Темнота стала медленно рассеиваться. Были слышны голоса, кто-то прикоснулся к ней. Под спиной Джина почувствовала холодную землю. Земля была мягкой и скользкой. Дышать ей было трудно — воздух, казалось, стал материальным, пропитанным влагой.
В памяти всплыл неясный образ. Это был Боб, направивший ей в грудь пистолет.
— Пожалуйста, не делайте мне больно, — жалобно пробормотала она.
Внезапно она почувствовала, как некая рациональная доля ее сознания или то место в мозгу, где рождаются мечты, вдруг удивилась тем словам, которые она только что произнесла. Боб не может причинить ей боль. Она была уверена, что он, скорее, пожертвует своей жизнью, чем позволит ей страдать.
Осторожно она приоткрыла глаза и встретилась с изумленным взглядом. Что же она сделала? Ее в полубреду произнесенные слова причинили ему боль. Она хотела вернуть их, вытравить из памяти, сделать так, чтобы они провалились бы в никуда.
Но было уже поздно, сказанных слов не вернешь.
Джина подняла руку, пытаясь прикоснуться к Моргану, почувствовать его присутствие. Она попыталась что-то сказать, но сумела только застонать.
— Спокойно, моя девочка. Никто не собирается делать тебе больно.
Она увидела второго человека, который склонился над ней. Свет газового фонаря освещал его огненно-рыжую шевелюру и глаза необыкновенной голубизны. При всем желании этого человека трудно было бы назвать привлекательным: почти квадратное лицо, широко выступающие скулы, широкий нос и множество веснушек, привольно усеявших его щеки.
Слоун. Джина вгляделась в его голубые глаза и интуитивно почувствовала их доброту. И все же это он приветствовал ее появление пистолетом, направленным в грудь. Но выражение его глаз не соответствовало суровому облику.
Внезапно широкая улыбка, обнажившая белые зубы, прорезала его лицо.
— Мисс, вам не следовало бы сломя голову мчаться на нас. Вы так здорово напугали меня и вот этого парня.
Она снова перевела взгляд на Моргана. Лицо его было мрачное и застывшее, ни один мускул не дрогнул на нем.
— Я слышала выстрел…
— Это я стрелял, — сказал рыжий гигант. — И все из-за проклятой змеи, которой захотелось прокусить ногу этого молодца.
В углах ее губ обозначилась слабая улыбка. Странный музыкальный акцент, с которым он говорил, не соответствовал его крупной фигуре. Гигант с мелодичным голосом.
— Ты в порядке, Джина? — Голос Боба вторгся в ее мысли. В его тоне ощущалось беспокойство.
Она кивнула.
— Не знаю, почему я споткнулась.
— Наверное, увидела мою рожу. Такая образина, как я, напугает и малого ребенка, заставит поджать хвост самую злую собачонку.
— Ты же должна была оставаться в машине, — резко проговорил Морган. — Какая муха тебя укусила, что ты рванула сюда, словно за тобой гнались все черти ада? И как ты не заблудилась?
— Я думала, что ты нуждаешься в моей помощи.
— И как же ты собиралась мне помочь?
— Не знаю, — призналась она. — Я знала только одно — я должна быть с тобой.
— Ты порвала свое платье. Исцарапала руки и напугала себя на всю жизнь. — Взгляд его смягчился. — У тебя идет кровь, — прошептал он, дотрагиваясь до ранки на ее щеке.
Он тут же отдернул руку, словно боялся обжечься.
— Ты совсем выбилась из сил, Джина. Тебе следует отдохнуть, а я поговорю со Слоуном.
Они подали ей спальный мешок, и она покорно легла набок и обидчиво сжалась в комочек. Когда мужчины отошли, взяв с собой фонарь, Джина подумала, что ей легче пожертвовать своим сердцем, чем причинить Бобу страдание.
