Букет новобрачной

1

«В субботу, 21 мая, в церкви св. Терезы, Лэнгридж, состоится церемония венчания Маргарет Уинслоу, дочери сэра Реймонда Уинслоу, и мистера Макса Трента, Лондон. На фото — счастливая пара во время помолвки в декабре. Слева мистер Артур Крейг, который будет шафером на свадьбе. У мистера Крейга, известного писателя, автора популярных детективов, ошеломляющих неожиданными поворотами сюжета, тоже недавно состоялась помолвка с мисс Ирмой Янг, знаменитой манекенщицей, которую называют экзотическим божеством лондонского подиума, ее вы также видите на снимке».

Заметка, размещенная в самом центре странички светской хроники, сообщала и о том, что на свадьбе ожидается более двухсот гостей, кто будет подружками невесты и какие гости — самые важные, но Элизабет это пропустила. А вот на снимок она поглядела внимательно.

Новобрачные — молодые, красивые, веселые — просто светятся от счастья. Они позировали фотокорреспонденту, подняв бокалы с шампанским. Кадр получился отличный. Сегодня днем Лиз предстояло самой снимать эту пару в церкви для свадебного фотоальбома.

Но внимание Лиз привлекла другая пара. Даже на плохом газетном фото они — писатель и манекенщица — выглядели потрясающе. Девушка с роскошными длинными черными волосами сидела на диване, элегантно положив ногу на ногу, а молодой мужчина рядом с ней, тоже брюнет, улыбаясь, обнимал ее за плечи. Он буквально впился в красотку жадным взглядом. Сейчас съест ее глазами, подумала Элизабет не то с иронией, не то с завистью.

Она долго рассматривала фотографию, потом спохватилась, словно разбуженная боем часов. Господи, да уже надо бежать, а она загляделась на красивого мужчину!

Заметка в разделе светской хроники не случайно привлекла ее внимание. В утреннем субботнем номере обычно публиковались объявления о предстоящих свадьбах и других семейных торжествах. С тех пор как Лиз Ламберт закончила специальный, недавно появившийся кинофотокурс в Лондоне, она пыталась построить свой бизнес — создавала для частных лиц и небольших фирм памятные фотоальбомы, посвященные торжественным датам.

Получая информацию из газет, она обращалась к потенциальным клиентам и всегда вызывала интерес. Однако заказов было немного, и Лиз еле сводила концы с концами. Постепенно она поняла, что интерес вызывают не столько памятные фотоальбомы, сколько она сама, привлекательная молодая девушка с чудесной фигуркой, густой копной золотисто-русых волос и огромными голубыми глазами, впрочем, не всегда хорошо видными из-за грубой старой оправы. Лиз давно мечтала ее поменять, но пока не имела на это денег.

Открыв для себя, что она привлекательна, Лиз почувствовала большую уверенность в себе. Теперь она иногда публиковала собственные рекламные объявления в разделе частных сообщений. Клиентов прибавилось, но немного. Сегодняшний заказ на съемку свадьбы дочери сэра Уинслоу был для нее большой удачей.

В спальне Лиз достала из гардероба пепельно-серый брючный костюм и блузку бирюзового цвета. Костюм был специально приобретен ею для таких случаев, как сегодня, в магазине на Парк-роуд — самом дорогом из тех, что Лиз могла себе позволить. На чужом пиру нужно быть одетой во что-нибудь темное и неброское, но нарядное, чтобы не выделяться в толпе гостей.

Переодевшись, Лиз поневоле взглянула на свое колечко с крошечным бриллиантом, какие дарят на помолвку. Подняв к глазам руку и глядя на кольцо, она с грустью подумала, что тоже могла бы сейчас готовиться к венчанию, надевать воздушное белое платье и пышную прозрачную фату! Но не судьба…

Генри разорвал их помолвку перед Рождеством. Он рассердился из-за того, что Лиз в очередной раз отказалась идти с ним в гости, — отец чувствовал себя очень плохо, и она не хотела оставлять его одного. Генри был взбешен и сказал, что между ними все кончено. Лиз надо было отдать ему кольцо, но за день до того она прищемила руку дверцей машины и палец распух. Генри увидел ее тщетные попытки снять колечко и сказал небрежно:

— Брось стараться. Оставь кольцо себе, не такое уж оно и дорогое.

