— Ну что, ты довольна? — с сияющей улыбкой спросила Моника, разглядывая свадебный наряд подруги: белые кожаные брюки и такой же пиджак, едва доходивший до талии.
— Я спокойна, — ответила Кэй, пригубив шампанское. — Впервые за последние несколько лет. По-моему, это уже немало.
— А вот я довольна, — опустошив свой бокал, опять просияла Моника. — Твой цветочник — мужчина что надо, — понизив голос, сообщила она, одобрительно покосившись на Ласло, что-то обсуждавшего с Эдвардом. — Симпатичный, стройный, серьезный… Но в то же время не без чувства юмора. Вы великолепно смотрелись, когда обменивались кольцами. Оба в кожаных костюмах… Признавайся, чья это была идея?
— Моя.
— И что, он даже не возражал?
— Сначала — да, а потом сказал, что это очень оригинально.
— Подумать только, он соглашается с тобой во всем! Просто находка, а не муж. Надеюсь, ему больше не придется отвоевывать тебя у призрака прошлого? Или он мерещится тебе даже сегодня? — Моника испытующе заглянула в глаза подруге.
Кэй ответила безмятежным взглядом.
— Не мерещится, — сделав еще глоток шампанского, тихо ответила она. — Я о нем уже забыла. Давно.
— А зачем тогда здесь его мазня? — Моника небрежно кивнула на висевшую у входа в гостиную картину с фиалками.
Кэй философски пожала плечами.
— Должно же что-то оставаться на память о прошлом.
Моника недоверчиво качнула головой.
— Сдается мне, что для тебя это непросто художественный сувенир… — начала было она.
Но ее прервал телефонный звонок.
— Подойди, пожалуйста, — попросила Кэй. — Это, наверное, кто-то из покупателей. Если я им скажу, что не смогу сегодня быть в магазине, так как выхожу замуж, любой из них жутко обидится, что я держала это в тайне. У нас давно уже сформировался тесный круг любителей цветов. Но Ласло не хотел, чтобы я заранее рассказывала им о свадьбе.
— А что мне сказать? — деловито направившись к телефону, спросила Моника.
— Ну как что? Правду. Скажи, что ты моя подруга и что я сейчас занята и не могу с ними разговаривать.
— Тоже мне занята… — иронично хмыкнула Моника.
— Конечно. Я ведь сейчас пью шампанское, разве ты не видишь? — подняв бокал, улыбнулась Кэй.
Пока Моника разговаривала по телефону, Кэй заинтересованно наблюдала за своим мужем. Ласло, как они и договаривались, пригласил на свадьбу двух своих старых друзей, но вопреки ожиданиям Кэй они пришли без жен, с которыми, как выяснилось, давным-давно развелись, и без спутниц, присутствием которых, как можно было догадаться, не хотели портить себе вечер.
«А ведь Ласло до сегодняшнего дня тоже был разведен. Причем развелся он, как и его друзья, тоже очень давно… И я до сих пор не знаю, что именно заставило его сделать это — измена жены, как говорит он сам, или что-то другое, — меланхолично потягивая шампанское, размышляла Кэй. — Хотя теперь уже все равно. Теперь меня больше должен беспокоить другой вопрос: не испортят ли наше будущее те самые призраки прошлого, о которых только что говорила Моника?»
— Звонил Алекс Сэндос, — прервала ее размышления закончившая телефонный разговор Моника. — Он приглашает тебя и Ласло в свою галерею на какую-то там выставку. Я не очень хорошо поняла, на какую именно. Он говорил слишком быстро…
— Ах да… Точно, выставка… Она открывается завтра, и я обещала, что мы придем, — вспомнила Кэй. — Но из-за предсвадебной суматохи это обещание у меня просто вылетело из головы. Нужно будет перезвонить ему и извиниться. Следующую мы уж точно не пропустим.
— Зачем ждать следующую? — удивилась Моника. — У вас ведь завтра свободный день, да и мы с Эдвардом не торопимся возвращаться в Шопрон… Могли бы сходить все вместе.
Кэй сделала глоток шампанского и, бросив быстрый взгляд на Ласло, шепотом объяснила:
— Честно говоря, я просто не хочу идти на эту выставку. Из-за Ласло… Мы и так уже успели поссориться, когда Алекс сказал, что… — Она запнулась, видимо раздумывая, стоит ли продолжать.
— И что же он сказал? Неужели там будут какие-то провокационные или, лучше того, непристойные экспонаты? — задорно хохотнула Моника.
— Картины, — нехотя ответила Кэй и, немного помолчав, добавила: — Французского художника.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Моники.
— Ну вот, опять старая история… — с упреком протянула она. — А говорила «не мерещится», «давно забыла»… Как бы не так! Вы начали ссориться из-за него даже до свадьбы. Чует мое сердце, этот очкарик-живописец испортит вам еще не один день семейной жизни.
— Да хватит тебе причитать, — рассерженно оборвала ее Кэй, со стуком поставив бокал на стол. — Я ведь тебе сказала, что не хочу туда идти из-за Ласло, а не из-за Фабьена. И потом, это выставка не его картин, так что не нужно драматизировать…
Моника собралась было что-то сказать, но ей снова помешал звонок — на этот раз в дверь.
— Наверное, этот Алекс решил доконать тебя своими приглашениями, — раздраженно сказала она. — Теперь разговаривай с ним сама.
Моника распахнула дверь, впуская в квартиру незваного гостя, и Кэй сразу же услышала веселый возглас:
— Ого, да мы явились в самый разгар праздника! — произнес кто-то по-английски. — Гостей вижу… а где же новобрачная? Эй, Кэт, иди скорей сюда!.. Ты прислала такой роскошный венгерский флаг, что мне не терпится тебя обнять…
— Господи, Энн… — не веря своим глазам, пробормотала Кэй и бросилась на шею своей американской подруге. — Почему же ты не предупредила? Мы бы без вас не начали, — заметив ее спутника, высокого мускулистого парня в кожаной куртке с заклепками, с упреком продолжила она. — Когда мы разговаривали по телефону, ты сказала, что приедешь только в конце месяца.
— Так я же думала, что раньше не получится, — принялась оправдываться Энн. — Нам с Рэйфом не на кого было оставить магазин, но потом случайно подвернулась подходящая кандидатура, и вот мы здесь…
На громкие возгласы из гостиной вышли мужчины.
— Знакомьтесь, это Энн, — представила им свою подругу Кэй. — Девушка, которая несколько месяцев назад ни с того ни с сего подарила мне мотоцикл.
— Так и есть, — широко улыбнувшись, подтвердила Энн. — А это Рэйф… Мой парень, который много лет назад научил меня быть щедрой.
— И доброй! — радостно добавила Кэй. Пока гости знакомились с Рэйфом, она тихо шепнула Энн: — Твое предсказание сбылось, и я даже не знаю, как тебя благодарить. Моя жизнь теперь стала совсем другой!
— Будь счастливой. Это самая лучшая благодарность для меня, — тоже шепотом ответила Энн и уже громко продолжила: — Правда, есть еще кое-что, от чего я бы не отказалась. Это ночная прогулка по Будапешту. Я и не думала, что ваш город такой красивый. Он произвел впечатление даже на Рейфа, а это, поверьте мне, нелегко. Правда, планировка все же немного подкачала. Мы уже давно были бы здесь, если бы не колесили два часа по одному и тому же месту… Хорошо, что нашим скакунам это нипочем. Твой «харлей», кстати, тоже в полном порядке, я видела его во дворе, — благодушно подмигнула она Кэй.
— Могу поспорить, что она не расстается с ним ни днем ни ночью, — присоединилась к их разговору Моника.
