Будь ты проклят, сводный!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ТАША

— Куда собралась?

Ожидаемо, что наглец схватит меня, конечно же, с присущей ему резкостью. Джентльмен из Антона никакущий. Но вряд ли, если я сообщу об этом неотесанному индивидууму в лоб, он решит переосмыслить свое дикарское поведение.

Я отворачиваю лицо от Куркова. От него разит алкоголем, крепкое амбре едва ли маскирует освежающий, древесный запах парфюмерной воды. Сколько же он выпил? Надеюсь, ему хватит мозгов не садиться за руль…

Я веду плечом назад, пробуя выдернуть локоть, но сводный брат впивается длинными, мозолистыми пальцами в мою плоть сильнее, образуя тугое кольцо. Стискивает до костей и бесчувственно пренебрегает появлением болезненной гримасы на моем лице.

— Отпусти и дай пройти, — требую я.

— Вали-ка ты домой, сестричка, — с язвительной интонацией диктует пакостный мерзавец.

Я задираю голову и буравлю Куркова разгневанным взором. Явился, черт бы его побрал.

— Не сестричка я тебе.

— Да неужели.

На его губах расползается желчная улыбка. Антон припечатывает меня к себе очередным грубым рывком, и то мизерное расстояние, которое было между нами, по сравнению с возникшей ничтожной прослойкой воздуха теперь кажется мне пропастью. Как же он близко… буквально ловит… о, нет-нет, он крадет мое дыхание — каждый вздох — и втягивает через нос. Крылья его носа, подрагивая, раздуваются. Голубые глаза отражают пляшущие блики света.

Завораживает. И губит.

— Ну и чего ты сюда приперлась, а? — рокочет Антон и давит своим лбом на мой лоб, вперившись немигающим, сверлящим взором. Смотрит, словно гепард на добычу за мгновение до того как вонзить клыки. — Парня подцепить? Потрахаться захотела?

Я теряюсь от его вопросов настолько, что моментально лишаюсь дара речи. Вязну в оцепенении, словно в смоле. В принципе, нередко гениальные изречения Антона Куркова вводят меня в ступор. Однако каждый раз он превосходит собственный кретинизм, транслируя сверхъестественный бред.

— По себе людей не судят, — огрызаюсь на болвана.

Лучше бы он наращивал с усердием извилины, а не мускулы.

Я пихаю Антона в грудь, и происходит чудо: он немного ослабляет захват. Пошатнувшись назад, дает мне возможность хорошенечко набрать в легкие воздух.

А затем я взрываюсь.

Вместо того чтобы уйти, изливаю на Куркова поток упреков.

— Чего ты опять ко мне прицепился? Зачем подошел? Я пришла сюда отдохнуть в компании друзей и меньше всего на свете желаю в данную минуту, секунду видеть твою эгоцентричную физиономию. Если бы знала, что наткнусь на тебя здесь, то обошла бы это место за тысячу километров, уж поверь! Так жаждешь скандала? Если некуда выплескивать свою энергию — иди и подерись с кем-нибудь! Сделай что-нибудь абсурдное, травмоопасное и бессмысленное… — я активно жестикулирую свободной от захвата кистью, задыхаясь от сдавливающей грудную клетку запальчивости. Еще немного, и я сорву голосовые связки. — Это по твоей части. Только держись от меня подальше, ради бога. Курков, я о б о льшем не прошу.

Желваки забегали на его скулах, символизируя едва контролируемую ярость.

— И сделать твою жизнь сноснее?

Ну да. На что я рассчитывала…

Я клацаю зубами, в последний раз сверкаю на Антона непримиримым взглядом и, не сводя глаз с объекта своего вселенского раздражения, завожу руку назад.

