Бойтесь напуганных женщин

Глава шестая

Едва Константин, пройдя через распахнутую калитку, очутился во дворе, как Ирина метнулась к нему и повисла на шее.

— Костик, миленький, — бормотала она торопливо, — забери меня отсюда, пожалуйста! Я тебя умоляю!

«Просто маленький Ванька Жуков! — мысленно буркнула Тоня. — Дедушка Иван Макарович, забери меня отседова!»

— Погоди, Иришка. — Костя осторожно разжал бледные Ирины пальцы, которыми она обхватила его за шею, и так же осторожно отодвинул в сторону. — Вначале надо разобраться, что к чему.

Вначале! Наверное, именно это слово вычленила Ира из его неторопливой речи. Потому что она тут же покорно кивнула в ответ на его слова и стала в стороне, точно ожидала мужа после сражения.

— Тоня, что здесь произошло? — спросил он.

— Виктор хотел зарубить жену топором, — пояснила она, отчего-то все еще сжимая в руке этот самый топор.

Костя подошел к лежащему. Он не стал больше никого ни о чем спрашивать, видимо, и так все стало ясно.

— Что, Витька, достукался? — спросил он.

— Собаку уберите! — хрипло отозвался тот.

Тоня поспешно шагнула вперед и потянула Джека за поводок, пристраивая пса у своей ноги. Надо же, вроде собака не проходила специальное обучение, а вот поди ж ты, ведет себя как настоящий милицейский пес.

Между тем Костя странным, по ее понятию, движением протянул руку Виктору и помог ему подняться. Пусть бы сам поднимался, убийца!

— Это уже не просто домашнее хулиганство, — сказал Костя, — это покушение на убийство. Да еще в присутствии свидетелей… Ведь вы все видели?

Женщины дружно закивали.

— Как ты сам понимаешь, это уже статья! Придется тебе, друг мой, собирать свой чемоданчик и дуть отсюда, пока не посадили.

— Мне — собирать чемоданчик, а тебе, значит, на мое место, в теплую постельку? — огрызнулся Виктор.

— Ну, постелька у меня и своя есть, а насчет твоей жены… — Он оглянулся на поникшую Иру, в момент понявшую, что ее мечтам не суждено сбыться. — Так, понятное дело, одна не останется. Найдет себе мужика нормального, чтобы уважал ее, руку не поднимал…

«Ну, насчет уважал, — подумала Тоня, — так это навряд ли. Скорее нормальный мужик как раз на Ире и не женится. А если женится, то первым делом начнет учить, как должна вести себя нормальная жена. Так, как он эту учебу себе представляет».

— …А тем более топор… Дай-ка! — Костя не глядя протянул к Тоне руку. — Э, да он весь в крови! Кого же ты, Витенька, уже успел приголубить?

Тоня отчего-то знала, что Косте известен ответ и что он нарочно хочет, чтобы Виктор оправдывался и тем еще больше осознавал свою вину.

Ей было жалко, что такой в общем-то неплохой мужчина, как Виктор, — наверняка директор совхоза будет жалеть о нем как о работнике — взялся за топор. Хотя она могла его понять.

Тоне с самого начала было непонятно, как красавица типа Ирины могла выйти за совсем уж невидного мужичонку. Понятное дело, и Костя в ее постели отметился. Почему бы не взять то, что плохо лежит? Но то, что он не станет связывать свою жизнь с женщиной не самого тяжелого поведения, она была уверена.

При всей своей любви к слабому полу Костя придерживался определенных принципов, о которых Ира не имела и понятия.

— Это кровь Рыжего, — сказал Виктор тихо, но тут же повысил голос: — Бросился на своего хозяина.

Он показал присутствующим окровавленную руку.

— Дурак! — с сожалением протянул Костя. — Он тебя от тюрьмы спасти пытался, а ты его — топором.

Если породистость Тониного Джека еще можно было как-то определить, то Рыжий был собакой неизвестного происхождения, но тоже большой. Похожий мастью на рыжую лису. Почему-то в поселке Раздольный дворовые псы у всех были огромными — здесь не признавали маленьких дворняжек. Во многих скорее всего текла кровь волков. Собаки Раздольного в большинстве своем на цепи не сидели, а бегали по окрестным лесам, добывая себе пропитание. Ну и встречались с лесными братьями.

