Малика
Татьяна Петровна выглядит напуганной, но пытается держаться профессионально. Давненько нас с Костей не было на собрании в «Без имени», за это время наш куратор успела коротко подстричься и перекрасить волосы в пепельный. Вместо излюбленного кардигана на ней вязаный синий снуд, нарумяненные щеки на фоне смертельно бледного лица выглядят карикатурно. По пути сюда я не встретила никого из знакомых ребят, и сейчас жалею об этом. Возможно, они могли бы как-то помочь, хотя я понятия не имею, в какой именно помощи нуждаюсь. Кто сейчас в большей опасности - Костя, Кристина или…я?
И если я, то кто мой враг?
Тянусь к листочку с ручкой и пишу записку. Он сказал, что любой ценой не даст меня в обиду. Лишь бы не наделал глупостей. Без него мне в этой жизни ничего не надо, хорошо бы ему об этом напомнить. Конец света без него. Конец Малике.
Татьяна Петровна выглядит встревоженной, пока беседует с моей мамой, я сижу, опустив глаза, и гадаю, как такое могло случиться: две реальности столкнулись, исцарапав друг друга, пошатнув то, что до этого дня казалось незыблемым. Мои родители познакомились с куратором в «Без имени».
Татьяна Петровна говорит маме, что мы с Костей бросили занятия и не отвечаем на сообщения, та понимающе кивает - по-видимому, ожидала услышать нечто подобное. Со стороны кажется, что мы с Костей бросили все на свете. Возможно, так и есть, но не ради секты, а ради друг друга.
Татьяна Петровна, тяжело вздыхая через каждое слово, подтвердила маме, что я пришла в группу запуганной и неуверенной в себе. Заплутавшим в ледяных морях корабликом, отчаянно нуждающимся прибиться хоть к какому-нибудь берегу.
И прибилась. К Косте, который, судя по всему, вновь слетает с катушек. Мама разочарованно поглядывает на меня, а мое сердце сжимается.
Оказывается, в то время я настолько беспокоила куратора, что она боялась отпускать меня домой, опасаясь, что я могу пуститься во все тяжкие и совершить нечто ужасное.
Татьяна Петровна не сомневается, что я была настроена на работу и жаждала перемен, но как только познакомилась с Разовским, бросила занятия и перестала уделять внимание лечению. Мама продолжает кивать. У нее морщинки между бровей, мама не на шутку обеспокоена. Я вновь чувствую себя глупым бесполезным ребенком, которого отчитывают за попытку сбежать из дома. Не знаю, откуда они тогда узнали, что мы с Крис несколько часов просидели на вокзале в ожидании автобуса, но попало нам с сестрой поровну, одинаково сильно. Такой позор! Взрослых девах отец высек ремнем! Было не столько больно, сколько стыдно. Но тот случай здоровски объединил нас с Кристтиной. Я поняла, что могу доверять ей.
Мне кажется, что меня увезут домой и снова будут сечь, потому что я настолько невменяема, что не понимаю слов. Я едва сдерживаюсь, чтобы не начать огрызаться, что совершенно недопустимо. Лучше бы Кристину секли, а не покупали ей новые игры. Возможно, она бы тогда не увязла во всем этом дерьме так глубоко, и не потянула за собой меня.
Мама с Татьяной Петровной выходят из кабинета, и я не могу слышать, о чем они говорят следующие двадцать минут. Сижу за партой в одиночестве, бессознательно ожидая, что сейчас откроются двери, и начнут заходить другие участники собрания. Зайдет и Костя, бросит рюкзак на парту, сядет на свое привычное место и уставится на меня своим колючим взглядом исподлобья. Будет шарить по присутствующим глазами, пытаясь успевать читать по губам и хмуриться, если не удается. Будет молчать, думая о своем.
Сегодня ночью в его квартире от ужаса кровь заледенела в жилах. Очень страшно, когда психопаты открыто угрожают твоей жизни и здоровью. А на контрасте после нескольких часов в его объятиях - и вовсе, будто голой выгнали на мороз. Пальцы ног подгибаются, мне снова страшно. Они знают, что я сплю с ним, и в курсе, что ему это нравится. Они понимают, что я - одна из тех, кто держит его здесь. И если на Антона Игоревича покуситься не осмелятся, то я - легкая добыча.
