Больны любовью (ЛП)

— Я считаю, что никто не в силах помочь влюблённым. Такое просто случается, и стоит просто придумать как с этим справиться. Я не верю, что у нас есть право выбора, кого любить. Никогда.

Люси выглядит грустной, будто она имеет в виду собственный любовный опыт.

— Твоя история и правда очень печальна, Белен, но в ней есть особая пикантность. Думаю, жаль, что он никогда не трахнет тебя, потому что тогда ты могла бы узнать каково это, ну ты понимаешь. Кажется, вот в этом и ответ. Или, по крайней мере, это то, где ты зависла, а теперь ты можешь оставить это в прошлом.

— Он бы никогда не сделал этого, как бы сильно я не старалась. И поверь мне, я-таки старалась.

— Это дико, ибо ты горячая штучка. Ты же знаешь это, Бей?

Я просто пожимаю плечами.

***

Люси разносит меня в пух и прах в бильярд.

Мы ходим тусоваться каждые выходные.

Я составляю список лучших студентов и студентов Фи Бета Каппа²⁹ и получаю работу на полставки в библиотеке.

Я решаю выбрать продолжение обучения и остаться в кампусе на время летней школы.

Люси говорит, что я чокнулась. Она собирается в Испанию.

Все уезжают. Это место теперь как заброшенный город.

Она присылает мне две открытки с Ибицы, и я рассматриваю их, сидя в библиотеке. Люси рассказывает, что киски там горячие, и что она пробует осьминогов, кальмаров и манчего³⁰ каждый день, а также берёт уроки испанского и учится танцевать фламенко.

Я пишу ей ответное письмо, рассказывая, что я здесь единственная студентка, которая осталась на лето, не считая нескольких старшеклассников, сдающих зачёт. Так что весь преподавательский состав знает меня по имени. Я совершенствую своё мастерство в бильярде вечерами. И ещё я случайно собрала столько зачётов за последние шестнадцать месяцев, что теперь я студентка предпоследнего курса. Упс.

Я ни разу не езжу домой в Хайтс.

Нафиг надо это.

Но я изучаю каждую книгу заклинаний, которую нахожу в библиотеке. Каждую ночь мне снится Лаки. Кто знал, что столько любовных заклинаний в стольких разных культурах? Это заставляет меня думать, что некоторые всё же работают и моя комната понемногу начинает заполняться ведьминскими щтучками. У меня даже есть алтарь.

Я часто вижу его во снах, будто смотрю сквозь бесцветную линзу. Я нахожусь далеко от него и вижу, как его изображение увеличивается, но он остаётся всё таким же крошечным и далёким от меня. Я наблюдаю, чем он занимается, будто смотрю через движущуюся диораму³¹. Иногда я вижу, как он занимается сексом с другими женщинами. Но Лаки также работает, потеет и смеётся с друзьями. Он выглядит старше, стрижка ещё короче, но его лицо всё такое же молодое и небрежно красивое. Он всё тот же Лаки, которого я помню.

Затем однажды утром, перед началом осеннего семестра, я психанула, находясь в бешенстве от своих парапсихологических достижений, поэтому вытаскиваю все ведьминские штучки наружу и выбрасываю в мусор. Я обещаю себе начать всё с чистого листа, завести новых друзей и ходить на свидания. В выходные, когда приезжает Люси, я чувствую такое облегчение, что в итоге плачу в её объятиях.

— Думаю, я соскучилась по тебе, — говорю я смеясь.

— Ты выглядишь как привидение, общажная девочка, — отвечает она.

— А ты выглядишь реально круто, словно у тебя была тонна развлечений и удовольствия.

— Точно, так всё и было. И я думаю, что нам стоит отвести тебя к профессионалу за помощью.

***

По четвергам проходят индивидуальные занятия с доктором Дэвидсон. Я занимаюсь когнитивно-поведенческой терапией³² и пытаюсь разобраться со своими проблемами логически, трезво и разумно. Я также прохожу экпозиционную терапию³³ — направленную не на Лаки, а на общество — хожу гулять, завожу новых друзей, занимаюсь онлайн и блиц–свиданиями, в общем, делаю вещи, которые предположительно являются нормальными для девушки моего возраста.

Мы также много говорим о сексе. Моя соседка по комнате считает классным, что мне прописали эротику на терапии и крадёт у меня книги, как только я их дочитываю.

— Люси, зачем ты хочешь прочитать про горячего лесника, если тебя даже не заводят мужчины?

— Сексуальный накал везде одинаковый, Бей. Даже если он между демонов и принцем-жабой. У меня тоже есть человеческий опыт, я не инопланетянин.

— О’кей, ты права. Извини, я бесчувственна, — говорю я. Я много чего узнала о настоящих лесбиянках, это не те девочки, которые целуются на вечеринках.

Мой терапевт назначает мне кучу вещей, которые я читала на уроках английского — Д. Г. Лоренс, Анаис Нин и Флобера. Но некоторые произведения новы для меня, как «Лолита» Набокова и «История О» Полины Реаж. Я не знаю насколько это связано со мной. Иногда я чувствую, что мой терапевт старается расширить моё определение того, что есть аморально, чтобы я смогла научиться принимать саму себя.

Но одну вещь я знаю наверняка — я чувствую отвращение к О³⁴ и к её образу жизни, но меняя её любовника Рене на Лаки, и я оказываюсь на полу закованная в цепи рядом с ней, добровольно принимая каждый удар.

Доктор Дэвидсон считает, что мне нет необходимости заниматься сексом или лишаться девственности, но она на самом деле хочет, чтобы я продолжала общаться и контактировать с людьми вне моей семьи.

Так что Люси помогает мне создать мой аккаунт онлайн для свиданий — она загружает туда фотографии. Я уже была на трёх свиданиях, но Поукипзи³⁵ маленький город и, кажется, что все или работают в университете, или там учатся. Получается либо это, либо остаётся тот факт, что никто отсюда не уезжал по каким-то страшным, ужасающим причинам, как, например, бедность, психологическое расстройство или полное отсутствие амбиций.

Что мне действительно нравится из погружения в общественную жизнь, так это проводить вечера с Люси. Она берёт меня с собой в единственный лесбийский бар в городе, чтобы покушать суши, и на вечеринки. Люси переплюнула Яри в области дружбы. Она не судит меня или не заставляет пойти трахнуться. Ей просто нравится хорошо проводить время, наслаждаться жизнью и учиться новым вещам.

— Бей, ты, единственный девственный секс-эксперт, которого я знаю.

— Как раз неплохо полностью разбираться во всём этом, перед тем как соглашаться учавствовать. Изучение вариантов может помочь решить, что нравится.

Люси обнимает меня одной рукой за плечо и целует в лоб.

— Ты прямо кладезь историй, детка. Я куплю тебе пива, просто чтоб послушать твоё дерьмо в этот раз.

***

Обе, Люси и доктор Дэвидсон, считают, что я открыта для свиданий с девушками. Они думают, что у меня всё ещё остаются некоторые подавленные проблемы, и поэтому я остаюсь ослеплённой своим кузеном, ибо это безопасно и удерживает меня от выхода из своей зоны комфорта. Очевидно, что они не встречали Лаки, ибо ничего связанное с ним не может быть безопасным. Но я могу понять их точку зрения. Лаки безопасен, так как не может перестать быть моим двоюродным братом.

Поэтому здесь я старалась быть открытой разным идеям, которые никогда бы не попробовала дома. Не думаю, что свидания с девушками понравились бы моей маме. До сих пор я не считала, что меня тянет к девушкам, но что я могу знать? Я попыталась посмотреть лесбийское порно, которое дала мне доктор Дэвидсон. Мне не то чтобы не понравилось, но я относительно равнодушно отношусь и к обычному порно. Может, я все-таки холодная, как Яри и сказала Джереми. Но я чертовски уверена, что не чувствую себя такой, стоя перед Лаки. На самом деле, всё, что мне нужно сделать, чтобы заставить кровь бежать по венам, это представить Лаки, стоящего здесь со мной, его улыбку, его рот и всё, что он может им сотворить.

Я делюсь предположением с доктором Дэвидсон, что возможно недостающей частью является любовь — я не могу возбудиться с кем-то, кого не люблю.

— Но Белен, ты была влажной и готовой, когда целовалась с Джереми в ванной, если помнишь. Ты была так заведена, что готова была заняться с ним сексом, не так ли?

— Я думаю это из-за того, что я была пьяна. И в тот момент я была влюблена, только моя любовь была направлена на другого человека.

— Любовь и сексуальность — две разные вещи. Я знаю, будучи романтичными и чувственными по своей природе, мы хотели бы верить в обратное, но секс и любовь могут быть взаимоисключающими вещами. Вполне вероятно, что ты можешь быть возбуждена из-за Джереми, но он может совершенно тебе не нравиться.

— Я не согласна. Думаю, я потекла…

— Становишься влажной, — поправляет доктор Дэвидсон.

— Думаю, что стала влажной и хотела, чтобы он трахнул меня…

— Хотела полового акта с ним, — говорит она, поднимая бровь.

— Извините, хотела совершить половой акт просто, чтобы заставить Лаки ревновать и захотеть меня.

Доктор Дэвидсон отпускает меня домой с папкой, полной распечатанного материала исследований о сексуальности и возбуждении. Разве она не знает, что я работаю в библиотеке? Не знает, что я потратила полтора года, чтобы справиться с чувствами к Лаки?

Я прихожу к ней на следующей неделе и говорю, что прочитала все материалы. Я вручаю ей папку обратно и плюхаюсь на стул напротив её стола не снимая куртку.

— И? — спрашивает она, поправляя очки на переносице.

— Я решила, что я другая. Я — своё собственное исследование. Я не подпадаю под какое-то определение. И я всё ещё верю в любовь.

Она вздыхает и кивает. Мы проводим час за разговором о том, что мне стоит поспешить и принять крупное решение. Она отправляет меня домой с ещё большим количеством порно дисков и с информацией о месте и времени групповой терапии по созависимости. Я получаю помощь, но по содержимому моего рюкзака можно подумать, что я становлюсь всё больше озабоченной. У меня даже нет секса, но чтобы он был, мне нужна эта терапия.

Я изучаю порно, словно университетское задание. Я узнаю о ласкании ануса языком, глубоком горле, двойном проникновении и позе 69. Ничего из этого не выглядит для меня сексуальным, но всё же вызывает интерес. Я бы повторила всё это, но только с Лаки. С ним и ни с кем другим.

В пятницу Люси тащит меня в лесби-бар, где я напиваюсь в хлам. Подруга Люси — Кэт из Чикаго — проездом в городе Нью-Йорк; она приезжает ночным рейсом, чтобы зажечь с нами, так что у нас есть повод отметить.

Кэт — красивая брюнетка с длинными пышными локонами, пухлыми розовыми губками и мягким округлым личиком. Её грудь хорошо выделяется, хоть она и не носит лифчик. Могу сказать, что после того, как она выпила пару коктейлей, то начала флиртовать со мной. Я действительно хочу экспериментировать, хочу попытаться быть нормальной девушкой с нормальными чувствами, а не застрять с любовью к одному парню.

Я прошу Люси сходить со мной в туалет. Это оказывается одноместная комната без кабинки, так что она справляет нужду передо мной. В конце концов, мы соседки по комнате, поэтому уже видели всё, что можно друг у друга.

— Тебе она нравится? — спрашивает Люси, отматывая туалетную бумагу.

— Она красивая и милая. Выглядит спокойной. Я правда считаю её сексуальной.

— Ага, но тянет ли тебя к ней? Иногда, Белен, ты такая странная.

— Меня тянет к ней насколько это вообще возможно.

— Тогда дерзай! То есть, спроси у неё заинтересована ли она. Хочешь я поговорю с ней о твоей ситуации?

— Не-а. Ибо так она подумает, что или я чокнутая, или она оскорбится. Не хочу, чтобы она считала себя каким-то экспериментом.

— Как знаешь, Бей. Большинство людей точно «за» случайный секс. Это классно, весело — иногда даже намного веселее ловушки с отношениями.

— О чём ты?

— Я о том, что даже если они бы знали, что ты занимаешься конкретными исследованиями, многие согласились бы на одноразовый трах — ну то есть, стали бы добровольцами в твоих экспериментах.

— Ну, я просто не хочу использовать кого-то в своих целях.

— Угадай что, Бей-Бей? Думаю, в твоём случае это неважно. Я имею в виду, что обычные люди не винят друг друга в одноразовом перепихоне. Скорее всего, она не собирается проснуться утром, требуя анализ крови или брачный контракт. Хотя, она может попросить адрес твоей почты, — говорит Люси, ополаскивая руки.

— О’кей. Спасибо за совет.

— Кэт — классная девчонка. Уверена, если ты скажешь ей как обстоят дела, она с этим справится. Только не делай этого для набора бонусных очков у своего психолога. Сделай это для себя — не как выполнение задания.

Мы вместе выходим из уборной, я нервничаю и взбудоражена.

— Бей?

— Да?

— Старайся не так много болтать.

— Замётано.

— И, Бей? Наверное, даже не стоит вообще упоминать историю с Лаки. Это портит момент.

***

Целовать девушку и правда потрясающе. У них губы мягче и их волосы щекочут твоё лицо, к тому же они отлично пахнут. У них мягкая, податливая грудь, вместо щетины. У Кэт прерывистое, тяжёлое дыхание, что отличается от бормотания, ворчания, ругани и позёрства парней. Я так напугана возможностью дотронуться до её груди, хоть она и ласкает мою через рубашку.

Кэт также задаёт мне много вопросов, что непохоже на парней. Она спрашивает разрешения, прежде чем что-либо сделать, может в колледже такое свидание — осознанное изнасилование, но и это кажется на расстоянии световых лет от поведения парней из Хайтс.

Мы недолго целуемся, а потом я просто не могу держать рот закрытым. Я говорю ей, что она похожа на Белоснежку, а её волосы — мягче всего, что я когда-либо гладила.

Её пальцы порхают вниз по моему животу и проскальзывают в трусики. Я удивлённо ахаю, её пальцы опускаются ниже к моей сердцевине. Я дрожу всем телом и чувствую жар, приливающий к низу живота. Она проталкивает средний палец внутрь на всю длину. Я слегка хнычу и даже качаю бёдрами. Но не могу сказать напугана я или возбуждена, либо испытываю странную смесь и того и другого.

В конце концов, она вытаскивает палец и подносит к своему лицу. Затем она нежно обводит им свои губы, смазав соками моей киски. Она проводит им по всей длине, словно наносит свой любимый блеск для губ. Я слегка вздрагиваю от этого зрелища. Кэт кое-что знает о соблазнении. Мы снова целуемся, и я пробую свой вкус на её губах. Вместо того, чтобы усилить моё возбуждение, это наоборот мешает. Всё кажется знакомым — не знаю, как объяснить. Мы прекращаем целоваться и болтаем больше о школе и музыке.

Затем, неизбежно, мои мысли переходят к Лаки. Я всё ей рассказываю: от моего кузена к Джереми, моей порно коллекции и новой группе по созависимости.