— Пошли, Марк, — я очень надеюсь, что схватила за рукав именно Марка, а не какого-нибудь незнакомца. Разорвав зрительный контакт с Курковым, специально бодаю его в плечо и пробиваюсь сквозь толпу. Перебирая на кончике языка ненормативную лексику, пропускаю мимо слуха обращения Марка. — А? — наконец, поворачиваюсь к нему. — Извини, — кручу указательным пальцем у уха и выкрикиваю ему: — Отвратительная слышимость.

Читаю по губам друга вопрос:

— Ты как?

Я вздыхаю и коротко мотаю головой. Комментарии излишни.

Нет, я не позволю Антону испортить сегодняшний вечер. Я буду веселиться и смеяться с друзьями. Я не собираюсь выискивать его в толпе, бояться, что он вновь вторгнется в мое личное пространство, и не буду думать о неисправимости наших взаимоотношений.

Я и Марк встречаем Лизу в парадном холле. У меня вновь образуется словесный паралич, однако причина ступора исключительно лестного характера. Я восхищена эффектной рыжеволосой красавицей в обтягивающем белом платье, идущей нам навстречу. Походка от бедра, на губах кричаще красная помада и красный маникюр. Янтарного оттенка локоны роскошным каскадом струятся до талии.

Марк не выглядит сраженным наповал, как будто перед ним самая посредственная девушка на свете. Слепец! Он протягивает Лизе сжатый кулак, она отвечает ему тем же, после чего оба смотрят на меня. Лиза на вдохе приподнимает плечи и замирает в такой позе, как будто что-то мешает ей расслабиться.

Проглотив немоту, я широко улыбаюсь ей, неловко развожу руки в стороны, и она неуверенно ныряет в мои объятия.

— Привет.

— Привет, Таш.

Воцаряется неловкая пауза.

— Лиз, ты просто красотка, — бормочу я со всей искренностью, продолжая ощущать скованность подруги. — Я скучала.

На секунду она прижимает меня к себе чуть крепче.

— Мне тоже тебя не хватало…

Я прикусываю нижнюю губу. Под ребрами свербит тревожное чувство недосказанности.

— Хватит обниматься, а то завидно, — хнычет Марк в сторонке.

Лиза, отстранившись от меня, со смехом притягивает его к нам.

— Ну так не стой столбом, Марк!

Держась за руки, мы возвращаемся в зал. Немного потанцевав до появления первых бисеринок пота на коже, причаливаем к барной стойке и в процессе шумной беседы вспоминаем прошлое. Каким-то чудом нам удается избегать болезненных тем и выуживать из памяти лишь приятные моменты.

А человек, чье имя отзывается во мне подъемом клокочущей, берущей в тиски озлобленности наблюдает за нами. Я чувствую на себе его преследующий взор. Гребаный сталкер. Волоски на шее встают дыбом каждый раз, когда я оборачиваюсь через плечо и вижу его силуэт на втором ярусе клуба. Привалившись к перилам, он совершает минимум телодвижений: подносит ко рту алкоголь, отстраняет.

Любопытно, куда подевалась его подружка. Ее и след простыл.

Впрочем, неважно.

Марк предлагает посоревноваться, кто быстрее разделается с серией шутеров. Даже находится секундант. Но этот привлекательный парень лет двадцати шести вызвался только ради того, чтобы подкатить к Лизе.

Не знаю, о чем я думала, подписываясь на данный алкогольный эксперимент. Прежде я ничего такого не учиняла, но страх переборщить был приглушен уже циркулирующей по венам с кровью двойной порцией «пина колады». На четвертой рюмке из восьми приторная смесь с выраженным ананасовым вкусом льется мимо рта и из ноздрей. Зрелищный позор провоцирует взрыв хохота Лизы и Марка.

— Та-ша! Та-ша! Та-ша! — хором скандируют друзья, чередуя мое имя с отрывистыми несдержанными смешками.

За счет подбадриваний и соревновательного духа я не сдаюсь и добиваю шоты до последнего глотка. Запрокинув руки высоко над головой, Лиза радостно визжит, а Марк выясняет у секунданта, кто стал победителем.

