Боваллет, или Влюбленный корсар

Глава VI

Пока «Рискующий» оставался в Плимутском порту, мастер Калпеппер обещал приглядеть за кораблем, весь груз был перенесен на берег. Судно стояло в доке — ему предстоял мелкий ремонт и очистка в Плимуте, там он повстречал нескольких закадычных друзей по прежним плаваниям, узнал все новости и распорядился о ремонте корабля. Затем, взяв с собой Джошуа Диммока и еще одного слугу, который вел лошадей, он отправился в Алрестон, графство Хэмпшир, где надеялся застать старшего брата.

Милорд Боваллет владел несколькими замками, но чаще всего его можно было найти именно в Алрестоне. Еще один замок находился в Кэмбриджшире. Это было мрачное строение, его построил более двух веков назад Симон, первый барон Боваллет. Отпрыск морганатического союза в древнем роду Мальваллетов, Симон приобрел себе новое имя[47] и новый титул. Он славно воевал во Франции под знаменами Генриха V, а когда война закончилась, вернулся в Кэмбриджшир, привезя с собой невесту — француженку, урожденную графиню, приданое которой составляли обширные земли и замки в Нормандии. Рассказы о подвигах этого Боваллета еще можно найти в туманных хрониках того времени. Автором одной из них был близкий друг Боваллета, Алан, эрл Монтлисский, проведший последние годы жизни, записывая воспоминания своей бурной молодости. Он создал огромный труд, довольно поэтично написанный и содержащий немало интересного.

Однако со времен Железного Барона семейные богатства не очень-то приумножились. Графства во Франции очень скоро отошли из английской ветви рода, так как Симон, устав пререкаться со своим старшим сыном, перевел все владения на имя младшего сына, Генри, который стал основателем французской ветви Боваллетов.

Джеффри, второй барон Боваллет, пережил войну Алой и Белой Роз, однако оставил свое баронство изрядно потрепанным из-за своего непостоянства в этой войне. Его наследник, Генри, взял в жены Маргарет, наследницу рода Мальваллетов. Благодаря такому союзу обе семьи объединились. Несомненно, строились планы возродить былое могущество рода, однако времена были неспокойные, и нелегко было проложить верный курс в бурных водах политики. Поэтому в 1586 году, когда и происходили описываемые нами события, нынешний обладатель баронского титула был всего лишь бароном, как и его предок, хотя в результате тщательно спланированных браков род Боваллетов был связан со множеством славных семей страны, став одним из самых состоятельных.

Седьмой барон, Жерар, был человеком солидным, поэтому в Алрестоне он выстроил себе новый замок, настоящий дворец из красного кирпича, с дубовыми перекрытиями. Миледи была женщиной хрупкого здоровья, она часто жаловалась на сырой климат Кэмбриджшира и, пусть мягко, но всегда упорно настаивала на том, чтобы поскорее уехать из семейного гнезда, где ей грозили сырые стены, сквозняки и мрачные коридоры. Милорд, во многом унаследовавший непреклонный характер предков, был всецело привязан к обычаям средневековья, поэтому использование дерева для строительства фамильных замков он считал верным признаком упадка, переживаемого страной. Поговаривали, что он был суровым человеком с железной волей, однако и в его броне было слабое место. Миледи сумела настоять на своем, и вот в мягком климате Хэмпшира появилась величественная усадьба в стиле Тюдоров, окруженная прелестными садами, конюшнями, фермами и пастбищами. Похоже, что милорд, несмотря на провозглашаемый им аскетизм, все же гордился этим имением. Он уклончиво говорил, что наступает век расточительной роскоши, и вложил в постройку дома немалые средства, используя в качестве панелей презираемый им дуб, приказав покрыть дерево резьбой и расписать на зависть всем соседям.

Именно в этот замок и направлялся Николас ясным весенним днем. Показались ворота. Они были широко распахнуты, открывая широкую подъездную аллею, по обеим ее сторонам зеленели аккуратные лужайки, а вдалеке поднимались высокие стены замка. Сэр Николас подъехал поближе и издал громкий клич, эхом прогремевший под аркой ворот. На пороге своего домика показался привратник и, едва увидев гостя, поспешил вперед, широко улыбаясь хозяину, которого не видел вот уже год.