Эта мысль потрясла ее. Как получилось, что она, под влиянием обстоятельств ставшая запуганной жертвой, потерявшая над собой контроль, вдруг превратилась в женщину, влюбившуюся в человека, который ее похитил? Вот, оказывается, во что это вылилось. Она глубоко и безотчетно полюбила Боба Моргана. И он заслуживает этой любви.
Нет. Ей следует забыть, прогнать эти мысли. Она устала физически, душевно, эмоционально. Ей казалось, что только глубокий сон может освежить ее. До нее долетали приглушенные голоса разговаривающих мужчин.
— Скажи-ка, что же происходит? — начал Морган с вопроса к человеку, которого называл другом.
Слоун пожал плечами.
— Боюсь, что знаю ровно столько же, что и ты.
Облокотившись на валун, Морган согнул ногу, положив на колено руку.
— Мне было сказано совершенно определенно, что Гамильтон отзывает меня из Панамы из-за того, что ты якобы обнаружил утечку из Штаба.
Слоун запустил ладонь в свои рыжие кудри и почесал голову.
— Ты знаешь, — сказал он, — несколько месяцев назад со мной произошел несчастный случай?
Морган кивнул.
— Так вот, в то время когда я пошел на поправку, они приписали меня к аналитическому департаменту.
Морган легонько ухмыльнулся, заметив гримасу отвращения на крупном лице своего бывшего партнера. Он мог себе представить, как чувствовал себя Слоун, протирая штаны за столом и анализируя дела, которые не дают никакого результата.
— Такое занятие уж точно должно было тебе понравиться, — хмыкнул Морган.
— Я чуть не свернул себе скулы от скуки и оживился только тогда, когда мне попал отчет о смерти Джонсона.
Джонсон, по сведениям Моргана, был последним агентом, который скончался в период его назначения.
— Ты не думал, что это был несчастный случай?
Кривая улыбка перекосила лицо его друга.
— Ты и я знаем, как ненадежна жизнь агента, как легко отправиться на тот свет по любой причине. То и дело происходят несчастные случаи, но меня насторожило, как совсем незначительные обстоятельства привели к смерти трех агентов за последние три года. И эти обстоятельства не имели никакого касательства к их назначениям. — Слоун качнул своим массивным плечом. — Джонсон был хорошим парнем. Однажды он даже спас мне жизнь. — Его квадратное лицо посуровело. — И он не был невнимательным человеком. Трудно согласиться, что он сел в машину, имевшую серьезные механические повреждения.
— Следовательно, ты решил все это раскопать.
— Я сравнил все три дела, включая смерть Келли и Ренделла, и обнаружил кое-какие интересные совпадения.
— Какие же?
— Все трое были тесно связаны между собой одним и тем же заданием. И все трое были убиты, погибли, казалось бы, случайно. А при вскрытии у каждого из них было обнаружено большое количество кофе.
Морган внимательно слушал рассказ друга.
— Исходя из этого, ты решил, что кто-то в управлении решил расправиться с этой троицей.
— Понимаешь, Морган. У Келли была язва желудка. И он об этом знал.
— Значит, он уже давно прекратил пить кофе. Так?
— Я знаю, что он отказался от кофе и перешел на молоко. Конечно, привычка к этому напитку у него осталась.
По разумению Моргана, резкая перемена в привычках отрицательно сказывается на самочувствии человека. Это ведет к стрессу, рождает фобии и плохо влияет на работу. Нетрудно представить, что любой человек, который беспокоится о своем здоровье и знает, что может причинить ему вред, готов все послать к черту.
Это могло относиться к любому человеку, но не к Келли. Он уже давно очень внимательно следил за своим здоровьем, не курил, ибо боялся заболеть раком, не ел жареного мяса из-за опасения заработать инфаркт. Поэтому, действительно, странно, что, обладая таким ипохондрическим характером, он позволил влить в себя большое количество кофе.
— Итак, что же ты предпринял?
Слоун поднял руку, выставив ладонь наружу.
