Босс Мафии

Этот проклятый Коул ушел от меня в самоволку. Я искала этого подлого ублюдка всюду, где только могла подумать, но так и не смогла его найти.

— Понедельник. Давай позволим ребятам разобраться в этом подробнее, чтобы у нас было больше информации.

— Почему я чувствую, что есть что-то большее, чем просто издевательство надо мной?

Беспокойство, отразившееся на его лице, подсказало мне, что я ничего не придумала, но каков был ответ?

Он взял мою руку и поцеловал. — Богиня, не волнуйся. Попробуй поспать. Я зайду утром.

— Ладно.

Бросив на меня последний взгляд, он ушел.

Я снова села, чувствуя себя дерьмом. Хотела бы я держать Монтгомери под стражей. В тот день, когда он сбежал, все стало личным.

Сначала меня чуть не сбили насмерть на дороге, и Синклера подстрелили, потом в клубе устроили подставу, а теперь вот это. Я, должно быть, очень разозлила Монтгомери, когда арестовала его той ночью в ресторане, и я подумала, что сильно навредила, выставив его на публике вот так.

Что будет дальше?

Я могла только представить.

Люк

Я, должно быть, был сумасшедшим, совершенно сумасшедшим — либо это, либо глупцом.

Я остановился возле дома Амелии, в нескольких машинах от других полицейских, как раз там, где дорога поворачивала на следующую. Никто не знал, что я здесь.

Морис пришел с небольшим количеством информации. Никто не смог узнать о местонахождении байкера.

Утром я вернулся в свою квартиру, чтобы принять душ и переодеться. Мне нужно было несколько часов поспать и что-нибудь приличное поесть.

Я выспался так, как мне было нужно, и пришел Морис с очень ценным завтраком из яиц, блинов, сосисок и бекона. Этого хватило, чтобы накормить как минимум пять человек, и мы съели все это, я больше, чем он. Я не понимал, насколько я голоден.

— Итак, теперь, когда нас накормили и напоили, давайте поговорим о деле. Я как бы откладывал это, потому что не был уверен, забегали ли мои мысли впереди меня, или я был разумным человеком, которым себя считал.

— Деле. Морис щелкнул пальцами. — Что у тебя на уме, босс?

Я ненавидел, когда он называл меня так, даже для галочки, но это было круто. Даже когда он перегибал палку или делал это, чтобы меня раздражать, в конечном итоге это было сделано из уважения.

— Много, мой друг. Ночью со мной произошло кое-что, связанное с моими подозрениями. — Теперь копы ничего не думают о пропаже расчески и помады Амелии.

Тупицы. Даже предложение Джиджи было лучше их, но я знал, почему они ничего об этом не думали.

Джиджи, благослови ее сердце. У меня возникла слабость к ней, потому что она напомнила мне мою кузину Клариссу, которая последовала примеру нашей бабушки и стала современной ведьмой. Я думал, что все это абсурдно, но иногда такие люди могут видеть нестандартно.

Джиджи подумала, что расческу и губную помаду отобрали, так что кто бы ни взял их, можно было наложить на Амелию проклятие. Предметы могли идентифицировать ее, потому что они были ее личными вещами, поэтому заклинание сработало бы.

Ключевое слово было "идентифицировать", а что я знал, чего не знали копы? Я знал, что у Амелии была тайная личность, которую нужно держать в секрете.

— Но мы знаем, что такие вещи могут быть опасными, если их использовать определенным образом для открытия определенных вещей, — продолжил я.

Он внимательно посмотрел на меня. — Некоторые вещи вроде… кем является такой человек на самом деле.

— Да, такие вещи, конечно. Единственная волосина с ее расчески могла показать именно это. На этой помаде останется след ее губ.

Блядь. Я ненавидел, когда я что-то подозревал, и все складывалось вместе, чтобы дать мне ответ. Кусочки головоломки становились на свои места, но изображения я еще не видел. Но мой следующий вопрос поможет. Это связано с моими первоначальными подозрениями в отношении Рафаэля.

— Итак, почему банда, или в частности Монтгомери и такой человек, как Демарко, хотят знать, кто такая Амелия, если они уже определили ее как Амелию Тейлор?

— Люк, это дерьмо становится чем-то другим. Не знаю, как мы этого не видели раньше.

— Я здесь не только для того, чтобы заставить ее выйти за меня замуж, не так ли? Я сказал больше себе, чем ему.

— Я так не думаю. С самого первого дня было слишком много всего, чтобы всё было так. Морис кивнул и выглядел обеспокоенным.

— Почему Рафаэль просто не послал меня защитить ее? Я не понимал. Он мог просто это сделать. Эгоистичный ублюдок. Он знал, что что-то не так.

Либо я, либо Клавдий, берущий на себя руководство бизнесом, всегда были в игре. Мы знали об этом, особенно потому, что болезнь Рафаэля ухудшалась с каждым днем. Затем внезапно он выдает замуж Амелию за меня, как будто он только что вспомнил, что у него есть дочь, которая должна быть частью договоренности, так что бизнес останется в семье.

Было бы более правдоподобно, если бы я знал с самого начала, что женитьба на ней будет условием, но об этом только что говорили. Что-то должно было произойти, чтобы он захотел сделать всё таким образом. Я знал его, знал, как он работает, знал, как он думает.

— Похоже, это та часть, которую мы должны выяснить. Морис вздохнул.

— Есть вещи, которые не складываются. Мне нужно поговорить с Рафаэлем.

— Не думаю, что тебе следует это делать. Морис покачал головой. — Должна быть причина, по которой он просто не вышел и не сказал тебе, что было что-то большее. Я чувствую, что он не мог.

— На нашей встрече были только я, Клавдий и мой отец. Он доверяет моему отцу свою жизнь. Мой отец ничего не знал. — А Клавдий вспыльчив, но тоже доверяет ему.

— Доверяет ли? Он резко поднял бровь.

Все, что я мог сделать, это смотреть на Мориса. Что это за вопрос? Рафаэль им доверял, он, должно быть, доверял, но… может быть, нет.

Почему?

А что на счет меня? Доверял ли он мне больше чем им, больше чем моему отцу?

— Посмотри на это с другой стороны, — начал Морис. — Мы приходим сюда с делом, вот и все, и мне говорят, что если я расскажу о чем-либо кому-либо, кроме тебя — не то чтобы я стал — я мертвец. Я знаю, что у твоего отца и Клавдия есть определенный уровень доверия, но если Амелии нужна защита, возможно, он не хотел, чтобы они задавались вопросом, почему. Может быть, он хотел что-то скрыть от них, чтобы ты узнал.

У Мориса было больше мудрости, чем я полагал. Все это имело смысл, но что мне теперь делать? Мне нужны были ответы.

Рафаэль мог дать их мне, но я должен был встретиться с ним, чтобы получить их, и я не мог уйти или послать Мориса в ближайшее время.

Я был так глуп, когда думал, что Рафаэль пришлет своих лучших людей, чтобы убедиться, что Амелия в безопасности и ничего не случится с ней. Я поступил глупо, не осознав, что человек, о котором я говорю, был самим собой.

Я был его лучшим человеком.

Глава 19

Амелия

Этот проклятый Коул.

Скользкий харек определенно пытался избежать меня, а это означало, что кто-то подобрался к нему, может быть, измучил его и угрожал. Обычно его было не так сложно найти, и мне никогда не приходилось приходить в такое место, где я сейчас была, чтобы найти его.

Мои глаза осмотрели полуразрушенный интерьер здания. Предполагалось, что это будет жилой комплекс из нескольких отдельных квартир, но наркоманы, похоже, жили как одно целое, деля тайники друг друга. Здесь пахло мочой и дерьмом, чистой нищетой. Вся надежда была смыта в канализацию.

Место было незаконным, все в нем было незаконным и напомнило мне что-то сюрреалистическое из темной абстрактной картины, изображающей кошмары. Повсюду наркоманы теряли сознание и кололись.

Худые, изможденные лица смотрели на Люка и меня, пока мы шли в поисках Коула. Это были не те, кто представлял угрозу, в отличие от банд, с которыми я боролась, чтобы убрать их с улиц. Эти люди были на последнем этапе, принимая дозу, пытаясь сохранить последний кусочек того, что они чувствовали, когда были под кайфом.

Было трудно им не сочувствовать, хотя все это было их выбором. Я знала, что было не так просто сказать, что они сделали это сами с собой. У этих людей были проблемы, и большинству некому было о них заботиться. Другие отошли на второй план и оказались в ловушке этой жизни.

Мне было интересно, в какую категорию попадает Коул. Когда я впервые встретила его, он пытался привести себя в порядок и привести в порядок свою жизнь. Мое сердце упало, когда источник сообщил мне, что видел его на этой свалке.

Я все еще надеялась, что это всего лишь стратегия сокрытия, даже если он прятался от меня. Коул был парнем, который очень старался измениться, и я уважала его за это. Он несколько раз подвергал себя опасности, чтобы дать мне ценную информацию, и я не хотела, чтобы с ним что-нибудь случилось. Я также не хотела, чтобы он вернулся к своим прежним привычкам.

— Эй, кукла, посмотри. Люк обнял меня за талию и притянул к себе. Иногда было трудно отделить ту версию нас, которая работала вместе, от другой, которую я жаждала, где мы были бы вместе как пара, особенно когда он так прикасался ко мне.

Я проследила за его взглядом туда, где в одну из открытых комнат только что вошел парень с сумкой для покупок. Он опустил капюшон своей куртки, и при немного рассмотрев, убедилась, что это Коул. В сумке, которую он держал, были банки с едой. У него не было того изможденного, заброшенного взгляда, который был у всех остальных, поэтому я надеялась, что он снова не принимает наркотики.

— Что ты хочешь сделать? Ты сказала, что он беспокойный.

Я отказалась от этой роскоши, потому что чувствовала, что два человека найдут его лучше, чем один, но я подумала, что, может быть, будет лучше, если я подойду к нему одна.

— Не мог бы ты остаться? — спросила я тихим голосом. На нас посмотрел мужчина в углу. Место было тускло освещено, и хотя мы были одеты небрежно, мы полностью выделялись. Я просто надеялась, что мы не похожи на копов. Люк не был похож на копа в своей черной байкерской куртке и темной одежде, но, может быть, я была похожа. Люди говорили, что я хожу как коп.

Люк кивнул и отпустил меня. Я покинула его и направилась к Коулу, который не заметил меня, пока я не подошла к нему.

— Надеюсь, ты просто прячешься здесь и больше не употребляешь, — начала я.

В испуганном выражении его лица был элемент вины, который трудно было не заметить. Его и без того луковичные глаза расширились еще больше, а кожа побледнела как у призрака. Вблизи я могла видеть, что его нос выглядел красным и влажным. Он употреблял.

— Черт, как ты меня нашла? Он не хотел слышать ответ на этот вопрос.

Прежде чем я успела открыть рот, чтобы ответить, он бросился влево, направляясь к открытой двери. Я пошла в погоню, решив поймать его. Мне нужна была информация, и скоро она мне понадобится.

В такие времена я была благодарна за обучение танцам. Мое гибкое тело позволяло мне легко прыгать в воздухе, практически летать по лестнице и пропускать несколько шагов за раз. Я легко запрыгнула на тонкие брусья и — мой личный конёк — перепрыгнула через десятифутовый проволочный забор, не вспотев.

Я приземлилась в переулке одновременно с Коулом и схватила его, сильно толкнув в стену. Мгновение спустя Люк подошел к нам, держа пистолет, готовый выстрелить. Его большое тело занимало все пространство, и он навис над нами, как мстительный бог, готовый к наказанию.

— Не бей меня, пожалуйста. Коул заерзал. Он выглядел так, словно собирался наделать в штаны, когда увидел Люка.

— Поговори с ней, если не хочешь, чтобы пуля попала тебе в голову, — пригрозил Люк.