— Ба, кому же еще это быть! Это конечно же мастер Ник!

Боваллет нагнулся, протягивая ему руку в беззаботном жесте приветствия.

— Ну, как вы тут, старина Самсон? Как мой брат?

— Хорошо, хозяин, хорошо, да и миледи тоже, — ответил Самсон, опускаясь на колено, чтобы поцеловать руку господина. — Неужто вы наконец вернулись домой, сэр? Нам так не хватает вас!

Боваллет только пожал плечами и покачал головой.

— Нет, нет, здесь нужен именно мой брат.

— Он настоящий лорд, — согласился Самсон. — Но земли Боваллетов никого не рады видеть так, как сэра Николаса, когда он возвращается домой.

— Ах, ты, льстец! — засмеялся Боваллет. — Что же я такого сделал для вас?

— Тут совсем иное, хозяин, — Самсон покачал головой и ничего больше не сказал.

Сэр Николас засмеялся, помахал ему рукой и проехал под аркой.

Широкие ступени вели прямо на террасу. По бокам лестницы стояли подрезанные тисы в кадках, а над дверями, на каменном щите, был вырезан герб Боваллетов. Сверкали на солнце стекла узких, изящных окон. Подоконник каждого окна заканчивался каменным свитком, серый цвет которого гармонировал с теплым тоном красного кирпича. Крыша замка была покрыта красной черепицей, дверь дома была открыта, чтобы впустить теплое весеннее солнце.

Сэр Николас легко спрыгнул с седла, бросил поводья Джошуа и взбежал вверх, перепрыгивая через ступени. Как мальчишка, он приложил ладони ко рту и громко крикнул:

— Hola[48], кто-нибудь! Неужели некому сказать Нику: «Добро пожаловать»?

В ту же секунду в верхних окнах появились головы. Горничные засуетились, передавая друг другу шепотом: «Сэр Николас вернулся домой!». Началось спешное приглаживание помявшихся за работой платьев и подкручивание аккуратных локонов. Сэр Николас вполне мог влепить звучный поцелуй самой хорошенькой, не обращая внимания на смущенный протест миледи.

Мастер Доусон, дородный и осанистый, уже много лет служивший стюардом, услышал шум в дворецкой и поспешил выйти на солнечный свет. За ним поспешили двое лакеев, а следом и почтенная Марджери, желавшая первой обнять своего любимца. Она обогнала мастера Доусона в дверях, без всякого стеснения поднырнув у него под рукой.

— Голубчик мой! — запричитала эта невысокая старушка с морщинистым лицом, в чопорном белом чепце. — Мой ягненочек! Неужели это правда ты?!

— Собственной персоной! — смеясь, ответил сэр Николас, обнимая ее. Он крепко прижал ее к себе, не давая старушке в полной мере выразить свои эмоции. «Да он просто негодник, настоящий сорви-голова, бесстыдник, раз вот так обнимает пожилую женщину на глазах у всех! Да как же он загорел!» Она могла поклясться, что он даже подрос еще немного, но вот только больно уж он худой… Может, болеет? Ну, разве это дело — уезжать так надолго, а вернуться только затем, чтобы смеяться над своей старой няней. Она обнимала его, гладила его руки, не забывая между делом пощупать материал на его плаще. Опять расточительство! Отличный материал, она могла поклясться! Со шнурками и золотыми кисточками! Но тише, тише, вон идет милорд поприветствовать его.

Милорд невозмутимо вышел из дома, запахивая обшитым серым беличьим мехом халат и поправляя плотную шапочку. На шее у него блестела золотая цепь. Милорд носил широкую бороду и немного походил на священника. Если у Николаса волосы были темные, то у его брата — светлые, а в его голубых глазах не хватало искорки, горевшей во взоре младшего брата. Милорд был человеком высоким, осанистым с величественной походкой.