— Единственное, что я мог сделать, так это пойти к Гамильтону и поделиться с ним своими предположениями и тем самым взвалить на его плечи груз моих соображений. Но самому провести расследование было невозможно.
— А как прореагировал Гамильтон?
— Он любезно меня выслушал, задал несколько ничего не значащих вопросов и отпустил с миром.
Да, на Гамильтона это похоже, с горечью подумал Морган. Рей Гамильтон представлял собой бесчувственный механизм, а вместо мозгов у него примитивный компьютер. Ему следовало бы отнестись серьезно к тому, о чем доложил ему Слоун, или на худой конец передать дело кому-нибудь для расследования и больше к нему не возвращаться. Но это было не в характере начальника.
— Пару недель назад, — продолжал Слоун, — он снова вызвал меня к себе и почему-то решил познакомить с какой-то незначительной заварухой, которая произошла в Панаме.
Каждый мускул Моргана напрягся.
— Значит, он все же серьезно отнесся к твоим подозрениям. Вероятно, Гамильтон уже знал, что произошло на самом деле.
Морган с трудом сдерживался, хотя от страха у него по спине поползли мурашки. Самое ужасное для агента, который провалился, заключается в том, что он сразу же лишается своего прикрытия. Без него он становится беззащитным, уязвимым, оголенным, как рак-отшельник без своего домика-ракушки.
Но еще страшнее, когда агент подозревает, что кто-то в этом прикрытии оказался предателем и тем самым поставил под вопрос пригодность агента, его жизнь.
Мысль о том, что это мог сделать какой-то высокий руководитель, который пользовался доверием, вызвала у Моргана взрыв ярости.
— Ты знаешь, кто это мог быть, Слоун?
— Могу только предположить. О том, что ты находился в Панаме, знали только три человека. И среди них находился тот, кто тебя заложил.
— Эти трое — Левинтон, Гамильтон и ты, Слоун, — сказал Морган.
— Имеется в виду связь между твоим, моим департаментом и самим боссом. Появившись в доме Беккера в ночь нашей встречи, Левинтон тем самым бросил на себя тень.
Морган завертел головой, словно воротник давил ему на шею.
— Значит, ты все же был там? И видел Левинтона?
— Конечно, был. Я не имел права уклониться от встречи с тобой.
— Но я же все глаза проглядел, стараясь высмотреть тебя, Слоун, и, к сожалению, так и не увидел.
— Я появился позже, но когда увидел Левинтона, то решил спрятаться за домом и продолжить наблюдение. — Губы друга Моргана скривились в усмешке. — Я вел себя как последний филер, а затем решил, что мне лучше всего потихоньку удалиться.
Морган бросил на Слоуна понимающий взгляд. Слоуну не следовало попадаться в западню, не следовало и оказываться в поле зрения тех людей.
— Ты действительно считаешь Левинтона виновным в утечке секретной информации?
Слоун пожал плечами.
— Вполне допускаю, на то имеются веские причины. Он активно поигрывает на скачках.
Морган удивленно поднял брови.
— И он в долгах?
— Еще в каких. Но сомневаюсь, что дело тут в деньгах.
— Почему?
— Потому, что только один человек знал о нашей встрече.
Гамильтон. При мысли об этом человеке кровь застыла в его жилах. Он всячески воздерживался произнести это имя, даже старался не думать о нем до тех пор, пока этого не сделал Слоун.
Вот как, подумал он, неужели это по его указанию его имя оказалось самым верхним в списке? Однако какую выгоду мог иметь шеф от этого? Гамильтон не был падок на деньги. Особых увлечений у него не было. Большую часть времени он проводил в Штабе. Тогда что же могло побудить этого человека поставить на кон его жизнь?
Нет, в этом трудно усмотреть какой-то смысл.