У меня не хватило терпения переживать о том, насколько резко и грубо это прозвучало. На данный момент Коул заслуживал резкости.

— Почему ты прячешься, Коул? Я везде тебя искала, но ты это уже знаешь. Я прижала руку к его груди. — Мой друг все еще в больнице из-за этого беспорядка, и там творится всякое дерьмо.

Я была на дюйм или два ниже его, но моя сила никогда не подводила меня.

— Я больше не могу с тобой разговаривать. Пожалуйста, оставь меня в покое. Мне жаль. Они угрожали мне, говорили, что убьют меня, если я заговорю с тобой.

— Кто это сделал? — перебил Люк.

— Пожалуйста, я не могу сказать. Я все равно, наверное, мертвец. Его глаза яростно метались по сторонам.

Когда я увидела, что он выглядел напуганным, я отпустила его, и он упал на землю в слезах. Я взглянула на Люка, но не увидела в нем сочувствия. Опустившись на колени, я встретилась с испуганными глазами Коула.

— Что происходит, Коул? Скажи-ка. Мы можем защитить тебя.

Он покачал головой. — Я покойник. Не знаю как, но они узнают, что я видел тебя сегодня вечером. Они узнают.

— Кто они?

— Хватит этого дерьма. Одним ловким движением Люк двинулся вперед, схватил Коула за шею и поднял его в воздух.

Я поморщилась. — Люк …

— Нет. Происходят серьезные вещи, и этот панк нам ни хрена не расскажет. Это не шутки. Люк усилил хватку, и Коул хватал ртом воздух. — Ты собираешься говорить? Люк посмотрел на Коула, и тот энергично кивнул.

— Это все большая заворуха. Коул закашлялся.

— Что? — я спросила.

— Рики Санчес и его парни — просто пешки, пешие солдаты, которые распространяют наркотики. В этом замешан кто-то еще, не только Монтгомери. Это похоже на игру, в которую они с тобой играли.

— Какого хрена они хотят играть с нами в игру? — сердито спросил Люк.

— Нет, не со всеми вами. Коул отвел взгляд от Люка и посмотрел на меня. — Только с тобой, Амелия.

— Со мной? — я покачала головой. — Почему?

— Я не знаю. Клянусь, не знаю. Думаю, ты разозлила Монтгомери.

— Как он сбежал из-под стражи?

— У вас есть крыса. У вас определенно есть крыса, кто-то изнутри, кто им помогает.

— Это всё? Я очень старалась сохранять хладнокровие, но внутри я сходила с ума. Что все это значит?

— Расскажи нам больше об этой предполагаемой игре, — потребовал Люк.

— Это отвлекающий маневр, созданный для того, чтобы пообщаться с вами и увидеть в действии. Хризантема была на улицах в течение последних двух лет, а Демарко находится в Бразилии. Его здесь даже нет. Он уже заработал свои деньги.

Я сжала кулаки. Нашей целью был Демарко.

Я решила задать вопрос, который у меня на уме, хотя он мог показаться абсурдным. — Несколько ночей назад в мой дом ворвались, и преступник забрал мою расческу и помаду. Тебе это кажется странным?

— Нет, если есть что-то, что могут сказать о тебе расческа и помада.

О Господи…

Боже… нет.

Эти вещи можно использовать, чтобы определить, кем я была на самом деле, с помощью тестирования ДНК. Я официально изменила свое имя, чтобы начать все заново, но это не означало конец. Меня просто зарегистрировали как Амелию Тейлор. Копните немного глубже, и любой, кто действительно посмотрит, узнает, что я сменила имя. Я вспомнила, что однажды мне приснился кошмар, что кто-то узнает, кто я. Кем я была на самом деле. Раньше я думала обо всех возможностях разоблачения человека. Единственный способ, который мне бросился в глаза, — это когда я лежала в больнице в восемь лет. Из-за моих почек. Тогда мне должны были сделать всевозможные анализы, и я была зарегистрирована там как Амелия Росси.

Я всегда думала, что это был бы путь к тому, чтобы узнать, кто я такая. Не только это. Как полицейский, у меня были отпечатки пальцев и вся информация в системе. В системе. Я, как Амелия Тейлор, сложила все вместе, и все было бы равнозначно тому, что я родственник Рафаэля Росси.

Но кто бы это сделал? Кто захочет меня найти? Отец всегда держал меня в неведении и не допускал к работе. Пока я не узнала всё.

Я отступила назад, чувствуя слабость.

Это то, о чем идет речь?

Должно быть дело в этом. Это было единственное, что имело смысл. Мне даже в голову не приходило, что такое могло произойти.

Были люди, которые искали меня, пытаясь определить, была ли я Амелией Росси.

Но почему? А почему именно сейчас?

— Мы организуем для тебя безопасное место, — сказал Люк Коулу. — Собери свои вещи и поедем в участок.

Коул кивнул, но смотрел на меня.

Я не знала, что еще сказать.

Больше не было что сказать.

Люк

Ну, этим все сказано.

Я думал, что объяснение Коула было настолько хорошим подтверждением, насколько мне было нужно.

После этого Амелия замолчала. Она это понимала. То, что он сказал, должно было дать ей понять, что кто-то хочет знать, кто она такая.

Кто-то хотел подтвердить, что она Амелия Росси, дочь короля мафии.

Я тоже должен был выяснить, почему. Что было безумно, так это то, что я должен был сделать это самостоятельно, только сам. И, полагаю, Морис.

В какой-то момент мне нужно будет вернуться в Чикаго, чтобы поговорить с Рафаэлем, но не сейчас. Амелия была целью.

— Эй, кукла, ты в порядке? — спросил я, когда мы вернулись к машине.

Я подумал, что лучше оставить Коула, чтобы он собрал все свое дерьмо. Мы отвезем его в участок и поместим в безопасное место.

Она прислонилась к двери машины и посмотрела на меня своими огромными карими глазами, которые пленили меня.

— Нет.

— Поговори со мной.

— Есть вещи, которые я… Она выглядела так, будто не хотела продолжать.

Дело в том, что я кое-что понял, когда впервые встретил ее. Собственно, было несколько вещей. Первое — не лгать ей. Я знал, что я лгал, потому что она думала, что я Люк Смит, детектив, который присоединился к участку после переезда из Чикаго, но я никогда не лгал ей в разговоре, что привело меня к следующему — доверию. Эта женщина ценила доверие, и если бы я мог заставить ее доверять мне, это пригодилось бы, когда Пандора откроет свой ящик, и Амелия узнает правду обо всем.

И правду обо мне…

— Ты можешь мне доверять?

Она посмотрела на меня с тоской. — Я могу.

— Тогда поговори со мной.

— В моем прошлом есть вещи, которые я хочу похоронить. Я думаю, кто-то пытается узнать обо мне личные вещи.

— Это плохо?

— Это касается не меня конкретно, а моей семьи. Я думаю, что в этом дело. Я, наверное, не должна больше ничего говорить.

— Хорошо, мы поговорим наедине, когда сможешь. Я здесь, Амелия, когда я тебе понадоблюсь. Я действительно имею ввиду это.

Следующие мои слова были прерваны, когда Коул подбежал к нам с рюкзаком и несколькими сумками для покупок. Я помог ему сесть в машину. Мы взяли машину Амелии вместо одной из патрульных, чтобы не привлекать слишком много внимания.

Она нервно взглянула на меня и прошептала: «Спасибо», прежде чем мы отправились на вокзал.

Через пятнадцать минут мы приехали и разобрались с жильем Коула.

Следующей моей задачей на вечер было доставить Амелию домой в целости и сохранности. Я подумал, что могу остаться с ней, так как Джиджи уехала на свой фестиваль накануне, и мне не хотелось, чтобы Амелия одна, беспокоилась о себе.

Она стала тихой, очень тихой, какой мне никогда не нравился. Это был вид, когда человек размышлял о серьезных вещах.

Мы вошли в ее дом, и она сняла куртку, обнажив тонкие тонкие руки в приталенном сером топе. Она хорошо выглядела. Я думал она будет полностью в черном, но она выбрала серый топ и пару узких джинсов, которые сразу отвлекли мое внимание на ее задницу.

Черт, сегодня вечером я снова хотел эту задницу и эту грудь. Я хотел всю ее, эту женщину, поглотившую мои мысли наяву и мои сны, но сейчас не время.

Она вошла в гостиную и зашагала вокруг. Я снял пиджак, затем подошел к ней и обнял. Она кончила с легкостью, положив голову мне на грудь. Мой нос заполнил запах меда и ванили, а под ним — ее запах. На днях я решил, что она напоминает мне гардении. У меня они выросли по всей основной части сада на вилле в Италии.

Когда она впервые пришла ко мне в квартиру, я упомянул виллу и виноградник. Я не сказал, что это место принадлежит мне. Это сделало бы ее слишком подозрительной — зачем такому богатому, работать копом в Лос-Анджелесе?

Я представил ее в саду в красивом летнем платье, с этой массой волос, развевающихся на ветру за ее спиной, демонстрируя ее ангельские черты. Улыбка на ее лице всегда заставляла меня чувствовать, что я дома, где бы она ни была, когда бы это ни было.

Черт, послушайте меня.

У меня были подобные мысли всю последнюю неделю, может быть, дольше, возможно, с тех пор, как я понял, что она важна для меня не из-за обещаний Рафаэля, а потому, что она была моей.

Печальное выражение ее лица, когда она отстранилась, вернуло мое внимание к настоящему, и я был удивлен, когда увидел, как одинокая слеза скатилась по ее щеке. Она быстро вытерла его со смущенным видом и попыталась отодвинуться, но я поймал ее за руку.

Я взял ее за плечи и пристально посмотрел на ее крохотное тело.

— Почему ты всегда отстраняешься?

— Я не отстраняюсь. Она попыталась уклониться от вопроса.

— Не всегда нужно быть таким жестким человеком. Тебе не обязательно быть такой со мной. Это не ты. Я быстро обнаружил, что то, что она показала миру, было мерцанием, маской, которую она носила, чтобы защитить себя.

— Ты этого не знаешь. Ты меня не знаешь. Она выглядела раздраженной.

Я одарил ее хитрой улыбкой, на которую она не ответила. — Я знаю тебя, Амелия. Ты просто хочешь верить, что не знаю.

— Во мне есть кое-что, что тебе не понравится.

— Попробуй рассказать мне. Может, это было хорошо. Если бы мы могли поговорить, было бы здорово. Возможно, мне будет легче сказать ей, кто я такой.

— Нет, не сегодня. Она покачала головой. — Я не могу и не должна.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Она покачала головой.

— Кукла, если мы не собираемся разговаривать, не ожидай, что я буду сидеть здесь и смотреть на тебя всю ночь. Я ухмыльнулся. — Я не буду.

Этот страстный свет желания вспыхнул в ее глазах и согрел ее щеки. Мой взгляд упал на ее губы, затем на ее грудь.

В этом топе они хорошо смотрелись, полные, округлые, мясистые.

Когда я смотрел, ее соски стали более выраженными, и я потянулся, чтобы погладить их, затем наклонился, чтобы шепнуть ей на ухо. — Ты хочешь меня. Прижав палец к ее губам, я обвел контур ее красивого рта. Она поцеловала мои пальцы и тяжело сглотнула. — Скажи мне, если да.

— Ты мне нужен.

— Нужен? — повторил я на грани вдоха. Потребность отличалась от желания.

— Я хочу забыть… все. В ее глазах мелькнуло отчаяние. — Сможем ли мы сделать то, что оставит мир снаружи, а все здесь будет таким, каким мы захотим, чем бы это ни было?

— Мы можем это сделать, кукла.