— Ну, Ник! — сказал он с подобием улыбки. — Миледи услышала крики и суету и сразу сказала, что, должно быть, это Ник вернулся домой. Как ты, малыш?

Братья обнялись.

— Как видишь, Жерар. А ты?

— Ничего… В феврале меня трепала лихорадка, но все, к счастью, прошло.

— Вечно ему нужно ездить в Кэмбриджшир, в этот сырой и нездоровый замок, — произнес унылый голос. — Я знала, чем это кончится. Я с самого начала могла сказать, что дело кончится лихорадкой. Дорогой Николас, я вас приветствую.

Николас повернулся, чтобы поздороваться с миледи Боваллет, поцеловал ей руку, как это и полагалось, а затем чмокнул ее в губы.

— В хорошем ли здравии нахожу я вас, сестра?

— Ник! — женщина слабо покраснела и погрозила ему пальцем. — Все такой же стремительный! Да нет, зима была холодная, гораздо холоднее, чем все прежние, не так ли, милорд? — и это сказалось на моем здоровье. На Новый год меня мучил озноб. Затем на Сретенье все повторилось, и я чуть было навсегда не распрощалась с жизнью.

— Наступает весна, и теперь вы окрепнете, — предположил Николас.

Она с сомнением покачала головой.

— Правда, Николас, мне бы очень этого хотелось, но ведь у меня крайне слабое здоровье, вы же знаете.

Жерар прервал эти жалобы.

— Я вижу, ты привез с собой этого бездельника, — сказал он, кивком указывая на Джошуа, которого обступили лакеи. — Ну как, удалось тебе его вышколить?

— Черта с два, брат. Джошуа! Подойди, негодник, поздоровайся с милордом! — Он обнял миледи за талию и повел ее в дом. — Пойдемте, Кейт. Сегодняшний ветер может снова уложить вас со вторым приступом лихорадки.

Миледи пошла с ним, протестуя.

— Ник, Ник, ну как же так? Если я заболею, это будет уже не второй, а скорее шестой или седьмой приступ… Стоит мне выздороветь, как я снова вынуждена лежать. Но пойдемте в зал. Там разожгут камин и принесут вам вина. У нас есть еще мартовское пиво двухлетней выдержки. Доусон! Доусон, принесите… Ах, он ушел! Ничего, пойдемте в дом, Николас, а то вы простынете после быстрой езды!

Они прошли по короткому коридору в большой зал. Это было громадное помещение. Высоко над их головами перекрещивались дубовые брусья. Громадные окна были прорезаны на высоте человеческого роста. Каменные стены покрывали дубовые панели. В одном конце зала, освещенный лучами солнца, падавшими сквозь окна на фронтоне, стоял на почетном помосте[49] длинный стол, окруженный скамьями. Напротив него в огромном камине жарко пылали поленья. Над высокой каминной полкой, поддерживаемой резными пилястрами, красовались охотничьи трофеи милорда. Пол был застлан рогозом[50], смешанным с лепестками розмарина[51], по обеим сторонам камина стояли лари внушительных размеров, являвшиеся одновременно и сиденьями. Около стены были чинно выстроены обитые дорогим полотном стулья.

Миледи села у камина, и, поскольку ее пышное платье заняло почти все сиденье, сэр Николас пошел к другому.

— Да, садитесь, дорогой Николас, — пригласила миледи. — Доусон скоро, придет, и милорд тоже, я думаю.

Сэр Николас снял с плеч плащ и бросил его в сторону, на один из стульев около стены, и Марджери, робко заглядывавшая в зал из коридора, нахмурилась, увидев, как небрежно он обращается с такой дорогой вещью. Миледи заметила старую няньку и приветливо улыбнулась.

— Входите же, Марджери, ведь вы благословляете день, когда сэр Николас приехал домой.

— В самом деле, миледи, — Марджери решилась войти. — Но он все так же беспечен и небрежен, как мальчишка. Ох, неужели так никто и не сумеет образумить его? — Женщина подняла длинный плащ и аккуратно сложила его. — Конечно, он и шляпу бросил на пол! Да тут целых два пера, вот так так! — Она нежно посмотрела на него, упрекая за такое тщательное следование моде. — Успокойте старую Марджери, мой голубчик, найдите себе жену!

