Бриз для двоих

Глава 3

С небольшим чемоданом в одной руке и плащом в другой Фрэнк вышел в залитый солнцем холл аэропорта. Остановившись, он огляделся. Долго искать не пришлось. Фрэнк улыбнулся, увидев невысокую женскую фигуру, направлявшуюся к нему. Издали ее можно принять за молодую женщину… Туфли и шляпа подобраны в тон бежевому брючному костюму. Эта строгая однотонность выделяет Эмили из толпы встречающих, одетых уже почти по-летнему пестро.

– Здравствуй, милый! – Она протянула ему суховатые маленькие руки, и Фрэнк принял их в свои большие ладони.

На стоянке их ждал старенький белый «фольксваген» Эмили, который она любила, словно живое существо. Опустив стекло, Фрэнк вдыхал аромат океана, который после долгого отсутствия так остро ощущается на побережье. Мимо проносились знакомые места, веселый майский ветерок трепал волосы, и на губах Фрэнка появилась счастливая улыбка. Каждый раз дорога из аэропорта начиналась при полном молчании. Эмили знала, что пока она Фрэнку не нужна. Спустя некоторое время он сам повернулся к ней.

– Знаешь, я ведь едва не опоздал на самолет. А теперь представить себе не могу, как бы я остался в сером, дождливом Париже.

– Ах, Париж! – мечтательно проговорила Эмили. – Я любила его и дождливым, и пыльным… Неужели он еще существует? Для меня он – как сон…

– Я много раз предлагал тебе съездить туда.

– Нет-нет, – почти перебила она.

– Понимаю. Ты не хочешь сверять сон с реальностью.

– Да. Тот сон и эта реальность вряд ли сойдутся… Я достаточно стара и уже успела усвоить, что воспоминания, как и мечты при их исполнении, умеют превращаться в пустоту.

Фраза прозвучала печально, но выражение лица Эмили было при этом довольно лукавым. Фрэнк не ответил, наблюдая, как легко она управляет машиной, а потом, словно вспомнив что-то, спросил:

– Что ты получила в подарок на сей раз?

– Сам увидишь.

Лицо ее казалось серьезным, но Фрэнк знал, что вопрос доставил ей удовольствие.

Едва «фольксваген» свернул на неширокую и тихую Эшли-стрит, у Фрэнка внутри что-то задрожало, и, испугавшись, что не сможет скрыть собственную сентиментальность, он отвернулся от Эмили, но при этом ухо и щека его, обращенные к ней, покраснели. Заметив это, она чуть усмехнулась подкрашенными светлой помадой губами.

Она сразу же оставила Фрэнка одного, сославшись на необходимость что-то купить в магазинчике на соседней улице. Напрасно он пытался скрывать свои чувства. Эмили помнила, как блестели его глаза, когда он впервые приехал сюда после трехлетнего «разрыва». Она и тогда понимала, что дело не только в ней, отчасти заменившей мать уже взрослому, двадцатитрехлетнему мужчине, но и в доме, улице, городке… Рано потерявший родителей, никогда не имевший постоянного дома, перебрасываемый от одних родственников к другим, Фрэнк хоть и не обрел здесь счастья, все же был принят этим домом и его хозяйкой как свой, тот, кого давно ждали. И после отъезда отсюда, все его последние годы были столь же неприкаянно бездомны, как и детство – несмотря на квартиры в Нью-Йорке и Париже, счета в банках и множество знакомых в разных городах и странах.

Оставшись один, Фрэнк поставил чемодан у входной двери и направился в гостиную медленным и осторожным шагом, словно там его ждало что-то таинственное. В гостиной действительно царил полумрак. Фрэнк подошел к одному из окон и раздвинул шторы. На чайном и журнальном столиках, на каминной полке и даже прямо на полу у одного из кресел стояли хрупкие, цветного стекла вазы с узкими горлышками, напоминавшие бокалы для вина. Фрэнк улыбнулся странной ассоциации: он вспомнил, как в одной французской деревушке попробовал что-то вроде каши из виноградного сока, она была вкусной, но, пожалуй, чуть приторной… Он силился вспомнить название или рассказанный ему хозяином дома очень простой рецепт, но память, приученная оставлять в хранилище только самые необходимые сведения, выдавала лишь запах, вкус, цвет… Фрэнк подошел к той вазе, что стояла на полу, присел на корточки и взял в руки один из чуть приоткрывшихся бутонов. Сиреневый тюльпан доверчиво склонил нежные лепестки на его ладонь.

– Я положил трубку на рычаг. Ты не против? – шутливо улыбаясь, спросил Фрэнк.

– О! – Эмили театрально приставила ладонь ко лбу. – А я совсем забыла. Я как раз говорила, когда принесли…

– Да, я видел это великолепие, – сказал он, вздохнув.

Она взглянула на него вопросительно:

– Ты собирался приехать раньше. Тебя что-то задержало в Париже? – Выражение его лица, мгновенно изменившись, чуть не испортило ей настроение. – Нет, не говори, я и так, кажется, знаю. Лучше давай выпьем за твой приезд.