Она отошла от меня с намеком на улыбку на лице. Она протянула руку и потянула за край моей футболки, и я понял, пожав плечами, стянул через голову и отбросил в сторону. Амелия прижала руки к моей груди и поцеловала меня прямо под мою правую сторону грудной клетки, в самом начале татуировки волка. Я потянулся к ее мягким грудям и ласкал их, пока она продолжала целовать мою кожу.

Я обожал ласкать её грудь, и, черт возьми, я собирался играть с ней всю ночь.

Я украл несколько секунд, чтобы снять с нее верх и бюстгальтер, и как бы я ни любил ее в этих джинсах, они тоже должны были уйти. То, что было под ними, с лихвой компенсировало потерю — пара белых кружевных трусиков с маленьким розовым атласным бантом на краю бедра.

— Пошли наверх. Она улыбнулась. Эта улыбка была ее.

— Поправка, позвольте мне отнести тебя наверх. Я усмехнулся, поднял ее на руки и заставил хихикать.

Я поднял ее, чтобы она могла обхватить меня ногами, и я получал удовольствие от того, что ее великолепные груди подпрыгивают перед моим лицом. В тот момент я не мог думать ни о чем, чего хотел бы больше, и я бы умер довольно счастливым, если бы это был мой последний момент.

Я отнес ее в спальню, целовал и посасывал ее соски. Я положил ее на центр ее прохладных атласных простыней, стряхнул с себя джинсы и боксеры и вернулся к своему безумному посасыванию. Она потянулась к моему члену, провела руками вверх и вниз по моей длине, застонала, когда я посасывал её грудь.

— Черт, Амелия, я не знаю, какого хрена ты со мной сделала, но не могу выбросить тебя из головы, — признался я, поцеловав ее в губы.

Она протянула руку и взяла меня за лицо. — Могу я остаться там? В твоей голове?

— О, определенно, кукла. Ты никуда не уйдешь. Я встал на колени, снял с нее трусики и раздвинул ее ноги, чтобы скользнуть в ее небесное ядро.

Я просунул в нее пальцы и улыбнулся, когда увидел, насколько она мокрая для меня. Мой член был готов к работе, но я должен был попробовать ее на вкус. Я не мог отказать себе.

Я нырнул, проталкивая язык прямо в нее. Потекло еще больше соков, сладких, как нектар, теплых, как мед, сексуальных, как она, богиня.

Она стонала и корчилась у меня во рту, от этого движения я становился все тверже, до такой степени, что я думал, что взорвусь.

— Люк, я не могу, — простонала она. — Трахни меня.

— Не волнуйся, я планирую сделать именно это. Я не мог устоять чтобы не поддразнить, поэтому направил свой член к ее входу и погладил ее там, потирая твердый выступ ее клитора.

Я знал, что она близка чтобы кончить, и хотел довести ее до того момента, когда её нужда кончить будет болезненной. Я увидел это и сильнее потер пальцами ее клитор. Она выкрикнула мое имя, когда кончила, тяжело дыша, и тогда я погрузился в нее, наполнив её.

Она ахнула и схватилась за простыни, затем потянулась ко мне. Сначала я пытался двигаться медленно, но она чувствовалась слишком хорошо, такой напряженной, такой мокрой, такой наполненной мной, как будто мы всегда должны были быть такими. Жар облизал мою кожу, и я начал колотиться, врезаться в нее, как животное, позволяя своим первобытным инстинктам взять верх. Наполовину болезненное, наполовину довольное выражение ее лица подогревало мое желание, заставляя меня хотеть и нуждаться только в ней.

Она несколько раз выкрикнула мое имя, пока я держал ее в чистом экстазе. Казалось, что это будет длиться вечно, и все же недолго, потому что вскоре я почувствовал, что мое собственное освобождение нарастает, и я не мог удержаться от кульминации, которая меня охватила. Это охватило нас обоих с высшей страстью, поглотив нас обоих целиком и пожирая нас.

Тогда это было похоже на огонь, вспыхнувший на моей коже изнутри. Это было чувство, которого я никогда раньше не испытывал, и в глубине души что-то подсказывало мне, что я испытаю это чувство только с ней.

Глава 20

Люк

Морис поставил передо мной большой кофе «Старбакс». Мы сидели на скамейке в парке, на который выходила моя квартира, и вечер уже начинался, давая ощущение холода.

— Что ж, осмелюсь сказать, похоже, у тебя любовная часть уже в сумке. Я говорю, что вы двое отправитесь в Чикаго и закончите все грубые дела. Морис рассмеялся.

— Да, мы должны сделать это — к черту все остальное. Я был саркастичен, но на самом деле это звучало как хорошая идея.

— Конечно. Я бы, черт возьми, так и сделал. Это сработало для тебя.

— Как ты вообще такое мог сказать? Я покачал головой. Во всяком случае, это был чертов бардак.

— Она тебе нравится, не так ли? Он пожал плечами, как будто все просто сводилось к этому.

— Она мне нравится, — ответил я, но я знал, что мои чувства были глубже, чем просто симпатия.

— Вот так. Что, если бы она не понравилась тебе, или была некрасивой?

— Морис, ты как будто умолчал все детали и перешел от А до Я.

— Я не собираюсь лгать, вроде бы пытался, а почему бы и нет? Мне плевать. Я просто скажу это. Рафаэль поместил нас в какое-то серьезное дерьмо и не сообщил подробностей. Ты здесь, потому что хочешь взять на себя управление бизнесом, а я здесь, потому что я твой друг и втайне надеюсь, что ты хотя бы отдашь мне свою машину, когда заработаешь состояние.

Я усмехнулся, но потом подумал об этом. — Мне нужен не только бизнес. На самом деле, я не уверен в этом.

— Что ты имеешь в виду? Люциан, сейчас я заберу твою машину, если ты сошел с ума.

— Она не захочет так жить. Она не захочет мафиозной жизни.

Морис долго и пристально смотрел на меня. — Ты с ума сошел? Итак, ты говоришь, что мы перестаем быть теми, кто мы есть? Я не стану копом или, что еще хуже, кормильцем.

— Мы?

— Эй, ты собираешься бросить меня ради девушки? Он приподнял густые брови.

— Неа. Я не об этом говорю. Я покачал головой. — Я просто хочу сказать, что не ожидаю, что ты последуешь за мной.

— Ну, я здесь навсегда, мой друг. Ты мне как брат. Итак, скажи мне, о чем ты думаешь? Не будь идиотом и не отказывайся от бизнеса. Я даже не знаю, сможешь ли ты. Твой отец бы…

— Он бы во мне разочаровался. Я уже думал об этом накануне вечером, когда начал рассматривать вещи в перспективе, рассматривая различные варианты. Все варианты включали Амелию, но я думал также о своем отце.

Он гордился мной, очень гордился. Он оставил мафиозную жизнь ради моей матери, а она его уничтожила. Если бы я ушел, он бы увидел, что со мной происходит то же самое.

— Знаешь, мы не так уж плохи, — заметил Морис.

Я невесело рассмеялся. — Ты шутишь, что ли?

— Нет, Люк. Мы не ведем грязных дел, как большинство. Мы не такие, как Антонеллисы или Барратты.

Я приподнял брови. Это было правдой. Это было то, что я называл убивающими семьями. Тебе нужно было кого-то удалить, ты им звонил, и я не имею в виду какого-то старика. Я имел в виду таких людей, как правительственные чиновники, сенаторы, президенты, люди, которые были важны. Эти парни могли добраться до кого угодно, независимо от степени безопасности.

Дело было не в том, что Рафаэль или моя семья сошли с ума или что мы не были по существу опасными. Скорее, мы были более авторитетными и предпочитали не привлекать к себе внимания.

— Рафаэль подчистил многое с тех времен, когда работал с Тэгом.

— Бля, вот что я слышал.

Тэг был сокращением от Тэглиони, как Доначи Тэглиони, и он был худшим из всех. Черт возьми, он был ужасен. Были дни, когда Рафаэль был насквозь грязным. Они брались за все: отмывание денег, рэкет, мошенничество, похищение высокотехнологичных средств — все.

Это было тогда, когда мой отец Клавдий и я жили в Лос-Анджелесе. Это было в те дни, когда Рафаэль зарабатывал деньги, становился умнее и инвестировал в недвижимость, что с его стороны было действительно хорошим шагом.

Недвижимость была подарком, который продолжал приносить дохож. Что касается жилого фонда, то у него была империя роскошной собственности, которая всегда была занята богатыми, и когда я говорю «богатый», я имею в виду отвратительных вонючих богатых богачей, людей со старыми деньгами. Затем, с коммерческой стороны, у него было все от ресторанов до юридических фирм. Вы называете это, Рафаэль владел этим, и он также владел людьми. Они были его и выполняли его приказы, все, что ему было нужно.

В целом, он работал как единое целое, чтобы скрыть то, что лежало под всем этим. Все эти грязные деньги, пропущенные через его деловые записи, были очищены в течение нескольких минут после того, как они регистрировались на его имя, и его любезные арендаторы знали, что с ним нельзя связываться, не задавать слишком много вопросов и закрывать глаза, когда они видят что-то необычное.

У него все было хорошо, и все могло бы стать моим, если бы этот план сработал.

— Есть о чем подумать, правда? — заявил Морис.

— Есть о чем подумать. Это всё равно всё грязное. Мы не хорошие люди, какими бы чистыми ни были дела.

Морис приподнял бровь и ухмыльнулся, посмотрев на меня, и я понял, что у него сложилось какое-то мнение.

— Что с тобой? Серьезно. Ты действительно хотел бы иметь другую жизнь? Нормальную жизнь — для нее?

— Я не знаю. Это была правда.

— Господи, Люциан. Что за день. Возможно, мне придется написать об этом в своих мемуарах.

— У тебя есть мемуары? — я засмеялся.

Что-то привлекло мое внимание. Должно быть, этот парень двигался хитроумно. Он внезапно появился в парке…

Это был мотоциклист. Он только что подъехал, прямо в парк.

— Морис, у нас компания. Я посмотрел через его плечо, и он понял, что смотреть не надо.

— С чем мы имеем дело? — он напрягся.

— Байкер. Он вернулся.

— Что мы делаем? Мы не можем преследовать его на его байке.

Моя машина стояла в гараже в многоквартирном доме. Машина Мориса стояла где-то поблизости, но ее не было видно.

У байкера хватило наглости взглянуть прямо на нас, и то, что я увидел в следующий момент, заставило холод пробежать по моейспине. По дороге мимо байкера проехал черный седан. Окно опустилось, и я приготовился к тому, что кто-то сзади высунет кусок и выстрелит в нас.

Но ничего предсказуемого не произошло.

Свет изнутри машины осветил лицо, которое я никогда не думал, что увижу снова, просто из-за того, что человек, на которого я смотрел, должен был быть мертв.

Я должен был знать, потому что убил его.

Виктор Пертринков повернул голову и посмотрел прямо на меня.

Жив и дышит, а не мертв.

Блядь.

Машина остановилась, по его приказу, дав ему возможность взглянуть на меня. К этому времени Морис тоже повернулся, чтобы посмотреть, глаза превратились в блюдца, когда он обратил внимание на то, кто смотрел на меня.

Байкер завел мотор и умчался, затем Виктор ухмыльнулся и поднял окно, давая знак машине продолжать свой путь.

Я встал, чувствуя, как все мое тело напрягается, сердце бешено колотится в стенках груди.

— Морис, зови парней. Это стало реальностью.

Теперь дело было не только в Амелии.

Дело было и во мне.

Отец помолчал несколько минут.

Я представил, как он делает то же самое, что и всегда, когда можно буквально час ждать его ответа. Он замер в задумчивости, но будьте уверены, ответ, который он даст, будет хорошим.

У меня не было выбора, кроме как позвонить ему, хотя я знал, что от него что-то скрывают. Все стало слишком опасно и неопределенно, чтобы я мог просто исходить из предположений. Рафаэль что-то скрывает от моего отца и Клавдия, что я должен был выяснить, но я не знал, что, черт возьми, я должен был решить.