— А зачем? — поинтересовался сэр Николас, свободно вытягивая ноги. — Зачем, если у меня есть Марджери, чтобы бранить меня, и прекрасная сестра, чтобы сокрушенно качать головой, глядя на меня?

— Ох, Николас, постыдитесь! — сказала миледи. — Когда это я качала головой, глядя на вас? Хотя вы частенько именно этого и заслуживаете. А, милорд, вы пришли вовремя. Вот, ваш брат говорит, что мы с бедной Марджери только и делаем, что браним его.

Милорд сел рядом с Николасом на ларь.

— Доусон отправился принести тебе мартовского пива, Ник. Он уверен, что сейчас тебе нужно именно это. — Милорд улыбнулся. — Честно говоря, странно наблюдать, как весь дом готов встать с ног на голову из-за какого-то беспечного разбойника, который вовсе этого не заслуживает.

Сэр Николас откинул голову и рассмеялся.

— Старая история! Я не даю тебе жить спокойно, Жерар, прости меня.

— Нет, нет! — милорд с любовью посмотрел на него. — Итак ты вернулся домой, чтобы остаться с нами.

— Терпение, Жерар, терпение! — заметил сэр Николас лукаво.

В зал вошел Доусон в сопровождении лакея, несшего на резном подносе знаменитое пиво.

— Сэр, пейте на здоровье!

— Клянусь честью! — сэр Николас протянул руку за большой высокой кружкой. — Клянусь честью, мне так часто хотелось нашего домашнего пива! Миледи, я пью за улучшение вашего здоровья.

— Увы! — вздохнула миледи и покачала головой.

Милорд взял с подноса вторую кружку.

— Тебе, наверное, будет интересно узнать новости о леди Стэнбери, — сказал он. — В прошлую пятницу я получил письмо от ее мужа. Он пишет, что она произвела на свет здорового мальчика.

— Как, наконец-то сын? — переспросил сэр Николас, залпом допивая остатки пива. — Давно пора, я уже успел потерять счет дочерям бедной Аделы. Доусон, еще кружку, старина, чтобы я мог выпить за здоровье моего племянника! — Он взглянул на Жерара. — Как Адела чувствует себя? Кто приглашен крестными?

— Ну что же. Приглашены я и миледи, кое-кто еще… Тебе бы надо съездить в Вустер[52] навестить их, Адела будет очень рада. Ты еще не знаешь, что наш кузен Арнольд женился на второй дочери Гросхока? Отличная партия, но не более того. По мнению ее мамочки, старшая была слишком хороша для Арнольда.

Мужчины немного поговорили о семейных делах, миледи вышла проследить за приготовлением комнаты для наследника хозяина, а Николас уже спешил в конюшни и на задний двор поприветствовать старых слуг и посмотреть на новых лошадей. Милорд охотно отправился вместе с ним.

— Тебе подойдет один берберийский жеребец[53], — сказал он. — Завтра попробуешь его под седлом. Я купил его на прошлой осенней ярмарке, но он едва ли выдержит мой вес. А вот тебе понравится — нетерпеливый конь, с характером. — Он придержал Николаса за руку, заставляя младшего брата примериваться к своей неторопливой поступи. — Потише, малыш! Куда ты так спешишь?

— Да никуда. А какие у тебя теперь соколы? И как охота?

— Не спеши, не спеши. В прошлый четверг я выезжал с нашим соседом Селби. Я спустил моего сокола на фазана, которого мы подняли в папоротниках. Редкий сокол, удивительной красоты! Мне подарил его Стэнбери, когда приезжал к нам, я тебе потом покажу. А Селби поднял дикую утку и свистнул своего сокола. Она дважды увертывалась, но в полете он ее нагнал…

Они говорили о ловчих птицах, охоте и управлении имением. Солнце уже садилось, заливая небо алыми лучами, когда они медленно вернулись в дом. На пороге их встретил мастер Доусон, доложивший, что ужин готов. Багаж сэра Николаса уже прибыл, Джошуа распаковал его в спальне хозяина. Сэр Николас побежал наверх, перескакивая сразу через две ступеньки. В спальне Джошуа уже разложил на кровати камзол и штаны из мягкой овечьей кожи, чулки из розового шелка, а также чистый белый воротник.