— Тут и спорить не о чем, посмотри только на ее свадебный наряд, — рассмеялась Энн, — в таком может выходить замуж только заядлая мотоциклистка. Которая иногда торгует цветочками, — еще громче рассмеявшись, добавила она и обняла Кэй за плечи. — А вот ты, судя по всему, предпочитаешь машины, — предположила Энн, окинув мимолетным взглядом вечернее платье Моники. — И не какие-нибудь, а большие и комфортные. Ты, наверное, та самая подруга из турагентства, о которой мне Кэй по телефону все уши прожужжала?
Моника утвердительно кивнула:
— Она самая.
— А где же новоиспеченный муженек? — полюбопытствовала Энн, рассматривая собравшихся в гостиной мужчин. — Хотя нет, ничего не говори, я и сама догадалась по его прикиду. Сразу чувствуется влияние жены… Он что, тоже не прочь полихачить?
— Еще как не прочь, — улыбнулась Кэй.
— Придется подарить вам второй «харлей», — рассмеялась Энн. — Чтобы не было повода для склок.
— Найдется другой, — проворчала Моника.
Но Энн не обратила на ее реплику внимания.
— Хорошая у тебя квартира, — похвалила Энн, оглядывая гостиную. — А это что? Неужели рисуешь цветочки, когда сидишь в магазине?
— Тише! — шикнула Моника. — А то еще Ласло услышит…
— И что? — удивилась Энн.
— Как это что? Ты разве не в курсе? Это же нарисовал тот, другой…
— А-а-а, претендент номер два, — с улыбкой протянула Энн, многозначительно взглянув на Кэй. — Теперь понятно. — Она подошла ближе к картине и, внимательно рассмотрев ее, вдруг сказала: — Знаете, а мне это что-то напоминает…
— Правда? — недоуменно откликнулась Моника. — И что же?
Энн искоса бросила шутливый взгляд в сторону Кэй.
— Что я должна вдохновить тебя на новый подвиг, — озорно рассмеявшись, сказала она. — На этот раз на подвиг высокого искусства.
Кэй изумленно вскинула брови.
— Это ты о чем?
— О том, что было бы неплохо утереть нос этому очкарику-аферисту. Ты ведь точно не первая и, безусловно, не последняя жертва его обольщения. Вот и отмсти ему за всех сразу. Но в первую очередь, конечно, за себя. Он будет сражен наповал, можешь мне поверить.
— Я уже верю! — оживилась Моника. — Хотя ты еще не сказала, как ей это сделать. Каким способом…
— Подожди-ка, — остановила ее Кэй. — Пусть Энн сначала расскажет, откуда она знает Фабьена.
— Так его зовут Фабьен? — равнодушно уточнила Энн и небрежно махнула рукой. — Так себе имя. Не впечатляющее. Как раз для очкарика.
— Я не поняла, ты знакома с ним или нет? — продолжила допытываться Кэй.
Энн недоуменно пожала плечами.
— Конечно нет, что за вопрос?
— Тогда откуда же ты знаешь, что он очкарик?
Энн немного замялась, а потом ткнула себя острым ногтем в грудь.
— Ясно. Интуиция… — с облегчением выдохнула Кэй.
— Именно, — взяв с подноса бокал шампанского, подтвердила Энн. — И именно она мне подсказывает, что ты должна обскакать этого горе-художника, нарисовав что-нибудь выдающееся. Что-нибудь такое, чтобы о тебе заговорили не только любители живописи, но и владельцы разных выставочных залов и галерей. Чтобы они мечтали заполучить твои шедевры. Ты понимаешь меня?
Кэй улыбнулась, отрицательно покачивая головой.
— Не понимаю. И понимать не желаю. Потому что все это пустая и никому не нужная затея. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Я с вами обеими так давно не виделась!
Она обняла своих подруг, но Энн обиженно отстранилась.
— Я мчалась сюда как сумасшедшая, бросила все, только для того, чтобы поздравить тебя… Нет, даже не так… Только для того, чтобы увидеть тебя. Увидеть вот такой красивой и счастливой и наконец успокоиться. Не думать больше о том, как тебе здесь живется в одиночестве, а ты… ты даже не хочешь меня слушать, — сбивчиво сказала она.
Кэй и Моника переглянулись.
— Ну что ты, Энн, как ты можешь?.. — с упреком произнесла Кэй. — Я готова слушать тебя хоть целый день… или ночь… Как в Динане… И готова не раздумывая принять любой твой совет… так же, как я сделала тогда, но… То, что ты посоветовала мне сейчас, это не для меня. Я никогда даже не пыталась ничего нарисовать, потому что знала заранее — у меня не получится. Да и ни к чему мне это. Тем более сейчас.
— Вот как раз сейчас самое время доказать и этому Фабьену, и Ласло, и себе самой, что прошлое для тебя ничего не значит, что ты можешь победить еще оставшиеся от него страхи, искушения и сомнения. Что ты можешь начать новую жизнь с человеком, которому доверяешь — иначе бы ты не согласилась стать его женой, правда? — и бросить вызов человеку, который обманул твое доверие. Тогда они оба поймут, что ты не боишься встречи с ним. А если не боишься, значит, он тебе и вправду безразличен. И эта свадьба, она… она не на один день, а на долгие-долгие годы… — вдруг задрожавшим от волнения голосом завершила Энн.
Кэй и Моника растерянно, изумленно и в то же время недоверчиво уставились на нее, видимо не находя слов для ответа.
Первой сумела отыскать их Моника.
— Никогда бы не подумала, что заядлая мотоциклистка может так формулировать, — покачивая головой, прошептала она. — Прямо настоящий психолог. Мне даже хотелось законспектировать.
— Энн, ты меня удивляешь уже второй раз, — сказала Кэй. — Первый — ранним утром в Динане, когда ты сказала: «И это письмо, и это утро со временем забудутся, им на смену придут другие… Да и ты со временем тоже будешь другая, надо только подождать… И сделать первый шаг к себе другой». Если честно, после разговора в баре я не ожидала от тебя таких слов. Ты выглядела такой бесшабашной, да и манера выражаться была совсем другой, и вдруг такая перемена…
Энн усмехнулась, задумчиво повертев в пальцах высокий бокал.
— Перемены — это не самое худшее, что может случиться с нами в жизни. Даже если мы и не ждем от них чего-то лучшего. Прямо как ты сегодня, — внимательно посмотрев Кэй в глаза, сказала она. — Но и это тоже переменится.
— Когда я соглашусь рисовать картины?
— Когда ты осмелишься нарисовать хотя бы одну, — поправила ее Энн. — Не вспоминая при этом о Фабьене.
— О чем это здесь секретничают наши дамы, да еще с такими серьезными, сосредоточенными лицами? — шутливо осведомился подошедший к ним Ласло. — А ну-ка, признавайтесь: что обсуждаете? Уж не скромную ли персону того, кого ваша подруга неизвестно почему выбрала в мужья? — Он обнял Кэй за талию и нежно прижался щекой к ее щеке.
— Как раз выбор нашей подруги нас очень даже устраивает и нисколечко не удивляет, — непринужденно откликнулась Энн. — Еще бы, такой симпатичный, веселый, да еще внимательный, заботливый и деловой мужчина. Я слышала, у вас тоже есть собственный цветочный магазин?
— Да, в Шопроне. Но я собираюсь продать его, мне ведь теперь нужно перебираться в Будапешт.
— Давно пора, — отпив немного шампанского, прежним тоном заметила Энн. — Кэй просто необходимо расширяться, и не только в смысле площади магазина. Ей нужно стремиться к творческим горизонтам. По-моему, из нее получился бы неплохой художник. Я уже предложила ей сделать, так сказать, пробу кисти, но она почему-то отказывается…
Ласло озадаченно сдвинул брови, потом посмотрел Кэй в глаза и, весело рассмеявшись, сказал:
— А что, по-моему, хорошая идея! Тем более что у тебя есть друг — владелец галереи… Как его? Сэндос, кажется…
— Сэндос? — оживилась Энн. — Наверное, американец?