Чтобы связаться с Рафаэлем, вам нужно было поговорить с моим отцом. Я рассказал ему не все, а только то, что ему нужно было знать, важные моменты. Я сказал, что кто-то пытается выяснить, кто такая Амелия, а потом рассказал ему о Викторе. Настойчивым было то, что эти люди знали, что я здесь, в Лос-Анджелесе. В результате, если бы они еще не знали, кем была Амелия, у них было бы очень хорошее предчувствие, и они просто ждали бы подтверждения, или, может быть, оно у них было, и игры только начинались, начиная с поездки… мимо парка.

Виктор сделал то, что сделал. Жуткость была лишь одной из его сильных сторон.

Чего я не понимал, так это то, как все это связано.

— Может, мне стоит вернуться? — предложил я. — Всего на несколько дней. Мне нужно поговорить с Рафаэлем.

— Нет. Ты останешься и узнаешь, чего хотят эти люди. Его голос был твердым. — Верни девушку, как только сможешь. Здесь ты сильнее.

— Па, она не приедет. Она ни за что не поедет со мной, если только узнает правду.

— Ты заставишь её приехать, Люциан. Мы упорно трудились, чтобы добраться до этой точки-не испортить всё. Держите меня в курсе. Он повесил трубку, что меня удивило.

Но когда я подумал об этом, может, мне не стоило так сильно удивляться. Мой отец не был дураком и, должно быть, сообразил, что Рафаэль послал меня в Лос-Анджелес из-за предсказуемости некоторой надвигающейся опасности, о которой он не упомянул.

Я вспомнил, как Рафаэль потребовал, чтобы я женился на Амелии. Мой отец был так же потрясен, как и я, услышав это, что очевидно, означало, что эта идея тоже возникла у него. Я надеялся, что поступил правильно, позвонив ему. Я чувствовал, что мне это нужно, но было так много важных моментов, что было трудно понять, что лучше.

Морис покинул меня в ту минуту, когда я сказал, позвать парней. Они были моей командой, и одного вида Виктора было достаточно, чтобы понять, что дела ушли за пределы моей досягаемости. У нас с Морисом было слишком много незавершенных дел. Вся эта ситуация зашла так далеко, как я ожидал, и все же она была похожа на разбросанный бардак, кусочки головоломки с неподходящими частями.

Единственное, что имело смысл, это то, что эти люди хотели Амелию, и единственная причина, по которой они хотели ее, заключалась в том, что Рафаэль сделал что-то. Готов поспорить, все дело было в этом. Коул сказал, что это были отвлекающие маневры, и это должно было быть для чего-то большого, если такие высокие уровни сложности были вплетены в эту паутину ловушек.

Я вздохнул в полном разочаровании. Что бы ни сделал Рафаэль, он хотел скрыть это от моего отца и всех остальных, если на то пошло. Чтобы воскресить Виктора Пертринкова из мертвых, нужно было что-то грандиозное, экстравагантное.

Что за хрень? Что на самом деле за хрень?

Виктор был воплощением дьявола. Парень был ужасен, и вы видели его только тогда, когда вы или кто-то, кого вы знали, собирались умереть.

Вот почему я был припаркован возле дома Амелии. Я пробыл здесь около часа и собирался остаться здесь, чтобы понаблюдать.

Появление Виктора было предупреждением. Это означало, что он давал вам шанс, но не из сострадания. Это было частью его игры.

Он не просто убивал людей — ему нужно было перейти на следующий уровень и сначала каким-то образом изувечить их, мучая их самым худшим из возможных способов, пока они не умоляли о смерти, и ему было все равно, кто это был, мужчина, женщина или ребенок.

Я не понаслышке знал, на что способен Виктор, я сам видел это пятью годами ранее, когда он убил Генри и его семью.

Прошло семь лет с тех пор, как я в последний раз видел Виктора, и ночь, когда он убил Генри и его семью, была той ночью, когда я думал, что убил его.

Генри был так же близок со мной, как и Морис, может быть, даже ближе. Когда он женился и у него родились дети, он попросил меня стать их крестным отцом. Вот как мы были близки. Я был частью красивой семьи, которую он создал.

Потом Виктор забрал их всех, вот так.

Мое сердце сжалось при воспоминании о большом, крутом парне, которого я прикончил, когда я вспомнил все, что произошло.

Как этот гребаный засранец мог быть жив? Как он выжил после взрыва, который должен был его убить?

Я разочарованно вздохнул. Нет смысла становиться мягче сейчас. У меня не было такой роскоши. Я должен был собраться. Я не мог позволить Виктору добраться до Амелии. Добраться до нее было не единственной причиной, по которой он был в Лос-Анджелесе. Он также хотел отомстить мне, и ему бы это понравилось.

Я имел несчастье видеть психотическую работу Виктора до Генри, а он имел пристрастие к поеданию человеческого мяса. Этот человек был каннибалом, а не той долбаной выдумкой, которую вы видели по телевизору. Он был настоящим и в миллион раз хуже, чем можно было представить.

Этот парень был вне мафии и принадлежал к отдельной категории.

Зло.

Чистое зло.

Его присутствие здесь подчеркивало личную природу всего, чем это было, а это означало, что у того, кто его нанял, была очень глубоко укоренившаяся личная вендетта.

Это была часть того, что я должен был выяснить — в чем заключалась личная вендетта?

Я откинул голову на сиденье, сильно прижимаясь к мягкой коже. Я уже провел здесь слишком много ночей, полагая, что так поступал правильно. Конечно, копы следили за домом Амелии, но из-за крысы среди них я также должен был быть здесь, на всякий случай.

Ну… было еще чувство, что я должен защищать её. Мне казалось, что она моя, простая и понятная, моя девочка, моя кукла.

Что эта женщина делала со мной? Это был не я. Я бы скорее притащил ее к себе домой или был бы прямо в ее доме. Однако я решил сделать то, что заставляет ее чувствовать себя комфортно, а это дать ей пространство.

Я закрыл глаза, глубоко вздохнул и почувствовал, что ухожу. Мои мысли были разбросаны из-за того что произошло, особенно сегодня.

Гребанный Виктор. Почему он здесь? Почему он был жив? Как он все эти годы держался вне поля зрения?

И… на кого он работал?

Кто это был?

Все это имело отношение к Рафаэлю. Кого он разозлил до такой степени?

Мой разум кружился и кружился, потом замер. Спокойствие убаюкивало меня своим комфортом, казалось, на несколько коротких секунд, а затем я услышал постукивание, будто монеты звенели о стекло. Я открыл глаза и быстро закрыл их, слишком много яркого солнечного света.

Черт, уже утро? Невозможно. Я просто закрывал глаза на несколько секунд и должен был выйти на улицу, на которой обычно парковался до рассвета, чтобы меня не заметили.

Снова раздалось постукивание, и я открыл глаза, наклонил голову набок и обнаружил, что смотрю прямо на нее.

Амелия.

Я, должно быть, все еще был в тисках сна, потому что все мои мысли были бессвязными. Когда я увидел ее, я замер и смотрел, как она смотрела сияя на меня через стекло.

— Люк. Стекло заглушило ее голос. Я сел и открыл дверь. — Богиня.

— Не богиняй мне здесь, — ответила она, делая вид, что ругает.

Я вышел из машины и встал рядом с ней, чувствуя себя глупо, что меня поймали. На ней были черные штаны для йоги и майка, а волосы были собраны в высокий пучок на голове. Похоже, она либо собиралась бегать трусцой, либо возвращалась с тренировки; Я решил что только собиралась, потому что она бы сразу увидела мою машину, когда вышла из своего дома.

— Что ты здесь делаешь? Ее красивое лицо сморщилось, а карие глаза расширились в ожидании моего ответа.

Я взял ее лицо ладонью, и она улыбнулась. — Как ты думаешь, что я делаю? Честность была лучше всего.

Она покачала головой и нахмурилась. — Ты спал в своей машине?

— Я не хотел навязываться.

— Ты мог войти в дом.

— Ты могла бы быть у меня, но я понимаю, что ты хочешь остаться здесь, дома, на своей территории, поэтому я здесь и присмотрю за своей девушкой, если что-то случится.

Обожание наполнило ее глаза, когда она протянула руку и коснулась моей груди. — О, Люк… Спасибо. Я приду к тебе сегодня вечером.

— Видишь, как ты теперь себя чувствуешь, — предположил я.

— Если я останусь здесь, ты подумаешь, что тебе снова нужно спать на улице? Подожди, пожалуйста, не говори мне, что ты делал это часто.

Я приподнял бровь. Со времени нашего свидания в пятницу была всего одна ночь, когда я не делала этого, когда пропали ее расческа и помада.

— Я бедный придурок со страстью к тебе. Я пожал плечами.

— Люк. Она преодолела пространство между нами и положила голову мне на грудь.

— Амелия. Я погладил ее по волосам, когда она вздохнула. Дыхание было мягким, как перышко, как и ее кожа.

— Заходи и, пожалуйста, не делай этого снова. Если ты здесь, я хочу, чтобы ты был в моем доме. Она посмотрела на меня, и глаза ее заблестели.

Я решил быть нахальным. — Просто в доме?

Она хихикнула и отступила от меня. — Ты проблема, детектив.

Я был проблемой для себя и для нее. Мне снова стало жалко из-за лжи — детектив. Как могла женщина, от которой я был так без ума, не знать обо мне правды? Я не думал, что буду чувствовать то же самое.

— Мне нужно вернуться домой и переодеться.

Она взглянула на маленькие часы-браслет на запястье. — Сейчас шесть утра. Мы можем зайти внутрь и провести вместе несколько часов, а затем вернуться к тебе домой, прежде чем отправиться на работу. В ее глазах вспыхнул дерзкий блеск, и я не мог сказать «нет».

Секс должен был быть последним, о чем я думал, но мысль о том, чтобы потакать ей, заставила меня думать своим членом, а не своим чертовым мозгом.

Она не говорила о том, что рассказал Коул. Я подумал, что мне будет легче, если она это сделает, но я не мог настаивать.

Я обнял ее за талию, и, как темное облако смятения и надвигающейся гибели, ложь нависла надо мной, всё сильнее, чем сильнее я влюблялся в нее.

Глава 21

Амелия

Я никогда не понимала, почему и как кто-то может потеряться в другом человеке, отодвигая свои проблемы в сторону, дополняя все, что с ними случалось, сексом.

По правде говоря, я делала это с Люком с ночи нашего свидания. Он был единственным человеком в моей жизни, который заставил меня чувствовать себя хорошо, позволил мне сбежать от дерьма, сбежать от реальности и потеряться в нем.

Мужчина спал возле моего дома, чтобы убедиться, что я в безопасности. Я не знала никого, кто бы это делал, и я чертовски уверена, что не было никого, кто бы сделал это для меня. Джиджи была близка со мной как семья, а Макс был моим лучшим другом, но я не думала, что такое могло бы прийти им в голову.

Услышав, что Люк сделал это для меня, я почувствовала, что меня ценят, но мне пришлось столкнуться с реальностью. Что-то грандиозное происходило со мной, с моим отцом. Люди пытались узнать, кто я, и единственная причина, по которой они это делали, заключалась в том, чтобы добраться до него. В его мире именно так вы добирались до своих врагов — вы преследовали их слабости, людей, которых они любили больше всего. Иногда даже этого было недостаточно.

Это было тревожно — действительно тревожно.

— Эй, не беспокойся так сильно о своей хорошенькой головке, — сказал Люк.

Он сидел за своим столом напротив меня и выглядел как примерный красавец. Его лицо было угловатым, а его темные блестящие волосы были хорошо уложены.

Мы заехали к нему домой, чтобы он принял душ и оделся. Я должна была ждать в его гостиной, пока он это делал, но каким-то образом я оказалась с ним в душе… а потом в его постели, как будто тех двух раз, когда он взял меня в моем доме, не было достаточно.