Мы сбежали ото всех, чтобы провести несколько мучительно сладких часов наедине друг с другом, а оказалось, что никуда мы не сбегали, а двигались по чьему-то заранее составленному плану.
Я думаю о том, что если бы мы наугад поехали в любой отель, взятый с десятой страницы поисковика, рандомно выбрали номер, то и там бы нас ждали. Безумие. Я едва сдерживаю истерику, настолько мне страшно.
Неудивительно, что он взбесился и захотел вытащить из Кристины сведения. Может, мне не следовало тормозить его. Я не собиралась выбирать между ним и Кристиной! Всего лишь уберечь от необдуманных поступков.
Мне нужно к нему, чтобы уберечь его. Я закрываю глаза и четко представляю себе Костю на холодной террасе загородной дачи, курящего сигарету за сигаретой. А из поддержки - только Рок, который не пропустит ни одной авантюры. На мои глаза наворачиваются слезы. Я подхожу к окну и пытаюсь понять, смогу ли аккуратно слезть со второго этажа и сбежать к нему.
Он вернется на дачу, а там я. Может, ветеринары разрешат забрать Акцио, и мы будем заниматься собакой. Я скажу Косте, что мы не будем выходить из охраняемого дома, что бы ни случилось. Будем ждать, пока у этих гадов сдадут нервы и они ошибутся.
В этот момент в кабинет заходит Татьяна Петровна и жестом просит меня сесть за парту, напротив ее стола. Слушаюсь. Сцепляю пальцы, смотрю вопросительно, в глубине души надеясь, что она поможет.
Она ведь хорошая. Всегда жалела меня, уделяла уйму времени. Она несколько лет знает Костю и должна была составить о нем непредвзятое мнение! Попытаться объяснить моим родителям, что он не опасен. Нужно защищать его, а не от него.
- Элен, - начинает куратор, но я ее перебиваю:
- Зовите меня Малика. Карты вскрыты, ни к чему продолжать притворяться, - мне хочется, чтобы она звала меня по имени. Я больше не хочу быть ничьей тенью, мне нужно обозначить свое собственное «Я» и право самой распоряжаться своей судьбой.
- Нет, я буду звать тебя Элен, - безжалостно отрезает Татьяна Петровна, и меня это удивляет.
- Мое имя - Малика Дивеева, - повторяю я, упираясь.
- Хорошо, я буду называть тебя иначе, но только после того, как ты объяснишь, зачем взяла себе псевдоним. Тебя называют «Элен» даже на работе, а это более чем подозрительно. Нельзя вот так просто прийти и сказать, что отныне тебя зовут как-то иначе, - она говорит так, будто у нас сеанс. И я невольно поддаюсь, включаюсь в игру, потому что нуждаюсь в чем-то подобном.
- Это все невероятно глупо, - пытаюсь улыбнуться.
- Возможно, для кого-то, но не для тебя. И не для меня. Твоя мама за дверью, она не слышит, о чем мы тут толкуем. Возможно, у тебя сейчас последний шанс поговорить об этом с кем-то, кроме родителей, - я вскидываю на нее глаза, она продолжает: - Они настроены увезти тебя. Если ты хочешь объясниться, то должна решиться сейчас.
- Я хочу решиться.
- В какой момент Малика превратилась в Элен? Что случилось перед этим? - Татьяна Петровна пододвигает свой стул поближе к столу, расслабляет плечи и кладет руки перед собой. Весь ее вид говорит о том, что мы никуда не торопимся. Это помогает.
- Когда… - я понимаю, что нуждаюсь в разговоре начистоту. Сегодня ночью я хотела поделиться этим с Костей, но не успела. - Малика - особенное имя. То есть особенное конкретно для моей семьи. Оно передается из поколения в поколение, это традиции. И когда выяснилось, что я неродная, получился конфуз. Меня начали звать исключительно «Ликой», думали даже перезаписать в паспорте. Впрочем, это неважно. Важно вот что: мое полное имя осталось будто невостребованным, бесхозным, и его забрала себе Кристина, - говорю тихо, боясь, что кто-то услышит и посмеется. А потом срываюсь, и продолжаю шепотом: - Родители не верят, но Кристина - вляпалась. Можно называть ее наркоманкой, геймершей, кем угодно! И ее ник в игре - «Малика». Она живет две жизни, в одной - Кристина, в другой - Малика. В последние годы Маликой она является намного чаще, чем я, поверьте.