Неожиданно Виктор всхлипнул и пошел прочь.

— Ты куда? — окликнул его Костя.

— В сарай за лопатой, — ответил тот на ходу.

Рыжий любил своего хозяина. Об этом было известно всему поселку. Вместе они ходили на рыбалку, лазали по горам. Скорее всего Виктор тоже любил пса, и надо же, как страшно окончилась их дружба.

— Нужно собаку похоронить.

Костя пошел следом, и слышно было, как мужчины переговариваются, как зажгли свет в саду. Стукнули лопаты, послышался шорох отбрасываемой земли, а затем голос Виктора:

— Прости, друг, не сдержался.

И опять зашуршала осыпающаяся земля.

Через некоторое время Костя вышел к женщинам, все еще стоящим во дворе.

— Титова, ты иди с подругой домой, а я уж сам все улажу.

— Ты оставишь Виктора здесь? — ужаснулась Тоня.

— Зачем, у меня переночует, а утром решим, как быть, на свежую голову… Я тебе позвоню.

Тоня потянула Джека за собой, кивнув Надежде. Та пошла следом.

— Погуляли! — усмехнулась Надя. — У вас всегда так весело?

— Представляешь, никогда ни о чем подобном не слышала, — медленно проговорила Тоня. — Такой приличный поселок…

— Полная луна, — будто самой себе сказала Надя.

Они отправились домой. Уже подходили к калитке, как Джек вдруг насторожился, повел ушами и взглянул на Тоню.

— Что с тобой? — удивилась она.

Калитка оказалась приоткрытой, хотя Тоня была уверена, что закрыла ее достаточно плотно. Этого еще не хватало! Права Надя, теперь их поселок перестал быть тихим и спокойным. Может, что-то срочно понадобилось Маше? Она взглянула на соседкины окна — свет в них не горел. В самом деле, откуда бы соседям слышать, что произошло за полкилометра от них. Да и не осмелилась бы Маша заходить во двор, если не была уверена, что Джек закрыт в своем вольере.

— Давай быстрей, — поторопила Тоня подругу, задержавшуюся у калитки.

— Тебя что-то беспокоит? — Та как раз о своем размышляла и потому не сразу откликнулась на Тонино волнение.

— Беспокоит. Почему я не закрыла дом на ключ! Привыкла к тому, что моими сбережениями кого-нибудь трудно соблазнить. Шесть тысяч. Двести с чем-то долларов. Умоляю тебя, проверь, на месте ли твои деньги?

Надя бегом пробежала в дом, некоторое время ее не было видно, а потом она вернулась, успокаивающе помахав рукой.

— Все на месте, не волнуйся!

В самом деле, если кто-то и заходил в дом, то за такое короткое время обыск вряд ли был тщательным. У самой Тони взять нечего. А случайный вор насчет книг вряд ли бы сообразил. Правда, у Нади имелась ее дорожная сумка, но подруга, взглянув в нее, сказала, что все на месте.

Тоня закрыла калитку на щеколду, отпустила Джека с поводка и сказала своей гостье, все еще пытаясь сообразить, что произошло:

— Давай чайку попьем, что ли, а то сегодняшний вечер меня окончательно добьет. Как в трюме во время шторма. Незакрепленный груз носится по нему, рискуя сделать пробоину.

— Пробоина! — прыснула Надя. — Ты прямо как бывалый моряк.

— Как раз такой мне об этом и рассказывал, когда я отдыхала у подруги в Новороссийске.

Тоня поставила на газ чайник и постелила на кухонный стол тонкую клеенку, похожую на кружевную скатерть.

— У тебя был роман с моряком? А ты мне ничего не рассказывала.

— Так рассказывать было не о чем. Мы с ним всего один вечер погуляли по городу, а утром он уходил в рейс.

— Ты обещала ждать?

— Не говори ерунду, я была замужней женщиной.

— Великое препятствие!.. — Надя приняла чашку с крепко заваренным чаем и осторожно отпила глоток. — Молодец, помнишь мои пристрастия. Отличный чай!.. Между прочим, ваш Костя был в роли блюстителя порядка хорош. Я им даже залюбовалась.

— Зря, что ли, у него так много поклонниц.