— Я не волнуюсь.

— Ты волновалась до того, как посмотрела на меня. Теперь ты думаешь о том, чтобы попрыгать на моих костях. Он ухмыльнулся, глядя на меня своим кокетливым взглядом.

Жар бросился к моим щекам. — Я думаю об ужине, что я могу съесть.

— О да?

— Да.

— У тебя сегодня курица.

Мне нравилась его решительная речь, когда он принимал решения за меня. Он не спрашивал; он просто действовал. Я никогда не думала, что это сработает со мной, потому что я не следовала указаниям, в которых мне не было нужды, но этому парню удалось меня приручить.

— Да?

— О да. И у меня есть планы на нас — много планов.

— Какие?

— Еще одно свидание, еще один балет.

Вот что я имела в виду, говоря о выходе, который он мне дал. — Мне бы понравилось это.

— Отлично, и, может быть, если я соберусь сделать это, я попрошу тебя поехать со мной в Италию, как я и планировал.

— Что? Я прищурилась, но втайне была впечатлена и взволнована.

— В мой виноградник. Он поерзал, наклонившись вперед на свой стол.

Я выпрямилась, желая, чтобы он продолжил. Он уже однажды говорил о винограднике, в ту ночь, когда я впервые пообедала у него. — Виноградник?

— У меня есть фантазия о тебе в саду, окруженная гардениями.

— Я просто гуляющая в саду?

— Нет, я мечтаю о том, как я занимаюсь с тобой любовью в саду при лунном свете.

Он выдержал мой взгляд.

Я приняла к сведению его слова — заняться любовью. Была разница между занятием любовью и бурными сексом, который у нас был.

— Заняться любовью?

Дверь внезапно открылась, прервав нас.

Джефферсон ворвался в комнату. — Вы, ребята, не поверите.

— Что сейчас произошло? — я спросила.

— Патруль только что обнаружил перестрелку на заброшенном складе. Они все мертвы.

Я снова в который раз посмотрела запись с камеры видеонаблюдения, показывающую перестрелку на складе. Было темно, так что я едва могла видеть, кто есть кто, но не могла разобрать их лица. Я видела, как Монтгомери поднял пистолет и застрелил трех парней. Эта часть была простой.

Причина, по которой я смотрела отснятый материал снова и снова, заключалась в том, что я пыталась понять, что он им сказал, прежде чем нажать на курок.

Они сели за стол и играли в покер. Он подошел к ним и сказал то, что я подумала: — Ты не должен был причинять ей боль, только парню. Вы знаете, насколько она важна. Затем он открыл огонь, стреляя в них прежде, чем они смогли схватить свое собственное оружие, чтобы защитить себя.

Вы не должны были причинять ей боль, только парню. Вы знаете, насколько она важна.

Я была уверена, что он сказал именно это, но гребаная лента была приглушенной и полна помех. Никто не смог в достаточной степени улучшить звук.

Люк вошел в офис, когда я снова начала смотреть. Он уехал с Джефферсоном раньше, чтобы осмотреть место преступления, пока я оставалась здесь.

— Все еще смотришь кассету? — он спросил.

Руз сказал мне остановиться около часа назад, но я продолжила. Мне просто нужно было это подтвердить.

Очевидно она, это была я.

— Мне нужно услышать, что он сказал, — ответила я.

— Слишком невнятно, чтобы понять, — заявил Люк. Он смотрел его первые несколько раз перед отъездом.

Я разочарованно вздохнула. — Ты можешь просто посмотреть еще раз, пожалуйста?

— Конечно. Он подошел и сел рядом со мной, инстинктивно потянувшись немного сжав мою руку.

Я посмотрела на него с признательностью и перемотала запись. С тех пор, как он ушел, Сэм, один из наших технических парней, немного отрегулировал звук. Он не думал, что это имеет большое значение, но я подумала, может быть, и имеет.

— Просто скажи мне, что ты сейчас услышишь. Когда Люк слушал раньше, голоса были действительно приглушенными. Все, что я тогда слышала, было то, что вы не должны были причинять ей боль.

Мы наблюдали, как Монтгомери вошел в зону обзора камеры. Трое мужчин играли в покер, и один из них выпрямился, когда Монтгомери подошел к столу. Затем он сказал: — Вы не должны были причинять ей боль, только парню. Вы знаете, насколько она важна.

Я приостановила запись, прежде чем он открыл огонь.

— Проиграй это еще раз, Амелия. Люк сразу же забеспокоился.

— Что ты слышал?

— Просто проиграй еще раз.

Я сделала. Он попросил еще раз, и я согласилась. Во время просмотра он проговаривал с Монтгомери следующие слова: — Вы не должны были причинять ей боль, только парню. Вы знаете, насколько она важна.

Я ахнула. — Ты тоже это слышал.

Он встал, испустил разочарованный вздох и уставился на меня.

— Я должен сказать Рузу и остальным, — заявила я. Это был правильный поступок, несмотря ни на что. Им нужно было знать, что происходит. Мне не нужно было рассказывать им, кто я на самом деле или что я подозревала, только основы. Им нужно было знать.

— Нет, — к моему удивлению ответил Люк.

— Почему? — я покачала головой. — Эти люди хотят меня почему-то.

— Просто подожди.

— Кто-то послушает кассету и поймет, что это обо мне.

— Может быть, но пока нет. Нам нужна дополнительная информация. Прямо сейчас остальные пытаются выследить Монтгомери. Амелия, тебе нужно думать о себе и быть в безопасности. В его глазах было предупреждение, которого я никогда раньше не видела. — Я должен напомнить тебе, что один из наших парней работает с кем-то?

Честная оценка. — Я не знаю, что делать.

— Никому не доверяй.

— Я доверяю тебе. Я думала, что это вызовет у него лучшую реакцию, чем ту боль, которую я увидела в его глазах — нечто другое, чего я раньше не видела. — Я могу доверять тебе… верно?

Он присел рядом со мной, взял мою руку и поцеловал ее, затем прижал мою ладонь к своей груди. Я чувствовала, как его сердце бешено бьется в твердых стенах.

— Верь этому. Доверяй своим чувствам. Он кивнул, и мне пришлось сдерживать слезы, потому что я знала, что чувствую. Я знала, как я к нему отношусь. Я знала, что доверяю ему, но было странно, что он так ответил на мой вопрос. Я перевела взгляд с его груди на его глаза. — Ты можешь мне доверять, — мягко сказал он, к моему облегчению.

— Я рада, что могу, — я вздохнула.

— Есть что-то, о чем ты хочешь поговорить с той ночи?

Было много вещей, о которых я хотела поговорить. Я просто никогда никому не доверяла свои секреты, даже Джиджи. Я знала ее всю жизнь, тогда как Люка знала меньше двух месяцев, но я поделилась с ним этой огромной связью, которой никогда ни с кем не делилась.

Мой секрет мог быть опасным — опасным для него.

— Я не могу здесь говорить, пока.

Он понимающе кивнул. — Мы должны выяснить, чего хотят эти люди.

Он должен был знать, что что-то не так, даже из того, что сказал Коул. Люк был прямо рядом со мной, когда Коул намекнул, что от моей расчески и губной помады могут быть другие вещи. Он мог не знать, что мне есть что скрывать, но он чертовски уверен, что идентификация кого-то должна быть одной из причин для кражи таких вещей.

— Я думаю, было бы неплохо поговорить с Коулом еще немного.

Он снова кивнул, хотя, похоже, ему эта идея не понравилась. Я знала, что это могло быть бесплодным занятием, но я просто выбрасывала идеи из головы, независимо от того, насколько они хороши или плохи.

Сорок минут спустя мы подъехали к конспиративной квартире, которую устроили для Коула. Это был север штата, поэтому для него не было никаких проблем. Я надеялась, что это полностью выведет его из наркобизнеса, и он сможет разобраться в себе, не прячась. Ему было всего двадцать два года, и он так много мог сделать. Однажды он сказал мне, что хочет поступить в колледж и получить степень в области информационных технологий; возможно, он все еще мог.

Я шла за Люком, когда мы поднимались по ступеням жилого комплекса. Коул находился на втором этаже в пятом блоке справа.

Люк внезапно остановился, прежде чем мы подошли к двери Коула.

— Подожди. Он возложил на меня руку, удерживая меня, и понюхал воздух.

— Что такое? — я спросила.

Он продолжал шмыгать носом, затем вытащил пистолет из кобуры. — Оставайся здесь.

— Люк, что такое? Я пойду с тобой.

— Амелия, пожалуйста, останься здесь. Он не отрывал глаз от меня, показывая, насколько он серьезен.

Я хотела напомнить ему, что я способный офицер, и бывала во многих опасных ситуациях, но я этого не сделала. Я осталась там, где он меня оставил, и ждала у стены, держа руку рядом с пистолетом.

Мне не пришлось долго ждать, потому что, клянусь, меньше чем через минуту вернулся Люк с болезненным выражением лица, которое выглядело бледнее, чем когда он оставил меня. Темное чувство наполнило мою душу. Оно сжалось у меня в животе, потянуло все внутренности, и мне сразу стало плохо.

— Где Коул? — я посмотрела на Люка, зная, что ответ будет плохим.

— Дорогая, я действительно думаю, тебе стоит вернуться к машине.

Дорогая?

Если бы он не хотел меня тревожить, он не должен был бы называть меня так — как будто мне нужна была дополнительная ласка, чтобы смягчить удар.

Я промчалась мимо него, прежде чем он успел произнести следующие слова. Он попытался поймать меня, но я убрала руку, давая себе хорошее преимущество. Я бросилась в квартиру и замерла, кровь сошла с моих щек.

Мой взгляд остановился на Коуле. Его безжизненное тело свисало с толстой веревки, прикрепленной к потолку, а глаза были…

Его глаз не было. Они были выдолблены, а его губы сшиты.

Я зажала рот руками, чтобы не закричать. Кровь капала из раны на груди, а прямо рядом с ней была записка, в которой говорилось:

Амелии Р.

Глава 22

Люк

Амелии Р.

Я отвел очень оцепеневшую и потрясенную Амелию обратно к машине, чтобы подождать. Затем я взял записку, прежде чем Джефферсон и остальные смогли приехать сюда.

Я также позвонил Морису с помощью красного кода. Это был наш сигнал изменить ситуацию, отказаться от текущего плана и перегруппироваться. Мне пришлось. Они знали, кто такая Амелия, и знали, что я здесь. Они убили Коула, и они…

Нет, не они.

Виктор.

Если вы его видели, это означало, что кто-то вот-вот умрет, и я знал, что это был он, потому что он оставил свою визитную карточку. Вы могли бы увидеть это, только если бы искали: X на стене рядом с его жертвой.

X отмечает место.

Его оставили мне, а записку — Амелии.

Теперь, учитывая тот факт, что только полиция знала, где был помещен Коул, а это была лишь горстка людей, можно было с уверенностью предположить, что крыса была среди нас, вероятно, в настоящее время в комнате.

Это был не Руз, но я чувствовал, что он каким-то образом замешан. Я еще не знал как, но я узнаю.

— Я нужен в участке? — мя спросил Джефферсона, задаваясь вопросом, был ли это он.

— Нет, ты останешься с Тейлор. Думаю, ты ей можешь понадобиться. Джефферсон сочувственно улыбнулся. — Она знала этого ребенка какое-то время. Она тяжело перенесет это.

— Ладно. Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.

Он кивнул, и я подошел к Амелии. Она все еще сидела на сиденье в том же положении, в котором я ее оставил. Я ожидал, что она сломается, но она не плакала. Она ничего не делала. Она просто молчала и выглядела подавленной.

Я отвел ее в ее дом, поднял в ее комнату и усадил на кровать. Тем не менее, ничего не было.