Став руководителем Штаба, Гамильтон сосредоточил в своих руках немалую власть. Ради ее сохранения он не станет подвергать себя опасности. Он не поддастся щедрым посулам, которые ему может предложить оппозиционная группа. Как и все сотрудники Штаба, шеф знал, что человек, который склонен к предательству своих людей, никогда больше не сможет пользоваться доверием, заполучив такую же власть снова.
— Гамильтон послал меня на встречу с тобой, Слоун, в дом Беккера, который был превращен в ловушку.
— Меня настораживает то, что твой шеф с беспокойством воспринял распространяемые слухи.
— Слухи? Какие слухи?
— О том, что в руководстве поговаривают о возможной отставке Гамильтона. Поговаривают и о том, что муссируется вопрос о его преемнике.
— Кто же предполагается на его место?
Слоун хихикнул и сильно потер правую щеку.
— Ты.
— Рехнулся ты, что ли, — почти автоматически выпалил Морган, опираясь спиной о гранитный валун. Ему припомнилась последняя беседа, состоявшаяся между ним и начальником, перед тем как он получил последнее задание. Об этой операции Гамильтон высказался довольно определенно. Он особо подчеркнул, что пришло время вытаскивать Неуловимого Рыцаря на свет Божий, а ему самому готовиться к покою.
Жаль, что Морган пропустил тогда слова шефа мимо ушей. А не посылал ли начальник Неуловимого Рыцаря на задание с тем, чтобы испытать его? Или он сделал это для того, чтобы тихо и независимо расправиться с возможным конкурентом?
— Теперь понятно. Он все рассчитал и взвесил. Таким образом, Гамильтон намеревался либо избавиться от нас, либо использовать как наживку. Такую малюсенькую, но соблазнительную наживку, заброшенную для того, чтобы поймать очень коварную и очень скользкую змею.
В желудке Моргана что-то сжалось в болезненный комок.
— А ты не знаешь, кто за этим стоит?
— Как я могу точно знать, хотя почти все сходится на Левинтоне. Гамильтон мог сознательно изменить время и место нашей встречи и проследить, кто первым там появится.
На Гамильтона это было похоже. Ему было наплевать, что за этим стояли человеческие жизни. Он толкал людей прямиком в львиную пасть, не предупредив их об этом. И поступал так только для того, чтобы посмотреть, что из этого получится. Так случалось уже не раз. Начальник использовал своих людей ради каких-то тайных целей, не больно-то заботясь о жизни этих людей или благополучии их родных.
— У нас мало фактов, чтобы сделать определенные выводы. Мы до сих пор не можем быть полностью уверены в том, что Левинтон повинен сам, возможно, его просто подставляют.
— Ты прав. Поэтому нам следует вести расследование самим.
— Согласен, — вздохнул Морган, прижавшись головой к шероховатой поверхности камня. Он закрыл глаза. И вдруг в голове сверкнула неожиданная мысль.
— Кто-нибудь еще знает о существовании этого места?
— Только Макарти. Но теперь этот бедолага не сможет никому сказать, как нас найти.
— А что тебе известно о Макарти?
На лице Слоуна появилось скорбное выражение.
— Я слышал о происшедшем по радио. И сразу же решил, что мне лучше всего уехать из города. Я был почти уверен, что ты вспомнишь об этом месте и появишься здесь.
— Значит, тебе также известно, что за мной следят. Знал ли Макарти о твоих подозрениях, о твоем расследовании?
— Да, он это знал. — Внезапно, без всякой видимой причины, лицо Слоуна посуровело. — Поверь, я был обескуражен его смертью.
Морган медленно покачал головой.
Понятно, подумал он. Но с какой стати притащили труп Макарти на квартиру Слоуна и попытались заведомо ложно обвинить в убийстве его, Моргана? Вероятно, они приняли такое решение в последнюю минуту для того, чтобы его подставить.
Он сжал губы.
— Так кто же инициатор, Слоун?
Увлеченный серьезным разговором, Морган не сразу услышал, как раздался тихий женский голос.
