Несколько дней спустя
Алиса
Довольно мычу, распластавшись на кресле в кабинете.
Наконец-то мышцы перестали болеть, и я могу без мучений сидеть в конце рабочего дня и отдыхать. Правда, мне сейчас ещё в офис Бестужева ехать… Какие-то прошлые проекты требуют объяснений и доработок.
Вот что за неразбериха?! Я уже там не работаю, а меня все равно умудряются загрузить делами.
Но ладно, хоть с Маргариткой встречусь. Давно с подругой не виделись – я скучать начала. Наверное, крутит там с Бестужевым, ходит вокруг да около… Я сама уже готова прошлому боссу сказать о беременности моей подруги.
Хорошего ей только желаю.
А учитывая, что эти двое любят друг друга, но никак не могут поговорить… Это ужасно.
Хоть реально бери и сама вмешивайся!
Но в чужие дела лезть… Потом ещё виноватой будешь, эх.
Со вздохом встаю с кресла, лениво поднимаю сумочку со стола и с каким-то мучением представляю, сколько мне пилить до офиса Яна Александровича.
Много…
Заказав такси, через час захожу на прежнее место работы. Офис ничем не отличается от того, где тружусь сейчас. Почти такой же первый этаж, лифт в той же стороне. Ничего не поменялось, кроме начальства.
Подхожу к лифту, отмечая, что сейчас довольно пустынно.
Ах, точно, обед только закончился – все разбрелись по своим местам.
Раздаётся щелчок приезжающего лифта. Двери кабины разъезжаются в стороны, и я, смотря под ноги, захожу в металлический коробок к единственному пассажиру. Вижу только его ботинки и икры, обтянутые чёрными брюками.
Дёргаю носиком.
Знакомый аромат мужественности и свежести проникает в нос. И я, словно уже поняв, что это, поднимаю взгляд, впиваясь им в аристократические черты лица.
Горячев…
При виде Тараса пульс ускоряется.
– Здравствуйте, – выпаливаю, смутившись. Давно не виделись. Два дня, кажется. С того дня в парке. После машинок мы пошли в кафе, где он накормил меня вкусной пиццей. А потом довёз до дома, пожелал хороших выходных.
– О, полторашка, – его губы изгибаются в улыбке, а синие глаза блестят в предвкушении. Во рту становится сухо, а фантазия разыгрывается не на шутку. Где-то на задворках моего мозга уже стоит картинка, где он нажимает на кнопку «стоп», и лифт останавливается. Мы застрянем тут одни, и…
В глаза бросается его припухшая щека. А скуле заметный синяк и порез.
– Это что? – спрашиваю, обалдев. Он с кем-то подрался?!
– Немного повздорил с Яном, – усмехается, вдруг положив ладонь мне на талию и притянув к себе. Пытается отвлечь меня от своего лица, но я только на нём и концентрируюсь.
– Из-за чего?
– Из-за твоей беременной подруги.
Глаза становятся по пять копеек. Он тоже обо всём знал? Откуда? Маргаритка и ему рассказала? Они хорошо дружат ведь…
– А вы откуда знаете?..
– Знаю, – усмехается. – Невольно услышал ваш недавний разговор. И в общем-то, неважно, полторашка. Потом как-нибудь всё объясню. Ты здесь какими судьбами?
– По работе… – выпаливаю. – Так, нет, мне всё это не нравится. У вас порез кровоточит.
– Да? Блин, печаткой, мудак, порезал, – по-дружески отзывается о своём друге, моём бывшем работодателе. – Не беспокойся, я только от медсестры.
– Мне всё равно, – хмурюсь, отрываясь от него. – Сейчас пойдём ко мне в кабинет, обработаем и заклеим пластырем.
– Какой кабинет? Ты уже забыла, что ты теперь – моя? – расплывается в улыбке. Я краснею, но он тут же с насмешкой договаривает: – Подчинённая. И твой кабинет у меня в офисе.
– Ничего, найду куда вас пристроить.
У меня кое-где связи. И кабинет нахожу. Знакомая сейчас в отпуске, и её место пустует. У неё и аптечка тут всегда есть – эта беда каждый день куда-то влезает.
Сажаю Тараса Романовича на диван, а сама лезу за аптечкой.
Надо будет вписать в блокнот, что я обрабатывала мужчине ранку. Да, отличное будет продвижение. Ух, меняюсь на глазах!
– Так, – подхожу к нему. Не церемонясь, ставлю одно колено между его широко расставленных ног. Он даже сидит как альфач! Нависаю над ним, смачиваю ватку перекисью. Подношу к его скуле.
– На самом деле, – его пальцы уже оказываются на моей талии, придерживая. Мурашки бегут по спине, а юбка неожиданно становится тесной, – мне уже всё обработали. И пластырем заклеили. Но я ж не баба, чтобы в пластыре ходить.
– Будете, – укоризненно шепчу, смотрю на шипящий препарат.
– А что ты мне сделаешь, если нет?
Я задумчиво поджимаю губы.
– Не буду вас слушаться.
– Себе же хуже сделаешь. Кстати, об этом… Щека болит ужасно. Поцелуй. Мне так мама в детстве делала.
Распахиваю глаза.
Понимаю, что он издевается. Или так учит?
Не знаю, но с воодушевлением принимаю его игру.
Наклоняюсь. Целую в щёчку.
– Доволен?
– Тут ещё болит, – указывает на свою ключицу, отодвигая рубашку.
Прищурившись, всматриваюсь в красную кожу. И правда ведь, не соврал.
Со смущением наклоняюсь к нему, оставляю влажный след от губ на его коже. Она у него приятная на ощупь.
Неожиданно он начинает расстёгивать пуговицы.
Показывает мне кубики пресса. И в самом низу живота вижу уже образовавшуюся гематому.
– Вот там о-о-очень сильно болит.
Сглатываю, не зная, что делать. Смешанные чувства.
– Это вас так друг?
– Ага. Коленом. Но там было за что.
– Как же вас так избили? Ян Александрович ведь меньше вас…
– А ты хотела, чтобы я его убил? Поддавался. Где он, а где я!
– Логично, – задумчиво тяну, сравнивая их габариты в голове…
– Так что? Лечить меня будете, доктор?
Я закусываю губу и перебарываю сама себя. Мельком поглядываю на дверь. Я не закрылась. Но кто будет идти в кабинет человека, который в отпуске?
Убираю ногу с дивана и становлюсь на колени перед ним.
Дико смущает.
Но не знаю, что со мной.
Ладони сами опускаются на его колени. И я наклоняю голову, прохожусь губами по синяку, чуть выше ремня его брюк. Отчего-то во мне просыпается азарт, и я веду по нему языком, слыша тихий хрип.
– Зря ты это, Ласкина, – вдруг шепчет он.
И прямо на моих глазах ткань брюк начинает натягиваться с неимоверной скоростью в зоне паха…
Упс, перестаралась…