— Получается тебе почти двадцать и до этой ночи ты целовалась всего с двумя парнями? Вау, вот это прикол! — говорит Кэт, зевая, — и у тебя никогда не было секса?

— Нет ещё, — отвечаю, рассматривая лицо Кэт, пытаясь понять её реакцию, — но я много об этом знаю.

— Хочешь попробовать?

Я киваю головой в согласии, но не уверена на сто процентов в своей готовности.

— А ты? — спрашиваю я.

— Да, чёрт возьми. Я бы трахнула тебя. Но тебе сначала надо подумать. Для некоторых девственность очень важна. Если ты входишь в их число, тогда нам, наверное, стоит повременить.

— Я всегда представляла, что это будет Лаки, но не судьба.

— Боюсь, завтра ты будешь сожалеть. Давай просто потусим, а там видно будет.

— Тебе была важна твоя девственность?

Кэт перекидывает свои длинные волосы на одно плечо. Её губы естественного красного цвета — непреодолимый соблазн для поцелуев.

— Я потеряла девственность с парнем. Она была неудобством для меня. Тот парень мне даже не нравился, я просто хотела покончить с этим.

— Жалела ли ты потом?

Кэт кивает и на мгновение кажется, что она заплачет. Её ногти идеальной овальной формы покрыты ярко-красным, вишнёвым лаком. Всё в ней выглядит красивым и привлекательным, хотелось бы мне больше увлечься ею.

— Ну, он был первым и последним парнем, с которым я спала.

Мне так нравится Кэт, если бы я только могла влюбиться в неё. Думаю, у неё доброе сердце, и она могла бы искренне любить в ответ. Я наклоняюсь и целую её в щеку.

— Давай ляжем спать. Я не хочу ни о чём жалеть.

Кэт спит со мной в моей односпальной кровати и прижимается к моему телу. Она обвивает меня руками и закидывает на меня одну ногу. Обнимать её очень приятно, но и заставляет меня немного поплакать. Она была заинтересована в сексе со мной, а я замерла в страхе от последующего сожаления. Возможно, она оказалась бы энергичной любовницей. И я так хочу поскорей покончить с этим.

Я мечтаю о жарком дыхании Лаки, шепчущего мне в ухо. Затем я ощущаю влажный след его языка, скользящего по линии моего подбородка и проникающего в мой рот. Я полностью открываюсь для него, переворачиваюсь на спину и раздвигаю ноги. Я выдыхаю в его ухо о том, как сильно ждала его, что в этой жизни для меня не хватит всего времени, чтобы насытиться им.

Я просыпаюсь от своего возбуждения, но Лаки нет здесь. Я вжимаюсь и трусь о ногу Кэт и сразу же чувствую себя неловко из-за этого. Кажется, она не проснулась. Я так и лежу, уткнувшись взглядом в потолок от неудовлетворения, пока мой пульс не замедляется и дыхание не приходит в норму.

Думаю, я обречена любить одного единственного человека, недоступного для меня. Поцелуй Лаки погубил меня для остальных. Моё стеклянное сердце надёжно сидит в ловушке на дне банки с мёдом с именем Лаки навсегда начертанным на нем.

16 глава

— Просто встаньте, назовите своё имя и расскажите нам немного о своей созависимости³⁶, если вы готовы.

Я не готова. Но парень в прикиде цвета сафари готов. Он рассказывает нам о Джен, как они встретились и поженились, как она спустя время стала алкоголичкой и зависимой от лекарств, отпускаемых по рецепту. Она пристрастилась к оксикодону³⁷ и к валиуму³⁸ в придачу. Парень рассказал о том, как раньше он часто сидел в своём пикапе за баром, ожидая её, пока она развлекалась с другими парнями и напивалась — лишь потому, что не хотел, чтобы с ней что-то случилось, когда она пьяная поедет домой. Когда же она вываливалась из бара с каким-то чуваком, он пытался усадить её в машину — она же могла ударить его или иногда это делал её дружок. Она материлась, говорила ему гадости. Я не могу поверить, что такая Джен существует. Просто в голове не укладывается, как ей вообще могло повезти встретить этого парня-сафари, и как много она для него значит. После этой истории мы прервались на кофе с печеньем. Парень-сафари явно занял слишком много отведённого нам времени. Но я понимаю почему — ему было о чём рассказать.

Я самая молодая здесь. Постоянно думаю, к правильной ли группе поддержки обратилась. Может, мне нужна внештатная группа по сексуальному фетишу, а может по неразделённой любви или группа для тинейджеров с их проблемами.

Я выступаю последней, и чувствую, что скоро моя очередь. Все эти взгляды наполнены жалостью, а все мысли о сплетнях. Все созависимые, наверное, будут знать мою историю к утру. Историю долбанутой, влюбившейся в своего двоюродного брата и мечтавшей переспать с ним.

— Меня зовут Белен, и я созависима от своего двоюродного брата, в которого влюблена, — добавила я немного тише, переминаясь с ноги на ногу и смотря в пол.

Я обвожу взглядом комнату. Парень-сафари не будет критиковать. Он уже знаком с моей историей. Вместо этого он улыбается и кивает, будто мне повезло облажаться меньше, чем ему.

Я осознаю две вещи в групповой терапии по созависимости. Во-первых, динамика отношений между мной и Лаки может зависеть от его употребления наркотиков — то, над чем я никогда раньше не задумывалась. Во-вторых, Джен пусть и законченная пьянь, но она испекла печенья на всех, а значит и в ней есть что-то хорошее. Печенье можно есть в неограниченном количестве, так что я съела четыре и взяла с собой ещё два, чтобы принести домой для Люси.

Самое безумное произошло позже и не в этой комнате. Когда мы все друг за другом спускались по лестнице бывшего китайского ресторана, внизу стоял грузовик с включёнными фарами, ожидающий парня-сафари. Когда он садится в грузовик, загорается свет в машине и освещает женщину-водителя, которая наклоняется и легко целует его в щеку. Я удивленно замираю на месте в ярком свете фар.

Парень-сафари высовывается наружу и кричит мне:

— Подкинуть? Мы с радостью! — я решаю, что он выглядит как Джон Денвер³⁹, а у Джен приятная улыбка. — Джен, это Белен, новый член нашей группы.

— Я в порядке, — говорю, робко поднимая руку и направляясь в сторону грузовика, — Те печенья были классными. Я стащила парочку для своей соседки по комнате, — признаюсь Джен, смущённая тем, что она не под наркотой и трезвая. Она выглядит потрепанной, но кроме этого, кажется, милой.

— Спасибо! Это моё фирменное блюдо, — отвечает она, сдавая назад. И они оба машут, отъезжая от церкви.

***

К наступлению Рождества, я решаю поехать домой. Это будет моё первое возвращение туда за полтора года. Моя мама так рада, что ставит ёлку уже в ноябре. Я говорю ей, что она усохнет, и все иголки опадут до того, как успею приехать. Но мама продолжает строить планы. Она жаждет посетить всех и каждого, у кого мы когда-либо были.

Осознание моего отъезда домой обрушивается на меня ещё за месяц до него. Я начинаю очень усердно работать над обеими моими терапиями, стараясь стать нормальной и не вернуться в прежнее состояние. Я боюсь, нет, я в ужасе, что Лаки тоже может оказаться там. Я напугана встречей с Тити и даже не хочу видеть Яри.

Мама встречает меня на Центральном вокзале Нью-Йорка вся укутанная — ведь идёт снег. Похоже, это Рождество будет снежным. Железнодорожная станция переполнена. Я не привыкла к людской толкотне. У каждого с собой тонна каких-то сумок с покупками; они все двигаются так быстро, что кажется, будто они бегут.

Мама душит меня объятиями и поцелуями и тащит через подземный переход в верхнюю часть города. Я рассказываю ей о своих занятиях, итоговых экзаменах и о предметах в следующем семестре. Но ни слова о терапии. Не хочу, чтобы она думала, что я несчастна. Это не так, я просто вроде как застряла.

Мы готовим modongo⁴⁰ на ужин. Приходит Тити. Лаки приедет только завтра.

Я открываю холодильник и заглядываю, чтобы проверить, стоит ли там ещё моя банка с мёдом. Я нахожу её за пивом Гектора, как раз там, где и оставила. Моя комната тоже осталась без изменений, за исключением сквозняка и холода. Я ложусь на кровать и смотрю в потолок. В такой позе я засыпаю, просыпаюсь, лишь когда мама с Тити склоняются надо мной, говоря, что ужин готов. Я плачу, когда вижу Тити — даже не представляла, как сильно по ней соскучилась. Она крепко обнимает меня и говорит: «hay que engordarte niña»(прим. с исп. - тебя надо откормить, как следует, детка), так как она считает, что я чертовски тощая. Мы едим на кухне, и мама с Тити так громко и весело болтают, что постоянно меня смешат. Думаю, что могу лопнуть от счастья с животом, полным тёплого супа. Тити сбегает к себе вниз, чтобы принести coquito⁴¹ и откормить меня. Я всеми способами стараюсь избежать темы о Лаки, но, в конце концов, они заговаривают о нём.

— Он скучает по тебе, cariño, и чувствует себя паршиво от того, как всё сложилось. Он очень повзрослел.

— Как и я, — отвечаю, улыбаясь тёте.

— Вы были просто детьми, попавшими в переплёт. У вас было увлечение, у кого не бывает, и вскоре вы будете вспоминать об этом, смеясь.

Мамины брови взлетают вверх. Она не хотела, чтобы я противоречила складной истории тёти о том, что случилось между нами с Лаки. Не хотела, чтобы я признавалась, что Лаки был любовью всей моей жизни. И я не продвинулась вперёд ни на дюйм, ни на капельку. Что мне до сих пор снятся его прикосновения, и, просыпаясь от слез, заставляю себя вновь засыпать.

— Он с нетерпением ждёт встречи с тобой. Как и Яри — они поддерживают общение, — говорит Тити, прокручивая толстые золотые браслеты на запястьях. Думаю, она сказала это с умыслом, чтобы ранить, задеть, как предупреждение, как быстрый, резкий удар в живот.

— Мне стоит позвонить ей, — отвечаю я, вытягивая ноги на кухонный стул, — чем она занимается?

Никто, похоже, не имеете ни малейшего представления.

После того, как Тити вернулась к себе, мама принимает горячий душ и готовится ко сну, заявляя, что ей утром на работу, я же возвращаюсь в свою комнату. Здесь по-прежнему холодно и спокойно. Я листаю книги и просматриваю свои старые дневники. Перебираю одежду в комоде. Забавно, как мы можем представлять себя в будущем, но получается так, что не сбывается ничего из представленного.

Я вытаскиваю коробку из-под кровати. На ней большой слой пыли, и я сдуваю его, подняв столб пыли в воздух. В коробке лежат старые фотографии и ежегодники. Я знаю, что она вся набита моими фотографиями с братом. Я бережно их рассматриваю.

Но проходит немного времени, и вот они оказываются разбросанными вокруг меня. Десятки фотографий нас, улыбающихся в камеру. Беззубые, в смешной одежде, с детьми Хеми и даже с Яри. Вся моя жизнь рядом с Лаки.

Я набираю старый номер Ярицы. Никто не берёт трубку. Сейчас только десять часов. Она ещё не должна спать.

Я надеваю кроссовки, хотя на улице и снег. Просовываю руки в куртку и заматываю голову большим толстым шарфом.

На улице тихо, всё кажется мягким из-за снега. Я оставляю следы в этой белой пудре, которая доходит до моих лодыжек. Я останавливаюсь перед знакомым домом Яри. Может, она даже съехала и теперь живёт в собственном доме. Я полностью прекратила общение с ней, когда уехала в колледж. Не знаю, из-за чего это: из-за нашей так называемой дружбы или из-за Лаки. Парень в куртке North Face⁴² и с банданой под бейсболкой открывает входную кодовую дверь. Я хватаю её, пока она не закрылась полностью.

— Ты знаешь Ярицу с четвёртого этажа? — спрашиваю его.

— Чёрт, Яри? Кто не знает Яри?

— Она всё ещё живёт здесь?

— Ага, думаю, она дома. А что ты типа её подруга?

— Была. В детстве. Спасибо, — я моргаю от яркого света и поднимаюсь к квартире Яри.

Я могу слышать из коридора, как гремит телевизор и, кажется, радио соревнуется с ним в громкости. Я сильно стучу в дверь костяшками, но никто не слышит. Я стучу снова, затем прекращаю и свищу, выкрикивая:

— Яри!

Она открывает дверь, держа ребёнка на бедре. На ней короткие шорты и топик, на ногах носки; её волосы собраны сверху заколкой. Может, она готовилась к Рождественской вечеринке.

— Привет, Белен, ты вернулась на Рождество? Спасибо, что продолжаешь общаться со мной, сучка. Спорим, ты не знала, что у меня ребёнок, а?

— О боже мой! Это твой ребёнок? Как её зовут? Поздравляю! Кто её папочка? — я поражена и смущена. Я рада видеть Яри, но очевидно, что она зла на меня.

— Ты, черт возьми, хочешь знать? А что ты мне привезла на Рождество? Ты здесь, чтобы увидеть Лаки?

Моё сердце ухает вниз, прямо на пол, из того маленького углубления, где оно было раньше в окружении других органов. Здесь, на полу, на него можно спокойно наступить и раздавить любой ступнёй.

— Лаки здесь? Почему? Я думала он приедет завтра, нет?

— Без понятия. Приехал пораньше. Попросился переночевать. Он, в отличие от некоторых снобов, продолжает со мной общаться.

— Прости, Яри. Я была эгоисткой, полностью погружённой в своё дерьмо. Я не считалась с другими. Я, наверное, пойду. Может, встретимся как-нибудь на неделе?

Звонит домашний телефон. Достаточно громко, несмотря на общий шум в квартире.

— Вот, подержи-ка ребёнка, — говорит Яри, передавая мне дочь.

Я хватаю пухлощёкий свёрток и прижимаю к груди. Я склоняю голову к её редким волосикам, вдыхая их запах, и шепчу ей:

— Привет, малышка Яри.

Я слегка укачиваю её, так как она становится беспокойной. Хочу, чтобы Яри поскорее вернулась, ибо умираю от желания убраться нахрен отсюда; не в обиду ребёнку, но я не готова. Я воркую с ней, пытаясь удержать её от плача. Поднимая взгляд, я вижу перед собой Лаки, одетого только в джинсы.

Баюкая ребёнка, я замираю и просто смотрю на него в упор.

Он выглядит так же, только его тело стало таким рельефным. Каждая мышца выделяется, каждая линия его тела чётко очерчена, будто высечена. Должно быть, он упорно трудится в морской пехоте, больше, чем на спортплощадке Вашингтон-Хайтс. Он также выглядит здоровым, так, будто хорошо питается и достаточно спит, скорее всего, он больше не набивает себя наркотой под завязку. Его руки забиты татуировками. Он пахнет мужчиной. И он в доме Яри. Я держу ребёнка, может это даже его ребёнок, и всё что, я могу, так это просто смотреть на этого мужчину.