— Он самый, — кивнул Ласло. — Его родственники просто дня прожить не могут без букета цветов. Так что они будут счастливы увидеть их на картинах своей спасительницы, даже если в качестве цветов будет изображен такой вот увядший чертополох, — он небрежно кивнул в сторону фиалок.
— Не говори о том, в чем совершенно не разбираешься! — высвободившись из его объятий, раздраженно выпалила Кэй. — Это не чертополох, а букет фиалок! А идея Энн вовсе не хорошая… Она ужасная… Как и сама Энн сегодня!
Кэй выбежала из гостиной. Моника, бросив разъяренный взгляд на нежданную гостью, следом за ней. Энн и Ласло остались стоять на месте.
— Ничего, у невест часто бывает нервный срыв, — спокойно сказала Энн, сделав большой глоток шампанского. — Эмоции зашкаливают. Это нормально.
Ласло тяжело вздохнул, устремив неприязненный взгляд на картину. Энн взяла со стола бутылку виски и протянула ему.
— Выпейте. Говорят, это успокаивает. А вот на меня никогда особенно не действовало… У меня вообще все не как у людей.
— У меня, если вы заметили, тоже, — иронично бросил Ласло, отставив бутылку в сторону.
— Не расстраивайтесь. — Энн успокаивающе положила руку ему на плечо. — Я помню о нашей договоренности и, как видите, стараюсь ее выполнить. Хотя и рискую при этом потерять подругу.
— Если мы с Кэй завтра не разведемся, я замолвлю за вас словечко, — вымученно улыбнулся Ласло.
— Спасибо, — хмыкнула Энн. — Многообещающая перспектива. И, главное, утешительная. — Она испытующе посмотрела ему в глаза и, немного помедлив, спросила: — На прошлой неделе, когда мы разговаривали с вами по телефону, вы попросили меня уговорить Кэй нарисовать хотя бы самую простую картину. Может, хотя бы теперь объясните, зачем вам это понадобилось? Хотели проверить на практике утверждение «клин клином вышибают»?
Ласло удивленно качнул головой.
— А вы, оказывается, очень проницательны. Хотя по внешнему виду не скажешь…
— Да, мой прикид лучше любой маскировки. — Энн картинно уперла руки в бока и медленно повернулась сначала в одну сторону, потом в другую. — В нем кто угодно будет выглядеть узколобым олухом, не то что блондинка с ярко накрашенными губами. И это, между прочим, очень удобно. А еще забавно… Тебя все считают круглой дурой, а ты вдруг выдаешь что-нибудь такое, от чего все впадают в ступор. Вот и Кэй тоже… Хотя, конечно, дурой она меня не считает. Поэтому я и хочу помочь ей, выполняя вашу просьбу, вот только не уверена, что этот план сработает.
— Я тоже, — признался Ласло, — но попытаться стоит. Ведь я люблю Кэй… очень люблю… Я понял это только тогда, когда целых два месяца искал ее то во Франции, то в Венгрии, не зная точно, ни где она, ни что с ней. А когда нашел, понял, что теперь уже никогда не смогу с ней расстаться. Даже если она будет прогонять меня… А ведь она будет, вот что самое страшное для меня! — с досадой воскликнул он. — Как только она случайно встретит в галерее этого чертова художника… Даже как только она услышит, что он приехал в наш город со своими Чертовыми картинами, наша семейная жизнь, которая уже сейчас висит на волоске, моментально рухнет. Рухнет окончательно, раз и навсегда, понимаете?
Энн с сомнением пожала плечами.
— Ну вообще-то этот самый Фабьен Беринже предпочитает устраивать выставки у себя на родине. По крайней мере, так мне сказала моя подруга, которая, между прочим, тоже живет в Динане. Так что вряд ли он вдруг решит приехать в Будапешт. Хотя в жизни, говорят, всякое бывает.
— И правильно говорят, — пробормотал Ласло. — Еще два месяца назад никто и знать не знал о художнике по фамилии Беринже, а теперь о нем пишут в журнале «Этюд». Правда, он работает под псевдонимом Дишо, я сам читал… Случайно наткнулся на заголовок, где была эта самая фамилия. Хорошо, что он Кэй нигде не попался на глаза. Но это, как вы понимаете, до поры до времени…
Энн утвердительно кивнула.
— Если честно, я удивлена, что Кэй до сих пор ничего не знает. Даже я видела этот журнал. Мне посоветовала купить его та самая подруга, у которой я расспрашивала о Фабьене.
— Ничего удивительного. Кроме этих фиалок, — Ласло кивнул в сторону картины, — Кэй ничто не интересует в живописи… А ее другу, который владеет галереей, я запретил при ней упоминать даже имя этого француза.
— Но если она начнет писать картины, то…
— То неизбежно узнает всю правду, — торопливо оборвал Ласло свою собеседницу. — Я это понимаю. И поэтому спешу сделать из своей жены знаменитую художницу до того, как наступит момент истины. Художницу, работающую под псевдонимом, так же как и ее бывший бойфренд… Понимаете, о чем я?
Энн немного подумала и призналась:
— Честно говоря, не совсем.
— Ну это очень просто! Кэй, как вы, наверное, уже знаете, очень не любит проигрывать. Так что, заняв лидирующие позиции в кругу начинающих художников, она будет бороться до последнего, чтобы их, не дай бог, не отвоевал кто-то другой. Даже если этим другим будет мужчина, любовью к которому она буквально бредила когда-то.
— То есть вы хотите сказать, что он станет для нее кем-то вроде конкурента? — недоверчиво уточнила Энн.
— Не вроде, а именно конкурентом, — убежденно заявил Ласло. — А воспоминания о его предательстве эту конкуренцию будут только усиливать.
— Вы в это верите? — засомневалась Энн.
— Верю, — не задумываясь ответил Ласло. — Верю, потому что люблю… Потому что не хочу, чтобы моя любовь покидала меня, уходила от меня к другому и… — Он на секунду запнулся. — И становилась там несчастной. Не хочу, чтобы ее снова и снова предавал какой-то пронырливый выскочка. Я знаю, что вы тоже этого не хотите, иначе не стали бы со мной даже разговаривать… еще тогда, по телефону…
Энн отвернулась к окну, задумчиво глядя куда-то вдаль.