Это обидело ее больше, чем все его претензии, вместе взятые: Генри считал, что Элизабет уделяет ему слишком мало внимания и занята только уходом за своим инвалидом-отцом.

— Ты слишком мягкосердечная, — сказал ей Генри. — Беда твоя в том, что ты не умеешь сказать «нет», а люди этим пользуются. Тебе следует быть более жесткой.

— Но папа болен. Я нужна ему, — пробовала объяснить Лиз.

— Ну что ж, зато мне ты уже не нужна! — Генри решительно взялся за ручку двери и с порога бросил последние, гадкие фразы: — С меня довольно. Я завтра утром уезжаю в Лондон, потом за границу, и больше мы с тобой не увидимся.

«Мне ты уже не нужна»! В ее ушах до сих пор звенели эти злые слова, рана не заживала. Но Лиз не позволяла себе думать об этом. Она верила в свою придуманную любовь к Генри, считала, что он тоже любит ее, а он предал, оскорбил ее чувства. Это было первое тяжелое разочарование в жизни Лиз, и, если бы не пример отца, настоящего мужчины, прекрасного человека, она бы стала мужененавистницей.

Но папа умер, она осталась совсем одна на этом свете. Теперь Лиз изо всех сил старалась не поддаться тоске, не впасть в отчаяние, а думать о том, как жить дальше, бороться, чтобы выжить. Это было главной и самой трудной задачей.

Перед выходом Лиз снова оглядела себя в зеркале — вид приличный, элегантный, но с гостями не спутаешь. Она спустилась в студию за сумкой. Проверила, все ли взяла, и обвела взглядом комнатку. Сердце защемило — она вспомнила, как отец помог ей обустроиться здесь, купил всю необходимую аппаратуру. Тогда он только что ушел на пенсию из начальной школы, где проработал учителем музыки почти всю жизнь. Лиз, хотя и закончила курс машинисток-стенографисток, поделилась с ним мечтой стать фотографом, и он поддержал ее, хотя для женщины эта профессия казалась довольно необычной.

— Учись, конечно, — сказал он. — Но не слишком долго, дорогая. Я хочу быть уверенным, что ты сможешь сама о себе позаботиться, когда меня не станет. — Он посмотрел на нее добрым, любящим взглядом и добавил тихо: — Тебе надо было выбрать родителей помоложе!

Он говорил не только о себе, но и о матери Лиз, которая умерла через неделю после родов: сказались поздняя беременность и слабое здоровье роженицы.

— Папа, не волнуйся. У меня есть Генри, — сказала она тогда отцу. Хотя день свадьбы еще не был назначен, будущее представлялось ей определенным и вполне надежным.

Отец только грустно покачал головой.

— Всякое может случиться в жизни.

Как же он оказался прав! Через несколько недель отец окончательно слег после сильнейшего приступа, и Лиз пришлось оставить работу секретаря, чтобы не отходить от больного. Еще месяц спустя его не стало.

От этих воспоминаний все поплыло перед глазами, Лиз достала носовой платок, смахнула упрямые слезы и высморкалась. Нельзя расслабляться, нельзя думать сейчас о прошлом. Пора ехать работать. Она заперла входную дверь и пошла через двор к машине. Ей предстояло не менее часа провести в пути до Лэнгриджа.

Старинный собор, сохранившийся еще со времен нормандского завоевания, в это солнечное утро выглядел особенно величественно. Лиз объехала его кругом и подкатила к стоянке. Место парковки она специально выбрала поближе к выезду, чтобы уехать сразу после церемонии и оказаться в доме новобрачных первой, до приезда жениха и невесты и прибытия гостей.

Викарий, которого она встретила возле дверей собора, выслушал все ее пожелания и постарался максимально помочь ей. Он даже был весьма любезен, пригласив на маленькую экскурсию по собору и рассказав историю замечательного сооружения. Лиз пришла в восторг от множества великолепных витражей, скульптур и настенных росписей, прекрасно сохранившихся. Викарий помог Лиз выбрать удобное место для съемки церемонии — так, чтобы все было хорошо видно и чтобы никому не мешать. Он подробно объяснил, как будет проходить венчание, кто где будет стоять и что за чем последует. Лиз была искренне тронута его добротой: не часто служители церкви относились с таким пониманием к ее работе.