- Тогда и появилась «Элен»? Ты придумала это имя?
Я смеюсь. Никогда никому такое не рассказывала.
- Когда мы с Кристиной познакомились, у нее была крольчиха по кличке «Элеонора», Кристина тогда фанатела от одного сериала и звала зверька в честь героини - Элен. Крольчиха умерла от голода, и имя освободилось. Раньше это казалось забавным, - понимаю, что смотрю исподлобья.
- От голода? - не понимает Татьяна Петровна. Я киваю.
- Да, она была не старой, и умерла от голода. Или жажды, я точно не знаю. Наверное, все же от жажды. Клетка стояла у Крис в комнате, и та должна была ухаживать за Элеонорой. Она и ухаживала, и все было отлично. Кроме той недели. У Крис были какие-то важные соревнования, она играла, играла и еще раз играла, забыв обо всем на свете. Шпилила, нацепив наушники, не прерываясь на сон и еду. А когда вспомнила, крольчиха уже едва дышала, в ветеринарке ее не спасли. Мы ее похоронили в саду под рябиной. Имя освободилось, - прозвучало безумно, но примерно так я себя сейчас и чувствовала.
- Это чистой воды бунт, Малика.
- Родители думали, что она занимается. Учеба всегда давалась ей легко, не знаю каким образом, чудеса! Она говорила, что у нее контрольная по французскому, запиралась в комнате готовиться, и играла часами, днями напролет, а потом сдавала на пять, - я говорю все это, думая о Косте. С ним было так же. Они с Роком и остальными лгали родным, для отвода глаз занимались спортом. Не пили, не курили, не пропадали ночами не пойми где и с кем. Они выглядели идеальными детьми.
Татьяна Петровна внимательно смотрит на меня:
- Ты пыталась говорить с родителями?
- Пыталась. Родители верят ей, а не мне. Она устроила все так, что под замок посадят именно меня. Боже, у нее даже имя в сети мое! - ударяю ладонями по столу. - Она будто ни при чем! Родители поведут меня к психиатру, пока Кристина спокойно продолжит играть и пробивать себе дорогу в другой мир! Она - как Костя в прошлом. И если Костя вовремя включил мозги и не стал травиться, то она - непременно станет.
- Стал, - очень тихо, словно надеясь, что я не услышу, говорит Татьяна Петровна. Но я прекрасно слышу, леденею и впиваюсь в нее взглядом.
- Что вы хотите сказать? Они с Роком живые! - мой голос басит, не узнаю его.
- Рок действительно не стал. Еще двое из их секты чудом избежали смерти, напутав с ингредиентами. А Костя отравился. У них есть особый «коктейль», который готовится в кустарных условиях. Довольно сложный. Разработал Костин дядя, он фармацевт в прошлом. Искусный химик и… психопат, к сожалению. Для него не составило труда раздобыть ингредиенты, по отдельности в небольших дозах они безобидны, но смешав в нужных пропорциях - превращаются в яд. Костя ошибся при приготовлении. А может, это особенность его организма, просто сильный мальчик - справился с ядом. Я не знаю точно, что делает этот коктейль, но читала, что он как-то по-особенному воздействует на мозг. Костя выпил яд, но остался жив. Он всего лишь оглох.
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
Татьяна Петровна очень расстроена, сказанное дается ей с трудом.
- После случившегося он был совершенно невменяем, впал в глубочайшую депрессию. Затем последовали расследования, допросы, его дядю посадили. Кажется, он начал понимать, что «Данте» не существует, а его друзья просто отравились. Но я не уверена, что он не передумает. Я боюсь, что в глубине души он ждет подтверждение, что мир «Данте» все же реален.
Я чувствую ярость.
- Получается, Антон знает, что Костя нестабилен, и продолжает заставлять его играть?!
- Он не играет по сети, все его действия в интернете отслеживаются. Костя об этом не знает и не должен знать для его же блага, иначе он найдет пути обойти брата.
Я не могу поверить в то, что слышу.
- Мне жаль такое говорить, но в сложившейся ситуации ты должна знать, что Костя может повести себя неадекватно. Не стоит лишний раз искушать его. И доверять. Он, возможно, единственный, кто знает наизусть рецепт яда, ему ничего не мешает при желании его вновь приготовить и подлить тебе в чай.
- Что вы несете. Он ненавидит секту.