— То, что сейчас происходит с Кэй, напоминает мне события пятилетней давности, которые погубили очень близкого мне человека, а потом и меня… меня прежнюю. Ту, какой я была тогда… — тихо сказала она. — У меня есть старшая сестра, Люси. Много лет назад она жестоко поплатилась за такую вот любовь, которая сейчас мучает Кэй. Она буквально бредила одним парнем, вместе с которым училась в школе. Они начали встречаться, но продолжалось это недолго. Он женился на другой, и Люси просто обезумела… Начала пить, принимать наркотики. Однажды даже пыталась покончить с собой… А потом вдруг заявила, что выходит замуж. За водителя автобуса, на котором каждый день ездила на работу. Я в то время училась в университете, на факультете психологии… Сами понимаете, студенческая жизнь, вечеринки, развлечения… Мне было просто не до Люси, и я решила, что новость о замужестве — это только шутка. Но нет, она говорила серьезно. Через несколько недель после этого разговора я узнала, что она и вправду вышла замуж. Я сначала удивилась, потом обрадовалась… Думала: ну слава богу, наконец-то она образумится. Не тут-то было… Через полтора года спокойной супружеской жизни Люси снова встретила свою прежнюю любовь и очертя голову бросилась в водоворот бесконечного обмана и измен. А у них с мужем тогда уже был сын… Дэнни… которого отец забрал с собой после развода. Забрал законно, между прочим… Люси сначала все было нипочем, а потом, когда ее любовник опять переметнулся к другой, она вдруг поняла, что осталась совсем одна. Она стала навещать Дэнни, упрашивать мужа вернуть его ей… Но тот даже слушать ничего не хотел, да и сам Дэнни не горел желанием уходить от отца к чужой женщине, которой она для него по сути и являлась. И вот тогда Люси обезумела уже по-настоящему. Виски и наркотики стали ее единственными друзьями и спутниками жизни. Она ни с кем не разговаривала, никого не хотела видеть, в том числе и меня. Пока я думала, как ей помочь, она угодила в психушку. Тяжелый нервный срыв, как сказали мне врачи. И оказались правы… Настолько тяжелый, что длится до сих пор и, судя по всему, не закончится уже никогда. — Энн помолчала. — Я с тех пор очень изменилась. Бросила психологию, вернее поменяла ее на другую… На психологию лихой мотоциклистки, — невесело усмехнувшись, закончила она свой рассказ. — Не знаю, хорошо это или плохо, но тот кошмар, который довелось пережить Люси, сделал меня другой. Наверное, потому, что я до сих пор виню в этом себя, ведь я так и не смогла ей помочь. Но Кэй обязательно помогу… во что бы то ни стало… и ради этого одобрю любой ваш план, даже если он может показаться кому-то полным безумием. Как и все происходящее сегодня…
Кэй еще раз провела тонкой кисточкой по извилистой линии, напоминающей убегающий вдаль ручеек, которая как бы разделяла ее картину на две полвины. На левой был изображен средневековый аристократ, собирающийся отправиться в путь с поджидавшей его в карете дамой в пышном голубом платье. На правой — ее современник, молодой парень, собирающийся установить новый рекорд на ярко-красной гоночной машине, техническое состояние которой проверяет стройная блондинка в таком же ярко-красном комбинезоне. А точно посредине извилистой линии стоит одинокий человек. Левая сторона его внешнего облика точно соответствует прошлым векам, а правая — веку нынешнему. И на обеих половинах его лица выражение растерянности. Он не знает, какую эпоху выбрать.
— А какой век выбрала бы ты? — спросил Ласло, остановившись у нее за спиной.
Кэй улыбнулась.
— Тот, в котором согласился бы жить ты. Потому что без тебя мне было бы скучно в любом веке.
— А если бы можно было выбирать между мною и другим мужчиной, который умнее и талантливее меня, с которым тебе было бы интереснее, чем со мной? Что бы ты сказала тогда?
Кэй медленно повернулась к нему и, улыбнувшись одними глазами, спросила:
— А ты разве не знаешь? По-моему, я сделала этот выбор еще два года назад. — Она окинула Ласло испытующим взглядом. — Или ты не уверен в том, что это выбор навсегда?
Ласло прошелся по маленькой светлой комнате, стены которой были сплошь увешаны картинами. Остановившись напротив одной из них, с изображением вечернего проспекта, залитого яркими огнями рекламы, по которому катили разноцветные экипажи с лакеями на запятках, он с наигранной шутливостью ответил:
— Я уверен только в том, что сегодня мне придется целый день провести в магазине, потому что ты усиленно готовишься к выставке. А вечер по той же причине посвятить общению с самым несговорчивым, ворчливым и лживым нашим поставщиком.
— А вот и нет! — весело возразила Кэй и, подбежав к Ласло, чмокнула его в щеку. — Вот и не угадал! Все будет совсем не так. В магазин сегодня иду я, потому что последняя картина для выставки как раз закончена. Ну и еще потому, что я ужасно соскучилась по запаху цветов. У нас дома их тоже полно, но это совсем не то… В магазине их запахи смешиваются в такой пьянящий коктейль, что им можно заменить бочонок вина.
— Интересное наблюдение, — усмехнулся Ласло. — Даже как-то страшно отпускать тебя одну… Вдруг и правда захмелеешь к вечеру так, что забудешь обо всем на свете? Кстати о вечере. В шесть часов я должен был встретиться с Миклошем, так что…
— Я встречусь с ним сама, — перебила его Кэй. — Со мной он не будет пререкаться. Ну разве что чуть-чуть, по привычке… Но последнее слово останется за мной, и уже завтра самые лучшие, самые роскошные астры и гладиолусы будут только у нас, в «Королеве цветов»!
Кэй, победоносно вздернув подбородок, щелкнула Ласло по носу и, снимая на ходу темную блузу с каплями оранжевой краски на закатанных рукавах, направилась в другую комнату.
— Давно хотел тебя спросить: не жалеешь, что поменяла название магазина?! — прокричал ей вслед Ласло. — Прежнее звучало романтичнее — «Букет фиалок»…
— Я вообще ни о чем не жалею, — появившись в дверях в жемчужно-сером брючном костюме, с улыбкой ответила Кэй. — А вот ты можешь очень сильно пожалеть, что разговариваешь так громко. Роби еще спит…
— Роби? — радостно встрепенулся Ласло. — Так он сегодня не с няней?
— Она отпросилась до вечера. Пока ты забирал мотоцикл из мастерской, мне пришлось вспомнить все колыбельные, какие я только знала. Так что, если не хочешь петь фальцетом до самого вечера, веди себя тихо, как мышка.
— Ради Роби я готов день и ночь заниматься вокалом, — рассмеялся Ласло.
— Только не забудьте сделать обеденный перерыв, — потрепав его по волосам, напомнила Кэй. — Я уже все приготовила, тебе останется только разогреть… Да, чуть не забыла, после встречи с Миклошем мне нужно будет заглянуть в галерею к Алексу, уточнить у администратора дату открытия выставки. Думаю, это ненадолго, часам к восьми уже буду дома.
Кэй несколько раз подряд звонко чмокнула Ласло в щеку и уже направилась было к двери, но он удержал ее, властно схватив за запястье.
— Ты же не собиралась сегодня в галерею, — приглушенно сказал он, окинув ее подозрительным взглядом.
Кэй непринужденно пожала плечами.
— И что с того? Я и в магазин сегодня не собиралась.
— Но все-таки идешь, — недовольно бросил Ласло.
— А что тут такого? — недоуменно откликнулась Кэй. — Раз картина уже закончена, почему бы не сменить обстановку? И потом, я ведь тебе уже сказала, что соскучилась.
— По кому? — лихорадочно выпалил Ласло.
Кэй удивленно вскинула брови, а потом звонко рассмеялась.
— А ты как думаешь? По «Королеве цветов», конечно. Не по Миклошу ведь… По нему и без меня есть кому скучать.
Ласло несколько секунд напряженно вглядывался в улыбающееся лицо жены и наконец еле слышно спросил:
— Ты смотрела сегодня по телевизору «Новости культуры»? Самое начало программы… Смотрела, ведь так? Признайся…
Кэй снова рассмеялась.
— Если бы там пели колыбельные, тогда, конечно, не пропустила бы. А что, сегодняшний выпуск был каким-то особенным?
Ласло выпустил ее руку и, отведя глаза, пробормотал:
— Нет, ничего такого. Самый обыкновенный… Такой же, как всегда… Просто я думал, что там будут показывать тебя.
— Меня? — Кэй расхохоталась еще громче, но тут же испуганно прикрыла рот ладонью, бросив быстрый взгляд на дверь спальни. — С чего вдруг? — понизив голос, спросила она.
Ласло не ответил.
— Ты сегодня взъерошенный не только внешне, — с мягкой иронией заметила Кэй и, немного помолчав, прошептала: — Я хочу ответить тебе на вопрос о мужчине, который умнее и талантливее.
Ласло вскинул на нее напряженный взгляд.
— Если бы мне пришлось выбирать даже из всех мужчин нашей планеты, я выбрала бы только тебя, — прошептала Кэй, обняв его за шею. — Тебя одного… Даже если все остальные были бы в тысячу раз умнее, красивее и лучше… Потому что за эти два года, что мы прожили вместе, я полюбила тебя, полюбила всей душой… Хотя все никак не могла набраться смелости, чтобы сказать это. Я думала, что самым лучшим доказательством моей любви стало рождение Роби. Я никогда не родила бы ребенка от нелюбимого мужчины, к которому не испытываю ничего, кроме безразличия, поверь мне. И прости… Прости, что так долго не решалась сказать такие простые и короткие слова: я люблю тебя.