— Считаешь, мне пытаться не стоит?

Тоня удивилась:

— Как я могу что-нибудь такое считать? Я тебе о нем рассказала, а ты уж сама решай… Я думала, ты, как и я, первым делом будешь какое-то время в себя приходить и сможешь обойтись без мужского общества.

Но наверное, прозвучало это у нее не слишком убедительно, потому что Надя посмотрела на нее с усмешкой.

— Да он тебе и самой нравится!

Тоня хотела возмутиться, но подумала, что таким образом еще больше укрепит подругу в своем подозрении.

— Просто сплю и вижу, как заманить его в свою постель!

— Может, тебе и в самом деле было не до него. Развод! Для тебя это было крахом, стрессом и еще черт знает чем! Целый год сидела здесь и носа не высовывала…

— А для тебя?

— Для меня было достаточно сесть в самолет, который увозил меня на родину.

— Пожалуйста, делай что хочешь! — Тоня постаралась запихнуть свое раздражение в Надин адрес подальше. Сегодня весь вечер она только и делала, что сама с собой боролась. Может, потому что ей нужно отдохнуть? В самом деле, почти год жила одна, отвыкла от людей… — Давай-ка спать ляжем. В конце концов, тебе надо отдохнуть. Кто знает, может, с утра все покажется не таким уж плохим. Не пойму только, отчего меня что-то колбасит. Какие-то нехорошие предчувствия мучают. Как у старой бабки… — И честно призналась: — Все меня раздражает. Извини, если я покажусь тебе не слишком гостеприимной хозяйкой. А вообще я тебе очень рада.

Это называется: верьте мне, люди!

Тоня лишний раз потрогала запор на двери — достаточно крепкой, чтобы ее нельзя было открыть, всего лишь надавив плечом. Обошла свой дом, словно не знала в нем каждый уголок. А вдруг тот, кто приоткрывал ее калитку, пробрался в дом и теперь ждет, пока они расслабятся, чтобы… Что? Передушить их с Надей как курят?

Хорошо же повлияла на нее прогулка с собакой перед сном! Настолько, что, вместо того чтобы готовиться ко сну, она выдумывает бог весть что!

— Мне, между прочим, тоже не по себе, — подумала вслух Надя. — Прямо кожей чувствую, в воздухе будто тревога разлита. А сначала мне и в самом деле показалось, что ваш Раздольный — такое тихое уютное место. Даже слишком тихое. Странно, что меня несколько успокоило именно это происшествие. Вроде все стало на свои места, и у вас так, как у людей: ссорятся, режутся, страстями кипят… А вот тишина в какой-то момент прямо-таки испугала.

— Пусть это будет самое большое наше беспокойство… — торопливо проговорила Тоня. Тревога медленно отпускала ее. — Вот только Виктора жалко. Да и что Костя придумал: выселять его из поселка! Идти ему все равно некуда. Лучше им с Иркой разойтись.

— А ей есть куда идти?

— У нее здесь родители. Она ведь в дом к Виктору пришла, значит, до того где-то жила. Но вряд ли она так просто этот дом ему оставит. Небось судиться начнет.

— Ничего ей не выгорит, — уверенно сказала Надя. — Если этот дом принадлежал Виктору до женитьбы, ему же и останется. Делится только совместно нажитая собственность.

Тоня постелила Наде постель, пожелала спокойной ночи.

— Мы так с тобой и не договорили, — сказала она. — Но думаю, время у нас еще есть?

— Есть, — ответила Надя, устраиваясь поудобнее. — Видимо, у вас какой-то воздух особенный. Вроде только что пережили кое-какие волнения, а у меня глаза слипаются, будто после снотворного. Прости, ежели что не так, но я уплываю.

— Счастливого плавания!

Тоня вымыла на кухне посуду, все прибрала и пошла к себе в комнату, но в отличие от подруги уснуть никак не могла. Тщетно промаявшись, наверное, с час, она все же встала и вышла на крыльцо. К ней тут же подошел Джек и, довольно урча, улегся возле ног, на нижней ступеньке — там было его место.