– Мы должны выпить за тебя, ведь сегодня твой день.

– За меня ты еще успеешь. Ну… – Она налила немного вина в пузатые бокалы с витыми ножками. – Я рада тебя видеть, Фрэнк.

– А я тебя, Эми.

Бокалы прозвенели почти как колокольчик у ее двери, и лицо Эмили осветилось улыбкой. Она давно научилась ловить хвостик того мгновения, которое потом можно будет назвать счастливым.

– Да, кстати, – отпив, заговорил Фрэнк, – я, кажется, заглянул всюду, но насчитал только… шестьдесят штук. Двенадцать ваз – ведь так? Но ведь их должно быть…

– Пойдем, – перебила Эмили и, взяв его за руку, потянула за собой.

Они поднялись наверх и остановились у дверей спальни.

– А! – улыбнулся Фрэнк понимающе.

– Сюда ты, как истинный джентльмен, конечно, не заглядывал? – Улыбаясь, она толкнула дверь.

На трюмо, по бокам овального зеркала стояли две старинные хрустальные вазы. Они отражались в зеркале, и оттого ваз становилось четыре. Еще одна небольшая вазочка из белого фарфора поместилась на ночном столике – под определенным углом зрения она выплывала из угла комнаты, точно зазеркальное пространство способно было множить, отдалять и приближать цветы, казавшиеся на расстоянии искусно сделанными из бархата.

– Какое богатство! – воскликнул Фрэнк.

– Неправда ли? Такой необычный цвет… Я даже изменила своим пристрастиям и оставила сиреневые за пределами спальни. Эти больше подходят. Словно диковинные ночные птицы…

Цвет тюльпанов, трудно определимый, смешавший в себе оттенки ярко-синего, лилового, даже черного, напоминавшего цвет спелой сливы, но темнее и насыщеннее, делал их столь необычными, что Эмили и Фрэнк не могли не ощутить их таинственность, их волнующее волшебство.

– Ну… – наконец произнесла Эмили, – теперь хватает?

– Да.

– Семьдесят пять, мой мальчик. Простая арифметика. Но идем же. Не то опоздаем.

Несмотря на свое отношение к Эмили, ее подруг Фрэнк переносил с трудом. Во время праздничного ужина он то и дело удалялся, пользуясь словоохотливостью Анны и Хермины, засыпавших Эмили всевозможными сведениями об успехах и неудачах детей, шалостях внуков, стервозности невестки Анны и ветрености зятя Хермины, а также сплетнями о личной жизни общих знакомых – даже тех, кого Эмили не могла вспомнить. Она лишь изредка задавала вопросы и отпускала ироничные замечания, большей же частью помалкивала, потягивая мартини с плавающими в нем вишенками.

– Дружок, – обратился Фрэнк к одному из официантов, – я хотел бы сделать заказ и взять с собой.

– Я вас слушаю, сэр.

– Э… что-нибудь французское…

Официант поднял брови.

– Только не лягушек, конечно…

Белобровое лицо официанта осталось непроницаемым.

– Может быть, rognons, сэр?

– Почки?

– Да, зажаренные с шампиньонами.

– Подойдет.

– Грудинку?

Фрэнк кивнул.

– Отлично, – отходя, он пожал плечами. – Пожалуй, гурманом меня не назовешь…

Фрэнк не любил сам выбирать блюда. Даже посещая рестораны в обществе юных девушек, он всегда вручал им меню и подчинялся их выбору. А если возникали вопросы, обращался к официанту, но, выбрав блюдо, тут же забывал его название и любое, самое изысканное кушанье поглощал так же незаметно для себя, как пиццу или гамбургер.

Он вернулся к столу, поймав на себе удивленный взгляд пышногрудой блондинки за соседним столиком. Да, конечно, он странно выглядел в обществе трех престарелых дам.

– Куда ты все убегаешь, милый? – обронила Эмили и снова повернулась к Хермине. – Дорогая, зятя нужно любить, как сына. Тем более, что сына у тебя нет.

– Но… – поперхнулась Хермина.

– Так, как я люблю Фрэнка…

Фрэнк незаметно подмигнул блондинке. Та сразу покраснела и опустила глаза.

– Пойдем, потанцуем? – обратился он к Эмили.

– Я так давно уже не танцевала, – проговорила она и легко поднялась из-за стола.

Лишь одна пара плавно двигалась под тихо журчавший гитарный наигрыш, в котором угадывался когда-то популярный французский шансон. Вслед за Фрэнком и Эмили еще две пары поднялись из-за столиков. Фрэнк заметил, что блондинка, не отрываясь, наблюдает за ним. И, когда они с Эмили в следующий раз оказались возле ее столика, он из-за плеча Эмили улыбнулся и снова подмигнул ей. На этот раз красотка, чей спутник увлеченно жевал, глаз не отвела. «Наверное, одно из обязательных посещений ресторана семейной парой, – подумал Фрэнк. – Его лысине уже ничего не хочется, а ее формам хочется еще очень многого». Ему вдруг стало смертельно скучно от легкости возможной, но совершенно не нужной победы.