Необъятных размеров кровать с балдахином, поддерживаемым по углам четырьмя колоннами, занимала большую часть комнаты, украшенной алыми занавесями и кружевным подзором венецианского плетения. Сундук орехового дерева с полукруглым верхом и инкрустациями стоял в ногах кровати. Остальное убранство комнаты составляли платяной шкаф, второй сундук, на котором стоял таз с оловянным кувшином и широкий стул с высокой спинкой, приютившийся у окна. Сэр Николас с размаху опустился на стул и вытянул ноги.

— Сними сапоги, Джошуа. А где шкатулка, которую я приказал тебе беречь?

— В надежном месте, хозяин, сейчас я достану ее. — Джошуа опустился на колени и стал стягивать с Боваллета залепленные грязью сапоги. — Как видите, сэр, дома все в порядке. «А что! — спрашивает меня мастер Доусон. — Вы, кстати, заметили, что он не очень-то похудел на хозяйских харчах? — Что же, вы теперь останетесь в Англии, мастер Диммок?» Это он пытается разнюхать наши планы, хозяин. Можете не волноваться, я его отбрил. «Имейте в виду, что я не буду разглашать планы сэра Николаса». Он прямо остолбенел.

— Что тут скажешь, — съязвил сэр Николас. — На редкость дипломатичный ответ, друг мой Джошуа. Признайтесь хоть мне самому, каковы же мои планы?

Джошуа поднялся, держа в руках второй сапог.

— Сэр, вы еще не оказали мне честь и не рассказали об этом, — ничуть не смутившись, бодро ответил он. — Но ведь не мог же я так просто заявить об этом толстому стюарду. Да он просто толстопузый осел, вот и все! Однако, хозяин, сам я немало раздумывал об этом. Сдается мне, нам не повредило бы остаться в Англии на покой.

Сэр Николас встал, развязывая шнуровку одежды.

— Нам не повредит только новое путешествие, в которое мы, бездельник, и отправимся сразу, как только «Рискующий» будет готов выйти в море.

Лицо Джошуа вытянулось.

— В самом деле, хозяин? Проницательные голубые глаза на мгновение задержались на его лице.

— Оставайся дома, разве я тебя принуждаю? В этот раз я пускаюсь в крайне опасное предприятие.

— Тем больше у вас причин взять меня с собой, — ответил Джошуа свирепо. — Если вы опять уезжаете, конечно, я буду сопровождать вас. — Он взял с кровати камзол и недовольно нахмурился. — Это все шутки, хозяин. Я всегда буду при вас, чтобы приглядывать за вами. Не могу сказать, что новое странствие слишком привлекает меня, но я без всяких сомнений пойду за вами повсюду, ибо, видно, такова уж моя судьба.

— Верный последователь Руфи[54], — сказал сэр Николас ветрено.

Несколько минут спустя он сходил по лестнице вниз, чрезвычайно элегантный в своем камзоле французского покроя. Чулки из розового шелка выгодно подчеркивали прекрасную линию его ног, подвязки с розетками были пышно завязаны пониже колен. Милорд Боваллет, сторонник более пышной моды, назвал это передразниванием итальянцев и неодобрительно нахмурился.

Милорд и миледи ожидали Николаса в зимней гостиной, где на раскладном столе был накрыт ужин. Сэр Николас подошел к ним, блистая пышностью наряда, и поставил перед миледи небольшую шкатулку.

— Испания платит дань вашей красоте, Кейт, — сказал он, лукаво взглянув из-под ресниц на старшего брата, сидевшего с недовольной гримасой на лице.

Миледи прекрасно знала, что она найдет в этой шкатулке, но для приличия притворилась удивленной.

— Неужели, Николас, вы что-то привезли мне? — подняла она водянисто-голубые глаза.