У меня был способ связаться с ней, но я не хотел этого делать. Правда кричала на меня уже несколько дней, но я продолжал игнорировать ее. Пришлось, но пора было как минимум открыться. Остальное было бы для нее слишком многим в данный момент.

Я встал перед ней на колени и вынул из заднего кармана записку, которую мы нашли на теле Коула. Затем я взял ее руку и положил ей на ладонь.

Увидев это, она резко вздохнула и посмотрела на меня, тяжело дыша.

— Ты взял это? Ее голос прозвучал хриплым, полным эмоций.

Я придвинул стул и сел перед ней, взяв ее за руки.

— Либо сохрани её, либо уничтожь.

Она начала качать головой, но я тоже покачал своей, останавливая ее.

— Я чертовски серьезен, Амелия.

— Я не могу. Это доказательство.

— Кукла, сейчас не время быть хорошей. Пора быть мудрой, иначе возникнут вопросы. Амелия Р…

Ее глаза наполнились слезами, и она попыталась отстраниться от меня, но я держал её.

— Люк… Коул был убит из-за меня. Это моя вина.

— Нет, виноваты ублюдки, которые его убили.

По ее щекам текли слезы, она пыталась заговорить, но не могла. — Люк, я…

Вот и все, что она могла сказать.

Наконец она сломалась.

Я посадил ее себе на колени, прижимая к себе, пока она кричала во всю свою душу, прижимаясь к моему сердцу.

Это было неправильно. Все было так неправильно, и мне нужно было что-то с этим делать. Она была моей, и, насколько я понял, нам была объявлена война, война и гибель.

Будь я проклят, если позволю кому-нибудь навредить нам, ни Виктору, ни Рафаэлю.

Нет, не Рафаэлю.

Как я говорил раньше. Он мог быть главным, но я был боссом.

Амелия

Я проснулась от запаха готовящейся еды. Мои глаза болели, и я чувствовала себя истощенной. В последний раз я так много плакала на похоронах матери, много лет назад.

Коул умер из-за меня.

Коул…

Мне было больно, что незадолго до того, как мы узнали, что он мертв, я думала, что у него может быть шанс на жизнь, надеялась, что ему больше не придется скрываться.

Я села в постели, когда вспомнила все — Люка, записку.

Люк взял записку.

Он назвал меня Амелией Р.

Я оглядела комнату. Яркие солнечные лучи сияли в окне, яркие, как утренний свет. Мой взгляд упал на часы на стене было 7:15.

На мне была свободная ночная рубашка, только это и ничего больше. Я приняла душ накануне вечером, когда смогла успокоиться, а затем заснула в руках Люка.

Соскользнув с кровати, я направилась на кухню, где обнаружила, что он готовит завтрак. На нем была майка и брюки. Казалось, что в какой-то момент он возвращался домой за одеждой.

Уголки его рта приподнялись, когда он увидел меня. — Кукла.

Я сцепила руки и подошла к нему. Я хотела услышать, что он скажет о записке, хотела услышать, что он думает.

— Здравствуй.

— Присаживайся.

Я вытащила из-за стойки один из стульев и села.

— Сделал тебе завтрак.

— Я попробую съесть это, но я не голодна.

— Но ты попробуй его съесть. Эта сексуальная полуулыбка тронула его рот.

— Я попробую.

Он подал яичницу, бекон, сосиски и тосты.

Всего было слишком много, но как только я начала есть, я все это проглотила в мгновение ока. Я полагала, что была голоднее, чем думала.

Мы ели молча. Он закончил раньше меня и выпрямился на стуле, когда я закончила. Пришло время поговорить.

— Амелия, — начал он.

Я смотрела на него, желая, чтобы все было по-другому. В этом не было сомнений: мое прошлое следовало за мной, настигло меня, и люди платили за это. Кто-то хотел добраться до моего отца, и они использовали меня для этого.

— Да. Я сделала медленный вдох.

— Есть кое-что, о чем нам нужно поговорить… вещи, о которых мне нужно поговорить.

— Может, лучше не делать этого. Я не могу, не сейчас, может, никогда. Это подвергнет тебя опасности.

Он посмеялся. Я не была уверена, смех это был настоящий юмор или сарказм.

— Я не в опасности, кукла. Ничего, с чем я не справлюсь. Я знаю, что у тебя что-то на уме, но у меня тоже. Я имел в виду, что мне нужно кое о чем поговорить. Это важно.

Когда я посмотрела на него, меня осенило, что, может быть, он хотел сказать мне, что больше не хочет быть со мной. Это было понятно, да кроме того, кем мы были? Это был просто сон, мечта, в которой я боролась, чтобы не заблудиться, но потом меня поймали.

— Это о нас, не так ли? Будь сильной, Амелия. Ты можешь сделать это. Я могла бы быть без него. Хотя я знала, что, если он больше не хочет меня, мне будет очень больно. Мне было бы больно без конца и даже больше. — Ты больше не хочешь меня.

Он ухмыльнулся. — Я бы хотел, чтобы все было так просто. Не думаю, что когда-либо хотел чего-то больше, чем ты.

Я долго и пристально смотрела на него, не веря тому, что он мне говорил.

— В самом деле?

— О да, и у меня есть много чего, поверь мне, но… у меня еще нет тебя, потому что есть много дерьма, которое нужно решить, прежде чем это произойдет. Я, должно быть, сошел с ума, потому что так много всего происходит, и я все еще вижу тебя в своей голове, в своих фантазиях об Италии, в винограднике. Вот где ты полностью моя, и ты счастлива.

Это было похоже на сон.

«Я бы хотела этого». Эти слова едва вырвались из моего рта, как раздался звонок в дверь.

Я сузила глаза, когда посмотрела на входную дверь. Из кухни я могла видеть высокий силуэт человека, но я поняла, кто это был, только когда он постучал в дверь знакомым ритмом «два раза».

— Синклер. Я не могла поверить в это. Это должна быть уловка.

Забыв, что на мне только ночная рубашка, я бросилась из кухни прямо к двери и распахнула ее.

Это был он. На самом деле это был он.

Синклер стоял на крыльце, одетый по работе, с причесанными волосами, в костюме и с пистолетом наготове в кобуре. Меня не заботило выражение его глаз, когда он смотрел на меня, и, вероятно, знал, что на мне нет лифчика. Я просто бросилась в его объятия.

— Я прерву это, чтобы избежать надвигающейся боли в груди. Он крепко обнял меня, но я отпрыгнула, когда поняла, что он имел в виду.

— Мне так жаль. Что ты здесь делаешь? Тебе нужно отдыхать еще пару недель.

— К черту это. Я тебе нужен. Нельзя лежать в постели, как анютины глазки, когда дерьмо происходит. Он вошел внутрь. — Я слышал, что случилось. Тейлор, я видел тебя на выходных. Почему ты не сказала мне о взломе?

— Очевидно, я не хотела тебя беспокоить. Тебе нужно пойти домой и отдохнуть. Я не могла поверить этому парню.

Он ухмыльнулся, но его улыбка исчезла, когда он оглянулся через мое плечо и увидел Люка, входящего в комнату.

— Привет, приятель, — сказал Синклер. Затем он посмотрел то на меня, то на Люка беспокойным взглядом, который сказал мне, что ему не нравится, что я с ним.

— Привет. Рад видеть тебя на ногах, — ответил Люк. Он всегда был тем парнем, который мог постоять за себя.

— Спасибо. Синклер снова сосредоточился на мне. — Ребята, вы может захотите одеться. Я слышал, они привели парня, который рыскал по квартире Коула.

Он приподнял бровь и повернулся на каблуках, оставив нас.

Я снова посмотрела на Люка, который не спускал глаз с Синклера даже после того, как вышел за дверь. Он тоже уловил напряжение, и ему это явно не нравилось.

Я подошла к нему, обняла его и положила голову ему на грудь, вспоминая и наслаждаясь нашим предыдущим разговором об Италии. Только тогда он уделил мне все свое внимание.

— Мы должны закончить наш разговор, — предложила я.

— Потом. Поехали на вокзал. Теперь это более важно.

Он поднял мое лицо, чтобы поцеловать меня. Это был хороший поцелуй. Мне просто хотелось, чтобы у меня не было ужасного ощущения, что все вот-вот изменится.

Глава 23

Люк

Пора было перестать быть копом и вернуться к своему прежнему «я». Пришло время действовать, а не притворяться.

Ладно, они поймали парня, шпионящего у дома Коула, но это было частью игры. Я смотрел на идиота, когда Амелия и ее старый добрый друг Синклер допрашивали его. Он выглядел как обычный наркоман, худший из тех, кто все время был под кайфом и под тем наркотиком, по которому нельзя сказать, было ли то, что он говорил, правдой или нет, — но в нем было что-то не так, что-то большее, чем просто быть под кайфом.

Он был тем, что мы называли пешкой. Я мог сказать это по тому, как он отвечал на их вопросы. Они были на передовой, которые после чего-то обнюхивали все вокруг, чтобы проверить воду.

Он отвечал на все дотошно, как будто его подготовили, и этот ублюдок продолжал смотреть на меня, хотя я не сказал ему ни слова за весь час, который мы здесь провели.

Кусок дерьма. Если бы я поступил по-своему, он бы уже потерял руку. Я бы отстрелил её вместе с его членом и смотрел, как он пытается поднять его с земли другой рукой.

— Итак, вы сказали, что Коул должен вам денег. Как вы узнали, где он остановился? — спросила Амелия идиота. Она задавала ему один и тот же вопрос несколько раз, но по-разному. Это была тактика, чтобы попытаться поймать его.

Раньше он говорил, что об этом ему рассказали несколько парней, но теперь он на мгновение промолчал. — Я не помню. Может, твой парень так смотрит на меня, будто собирается убить. Он потряс своими светлыми дредами и рассмеялся, глядя на меня.

Вот и все. Я не мог больше этого терпеть. К черту это.

Я двигался с ловкой скоростью. Мои руки нашли его шею, подняли его со стула и подняли в воздух, его хрупкое тело казалось легким.

Идиот закричал.

— Люк! — Амелия ахнула.

— Эй, опусти его, приятель, — добавил Синклер.

Дело в том, что Синклер был последним человеком, о котором я хотел услышать прямо сейчас, так что это не совсем помогло мне успокоить себя.

Он был влюблен в Амелию. Я не спрашивал об этом, но она была моей, и это создавало для него угрозу, хотя я не был уверен, отвечала ли она на его чувства. Раньше я бы отмахнулся от этого, но теперь я видел ее с ним несколько раз и знал, что он важен для нее. Это заставило меня ревновать.

— Отпусти меня! — крикнул дурак.

— Скажи правду, или я убью тебя прямо сейчас. Кто тебя послал? — рявкнул я, сжимая его шею.

— Я говорил тебе. Группа парней рассказала мне, где живет Коул.

— Как они выглядели?

— Я не помню! Я просто хотел денег, чувак.

Легкое прикосновение к моей руке усилило гнев, который я почувствовал. Это была Амелия. Я посмотрел на нее, глядя ей в глаза, и мое сердце смягчилось, позволяя отпустить парня.

— Черт возьми, ты, должно быть, он, — пробормотал дурак, кашляя.

— Он? Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — я нахмурился.

— Большой плохой босс из Чикаго. Слухи ходят по улицам, так что тебе не захочется раскрываться.

Блядь и черт его подери.

Я был прав.

Амелия посмотрела на меня прищуренными глазами.

— Что это за слова? — с любопытством спросил Синклер.

Парень просто засмеялся. — Слова есть слова, а копы слепы, чтобы видеть. В вашем участке крыса, и мафиози захватывают его. Его глаза закатились в голову, как сумасшедшие, и он начал смеяться.

С меня достаточно этого дерьма. Я встал и ушел не только из комнаты, но и из офиса, из участка. Я не вернусь. Не было смысла даже разговаривать с Русом.