— С Рождеством, Белен. Не думал встретиться с тобой до завтрашнего дня.

— Ты вернулся из командировки?

— Не-а. Я определён на базу Северной Каролины. Я взял машину напрокат и приехал сюда.

— Это твой ребёнок? Ты живёшь с Яри? — спрашиваю, удерживая ребёнка спиной к нему, будто собираясь отдать её ему на руки.

Он смеётся так, что даже горбится, прижимая руку к груди.

— Нет, Бей, это не мой ребёнок! Это дочь Яри, Амари. Я пришёл просто потому, что Яри ещё не спала, и сам я не хотел ещё спать. Не знал, что ты приехала домой. Но я уйду с тобой. «Мой ребёнок», ты такая забавная. Я даже не живу здесь.

— Ну, ты не обязан… я имею в виду, не обязан заводить детей, — все оттенки красного разлились на моём лице. Я могу даже грохнуться в обморок, если кто-то не заберёт у меня этого ребёнка.

— Пойдём, я возьму рубашку.

Я захожу в квартиру следом за Лаки и сажу малышку Амари в ходунки. Она по прямой ползёт в сторону кухни, где Яри висит на телефоне, стряхивая пепел в синюю стеклянную пепельницу.

— Позвоните мне завтра, засранцы. Я поведу Амари в Мейси увидеть Санту, если вы захотите прийти, — Лаки натягивает свою куртку и целует Амари в головку.

— Мы позвоним тебе, Яри, — говорит он.

— Вдруг Белен слишком хороша для этого! — кричит она, пока мы выходим в коридор.

Мы спускаемся вниз по лестнице в тишине. Я не ожидала этой пытки до завтрашнего дня.

— Я оставлю свою машину здесь. Так как нет шанса найти свободное место, — говорит он, глядя через плечо.

Я замечаю в Лаки то, чего не было раньше. Настороженность, нервозность? Наверное, всем трудно снова возвращаться домой.

Мы поднимаемся по склону в тишине, наполненной звуками снега; мои конверсы немного скользят, и Лаки хватает меня за руку. Чувства, поднявшиеся во мне, настолько насыщенны и болезненны, что я чувствую тошноту. Но я цепляюсь за его руку, как за самое дорогое в мире.

— Я не знала, что у Яри ребёнок, — тихо произношу я.

— Да, в прошлом году появился. Ты и вправду ни с кем не поддерживала общение, Бей. В том числе и с нами.

— Знаю. Думаю, это был своего рода побег, — снег оседает на его коротких волосах и тает, превращаясь в чистые капельки, отражающие уличные огни. Хочу пробежаться пальцами по его волосам. Хочу обнять его. Жажду признаться, как сильно по нему скучала, и как же сложно жить без него.

— А ты, Лаки? Ты продолжаешь общаться со всеми? Часто бываешь дома?

— Дважды. Это Рождество — третий раз. Был здесь прошлым Рождеством и раз летом. Мать болела несколько раз, когда я был в отпуске. Общаюсь с друзьями только по фейсбуку. Не то чтобы я кому-то звоню или пишу письма. Яри любит посплетничать — она держит меня в курсе.

— Я ни с кем не общаюсь, — отвечаю, распутывая свой шарф, чтобы подышать свежим воздухом.

— Как тебе северная часть штата? Видишься там с кем-то, Ленни? Встречаешься? — спрашивает Лаки, выглядя самоуверенным. Может, этот вопрос подразумевал, что он сам с кем-то встречается, что у него есть девушка в Северной Каролине, согревающая его постель.

Мы доходим до нашего дома и останавливаемся перед ним в свете уличных фонарей. Я качаю головой, открывая и закрывая рот, намереваясь что-то сказать, но я совсем не хочу посвящать Лаки во всю ту гребаную сердечную боль. Это даже не его вина, и замечательно, что он двигается дальше. Не хочу, чтобы моя боль и горечь стали его. Никому этого не пожелаю.

— Я хожу к психиатру, — признаюсь, стараясь держать голову прямо и уверенно, — и вижусь с Джереми, когда он приезжает увидеться со мной. У меня самая классная соседка по комнате Люси. Вот с кем я общаюсь.

— Ты встречаешься с психиатром или ходишь к нему за помощью? — спрашивает Лаки, положив руку на моё плечо.

— Я ни с кем не встречаюсь, — отвечаю, рискнув посмотреть ему в глаза. Он выглядит таким обеспокоенным и небрежно красивым. Ещё более притягательным, чем несколько минут назад. У меня такое ощущение головокружения, будто я нахожусь во сне. Рука Лаки, дотрагивающаяся до меня — вот всё в чём я нуждаюсь.

— Ты выглядишь настоящим мужчиной, — тихо говорю я.

— Я и есть мужчина, Белен, — отвечает он.

Не могу выдержать его взгляд и опускаю глаза вниз.

— Всё в порядке, Бей? У тебя всё хорошо? — спрашивает он, обеспокоенно нахмурившись.

— Да, всё хорошо, Лаки. Я стараюсь день за днём.

— Это из-за меня? — его лицо выражает тревогу и страх. — Я всё испортил, поэтому клянусь, я…

— Ты — что? Это всё я, не ты, Лаки. Со мной что-то не так.

— Белен, с тобой всё в порядке.

— Я собираюсь зайти внутрь, Лаки. Увидимся завтра.

Я ухожу, оставляя его стоять под снегом. Он не следует за мной, я не спрашиваю, куда он собирается идти. Может, он вернётся к Яри или пойдёт на вечеринку.

Всё, что я знаю, так это то, что совершенно очевидно — Лаки справляется без меня, а я не могу без него.

Лаки

Белен выглядит всё такой же. Может, немного более уставшей и похудевшей. Не могу поверить, что она встретила меня у Яри. Это было последнее место, куда я думал, она пойдёт. Я не планировал наткнуться на неё до завтра. Но Белен всегда удивляла меня своей независимостью. Она всегда была личностью и поступала по-своему.

Я всё ещё хочу сорвать с неё всю одежду и вылизать всё её тело, похоронив лицо между её ногами. Хочу, чтобы она кончала, выкрикивая моё имя. Думаю, она одинокая, грустная. Хочу сделать её счастливой. Я думал, что могу вытравить её из своего организма, но стоит лишь раз увидеть её, и я снова теряю контроль.

Чувствую себя как под кайфом. Собираюсь снять девчонку. Хочу напиться до беспамятства и свалиться без чувств. Не хочу видеть боль на её лице, особенно, если я тому причина. Я думал, что убраться подальше поможет нам обоим, но, кажется, я испортил ей жизнь навсегда.

17 глава

Белен

Мы пьяны. В стельку. Мы начали пить ещё в Мейси⁴³. Яри забросила Амари в дом к её папочке, и мы еще перед Рождественским ужином начали с ореховой настойки из магазина алкогольных напитков на углу дома Яри. Потом мы зашли в квартиру Тити и выпили несколько шотов и coquito⁴⁴с Coco Lopez⁴⁵ по рецепту нового грузного бойфренда Тити.

Лаки получил свои подарки, и мы поднялись по лестнице с Яри, которая плелась позади нас и орала в трубку своему нынешнему любовнику, спрашивая, где он, бл*дь, был прошлой ночью. Лаки смотрит на меня и смеётся, произнося губами: «Всё как всегда». Я расслабляюсь и смеюсь в ответ, и могу поклясться, что вижу, как загораются глаза Лаки. Я замечаю, как он смотрит на мои губы.

— Нет, пошёл ты со своими дурацкими извинениями! — кричит Яри в трубку, держа её прямо у рта.

Мы с Лаки ещё посмеиваемся, и Яри показывает нам средний палец.

— Вы тоже можете сваливать, — отвечает она, срываясь на крик.

— Пятьдесят баксов на Раймонда, Белен. За 50 минут, — предлагает Лаки и улыбается мне ещё шире.

— Чтобы Яри побила его? Я ставлю пятьдесят на Рамона. В любом случае, надо её ещё напоить.

Мы еле поместились в коридоре из-за своих курток и ботинок. Я ныряю рукой в карманы в поисках ключа. Моя куртка сползает, и Лаки кладёт на меня руку. Это просто рука на моём бедре. Обычный жест. Но красные огоньки вспыхивают по всему моему телу, а в голове гудит.

— Я поставлю пятьдесят на любого, с кем ты замутишь, Белен, — говорит Лаки, прислоняясь спиной к двери и преграждая мне дорогу.

— О, неужели, и кто это? Не такой уж и большой выбор, — отвечаю, отыскав, наконец, ключ. Я засовываю его в скважину замка, которая находится между рукой и талией Лаки.

— Не знаю. Кого бы ты хотела?

Думаю, я вспыхнула ярко-пунцовым цветом от жары или выпивки, или, может, из-за Лаки, в которого я до сих пор влюблена и который стоит здесь передо мной.

— Ми идём в квартиру Белен, а потом переберёмся ко мне! — кричит Яри в трубку.

— Это отец Амари?

— Нет, придурок, это новый. У него классная машина.

Мама всех нас целует и заставляет съесть побольше еды. Мы открываем подарки под елкой, и я даже вспомнила, что нужно купить в Мейси парочку для Яри и малышки Амари, пока они не заметили. Я подарила своей маме футболку Вассара и она плачет, когда разворачивает её.

— Это же просто футболка, мам, — говорю я.

— Знаю, но я так горжусь тобой! — отвечает она, роняя крупные слёзы и крепко меня обнимая.

— Мы все гордимся тобой, Ленни, — добавляет Лаки, открывая подарок от своей мамы. — У меня есть кое-что для тебя — лови, — говорит он, бросая мне маленькую коробку.

Все пристально смотрят, пока я медленно открываю её. Что он мог мне подарить? Мне страшно открывать его подарок. Я отрываю бумагу, и коробочка внутри выглядит как драгоценная шкатулка. Я поднимаю крышечку и вижу хлопковую подушку и четыре кусочка морского алого стекла с пляжа на ней.

— О, боже, Лаки! Где ты нашёл их?

— Я же живу недалеко от океана. Иногда прогуливаюсь по пляжу. Их выбрасывает на берег приливом.

Я поднимаю на него взгляд. Я обожаю то, как он смотрит на меня с бесконечной нежностью во взгляде.

— И много там таких красного цвета?

— Не-а, не очень. Их и правда надо хорошенько поискать.

— Это потому, что эти красные стекляшки больше не делают. Всё к этому вело, ведь для получения такого клюквенного цвета использовалось настоящее золото, — отвечаю я, находясь в полном восторге от этих кусочков. Яри закатывает глаза, но остальные улыбаются.

— Юху, Лаки подарил Белен мусор на Рождество! Посмотрим-ка, что он приготовил мне, — она разрывает пакет, в котором маленькие серебристые туфельки для Амари.

Она слишком долго обнимает Лаки и целует в щеку. Мы пьём за подарки, здоровье, учёбу и службу, и за малышку Яри. После убираем обёртки и ленточки. Мы с Яри помогаем маме придвинуть стол, чтобы было больше места для еды. Хеми со своей бандой собираются прийти, а они любят поесть. Я достаю бутылку Anis del Mono как раз перед Рождественским ужином.

Близнецы появляются первыми, и они уже пьяны. За ними идёт Хеми с Брианной, которая тащит Джованни — самого младшего. Аннализ застряла, неся все подарки.

Мы поём Рождественские песни, едим всё больше и пьём коктейли, пока не заканчиваются бутылки. Яри сидит на коленях Раймонда. Лаки перехватывает меня на пути из ванной и шепчет на ухо, что я должна ему пятьдесят баксов.

— Думаю, чтобы считалось, они должны поцеловаться, — возражаю я, заправляя волосы за ухо.

— Вот какие правила, а, Ленни? Они должны поцеловаться?

— Спасибо тебе за красное морское стекло. Это самый лучший подарок, который когда-либо я получала.

— Все для тебя, Бей. Реально, всё что угодно для тебя, — шепчет Лаки, но это всё, что он успевает сказать, ибо тётя Хеми вваливается в ванную и сжимает нас обоих в пьяных объятиях, рассказывая, как сильно она соскучилась. Она просит нас об услуге, а именно забрать близнецов, так как она не может выпроводить их из дома, а они же разрушают все её надежды на личную жизнь.

— Хеми, думаю, тебе нужна именно Яри. Смотри, как она флиртует с Раймондом, — говорит Лаки, усмехаясь мне.

— Я думала, она просто пьяна. Думаешь, он ей и правда нравится?

— Лаки на это даже поставил деньги, — признаюсь я Хеми.

— Не-а. Забудь об этом. Я не вынесу ещё одного чёртового ребёнка, — отзывается Хеми, вваливаясь в ванную.

Лаки прислоняется к стене, выглядя как всегда сексуально. Он делает глоток пива и улыбается, указывая на мои Рождественские носки.

— Я получила их сегодня, — говорю я, забирая его пиво. Я шевелю пальцами ног и делаю глоток. Клянусь, мой рот горит от желания прикоснуться к бутылке там, где ее касались его губы и язык.

— Да уж, я так и подумал, Бей. Чёрт, я так сильно скучал по тебе, — признаётся он, проводя рукой по своей голове. Когда его глаза встречаются с моими, я чувствую, будто кто-то вытащил меня из глубокой чёрной дыры. Я бы стояла так с ним и наслаждалась его теплом вечно.

— Я тоже скучала по тебе, Лусиан. Каждый день.

— Но у тебя же всё нормально? Ты же хорошо учишься, заводишь друзей и всё в таком духе, так?

— Да, я правда преуспеваю в колледже и у меня потрясная соседка по комнате, — отвечаю я.

Даже и не думала, что такой разговор может зайти — мы и правда говорим об этом? Не знаю, как устоять и не прильнуть к Лаки. Я только-только начала учиться, как жить без него.

— Ты собираешься уйти с Яри и её парнем?

— Если ты пойдёшь, то и я тоже. Я приехал домой, чтобы увидеть тебя, Бей. Ма сказала, что от тебя никто ничего не слышал, даже тётя Бетти волновалась. Рад, что ты в порядке.

Лаки обнимает меня. Чувствую себя такой хрупкой, кажется, даже могу рассыпаться в его руках. Я стараюсь вернуть ему объятие, как обычно.

***

В доме бойфренда Яри — Майка — мы пьём ещё больше. Я едва могу видеть из-за алкоголя, но вся его квартира украшена разноцветными мини-огоньками к Рождеству. Каждый из этих огоньков создаёт ауру цвета, они прикреплены к стене сверху, над окнами. Майк и Лаки забивают косяк, и я пристально на них смотрю.

— Бей, я завязал навсегда. Не смотри на меня так.

— Что если тебе придётся пройти тест на наркотики сразу по возвращению?

— У меня месяц отпуска. Я просто праздную Рождество, так что после сегодняшнего я не буду продолжать.

Я иду в ванну с Яри. Она одновременно писает и наносит блеск на губы.