— Несколько безделушек, не более того. В моем багаже лежит еще отрез китайского шелка, из которого вы сможете сшить себе платье или что-нибудь в этом роде.

Миледи открыла шкатулку и сжала руки в жесте немого восхищения.

— О, Ник! Рубины! — ахнула она, почти с благоговением поднимая длинное ожерелье из драгоценных камней. Она подержала украшение в руках, с сомнением глядя на Жерара. — Посмотрите, милорд! Николас делает мне королевский подарок.

— Угу, — мрачно проворчал милорд.

— Значит, мне не следует принимать это, дорогой супруг?

— Вот глупости! — бодро произнес Николас, взял ожерелье и быстро набросил его на худую шею миледи. — Немало подобных побрякушек я привез для королевы. Будьте уверены, она-то не откажется от них. Так что не бойтесь.

— Я уверена, — проговорила миледи, воспрянув духом, — то, чем не побрезгует ее величество королева, мне можно надевать без страха.

Жерар сел во главе стола.

— Поступайте так, как вам угодно, мадам, — басом сказал он.

Ужин, как обычно, прошел в молчании, но когда на столе появились сладости, а перед милордом вино Гиппократа, разговор возобновился. Милорд ополоснул пальцы в золоченой чаше, которую с поклоном подал ему лакей, и заговорил более сердечно.

— Что же, Николас, ты еще ничего не рассказывал о своих планах. Ты собираешься остаться дома?

— Признайтесь, брат, вы чувствуете себя свободнее, когда меня нет дома? — хитро спросил Николас, наливая вино в стоящий перед ним бокал тонкого венецианского стекла.

Жерар позволил улыбке показаться на его серьезном лице.

— Нет, не обвиняй меня. Ты бездумный… бродяга, но я ничего подобного не говорил.

— Ты хочешь сказать — головорез?

— Как знаешь, — милорд улыбнулся шире.

— Ох, нет, я надеюсь, вы оба в трезвом рассудке, — проговорила миледи с дрожью в голосе. — Прошу вас, не надо таких резких слов. Вам ведь уже лет тридцать пять, верно?

— Господи помилуй, неужели мне уже столько? — вскричал Николас, пораженный. Он поднял бокал и посмотрел вино на свет. Похоже было, что он что-то задумал. Миледи увидела, как приподнялись в улыбке уголки его рта.

— Пора тебе уже покончить со всеми этими странствиями по морям и океанам, — сказал милорд.

Боваллет быстро взглянул на него, в глазах его мелькнула усмешка. Затем он опять вернулся к созерцанию своего вина.

Миледи поднялась.

— Вам так много нужно сказать друг другу. Когда наговоритесь, найдете меня в галерее. — Боваллет встал, чтобы открыть ей дверь. Проходя мимо, миледи протянула руку и слабо улыбнулась. — В самом деле, я надеюсь, вы послушаетесь милорда, Ник. Мы будем очень рады, если вы останетесь дома.

В ответ Николас поднес пальцы к губам, но не сказал ни «да» ни «нет». Женщина вышла, и он закрыл за ней дверь.

Милорд немного отодвинул свой стул от стола, сел посвободнее и налил себе еще вина.

— Садись, Ник, садись! Расскажи мне, наконец, что у тебя на уме. — Он только сейчас заметил насмешливое выражение на лице брата и почувствовал легкое беспокойство. Не было сомнений — Ник замышлял очередное безумие.

Сэр Николас тоже чуть развернул свое кресло, уселся удобнее и перекинул ногу через подлокотник. Пальцы его согнулись вокруг ножки бокала, другая рука стала тихо теребить шарик с благовониями.

Милорд кивнул и улыбнулся.

— Как я вижу, ты никак не отделаешься от своей привычки крутить ароматический шарик. Насколько я помню, это никогда не предвещало ничего хорошего. Память мне еще не отказывает, а? — Он выпил вино и поставил стакан на стол. — Тридцать пять лет! Да, миледи права. Тебе уже тридцать пять лет, а ты все еще шатаешься по свету. Зачем, Ник?