Во время танца Роджер слишком сильно прижал Джуди к себе, и рука его стиснула ее талию, словно стальной обруч. Чтобы не встретиться с ним губами, Джуди повернула голову, подставив щеку его прерывистому дыханию.

– Может, уедем отсюда? Отправимся куда-нибудь еще? – проговорил Роджер.

– Да, конечно, – рассеянно ответила Джуди. «Чему, интересно, улыбается эта пожилая дама?» – подумала она, увидев проплывающее мимо лицо Эмили. Джуди любила наблюдать за людьми, она всегда пыталась разгадать их мысли и чувства. Сейчас она готова была представить себе всю настоящую и прошлую жизнь этой женщины в строгом, но нарядном черном платье… Их глаза на мгновение встретились, и взгляд Эмили показался Джуди столь проницательным, что ей стало не по себе.

А взгляд Джуди вернул Эмили к настоящему.

– Какие печальные глаза! – задумчиво проговорила она, проходя к столику. – У той, в светло-зеленом, блестящем…

Фрэнк посмотрел, но только пожал плечами – он увидел лишь удаляющуюся обнаженную спину да тяжелый узел волос, отливающих медью.

Анна и Хермина стали наперебой расхваливать их танец, легкость и изящество Эмили, чуткость Фрэнка. Эмили слушала рассеянно, ее уже начала утомлять их болтовня, тем более, что она понимала: сейчас они завидуют тому, что она только что танцевала с молодым красивым мужчиной, что этот мужчина, ее зять, к тому же бывший зять, относится к ней с нежностью, какой им не дождаться и от собственных детей, тому, что выглядит она молодо и до сих пор смотрится стройной и привлекательной. Они завидовали ей сейчас так же, как и сорок, как и шестьдесят лет назад…

Спустя четверть часа, немного удовлетворив американское любопытство по поводу климата Франции, популярных курортов, парижских нравов, рассказав пару анекдотов из жизни известных даже в южно-американских штатах фамилий, Фрэнк снова поднялся и вышел на улицу. Стемнело и сразу стало прохладно – как всегда в мае по вечерам. В ста шагах шумел океан, наполняя воздух ароматом соленой влаги. Фрэнк глубоко вдохнул и задержал дыхание. Он даже прикрыл глаза на несколько секунд. Ему захотелось перейти набережную, спуститься по гранитным ступеням, снять обувь, пройтись босиком по узкой песчаной полосе, а затем сбросить с себя этот парижский костюм, дорогой галстук…

– А куда мы поедем? – услышал он женский голос позади себя и посторонился, дав дорогу выходящей из кафе паре.

– В одно чудное место, Джуди.

Фрэнк опять увидел длинное светло-зеленое платье, туго обтягивающее упругие бедра и волной расходящееся ниже колен, пару завитков на шее, под тщательно уложенным узлом волос… Мужчина усадил свою даму в отливающий серебром автомобиль, стоявший почти у самого входа в ресторан. Обходя машину, мужчина прошел мимо Фрэнка и взглянул ему в глаза. Фрэнк вздрогнул от блудливой улыбочки, скользнувшей по губам этого человека. Улыбочка была адресована лично ему, Фрэнку – именно такой усмешкой он сам не раз обменивался с товарищами по колледжу, уводя с танцев очередную девицу.

Лицо Фрэнка исказила гримаса, но мужчина уже захлопнул за собой дверцу. «Форд мондео» поехал по набережной, спугнув прогуливавшуюся парочку.

А Фрэнк забыл и об океане, и о не закуренной сигарете – до того сильно овладело им чувство гадливости не только по отношению к этому франту, но и к самому себе.

– Ты был на улице? – спросила Эмили, когда он вернулся в зал. – Та женщина только что вышла… Должна была пройти мимо тебя…

– Да, – резко перебил Фрэнк. – Но глаза я не видел.

Эмили изумленно смотрела на него, пораженная тоном, каким это было сказано.

– Зато видел задницу, – добавил он.

– Что с тобой? – холодно спросила она. Отвернувшись и немного помолчав, она взяла его за руку, не поворачивая, впрочем, головы. – Поезжай, проветрись. Сейчас придет Шон, вряд ли тебе хочется с ним общаться. Заезжай за мной через час.

– Хорошо, – тихо ответил Фрэнк. – Извини, Эми. Ничего не сказав, она легонько пожала его руку. К счастью, подруги Эмили в это время о чем-то оживленно спорили и не заметили тени, пробежавшей по лицу виновницы торжества.