— С кем-то встречаешься в колледже?

— Не совсем, — отвечаю, прислоняясь спиной к двери, — мой психолог хочет, чтобы я была открыта для свиданий с девушками, так что я целовалась с очень симпатичной девушкой Кэт. Но это всё.

— Погоди, ты целовалась с девчонкой?

— Да, — признаюсь, пожимая плечами. Это не кажется мне чем-то особенным. Я привыкла к Люси, а всё, чем она занимается, это целуется с девушками.

— Оу, это горячо, Бей. Ты говорила Лаки?

— Нет, у меня даже не было особой возможности поговорить с ним, — я снимаю рубашку. Под неё я надела майку, но я вдруг чувствую жар.

Мы возвращаемся в гостиную и садимся на пол. Лаки выглядит обдолбанным, а Майк — будто он без сознания. Яри сидит сзади и тянет меня ближе к себе, обнимая за живот. Лаки вскидывает голову, оживляясь. Яри начинает гладить мою грудь через майку, обводя мой сосок круговыми движениями, пока тот не съёживается от возбуждения, проступая через одежду. Я зеваю, а потом немного хихикаю.

— Яри, что, бл*дь, ты делаешь? — требовательно спрашивает Лаки.

— Успокойся, Лаки, Белен теперь по части девочек. Она рассказала мне об этом в ванной, — Яри наклоняется ко мне сбоку и притягивает мой рот к своему. Она даёт мне попробовать её язык до самого основания, и кажется, будто мы снимаем порно.

— Это правда, Ленни? — спрашивает Лаки. Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него, возвышающегося над нами. Я могу видеть его эрекцию через брюки и увлечённость при взгляде на нас.

— Не всеми девушками, — отвечаю я, икнув, — только красивыми, как Кэт.

— И Яри?

— Не знаю. Никогда не думала об этом. Она просто начала целовать меня.

— Пойдём в спальню, — предлагает Яри, — хочешь с нами, Лаки?

— А Майк? — спрашивает Лаки.

— Он отрубился, так что ему без разницы. Ну же, Белен. Давай сбросим эти шмотки.

В комнате Майка Яри раздевает меня. Она начинает сосать мои сиськи и облизывать соски. У меня такое чувство, что она делает такое не впервые. Я оглядываюсь на Лаки, его глаза полыхают. Я улыбаюсь ему и хихикаю, пока Яри целуется с моей грудью. Я стараюсь как можно изящней избавиться от своих кружевных стринг, не теряя зрительного контакта с Лаки.

— Ты идёшь или как? — спрашивает Яри, бросая свои трусики в Лаки.

Она обнажена и достаточно горяча. Я бы никогда не сказала, что она недавно родила.

Лаки подходит к нам, и Яри хватает его лицо. Она целует его, глубоко просовывая язык ему в рот. Она не может всегда так целоваться. Думаю, она всё ещё играет. Я с трепетом наблюдаю, как Лаки немного отступает назад и поднимает рубашку над головой. Он теперь такой рельефный и мускулистый, будто с обложки фитнес-журнала. Понимаю, что это всё тренировки морских пехотинцев. Он продолжает целовать Яри, но смотрит прямо на меня. Он протягивает ко мне руку и тянет ближе к себе. Мои ноги подкашиваются, я спотыкаюсь и ощущаю контакт наших с ним тел.

Потом Лаки целует меня. Я оживаю под его прикосновением, словно вдруг протрезвев. Кожу покалывает, и любовь несётся по моим венам как наркотик. Я поднимаюсь на цыпочки, поощрённая всплеском адреналина, и прижимаюсь к нему всем телом. Он обхватывает меня руками и несёт к стене. Его поцелуй раскрывает меня, и я ощущаю будто парю.

Лаки врывается в мой рот, наш поцелуй как поединок. Мы соревнуемся, чтобы увидеть, кто вложит в него больше чувств, а наши языки — главное оружие. Я забываю, где мы находимся. Забываю, что мы кузены. Я теряю себя в его поцелуе, ибо это та битва, которую я не хочу выигрывать. Я хочу быть потерянной в нем, взятой, завоёванной, покорённой им.

Лаки толкает меня на кровать и сразу же оказывается надо мной, заводя руки над головой. Он целует мою шею и вбивается в меня бёдрами.

— Господь Бог, Бей, я скучал по тебе, — выдаёт он, прерывающимся голосом. Моя грудь тяжело вздымается, и я прижимаюсь к нему всем телом. Хочу умереть здесь, именно таким образом: в руках Лаки, окружённая его любовью. Он трахает мой рот своим языком; любовь Лаки ко мне примитивна, это не влюблённость. Я раздвигаю ноги и прижимаюсь тазом в жажде быть наполненной. Он сильно прикусывает мочку моего уха, я вздрагиваю и стону в ответ.

— Прошу прощение, говнюки! — говорит Яри, прочищая горло. Она упирается рукой в бедро и качает головой, наклоняется и подхватывает одну из брошенных футболок Майка, надевая её через голову. — Вы, бл*дь, отвратительны. Такое вообще называют инцестом.

Я хныкаю в ответ и отклоняюсь от груди Лаки. В ответ он сильнее сжимает и тянет мои руки. Он вжимается в меня ещё глубже, отказываясь рассоединять наши тела.

— Ты, бл*дь, сама начала это, Яри! Я вёл себя нормально, пока ты не спровоцировала меня!

— Лусиан, я просто хотела попытаться немного повеселиться, ибо сейчас Рождество, и мы обдолбанные. Я не планировала для вас извращённого любовного-черт подери-воссоединения семьи. Она тебе как сестра. Ты бл*дь тронутый! Теперь проваливайте с кровати моего бойфренда, он бы точно не хотел видеть здесь ваши грязные задницы.

Я хватаю свой лифчик и униженно подтягиваю его. Натягиваю трусики, встаю и бегом направляюсь в гостиную, чтобы надеть рубашку. Я отчаянно хочу убраться отсюда, свалить обратно в Поукипзи. Именно близость Лаки выявляет во мне эту болезнь.

— Ленни, успокойся. Всё в порядке, — говорит Лаки. Он стоит в одних джинсах, не удосужившись надеть рубашку обратно, — не случилось ничего такого, чего бы не было раньше. Мы можем преодолеть это. Мы просто напились, были под кайфом — вот и всё.

— Это не может повториться. Вот почему я не могу возвращаться домой. Я не могу видеть тебя, Лаки, без того, чтобы не чувствовать любви к тебе!

Пока я говорю это, глаза Лаки расширяются, его губы приоткрываются в удивлении. Он ничего не говорит в ответ, но пристально смотрит на меня, будто бы я шокировала его.

Майк выглядит только что проснувшимся и ничего не понимающим. Яри самодовольно посматривает на нас, качая головой. Лаки со скрещенными на груди руками выглядит так, словно испытывает боль. Я хватаю свою куртку с крючка и выбегаю за дверь. Я должна убраться отсюда.

***

Я едва могу уснуть, хотя напилась так, как никогда раньше. Закрывая глаза всё, что я вижу — Лаки, повсюду. Вижу его твёрдое тело и мягкое, пылкое сердце. Чувствую его плоть напротив своей, и вся дрожу от одной только мысли о его прикосновении. Я встаю посреди ночи и иду ворошить аптечку. Принимаю аспирин от головы и адвил от своего нервного возбуждения, наношу вапораб⁴⁶ под носом и поперёк лба. Понятия не имею зачем, но мама постоянно втирала мне эту штуку каждый раз, когда я болела, так что теперь это каким-то образом успокаивает просто своим мятным медицинским запахом.

Я больна во многих отношениях. Я не должна была приезжать домой. Как же я могла так сглупить? Мама была готова поехать в северные штаты. Мне надо держаться подальше от Лаки. Не могу больше терпеть эту пытку.

Истощенная и отчаявшаяся я достаю банку с мёдом с задней части холодильника. Я откручиваю крышку и опускаю палец в янтарную липкую и сладкую массу, поднося затем ко рту. Я слизываю мёд с пальца и закрываю крышку. Мне следует опустошить её полностью и освободить своё стеклянное сердце. Стоит засунуть сюда чьё-то другое имя и дать себе шанс на любовь в этой жизни. Надо бы разбить эту банку, сбросив её с крыши. Ибо моё сердце задыхается на дне этой вязкой сладости, под слоями сладостной любви Лаки длиною в жизнь.

Я слишком слаба, чтобы сопротивляться ему. Не знаю, как сказать «нет». Когда моя жизнь станет легче? Стресс разрушает меня. Я даже представления не имею, как желать кого-то другого.

Освобожусь ли я когда-либо от этой болезни? Когда любовь прекратит быть проклятием?

***

Я уезжаю рано утром, и мама плачет, когда я говорю ей об этом.

— Передумай, mi vida, прошу тебя, там же собирается сильный снегопад, — уговаривает она, помогая собирать мой чемодан.

— Я не могу быть рядом с Лусианом, мам, это разбивает мне сердце.

Мама шмыгает носом и кивает, складывая мои штаны. Может, она и правда понимает после всего, что было. Она не обвиняет меня в том, что я грязная, запятнанная, непристойная или что-то типа такого. Она просто говорит, что любит меня и пытается заставить взять пачку наличных. Мама вытаскивает их из жестянки с мукой на верхней полке кухонного шкафа и засовывает мне в руку, кивая: «Sí, Belén, toma» (прим. с исп. Да, Белен, возьми).

— Они мне не нужны, мам. У меня есть работа в библиотеке. Ты уже и так делаешь для меня достаточно. Отложи их, так что ты сможешь приехать ко мне на мой выпуск.

Я тащу свой чемодан через снег и ловлю частника на Бродвее.

— Порт Авторити⁴⁷, — говорю водителю.

Я люблю поезда, но автобус дешевле, и я уже в ожидании нескольких часов размышлений, сидя у окна. Мне необходимо очистить свою голову и сердце от всего, что связано с Лусианом. Я чувствую себя немного неловко от того, что не попрощалась с Тити, Яри и остальными членами своей семьи. Но я не могу сказать «прощай» Лаки. Не могу видеть его. Вообще. Я откапываю кусочки красного пляжного стекла из своего кармана и выбрасываю их в сугроб. Они так красиво выглядят на снежном фоне, будто светятся. Кто-то другой найдёт их. Кому-то другому повезёт. Уезжая, я чувствую, словно оставила кусочки своего разбитого сердца, разбросанными по тротуару.

Лаки

Быть пехотинцем не так уж плохо. Это что-то вроде классной работы, где ты всегда тусуешься с друзьями. Ну, кроме отсутствия свободного времени и недосыпа. Каждый день мы изучаем что-то новое и не всегда то, что готовит нас к бою. Мы прорабатываем каждый возможный сценарий перед заданием. Мы уже прошли вязание верёвки и скалолазание, выживание в дикой природе и даже потратили день на обучение спасению тонущих гражданских. Оказывается, я сильный пловец. Кто бы мог подумать? Я вырос в Южном Бронксе. Это совсем не то место, чтобы плавать в Ист-Ривер или вверх-вниз по Гудзону.

Я люблю погоду в Северной Каролине, да и большинство парней здесь что надо. В моём батальоне есть ещё один чувак из Бронкса, и мы с первого же дня отлично поладили. У нас было похожее происхождение, так что мы получили более-менее одинаковое воспитание.

В выходные, когда у нас перерыв, мы ездим в Джексонвилл⁴⁸, чтобы выпить, сыграть в дартс или пул. Я никогда не возвращаюсь домой, даже когда у нас выпадают выходные; я околачиваюсь здесь на базе. Вообще, причина, по которой мы ездим в город — подцепить баб. Я приобрёл вальяжный, самодовольный вид, и я в лучшей своей форме. Трахаться — легко. Цыпочек, которые тащатся по мне, хоть отбавляй. Я не встретил никого особенного — даже не знаю, что делал бы, если бы это случилось. Но я в самом деле люблю трахаться из интереса. В этом я всегда победитель, прирождённый чемпион.

Находясь здесь, я ощущаю себя кем–то другим, я не возражаю быть здесь просто номером — это снимает всё напряжение и давление. Я один из тех парней, которые с нетерпением ждут боевого задания. Некоторые парни из морской пехоты, которые малое время были с нами, говорят это типично для салаг — хотеть выбраться с базы до зуда. Говорят, там может быть скучно — ты можешь застрять на недели на миссии, где всё, что ты делаешь, это сидишь и ждёшь. Или же это дерьмо может быть изнурительным, когда ты тащишься мили в униформе с оружием и весовым элементом только, чтобы плестись обратно откуда пришёл снова, в темноте, даже не выстрелив ни разу из своего чертового оружия.

Но я не знаю, мне всё так же хочется поехать. Я хочу что-то, блин, делать, это желание словно прорывается из меня. Есть во мне какая-то беспокойная часть, не знаю, как выразить это словами. Здесь всегда пылает огонь. Постоянно. Я чувствую, будто мне всегда чего-то не хватает. Даже когда мы бежим и укрываемся в окопах, палим из оружия или обучаемся рукопашному бою, я всё ещё получаю недостаточно заряда — то чувство, когда адреналин несётся по твоему телу и всё, что ты можешь слышать, это стук твоего собственного сердца, бьющегося в груди; барабанный бой, оглушающий тебя самого, напоминающий, что ты сделан из крови и кишок, хоть ты и ощущаешь себя несокрушимым. Я жажду это чувство — этот высший, предельный уровень. Я привык получать это дерьмо проще и быстрее там, в Хайтс, с иглой в руке.

У меня также есть другой источник, который никогда не иссякнет. Я могу испытывать это чувство просто находясь рядом с Ленни. Один вдох её запаха –— и моё сердце в огне, кровь несётся с невероятной скоростью. Она превращает меня в грёбаное животное всякий раз, когда я с ней. Всё, о чём я могу думать, — как затрахать её до беспамятства и утащить её прочь, чтобы никто и ничто не могло коснуться её. Белен — болезнь, которая возвращается лишь при мысли о ней. Она чёртова заноза в моём боку, но она и та искра, что воспламеняет меня.

Белен

В весеннем семестре я выиграла награду в антропологии за свою статью о единокровных браках в Северной Африке и о том, как это сохраняет культурную целостность. Мне нравится изучать то, что я знаю, и мне никогда не хватит расследований в этой конкретной теме.

Лаки послали на первое задание — я слышу об этом, и от мамы, и от Тити. Его отправили на короткий промежуток времени в Ирак. Тити говорит мне не волноваться, говорит, что Лаки взволнован от этой поездки и жаждет получить настоящего опыта. Я просматриваю новости как ястреб и корплю над статьями; маниакально изучаю историю конфликтов и проверяю оповещения в CNN и Google, так что обновлений я не пропущу.

Я никогда не пропускаю групповой терапии — так что мы с Сафари-парнем стали друзьями. Его зовут Брайан, и мы вроде как стали попечителями друг друга. В групповой терапии по созависимости вы должны скрупулёзно наблюдать друг за другом и снять видео на сорок пять минут о том, как не стать созависимым от своего попечителя.