Боваллет пожал плечами.

— Да чтобы привозить Кейт рубины! — отпарировал он.

— Вот это мне и не нравится. И я не собираюсь скрывать это от тебя. Все это хорошо, когда речь идет о Хокинсе или Дрейке, но я напомню тебе, Ник, что ты мой наследник. Тебе вполне хватило бы и одного большого путешествия[55]…

— Нет, брат, — запротестовал сэр Николас. — Во время моих путешествий я выучился владеть оружием у самого великого Карранцы в Толедо! Оставь мне хоть это.

Милорд был раздражен, но скрывал свое неодобрение.

— Пустые амбиции, Бог свидетель! Все эти поединки варварской рапирой не что иное, как изобретение самого дьявола. Наших отцов устраивал простой бой мечом и щитом.

— Но это уже не устраивает нас, — сказал Боваллет. — Хотя я вполне одержу над тобой верх, сражаясь мечом и щитом, Жерар. Полагаю, я еще не совсем забыл, как это делается. Хотя бы из деликатности, уступи мне рапиру! — Он проделал воображаемый выпад. — Ты спрашиваешь, чему я научился и что приобрел за время моих скитаний? Разве не я сидел у ног Карранцы, разве потом не разыскал в Венеции самого Мароццо? Да, он был уже стар, но он мог еще показать несколько приемов. Но нет, ты же не признаешь итальянцев! Тебе бы следовало прочитать его книгу «Орега Nova»[56] в которой он подробно останавливается на применении «аsо» и «dritto filo»[57]. Ничего хорошего, говоришь ты? Так покажи мне человека, который превзойдет меня, орудуя рапирой или кинжалом!

Милорд сохранил невозмутимый вид.

— И ты считаешь эти иностранные штуки приобретением? А что еще собрал ты за годы твоего шатания по белу свету?

— Отличный меч из Толедо[58], брат, — ответил Николас, ничуть не растерявшись. — Меч, закаленный в водах Тагуса[59], на нем выгравировано имя Андреа Феррара, окруженное восемью коронами. И еще один меч из рук Схогома. Как, тебе и этого мало? Ну, тогда итальянские доспехи, от которых ты и сам бы не отказался, знакомство с нашими кузенами во Франции, прекрасное знание французского, испанского и итальянского языков, чем ты, как мне кажется, похвастаться не можешь.

— Мне хватает и английского языка. На нем говорили наши предки, — сурово ответил милорд.

— Ты не слишком-то амбициозен, Жерар, — похоронным тоном протянул Николас.

— Меня не терзает охота к перемене мест, — едко возразил милорд. — Неужто ты никогда не успокоишься? Я не буду больше укорять тебя большим путешествием, могу даже не говорить о том безумном плавании, которое ты совершил с Дрейком…

— Тысяча благодарностей! — глаза Боваллета загорелись.

— Я признаю, это было славное приключение, — проворчал милорд. — Вы совершили небывалые подвиги и заслужили за это подобающие почести.

— Честь принадлежит Дрейку, если уж ты заговорил об этом, — напомнил Боваллет, поднимая бокал. — Выпьем за его здоровье! За Дрейка, отличного морехода!

Милорд поддержал этот тост, но без особого энтузиазма.

— Все это хорошо, но почему тебя так тянет к сэру Фрэнсису, вот что не укладывается у меня в голове.

— Правда? — поинтересовался Боваллет. — Но ведь ты, брат, не обошел с ним вокруг света, не учился у него морскому делу, не прошел с ним бок о бок сквозь грабежи, сражения и кораблекрушения.

— Ты набрался у него неподходящих мыслей. Путешествие вокруг света! Очень хорошо, очень хорошо, мы отдаем тебе дань уважения за это. Ты привез домой богатства, которых нормальному человеку хватило бы на всю жизнь. Вот тогда бы тебе и вылечиться от этой лихорадки странствий! А что сделал ты? Ты построил собственный корабль, и опять унесся прочь. Это безумие! Проклятое безумие, Ник, если ты позволишь мне так сказать!

Сэр Николас склонил голову в шутливом раскаянии.

