Бунт Хаус

Глава 14.

ЭЛОДИ

— НУ ЖЕ, ДЕВОЧКА. Ты же знаешь, что хочешь этого.

Я не хочу. Реально не хочу, но у Карины такое умоляющее выражение лица, что ей трудно сказать «нет».

— Прости, я просто очень устала. Вечеринка? Я не буду знать никого, кроме тебя.

— Ты знаешь меня, — напевает Прес, пролетая мимо моей двери с ярко-розовым платьем в руках, которое на сто процентов будет ужасно сочетаться с ее каштановыми волосами.

— Видишь. — Карина скрещивает руки на груди, делая вид, что уже выиграла эту битву. — И Рашида тоже там будет.

— Рашида едва ли сказала мне больше трех слов с тех пор, как я приехала сюда. — Я еще глубже зарываюсь в одеяло, натягивая его до подбородка. — Здесь так хорошо и тепло. И вообще, я уже в пижаме.

— Не лги, Стиллуотер. Ты ведь там полностью одета, да?

— Угу. Тусоваться на вечеринке, чтобы надо мной смеялись и издевались парни из Бунт-Хауса, не похоже на хорошее времяпрепровождение.

— Ха! Они не ходят на вечеринки в городе. Они слишком претенциозны и заносчивы, чтобы общаться с детьми из Маунтин-Лейкс. И потом, я слышала, как Пакс говорил Дамиане, что все трое едут в Бостон на выходные. Отец Дэша устраивает какую-то благотворительную акцию. Так что прямо сейчас ты можешь забыть о том, чтобы использовать их в качестве оправдания.

Я хмурюсь, выпячивая нижнюю губу.

— Чтобы ты знала, я ужасна в больших общественных мероприятиях. Я не знаю, как разговаривать с людьми. Я только поставлю тебя в неловкое положение, и тогда ты больше не захочешь быть друзьями.

— Чушь. Мы сидим здесь взаперти всю неделю, и ты хочешь остаться тут на все выходные? Извини. Я не могу этого допустить. Пошли. Давай взорвем этот танцпол.

Я не смогу выбраться отсюда, это точно. Впрочем, она права. Не имеет смысла запираться в своей комнате на все выходные, когда нам запрещено покидать ее в течение недели. Похоже на какое-то варварское самобичевание, которое, не думаю, что заслужила.

— Кто устраивает эту вечеринку?

Она подпрыгивает на месте и хлопает в ладоши.

— Урааа!

— Карина, неееет, я ни на что не соглашалась. Ты должна сказать мне, кто устраивает вечеринку!

Она сбрасывает джинсовую куртку с одного плеча, драматично позируя и ухмыляясь, как дьявол.

— А разве это имеет значение? Там будет выпивка. Там будут мальчики. Там будет музыка. Ну же, Элли. Надень свою самую короткую юбку и поехали!

Особняк — изящный шедевр, возвышающийся на краю утеса с видом на самое большое озеро города — достаточно велик, чтобы вместить целую футбольную команду. А парень, который устраивает эту вечеринку, Оскар, сын бывшего игрока НФЛ, так что в этом есть смысл.

Чтобы выяснить, кто знает Оскара и были ли мы вообще приглашены на это мероприятие, мне потребовалась целая поездка вниз по горе, и к тому времени я уже перестала беспокоиться и была готова выпить пива.

Вечеринка в самом разгаре, когда мы входим в парадную дверь — люди танцуют и улюлюкают под громкие, лихорадочные басы, которые накачивают профессиональные динамики; шоты льются рекой; стол для пиво-понга не один, а сразу два; и так много людей, которых я узнаю, что сразу расслабляюсь. Здесь половина Вульф-Холла. Может быть, я и не в ладах с большинством этих парней, но я их узнаю, и если им позволено быть здесь, то и мне тоже.

— Нам нужен пит-стоп в ванной, — заявляет Карина, таща меня сквозь волну танцующих тел.

Я извиняюсь перед людьми, когда сталкиваюсь с ними, но меня встречают дружелюбные лица. Кажется, никто не возражает против небольшой толкотни. Когда Карина находит туалет, она затаскивает меня внутрь и захлопывает дверь, возбужденно разворачиваясь и прислоняясь к ней, положив ладони на дерево.