— Понимаешь, какое дело, Джек, — стала говорить с ним Тоня, — не нравится мне все это. Кажется, недавно все было тихо, а теперь… Как будто в поселок проникло зло…

Пробормотала так и сконфузилась. Зло! Надо же, будто ребенок. Но она как-то привыкла, пока жила здесь, размышлять вслух и рассказывать о том, что ее беспокоило. Гладила Джека и говорила, говорила. В свете небольшой сорокаваттной лампочки над крыльцом Тоня видела, как Джек то прикрывал глаза, то открывал, укладывал поудобнее голову у нее на ногах и как будто участвовал в разговоре. По крайней мере Тоня не казалась себе сумасшедшей, которая разговаривает сама с собой.

— Нет, конечно, я не думаю, будто это зло из американских триллеров, нечто страшное и крови жаждущее, но вокруг меня все как бы напряглось. Называй это как хочешь, но мне тревожно… Взять хотя бы случай с калиткой. Неужели я оставила ее открытой?

Джек поднял голову и некоторое время вслушивался в тишину вокруг.

— Вот и я о том же. Сколько раз прежде оставляла калитку открытой, и ничего. Ни разу при этом меня ничто не насторожило, а сегодня… Мне показалось, что у нас в доме кто-то побывал… Ну, не в доме, а во дворе — это точно…

— С кем ты разговариваешь?

Надя, неожиданно возникшая в дверях, закутанная в одеяло, напугала Тоню. От неожиданности она вздрогнула всем телом и поняла, что страхи вовсе не оставили ее в Раздольном, они просто спрятались поглубже. До поры до времени.

— Не можешь заснуть?

— Представляешь, не могу. Казалось, что стоит только коснуться подушки, и я провалюсь в сон, — да что там, я ведь уже засыпала, — а вместо этого голова идет кругом, да и только. Мысли какие-то в голову лезут. А вдруг меня и в самом деле выследили?

— Кто?

— Ну, полицейские…

— Имеешь в виду американские?

— А какие же еще!

Тоня, не сдержавшись, фыркнула.

— Можно подумать, ты — важная государственная преступница.

Надя прямо в одеяле присела на ступеньку.

— Это ничего, что я так?

— Ничего… Ладно, давай уж поговорим, раз мы обе не можем заснуть. А вдруг как раз из-за недоговоренности?

Надя взглянула на лежащую собаку.

— Джек ко мне уже привык? Даже не рычит.

— Особенно не успокаивайся. Только в моем присутствии. Одной тебе лучше не ходить, когда он отвязан… Да, если не хочешь, не говори. Это я так. Подумала, что тебе легче станет…

— Кажется, эта Ира влюблена в вашего Костю.

— А ты? Вроде ты тоже не осталась равнодушной.

— Просто я соскучилась по русским мужикам. Это ведь всего второй, мной в России так близко увиденный. Я не имею в виду дорожных попутчиков.

— Второй? А кто был первый?

Тоня спросила просто так. Она лениво перебрасывалась с Надей ничего не значащими фразами и не вкладывала ни в одну какой-то особый смысл. Но Надя вдруг замолчала. Тяжело. Тоня почувствовала, что она проболталась нечаянно и чего-то явно говорить не хотела.

— Да это так, встретила старого знакомого… В аэропорту.

Тоня подумала, что если эта встреча для нее ничего не значила, то почему бы этого знакомого не назвать? Например, сказать: в аэропорту я встретила Петьку или Ваську, с которым училась в университете…

— Вообще-то я вовсе не хотела тебя допрашивать, — вслух сказала Тоня. — Ведь это ты ко мне приехала, и ты захотела мне все рассказать. А по мне ты как была моей подругой, так и осталась… Когда мы учились в университете, это была одна жизнь, а когда вышли замуж — совсем другая… И один-то брак дает бесценный опыт в жизни, а уж два — тем более!

— Смеешься? — обиделась Надя.

— Ничего смешного не вижу в том, что Грэг оказался вовсе не принцем и разочаровал тебя. Мой Михаил, между прочим, тоже. Так что кому из нас стоит смеяться, не знаю.

— Неужели он так провинился, что ты не можешь его простить?

Вот так и плавает их разговор туда-сюда, как цветок в проруби. Будто Надя с духом собирается и никак не может собраться. И ждет, что Тоня подаст ей пример откровенности, после чего их общение пойдет как по маслу.