Вернувшись к машине, она постояла немного, любуясь собором. В это прозрачное июньское утро, освещенный солнцем, он буквально сверкал стрельчатыми окнами, и даже серые каменные стены казались теплыми, праздничными. Шпиль главной башни стрелой взлетал в голубое безоблачное небо, и Лиз внезапно охватило странное чувство, словно душа ее тоже радостно устремилась ввысь. Впервые со дня смерти отца она так ясно услышала зов жизни, и ей самой захотелось праздника. Вот так из года в год, из века в век стоит этот величественный собор, думала она, сколько же событий произошло вне его стен и внутри его? Задрав голову, она рассматривала замечательный фасад со строгими порталами вокруг окон, старинными витражами, большой каменной розой сложного узора и неожиданно заметила в одной из арок гнездо… Вокруг башни летали какие-то птицы — ласточки? Лиз искренне наслаждалась покоем прекрасного утра.

Тишину нарушил рев мотора, и на лужайку из-за угла выскочил большой зеленый автомобиль. Он резко припарковался рядом с ней, мотор еще раз взревел и стих. Спохватившись, Лиз скорее полезла в багажник, чтобы извлечь наконец сумку с аппаратурой. За ее спиной громко хлопнула автомобильная дверца. Водитель что-то нервничает, подумала она, ставя сумку на траву и собираясь запереть машину. В этот момент над ее ухом неожиданно прогремел грубоватый голос:

— И надолго вы тут припарковались?

Тон ей сразу не понравился. Если это кто-то из церковных служителей, почему же разговаривает в таком воинственном тоне?

Однако, обернувшись, Лиз увидела, что этот человек уж точно не имеет никакого отношения к церкви. Гость, наверное. На нем был нарядный костюм — светло-серые брюки в полоску, серый, в тон, приталенный пиджак, в петлице — розовая гвоздика. Молодой брюнет высокого роста с красивым, но очень сердитым лицом. Лиз растерялась, гадая, чем вызвано его раздражение.

— Что вы сказали? — спросила она, притворившись, что не расслышала.

— Я спросил, надолго ли вы тут припарковались? — повторил он с той же неприятной интонацией.

Тут Лиз вдруг сообразила, кто это. Шафер! Артур — как там точно его фамилия? Она узнала его, припомнив фотографию в газете. Но там он весь сиял рядом со своей красоткой манекенщицей, а сейчас выражение его лица было хмурым, чтобы не сказать злым. Лиз вспомнила, что в обязанности шафера входит рассадить гостей по машинам после церемонии. Вот, наверное, поэтому он и сердится, не понимая, откуда она взялась тут. А может, просто нервничает — все же у шафера довольно ответственная роль во время венчания.

Лиз постаралась держаться как можно спокойнее и увереннее:

— Я останусь здесь до конца церемонии, если вас интересует время.

Ее ответ, впрочем, только больше разозлил брюнета.

— Но вот это, — он презрительно кивнул на ее старенькую, хотя и тщательно вымытую машину, — это нельзя тут оставить!

Лиз почувствовала, что в ней закипает раздражение. Конечно, ее старенький «форд» выглядел очень потрепанным и уставшим и своим скромным видом мог только шокировать гостей, прибывающих, так же как этот господин, в своих блестящих и дорогих авто. Вместе с ее «фордом» Лиз как будто тоже отодвигали подальше от богатого общества.

— Я не собираюсь переставлять машину в другое место! — заявила она сухо.

Он подошел к ней вплотную, Лиз даже слегка вжалась в дверцу своего маленького автомобиля.

— Послушайте, дорогуша, — процедил он сквозь зубы совершенно наглым тоном, — если вы приехали пораньше, чтобы занять место поближе и поглазеть на церемонию, — пожалуйста, но свое транспортное средство уберите со стоянки для гостей. И подальше! — Он двинулся обратно к своему «ягуару», давая Лиз понять, что его приказ обсуждению не подлежит.

Лиз с безразличным видом нарочито медленно заперла машину и снова повернулась к нему.

— А что вы сделаете, если я откажусь повиноваться? Пошлете за полицейской машиной с подъемником? Сомневаюсь, что в этой деревне таковая найдется.

Ледяной тон Элизабет подействовал на шафера, словно ушат воды. Лиз попала в точку: у него не было никаких особых возможностей заставить строптивицу подчиниться. Он лихорадочно искал хоть сколько-нибудь весомый контрдовод.