Так что мы с Брайаном ходим на кофе с пирожными после наших собраний. Он рассказывает о Джен, а я в действительности не говорю о Лаки. Она всё ещё пьёт и последнее, что она сделала — раздолбала их грузовик. Теперь Брайан ездит на собрания на автобусе и ему приходится ходить на работу пешком до тех пор, пока страховка не вступит в силу. Джен не работает. Она спит целыми днями, а по ночам шляется по барам. У неё цирроз печени, и предполагается, что она не должна пить, пока принимает лекарства.

— Брайан, ты так много работаешь. Ты когда-нибудь заговаривал с Джен о поездке в реабилитационный центр?

— И оставить её одну со счетами и домом? Ни за что. Я не могу.

— Э–э–э, я имела в виду Джен. Она могла бы получить место в Бетти Форд⁴⁹ или где-нибудь ещё. Я считаю, и это всего лишь моё мнение, Брайан, что ты для себя получаешь достаточно помощи. Пора и Джен взять на себя какую-то ответственность. Посмотреть, как она будет жить без тебя.

— Я не могу быть отдельно от неё, Белен, я был бы несчастным без неё. К тому же, она бы никогда не выжила. Кто бы проверял, не передоз ли у неё? Я отсчитываю её антидепрессанты, все её лекарства, каждую ночь!

— Думаю, в этом есть смысл: позволить уйти, чтобы потом получить здоровую, — говорю, откусывая кусочек своего шоколадного пирожного с начинкой из арахисового масла.

Никогда бы не хотела оказаться на месте Брайана. Я бы предпочла никогда не видеть Лаки снова, чем зависеть от каждого его вздоха и постоянно думать о его благополучии, вроде того, что я и делаю. Чувствую, как мой телефон вибрирует в кармане. Переключаю его на беззвучный и оплачиваю наш с Брайаном заказ.

***

Дверь в нашу комнату открыта, и я застаю Люси, выходящую с нашим телевизором. Шнуры волочатся по полу, а она сильно потеет.

— Что ты делаешь, Люси? Помощь нужна?

— Избавляюсь от твоей ленты новостей. Не могу больше это выносить.

— Я превратилась в Брайана, — говорю я, снимая рюкзак.

— Я не смогу продолжить делить с тобой комнату, Бей–Бей, если ты не покончишь со своей одержимостью. Он выбрал то, чем хотел бы заниматься, и ты не можешь контролировать это.

— Ты права. Прости.

— Ты даже не знаешь, что он там делает! По большому счёту, он может всё ещё быть на базе и чистить туалеты!

Я провожу всю ночь, удаляя закладки с моего компьютера и обновления с телефона. Я отправляю е-маил маме о том, что теперь вне новостей и если что-то по-настоящему крупное случится — я полагаюсь на неё, пусть напишет мне по почте.

Мы с Люси планируем снимать квартиру вместе вне кампуса на время выпускного года. Я должна убедить её, что нахожусь в здравом уме, если я хочу, чтобы это когда-нибудь свершилось.

Следующим утром я говорю Люси, что пересмотрела своё поведение; что я закончила со своей больной любовью и двигаюсь дальше.

— Давно пора, чокнутая. Пошли, отпразднуем это блинами.

После завтрака я делаю то, что даже не могла подумать сделать когда-то. Я звоню Джереми и приглашаю его провести выходные вместе.

— Я думала, он не нравится тебе, нет? — спрашивает Люси, когда я ей рассказываю, — Этот пацан чертовски вымораживает меня, и я много раз говорила тебе это.

— Не думаю, что решусь, но хочу это выяснить. Доктор Дэвидсон всегда напоминает о том, что я становлюсь влажной и считает, что надежда есть.

— Белен, не упоминай о мокрых кисках, пока я ем завтрак.

18 глава

Белен

Я выпускаюсь раньше Люси почти на семестр. Но я подумываю остаться и понять, чего хочу, перед тем, как окунуться в магистратуру. Я бы хотела путешествовать и повидать мир, может, присоединиться к Корпусу Мира⁵⁰. Не хочу бросить Люси одну с арендной платой, но она клянётся, что будет в порядке в любом случае. Но я не верю ей.

У нас небольшие каникулы, и Джереми пригласил меня загород. Оказывается, у его семьи есть таймшер⁵¹, ключ от которого находится у Джереми. Он отвезёт меня обратно в город, а оттуда мы полетим в Северную Каролину на выходные.

Джереми приезжал несколько раз с того времени, как я пыталась вновь разжечь искру между нами. Мы достаточно активно целовались и обжимались, и я решилась сделать ему минет. Не знаю, хорошо ли у меня получилось, но он кончил мне в рот. Я не чувствую необходимого притяжения, но, на самом деле, я отчаянно пытаюсь почувствовать хоть что-то и лишиться девственности до выпуска из колледжа. Ощущаю себя странно с дипломом бакалавра и с сексуальным опытом, который не впечатлил бы даже двенадцатилетнего.

Мы с Джереми едем в больницу, чтобы забрать маму на обеденный перерыв. Она крепко обнимает меня и удивляет такими же тёплыми объятиями Джереми. Мы привозим её в новый причудливый ресторанчик, рассчитанный на богатых докторов. Я настоятельно советую ей заказать закуски, и мы заказываем кучу всего из меню. Джереми так мил с ней, и это вроде как растапливает мое сердце. Он настаивает, чтобы она заказывала десерт, пусть даже и с собой — съест дома. Мы говорим о моём предстоящем раннем выпуске и о том, что Джереми с его родителями планируют прийти туда.

Мама целует меня и крепко обнимает, когда мы расходимся, и шепчет:

— Белен, даже не верится, как сильно ты выросла.

Мы едем в прекрасный домик Джереми, где встречаемся с его родителями. Я и раньше виделась с ними мельком, но это впервые, когда я сижу и болтаю с ними. У мамы Джереми, Белинды, потрясающие голубые глаза. Она впечатлена моим столь ранним выпуском и удивлена, что я специализируюсь по биологии.

— Не знаю, Белен, я всегда видела тебя творческой личностью.

Она рассказывает мне про Внешние Отмели⁵², о том, что в её молодости, её семья имела привычку отдыхать там. Но после рождения Джереми она стали останавливаться рядом с Изумрудным островом⁵³. Тому, отцу Джереми, звонят на мобильный, и он встаёт, чтобы ответить. Он добродушно смеётся в ответ тому, с кем разговаривает, и отвечает:

— Нет, Джереми здесь со своей девушкой.

Я в шоке и немного напугана от этих слов и ищу глазами Джереми. Он тащит свой набитый чемодан к двери, улыбается и подмигивает мне. Волна тепла прокатывается по телу, и думаю, это будут те самые выходные, когда я расстанусь с девственностью — так или иначе.

Перелёт оказывается лёгким, Джереми потягивает шампанское, а я пью игристый сидр, сидя в первом классе. Он произносит тост за наши первые выходные вместе, ударяя со звоном своим бокалом о мой, говоря:

— За нас!

Звучит нелепо, будто по инструкции проведения продуктивного личного времени в качестве пары.

— За нас, — повторяю я, прижимая свой бокал к его.

Я делаю глоток и пытаюсь проглотить все свои комплексы и ограничения. Я твержу себе, что Джереми замечательный. Нельзя и желать лучшего.

Таймшер великолепен, возможно, это даже самое замечательное место, где я когда-либо останавливалась. Всё такое белое, чистое и обставлено как на старых южных плантациях. В комнате, где мы оставляем свои чемоданы, одна кровать королевских размеров, и я смотрю на неё с опаской.

Не то чтобы я не хотела этого. Я просто разочарована тем, как блекло всё ощущается. Разве не должно быть чувство волшебства и восторга? Разве я не должна падать в обморок и мечтать о наших планах на прекрасное будущее после? Я просто хочу, чтобы он вставил мне, так, будто вы протыкаете жаркое в духовке. Вытаскиваете, проверяете температуру, а затем принимаете очень горячий душ.

Мы оделись. Я надела летящую белую блузку и бирюзовую мини-юбку. На мне каблуки, макияж, румяна, всё по полной программе. Рубашка Джереми подходит под цвет его глаз.

Друг его отца владеет рестораном, и он не только организовал для меня бесплатную выпивку, но и оплачивает весь счёт. Мы едим устриц, потягиваем тёмный ром, и весь вечер рука Джереми поглаживает моё бедро.

— Белен, я хочу тебя с тех пор, как впервые положил на тебя глаз ещё в школе, — признаётся он, скользя рукой чуть выше. Он проскальзывает пальцем в мои трусики, и я почти давлюсь своим мохито.

— Думаю, мне надо чуть больше напиться, — шепчу я. Он пробегает пальцем вдоль моего клитора. Мои соски отзываются на ласку. Я медленно выдыхаю. — Пойдём в бар?

Мы едем пятнадцать минут к месту, которое выглядит как спортивный бар посреди ничего. Мы выходим из машины, и Джереми хлопает дверцей немного сильней, будто раздражён мной. Хотелось бы мне включить режим Яри и упиваться своей сексуальностью.

— Я приезжал сюда пару раз на выходных. Здесь своего рода сумасшествие, так как люди любят напиваться. И легко пройти фейс-конроль, я бывал здесь и до своего двадцатиоднолетия.

Внутри громко, тусклое освещение, несколько людей танцует. Здесь и столы для пула и мишени для дартс, но в основном повсюду полно пьяных в хлам и что-то кричащих парней.

Мы садимся, и Джереми заказывает нам два шота. Я сразу же выпиваю залпом свой. Он скользит вниз по горлу, обжигая, и вдруг мне становится так хорошо. Я могу это сделать. Могу быть с ним.

— Спасибо, что привёз меня сюда, Джереми. Мне реально надо было расслабиться. Как раз то, что доктор прописал.

— Позволь мне заказать тебе ещё один! — выкрикивает Джереми, целуя меня в губы и быстро проскальзывая своим языком в мой рот.

Мой телефон звонит в моей сумочке, и я достаю его, уставившись на экран. Экран загорается. Лаки звонит мне. Он никогда раньше не звонил мне.

— Лаки? — отвечаю я на звонок, сразу же ожидая худшего.

— Бей, скажи мне, пожалуйста, что ты сейчас не в дешёвом баре морпехов в Северной Каролине с этим богатым мудилой с вечеринки, — говорит он, его голос звучит как у хорошо выпившего человека.

— Не знала, что это бар морпехов, погоди, спрошу у Джереми, — я опускаю телефон к груди и смотрю на Джереми с улыбкой, — прикинь, мой кузен, Лаки, здесь.

Такая мысль приходила мне в голову, когда мы решили приехать сюда. Я даже фантазировала о том, как позвоню ему или случайно натолкнусь на него. Но я сдерживалась и заставляла себя сфокусироваться на Джереми. Это что, блин, судьба? Она просто так жестока или пытается сказать мне что-то?

— Я думал он вышел в море, нет?

— Думаю, он вернулся и выпивает с друзьями.

— Не удивлён, они все приходят сюда, чтобы нажраться. Где он? Пошли, найдём его, может у него есть заборное дерьмо! — говорит Джереми, опрокидывая в себя ещё один шот. Кажется, Джереми выглядит более восторженным от встречи с Лаки, чем от мысли забраться мне в трусики.

— Где ты, Лаки? — спрашиваю я по телефону.

— За бильярдным столом, Белен. Пялюсь на твои ноги, — я медленно расправляю ноги и засовываю телефон в сумочку.

Вглядываюсь в угол и ощущаю медленно ползущее чувство узнавания, когда мои глаза встречаются с парой жёлтых, опаляющих в тусклом свете. Это Джейли с Лаки, и они встают из-за своего стола. Они выглядят так замечательно вместе, они дико выделяются — двое парней из Хайтс, окружённые морскими пехотинцами с непроницаемыми лицами и выходцами Северной Каролины.

— Это Джейли с ним. Все соседи здесь. Давай, пошли, Джереми, они вон там, за бильярдным столом.

Лаки и Джейли жмут руку Джереми и оба целуют меня в щеку. Джереми хватает стул и тянет меня к себе на колени. Я замечаю, как челюсть Лаки сжимается едва заметно, пока он пристально рассматривает руку Джереми, с намёком обнимающую мою талию.

Джейли заказывает серию шотов и платит наличкой из толстых глубин своего кошелька.

— Что ты забыл здесь с моей маленькой сестренкой, Джереми? — спрашивает Лаки, положив кулак на стол.

— Мы здесь на все выходные, проводим время в крутом таймшере родителей Джереми. Вам, ребята, стоит пойти туда с нами — правда, Джереми? Там есть великолепный бассейн и теннисный корт.

— Чертовски верно, им стоит прийти, но только если они принесут с собой всё необходимое! — соглашается Джереми, выпивая ещё один шот.

Мы выпиваем всё больше, и руки Джереми становятся развязней и поднимаются играючи к моей груди. Глаза Лаки следят за ними, и его лицо приобретает свирепое выражение.

Я так пьяна, что разворачиваю колени в сторону Лаки и закидываю руки ему на шею. Джереми, кажется, плевать; он больше заинтересован в Джейли. Их головы склонены друг к другу и они о чём-то переговариваются шепотом. Затем они встают и выходят вместе на улицу покурить. Лаки поднимается и притягивает меня в свои крепкие объятия, я же становлюсь топлёным маслом, плавясь в его руках, и это ощущается так правильно и привычно.

— Я сожалею о нашем последнем расставании, Ленни. Я не хотел потерять контроль.

— Всё в порядке, Лаки. Просто эти чувства, здесь нет твоей вины. Я решила покончить со своей девственностью на этих выходных. Джереми типа мой бойфренд.

— О, правда, что ли?

— Да, я всё ещё не рассталась с этим, поэтому я здесь. Думаю, мне следовало тебе сказать об этом до того, как Джереми ляпнул бы что-то.

— Это херово, Бей. Всё не должно быть так. Это не какая-то неприятная работа, которую надо вытерпеть. Не позволяй ему трахнуть себя только, чтобы избавиться от девственности! Всё должно быть естественным, — рука Лаки задерживается на моём затылке. Он одет в белую футболку и чёрный военные брюки.

— Так как это было у нас? Я думала эта часть не была естественной, нет?

— Я не знаю, Бей. Мне надо ещё выпить. Не могу перестать смотреть на тебя в юбке. Почему ты никогда не надевала такого для меня?

— Почему ты не вышел на улицу с ними?

— Так как я чист. Пару шотов по выходным, но и только.

— Что, если я кину Джереми, и вместо него ты лишишь меня девственности? — спрашиваю я, кладя голову ему на плечо. Я говорю это как шутку. Но это не так. Вообще.

Это всё чего я хочу, то, как я себе это всегда представляла.

Он хватает мои волосы и вдыхает запах с макушки моей головы, затем его рука сбегает ниже и замирает на моём бедре.

— Не знаю. Не думаю, что Джереми понравится. Он так упорно старался добраться до твоей киски, Бей. Годами.