— Прошу прощения, мой добрый милорд!

— Конечно, сейчас ты строишь из себя воплощенную невинность… Прямо как в тот день, когда на тебя надели первые штанишки, — сказал милорд с тенью улыбки в низком голосе. — Нет, Ник, я даю тебе серьезный совет. Ты уже составил себе прекрасное состояние. Я могу судить о нем, так как именно я храню его для тебя. Пусть это состояние нажито не тем путем, который бы я одобрил, это не меняет дела. Усадьба в Бейсинге ждет тебя в любое время. Миледи не принесла мне наследников, поэтому я с надеждой смотрю на тебя. Что будет с нашим родом, если тебя убьют или ты утонешь? Найди себе жену и покончи со своими странствиями.

Сэр Николас поднес ароматический шарик к носу.

— Возрадуйтесь, брат, я как раз собираюсь жениться.

Пораженный милорд сумел быстро спрятать удивление.

— Давно пора. Миледи уже приглядела для тебя вполне подходящую девушку. Мы думали про леди Элисон, дочь лорда Жерве из Альфрестона, но есть и другие. Ты поищи себе невесту в Вустере. Моя сестра уже составила список знаменитых фамилий, которые могли бы заинтересовать тебя.

Ник Боваллет поднял руку. Скрываемая им насмешка заставляла его глаза блестеть сильнее.

— Тише, тише, Жерар! Я собираюсь отправиться за моей невестой в Испанию.

Милорд так резко поставил бокал на стол, что чуть не разбил его. Он уставился на брата из-под нахмуренных бровей.

— Это еще что? Что за новое безумие?

— Ничего подобного, клянусь тебе. Мой выбор сделан. Возрадуйтесь, брат! Не пройдет и года, как я привезу домой невесту.

Милорд откинулся на спинку стула.

— Объясни мне свою загадку, — сказал он спокойно. — Ты, похоже, шутишь.

— Вовсе нет. И вот мой новый тост. — Ник встал и высоко поднял бокал. — За донью Доминику де Рада и Сильва.

Милорд не стал пить.

— Испанская папистка?[60] — спросил он. — И ты хочешь, чтобы я этому поверил?

— Не папистка, а милая еретичка. — Сэр Николас оперся на спинку стула. У милорда замерло сердце, когда он заметил, что энергия так и брызжет из его младшего брата, а глаза его горят восхищенным огнем. Он боялся самого худшего, и вот это случилось. — Я взял ее и ее отца на борт «Рискующего» после боя со «Святой Марией». Более того, я высадил их на северном побережье Испании. Но я поклялся, что приеду в Испанию и разыщу ее. Я так и сделаю, брат, можешь не сомневаться в этом.

Милорд застыл, глядя на Николаса. Лицо его посерело.

— Ник, если это в самом деле не шутка…

— Черт побери, зачем мне шутить! — нетерпеливо вскричал Боваллет. — Я говорю совершенно искренне, я никогда не был более откровенен!

— Тогда ты и в самом деле сумасшедший! — сказал милорд, ударяя по столу открытой ладонью. — Ты сумасшедший, тебя надо держать взаперти! Идиот! Неужели ты думаешь, что сможешь безнаказанно болтаться по Испании в наши дни?

Ответом ему была улыбка, сэр Николас кивнул.

— Да, я думаю, что вернусь из Испании целым и невредимым!

Милорд вскочил со стула.

— Ник, Ник, что за дьявол владеет тобой? У нас сейчас нет даже посла в Испании. Как же ты надеешься пробраться туда?

— Один. Звезды помогают мне, Жерар. Не хочешь ли заключить пари, что я вернусь домой с невестой на руках?

— Перестань! К чему приведет тебя эта безумная страсть к приключениям? Парень, послушай, что я скажу! Из Испании тебе уже не вернуться! Инквизиция наложит на тебя свою лапу, никто не сможет спасти тебя!

Сэр Николас щелкнул пальцами.

— К черту инквизицию! Жерар, мой осмотрительный Жерар! Я говорю тебе, что ни за что не отступлю!