— Так. Я могла бы и не упоминать об этом. Но там есть один парень.

Я приподнимаюсь и сажусь на мраморную стойку у раковины, подтягивая колготки, стараясь не зацепиться ногтями за блестящую тонкую материю

— Конечно же, есть парень, — соглашаюсь я. – И кто он? Как его зовут? Он учится в академии?

— Он учится на первом курсе университета Олбани. Его зовут Андре, и он очень красив. Он дружит со старшим братом Оскара, и он обещал, что будет здесь сегодня вечером.

— И нам нравится этот парень, Андре?

Карина с энтузиазмом кивает.

— Он нам очень нравится. Он очень умный. Добрый. Забавный. Спрашивает разрешения, прежде чем поцеловать меня, что на самом деле немного странно, но это лучше, чем альтернатива. И он выглядит как молодой Энди Сэмберг.

— Энди Сэмберг?

— У меня очень своеобразное чувство вкуса, мой друг. Разве ты уже не поняла это по одежде?

Справедливости ради, на ней надет фиолетовый вельветовый комбинезон с приделанными к нему нашивками из четырех листьев клевера. На футболке, которую она надела под комбинезоном, спереди нарисована обезумевшая кошка.

— Окей. Я понимаю, понимаю, — смеясь, говорю я. — Но я знаю только одного парня, который тебя интересует, и это... ну, ты знаешь кто, и он похож на классическую греческую статую. В нем вообще нет ничего необычного или странного. Он как... ванильное мороженое. Но самое дорогое, самое декадентское, роскошное ванильное мороженое, которое можно купить за деньги.

Карина фыркает, разглядывая себя в зеркале. Она открывает кран, смачивает пальцы и приглаживает волосы, которые сегодня она распустила: густые, красивые и упругие.

— Но ведь в этом-то все и дело. Все любят ванильное мороженое. Может быть, ты любишь фисташки, или лакрицу, или... я не знаю, — смеется она, — чертово мороженое со вкусом васаби, но, когда появится ванильное мороженое, ты все равно захочешь попробовать. Потому что ванильное мороженое выглядит так хорошо, и оно такое вкусное, и ты думаешь, что знаешь, что получишь. Но потом ты понимаешь, что оно испорчено и тебя отравили, и.. — она выдыхает, качая головой. — Ну, не знаю. Ванильное мороженое оказалось отвратительным.

— А какое мороженое Андре, как ты думаешь? — спрашиваю я, наблюдая, как она накладывает блеск для губ.

— Легко. Классическое сэндвич-мороженое с кориандром и лаймом. — Она улыбается, игриво прикусывая язык. — Немного не в себе. Немного чокнутый. Немного странный. Но все его странные части каким-то образом работают вместе. Мне это в нем нравится.

Хорошо, что она так волнуется из-за парня. После ее слез в закусочной в прошлые выходные я подумала, что пройдет еще много времени, прежде чем она найдет кого-нибудь, от кого ей захочется упасть в обморок. И вот она здесь, в глубоком обмороке.

— А какое мороженое Рэн? — спрашивает она, хлопая ресницами.

— Ну и дурацкий же ты задаешь вопрос. С чего бы мне думать о том, что он за мороженое?

— Ну, не знаю. Ты мне скажи... — ее голос звучит легко и непринужденно, но я смотрю прямо на ее лицо в зеркале. Я вижу осторожное выражение лица, которое она пытается скрыть. — Ты часто на него смотришь. Он часто смотрит на тебя. Я подумала, что со всем этим отрицательным напряжением, витающим в воздухе, что-то может произойти…

— Рэн Джейкоби — не мороженое. Он кусок черствого сыра, пропитанный крысиным ядом, и мне совершенно неинтересно его пробовать.

Карина добродушно смеется, щелкая крышкой блеска для губ и опуская его обратно в сумочку.

— Ладно. Я тебе поверю, девочка. Но просто чтобы ты знала... многие не стали бы этого делать.

Оскар выглядит как полузащитник. Он ростом шесть футов три дюйма и почти такой же широкий, и когда он двигается, все на вечеринке двигаются вместе с ним, притягиваясь к нему, как будто они пойманы в ловушку на его орбите. Можно услышать, как он смеется — богатый, теплый, гулкий звук — над бешеным ритмом музыки, которую меняют каждую минуту или около того, не в состоянии посвятить себя одной песне, не переключая ее на что-то другое.