- И реальный мир тоже не слишком жалует. Все может быть не так, как ты думаешь. Я всего лишь. Эл… Малика, я всего лишь хотела сказать, чтобы ты посмотрела на ситуацию из другого угла. Твои родители не просто так пролетели полстраны, не считай их врагами. Может, все не так, как ты себе представляешь? Костя точно не тот человек, на кого стоит положиться в борьбе с новой сектой. Тебе лучше уехать.
Когда мы с мамой выходим из клиники, я не могу сдержать слез, смотрю в пол. Не могу поверить, что Костя совершал в прошлом попытку уйти в «Данте».
Подали сигнал, и он послушно выполнил задание. Ему просто повезло. Или не повезло. Он выжил, но оглох. В памяти вновь всплыла ночь, когда они играли с Кристиной, когда он выглядел счастливым и уверенным в себе.
Моему разочарованию нет предела, тяжело идти под его натиском. Но внутри все же теплится надежда - вдруг Татьяна Петровна ошиблась?
Вот бы поговорить с теми двумя выжившими. От Рока толку в этом плане мало, он своему бывшему командиру в рот заглядывает. Интересно, а какие те, другие?
Я поднимаю глаза и вижу перед собой Милу, которая, узнав меня, счастливо улыбается. Я кидаюсь к ней навстречу и обнимаю. Дядя с охраной напрягаются, но, к счастью, не собираются силком отрывать меня от подруги. Мила слегка удивлена, но обнимает меня в ответ.
- Привет! Сто лет тебя не видела! Как дела?
Я шепчу ей на ухо: «Отдай Косте записку, умоляю тебя», - и передаю ей клочок бумаги, на котором успела написать несколько слов в кабинете куратора. И вслух:
- Отлично, приходила попрощаться. Я улетаю домой.
Мила обескуражена, бросает взгляд на моих родных, но кивает и желает удачи.
Мне не по себе от того, во что я вляпалась, желая помочь сестре. Такси мчит нас в сторону аэропорта, и я ничего не могу поделать. Огромного труда стоило сбежать из дома родителей в Москву, они заблокировали мне кредитки, когда я поступила в туристический ВУЗ, придя в ужас от выбора специализации. «Будешь работать «проституткой для иностранцев!» Кристина не совершала моих ошибок, она училась в университетах, которые одобряли родители. У нее все было по плану. Когда она уйдет в «Данте», родители будут говорить, что и представить себе не могли. Что ничего не предвещало. Что она была прекрасным ребенком, ответственная. Красивая, умная, живая. Да, редко звонила, но мало кто может похвастаться тем, что в двадцать лет ежедневно висит на телефоне с родителями.
- Почему Кристина не едет с нами? Почему вы ее оставляете в Москве?
- А зачем ее забирать? У нее сессия в самом разгаре. Это ты свою завалила, ни одного допуска к экзаменам, - холодно отвечает отец. У меня пылают щеки.
- А вы не боитесь, - говорю я, - что страшные сектанты доберутся до нее, чтобы отомстить мне?
- Нет, - говорит отец. - Во-первых, ее теперь будут охранять, во-вторых, Разовский вряд ли в ближайшее время захочет хоть как-то контактировать с нашей семьей.
Я напрягаюсь всем телом, желая сжаться в комочек. Понятия не имею, что с Костей сделал отец, страшусь даже спрашивать.
- Папа, ты заблуждаешься насчет Кости, - все же не могу промолчать. Меньше суток назад этот самый Разовский покрывал мое тело поцелуями, и, закрыв глаза, я по-прежнему мысленно переношусь в его квартиру на тот самый матрас, на котором мы не сдерживали себя в попытках движениями выразить свои чувства. Я хочу снова туда к нему, пока не врубили свет, и все не покатилось к дьяволу. Я плачу, потому что не могу вернуть время и еще хотя бы капельку побыть рядом с ним.
- Кристина сообщила, - продолжает рушить мои надежды отец, - что Вадим пытался тебя предупредить об опасности. Позапрошлой ночью его избили. Сопоставив факты, легко догадаться, кто именно, - папа безжалостен. - Ты меня очень разочаровала, Лика. Все, что угодно, но… секта? Теперь будешь жить дома, на глазах. Ты не оправдала ни ожиданий, ни доверия. И мне страшно представить, что было бы, не спохватись Кристина вовремя. Твоя судьба - быть домохозяйкой. Зря тебе позволили уехать, это моя ошибка.