— Глупости! Пойду к викарию, и он заставит вас переставить машину.

— Давайте, — усмехнулась Лиз. — Скажите ему, что мисс Элизабет Ламберт припарковалась в неподходящем лично для вас месте. Уверена, он поможет вам. Он очень любезный человек.

Она постаралась проговорить все это как можно спокойней, чтобы в голосе ее не прорвались ни ирония, ни обида, и, взяв сумку, решительно направилась к входу в церковь. Она прошествовала мимо «ягуара» с гордо поднятой головой, но уже внутри церкви, пробираясь по боковому проходу к своему месту, почувствовала, что руки ее дрожат. В задних рядах Лиз поставила тяжелую сумку на пол и прислонилась к колонне. Нельзя принимать так близко к сердцу эту встречу. Он обошелся с ней ужасно грубо, но она дала достойный отпор. Можно гордиться собой… Нет, не из-за стычки она так переволновалась. Его лицо, глаза, весь его облик вызывал необъяснимое, путающее и волнующее чувство.

Из-за колонны Лиз увидела, как этот Артур вошел в церковь и остановил викария. До нее долетали голоса: священник что-то объяснял недовольному шаферу, но слов она не разбирала. Наконец Артур кивнул и отправился обратно к машинам.

Лиз перевела дух и занялась расстановкой световой аппаратуры. В конце концов, это столкновение было лишь мелким эпизодом, о котором, собственно, и вспоминать-то будет нечего, кроме того, что она не дала себя в обиду и не спасовала перед модным писателем.

Она огляделась по сторонам — как красиво в церкви! Из окна проникал солнечный свет, освещая алтарь и первые ряды. Сверкали золотом трубы органа, на мрамор и полированные спинки ложились яркие блики. Лиз с удовольствием вдохнула аромат цветов, расставленных в высоких вазах. Просто райское место для венчания!

Лиз установила штатив, прикрепила камеру, проверила вспышку. Главное, чтобы невеста с женихом получились хорошо именно тогда, когда будут давать клятву и обмениваться кольцами.

Зазвонил церковный колокол, и Лиз, сняв камеру со штатива, поспешила выйти наружу, где уже понемногу собиралась толпа деревенских жителей, чтобы посмотреть, как будет венчаться дочка эсквайра. Народ стоял по обе стороны дороги, освободив проход к главным дверям собора, распахнутым настежь в ожидании жениха и невесты.

Прибыла также съемочная группа с местного телевидения. Когда они выгрузились из машины со своей тяжелой аппаратурой, Лиз неожиданно увидела Дика Стивенсона, своего хорошего приятеля еще по колледжу. Оказалось, что Дик после окончания кинофотокурса в колледже долго не мог никуда устроиться, обегал все местные газеты, пока наконец не пришел на телевидение.

— Работаю внештатным оператором в программе новостей. Дело новое, но, честно говоря, я освоил все очень быстро. Денег, правда, сейчас маловато, но есть идеи. Хочу сделать свою команду. Додди Майлс будет работать со мной режиссером, да мы еще найдем парочку парней. А ты не забыла еще, как нас учили работать с телекамерой? — Дик вспомнил, как они вместе проходили курс, и, видно, решил позвать Лиз к себе в команду, хотя она и была единственной девушкой на курсе по кинофотоделу.

Но тут возле собора появились первые гости, и Дик как будто бы сразу позабыл обо всем на свете. Лиз, сняв очки и засунув их в карман жакета, тоже начала снимать.

Минут через двадцать появилась мать невесты под руку с какой-то старушкой. Потом сразу из трех машин выпорхнули шесть подружек невесты, все в одинаковых голубых платьях, с цветами в волосах. Мамы и тетки повели их к главному входу под возгласы толпы типа «Ах, какие милашки!».

Одна из девочек была повыше остальных. Эта — главная подружка, догадалась Лиз. Шафер должен быть с ней как бы в паре, но хмурый владелец «ягуара» явно не слишком увлечен прелестями праздничной церемонии. Надменное и несколько отчужденное выражение его лица могло только испортить свадебное настроение.