Поцеловав еще раз оторопевшего Ласло, Кэй вышла из квартиры.
Постукивая каблучками, она быстро спустилась по ступеням и, распахнув дверь подъезда, зашагала по улице, подставляя лицо лучам солнца. Их новый большой цветочный магазин с картинами, сувенирами и открытками, как мечтал когда-то Ласло, находился теперь всего в двух кварталах от дома, и Кэй уже давно не прибегала к высокоскоростной помощи «харлея», чтобы добраться до него.
«Как все-таки быстро меняется окружающий нас мир… А мы в нем — еще быстрее, — думала она, бодро шагая по тротуару. — Еще недавно вот этого торгового центра здесь не было и в помине, а вон та стильная кофейня на углу была неприметной, насквозь прокуренной бильярдной… А я сама — ни в чем не уверенной, во всем сомневающейся, взбалмошной, живущей в мире грез о принце-художнике простушкой. Никому не известной, одинокой и поэтому ни на секунду не расстающейся со случайно приобретенным двухколесным приятелем. И вот теперь даже сама себя не узнаю. Решительная, ни секунды не колеблющаяся даже в самых непростых ситуациях, остепенившаяся реалистка… Знаменитая на весь Будапешт художница, любимая и, что самое главное, любящая жена, счастливая и заботливая мать… И, как следствие, осторожная в выборе средств передвижения женщина… — Кэй проводила немного грустным взглядом промчавшуюся по улице мотоциклистку, ярко-рыжие волосы которой лихо развевались на ветру, и подвела итог: — А ведь все это благодаря Энн. Благодаря ее умению быть все понимающей, самой лучшей, самой преданной подругой на свете…»
Кэй вспомнила, как на следующий день после свадьбы Энн, в сторону которой она даже не желала смотреть из-за недавней выходки, подошла к ней и сказала:
— Я знаю, что ты сейчас ненавидишь меня. И возненавидишь еще больше, когда узнаешь, что разговор о картинах я завела по просьбе твоего мужа, что я согласилась помочь ему сделать из тебя художницу, в которой стремление добиться признания победит все остальные стремления, мысли и чувства. И, конечно, воспоминания… Воспоминания о Фабьене, которые мешают тебе любить, быть веселой, беззаботной, счастливой… которые мешают тебе нормально жить…
Шокированная тогда этим признанием, Кэй отшатнулась, словно собралась бежать от своей подруги куда глаза глядят, но Энн, не обращая внимания на ее реакцию, все продолжала и продолжала говорить.
Она рассказала о звонке Ласло, о своей растерянности и замешательстве, которые долго не позволяли ей принять хоть какое-то решение, о его переживаниях и страхах, которыми он осмелился поделиться только с ней и только сейчас, когда они увиделись на свадебной вечеринке… Но самое главное — она рассказала Кэй о его любви. Неожиданной даже для него самого и потому сильной, страстной, готовой все вытерпеть и простить… О любви, не испугавшейся даже соперничества, даже безразличия.
— Ласло пугает не то, что ты можешь уйти от него к Фабьену, а то, что тот опять бросит тебя и ты опять будешь страдать. Страдать еще сильнее, чем сейчас, — твердила Энн. — Ты только подумай: этот мужчина не страшится одиночества. Своего одиночества, Кэй, вдумайся в это. Он боится, что ты останешься одинокой. Одинокой навсегда, потому что не сможешь полюбить никого другого. А он не хочет для тебя такой участи, он хочет, чтобы ты была счастлива, и, если это возможно, именно с ним. Он хочет, чтобы у тебя была семья… ваша с ним семья. И дети, ваши дети… Но он не уверен, хочешь ли этого ты. Он не уверен, захочешь ли ты остаться с ним навсегда, не сбежишь ли к своему французу, как только тот случайно появится в поле зрения. Именно поэтому Ласло и придумал для тебя такой вот отвлекающий маневр — занятие живописью, чтобы меньше оставалось времени на воспоминания и бесполезные мечты.
Энн продолжала говорить, искренне и горячо уверяла Кэй, что относится к ней с большой симпатией с того самого вечера, когда увидела ее в баре, что желает ей только добра, что ее судьба ей небезразлична… Умолчала она только о головокружительной карьере Фабьена, подробности которой ей стали известны из статей в популярном журнале, и о рухнувшем браке своей сестры, в самом начале напоминавшем брак Кэй. Но даже если бы и об этом она рассказала все без утайки, ее откровенность осталась бы незамеченной. Потому что с той минуты главным откровением для Кэй было только одно: Ласло по-настоящему любит ее и готов на все, чтобы сделать ее счастливой.
Именно это откровение раз и навсегда изменило и ее саму, и ее отношение к Ласло. Из сдержанно-уважительного и отстраненного оно за считаные секунды неожиданно даже для нее самой выросло в большое, искреннее и очень светлое чувство… Настоящее, неподдельное чувство — любовь… Любовь, которая сделала для нее незабываемой их первую брачную ночь, их долгие страстные поцелуи и ласки… Любовь, которая теперь всюду была с ней — в тихом голосе и нежном прикосновении губ Ласло, в улыбке Роби, в палитре уже завершенных и еще не начатых картин, в бутоне каждого цветка, что распускается за витриной магазина, и того, что раскрывает свои лепестки с первыми лучами солнца на парковой клумбе, и того, что дал ей новое имя, которым она подписывала свои картины, — Джолан, фиолетовый цветок… Была ли это одна из тех нарисованных фиалок, которые все еще украшали гостиную, Кэй и сама не знала. Вернее не хотела знать. Она хотела только одного: всегда быть рядом со своими любимыми мужчинами, по которым начинала скучать, стоило ей хотя бы пару минут провести вдали от них.
Вот и сейчас она еще не успела дойти до магазина, а уже чувствовала, как начинает потихоньку жалеть, что не осталась сегодня дома.
«Нужно было устроить себе выходной. И Ласло тоже… В конце концов, не разорилась бы наша «Королева» всего за один день, — думала она, отрешенно уставившись на светофор, где горел красный свет. — Конечно, пришлось бы огорчить постоянных покупателей, зато мы провели бы целый день вместе… Роби, Ласло и я… За последние два месяца нам не удавалось это ни разу, все время какая-то суета, беготня… Картины, галереи, сломанные мотоциклы, няни, поставщики… Прямо голова кругом! И почему эта удачная мысль насчет выходного пришла только сейчас? Почему не на пять минут раньше? Может, вернуться, пока еще не успела далеко уйти?»
Кэй нерешительно замерла на тротуаре, наблюдая за пересекавшими перекресток пешеходами, когда из сумочки послышалась громкая трель мобильного.
А вот как раз и Ласло! — обрадовалась она. Но, увидев на дисплее имя Миклош, разочарованно вздохнула и, нехотя нажав кнопку ответа, вяло сказала, даже не поздоровавшись:
— Я знаю, что у вас вечером встреча с Ласло. Вместо него приду я. Приготовь заранее прайс-лист с умеренными ценами. Сегодня будет большой заказ.
— О ценах мы поговорим потом, — услышала она в трубке раздраженный голос. — А сейчас есть дело посерьезнее.
— Что еще за дело? — все так же вяло поинтересовалась Кэй.
— Приходи, узнаешь.
— Что, прямо сейчас? — недовольно поморщилась она.
— И не просто сейчас, а сию секунду! — повысил голос ее собеседник.
Кэй отстранила трубку на безопасное расстояние.
— Может, все-таки подождешь до вечера?