— Просто ты не знаешь подробностей, вот и усомнилась. А я была в таком страхе…

— В страхе? — изумилась Надя. — И ты тоже? Надеюсь, Мишка на тебя с топором не бросался? А может… Он тоже тебя бил?

— Я не давала ему повода для битья.

— Эх, подруга, для тех, кто бьет женщин, вовсе не нужны поводы. Вспомни наши анекдоты. «Чего ты хочешь?» — «Дерьма на лопаточке». — «На!»

— Все равно, чего не было, того не было. Не бил!

— Тогда что? Изменил и решил от тебя избавиться?

— Не знаю. Мне по этому поводу ничего не известно.

— Но чем-то же Михаил тебя напугал? Он наркоман? Маньяк?

Тоня лишь молча качнула головой.

Но подруга тоже что-то для себя поняла и сразу расспросы прекратила.

— Что это я в самом деле? Чужая семья — потемки. Ты бы не ушла просто так. Я всего лишь удивилась, что твой прежде такой любящий муж тебя отпустил.

Тоня мысленно усмехнулась. Оказывается, они обе очень изменились за эти полтора года. Раньше между ними не было секретов. А теперь в разговоре они как бы ходят кругами, и каждая старается рассказать что-то, но не все.

— А он бы и не отпустил, ты права, я сбежала.

— Ну, сбежала и сбежала. Может, и правильно сделала…

Они опять замолчали. Первой заговорила Надя:

— Вообще-то я с бессонницей на ты. Там в Джексонвилле одно время я совсем спать перестала…

— Может, тебе не подходил климат?

— Нет. Просто стало казаться, что жизнь у меня кончилась, я никогда больше не стану свободным человеком и не смогу вернуться в Россию и так потихоньку зачахну и умру… Врач прописал мне таблетки от бессонницы. Грэг сам повел меня к нему. К какому-то своему знакомому. Сидел все время рядом со мной, чтобы я не ляпнула ненужного. И повел-то не из сострадания, а потому, что я уже начала шататься от слабости, а ему была нужна здоровая жена.

— И как, таблетки помогали?.. Может, ты и сейчас без них не можешь заснуть?

— Нет, я их не пила. Складывала под матрас. Представь, вот сейчас тебе рассказываю и понимаю, что вела себя в своем американском замужестве как в заключении. Хорошо хоть сухари никуда не пришлось складывать… Так вот, а потом я делала вид, что сплю, а Грэг в это время напивался. Почему-то мой сон для него был свят. Или этот врач ему посоветовал оставить меня в покое… Тогда он не пытался меня будить, а тем более бить, просто пил и беседовал сам с собой. Вслух.

— И ты понимала, что он говорил?

— Естественно. Он жаловался, что ему опять не повезло с женой. Может, и ее прибить да найти помоложе? Все они шлюхи, только и мечтают выйти за хорошего американского парня. Ничего не стоит найти красивую и молодую русскую сучку…

— Ты смотри, какой самоуверенный. Можно подумать, что лишь американские брюки дают ему право чувствовать себя всесильным. Или я не права?

— Конечно, права. Он ведь на самом деле ничего не умел. Ни с поставщиками договариваться, ни считать как следует. До меня у него и тысячи долларов не было. По крайней мере единовременно.

— Но как ты-то всему обучилась? Разве ты до этого каким-нибудь бизнесом занималась?

— Нет, зато я применила свои знания психологии. Мне нужно было понять как бы национальный характер американцев и просчитывать, какой финт с ними пройдет, а какой нет.

— Ну и ты поняла этот характер?

— По крайней мере основное могу сказать в двух словах. Они наивны и доверчивы, как дети. Считают, что демократия и законы могут уберечь их от мошенников. Видимо, и в самом деле от тех из них, кого ловят, упрятывают надолго за решетку, и такая чистка способствует здоровью общества. И ихняя полиция на самом деле стоит на защите граждан. Может, у них так за отчетностью не следят? И не боятся панически заведомых глухарей?

— Может, это так и есть.

— Не знаю. Я ведь опыта жизни в другой стране не имела. Все, что видела, соотносила с Россией и с нашими законами.

— Надь, а тебе не кажется, что мы уже к политике подошли?