Невеста и ее отец должны были вот-вот приехать, но вышла небольшая заминка. Лиз смогла размять затекшие руки. Наконец в воротах появился шикарный «роллс-ройс», толпа заволновалась, но затихла, когда отец помог невесте выйти из машины. Раздались возгласы восхищения и даже аплодисменты, потому что Маргарет действительно была прекрасна — будто облачко из кружев, атласа, флердоранжа и нейлона.

Лиз, словно слившись с камерой воедино, ловила в кадр лица сэра Уинслоу и его счастливой дочки, ей удалось даже схватить крупным планом, как они улыбнулись друг другу. Потом Маргарет Уинслоу, опираясь на руку гордого папы, направилась в церковь.

Телевизионная команда не собиралась снимать саму церемонию. Помахав Дику на прощание, Лиз побежала к собору, чтобы успеть запечатлеть вход невесты в храм. У нее было на все про все минуты две — пока гости построятся в процессию, сопровождающую невесту.

Едва Лиз успела закрепить камеру на штатив, как смолк колокольный звон, и раздались звуки органа — прелюдия Баха. Жених занял свое место возле ступеней к алтарю, шафер встал за ним. Лиз навела на них объектив, чтобы проверить, будут ли они в фокусе.

Взяв крупным планом профиль шафера — она помнила, что зовут его Артур, — Лиз не удержалась и стала снимать. Теперь выражение его лица было совсем другим.

За те несколько секунд, что он был в кадре, Лиз успела подметить каждую черточку его красивого лица — гладкий лоб, разлет бровей, темные пушистые ресницы, большие выразительные черные глаза, крупный чувственный рот, тщательно выбритый подбородок. У него замечательные густые волосы, вьющиеся на висках… И еще Лиз вдруг увидела — он выглядит несчастным, даже каким-то подавленным.

Лиз была потрясена этим открытием. Такого она не ожидала — праздник, свадьба, а он… Что же это может быть? Артур вдруг резко повернулся к ней и посмотрел в объектив фотоаппарата с каким-то странным выражением. Лиз почувствовала, что по телу ее пробежала дрожь: они словно смотрели прямо в глаза друг другу. Это продолжалось всего мгновение, но Лиз заметила, что у нее дрожат руки. А ну-ка сейчас же соберись, дурочка! — приказала она себе. Твое дело работать, а не фантазировать!

В собор вошла мать невесты, и, всем видом демонстрируя достоинство аристократки, не спеша направилась к своему месту, за ней проследовали дети из хора. Потом вышел викарий, он на мгновение задержался у алтаря и встал напротив жениха и шафера. Орган смолк, и наступила томительная пауза. Все замерли в ожидании торжественного момента.

Лиз вдруг разволновалась так, будто она сама шла под венец. Раздались первые звуки «Марша невесты», и в главном проходе появилась процессия, сопровождающая Маргарет, которая шла, опираясь на руку величавого седовласого эсквайра, своего отца.

Кадры пленки номер два заняли пение гимнов, молитвы, обращение викария, клятвы новобрачных, обмен кольцами, регистрация в церковной книге. После этого Лиз надо было перезарядить аппарат — в соборе предстояло еще снять счастливую пару, направляющуюся к выходу, а потом выбрать кадр, как молодых встречает толпа. Она очень спешила, поэтому не глядя бросила отработанную пленку в открытую сумку и стала заряжать новую. С этим пришлось помучиться, не все сразу получилось. Но как только раздались первые звуки «Свадебного марша» Мендельсона, она уже стояла у дверей с камерой в руках.

Во дворе церкви Лиз расставила всех присутствующих по группам и сделала парадные фото новобрачных с родителями и гостями.

Лиз вернулась в собор, чтобы забрать аппаратуру. Здесь снова воцарилась торжественная тишина, но после только что прошедшей величественной церемонии собор казался пустым и слишком огромным, даже немного тоскливым. В ушах Лиз еще звучали орган и молитвы, благостный голос викария и легкий шелест платьев и цветов. Пожалуй, это было самое красивое венчание из всех, которые ей довелось снимать, и именно от этого Лиз почувствовала нежную грусть. Она бы тоже хотела стоять так с любимым у алтаря и принимать поздравления, но счастье пока что-то не спешило ей улыбнуться…

Прогнав несколько миль до поместья Уинслоу на высокой скорости, чтобы опередить молодых, Лиз решила не заезжать в ворота, а оставить машину где-нибудь поблизости, за оградой усадьбы. На лужайке перед домом все уже было готово для празднества. Солнце припекало, но столы накрыли под деревьями в густой тени. Пахло свежескошенной травой, цветами и едой. Сновали официанты с подносами, уставленными блюдами, на столах красовались вазы с фруктами. Лиз догадалась, что будет фуршет, и спросила у распорядителя, где предполагается поместить свадебный торт: на свадьбах момент разрезания торта считается кульминационным, а значит, штатив надо установить именно против главного стола. Едва она успела расположиться, как к воротам усадьбы подкатил кортеж, официанты выстроились у столов, зазвучала музыка.