— Возможно, Левинтон и Гамильтон действовали совместно, — ответил Слоун, прислушиваясь.
Хотя двое мужчин находились на приличном расстоянии от Джины и говорили почти шепотом, она сумела различить почти каждое слово. И сумела кое-что понять.
То, что она когда-либо читала, видела в кино или ей приходилось слышать, как-то вплеталось в услышанные ею отрывки разговора между двумя мужчинами. В ее мозгу складывалась причудливая история о шпионах, повесть, в которой на каждой странице появлялись трупы, царили опасность, благородство и предательство.
История была потрясающая. Оказывается, в то время когда нормальные обыватели едят, спят, ходят на работу и занимаются своими повседневными делами, где-то гибнут удивительные по своим судьбам люди. Какой-то человек, наделенный властью, посылает этих людей навстречу смертельной опасности, предает их, в то время когда они продолжают ему верить и рассчитывать на его помощь.
Захваченная драматизмом подслушанного повествования, Джина как-то забыла, что Боб свободно обменивается мыслями со своим приятелем только потому, что думает, что она спит.
Джина что-то пробормотала вслух, комментируя услышанное, и тут же увидела, как Боб завертел головой и тихо выругался.
— Ага. Значит, маленькая леди давно проснулась, — мягко заговорил Слоун.
Она кивнула, увидя над собой голову рыжего гиганта, и постаралась сесть, прижать колени к груди, обхватив их руками.
— Но ты же понимаешь, что даже если мы выясним, кто занимается утечкой, то последняя точка все равно не будет поставлена?
— Слоун! — предупреждающе зарычал Морган.
Слоун иронически посмотрел на него и растянул свои толстые губы в усмешку.
— Пойми меня правильно, Слоун. Я не собираюсь причинять ей неприятности. Она и так по горло сыта ими, — проговорил Морган.
Внезапно Джине показалось, что она является одной из главных участников трехактной пьесы и почему-то отклонилась от своей роли. Она вдруг забыла, что ей нужно говорить в начале второго акта, в котором ей принадлежит ведущее место. Ей ужасно захотелось узнать, что будет в заключительном, третьем акте, и убедиться, что все благополучно закончится.
Но на беду этот заключительный акт еще не был написан. Ей не хотелось идти на ощупь, вслепую, дожидаясь, когда опустится занавес, потому что она не имела представления о том, что происходило до этого.
Выходя из оцепенения, она решительно проговорила:
— Разве я не имею права знать?
— Резонно, — ответил Слоун. — Я почти уверен, что Левинтон знает, что она находится с тобой, и если он намерен схватить ее в свои когти, то ему будет безразлично, знает ли она все или не имеет никакого представления ни о чем. Чего уж тут скрывать от нее? Она все равно не спала и все слышала, поэтому можно считать, что она в курсе наших дел.
Морган отвел глаза от Джины и пригладил рукой волосы. Он был рассержен и недоволен собой. Недоволен тем, что переложил собственную тревогу, собственные опасения на плечи женщины и тем самым поставил ее в сложное положение, подвергнув риску ее безопасность. За это ему нет оправдания.
Неприятности стали происходить с самого начала. Он должен был предусмотреть, что эта Беккерша полезет в дом Джины. Ему следовало бы оставить Джину дома, там, где он ее застал. Будь она у себя, безопасность была бы ей гарантирована.
Из-за того, что он ошибся в своих предположениях, все пошло не так, как надо. И все же в сложной ситуации Джина, надо отдать ей должное, вела себя храбро.
Почему же он не рассказал все Джине? Это была его оплошность. Ему не нужно было держать ее в неведении по поводу своей работы, нужно было откровенно сказать, кто он и что происходит на самом деле. Он не сделал этого из-за того, что слишком бережно отнесся к ней. Ему не хотелось предстать перед ее доверчивыми глазами без покрова таинственности, не хотелось внушать ей ужас. Не хотел оттолкнуть ее своими откровениями.