На самом деле, чем меньше я ему говорю, тем лучше. Мы все еще нуждались в нем, чтобы он был там и в том положении, в котором он был.

Пора делать это по-своему.

Мне нужно было найти Виктора, найти его и получить ответы.

Амелия

Я поклялась, что Люк выглядел так, будто собирался убить того парня, и теперь я не могла его найти. Он вышел из комнаты для допросов, и я надеялась, что он просто остынет, но теперь был конец дня, а он все еще не вернулся.

Нам пришлось отпустить парня. Его звали Брэндон. У нас не было достаточно улик, чтобы удержать его, и, судя по тому, что он сказал, он, похоже, ничего не знал, кроме того, что он сказал, когда Люк был здесь.

В вашем участке крыса, и мафиози захватывают его.

Почему от этого у меня озноб? Конечно, тот факт, что он сказал это и знал, что у нас есть крыса, был достаточно тревожным и определенно этого было достаточно, чтобы свести меня с ума, но мафиози? Вот к чему я пришла.

Я была дочерью мафиози. Люди, ищущие меня, теперь знали это. Это то, что он имел в виду?

А потом было то, что он сказал о Люке: большой плохой босс из Чикаго.

Я всегда думала, что это мой отец. Люди не называли его «большим плохим боссом» — на самом деле, я не думала, что у них есть для него имя, но если бы они это сделали, то это было бы так. Что заставило Брэндона сказать это? А насчет Люка?

— Еще не вернулся? — спросил Синклер. Он подошел к двери, которую я оставила открытой, и остановился, прислонившись к раме. Он скрестил руки и посмотрел на меня.

— Нет, — ответила я.

Он вошел внутрь и сел на край моего стола.

— Как насчет того, чтобы совершить одну из наших обычных прогулок? Док говорит, что мне нужны упражнения.

Я улыбнулась ему, позволяя себе насладиться счастьем, которое я испытывала оттого, что с ним все в порядке.

— Я хотела бы.

Было уже поздно, около семи. Я уже должна была уйти, но я надеялась, что Люк вернется. Я решила, что после прогулки зайду к нему.

Что-то с ним было не так, то, о чем он хотел поговорить сегодня утром, а также то, как он вел себя с Брэндоном.

Мы шли минут десять до парка, освещенного люминесцентными лампами. Это выглядело красиво.

— Итак… похоже, я многое упустил, — заявил Синклер.

Мы только что вошли в парк. — Да.

— Я ему не доверяю, Тейлор.

— Кому?

Я знала, кого он имел в виду, но притворилась что не знала.

— Люк. Мне жаль. Я знаю, что вы двое вместе, но есть что-то в нем, чему я не доверяю.

— Зачем? Он не сделал ничего плохого.

— Не для тебя.

Я поморщилась. — Что он с тобой сделал? Он был к тебе только мил.

— Ты с ним. Этого достаточно.

Господи, я не могла поверить, что мы шли по этой дороге, когда происходило столько всего. Я не хотела обидеть его чувства, совсем не хотела обидеть его, но мне пришлось бы, если бы он собирался сделать проблему из меня и Люка.

— Синклер, это не проблема. Он не нарушил наших отношений. Я выбрала быть с ним. Я не поверила его смелости. Как будто он думал, что я была бы с ним, если бы Люка не было.

Когда я внимательно посмотрела на него, я поняла, что это именно то, о чем он думал.

— Я знаю, что сейчас не время спрашивать об этом, но, черт возьми, мне нужно. Что ты видишь в нем? Я знаю тебя давно, и этот парень просто появляется и покоряет тебя. Что, черт возьми, он сделал, чего я не смог? Он выглядел разъяренным.

Было такое плохое время для этого разговора. Мои эмоции все еще были такими острыми от предыдущего дня, и комок в моем горле образовался при воспоминании о том, как я видела Коула, его безжизненное тело, свисающее с потолка, искалеченное и израненное. Я не могла представить себе, через что он должно быть прошел, как он, должно быть, страдал, боль, пытки и, наконец, смерть — все из-за меня.

Блядь. Записка все еще была у меня в кармане. Люк взял её и отдал мне. Он не должен был этого делать. Голова болела, мысли разбегались. Я не должна была брать её, но с ней в кармане никто не знал, что все это обо мне. Они все еще вели расследование, не обращая внимания на тот факт, что эти люди пытались выяснить, кем я была на самом деле, и единственным логическим объяснением этому было мое отцовство, проклятый босс мафии. Они пытались добраться до него через меня.

Взгляд Синклера усилился, и я поняла, что мой разум убежал с мыслями, которые поглотили его целиком.

Я не знала, что сказать. Чувства, которые я испытывала к Люку, были не такими, как те, которые я испытывала к кому-либо, и, вероятно, это произошло потому, что этот человек проник глубоко внутрь меня и заставил меня влюбиться в него.

Влюбиться в него… Иисус.

Я не могла ни в кого влюбиться ни сейчас, ни когда-либо.

Но то, что он сказал… это все, что я хотела. То, что он заставлял меня чувствовать, было тем, что я хотела чувствовать.

Он был тем, кого я хотела.

— Синклер, я рада, что ты выписан из больницы и все в порядке. Поскольку я не хочу расстраивать тебя больше, чем уже расстроила, я иду домой. Вот и все. Это все, что я сказала.

Я повернулась и пошла прочь, направляясь к своей машине, но не домой.

Мне нужно было найти Люка.

Уже начинало темнеть, когда я остановилась у его дома. Чернильная чернота ночи заполнила большую часть неба, и в воздухе была сырость, сигнализирующая о начале дождя.

Я предпочла припарковаться на дороге, а не заехать в гараж дома. В большинстве случаев было трудно найти место, и я просто хотела его увидеть. Я пыталась позвонить ему несколько раз, но он не отвечал на звонок. Обычно он отвечает при первом гудке.

Я как раз потянулась за сумкой на заднем сиденье, когда увидела его.

Он был вдалеке, в парке. Свет осветил его, и первым я узнала его куртку, черную байкерскую куртку, которая, как я всегда думала, заставляла его выглядеть круто.

Я бросилась через улицу ко входу в парк.

— Люк! Я позвала его, надеясь, что он меня услышит и остановится.

Я знала, что день был дерьмовым — вообще-то вся неделя была дерьмом, — но вид его заставил мое сердце биться быстрее. Однако мое бедное сердце застыло, когда Люк остановился, и из-за угла у больших дубов я увидела, что появился Брэндон. Люк положил руку ему на плечо и повел по извилистой дорожке.

Что он с ним делал? Я должна следовать за ними?

Что-то подсказывало мне не делать этого. Это было так подозрительно, так странно. Люк практически напал на парня, и теперь он встречался с ним в парке.

Как он смог с ним связаться? Он вышел и покинул станцию до того, как мы отпустили Брэндона.

Я решила пойти домой и подумать об этом, но мой разум был временно отвлечен звонком от Джиджи, который пожелал мне счастливого лета с благословениями. Судя по всему, сегодня отмечен первый официальный день лета. Когда мы закончили разговор, я вернулась к своим прежним мыслям. Так много всего происходило, так много, о чем я не хотела думать, так много, что я хотела, чтобы никогда не произошло.

Когда мысли и заботы крутились в моей голове, в моей голове появился отец. Я могла позвонить ему. Я могла бы спросить его, почему по прошествии стольких лет кто-то так отчаянно пытается узнать, кто я. Я могла бы спросить его, что он с ними сделал. Я могла бы спросить его, что мне делать, чтобы их остановить.

Но… я не знала, смогу ли. Мой отец был последним, с кем я хотела поговорить, потому что, если бы он был лучше, ничего бы этого не произошло. Я бы осталась в Чикаго. Я бы стала танцовщицей. Я бы никогда не подумала о том, чтобы стать полицейским, а это означало бы, что я никогда не подвергну себя тьме, существовавшей в мире, тьме и злу.

Я заснула на диване в гостиной с мыслями о Коуле в той квартире и Люке в парке с Брэндоном.

На следующее утро меня разбудил телефонный звонок.

Синклер.

— Здравствуй. Я подумала, будет ли это продолжением вчерашнего разговора. Я надеялась, что нет, потому что не хотела хлопот.

— Эй, мне нужно, чтобы ты приехала. У нас проблема.

Я быстро села, чуть не опрокинув стакан с водой, который поставила на журнальный столик, прежде чем лечь. — Что произошло?

— Сегодня утром патруль нашел Брэндона мертвым в мусорном контейнере.

Я ахнула и зажмурилась.

Брэндон? Мертв?

Мои внутренности сжались, как и стенки моей груди.

Люк был с Брэндоном в парке, и я видела их.

Глава 24

Амелия

Первым предположением патологоанатома было то, что Брэндон был убит около десяти часов. Они составили этот отчет, основываясь на времени, когда его заметили с помощью системы видеонаблюдения, и они смогут указать более точное время примерно через день.

Мне не нужно было услышать более точное время, потому что я знала из того, что они говорили, что Люк был бы последним, кто видел его живым. Было ли это в десять часов, восемь часов или шесть, правда оставалась неизменной.

Я спустилась на вокзал и села в свой офис. Синклер вошел с неловким выражением лица.

— Что теперь? — я спросила.

— Где Люк?

— Я не знаю.

— Да? Со вчерашнего дня? В его тоне была заминка, которая мне не нравилась.

— Ничего. Технически это была ложь, и я не знала, когда это случилось, я начала лгать коллегам-офицерам, но я знала, что случится, если я скажу, что видела Люка с Брэндоном.

Я хотела сначала поговорить с Люком. Мне нужно сначала поговорить с ним.

— Этим утром, прежде чем я позвонил тебе, я попытался найти его номер в справочнике персонала, но ничего не вышло. Не хотел беспокоить тебя, потому что у тебя были тяжелые времена, поэтому я искал его по номеру социального страхования и угадай, что я нашел?

— Что ты нашел?

— Не Люк Смит. Его номер совпадает с числом погибшего пять лет назад ветерана войны. Конечно, это вызвало у меня немного подозрений, поэтому я провел еще несколько поисков, и знаешь что? Пришло несколько файлов на парня из Чикаго, предыдущий материал, но все же. Люк из Чикаго. Брэндон на самом деле назвал его большим злодеем из Чикаго, не так ли? Он приподнял бровь.

Я не могла дышать, едва могла говорить. — Что за штука?

— Рэкет, ассоциация по отмыванию денег. Дело в том, что это все вещи, которые никто не мог приписать ему. Я собираюсь сказать, что не думаю, что наш парень тот, кем он себя называет. Я определенно буду изучать так называемого Люка Смита намного глубже. Парня из Чикаго зовут Люциан. Люциан… Люк. Интересно, от этого короткое Люк? Меня тошнило от насмешливой ухмылки на его лице и его сарказма. Меня тошнило от всего, что он только что сказал, как и от удовольствия, которое он получал от этого.

Я вскочила со стула и направилась прямо к двери, но Синклер догнал меня и схватил меня за руку.

— Куда ты собираешься?

— Оставь меня в покое. Я попыталась вырваться из его хватки, но он усилил хватку.

— Нет, ты найдешь парня-самозванца, с которым ты трахаешься.

Вот и все. С меня хватит.

Я подняла руку и так сильно ударила его, что остался отпечаток, и как раз когда он переживал это, я так же сильно ударила его по другой щеке.

— Пошел ты. Не смей так со мной разговаривать.

Он отпустил меня.

Сузив глаза, я бросилась прочь. Мне было все равно, что он сказал. Мне нужно было найти Люка и самой выяснить, что, черт возьми, происходит.

Я думала, что Синклер, должно быть, преувеличивал или лгал, но зачем ему это? Он был честным парнем. Ему не нужно было лгать, даже если это должно было отвернуть меня от Люка.