— Прости, привычка… Так вот, вернемся к моей жизни в Америке. Представь себе мое состояние: я делала этому козлу деньги, а он не только принимал все как должное, но еще и пытался зажать меня покрепче, чтобы я его боялась, чтобы пикнуть не могла. Он даже сейф купил только тогда, когда я занялась его делами. Нет, если честно, все же я начала не с нуля. По крайней мере с выгодой распродала это его собачье хозяйство, почти не приносящее доходов. Причем тем же заводчикам, что располагались поблизости и не хотели иметь под боком конкурента… Ну и кое-какие деньги я с собой привезла, когда продала свою однокомнатную квартиру. Вроде бы мое приданое. Странно даже, что он не пустил его тут же в распыл. Видимо, я была достаточно убедительна, когда уговаривала его заняться цветами и непременно иметь стартовый капитал.

— Помнится, я говорила тебе, чтобы ты оставила деньги здесь на крайний случай, если вдруг тебе захочется вернуться. Но ты же уезжала насовсем.

— И я таки тебя в этой связи вспоминала. Думала, мало того что муженек забрал мой паспорт, он еще и все деньги у меня отобрал. Так-то я бы попробовала удрать. Все-таки с тридцатью штуками баксов я могла бы раздобыть себе новые документы и как-нибудь устроиться. Ну да ладно, что теперь говорить… В общем, однажды, когда я еще не успела лечь в постель, Грэг открыл сейф и показал мне сложенные в нем деньги. И между прочим, мой паспорт. Издевался, что если я буду стараться и заработаю для него еще триста тысяч — отчего-то он мечтал накопить именно полмиллиона, — тогда он даст мне один процент от суммы, пять тысяч долларов, и разрешит уехать в Россию.

— А ты говорила — лузер. Размах у него, судя по всему, был приличный.

— Потому что прожектер. У нас тоже подобных мечтателей хватает. Из тех, кто знает, как надо делать, а сам при этом не хочет и пальцем пошевелить…

— А шифр сейфа ты как узнала? — спросила Тоня, удивляясь, через какую передрягу прошла подруга, мечтавшая о роли американской Золушки. В результате Золушка умерла от непосильного труда, так и не дождавшись принца. Или доброй феи.

— Однажды он напился. Почти до беспамятства. В честь того, что я сдала в магазин очередную партию цветов и отдала ему выручку. Тысячу восемьсот долларов…

— Надя, послушай, неужели на цветах можно делать такие деньги? То есть я хотела сказать…

— Я стала выращивать орхидеи. Заказала фирменную упаковку… Но зачем тебе эти подробности? Потом когда-нибудь расскажу. Так вот, Грэг всегда ждал меня у магазина. В машине. Самому, видите ли, торговать не хотелось. А вот надзирать за мной — совсем другое дело. Он отбирал у меня все до копейки… Не то чтобы принесенная мной сумма была такой уж большой, но что-то его привело в хорошее настроение. А когда на радостях он начал пить, я пошла спать. И тут слышу, дорогой муженек подошел к сейфу. Я встала с кровати и юркнула за портьеру, были такие у нас на дверях… как у мамочки!.. — передразнила Надя кого-то. — В общем, он стал набирать код и тихонько бормотать: «Два, восемь, шесть, пять…» Я постаралась запомнить, а когда он на другой день куда-то ненадолго ушел, проверила, правильно ли все запомнила. Правильно! Сейф и открыла, и закрыла!.. Вот тогда я и поняла, что моя свобода близка! Ты не представляешь, как повлияло на меня это открытие! Внутри меня все пело, так что я не смогла скрыть от него сияющих глаз. Он тут же уверился, что я смеюсь над ним, и избил до беспамятства. Потом, правда, испугался, что на этот раз я пожалуюсь в полицию, но я не знала, какие у них нравы в полиции. Вдруг начнут обыск, найдут сейф, откроют, а там деньги. Для Грэга — бешеные. Он же для виду работал у приятеля в магазине, получал по несколько долларов. Может, и какие-то темные делишки проворачивал. Как бы то ни было, вся самая тяжелая работа была на мне. Попробуй, какие у меня мышцы.

— Железные, — попробовав, согласилась Тоня. — Недаром ты Виктора с одного удара завалила.

— Что Виктора, я свою жизнь завалила всего одним ударом…