Первыми появились сэр Уинслоу с супругой, за ними жених с невестой, а уж потом потянулась вереница гостей. Ну, с богом! — сказала себе Лиз, ощущая накатившую усталость и буквально расплавляясь под жарким солнцем. Последний удар!

Тут вся лужайка заполнилась гостями, ароматы дорогих духов заглушили запах цветов. Официанты ставили на столы блюда с какими-то вкусностями. Возникла целая батарея ведерок со льдом, из которых торчали запотевшие бутылки шампанского. Вынесли огромную белоснежную пирамиду — свадебный торт. Разговоры стихли, все взоры устремились на невесту, которая, соблюдая традицию, притворилась, что не может справиться сама с таким сложным делом, как разрезание торта, и призвала жениха на помощь.

Лиз добросовестно снимала все, что происходило. Потянулись тосты и спичи, и еще целый час она сосредоточенно глядела в объектив, а когда наконец официальная часть закончилась, облегченно вздохнула, собрала аппаратуру и, оставив кофр в холле особняка, отправилась передохнуть в парк за домом. Каждая мышца тела ныла от напряжения. Возле пруда Лиз нашла свободную скамейку под деревом, устало опустилась на нее, вытянула ноги и прикрыла глаза. Прохладный ветерок обдувал разгоряченное лицо.

— Хелло, мисс Ламберт! — раздалось вдруг у нее над ухом. — Отдыхаете?

Лиз вздрогнула и открыла глаза — перед ней стоял шафер, в одной руке у него была тарелка, в другой бокал с шампанским. Он протянул ей бокал.

— Предлагаю мировую!

У нее опять странным образом перехватило дыхание, и все внутри сжалось, как тогда, в церкви. Но там она смотрела в его глаза через объектив, они были далеко друг от друга, а сейчас она должна выдержать этот взгляд.

— О, спасибо! — пробормотала Лиз.

Она смутилась, щеки ее, и без того поджаренные солнышком, просто запылали. Взяв у него бокал, Лиз стала пить большими глотками замечательное ледяное шампанское.

— Это то, что надо! — сказала она, хотя не собиралась пить алкоголь, учитывая, что она на работе и еще за рулем.

Он сел рядом.

— Я именно так и подумал. — Он по-прежнему не улыбался, но тон его переменился и был вполне дружелюбным. — Видел, как вы сегодня тяжело трудились. Мне стыдно за мое безобразное поведение утром. Каюсь. Вот, возьмите этот торт в знак того, что вы меня прощаете.

Он поставил тарелку рядом с ней на скамейку.

Лиз хотелось ответить как-то остроумно, но ничего не шло в голову. Чтобы скрыть неловкость, она взяла тарелку и съела кусочек торта.

— Отлично, — кивнул он. — Значит, мир. Вы уже закончили снимать?

Он протянул ей соломинку, за которую ей легко было ухватиться, чтобы поддержать разговор.

— Мне еще надо отснять отъезд молодых, и тогда можно отправляться домой. Завтра я должна напечатать фотографии, оформить альбом и привезти сюда.

Он кивнул понимающе. Потом спросил, какой аппаратурой она снимает, давно ли начала этим заниматься, трудно ли искать заказы. Лиз охотно отвечала, удивленная, что за его вопросами чувствовалось не праздное любопытство, а какое-то теплое внимание. Наконец он взглянул на часы.

— Макс и Маргарет, наверное, скоро отчалят, — сказал он, — им еще ехать в Дорсет. У Макса там коттедж и лодка. Они планируют провести медовый месяц в Греции, на островах, но начнут с обычной английской деревни.

Лиз уловила в его голосе странную нотку, похожую на раздражение. Может быть, этому человеку было грустно, что друг его женится и счастлив?

— Ну, вам пора. — Он встал. — Иначе вы пропустите этот момент.