Итак, если то, что он сказал, было правдой… что это значило?

Люк был не тем, кем себя назвал? Он был мошенником?

В самом деле?

Это был не тот парень, которого я знала, человек, которому открылось мое сердце.

Я добралась до квартиры Люка в рекордно короткие сроки. Было странно, что входная дверь была закрыта, но не заперта, поэтому я вошла прямо внутрь. Похоже, не было никаких признаков его присутствия, это место выглядело безупречным и нетронутым. Обычно у него на журнальном столике лежала газета, либо не было пульта дистанционного управления от телевизора, а подушки на диване выглядели немного помятыми.

Не сегодня.

— Люк? — крикнула я.

Ничего.

Я вышла на террасу, где бабочки, как всегда, встречали меня, наполняя трепетом, даже в моей тревоге.

Дождь, который грозил обрушиться с прошлой ночи, начался с легких брызг, которые стекали по стеклу крыши, а затем что-то зашуршало справа от меня за лозами жимолости и плюща. При всем накапливавшемся напряжении моим непосредственным инстинктом было потянуться за пистолетом.

Он снова зашаркал и, казалось, двигался медленно. Послышались шаги.

— Кто здесь? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

Вытянув пистолет, я была готова к бою, я расправила плечи и стала немного выше.

— Я не убивал его. Это был голос Люка, но почему он звучал таким эхом? Как будто он был везде? — Я не убивал Брэндона.

— Люк? Мои руки дрожали на пистолете и дрожали, когда он появился из щели в изгороди справа от меня. Я поняла, что он, должно быть, шел через пролом на террасе, ведущий к пожарной лестнице.

Когда я смотрела на него, меня охватил конфликт, конфликт до глубины души. Если то, что сказал Синклер, было правдой, Люк был мошенником, и я должна принять его на допрос. В любом случае мне следовало допросить его, потому что я чувствовала, что он был последним, кто видел Брэндона живым.

Но я не смогла, и мои руки крепче сжали пистолет.

Он подошел ближе, прямо ко мне, прямо на линию огня.

— Ты хочешь застрелить меня? — спросил он, глядя на меня своими голубыми глазами.

— Нет… Во рту пересохло, как будто я проглотила горсть мела. — Мне стоит хотеть застрелить тебя?

Я смотрела на него пристально, сосредоточенно. Я хотела посмотреть, не ошиблась ли я насчет него. Я хотела посмотреть, не обманула ли я себя, заставив чувствовать все, что я чувствовала к нему.

— Может, будет проще. Его ответ не помог.

— Почему?

— Потому что сейчас я не могу быть с тобой, и быть без тебя похоже на смерть.

Я несколько раз моргнула, вслушиваясь в его слова. — Что происходит? Скажи-ка. Ничего не имеет смысла… ничего.

— У нас есть две минуты — твои друзья примерно на две минуты позади тебя. Синклер с ними. Я не убивал Брэндона, как мне хотелось бы. Тот же парень, что убил Коула, убил его, и это тот, кого я должен выследить. Он опасен, и, когда он на свободе, все, кого ты знаешь, в опасности. Его зовут Виктор Пертринков. Там, откуда я родом, мы называли его Разрушителем. Я думал, что убил его несколько лет назад, но он жив и работает на того, кто очень хочет тебя.

Я сузила глаза на него. — Откуда ты все это знаешь?

— Что именно?

— Все это. Откуда ты знаешь, что едут копы, и как ты узнал об этом человеке?

— Я всегда слежу за тобой, чтобы убедиться, что ты в безопасности. Я знаю, где ты, что делаешь, и буду продолжать, нравится тебе это или нет. Это мой ответ на оба твоих вопроса.

Дождь усилился, и мое сердце сжалось. Я тяжело сглотнула, боясь задать следующие вопросы. В глубине души я думала, что знаю ответы.

Почему я не видела его раньше? Неужели я была настолько ослеплена своими чувствами к этому человеку, что умалчивала о своих инстинктах? Чикаго, отношение, внимание к телу Коула, чрезмерная опека…

— Скажи мне правду. Если ты знаешь, где я и что делаю, значит, ты знаешь, что Синклер сказал мне о тебе. Это правда?

— Да. Он даже не колебался.

Слеза потекла по моей щеке, когда мое сердце разбилось. — Кто ты?

— Меня зовут Луциан Мориенц.

— Луциан Мориенц. Я сказала его имя больше себе, чем ему. Я сразу узнала фамилию. Как я могла не узнать?

Маркус Мориенц был лучшим другом моего отца. Я знала его, когда росла, а когда мне было десять лет, его семья переехала из Чикаго. Они были очень хорошими друзьями, но Маркус всегда приходил навестить моего отца один, хотя у него была семья. Я знала, что у него двое сыновей, и предполагала, что смотрю на одного из них.

— Я все еще Люк, Амелия Росси. Услышав, как он произнес мое имя, я еще больше встревожилась. Я сразу перешла в режим защиты, но солгала бы, если бы сказала, что мне чертовски неприятно слышать свое настоящее имя.

— Ты знаешь, кто я на самом деле?

— Твой отец послал меня сюда.

Бог… Бог на небесах. Все, что я могла сделать, это смотреть, как мое сердце перестало биться.

Прямо у меня в груди оно просто остановилось, и мне показалось, будто ковер реальности выдернули из-под меня.

Я посмотрела на человека передо мной, человека, которому я отдала свое сердце и душу, и не могла поверить в то, что он мне говорил.

— Нет. Не ты… Тебя послал мой отец? Мой бедный голос был едва слышен из-за скрежета, который его охватил.

— Я пришел по эгоистичным причинам, но потом все изменилось, и я понял, что ты в опасности.

— Почему он послал тебя? Я не могла поверить, что это происходило, и, черт возьми, я не могла остановить слезы. Они только покатились. — Он знал, что я в опасности?

— Да, он знал, но он мне этого не сказал. Он болен. Он умирает.

Мое дыхание остановилось, задерживаясь где-то между легкими и задней частью горла.

Мой отец умирал…

Мой отец.

Я внезапно вспомнила, когда Руз спросил меня, как бы я себя чувствовала, если бы мой отец впал в кому, и я думала, что мне будет грустно, но также подумала, что он может заслужить это за все зло, которое он совершил.

Я онемела.

Услышав, что он болен и умирает, я оцепенела.

Онемела и…

Подождите… Люк стал моим напарником, когда Макс ушел заботиться о своем отце. Мне никогда не был нужен напарник, а отец Макса вообще болел?

— Всё… это всё было ложью, не так ли? Отец Макса, ты мой напарник?

Его глаза расширились, в них переполнилась печаль. — Да. Ну, почти все, но не все.

— Макс, он в порядке? Когда я в последний раз разговаривала с Максом, он говорил так осторожно, и я не понимала почему. Я подумала, что, может быть, его отец был поблизости, поэтому он шептал из-за этого.

Возможность того, что ему и его семье угрожает один из крупнейших мафиозных боссов, никогда не приходила мне в голову.

Я не часто звонила и не писала ему по двум причинам. Во-первых, я хотела дать ему время и место для заботы об отце. Во-вторых, я была так поглощена Люком, этим человеком, который стоял передо мной. Я даже не знала, какой сегодня день. Времени не было. Мы были вне всего, и все остальное не имело значения, когда я была с ним.

— Макс в порядке. Он во Флориде со своей семьей. Он нужен нам там, чтобы я мог быть здесь.

— Что мой отец обещал тебе? Должно быть, много чего.

Тревога на лице Люка говорила обо всем. Было обещано определенно много.

— Он выбрал меня, чтобы перенять у него бизнес. Его единственное требование заключалось в том, чтобы я женился на его дочери.

Я зажмурилась, затем снова открыла их, правда жгла, как ядовитый яд. Иисус Христос. Мой отец предложил ему все, и я должна была выйти замуж за Люка, как будто это было так просто.

С моих губ сорвался циничный, сводящий с ума смех. Ничего в этом не было смешного — вообще ничего. Это было отвратительно.

Когда я думала о том, как я была с Люком, меня тошнило и меня раздражало. Мой смех превратился в рыдания. Он шагнул вперед, потянувшись ко мне, но я отступила и подняла свободную руку.

— Не трогай меня. Никогда не трогай меня. Это все было ложью, ты и я. Ты был со мной только для того, чтобы заставить меня влюбиться в тебя, чтобы ты мог взять на себя бизнес моего отца.

— Нет. Он закусил губу изнутри. — Мой план изменился в течение двух секунд после встречи с тобой. Мне не нужен этот бизнес, Амелия… я хочу тебя.

— Ты действительно ожидаешь, что я поверю в эту гребаную чушь? Я знаю, что ты знаешь, что его предложение стоит миллиарды.

— Мне все равно. Я говорю тебе правду, хочешь верить или нет. Твой отец полагался на мою жадность, чтобы защитить тебя. От этого меня тошнит, мне стыдно. Но мы были правдой. Я никогда не лгал о своих чувствах к тебе. Я никогда не лгал, когда говорил тебе, что я твой.

Я покачала головой. — Ты заставил меня поверить, что ты кто-то другой — это была ложь. Ты заставил меня влюбиться в Люка Смита — это было ложью. Ты даже не представляешь, как я себя чувствую сейчас.

— Как будто стены реальности обрушиваются сами на себя, а в твоей душе есть пустота, которую невозможно заполнить. Я так чувствую. Я никогда не ожидал, что влюблюсь в тебя.

— Я не… я не могу больше об этом говорить. Ты должен поехать в участок. Я даже не знала, почему сказала это.

В уголках его рта появилась легкая улыбка, та же улыбка, которую я считала сексуальной. Я могла бы ударить себя за то, что подумала об этом в тот момент.

— Я не поеду в участок, Амелия. Ты знаешь наш путь — мы защищаем то, что наше, до смерти, а ты моя.

Я услышала слабый звук полицейских сирен, и у меня заболело сердце.

На этот раз, когда он потянулся ко мне, я не могла пошевелиться. Он подошел ближе и коснулся моей щеки. Мое тело предало меня, любя ощущение его прикосновения.

— Ты моя, и я должен защищать тебя. Нужно найти человека, за которым я иду. Я мог бы взять тебя с собой и держать запертой в каком-нибудь месте, я знаю, что ты будешь в безопасности, но я думаю, ты предпочла бы другой способ. Таким образом, у тебя будет нормальная жизнь, над которой ты так много работала.

Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, которые могли длиться вечно.

Мое сердце хотело, чтобы это было навсегда, как и моя душа.

Момент был сломлен, когда мы оба услышали, как хлопнула дверь в его квартиру, а затем голоса. Был отдан приказ обыскать место.

— Это будет моя реплика, чтобы уйти. Он убрал руку и попятился.

— Куда ты собираешься? Мои руки дрожали, и глупый пистолет казался мне свинцовым.

— Не могу тебе этого сказать, богиня. Его губы расплылись в тонкой улыбке.

— Ну это все? Это конец? Отчаяние взяло верх. Он был прав — стены реальности рушились, потому что я думала, что он был моей реальностью.

— Нет, кукла. Он покачал головой. — Нет.

— Это было реально для меня. Мне пришлось промокнуть глаза, потому что он превратился в размытое пятно. Все мои эмоции переполнились во мне, и этого стало слишком много. Мои слезы были из-за всего.

— Амелия. Для меня это реально, — сказал он мне с уверенностью и улыбкой.

В комнате позади меня раздались тяжелые шаги, которые становились все ближе, и я оглянулась, когда дверь на террасу открылась. Синклер первым вышел вперед, с поднятым ружьем, готовый к бою.

Моя кровь закипела, когда я увидела его, но гнев растворился, когда я повернулась к Люку и увидела, что он ушел… просто ушел, как будто его никогда там не было, как будто он был просто плодом моего воображения.

Это был момент, когда я действительно почувствовала себя потерянной.