От выпитого вина, необычности ощущения себя в вечернем платье, с прической и макияжем, от всей ресторанной атмосферы, а в особенности от настойчивых знаков внимания малознакомого мужчины, Джуди захмелела и ощущала себя окруженной сверкающим разноцветными веселыми блестками туманом. Сейчас все, что говорила Джулия, казалось ей справедливым, она корила себя за то высокомерие, с которым прежде относилась к сестре, считая ее недалекой и погрязшей в заботах о своих туалетах, не интересующейся ничем, кроме поклонников и престижности выбора знакомых. Теперь Джуди уже жалела, что прежде отвергала этот мир элегантных леди и джентльменов, мир красивых вещей, дорогих блюд, вкусных вин, мир танцев, в котором мужская рука крепко сжимает твою талию, а учащенное дыхание бьется о твою раскрасневшуюся щеку… Тот мир, где даже леди с седыми волосами, забыв обо всем на свете, счастливо улыбаются и кажутся себе и окружающим молодыми и прекрасными…

Роджер остановил машину, вышел и помог выйти ей.

– Куда это мы приехали? – спросила Джуди с таким выражением лица, с каким, верно, Алиса из сказки Кэррола ждала все новых и новых чудес, уже почти не удивляясь им.

– Как куда? – Роджер улыбнулся.

Они вошли в просторный холл, и он направился к человеку за высокой конторкой.

– Ваша дама… – Портье взглянул на него с едва скрытой насмешкой и повел рукой в сторону стеклянной двери, в которую они только что вошли.

Роджер, который собрался было обратиться к нему, с полуоткрытым ртом обернулся.

– Джуди! – крикнул он и поспешно пояснил: – Должно быть, что-то забыла в машине… Мы сейчас вернемся.

Портье кивнул, сделав нарочито серьезное лицо.

Каблучки Джуди быстро удалялись, их стук уже заглушали оживленные голоса прохожих, шум проезжающих автомобилей, песня девочки в соломенной шляпе с банджо в руках у дверей кафе на противоположной стороне улицы. Роджер пробежал несколько шагов, но передумал и вернулся к машине. Его распирала злость и желание добиться своего во что бы то ни стало.

Быстро догнав беглянку, он резко затормозил и выскочил из автомобиля.

– Что это значит, Джуди?! – закричал он, нагнав ее и крепко взяв за локоть.

– Оставьте меня! – тихо, но решительно произнесла она. Она смотрела на него не со злостью и яростью, как ожидал Роджер, а испуганно и робко. Поэтому он ослабил хватку и произнес мягко, как только мог:

– Вы не так меня поняли…

– Не так? Вы потащили меня в грязный отель – «чудное место», как вы сказали…

– Это вовсе не грязный отель! – возмутился было Роджер, но сдержал себя и добавил уже спокойно: – Это лучший отель в городе, там очень уютно.

– Пустите, – рванулась она.

Он выпустил руку, но преградил ей дорогу.

– Забудьте об этом, Джуди! Вы хотели, может быть, еще где-нибудь посидеть? Возможно, потанцевать? Или… покататься, посмотреть на вечерний город? Может, прогуляться пешком или посидеть на пляже? – Мысль о пляже вызвала у Роджера спазм где-то в нижней части живота.

Джуди молчала, не двигаясь с места, но, как только он перестал бросать в пустоту свои вопросы, двинулась снова, пытаясь обогнуть его.

– Джуди, – произнес он негромко, – ну простите меня, я идиот.

Она уже прошла мимо, но, услышав эти слова, остановилась и повернулась к нему.

– Отвезите меня домой, мистер Джонс.

– Как вам будет угодно, – покорно ответил он.

Фрэнк чувствовал себя пристыженным, словно провинившийся школьник. Заехав в кондитерскую, он был готов к новым поводам для раздражения.

– Ваш заказ сейчас принесут, одну минуту.

Интересно, как специалисты по замешиванию теста и взбиванию крема осуществили его идею порадовать Эмили «чем-нибудь французским»? Но когда он взглянул на торжественно вынесенный торт, то от души рассмеялся. Из невысокого бисквитно-кремового островка вырастала миниатюрная Эйфелева башня, сложенная из тонких вафельных трубочек, наполненных взбитыми сливками, нугой и мармеладом. Разноцветные шлепочки глазури скрепляли трубки на каждом стыке, придавая ей сходство с детской пирамидкой. Это хрупкое архитектурное сооружение с большой осторожностью поместили в коробку с высокой крышкой, перевязали ленточками, и Фрэнк, с застывшей на губах глупой улыбкой, бережно поместил коробку на заднем сиденье машины.

Дома у Эмили он быстро и ловко накрыл стол на две персоны, поставил у приборов по свече, а посередине стола – привезенную им бутылку «божоле». Торт был водружен на каминную полку, также между двух подсвечников. Из большой коллекции Эмили Фрэнк выудил пластинку Эдит Пиаф, поставил ее на старинный проигрыватель, а затем принес из своей комнаты еще одну пластинку и огромную книгу в яркой глянцевой обложке. Когда все приготовления были окончены, он закурил и вернулся в машину.