— А если я разрешу ему трахнуть себя, пока ты будешь сидеть там и наблюдать?

Алкоголь развязал мне язык, и я говорю всё, что хочется. Я говорю правду.

— Это самая сумасбродная вещь, которую я когда-либо слышал из твоего ротика. Иди сюда, — видимо ему нравится это, ибо он хватает меня за подбородок и приподнимает его вверх. Лаки берёт мой рот и свирепо, дико целует до тех пор, пока моя голова не начинает кружиться, и я не могу сделать вдох. Язык Лаки — яд, и всё чего я хочу, чтобы он отравил меня.

Когда я поднимаю глаза, Джереми и Джейли пялятся на нас, Джейли смеётся. Его огромная долбанная ухмылка говорит, что они стояли там и наблюдали за нами.

— Иисус, вас двоих никогда не отпустит! — выдаёт Джейли, толкая Джереми в руку, — Пошли к тебе, чувак. Всё обещает быть весёлым.

Уверена, ни один из них не должен вести машину. Джереми и я вызываем такси, но Лаки настаивает на том, что он трезв. Они едут за нами на отдельных машинах, так как Джейли не собирается оставаться и планирует вернуться в город ночью. Джереми не разговаривает со мной в такси, пока мы не доезжаем до места.

— Наш трах ещё в силе, Белен, или ты опять пойдёшь на попятную из-за того, что мы столкнулись с Лаки?

— Я всё ещё хочу. Может даже больше, чем раньше. Думаю, им стоит принять в этом участие. Мы можем развлечься все вместе и, возможно, будет ещё лучше.

Мы выходим из машины и захлопываем дверцы. Джереми идет позади меня по гравию.

— Ты, которая отказала мне в желании связать тебя, думаешь, готова для подобных экспериментов? Ты, вечная недотрога, которая не одолеет и первой базы?

— Назови меня идиоткой, если хочешь, Джереми, но я чувствую себя в безопасности рядом с ним.

— Отлично, но ты не моя девушка, если путаешься с кем-то ещё.

— А ты когда-нибудь хотел этого?

Он просто пожимает плечами в ответ. Я знаю, что Джереми будет делать то, что одобрят Джейли и Лаки. Он всегда был подражателем и равнялся на этих двоих.

Джереми открывает дверь, и мы все вчетвером вступаем в лоно роскоши. Джереми громко вздыхает и пробегает руками по своим светлым волосам. Он скидывает свои мокасины и хватает бутылку с громко позвякивающими стаканами на всех со стойки. Он ведёт себя так, словно я его раздражаю, но видно, что это притворство, он просто хочет впечатлить их.

Джейли растягивается на диване, опуская ногу на кофейный столик и подмигивает мне с намёком. Он настолько горяч, что я почти чувствую, как могу проделать всё с ним, не нуждаясь в своём кузене. Лаки вышагивает к креслу и опускается в него, широко разводя ноги.

— Белен, так ты согласна на групповушку? Или как? — спрашивает Джейли, разливая виски в четыре стакана.

— Завались, Джей! — отзывается Лаки, выпивая залпом порцию и агрессивно ударяя в подбородок своего соседа.

— Она моя девушка, — вставляет Джереми немного плаксивым голосом.

— Чувак, это её тело, — говорит Лаки, уставившись на Джереми так, будто у него нет никаких притязаний на меня. — В любом случае, откуда взялась эта идея?

— Это моя идея, — выдаю я, удивляя саму себя. Итак, три пары глаз пристально наблюдают за мной.

— Мне трудно возбудиться. На самом деле, очень трудно. Не знаю почему. Не знаю, что не так со мной. Я всё перепробовала: от изучения сексуальности человека до специальной терапии по просмотру порно, использования игрушек и поцелуев с девушками и ничего не помогает мне! — я выдаю последнюю фразу на тон выше. Все трое из них пронзают меня взглядами. Я завладела всем их вниманием.

— Вау, — выдыхает Джейли.

— Кроме Лаки. Лаки заводит меня.

— Ты меня тоже, Бей, — отзывается Лаки, сидя в кресле.

Это не звучит как что-то запрещённое или отвратительное. Произнесённое кажется правильным, будто всё так и должно быть.

Джейли хлопает руками и улыбается нам.

— Серьёзно, это какая-то херня! Мне нравится! Джер, принеси нам немного льда, а я пока скручу косяк. Я согласен на всё, чего хочет леди, — выглядит так, будто он в экстазе. Лаки сидит в кресле и сжигает меня взглядом.

Может, странно проводить жизнь в воздержании, а потом однажды напиться и решить заняться сексом сразу с тремя одновременно. Но меня не волнует, кто что подумает. Мне нужно, блин, пережить прошлое, всё, что блокировало меня. Я хочу нормальной сексуальной жизни. Хотя бы просто нормальной жизни. Хочу чувствовать что-то, ибо я уже знаю, что любовь хреновая штука.

Все трое парней осматривают, изучают моё тело, и моя кожа пылает. Джейли великолепен. Я так думаю уже с тех пор, как впервые увидела его в Хайтс. Лаки неотразим, стопроцентный самец. Джереми тоже хорош в своём консервативном стиле со светлыми растрёпанными волосами, падающими на глаза. Я могла бы хотеть каждого из них. Может, я и хочу.

Я встаю и расстёгиваю юбку, позволяя ей упасть на пол. Я оставляю каблуки на ногах, снимаю через голову свою тонкую белую блузку и бросаю её поверх юбки. Теперь на мне только белый кружевной лифчик, трусики и чёрные туфли на каблуках — комплект, который я специально купила на случай потери девственности. Я распускаю волосы и сажусь на диван между Джереми и Джейли.

— А ты подросла, Белен, — протягивает Джейли, кивая и оглядывая меня, — как на счёт того, чтобы снять эту хрень с груди?

— Я только хочу почувствовать себя хоть раз сексуальной. Я знаю, что не фригидна. И не думаю, что я ханжа! Но я едва могу ощущать влечение к парню, не говоря уже об оргазме.

— Я могу тебе помочь, — говорит Джейли низким голосом, затем наклоняется и захватывает мой рот.

Он агрессивен, напорист и быстр. Он за секунду избавляется от моего лифчика и посасывает мой сосок, поигрывая большим пальцем с другим.

— Ты хочешь, чтобы он просто смотрел или принимал участие? — спрашивает Джейли так, словно это просто повседневный вопрос. Может, для него так оно и есть? Вдруг им нравится часто заниматься групповушкой?

— Как он того захочет, — отвечаю я, наклоняясь к Джейли за его ртом. Его губы полные и мягкие, он так пылко и глубоко целуется, что легко потеряться в нём.

— Я буду наблюдать. Я не могу прикасаться к ней. Если она говорит стоп, значит стоп. И вам, две твари, советую послушаться, или я отрубаю ваши сраные члены кухонным ножом. Всё будет так, как захочет Белен, это не чертова оргия. Вы, мудаки, должны помочь ей кончить, чтобы её тело кончило.

— Идёт, — выдыхает Джейли, проскальзывая пальцами в мои трусики. Он чуть-чуть потирает мою киску и затем толкает меня обратно на диван. Он склоняется над моим животом и легко касается губами пупка. Его язык на пару секунд ныряет в эту впадинку, разгоняя тепло по всему моему телу. Он прикусывает моё бедро и стаскивает трусики своими зубами. Я наблюдаю как мой живот подрагивает, пока трусики сползают по бёдрам. Через мгновение я буду полностью голой.

Джереми садится позади меня и передвигает мою голову себе на колени. Он начинает поигрывать с моей грудью, целуя при этом шею. Всё моё тело покалывает маленькими иголками, и я устанавливаю зрительный контакт с Лаки. Я возбуждена, я могу чувствовать это — теплую влагу между моих ног. Мои мышцы невольно сжимаются, готовые к тому, чтобы меня взяли. Я не перестаю смотреть на Лаки. Он затвердел, но его руки продолжают оставаться на подлокотниках. Даже если он не хочет касаться меня, достаточно того, что он наблюдает за мной. Более чем достаточно видеть, как он смотрит на меня. Его взгляд обостряет все мои чувства.

Джейли сильно шлёпает меня по заднице и раздвигает мои колени.

— Relájate, chula(прим. с исп. – расслабься, детка)! Я не собираюсь делать ничего такого, что бы тебе не понравилось.

Он проводит языком вдоль моей щели и находит им клитор. Я непроизвольно запрокидываю голову и стону. Джереми встаёт и спускает свои трусы, пользуясь возможностью засадить свой член мне в рот. Я пробую на вкус смазку на его пенисе и кружу язычком по самой головке. Двое мужчин за раз — это уже чувственная перегрузка. Так много всего происходит, это словно быть в двух местах одновременно. Я знаю, мной попользуются, но это-то мне и нравится. Я достигаю оргазма, и, кажется, передо мной открывается весь мир.

Не могу перестать смотреть на Лаки, даже с членом Джереми во рту. Он вздрагивает, когда наши глаза встречаются, но вскоре он расслабляется и расстёгивает свои штаны. Он вытаскивает свой пенис и скользит сжатым кулаком вдоль всей длины своего ствола. Моя кровь ускоряется при виде его со своим мужским достоинством в руке. Его член толстый, головка поблёскивает от смазки. Я сосу член Джереми, но это именно Лаки тот, кого я хочу заполучить в свой рот.

— Белен, — зовёт меня Лаки, — представь, что это я, если это поможет тебе.

Моё сердце бьётся всё сильней с каждым его словом. Всё, что я когда-либо хотела, чтобы Лаки взял моё тело.

— Становись на колени, — командует Джейли, шлёпая по внешней стороне моего бедра. Я становлюсь на четвереньки. Он рывком притягивает мои бедра назад, пока они не соприкасаются с его, растирая мою влажность между ног всеми своими пальцами.

— Думаю, мы можем заставить тебя кончить, Белен. Сколько там тебе лет? — спрашивает он, и я могу слышать, как разворачивается презерватив. Он, должно быть, открыл его зубами, так как одна его рука жёстко впивается в плоть моего бедра.

— Мне только что исполнилось двадцать, — не могу поверить, что я почти потеряла девственность с Джейли — наркоторговцем со спортивной площадки. Яри бы охренела. Она и любая другая сделали бы всё, чтобы заполучить его.

— Ленни, это я надеваю презерватив.

Голос Лаки такой властный и мягкий. Я представляю в мыслях всё, что он говорит, и мой адреналин резко подскакивает.

Я чувствую, что должна что-то сказать, ибо всё кажется слишком бесцеремонным, но Джереми вновь медленно и ненавязчиво заполняет мой рот, так что я не могу говорить.

Джейли резко толкает свой член в меня, и я вскрикиваю в удивлении, отстраняясь от Джереми.

— Лаки! — зову я. Понимаю, что на моём лице написан страх, и Лаки выглядит встревоженным.

— Эй, Джей. Вытащил свой член, бл*дь! — Лаки поднимается, выглядя готовым кинуться в драку.

— Нет, Лаки. Всё в порядке, — возражаю я, не разрывая зрительного контакта со своим братом.

— Святое дерьмо, какая же она тугая, — стонет Джейли, покачивая членом продвигая его внутрь ещё дальше, заставляя меня захватить ещё больше его длины.

— Потому что она девственница, Джей! — выкрикивает Лаки, ударяя руками по своим коленям, — входи, бл*дь, мягче в неё!

— Какого хрена? Никто не сказал мне! Ты как, Белен? Хочешь, чтобы я вытащил?

Я качаю головой.

Нет, пожалуйста, только не это.

— Хорошая девочка, — одобрительно говорит Джейли, снова шлёпая меня по попке вызывая раскалённое покалывание, сосредоточенное в одном месте, — маленькая тугая киска в подходящем маленьком тугом теле.

— Просто будь с ней нежнее, или я прибью тебя, — бросает Лаки закипая.

Его скольжение внутрь и наружу ощущается одновременно и как что-то болезненное и как что-то удивительное, восхитительное. Его бёдра, врезаясь в мои, воспламеняют во мне все оттенки безрассудных чувств. Такая наполненность, но вместе с тем и безумный голод. Я расслаблюсь, пока он толкается внутри меня, и всё начинает ощущаться ещё лучше. Интенсивность нарастает. Никогда ещё так не пылала. Я могла бы сойти с ума от похоти, раскалённого вожделения.

Джереми приподнимается и наматывает мои волосы на кулак, вдалбливая свою твёрдую длину между моих губ. Я кружу языком вокруг головки его члена, медленно всасывая за ней остальной его член в свой рот. Он стонет и слегка придерживает мою голову в своей хватке, устанавливая свой ритм проникновения. Не могу поверить, что внутри меня двое мужчин.

— Бл*дь, Лаки, чувак, тебе надо прекратить смотреть на меня так, иначе я буду не в состоянии трахать её, — говорит Джейли.

Я поднимаю глаза, чтобы увидеть Лаки, кипящего от пьянящей смеси похоти и ярости, проступающих на его лице.

— Просто заставь её кончить, Джей, а потом проваливай нахрен от неё, — бросает Лаки стальным голосом.

— Скажи мне, Белен, как тебе лучше и прижмись к моему члену, если понравится, — он так жёстко сжимает мою задницу, что на ней остаётся пылающий след от его прикосновения. Джереми сильнее стискивает мои волосы в кулак, слюна заполняет мой рот. Я в какой-то странной зоне разума, где благоговею перед человеческим телом и моей собственной возможностью желать этого с Лаки, наблюдающим за мной.

Рука Джейли находит мой клитор и прижимает его ребром ладони, посылая странное напряжение в моё нутро. Потом подушечками пальцев он мягко потирает клитор, и я толкаюсь назад на его члене.

— Ага, вот это местечко, — скрипит Джейли хриплым осипшим голосом.

Я стону, но звучит как стон боли, ибо член Джереми остаётся у меня во рту. Я отвечаю всасыванием на его толчки, что заставляет Джереми ускориться. Могу ощутить, как он набухает и взрывается мне в рот. Мой язык кажется шершавым по сравнению с гладкой кожей его члена. Я глотаю его сперму и это, видимо, обостряет мои чувства. Я ощущаю только мужской запах вокруг себя, и мой адреналин высвобождается. Какое мощное чувство быть окружённой со всех сторон, знать, что все трое хотят меня. Джейли снова потирает мой клитор, и всё моё тело напрягается. Я дёргаюсь назад к его члену в удовольствии, затем он кладёт одну руку мне на плечо, другой хватает мои волосы.

— Я собираюсь трахать тебя жёстче, Белен. Справишься с этим?

Я киваю.

— Дай мне знать, если станет больно, и я остановлюсь.

Он сильнее засаживает в меня и каждый раз, как его бёдра врезаются в мою попку, искры разлетаются по всему моему телу. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Лаки. Когда мои глаза встречаются с его, я получаю максимум от нашей связи. Я знаю, что это Джейли, но всё, что я чувствую, — Лаки. Всё, что я могу видеть — Лаки.