— Ну что за привычка все время торговаться? — прямо-таки заклокотал в телефоне возмущенный голос Миклоша. — Вот и друзей себе таких же заводишь! Крохобор и жучила, а туда же — выпускник международного института, торговый представитель с опытом работы… Просто слушать противно!
— Это ты о ком? — растерялась Кэй.
— А то ты не знаешь? — язвительно бросил Миклош. — О твоем любимчике Тео. Вот, стоит тут, бедненьким прикидывается… Говорит, денег хватило только на аренду магазина, а на цветы, видите ли, уже не осталось… Пытается разжалобить меня и уговорить дать их ему в кредит. Признайся, это была твоя идея?
Кэй недоуменно пожала плечами.
— Да какая еще идея, о чем ты говоришь? Объясни толком, я ничего не могу понять!
— Не прикидывайся, — хмуро оборвал ее Миклош. — Лучше подходи скорее сюда. Подпишешь поручительство… Хоть твой приятель и выбрал себе самый маленький магазин во всем городе, но зато в самом центре, так что дело у него пойдет… Ну а насчет конкуренции договоритесь сами… Так сказать, по-соседски… В конце концов, других конкурентов-цветочников на этой улице больше нет.
— Так он что же, арендовал бывший магазин канцтоваров рядом с «Королевой»? — недоверчиво уточнила Кэй.
— Я же сказал: не прикидывайся! — опять перешел на раздраженный тон Миклош. — Бросай свои картины и бегом сюда! У меня еще полно дел и важных встреч, я не собираюсь торчать здесь до вечера!
— Уже бегу! — на ходу бросила Кэй и, даже не отключив телефон, помчалась на другую сторону улицы, благо на светофоре снова загорелся зеленый свет.
«Ну почему в любой, даже в самой большой бочке меда обязательно присутствует пусть самая маленькая, но все же самая обидная ложка дегтя? — с досадой спрашивала она себя. — Можно было бы сказать, что у нас с Ласло все просто прекрасно, если бы не Тео, который и есть та самая ложка дегтя… И почему он влюбился именно в меня? Вокруг ведь столько девушек, которые гораздо красивее меня! Когда он приходит в наш магазин, мне все время приходится чувствовать себя виноватой и почти каждую минуту быть настороже, потому что он обязательно выкинет что-нибудь этакое… Вот и сегодня опять. Ну просто ни минуты спокойной жизни от этого выдумщика!»
Кэй прошла мимо салона красоты и, свернув за угол, увидела Тео и Миклоша. Первый что-то горячо объяснял, показывая на приютившуюся рядом с магазином Кэй крохотную лавчонку, второй рассеянно слушал, то и дело оглядываясь по сторонам и насмешливо ухмыляясь.
— Ты что, обогнала собственный мотоцикл? — иронично поинтересовался Миклош, когда она приблизилась к ним.
— Да, он отстал на светофоре, — машинально отшутилась Кэй.
Миклош сухо рассмеялся.
— За тобой трудно угнаться… Особенно когда ты жульничаешь. В такие минуты твоя скорость может сравниться только с космической. Поделись секретом: когда ты только все успеваешь? И картины рисовать, и цветами торговать, и друзей своих на разные аферы подбивать? — Он небрежно кивнул в сторону Тео.
Тот виновато посмотрел Кэй в глаза, а потом забрал у Миклоша какой-то листок и, ни слова не говоря, побрел прочь.
— Эй ты, как там тебя… куда тебя понесло?! Ты что, псих, что ли?! Какого черта ты приволок меня сюда, если не собирался заключать договор?! — срывающимся от злости голосом кричал ему вслед Миклош.
А Кэй молча смотрела на худую, сутулую спину и видела совсем другого Тео — отчаянного, бесшабашного, веселого, который был самым первым покупателем в ее таком же крохотном, как эта лавчонка, «Букете фиалок». Который мог приходить чуть ли не сто раз в день только для того, чтобы увидеться с ней и дотронуться до ее ладони, забирая с собой новый букет. Который вдруг напомнил ей совсем другую Кэй, прятавшуюся от неудач и разочарований в любви за бравадой самоуверенной и лихой мотоциклистки…
— Тео, постой! — Она бросилась за ним. — Я совсем забыла о нашем разговоре! Мы ведь договаривались, что ты позвонишь мне, прежде чем решишь брать кредит у Миклоша!
Кэй выхватила у Тео листок и, схватив за руку, повела обратно.
— Это и есть то поручительство, которое я должна подписать? — спросила она Миклоша и, не дожидаясь ответа, отыскала в сумочке авторучку, пристроила на плече Тео листок и поставила на нем размашистую подпись. — На вот, держи… Пополняй свой бюрократический архив. — Она протянула документ Миклошу. — Надеюсь, поставка будет уже завтра? Тянуть с этим не советую. С сегодняшнего дня магазин Тео под моим покровительством. Если обманешь его, мы с Ласло тебе больше не партнеры, так и знай. Найти другого поставщика для нас проще простого, многие только об этом и мечтают…
Миклош аккуратно сложил листок и смерил Кэй оценивающим взглядом.
— Ну и ловчила же ты… — проворчал он, пряча бумагу в карман. — Разыграла такой хитроумный спектакль, да еще так профессионально притворялась. А все только для того, чтобы заполучить новую партию цветов по самой низкой цене.
— Молодец, что напомнил. — Кэй небрежно похлопала его по плечу. — С нашей поставкой тоже не затягивай. Количество то же, что и в прошлый раз. А цену ты сам только что назвал. Так что вечером встречаться уже незачем. Можешь, как и я, провести его в кругу семьи. Привет домашним.
Кэй набрала на двери магазина код и, не обращая больше внимания на своего партнера, сделала Тео приглашающий жест.
— Заходи, нам нужно кое-что обсудить.
Тео послушно перешагнул порог.
— Ловко ты с ним, — удивленно заметил он, когда Кэй, положив сумочку на прилавок, по-хозяйски прошлась между рядами астр и хризантем.
— Я с ним всегда так, — пожав плечами, откликнулась она. — Со дня заключения нашего первого договора. Я тогда сразу поняла, что с ним только так и надо. По-другому нельзя, если не хочу остаться в дураках. А вот как надо с тобой, я и раньше не очень хорошо понимала, а теперь уж тем более. Так ты, значит, теперь выпускник международного института? А я-то думала — зачем тебе столько цветов каждый день? Теперь понимаю: ты дарил их своим сокурсницам, чтобы они помогали тебе на экзаменах.
Тео виновато посмотрел ей в глаза.
— Ты же знаешь, что все это вранье. И про институт, и про торгового представителя, и про нашу с тобой договоренность… Я думал, что так будет проще получить кредит в фирме этого Миклоша. Я же не знал, что ему понадобится твое поручительство. Видела бы ты, как я его уговаривал, чтобы он тебе не звонил.
— Догадываюсь, — мягко улыбнулась Кэй.
— Ты только не подумай, что я все это подстроил, что нарочно арендовал магазин рядом с твоим… — торопливо принялся оправдываться Тео. — Просто он действительно оказался самым маленьким в городе, поэтому…
— Не переживай, я ничего такого и не думаю, — все так же улыбаясь, оборвала его Кэй. — Правильно сделал, что арендовал. Пусть лучше в его стенах будет много цветов, чем много пыли. Он ведь столько времени пустует…
— А как же конкуренция? — растерялся Тео. — Твой поставщик сказал, что…
— Да мало ли какую ерунду он говорит, — снова оборвала его Кэй. — Не бери в голову. Никакой конкуренции не будет. Мы придумаем для твоего магазинчика какой-нибудь оригинальный ассортимент и необычное оформление, и тогда у каждого из нас будут свои покупатели.
— Ты это серьезно? — нерешительно улыбнулся Тео.
— Еще как серьезно. Я ведь давно уже подумывала заняться садовыми растениями. Ну там, декоративными кустарниками, экзотичными деревцами… Вот и подарю эту идею тебе… Глядишь, она прославит тебя на весь Будапешт.