Подъезжая к ресторану, он заметил входящего туда мужа Хермины, Шона, и не стал останавливаться. Шон был утомительно общительным человеком и неизменно приставал к Фрэнку с рассуждениями о смысле и назначении искусства. Совершенно не разбираясь в предмете спора, он всегда так горячо отстаивал свои смехотворные суждения, что Фрэнк давно уже избегал его общества. Как профессионал, он вообще не любил обсуждать с непосвященными все, что хоть как-то касалось дела, которым он занимался.

Он немного поколесил по городу, а потом вновь свернул на набережную. Машин здесь было не так много, как в центре, в основном они отдыхали, ожидая своих хозяев у дверей ресторанов, кафе, баров, танцевальных клубов и казино, что тянулись вдоль всей набережной, полукругом обрамляющей город. Еще раз миновав ресторанчик, где Эмили отбывала ежегодную дружескую повинность, Фрэнк остановился у дверей какого-то бара и зашел пропустить стаканчик. Редко употребляемый им виски слегка обжег горло. Сидящий рядом у стойки мордастый тип в кожаной куртке с поднятым воротником бросил удивленный взгляд на костюм Фрэнка и пренебрежительно скривил губы. Но ожидание бесконечных поводов для раздражения, владевшее Фрэнком еще полчаса назад, уже покинуло его. Он только пожал плечами и, не допив, вышел на воздух.

Оглядевшись по сторонам, он перешел улицу и спустился к воде. Взметая холодный песок босыми ногами, он брел по пляжу, зажав под мышкой снятые туфли. Он вглядывался в темное небо, почти беззвездное в этот вечер, в сумрак океана, с отчетливой размеренностью подгонявшего свои волны почти к самым его ногам, и на душе его было легко, а в голове царила блаженная пустота.

Потом Фрэнк заметил маячившее впереди, в некотором отдалении, светлое пятно. Он вгляделся и различил контуры фигуры. Еще через несколько шагов, которые невольно стали шире и быстрее, глаза разглядели рядом с первой вторую темную фигуру повыше ростом. Пара остановилась, мужчина расположился на песке, а женщина подошла к воде. Фрэнк тоже остановился. Эти люди не нарушили внутреннего покоя, которым он только что наслаждался, они вряд ли могли заметить чье-то присутствие, а Фрэнк сейчас не прочь был полюбоваться на романтическую прогулку влюбленной парочки. Женщина подобрала подол платья и, осторожно ступая, вошла в воду. Мужчина что-то крикнул и сбросил с себя пиджак. Вскочив, он стал стаскивать брюки, и даже на таком расстоянии торопливость его движений бросалась в глаза. Женщина повернулась, и ее платье неожиданно сверкнуло нежно-зеленым. Фрэнк резко развернулся и стремительно зашагал по пляжу в обратную сторону.

Какое-то время до него еще доносились их возбужденные голоса, но вскоре он вновь остался в тишине наедине с самим собою. Однако раздражение не проходило, а лишь усиливалось. Он сам не мог понять, почему случайное стечение обстоятельств кажется ему чуть ли не назойливым преследованием, посягательством на его, Фрэнка, душевный покой. Перед его глазами стояла картина, которую сейчас, должно быть, он мог увидеть, если бы остался и дальше просматривать эпизод чужой жизни, словно фрагмент кинофильма.

Он видел брошенные на песок мужские носки и галстук, откинутое в сторону платье, волосы, падающие на плечи и грудь, брызги, застревающие в этих волосах… Отчего эта банальная сцена так бесила его? Ведь он даже не видел лица женщины, ее якобы печальных глаз, его не волновали ее чувства, как не волновали они того, кто сейчас, должно быть, нес ее на руках из воды, чтобы положить на песок. К мужчине же, с его блудливой улыбочкой и торопливыми движениями рук, Фрэнк испытывал омерзение. Он снова вспомнил свои перемигивания с однокашниками и понял, что должен разобраться, понять, что так мучило его весь этот вечер.

Присев на песок, он вытащил пачку сигарет и вспомнил движение, каким Шарлотта отодвигала крышку коробочки и тянула сигарету, зацепив ее своими острыми ноготками. Потом он неожиданно вспомнил зовущие глаза блондинки в ресторане, и снова Шарлотту, ее подрагивающее узкое колено и капельку крови… которую он только представил тогда, а потом неожиданно увидел перед собой искаженное лицо Норы: «Грязный бабник! Ты весь провонял дешевыми духами, весь пропитался вонью проституток, ты… ты без устали ублажаешь каждую встречную женщину, но когда доползаешь, наконец, до нашей постели, мне остается лишь наслаждаться твоей пресыщенной утомленностью! И ты еще смеешь…» Волна подкатила совсем близко, едва не коснувшись его ступней. Фрэнк бросил в нее окурок и встал. «Что с тобой, мой мальчик? – появилось перед ним лицо Эмили. – Нет, лучше не говори, иначе мы поссоримся…»