Я стону, кончая, громче, чем можно было представить. Чувствую, как мои мышцы сжимаются вокруг него. Сжимаются и расслабляются, пульсируя, неохотно отпуская его. Я обессилено растягиваюсь на диване, уткнувшись лицом в подушку. Я слышу шум снимаемого презерватива.

— Детка, я просто хочу кончить на твою попку, — говорит Джейли, начиная мастурбировать. Я киваю и зарываюсь лицом глубже в подушку. Джейли в быстром темпе толкается в свою руку, затем стонет, и я чувствую, как его сперма выстреливает на мою задницу и заднюю часть ног. Я тянусь назад, улыбаясь, пока растираю его сперму по своим щекам. Я видела такое раз в порно из коллекции моего психотерапевта. От того, как Джейли задышал, можно сказать, что он оценил этот жест.

Я смотрю на Лаки, у него всё то же яростное выражение лица.

— Это считается моим первым настоящим оргазмом! — признаюсь я, не меняя позы, — спасибо за урок, — посмеиваюсь я, не в состоянии стереть с лица улыбку.

— Обращайся в любое время, детка, — отвечает Джейли, — пересечёмся, — он тяжело дышит.

— Вот бл*дь, — бормочет Джереми, ошеломлённо стоя в рубашке и со своими штанами и трусами в районе лодыжек.

— Лучше пойди обмойся, — советует Джейли, указывая на пятно спермы спереди на рубашке Джереми.

— Здесь есть другая спальня, Джереми? — спрашивает Лаки, произнося его имя скрипя зубами.

— Да, сразу за кухней есть одна. А что, ты собираешься остаться на ночь? — интересуется Джереми.

— Да, мы будем там ночевать, — отвечает Лаки, наклоняясь, чтобы поднять меня с дивана. Он перекидывает мое голое тело через плечо, как ковёр, — спасибо, что приехал, Джей, — говорит Лаки, пожимая руку Джейли, — увидимся утром, Джереми, — бросает он напоследок, идя со мной через кухню.

Пинком открыв дверь, он ставит меня на ноги. Лаки делает два шага в сторону маленькой ванной и открывает воду на полную силу.

— Полезай в ванную, Ленни. Я хочу вымыть тебя, — он бросает в меня мочалку с полки для полотенец, — сотри с себя это дерьмо.

Лаки раздевается, и я наблюдаю за ним с непередаваемой любовью. Я опьянена, одурманена моей любовью к нему и не могу поверить, насколько далеко он может пойти ради меня. Думаю, что свидетельство того, как он трахается с другими женщинами, могло бы убить моё сердце. Но Лаки принял это как мужчина, он стольким пожертвовал ради меня. Я люблю его даже больше, чем думала, что могла бы. Он сбрасывает одежду и залазит в ванну. Я погружаюсь в горячую воду за ним и сворачиваюсь у него на коленях.

— Спасибо, Лаки, — шепчу я ему в шею.

— Всё, что угодно для тебя, Ленни. Всё. Нет ничего неправильного в тебе. Даже не смей так больше думать, — говорит он, притягивая мою голову максимально близко к себе и убирая волосы с моего лица.

Я чувствую себя так хорошо в его руках, что не хочу покидать кольцо его рук никогда.

— Ты всегда можешь думать обо мне, чтобы кончить, Белен, если это то, что тебе нужно. Все могут думать обо всём что им, бл*дь, захочется, если эти мысли приводят к нужному результату. Не стесняйся использовать меня, ну или что там только что произошло. Каждый должен, мать его, думать о чём-то, и я был бы польщён, если бы ты представляла меня.

Я чувствую стук своего собственного сердца, как оно сжимается и расширяется у меня в груди. Я хочу расплакаться, но вместо этого что-то расцветает внутри. Любовь — это жизненная сила, и я могу ощущать его любовь вокруг меня. Я слышу глубокий приглушённый всхлип, но он исходит не от меня.

— Тогда каждый раз, как ты кончаешь, Ленни, я, так или иначе, буду с тобой.

Лаки

Я ощущаю её настойчивое сердцебиение рядом со своим и её чистое тело, пылающее жаром. Я спал рядом с ней с тех пор, как себя помню, но сегодня этот грёбаный сон никак не идёт. Тошнит от мысли, что она считает меня трусом, думает, что я не хочу трахнуть её. Это всё так далеко от истины, но я думаю, что пришло время рассказать ей. Никогда не думал, что тётя Бетти правильно поступила, соврав о её отце. Ложь превратила это в грязный секрет, словно что-то в самой Белен было плохое. Но одна из причин, по которой я её отвергаю, моя боязнь, что это может всё ещё ухудшить. И я не хочу продолжать грёбаное наследие, влюбившись в члена своей же, бл*дь, семьи.

Она переворачивается рядом со мной, и я улавливаю сладкий запах Белен, смесь мыла и шампуня с вплетенными лёгкими нотками мускусного аромата, присущего только ей. Я пробегаю пальцами по её волосам, которые немного вьются после ванной. Она отмахивается от моей руки и перекидывает через моё бедро свою ногу. Я сразу же твердею. Этой ночью я не кончил, и мысли о том, как она отдавалась другим, выворачивают меня на изнанку, заставляют сходить с ума, но, несмотря на всё это, возбуждают до предела. Я откидываюсь на спину и стону, обхватывая стояк своим кулаком.

— Чёрт, Белен. Что же ты делаешь со мной? Не знаю, хватит ли мне сил выдержать, — говорю я в потолок, потирая член в попытке усмирить его.

— Всё нормально, Лусиан? — спрашивает Белен, вдруг садясь на кровати.

— Бей, блин, ты напугала меня. Да, всё в порядке. Только скажи моему члену расслабиться. У тебя самые сексуальные бёдра, и ты тёрлась ими об меня.

Она улыбается мне в темноте, и я ощущаю, как спадает напряжение.

— Я могла бы помочь тебе рукой, Лаки. В смысле, если ты сам не против. Никогда не делала этого раньше, но я быстро учусь.

— Спасибо, Ленни. Я люблю чувствовать твои ручки на мне, но, как бы не противно было говорить — нам надо обсудить семейные дела.

Она настороженно смотрит на меня и немного отодвигается назад.

— Ты никогда не хочешь того, что я могу дать. Это каждый раз заставляет меня чувствовать стыд. Словно ты считаешь меня отвратительной из-за того, что хочу тебя, — её лицо выражает столько боли.

Я заставляю её испытывать боль, и это разрушает меня.

— Ленни, я хочу тебя больше чего-либо в мире. Больше денег, больше морской пехоты, больше всего, чего я когда-то хотел. Не знаю, как убедить тебя. Однако я не могу притрагиваться к тебе подобным образом, и есть кое-какое дерьмо, которое я должен тебе рассказать.

Она садится и подтягивает колени к груди. Мы прижаты друг к другу на этой кровати, но могу сказать, что она хочет сохранить некую дистанцию между нами. Она воздвигла стену даже до того, как я начал говорить. И я не виню её. Всё, что касается нас с Ленни, ранит нас и приносит удовольствие в равной степени. Мы отталкиваем это влечение, но не можем прекратить ощущать его.

— Я никому не расскажу о том, что произошло. Не думаю, что Джереми будет болтать. Он, может даже, будет чувствовать себя самым смущённым.

— Ленни, ничего плохого не случилось этой ночью. Все получили, что хотели — так что выбрось это из своей головы. Тебе нечего стыдиться. Никто не будет об этом болтать.

— Тогда почему ты расстроен?

Я наклоняю голову вперёд и потираю пальцами свою шею, проводя затем по линии челюсти. Я, мать твою, раздражён как чёрт, достаточно, чтобы пробить дыру в стене.

— Ленни, мне надо рассказать тебе о кое-какой семейном ерунде. Это частично объясняет, почему я не могу заниматься с тобой любовью, и они обязаны были обо всём сказать тебе с самого начала.

Я тоже подтягиваю одно колено к себе, обхватывая ногу рукой; с хрустом разминаю шею, пока говорю, пытаясь расслабить своё тело.

— Даже не знаю, как так получилось, что мне об этом известно. Думаю, моя мать сказала мне или хрен его знает, а потом они просветили меня о том раннем романе. У меня даже не было выбора — сказать тебе правду или солгать — вроде как они руководили мной.

Я поднимаю взгляд и вижу, как Белен съеживается, сжимается. Она мотает головой, и слёзы стекают по её лицу, бледному как простыня.

— Ленни, остановись! Что случилось? Что я не так сказал?

— Лусиан, ты мой брат? Пожалуйста, только не говори мне, что ты мой брат! — кричит она, закрывая лицо. Всё её тело сотрясается от рыданий, и я тяну её в свои объятия. Она так идеально подходит моему телу, словно она создана, чтобы быть в моих руках.

— Ш–ш–ш–ш! Девочка моя, всё нормально, — говорю я, укачивая её и поглаживая по голове, — Черт, всё не настолько и плохо. Но речь идёт об инцесте в нашей семье.

И я рассказываю ей о том летнем пекле в Бронксе, когда я родился. Как квартирка моей матери сгорела, и она вынуждена была приехать из больницы с младенцем в дом своего дяди, мужчины, которого она едва знала, но который был рад приютить её у себя. Как Бетти уже жила с ним. Он водил тёмно-каштанового цвета такси, хорошо одевался и каждые выходные приглашал Бетти на танцы. Бетти и Авильда были молоды, невежественны и сильно зависели от единственного родственника их покойной матери. Бетти влюбилась, тупо втюрилась в него. Ей было всего девятнадцать, когда она приехала в Нью–Йорк, а он уже был здесь состоявшимся человеком. Он клялся и божился, что позаботится о ней и о ребёнке. Но что они не учли, так это сплетней соседей. Когда Бетти приехала, Льюис представил её как свою племянницу, а теперь она была беременна и Авильда тоже заимела ребёнка, но никто не видел их бойфрендов — так что все соседи сразу же разнесли слухи. Говорили, что Льюис попользовался ими — бедными, неграмотными девушками с острова. Кто-то позвонил властям, вызвал полицию, и Льюис был арестован до того, как успел бы развратить других дочерей. Ты знаешь, о чём они говорили, Бей. Для всех них всё превратилось в ад. Когда мужик моей матери бросил её и вернулся в Пуэрто-Рико, Льюис платил за все мои пелёнки и Симилак⁵⁴, даже за приёмы у доктора. А Бетти, ну, она была влюблена. Льюис не изменял ей, держался подальше от азартных игр и выпивки Brugal⁵⁵, чтобы накопить на детскую коляску. Они оба были в восторге от ребёнка. Они знали, что это будет девочка, и Бетти уже тогда твердила, что по её предчувствию этот ребёнок будет очень смышлёным.

Но соседи болтали ересь и загнали Бетти с Авильдой в угол в коридоре. Рассказывали, что ребёнок будет уродом и родится отсталым. Они довели Льюиса до того, что он стал прикладываться к бутылке. Затем он врезался в шикарный Кадиллак и потерял лицензию на вождение такси. Получил повестку в суд и письмо на депортацию в придачу. Он вытащил всю наличку из своего ящика с носками и пачку денег из бумажника. Поцеловал своих племянниц на прощание и следующим рейсом вылетел обратно в Сан-Доминго.

Бетти так разволновалась, что у неё начались ранние роды. Родилась красивая девочка, которую назвали Белен, и её отвезли домой из больницы с абсолютно здоровыми лёгкими. Её положили в детскую кроватку рядом со мной, и наши матери стали размышлять, как же платить ренту и где им можно работать, чтобы поддержать своих малышей. Они поклялись помогать друг другу во всём и преодолевать все препятствия вместе. Они также решили скрыть правду о Белен. У Бетти было разбито сердце, ибо Льюис был её первой любовью. Но они не хотели, чтобы неудачи их преследовали, поэтому они выдумали мужчину, который приехал из Пуэрто-Рико, задурил Бетти голову, обрюхатил её и сбежал. Они так убедительно говорили о нём, что и сами стали верить в эту историю.

— Так что мы с тобой, Белен, связаны даже больше, чем ты могла подумать.

Белен смотрит на меня, её лицо осунувшееся, глаза тёмные и далёкие. Она трёт кончик носа и кивает, но смотрит в пространство. Я протягиваю к ней руку.

Она поднимает взгляд, берёт мою руку, и я снова притягиваю её на свои колени.

— Ты в порядке? Та ещё история. Но я подумал, ты должна знать правду.

— Спасибо, что рассказал мне, Лаки. Не могу поверить, она ведь никогда ничего не говорила мне, — произносит Белен, но кажется, что она сейчас где-то далеко, а не здесь в комнате со мной.

— Она пыталась защищать тебя, Белен. Она же так сильно любит тебя.

— Она должна была сказать мне! Это неправильно лгать своему ребёнку о том, кем был его отец. Возможно, она стыдилась меня. Может она хотела лгать самой себе, так как стыдилась меня.

Я не рассказал ей обо всём, чтобы ранить ещё больше. Я сделал это, чтобы объяснить, почему стараюсь сохранить дистанцию.

— Я люблю тебя, Ленни. Всегда любил. Никто не стыдится тебя, ты лучшая наша часть. Ты сокровище, Бей. Мы все просто кучка любителей, старающихся идти с тобой в ногу.

— Так в этом причина, почему ты не переспишь со мной, Лаки? Из-за того, что если бы мы совершили ошибку, то мы могли бы породить что-то ужасное?

— Это нечто большее, Белен. Если бы я взял тебя однажды, то не смог бы отпустить. Я бы разбил Джереми голову, если бы он только глянул на тебя, и я бы абсолютно точно прибил Джейли за то, что он прикасался к тебе.

Я притягиваю её ближе, слегка поглаживая её висок. Она холодна и отстранённая, кажется, будто все надежды покинули её.

— Ты заслуживаешь той жизни, где мужчина будет хвастать тобой и открыто о тебе заботиться. Ты заслуживаешь иметь детей и гордиться своей семьей. Наша любовь будет отвергнута всеми, ну знаешь, — нашей семьёй, друзьями, всеми грёбаными соседями. Что бы мы тогда делали? Скрылись бы ото всех и ни с кем бы никогда не виделись?

Я целую её нежно в лоб.

— Любовь к тебе, Бей, не должна быть чем-то, что скрывается от всего мира. Твоя любовь должна быть преимуществом, а не грязной тайной. Я хочу, чтобы у тебя была счастливая жизнь, который бы ты гордилась.

— Я просто хочу тебя, Лаки. Мне плевать на остальное, — отвечает она, зарываясь лицом в мою шею. Белен не плачет; она сильная девочка. Она просто прижимается ко мне сильнее.

Я твёрдо уверен во всех этих вещах в моей голове, но когда мои руки оборачиваются вокруг неё, я могу чувствовать, как сгибается моя воля. Я больше не знаю, что правильно, что нет. Я только знаю, что Белен ощущается так хорошо, что не хочется её отпускать. Не хочу знать, на что походит жизнь без неё.