— Вот нежданчик… Ташка-то победила! — провозглашает он. — На секунду меня опередила. Новичкам везет.

Лиза поощрительно хлопает его по плечу, показывает мне большой палец и одновременно флиртует со своим поклонником, который весьма настойчиво пытается обнять ее за талию, а подруга исхитряется деликатно изворачиваться.

Сморщившись, я плотно смыкаю губы и накрываю нижнюю часть лица ладонью. Ротовая полость и пищеварительный тракт адски горят, и я более чем уверена, что утром буду страшно жалеть о своем подвиге.

Надо же, умудрилась выиграть со своим-то неподготовленным к спиртным достижениям организмом!

Тошнотворное ощущение в желудке из-за сумасшедшего количества порций виски, выпитых за рекордно небольшой промежуток времени, вскоре бесследно вытесняется сгустком энергии. Чистая, бешеная, пульсирующая в такт разрывающей акустическую систему музыке сила разливается по телу. Мысли тонут в эндорфиновом цунами.

Я чувствую, что с каждой пройденной минутой усидеть на месте все сложнее и сложнее. Мои друзья разбрелись по парам, а одиночество вдруг стало ощущаться невыносимым испытанием. И я рвусь в тесноту, которая до недавних пор настораживала меня. Я идеально встраиваюсь нуклеотидом в нить ДНК веселья, господствующего в «Арте», и целиком отдаюсь во власть охватившего меня нового физического состояния.

Ставлю на паузу потребность контролировать каждое свое действие и изречение, затаиваюсь, прислушиваюсь к собственному телу и мягко касаюсь его. Дотрагиваюсь кончиками пальцев до плеч и веду вниз, накрываю ладонями живот, бедра, которыми плавно рисую восьмерки.

Впервые чувствую себя так кайфово. Вот бы подольше затеряться в этом мгновении… Вот бы всегда было так беззаботно и легко. Есть лишь я и обволакивающая сатиновой материей музыка.

Вдруг чужие прикосновения вытаскивают меня из уютного мирка в реальность, а я чертовски расслаблена, что даже глаза разлепить не в состоянии. Выдаю слабое вопросительное мычание, которое вряд ли удастся расслышать даже с близкого расстояния. Медленно запрокинув голову назад, натыкаюсь затылком на препятствие.

— Привет, крошка, — сипит на ухо незнакомый мужской голос. Он пристроился сзади и обнимает меня за талию. — Я давно за тобой наблюдаю… Ты классно двигаешься.

— Спасибо, — на автомате отвечаю на комплимент и убираю от себя посторонние холодные ладони.

— Можно потанцевать с тобой?

— Можно. Только без рук.

— Люблю недотрог.

Я разворачиваюсь к нему лицом, чтобы показать: я не настроена шутить.

— У меня есть парень.

Симпатичный молодой человек выставляет перед собой руки в примирительном жесте и… собственно, это все, что он успевает сделать перед тем, как его отшвыривает на пару метров материализовавшаяся из ниоткуда балда в лице Антона Куркова.

— Ты что творишь?!

Псих игнорирует мой крикливый, пронизанный обвинительной интонацией голос. Хоть бы на миллиметр голову вбок сдвинул, когда я от отчаяния хватаюсь за его руку и пытаюсь оттащить назад, чтобы дать возможность ошарашенному внезапным нападением парню ощупать свою челюсть, убедиться, что все зубы на месте, и уйти подобру-поздорову.

Невольно вовлеченные в инцидент люди шлют в адрес Антона угрюмые взгляды и ругательства, но на что-то б о льшее не решаются. И правильно. В отличие от моего недородственника, у остальных на месте головы — голова, а не задница.

Коренастый блондин выпрямляется и обиженно смотрит на Куркова.

— Ауч, Тоха, больно.

Что?..

Они знакомы?

— Какого хера ты творишь, Мирон? — рычит Антон.