На гранитных ступенях он отряхнул ноги от песка, обулся и поднялся на набережную. Прогуливающихся пар и веселых шумных компаний поубавилось. Не спеша, Фрэнк дошел до «фольксвагена», сел за руль и взглянул на часы: Эмили уже больше часа «наслаждалась» беседой с друзьями без его поддержки, а он знал, каково ей это. Пора было приходить на помощь. Не более пяти минут езды и – вежливые улыбочки, поцелуи мимо щек, в воздух, прощальные поклоны и взмахи рук. А потом, в машине, утомленная извиняющаяся улыбка бывшей тещи: «Отчего я не отказываюсь от этих ежегодных снотворных празднеств, Фрэнки? – Взгляд, устремленный вдаль, постаревшее от усталости лицо. – Отчего я зову их раз в месяц на воскресный обед, а иногда позволяю им напроситься на чашечку кофе в прочие дни? Отчего я слушаю их болтовню, переношу плоскость их острот, стараюсь не замечать их дурной вкус?» Старенький «фольксваген» тронется с места, Эмили улыбнется деланно бодрой улыбкой, так и не ответив на свой вопрос, а дома зажгутся свечи в бронзовых подсвечниках, озарив наполненную ароматом цветов гостиную, и прозвенят бокалы, и закружится пластинка, и ее лицо вновь помолодеет и засияет своей благородной красотой.

Эмили, отчего я не родился раньше, отчего не стал одним из многочисленных твоих поклонников, и почему твоя дочь оказалась столь на тебя непохожей? Может быть, Никки унаследует твое изящество, твой ум и сдержанную страстность твоей натуры?

…В каждой женщине он пытался даже не разгадать, а хотя бы найти загадку, но, поговорив четверть часа, понимал, что и в этом подземелье просторно, но пусто, как и во всех остальных… А потом, сжимая в объятиях очередную жертву своего неутолимого любопытства, вглядываясь в запрокинутое лицо, проводя пальцами по изгибам тела, он думал лишь о том, как выбраться из этого лабиринта, исхоженного вдоль и поперек и так и не преподнесшего ему сюрприза. Лишь в Шарлотте, казалось, он нашел если не клад, который искал долгие годы, то хотя бы несколько жемчужин…

В окне промелькнуло и осталось позади длинное светло-зеленое платье. Не задумываясь, Фрэнк затормозил и дал задний ход.

Джуди какое-то время не замечала сопровождавшего ее белого «фольксвагена». Она шла босиком, забыв о зажатых под мышкой туфлях. По лицу ее катились слезы, горло перехватывало от сдавленных рыданий.

– Простите, не могу ли я помочь вам чем-нибудь? – решился, наконец, заговорить Фрэнк. – Может, вас подвезти?

Услышав рядом мужской голос, Джуди испуганно отшатнулась.

Фрэнк остановил машину и открыл дверцу. И тут женщина с заплаканным лицом бросилась бежать по набережной, словно за нею гнались с ножом. Он некоторое время сидел в недоумении, с застывшей на ручке дверцы ладонью, а потом захлопнул дверь и нажал на газ. Он проехал мимо ресторана, где его ждала Эмили. Бледно-зеленое пятно мелькнуло в конце набережной и исчезло. «Ну, она и бегает! – подумал Фрэнк и только теперь спросил себя: – А зачем я, собственно, за ней гонюсь? Дурочка, мечтающая о сказочном принце. Неужели такие еще остались? Мне казалось, что даже эти, наивные, все охотнее стягивают с себя платье и позволяют гладить свое тело мокрым мужским ладоням прямо на песке, считая, что это и есть та самая любовь, о которой сложено столько дурацких песенок. Но куда же она побежала?»

Он не стал сворачивать с набережной на центральный проспект, а, бросив машину у перекрестка, быстрым шагом пошел по узкой улице, довольно темной и совершенно пустынной.

– Черт меня дернул… – бросил он сам себе, но только прибавил шагу.

Довольно скоро Фрэнк увидел стену, в которую упиралась улица.

– Тупик, – с досадой пробормотал он, но тут возле самой стены, как недавно на пляже, мелькнуло светлое пятно… Он почти побежал.

Джуди сидела на ступеньках последнего дома, все еще босая, запрокинув вверх мокрое от слез лицо с закрытыми глазами. Неслышно подойдя к ней, Фрэнк подумал, что когда-нибудь в цепи его воспоминаний всплывет это лицо с расползшимся макияжем, сбитая набок прическа, ладони, обхватившие плечи, босые ступни, поставленные носками друг к другу. Сейчас он не был кладоискателем, не чувствовал ни малейшего любопытства и не надеялся найти в этой женщине никаких тайн. Ему было просто жаль ее, продрогшую южным майским вечером, который оказался для нее холодней, чем для других.

– Вы можете просидеть здесь хоть до утра, но если вас заметит кто-нибудь из жителей этих домов, возможно, вам придется провести ночь в полицейском участке.

