало почти пещеру. Франкенштейн сидел на полу и распаковывал спортивную сумку. Саммер опустила Маффи на землю и плюхнулась рядом с Колхауном.

— Здесь мы сможем немного отдохнуть. Не знаю, как ты, а я просто валюсь с ног. — Он мельком взглянул на женщину, вытаскивая из сумки пикейную скатерть. Совершенно измотанная и запыхавшаяся, Саммер не нашла в себе сил произнести ни слова и только зло посмотрела на него. Если уж он валится с ног, то что тогда говорить о ней?

— Ляжем спать или сначала поедим?

— Спать? Мы ляжем спать? — Эта перспектива так обрадовала ее, что она на время забыла о своей злости. — А где?

Ухмылка искривила его рот.

— Прямо здесь, Розенкранц. А чего ты ожидала, пятизвездный отель?

— Здесь? — Саммер огляделась вокруг. — На открытом воздухе? Но ведь тут могут водиться медведи, волки… ну и другие звери.

— Что до меня, то после убийц медведями и волками меня не испугаешь. Кроме того, я не думаю, чтобы в этой части Туманных Гор водились волки.

Саммер отметила про себя, что про медведей он не обмолвился. И уже собиралась сказать о своих опасениях вслух, как в этот момент Маффи тявкнула и взобралась ей на колени.

— Она голодна, — констатировала Саммер. — Я считаю, что нам надо сначала поесть.

— Если думаешь, что я поделюсь с этой псиной той жалкой провизией, что у нас есть, ты опять ошибаешься.

— Она спасла тебе жизнь, — напомнила Саммер.

— Благодарю тебя, — произнес Франкенштейн, обращаясь к Маффи, — а теперь ступай и поймай себе аппетитную, сочную белку.

— Она не охотничья собака. Она собака для выставок, является неоднократным чемпионом. Моя мама ухаживает за Маффи, как за ребенком. Я не думаю, что прежде она хоть раз покидала дом без поводка.

— Круто, — сказал Франкенштейн, передавая Саммер пакетик с галетами. — Между нами и голодом ровно восемь пакетов галет, четыре банки пива и упаковка мятных таблеток. Когда они кончатся, нам придется ловить белок.

В целлофановом пакетике было шесть галет. Под умоляющим взглядом Маффи Саммер зубами разорвала целлофан. В том, что сказал Франкенштейн, была суровая, неумолимая правда. Им надо было беречь каждую крошку съестного.

Тем не менее она протянула Маффи галету.

Жуя свою галету, Франкенштейн посмотрел на эту сцену с явным неодобрением.

— Ох уж эти бабы, — пробормотал он, покачав головой.

— Мы спасли твою шкуру, — ответила Саммер, включая Маффи в мы, — и не один раз, хочу добавить. — Чтобы подчеркнуть эту мысль, она протянула Маффи еще одну галету.

— Пива хочешь? — Колхаун, видимо, решив оставить вопрос о Маффи и галетах, оторвал банку от упаковки и протянул ее Саммер.

— Я ненавижу пиво. — Она взяла банку с гримасой отвращения.

— А я перестал употреблять пиво некоторое время назад. Но если ты не видела подходящего источника, то это все, что мы можем пить.

Состроив брезгливую мину, Саммер оторвала крышку. Если бы не мучительная жажда, она не сделала бы этого. Обычно ее начинало тошнить от одного запаха. Однако сейчас она поднесла банку ко рту и сделала глоток. После смазанных арахисовым маслом галет, пожалуй, самое лестное, что можно было сказать по поводу теплого пива, это то, что оно мокрое.

— Не понимаю, как люди могут пить такую дрянь, — промолвила Саммер, сморщив нос, и протянула банку Стиву. — На, если хочешь, допей остальное. Я только раз глотнула.

— Да, чтобы получать от пива удовольствие, требуется практика. А ты случайно не из числа ли этих высокомерных трезвенников? — Он взял банку и с непроницаемым выражением лица секунду смотрел на нее, словно взвешивая емкость в руке.

— Говоря по правде, да, — ответила Саммер, оскорбленная презрительной характеристикой тех людей, которые отвергали спиртное. — А ты уж не алкаш ли?

— Ага, он самый, — ответил Франкенштейн, продолжая держать в вытянутой руке банку, так и не пригубив ее. — Больше не хочешь? — Ошарашенная его признанием, Саммер отрицательно помотала головой. — Точно не хочешь?

Саммер кивнула. Колхаун пожал плечами, встал и вылил пиво в траву у пещеры. Она все еще изумленно смотрела на него, когда Стив снова сел рядом с ней. Потом он смял банку в руке и сунул ее обратно в спортивную сумку.

— И перестань так смотреть на меня, — перехватив ее взгляд, сказал он с оттенком мрачной усмешки. — Я не стал его пить, правда? А меня тоже мучает чертовская жажда.

Чувствуя неловкость, Саммер потупила глаза и начала разламывать свою последнюю галету, перед тем как скормить ее Маффи, которая в благодарность лизала ей руку. Когда она снова подняла глаза, Франкенштейн расстилал скатерть на каменистой земле. Скатерть была из тех, какие обычно держат в багажнике автомобиля для пикников. Машинной работы, с рисунком в виде сцепленных обручальных колец. На кремовом фоне маленькие розово-лиловые и темно-голубые квадратики, образующие кольца. По краям скатерть была излохмачена, в одном ее углу красовалась дыра. Кроме того, она настолько выцвела, что с трудом можно было отличить лиловые квадратики от голубых.

Франкенштейн улегся и завернулся в скатерть, как сосиска в тесто. На поверхности осталась только его голова, которую он положил на спортивную сумку. Он закрыл глаза и, судя по всему, собирался вот-вот уснуть.

— Эй, а как же я? — воскликнула возмущенная Саммер.

Его глаза открылись. Некоторое время он, раздумывая, смотрел на нее, потом молча распластал руки, словно крылья у птицы, готовой взлететь, и приподнял скатерть. Смысл жеста был ясен: если тебе нужна постель, вот она, но придется разделить ее со мной.

Саммер быстро взвесила альтернативные варианты. Их было немного, и все непривлекательны. В данный момент ей больше всего на свете хотелось спать. Она смертельно устала, веки ее слипались. Будь она цветком, то уже давно увяла бы.

С сердитым видом она сбросила с себя единственную кроссовку, с сомнением поправила бретельку бюстгальтера и заползла в его объятия.

Колхаун сомкнул руки и привлек женщину к себе. Через несколько секунд ее спина прижималась к его груди, а голова покоилась на спортивной сумке рядом с его головой, и она была укутана скатертью и его теплом.

В данных обстоятельствах чувствовать себя в безопасности было нелепо. Саммер знала это, но тем не менее все-таки ощущала себя защищенной. Его ровное дыхание шевелило ее волосы. Судя по всему, он заснул сразу же, как только она улеглась. Погружаясь в сон, Саммер тихо улыбнулась. Она вдруг представила, как пытается объяснить маме, почему именно оказалась в одной постели с Франкенштейном.