Лиз допила шампанское и тоже встала.

— Прекрасно! Спасибо, что подсказали мне, мистер…

— Крейг. Артур Крейг. Если хотите, просто Артур.

Лиз улыбнулась ему, но Крейг только хмуро кивнул в ответ. Странный — только что так мило разговаривал с ней, и вот опять помрачнел, выглядит подавленным, недовольным. Лиз припомнила ту фотографию в газете — он просто сиял рядом со своей невестой, он пожирал ее взглядом, даже Лиз обожгла его страсть. Но ее что-то не видно тут, не в том ли причина его дурного расположения духа?

— Еще раз спасибо, мистер Крейг, — сказала Лиз как можно ласковее. — Шампанское было замечательным… — Она немного замешкалась, потом добавила: — И вы были сейчас очень милым.

— Не стоит благодарности, — ответил он. — И еще раз простите меня за утреннюю сцену. Я понимаю теперь, как непросто вы зарабатываете деньги.

На этом они расстались. Лиз направилась на лужайку. Настроение у нее исправилось, на душе стало легко, даже весело.

Четы новобрачных среди гостей не было — они отправились переодеваться к отъезду. Лиз с камерой и штативом подошла к парадному входу огромного особняка сэра Реймонда Уинслоу. У лестницы стоял наготове роскошный лимузин с откидным верхом. Лиз расставила штатив прямо рядом с машиной и стала ждать.

Вскоре сюда подошли и гости, заняв позиции по обе стороны мраморной лестницы от входных дверей до автомобиля. После фуршета все были особенно оживленны, весело болтали, шутили. Наконец в дверях появились Макс и Маргарет в дорожных костюмах. Лиз навела объектив на невесту. В элегантном платье и жакете золотистого, с искрой, цвета невеста, казалось, вся сверкает на солнце. Пару сопровождали шафер, родители и родственники.

Артур Крейг сразу спустился вниз и встал возле Лиз, отчего она опять разволновалась, ей ужасно захотелось бросить все и убежать, но вместо этого она стала усердно снимать сцену прощания с новобрачными.

Посыпался настоящий дождь из конфетти. Гости выкрикивали поздравления и напутствия, смеялись, подходили поцеловать молодых. Наконец Макс усадил Маргарет в машину, а сам сел за руль. Лиз взяла лицо невесты крупным планом — ее глаза словно искрились от счастья. Маргарет взмахнула рукой — жест прощания, вот уже и готов финальный кадр.

Вдруг Лиз почувствовала, как что-то мягкое стукнуло ее по голове. Она вздрогнула и, оторвавшись от объектива, удивленно оглянулась. Оказывается, невеста бросила свой букет, и он попал — надо же! — прямо в Лиз. Она подняла цветы, густо покраснев. Все вокруг смеялись и аплодировали. Спрятав на мгновение лицо в букете, Лиз вдохнула аромат ландышей, отчего голова у нее просто пошла кругом, и тут, как сквозь сон, она услышала голос Артура Крейга:

— Я заметил у вас на руке кольцо. Значит, теперь скоро и ваша свадьба.

Артур держал ее руку, на которой лишь по недоразумению осталось обручальное колечко от Генри, и Лиз стало немного не по себе от прикосновения теплой ладони и сильных чувственных пальцев. Она ничего не могла вымолвить в ответ, только взглянула на него и глупо улыбнулась, почти готовая заплакать. Лицо Артура оставалось хмурым, ни тени улыбки, но он смотрел на нее пристально, и в глазах сверкнули какие-то искорки.

Лимузин, осыпаемый конфетти, двинулся к воротам, все разом стали кричать, махать руками вслед, пока он не скрылся из виду. Лиз поспешила на лужайку и стала упаковывать аппаратуру в кофр. Гости вернулись к столам, праздник продолжился, а Лиз думала только об одном — скорее в машину и домой.

И вот она медленно едет по шоссе. После шумной свадьбы, суеты, жары и волнений она чувствовала себя немного опустошенной. В голове одна за другой проносились картины сегодняшнего странного дня. Но мыслями она все время возвращалась к одному образу. Он словно заворожил ее чем-то. Только вот она больше с ним никогда не встретится, разве что увидит на фото, когда проявит и напечатает пленку. Но там он совсем не такой, каким его хочется запомнить.