– Почему? – хрипло спросила Джуди, не открывая глаз. Кажется, она даже не удивилась, услышав его голос. – Разве мы живем не в свободной стране? Разве мы не можем ходить по улицам в любое время суток? – Голос ее звучал монотонно, несмотря на высокопарность произносимых слов.

Фрэнк улыбнулся.

– Живем. Можем, – ответил он не без иронии. – Но они тоже живут в свободной стране и имеют полное право выразить свое недовольство вашим пребыванием вблизи своего жилища в столь поздний час. Конечно, полиция с уважением отнесется к вашим правам, но прежде захочет установить вашу личность, род занятий, а возможно и сексуальную ориентацию.

Джуди наконец открыла глаза и повернула к нему лицо.

– Но зачем?

– В полиции задавать подобные вопросы не советую.

– Но вы-то, надеюсь, не полицейский?

– Нет, вам повезло.

– Тогда скажите: зачем? – Она смотрела на него требовательно, и в голосе ее слышалось упрямство.

– Что «зачем»? – слегка опешил он.

– Зачем… Нет… – Джуди помолчала, словно собираясь с мыслями. – Что вам нужно от меня? – Она снова уставилась на него немигающими глазами.

– Ничего. И уж, во всяком случае, совершенно точно я не собираюсь соблазнять вас, если вы этого опасаетесь.

– Ну конечно… – зло проговорила она.

– Нужно смотреть в глаза человеку, глаза не умеют лгать, – сказал Фрэнк.

– Я не вижу ваших глаз, здесь темно.

– Так пойдемте на свет, Джуди.

– Откуда вы знаете мое имя? – вскрикнула она, вскочив со ступенек.

– Не волнуйтесь, – Фрэнк посмотрел на нее снизу вверх и вдруг почувствовал, что в цепи его воспоминаний это звено, окрашенное нежным зеленоватым светом, станет одним из тех немногих, что не вызывают ни раздражения, ни раскаяния. – Я стоял у дверей, когда вы выходили, но, наверно, вы меня не заметили.

– У дверей? – В лицо Джуди бросилась краска, но, слава Богу, незнакомец не мог этого заметить – было слишком темно. Она почему-то решила, что он стоял у дверей отеля.

– Да, у входа в ресторан. Я выходил покурить… Он достал пачку и протянул ее Джуди.

– Нет, спасибо.

– Я знаю, в Америке теперь мало кто курит, – Фрэнк жадно затянулся.

– А вы…

– Я живу во Франции.

– Но…

– Я не француз, нет, просто живу в Париже уже несколько лет. А сюда приезжаю время от времени. Ну так что, пойдемте на свет, Джуди?

– Да, пойдемте.

Какое-то спокойствие и даже умиротворение овладели ею за последние несколько минут.

– Только обуйтесь, вы и так уже продрогли. – Фрэнк снял с себя пиджак и накинул его на плечи Джуди.

От его голоса, от неторопливых движений его рук веяло надежностью и непоказной силой. Слегка придерживая пиджак пальцами скрещенных на груди рук, она пошла за мужчиной, чьего имени не знала, по темной узкой улице к выходу на набережную, по которой полчаса назад она бежала, задыхаясь от слез.

Когда до набережной оставалось с десяток шагов, Фрэнк обернулся. Джуди почувствовала, что он хочет сказать ей что-то именно здесь, в полумраке этой улочки, и сердце ее вновь испуганно сжалось.

– Джуди, у меня нет ни чистых, ни грязных намерений. Я сам не знаю, почему поехал за вами, а потом пошел вас разыскивать. Иногда… правда, редко… вдруг чувствуешь себя человеком, который в силах помочь другому человеку. И не важно, что я мужчина, а вы женщина. Вы понимаете меня?

– Да, – пробормотала она, – спасибо.

– А теперь давайте пропустим по стаканчику бренди в ближайшем баре – вам необходимо согреться, – и я отвезу вас домой.

Она молча кивнула.

– Здесь нельзя парковаться, – сказала Джуди, когда они подошли к «фольксвагену».

– Ну что ж… – Фрэнк взглянул на прикрепленный к лобовому стеклу бланк. – Пусть повисит тут еще немного.

Эмили взглянула на часы: Фрэнк заставлял себя ждать, чего раньше не случалось. Темы для разговоров были исчерпаны, и ей все труднее становилось мило улыбаться.

Она покивала попыткам присутствующих предположить, что могло задержать ее бывшего зятя: все пытались острить, дамы игриво, а единственный за столом мужчина – мрачновато. Когда все высказались, она произнесла:

– Так, может, пора доставить мои дряхлые кости в их одинокую хижину?