— А Ласло не будет против?
Кэй недоуменно пожала плечами.
— А почему он должен быть против?
— Ну он, наверное, догадывается, что я прихожу каждый день в ваш магазин не только за цветами…
Кэй отвернулась, делая вид, будто подсчитывает оставшиеся орхидеи.
— Нет, он ни о чем не догадывается. И я тоже, — скороговоркой выпалила она. — И надеюсь, что та девушка, которая однажды станет твоей женой, тоже никогда ни о чем не догадается. — Кэй сделала паузу и тихо, с расстановкой добавила: — Я желаю тебе как можно скорее встретить такую девушку.
В магазине на несколько долгих минут наступила тишина, нарушаемая только шумом улицы.
— Спасибо за пожелание, — наконец еле слышно сказал Тео. — И за поддержку тоже. Я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом не пожалела. Чтобы ни ты, ни Ласло не видели во мне конкурента… Хотя какой из меня конкурент? — с горечью продолжил он. — Я ведь не победитель международных конкурсов, не мотоциклист и не художник… Да, чуть не забыл: я тут принес тебе журнал, здесь пишут о новом конкурсе, тоже в Динане… На этот раз конкурс портретистов. Я думал, тебе будет интересно, хотел порадовать… Только из-за всей этой истории с поручительством теперь уже, наверное, не получится.
Он достал из внутреннего кармана куртки свернутый в трубочку глянцевый журнал и положил его на прилавок.
— Желаю тебе стать победительницей еще раз, — нерешительно потоптавшись на месте, сказал Тео и вышел из магазина, осторожно прикрыв за собой дверь.
Кэй невесело усмехнулась:
— Обмен пожеланиями прошел в теплой, дружеской обстановке. Можно сказать, на высшем уровне.
Она взяла оставленный Тео журнал. Глянцевая обложка пестрела интригующими заголовками.
— «Пейзаж в бриллиантовых тонах», «Натюрморт с мистическим фруктом», «История создания шедевра»… — прочитала Кэй вслух и принялась было листать журнал, но вдруг лихорадочно захлопнула его, устремив одновременно ошеломленный и испуганный взгляд опять на обложку.
Там в самом верху переливался ярко-аквамариновым цветом заголовок: «Триумфальное возвращение на олимп акварельной живописи знаменитого Дишо», а рядом была маленькая фотография, с которой ей улыбался уже немного забытой, смущенной улыбкой… не кто иной, как Фабьен.
— Не может быть… Это не может быть он… — прошептала Кэй. — Я слышала о Дишо, это французский художник… Он пользовался бешеной популярностью года два назад. Но это Дишо, а не Фабьен. Это же два абсолютно разных человека… Разве я не права?
Кэй торопливо нашла статью о французской знаменитости, о талантливом художнике из Динана.
«Ровно два года назад преданный своей профессии и любимым ученикам преподаватель рисования Фабьен Беринже попробовал свои силы в большой живописи (по настоянию жены, как утверждает он сам), и с тех пор каждый, кому хотя бы мельком посчастливилось увидеть хотя бы одну из его картин, мечтает стать ее обладателем. И очень скоро (начиная с первого августа) такая возможность представится всем, кто в это время по счастливой случайности окажется в Будапеште. Именно там будет проходить выставка новых произведений живописца, посетители которой смогут приобрести наиболее понравившиеся им картины», — прочитала Кэй.
— Сегодня же первое августа! Господи, так, значит, выставка уже открылась! Значит, Фабьен уже здесь, в Будапеште… И, может быть, даже в той самой галерее, где скоро будет моя собственная выставка.
Кэй бросилась на улицу. Как она и ожидала, Тео топтался на тротуаре.
— Ты видел сегодня афиши на галерее Алекса Сэндоса?! — выпалила она, судорожно тряся раскрытым журналом перед Тео. — Ты видел, что там открылась выставка Дишо?
— Слышал, — недоуменно уточнил Тео. — Об этом говорили в утренних новостях культуры.
«Так вот почему Ласло так настойчиво допытывался, смотрела ли я сегодня телевизор. Оказывается, он все эти годы знал, кто именно скрывается за псевдонимом Дишо, и старательно хранил это в тайне. Потому что ревновал и боялся потерять меня… И его можно понять, я бы на его месте поступила точно так же. А вот как мне теперь поступить на своем месте? Сделать вид, будто я не читала этой статьи и ничего не знаю о приезде Фабьена, или… Или еще раз посмотреть ему в глаза и задать один-единственный вопрос: почему два года назад ты бросил меня, бросил, как… как надоевшую игрушку?»
Она ткнула пальцем в фотографию Фабьена и решительно заявила удивленно глазевшему на нее Тео:
— Ты должен помочь мне встретиться с этим человеком. Мы были знакомы когда-то, и он… — Кэй умолкла, почувствовав, как решимость в одно мгновение уступила место совсем другому, предательскому чувству — жалости к себе. — Он бросил меня, — стараясь сдержать подступивший к горлу комок, уже еле слышно прошептала она. — Сбежал за неделю до свадьбы… А я… я до сих пор не знаю почему… Я до сих пор не знаю, что я сделала не так, чем обидела его тогда…
— Обидела?! Ты?! — изумился Тео. — Да это он тебя обидел! Обидел так, что… Да о чем ты вообще говоришь? О какой встрече? Давай я сам с ним встречусь… Уж эту встречу он долго не забудет, обещаю! — сжав кулак, запальчиво воскликнул он.
— Нет, Тео, не нужно. Я не хочу мстить ему. И никогда не хотела. Я только хочу задать все это время не дававший мне покоя вопрос… — сбивчиво возразила Кэй и, умоляюще сложив руки, попросила: — Помоги мне, пожалуйста! Он наверняка сейчас в галерее. Отнеси ему записку, скажи, что я буду ждать его в кафе напротив. Нет, лучше я все это напишу, а ты просто передашь… Мне больше некого попросить, ты же понимаешь, — осторожно добавила она, заметив, как Тео рассерженно сдвинул брови.
Тео угрюмо кивнул.
— Ну да… Неудачливый воздыхатель, да и вообще хронический неудачник — в таких делах самая надежная кандидатура. И тут ты права… Стать необходимым — это для него большое везение. Может, Фортуна его наконец-то заметит…
За окном маленького уютного кафе светило яркое летнее солнце, отражаясь в дымчатом стекле витрины-пенала и темных линзах солнечных очков, которые Кэй то и дело нервно поправляла, уткнувшись в хрустальную лилию с подтаявшим мороженым. Даже не просто подтаявшим, а давным-давно превратившимся в лужицу клубничного цвета. Но Кэй не обращала на это никакого внимания. Как и на сновавшего мимо ее столика официанта, который, наверное, уже в десятый раз предлагал ей новую порцию. Она только машинально покачивала головой и говорила, что сделает заказ чуть позже, когда подойдет ее друг.
— Ваш друг тоже будет заказывать мороженое? Или к его приходу приготовить что-то еще? — услужливо поинтересовался он, видимо решив найти себе хоть какое-то занятие в полупустом кафе.
Кэй, даже не посмотрев в его сторону, пожала плечами.
— Я не знаю, что он предпочитает теперь.
— То же, что и при первой нашей встрече, — услышала она вдруг тихий, мелодичный голос. — Бутылочку бордо…
Кэй медленно-медленно, затаив прерывавшееся от волнения дыхание, подняла глаза и увидела перед собой казавшееся нереально далеким лицо Фабьена.
— Салют, Кэй, — мягко улыбнувшись, сказал он.
— Салют. — Кэй тоже улыбнулась, радуясь, что темные очки не позволят ему разглядеть навернувшиеся на ее глаза слезы.
— Ты теперь говоришь по-французски?