Белен

Мы остаёмся сплетёнными в объятиях до тех пор, пока не всходит солнце и не меняется свет в комнате. Нет ничего страшнее, чем выпустить его из объятий. Не только отпустить его на базу или снова в командировку, но и на самом деле освободить его — остановить моё страстное увлечение им. Разве мы решили вчера все мои проблемы, и сейчас наступило время двигаться вперёд? Я выйду замуж за какого-то парня и буду представлять Лаки между своих ног каждый раз, как мы с ним окажемся в постели? Я буду выкрикивать чьё-то ещё имя, но я всегда буду думать лишь о Лусиане.

Пока Джереми ещё спит, я делаю Лаки кофе на кухне.

— Расскажи мне о своей дислокации — куда ты ездил?

— Ирак, Ленни. Я бы не хотел об этом говорить.

Намазывая вафли, которые я нашла в холодильнике, маслом, я поворачиваюсь к нему и смотрю на него через плечо.

— Было так плохо? Болезненно? — спрашиваю его.

— Не-а. В основном было скучно, но я выучил некоторые приёмы, находясь там.

Лаки смотрит на меня с болью на лице. Я запуталась, так как думала, что прошлой ночью мы оставили недомолвки позади, думала, мы в порядке. Казалось, его глаза блуждают по дивану, на котором вчера происходило основное действо.

— Ты думаешь о том, что случилось? Теперь ты не уважаешь меня?

— Нет, Белен, никогда. Ты знаешь, сколько раз я использовал секс, чтобы почувствовать себя лучше? Не задаваясь вопросом, как себя чувствовала девушка, или что она надеялась получить? Как я могу не уважать тебя за желание освободиться?

— Тогда почему ты такой тихий и задумчивый? — спрашиваю, ставя перед ним завтрак.

— Ибо каждый раз, как я тебя вижу, я боюсь, что обнимаю тебя в последний раз. Не потому, что умру на задании или что-то в этом роде, но мы становимся старше, Бей. Вещи меняются. Всё изменилось прошлой ночью.

— Из-за того, что ты рассказал мне?

— Ну, возможно это стало для тебя прорывом. Может, ты будешь двигаться дальше, выйдешь замуж, и я буду видеться с тобой по праздникам. Джереми в отключке, но сомневаюсь, что твой будущий муж позволил бы мне спать с тобой в одной кровати или целоваться, — небольшая грустная улыбка проскальзывает на его лице.

— Есть способ избежать этого, Лаки. Всё что ты должен сделать — сказать об этом.

Он делает глоток кофе и тянет мою руку к себе. Лаки вглядывается в мои глаза и замечает там искру огня. Знаю, я влюблена в него, но никогда не могла, сказать, как именно Лаки любит меня, — та ли это любовь, которая заставляет сердце парить или это обязательная любовь, типа братской.

— Что бы случилось, если бы это длилось не долго? Мы бы настроили наших родителей друг против друга?

— Мы были бы взрослыми людьми, живущими своими жизнями.

— Не думаю, что смог бы покончить с тобой, Бей, это не то, с чем бы я мог справиться.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Джереми проснулся и смотрит на нас; он спал в боксёрах и футболке, его волосы в беспорядке. Я вытаскиваю свою руку из руки Лаки и прячу её на своих коленях.

— Доброе утро, Джереми. Хочешь кофе?

Он выглядит самодовольным, словно поймал нас с поличным. Но если Джереми и не знал, что между нами с Лаки что-то было, то прошлая ночь должна была его просветить. Если он до сих пор ничего не понял, то только потому, что ходит вокруг да около с закрытыми глазами.

— Мне надо выдвигаться, — говорит Лаки, допивая кофе.

— Я провожу тебя, — сразу же отзываюсь я, хватая свои кроссовки.

Джереми наливает себе чашку кофе и добавляет немного сливок. Он отодвигает стул от стола и лениво разваливается на нём.

— Ещё увидимся, Лусиан, — прощается он, его голос плоский и нечёткий.

— Если ты только причинишь ей боль, я приду, найду тебя и урою, — отвечает Лаки низким голосом, проходя мимо Джереми и давая ему подзатыльник.

Я провожаю Лаки до его машины и каждый шаг становится тяжелее от моего страха прощания с ним. Чувствую оно будет грустным, хотелось бы, чтобы было по-другому. Прошлой ночью Лаки сделал мне огромный подарок, но он все равно кажется раздавленным.

Солнце поднялось, и стало тепло. Мы недалеко от воды, и я могу чувствовать запах соли в воздухе и её тягучую мягкость на коже. Бриз сдувает волосы мне на щеки, и я поворачиваюсь лицом к ветру.

Я ещё даже и не начинала переваривать информацию о своих родителях. Слишком много всего, чтобы справиться самой; я лучше пройду через это со своим психотерапевтом. Но даже если я и не знала никогда, кем был мой отец, мне нравилось представлять его кем-то особенным, кем-то, кто любил бы меня, но не справился с обстоятельствами. А вышло — мой отец — это дядя моей матери, и я не знаю, кем это делает меня. Это заставляет Лаки еще больше бояться его чувств ко мне; заставляет мою мать бояться рассказать мне о моём рождении. Все врали мне, чтобы скрыть правду, ибо правда в том, что я вылеплена из плохого теста — продукт кровосмешения.

Моя грудь вздымается, когда Лаки обнимает меня на прощание.

— Не плачь, Ленни. Ненавижу, когда тебе больно. Будь счастлива. Рад, что мы с тобой повидались.

Я киваю и вытираю слёзы с глаз.

— Я люблю тебя, — произносит он, целуя меня в макушку.

— Я тоже люблю тебя, Лусиан, до боли.

Он садится в машину и закрывает дверцу. Заводит машину и опускает оконное стекло.

Я отступаю, освобождая ему дорогу. Складываю руки на груди, ветер развевает мои волосы, хлещет ими по лицу.

— Пока, Ленни, — прощается он, начиная отъезжать с парковочного места.

Импульсивно подбегаю к машине и наклоняюсь к окну. Лаки хватает меня за шею и с нажимом целует мои губы.

— Пожалуйста, не позволяй этому причинить тебе боль. Хотелось бы, чтобы всё было по-другому.

Улыбаюсь ему и скрещиваю руки на груди.

— Я люблю свою боль, Лаки, и то, как она донимает меня. Если я не почувствую её больше, это будет значить, что я потеряла свою связь с тобой, а я не хочу, чтобы это когда-либо произошло. Я люблю эту боль, она часть любви к тебе.

Лаки пристально смотрит на меня с яростной напряжённостью, на виске заметно бьётся пульс.

— Не знаю, правильно ли это, Белен, — отвечает он и поднимает стекло.

Облака выбирают именно этот момент, чтобы заслонить солнце. Тень прогоняет яркость, которая подбадривала нас. Лаки уезжает в этой тени и расстояние между нами увеличивается.

Я знаю, что правильно, ведь моё сердце мне всегда это подсказывает. Оно говорит одно и тоже, нашёптывая как молитву: только Лаки, всегда Лаки.

19 глава

Белен

— Белль, это не моё дело, и я не хочу притворяться. Но мы были друзьями какое-то время, — говорит Джереми, высаживая меня из машины.

Я морщусь, догадываясь, о чём он скажет — у Джереми есть какие-то догадки о моей «проблеме», которыми он хочет поделиться. Я бы предпочла, чтобы он держал их при себе.

— У меня были лекции введения в право — отец заставил ходить на них — дабы посмотреть, буду ли я заинтересован в юридической школе после выпуска. Двоюродные родственники могут вступить в брак во многих штатах. Включая и Нью-Йорк. Просто чтоб ты знала, что такой вариант есть.

Я краснею всеми оттенками красного. Мы с Лаки поженимся только через трупы наших матерей — так что даже через миллионы лет этому не бывать. К тому же Лаки не выглядит тем типом парней, которые женятся.

— Спасибо тебе, Джереми, за информацию, но, боюсь, всё не так. Это скорее зависимость, чем отношения.

Я раздосадована тем, что у меня нет лучшего объяснения и смущена, что Джереми уже знает так много обо мне. Он оставляет меня перед моей квартирой, и мы договариваемся продолжать наше общение. Наши выходные были сумасшедшими, но, думаю, всё между мной и Джереми всегда было странным. Он, наверное, думает, что я больная на всю голову, но по каким-то причинам остаётся в моей жизни — в качестве моего парня или нет, возможно, потому что мы друзья. Мы больше не продолжали наших секс-исследований после ухода Лаки и Джейли из таймшера. Время прошло, но Джереми все ещё не привлекает меня в этом плане. Я, должно быть, абсолютно непонятна со своим отношением «холодно-горячо», всегда жаждущая, но никогда не дающая достаточно в ответ.

Я не говорю открыто с моей матерью о том, кто мой отец, но теперь, когда я знаю об этом, смотрю на неё по-другому. Могу только представлять себе, через что она прошла и как трудно ей было двигаться вперёд, не имея никого, кто бы мог помочь. Я украдкой роюсь в её вещах, пока она на работе. Я нахожу фотографии моего двоюродного дяди, и он выглядит знакомым, может, он похож на меня. Здесь только одно фото с ними двумя вместе. Моя мама такая красивая, а её мужчина выглядит влюблённым по уши. Фото выцветшее, и у них красные глаза. Мама одета консервативно для девушки её возраста, а мой двоюродный дядя/отец смотрится опрятно, подтянуто, словно у него был свой особый привлекательный стиль. Я прячу фотографию в свой чемодан. Я знаю, оно принадлежит маме, но чувствую потребность иметь ее у себя. Я также записываю его имя и всё, что знаю о нём. Получается всего четыре слова на листе из блокнота. Не так уж и много, чтобы двигаться дальше.

Мама пытается убедить меня остаться — не возвращаться в Поукипзи. Технически, я уже почти закончила обучение, но не хочу выезжать оттуда до мая.

— Белен, ты могла бы получить стажировку в городе. Я могу поспрашивать некоторых людей в больнице на наличие исследовательских мест, которые соответствуют твоему опыту.

— У меня нет больше здесь друзей, мам. Все мои друзья в колледже. Я бы предпочла остаться там и работать в библиотеке.

Что в переводе значит: я хочу общаться с Люси, моим психиатром и Брайаном — моим поручителем из группы по созависимости. Она позволяет мне уехать, выплакав все глаза, снабдив двумя сумками туалетных принадлежностей их магазинчика «всё за доллар» и пластиковыми контейнерами, набитыми испанской едой для моих с Люси обедов.

***

Мы с Люси живём в квартирке в двадцати минутах ходьбы от кампуса. Наш дом небольшой и разваливается потихоньку, но у него есть крыльцо и задний двор. Люси взяла из местного приюта питбультерьера. Она назвала собаку Наполеоном, хотя это и девочка. У неё длинная цепь, так что она может двигаться вокруг всего дома и заявлять права на свою территорию. Она пыталась убить арендодателя и почтальона, а также всех бедняжек, с кем у Люси было свидание. Но она также прижимается к нам, как ребёнок, и делает наш дом оживлённее. Люси сражается с двадцатью одним кредитом, я же превращаюсь в бледного призрака, одна в библиотеке.

Я рассказываю Люси о своих выходных, как мы с Джереми сталкиваемся с Лаки и Джейли, и как я в итоге расстаюсь со своей девственностью.

— Бардак какой-то, Белен. Я от тебя меньшего и не ожидала. Успела ли ты составить график для каждого парня, а потом и круговую диаграмму приобретённого опыта?

— У меня был оргазм. Вот и всё, что важно.

— Ты преподала им парочку уроков об анальном сексе, хотя ты и была единственной девственницей в этом трио?

— Я была зачинщиком всего.

— Ты всё ещё любишь своего двоюродного брата?

— Несомненно.

— Хорошо, ибо этот парень, Джереми, я убеждена, что он серийный убийца.

За один семестр я становлюсь богиней медицинской гугл-паранойи. С тех пор, как Лаки рассказал мне о моём отце, я уверена, что испорчена, поэтому изучаю все генетические результаты и статистические данные единокровной, кровосмесительной репродукции. Вместо сна каждую ночь я лежу в кровати и навожу на себя ужас мыслями о том, что каждый минимальный спазм, кашель или зуд перерастёт в конечный порок, которым я и так обладаю. Я перечитываю «Франкенштейна» Шелли и рыдаю над нашим сходством. Я трачу четыреста долларов, деньги, которых у меня нет, на родословная.com для того, чтобы не получить никаких ответов. Догадываюсь, что они пропустили Доминиканскую Республику и упустили из виду Хайтс. Я убиваю часы в библиотеке, изучая исследования по мутации рецессивных генов. Изучаю свадебные традиции Северной Африки, Западной Азии и Южной Индии, в особенности населения, в которых отношения «дядя/племянница» являются обычным делом. Я исследую всё, что могу найти о двоюродных родственниках. Я плачу, ибо репродуктивные клетки имеют только двадцать шесть хромосом. Втайне я задаюсь вопросом: что, если моё влечение к Лаки является биологическим отклонением, а не по причине абстрактных чувств, как любовь или притяжение? Какая же я глупая, полная катастрофа. Я постоянно нахожусь в отчаянии и чувствую, что могу сломаться под весом всего этого.

Но дважды в день я гуляю с Наполеоном и готовлю ей вычурную еду из знаменитого блога для готовки домашним питомцам. Я выращиваю рассаду на подоконнике, хотя настоящее солнце скрылось, оставив на своём месте висящим какой-то белый, размытый, холодный круг.

Однажды, выходя из библиотеки, я замечаю ярко-розовый флайер для ассистентов из лаборатории. Он бросается мне в глаза сразу же из-за надписи вверху «Химера».

Я подаю заявку на эту должность, как только прихожу домой. После того, как отправляю им своё резюме, мне звонит глава лаборатории Джон и просит меня прийти на собеседование. Моя задача будет состоять в выделении эмбриональных клеток крошечной прудовой жабы в чашке Петри⁵⁶. Я также буду ответственна за наблюдение за результатами химер–жаб на наличие любых внешних проявлений мутаций или необычное поведение после еды, спаривания и за их репродуктивными повадками.

Я соглашаюсь на работу и покидаю библиотеку после трех лет работы там. Я уже закончила с исследованием мутаций, и готова стать свидетелем репродуктивных экспериментов.

Люсь говорит, что я спятила и мне надо отвлечься. Но чем больше я учусь, тем более уверенной себя чувствую, ей ведь легко говорить — не она же получилась в результате слияния однородных членов одной семьи.

По ночам мне снятся крошечные бьющиеся сердечки жаб и их мягкие, раздутые, серебряные брюшки, уставившиеся на луну. Мне снится, как жабки прыгают через снег, чтобы прийти за мной в мой дом. Снится также, как батальон Лаки теряется в гигантской песчаной буре, и он исчезает кусочек за кусочком, как пазл, словно песчинки перед моими глазами. Мне снимся мы, стоящие на бетонной детской площадке, держась за руки и улыбаясь. Снится тот наш первый поцелуй на кухне, снятся ощущения, которые он вызвал.