Шон просиял, дамы защебетали. Эмили поняла, как радостно они будут обсуждать по дороге домой, что бывший зять, которого она только и знает, что нахваливать, не забрал ее из ресторана. Укатил на ее же задрипанном «фольке», пришлось ей прибегнуть к помощи Шона… И пойдет перешептывание о ее жизни, пронесшейся ураганом и затихшей в этом мутном болотце, кто-то будет чесать языком, перебирая ее светлые минуты, ее годы, полные боли…

Автомобиль Шона затормозил у дома 35 по Эшли-стрит. Эмили прикоснулась щекой к напудренным щекам подруг, протянула Шону руку, которую он с подчеркнутой галантностью поднес к губам, и вышла из машины. Движения ее стали менее легки и изящны. Она устало добрела по скрипучему гравию до крыльца, приоткрыла дверь, обернулась и взмахнула рукой.

– Спокойной ночи, Мили! – крикнула Анна из окошка и послала ей воздушный поцелуй.

Возможно, она ошибается? Может, они вовсе и не собираются злословить на ее счет? Неужели это она сама так озлобилась, что соорудила вокруг себя ограду и сделала себя одинокой…

Где же Фрэнк?

В гостиной горел свет, но его не было. Зато ее глазам предстал сервированный на двоих стол с бутылкой вина и свечами. Эмили подошла к камину и изумленно воззрилась на смешное подобие Эйфелевой башни. Затем заметила открытый проигрыватель. Не подходя к нему, она зажгла свечи, выключила свет и только тогда нажала на кнопку «Р1ау». Закрутился черный диск, легонько зашуршала игла.

– Та-рьям, та-рьям, та-рьям…

Слушая несравненный голос великой француженки, она опустилась на диванчик. Что-то твердое лежало рядом, касаясь ее бедра.

– Мирей Матье! – взяв в руки пластинку, прочитала она. – Где он только достает виниловые пластинки, теперь ведь их, кажется, вообще не выпускают. А это что? – Она с трудом подняла и взвалила себе на колени книгу. – Энциклопедия. «Все о цветах». С ума сошел! – Эмили рассмеялась, но тут же начала торопливо переворачивать страницы.

Отведав грудинки с rognons и выпив уже по второму бокалу, они вновь заговорили о странном случае, сведшем Фрэнка с той самой женщиной, на которую обратила внимание Эмили.

– Впрочем, такое бывает. Если бы вы встретились через несколько дней в Париже, это, может, что-то и значило бы, но встретиться спустя полчаса вблизи того же самого ресторана – что здесь поразительного?

– Да, действительно, – Фрэнк улыбнулся и уже не в первый раз отметил: – Тем более, что она не поразила меня в самое сердце, Эми. У нее печальные глаза, очень красивые печальные глаза. Но в остальном…

– Ты слишком избалован.

– Я искушен. К тому же, она вообще странная. Слава Богу, что не стала откровенничать, как это обычно бывает: выкладывают первому встречному всю подноготную, лишь бы душу облегчить.

– Ты так не любишь женщин, Фрэнки? – грустно улыбнулась Эмили.

– Я говорил не только о женщинах, в тяжелые минуты это свойственно всем…

– Но женщин ты все же не любишь, – перебила она.

Он промолчал, и она, улыбнувшись, перевела разговор на другую тему:

– Ты устроил мне французский вечер, это так трогательно.

– Ерунда! Это смешно, и только. Особенно…

– Торт? Он великолепен. И мне не терпится разрушить это сооружение. Начнем с верхушки или срубим под корень?

– Тебе решать, – посмеиваясь, ответил он, любуясь ее блестящим взглядом и задорной улыбкой, – но сначала выпьем. Я снова хочу выпить за тебя.

Она, протестуя, вытянула вперед ладонь.

– Да, да, – не давая себя перебить, продолжал Фрэнк. – Я поднимаю этот бокал за женщину, которую люблю… Эми, ты самый светлый человек из всех, кого я встречал.

– Полно, Фрэнк, я не люблю тостов. – Она снова сделала протестующий жест.

– Нет, позволь! Ты из тех людей, что дарят радость, чью улыбку носишь в себе очень долго…

– Ты пьян, Фрэнк. – Он не смотрел ей в лицо и не мог видеть, что та самая улыбка, о которой он говорит, исчезла, а губы Эмили дрогнули. – Прошу тебя…

– Что с тобой? – Он вдруг заметил, что по ее лицу ползут слезы. – Прости меня, – он взял кисть, лежавшую на столе, в свои ладони.

– Все это слишком, Фрэнк. – Она не стала доставать платок, а вытерла слезы кончиками пальцев, но и это движение было грациозно.

Ругая себя за неуместную высокопарную болтливость, он поспешил заговорить о другом:

– Я подарил тебе бесполезную книгу, да?

– Почему же? Теперь я постараюсь вспомнить все цветы, полученные мною в жизни.

– Разве это возможно? – усмехнулся Фрэнк.

– Ну, хотя бы те, что остались в памяти, самые красивые или необычные.

– Не думал, что тебя интересуют цветы как таковые.

– Фрэнки, – Эмили вновь улыбалась, – меня мало что в жизни не интересует. Разве лишь то, что я уже слишком хорошо знаю. Ну, давай же наконец выпьем.

Отпив по глотку, они занялись демонтажем Эйфелевой башни.