— Я теперь и веду себя по-французски, — беспечно пожав плечами, сообщила она. — Подсылаю к бывшему любовнику своего нынешнего поклонника с просьбой о свидании. Чем не сюжет для французского романа?
Улыбка Фабьена медленно растаяла, как мороженое в ее креманке.
— Прости, — уставившись в столешницу, прошептал он. — Я знал, что эта встреча когда-нибудь обязательно случится, но не думал, что сегодня.
— Иначе приготовил бы оправдательную речь? — усмехнулась Кэй.
Фабьен отрицательно качнул головой.
— Это было бы бесполезно. Хотя я ни в чем не виноват перед тобой. Ведь я не мог знать, уезжая тогда из Шопрона, что вернуться уже не смогу… Что мне просто не позволит этого сделать роковое стечение обстоятельств… Хотя было бы неправильно так сказать о моем сыне, ведь он не виноват в том, что у меня не хватило смелости тогда, в телефонном разговоре, рассказать тебе всю правду. Признаться, что Этель ждет от меня ребенка. Он не виноват, что его матерью является она, а не ты…
Кэй на секунду замерла, растерянно глядя на своего собеседника сквозь темные очки. А потом сняла их и пристально посмотрела Фабьену в глаза.
— Конечно, не я… — тихо произнесла она. — Ведь у меня есть свой сын.
Фабьен недоверчиво улыбнулся.
— И давно?
— Восемь месяцев.
Фабьен привстал со стула.
— А до этого… до его рождения… ты ждала меня?
Кэй пожала плечами.
— Скорее его отца. Он часто ездит в другие города на переговоры с поставщиками.
— Он бизнесмен? — напряженно вглядываясь в ее лицо, спросил Фабьен.
Кэй утвердительно кивнула.
— Можно сказать и так, хотя цветочный магазин официально принадлежит мне. Но для нас обоих это не имеет значения, ведь я начала заниматься продажей цветов с его подачи… И рисовать, кстати, тоже. Хотя, наверное, не так хорошо, как ты. Ведь художника Дишо знают теперь уже во всем мире, а художницу Джолан только здесь, в Будапеште… Да и то не каждый.
Фабьен удивленно приподнял брови.
— Джолан… Так это ты? Ты та самая Джолан?
— А ты что, слышал обо мне? — в свою очередь удивилась Кэй.
— Ну конечно! Сегодня в галерее только и разговоров, что о твоей предстоящей выставке.
Кэй негромко рассмеялась.
— Хоть ты и преувеличиваешь, но мне это приятно. — Она вдруг осеклась, бросив тревожный взгляд куда-то в сторону двери. — А вот это уже не очень… — озадаченно пробормотала она и, вскочив из-за столика, бросилась к делавшему ей какие-то знаки Тео. — Зачем ты сюда пришел? Что случилось? — шепотом спросила она, увлекая его за собой на улицу.
Но он судорожно схватил ее за руку.
— Тебе туда нельзя, там Ласло! Понятия не имею, как он узнал, но он уже буквально в двух шагах от кафе! Даже не представляю, что мне делать…
— Тебе — ничего, — неожиданно спокойно проговорила Кэй. — Я сама с ним поговорю.
— И что ты ему скажешь?
— Правду, — не задумываясь ответила она.
— Я бы тебе не советовал этого делать. Лучше придумай какую-нибудь отговорку, а я притворюсь давним знакомым твоего художника. — Тео кивнул в сторону Фабьена. — Как будто я встретился здесь с ним случайно… Я вот даже девушку попросил сыграть роль моей спутницы… Так, на всякий случай…
Тео посторонился, пропуская вперед все это время стоявшую за его спиной миниатюрную темноволосую девушку с безмятежным взглядом голубых, словно безоблачное небо, глаз.
Кэй мягко улыбнулась.
— Вряд ли нам понадобится ее актерский талант. Хотя… Почему бы вам и правда не составить компанию Фабьену? Он, наверное, тоже скоро уйдет, зато останется бутылочка хорошего французского вина. А значит, есть шанс нескучно провести время.
«Может, и правда Фортуна тебя наконец-то заметит, Тео», — мысленно добавила она.
— Ну что ж, рада была повидать тебя, но мне уже пора, — вернувшись к Фабьену, сказала Кэй. — Сам понимаешь, я теперь женщина несвободная. Семья, муж, сын… они уже ждут меня…
Фабьен поднялся из-за стола, привычным суетливым жестом поправляя очки.
— Желаю тебе счастья, — смущенно улыбаясь, сказал он.
— И я тебе. И еще успехов в творчестве. — Кэй улыбнулась в ответ. — Может, еще увидимся… Когда приедешь с новой выставкой…
— А что, если организовать совместную? — оживился Фабьен. — По-моему, было бы здорово.
— Дишо и Джолан? — рассмеялась Кэй. — Хорошо, я подумаю. Да, а почему Дишо? Что это значит?
— Ты не догадалась? А вот я сразу понял, что Джолан — это фиолетовый цветок… Ну а Дишо — это первые буквы названий двух городов, Динана и Шопрона… Для меня это самые лучшие города на свете… Я ведь говорил тебе, что люблю провинцию. Кстати, ты давно не была в Шопроне? Как там поживает мой друг? Мы с ним давно не виделись.
— Моника говорит, у них с Эдвардом все хорошо. Она звонила мне на прошлой неделе… Ты еще не забыл ее?
— Ну конечно нет. Она такая общительная… Ее трудно забыть. — Фабьен сделал паузу и, понизив голос, добавил: — Тебя тоже.
— И тебя, — растроганно прошептала Кэй. — А раз трудно — не будем утруждать себя. Будем помнить друг друга. И ту весну в Шопроне. Она того стоит. И потом, у меня на память о ней остался неувядающий букет фиалок…
Кэй на секунду дотронулась ладонью до щеки Фабьена и чуть ли не бегом бросилась к двери. Выскочив на улицу, она быстро огляделась по сторонам и направилась к пешеходному переходу. Но не успела пройти и нескольких метров, как увидела Ласло. Он неспешно шел по тротуару с детской коляской.
— Я так и знал, что ты в галерее! — еще издали громко сказал он. — Роби жутко раскапризничался. Я подумал, что он соскучился по тебе, и мы поехали в магазин, но тебя там не оказалось…
Кэй подбежала к коляске и, убедившись, что Роби безмятежно спит, с расстановкой, глядя Ласло в глаза, сказала:
— Я не была в галерее. Я встречалась с Фабьеном.
Ласло окинул ничего не выражающим взглядом залитую ярким солнцем улицу.
— Ну и как прошла встреча?
— Как и должна была… В воспоминаниях… Говорили о Монике и Эдварде, о Шопроне…
— И все? — отрывисто бросил Ласло.
Кэй пожала плечами.
— Ну почему? Помимо этого о картинах, псевдонимах… И, конечно, о детях. У Фабьена тоже сын. И это еще не все, что нас объединяет. Мы ведь оба художники, и Фабьен предложил организовать совместную выставку здесь, в Будапеште. Я обещала подумать. Мне ведь нужно посоветоваться с тобой.
— Подожди-подожди… — недоверчиво перебил ее Ласло. — Ты это серьезно? Ты встретилась с ним только для того, чтобы…
— Я встретилась с ним только для того, чтобы узнать ответ на мучивший меня все эти два года вопрос, — оборвала его Кэй. — И я его узнала. Ну а что это за вопрос, я расскажу тебе позже. Я даже перескажу тебе весь наш разговор… каждое слово… обещаю. Только не сейчас… Но ты ведь не будешь сердиться, правда? Потому что у нас впереди еще очень-очень много времени. И для долгих разговоров, и для откровенных признаний, и, самое главное, для любви…
— А еще для того, чтобы быть по-настоящему счастливыми, — прошептал Ласло, порывисто прижав ее к груди. — Ведь мы обязательно должны узнать, что это такое — счастье, чтобы потом рассказать о нем нашему сыну.