— Отворачивайся, — приказываю мужчине, потеряв все инстинкты самосохранения. Я так устала, хочу в душ, поесть и спать, что уже плевать на всё.
— Да там всё одно и то же, — недовольно бухтит, но делает так, как я прошу. На секунду залипаю на его спине. И огромной татуировке в виде крыльев. Блин… Дотрагиваюсь до перышка пальцем, будто пытаясь понять, какое оно ощупь. И сразу слышу: — Хватит меня домогаться.
— Ой.
Отдёргиваю руку, как от огня. Забираю у мужчины ножницы. Снимаю джинсы, но остаюсь в трусах. На всякий случай. Вдруг он решит повернуться? Тогда выбора не будет. Я тот ещё параноик.
Разрезаю свой любимый топик. Вряд ли сейчас найдёшь похожий — покупала я его давно, и он вышел из моды.
Отправив его в утиль, захожу в кабину и прикрываю за собой дверь. Мужчина остаётся за оградой, и мне становится спокойней. Только узкий проём, через который Давид протиснул свою руку, не даёт покоя. Да и поза в душевой — тоже. Делать всё левой рукой так неудобно!
Включаю воду, размазываю гель для душа. И заодно мою голову — от шапки волосы стали жирными.
— А ты мне футболку взял? — спрашиваю между делом, касаясь своей груди. Не потому, что я извращенка. Сок же сюда разлился. Не хочется проснуться посреди ночи от того, что меня лижет Бруно.
— Нет.
Застываю и выглядываю под шум воды в щель.
— А мне во что потом одеваться, когда ты купаться будешь? Голой стоять?
— Хороший вопрос, — хмыкает и зачем-то поворачивает голову в мою сторону. Рука моя двигается машинально. Бьёт его по щеке, отворачивая его голову. Мы ещё не в таких отношениях, чтобы он на меня обнажённую пялился. — Только об этом нужно было думать тебе. А не мне.
— Да как?!
Закусываю губу, понимая, что он прав.
Ладно, посижу в полотенце.
Опять возвращаюсь к помывке. Намыливаю одной рукой волосы, распределяя пену по корням. Вторую пытаюсь держать на дистанции. Но она так устаёт в воздухе, что я не выдерживаю. Соединяю наши пальцы и позволяю руке упасть вдоль тела.
Какое облегчение!
— Ты что делаешь?
— Рука устала. Это всего лишь осторожность. У вас, у мужиков, пальцы шустрые.
Ничего не отвечает. Это хорошо. Иногда он умеет молчать.
Спокойно продолжаю мыться. Впервые у меня такой опыт. Купаться в трусах.
Блин…
А мне потом в чём спать, если они мокрые?
Капец, ты лохушка, Альбина.
Где твои мозги были?
Да я пока нормально не поем — мыслительные процессы не запустятся. А я так, заморила червячка одним листом капустным.
Жесть…
Быстро искупавшись, даю мужчине сигнал:
— Я всё. Давай делай шаг вперёд. Я выйду, но ты не оборачивайся!
— А если обернусь?
— Останешься импотентом.
— У тебя такая некрасивая фигура?
Тихо, Альбина, это разводняк чистой воды. Сейчас ты начнёшь беситься и потом покажешь ему себя голой, только бы у него челюсть упала. Но этого не будет!
Хватаю полотенце, кое-как обматываю его вокруг себя. Сбрасываю с себя мокрые трусы, выжимаю их от воды. Спать я в них не буду, как и ходить. А то натрут потом — и придётся передвигаться как пингвину.
— Всё. Можешь идти. Но всё равно не смотри на меня.
Мужчина снова отмалчивается. Одной рукой расстёгивает молнию на брюках. Те падают на пол. Старается снять трусы без помощи второй ладони. Но не выдерживает, дёргает запястьем, из-за чего моя рука касается его бедра.
— Сильно не домогайся. Я и возбудиться могу.
Не понимаю, почему продолжаю смотреть на упругий зад. Хорошенький, твёрдый такой… Ямочки на копчике.
Как назло, мужчина поворачивается ко мне боком, а я не успеваю отвести взгляд, и…
Будь я скромной девственницей, упала бы в обморок, забившись в конвульсиях.
Но мне везёт — я только округляю глаза и теряю дар речи.
Лучше бы я этого не видела.
У него между ног болтается хобот. Настоящий, мать его, хобот.
— Какая ты двуличная. Мне смотреть нельзя, а сама…
Я резко закрываю глаза и готова выругаться.
Вот он прав! Чего я вообще туда смотрю? Но так интересно… Особенно теперь.
Он же, когда возбудится, ещё больше станет…
Мамочки. Не повезло его девушке. Он там порвёт её на куски.
Блин, на всю жизнь запомню. И до старости лет девчонкам хвастаться буду, какой я видела…
Да всё, хватит! Забудь!
Да как тут забыть-то?..
Давид заходит в душевую кабину, не задвигая дверцу.
— Не продует? — спрашиваю у него аккуратно. — Смотри, застудишь самое хорошее, что у тебя есть.
— Ты назвала мой член хорошим?
— Блин, нет! — сгораю от смущения.
Или да…
Мотаю головой.
Не знаю!
— Мне дискомфортно от того, что ты не закрылся! Я даже боюсь глянуть в сторону.
Хотя стою уже к нему спиной. Лишь бы больше не видеть его обнажённого. И плевать, что пришлось выворачивать руку.
— Ладно.
Что значит «ладно»?
На секунду я застываю. От того, что у меня на талии появляется рука. Опоясывает, отрывает от пола. А в следующую секунду — ступни касаются приятного покрытия душевой кабины.
Не поняла…
Одно движение, и я скольжу по металлу, врезаясь в твёрдую грудь Давида своей двойкой. Поднимаю ошарашенный взгляд вверх.
Мы стоим друг напротив друга. Я — прижатая к нему. Чувствующая его хобот.
А он…
А он улыбается!
— Хорошо. Раз тебе так хочется посмотреть по сторонам, можешь смотреть вверх. Я разрешаю, — усмехнувшись, вгоняет меня в краску и не отпускает, продолжая прижимать к себе.
И через секунду… полотенце падает со спины. И всё, на чём оно держится — так это на моей приплюснутой двойке, что ещё сильнее начинает прижиматься к горячему и влажному торсу. Лишь бы этот говнюк не увидел меня в чём мать родила!
— Ты… — тихо, кипя от злости, шепчу. Я же ещё, дура, трусы сняла! Раньше времени!
— Ты же боялась в сторону глянуть. Теперь не бойся. Разрешаю тебе смотреть.