С эгоистической точки зрения он понимал, что поступает с ней очень нечестно. Да и она не очень-то активно стремилась узнать правду. Она лишь просила рассказать, что происходит и почему. А он все время вилял, уклонялся от ответа, потому что трусил.
За последние десять лет он превратился в закоренелого эгоиста, себялюбца и все потому, что должен был бороться за собственное выживание. И впервые из-за этого почувствовал угрызения совести. Или стыд.
Но в конце концов это было неважно. Несмотря на ее желание верить ему, верить, что он не причинит ей вреда, Джина все же продолжала его бояться.
«Не делайте мне больно». Это были те первые слова, которые она произнесла, очнувшись после падения. Они как бы подтвердили существование в ней внутренних переживаний, доверия и боязни. Морган понял, что в тех словах прозвучала ее затаенная борьба и страдание.
— Действительно ли Беккеры являются причиной этой заварухи? Они тоже шпионы? — спросила Джина.
Заметив, как дрожит ее голос, Морган улыбнулся.
— Не в прямом смысле. Штаб пользуется от случая к случаю их домом для явок.
Глаза Джины округлились.
— Поэтому ты взял меня с собой? Ты опасался, что Эмили вернется снова, чтобы еще раз обыскать мой дом, потому что в первый раз ей не давали это сделать? Значит, она не просто совала нос в мои вещи, она искала тебя?
— Я же сказал, что мне нужно время.
— Но откуда ты знал, что я должна была уехать? Откуда ты знал, что мой дом будет пуст?
Именно этих вопросов он опасался больше всего. Из отрывочных сведений она способна воссоздать целостную картину.
Морган вздохнул.
— В целях обычной подстраховки все соседи Беккеров тщательно проверялись. Мне было известно, что ты предполагала отправиться в отпуск. Эти данные содержались в досье, которое мне дал Гамильтон.
Джина не знала, что волнует ее больше всего: то ли тот факт, что Беккеры были замешаны в заговор для совершения убийства, или то, что на нее заведено досье. Она побледнела. Какая же информация содержалась в досье?
— А что было в моем досье, Морган?
— В сущности, ничего особенного. Была твоя биография, чем ты занимаешься. Говорилось, что у тебя нет никаких темных пятен, и ты полностью соответствуешь тому, что о тебе известно окружающим.
Джина подумала, что ей следует получить более вразумительный ответ. Сказанное Морганом ее не устраивало. Все же интересно, какие подробности о ее жизни он знал? О Боже. Знал ли он о Джоне до того, как она сама рассказала ему о нем?
— Я думаю, что это подло.
— Но необходимо, — пробормотал Слоун. — Управление не посылает агента в неподготовленное место. Нам всегда необходимо точно знать, могут ли возникнуть у нас осложнения.
Вполне логичное объяснение, подумала она. Но от этого не легче. Она чувствовала себя уязвленной. Она готова была взорваться от негодования, узнав, что какие-то люди суют нос в ее личную жизнь.
— И все же это непорядочно, — процедила она сквозь зубы.
Джина никогда не поймет, думал Морган, что иногда приходится жертвовать правами на неприкосновенность личной жизни во имя более высоких целей. Она не заслуживала того, что ее втягивали в неразбериху, к которой она не имела ни малейшего отношения. Она должна связать свою жизнь с хорошим, открытым человеком, человеком без двойного дна. Он понимал, что обязан предоставить ей возможность спокойно уйти. И все же он постарался отмахнуться от подобной мысли.
— Так что же нам следует делать, Слоун?
— До тех пор пока не представится шанс пообщаться с Гамильтоном, будем продолжать действовать, будем скрываться. Короче, мы должны выжить.
Выжить, с горечью подумал Морган. Да, так называется эта игра, в которую они играли. Она была важнее работы, важнее, чем проведение операции. Мертвый агент никому не нужен.
— Может, пришло время преподнести кое-кому сюрприз, — сказал Слоун, качая головой.
— На сей счет у меня нет никаких идей, Слоун.
— А как с твоим братом?
Морган бросил на приятеля свирепый взгляд.
— Не трогай Кита.
Слоун оставил без внимания угрожающий тон Моргана.
— Он мог бы…
— Нет.
Наклонившись вперед, Слоун заговорил:
— Он делал это раньше.
— Брось. То было совсем иное.
— Разве? Мне кажется, что было то же самое.
— Я же сказал, брось, Слоун. Только ты и Гамильтон знаете о Ките. Я всегда был против того, чтобы мой брат был замешан в моей работе, и сейчас не собираюсь втягивать его в эту заваруху.
Слоун оперся о свой камень и почесал шевелюру.
— Тогда это было твое пожелание. И оказалось, оно не было ошибочным.
— Это не первая ошибка, которую я допустил.
Его глаза остановились на склонившейся фигурке женщины на спальном мешке. Он надеялся, что теперь он больше не ошибется.
Джина задремала под разговор двух мужчин. Морган взглянул на свернувшуюся женщину и свободной частью спального мешка прикрыл ее.
Бедная Джина! Она не только лишилась отпуска, но и оказалась в такой ситуации, о которой и подумать не могла, даже в страшном сне не могло ей присниться. За последние дни ей пришлось столкнуться с такими событиями, которые с трудом переносились даже опытными агентами.
Доверчивая, нежная Джина! Морган сжал зубы от подступившего желания заняться с ней любовью. Под оболочкой стыдливости скрывалась сильная, храбрая женщина с нежной душой. С достойным мужчиной она могла бы стать необыкновенной женщиной.
Эгоист? Да, он был эгоист, но не по отношению к Джине. Она затронула в нем какие-то внутренние струны, что-то такое, что, как ему казалось, было утрачено им навсегда.
Благородство. Честь. Ответственность. Она заставила его почувствовать себя Белым Рыцарем, готовым пожертвовать собой во имя Прекрасной Дамы. Он был готов сразиться с каким угодно драконом.
Она пробудила в нем способность мечтать.
— А как ты собираешься поступить с ней? — спросил Слоун.
— Постараюсь найти для нее безопасное место. Такое, до которого не сможет добраться Левинтон.
Слоун коротко хохотнул.
— Уверен, что такого места не отыщется. Его ребята выследят ее и шаг за шагом выйдут на нас.
— Думаю, что они слишком заняты слежкой за мной, а не за ней. Я не собираюсь тащить ее через всю страну. Она и так нахлебалась. Удивительная женщина. Плохо, что она недооценивает себя, — пробормотал он.
— Она должна быть такой, коли ты положил на нее глаз.
Слоун прав. Он действительно влюбился в Джину. Он боролся со своим чувством, но оно его одолело. Он покорен ее чистотой, ее доверчивостью. Она воспринимала вещи такими, какими они и должны быть. Он был покорен ее скромностью, застенчивостью. Ее храбрость вызывала в нем уважение.
Но она не была серым, простым человеком. Даже проведя с ней пять сумасшедших дней, он продолжал открывать в ней все новые и новые грани. А чтобы разгадать ее до конца, узнать ее душу, мысли, которыми она живет, потребовалось бы не менее пятидесяти лет.
Он понимал, что у него нет этих пятидесяти лет. В лучшем случае он располагал только двумя днями. А это слишком короткий срок.
— Так куда ты намерен отвезти ее?
Морган хитро улыбнулся.
— В одно местечко, где ее никто не подумает искать. В лесной домик моей матери.
Слоун приподнял голову, его губы медленно растянулись в улыбке.
— Великолепная мысль. Даже Гамильтон не знает этого места. Будем надеяться на все хорошее.
Морган еще раз взглянул на спящую женщину.
— Так оно и будет, Слоун. Все будет хорошо. Иначе быть не может.