Я знакомлюсь с ним четыре раза подряд, и он ни разу не вспоминает меня —эта невежливость смягчается тем, как он счастлив, когда снова узнает мое имя и обнимает меня, как будто именно это и имеет в виду.

В перерывах между моими столкновениями с Оскаром, Карина накачивает меня пивом за пивом, как будто вечеринка вот-вот закончится. Я не новичок в алкоголе. Я перепробовала все известные человеку напитки, но, по общему признанию, это было уже давно; я опьянела от пива номер три и пьяна к тому времени, когда достигаю кружки чашки номер пять.

Около одиннадцати Карина становится ярко-розовой и указывает на парня в другом конце гостиной, который действительно похож на молодого Энди Сэмберга. Он просиял, как только увидел ее, и моя подруга больше не видит никого, кроме Андре. Я не ревную её ко времени, проведенному с ее новым сэндвич-мороженым с кориандром и лаймом; когда ты находишь свою вкуснятину, ты должен наслаждаться каждой секундой, пока можешь.

Да и вообще. У меня есть Пресли, чтобы составить мне компанию.

— Люди склонны упускать из виду человека с бритой головой, — говорит она, раскачиваясь рядом со мной на своем стуле.

Она пьяна, но все еще мыслит здраво. Я так думаю. Может быть, мы достигли того идеального равновесия, когда она настолько пьяна, что не в своем уме, а я настолько пьяна, что ее невнятные слова и нечеткие утверждения действительно звучат как настоящие слова.

— Люди считают его глупым, потому что он модель, но в прошлом году мне пришлось работать с ним над научным проектом, и он был действительно умен. Реально, реально, реально умный.

Я передаю ей пиво, которое мы пьем вместе.

— Реально, реально, реально умный?

— Да! — говорит она, хихикая. — Реально, реально, реально... реально, реально... — она забывает, что собиралась сказать. — Короче, его зовут Пакс. По-латыни это означает «мир». Ты это знала?

— Знала.

— Ооо, посмотри на себя. Умная маленькая Элоди. Мне нравится твое имя. Что значит Элоди?

Я громко икаю, пытаясь сосредоточиться на хорошеньком веснушчатом личике Пресли, но в данный момент она раскачивается в трех местах, и я не уверена, к какой версии я должна обратиться.

— Значит «чужие богатства», — говорю я средней Пресли. — С французского языка. Это было второе имя моей мамы.

— Это ррррреально красиво, — бормочет Прес. — Реально, реально, реаль...— Она понимает, что делает, и заливается смехом. — Боже, по крайней мере, тебя не назвали в честь толстяка в парике, который... который, черт возьми, умер, сидя на унитазе, од... но... вре... мен… но… — она борется с этим, — поедая гамбургер и вываливая гигантское дерьмо.

— Не думаю, что это когда-либо было доказано, — бормочу я, стараясь не рассмеяться. Как я могу сохранять невозмутимое выражение лица, когда она все это придумывает?

— Боже, я действительно напилась, — говорит она, пошатываясь и пытаясь подняться на ноги. — Думаю, мне нужно быстро пройтись по территории, чтобы протрезветь. Ты когда-нибудь видела этих скоростных ходоков? Они выглядят чертовски нелепо. Эй! О, привет! Том! Смотри, Элли, это Том из академии. Он нас не видел. Ну же, давай напугаем его до смерти.

— Прес, думаю, я бы предпочла просто остаться... здесь...

Хотя, уже слишком поздно. Она хватает меня за запястье и поднимает на ноги. Не успеваю я опомниться, как мы оказываемся по другую сторону гостиной Оскара и стоим позади Тома, который рассказывает очень оживленную историю своим друзьям.

— А потом он схватил меня за горло, глядя на меня так, словно собирался убить, и я не мог дышать, черт возьми, и я сказал: «Хорошо! Ладно! Я, бл*дь, это сделаю. Просто отвали от меня, чувак!».

— Этот парень не в себе, — говорит высокий парень в очках. — Я слышал, что он ударил ножом одного из учителей во время весенних каникул в прошлом году.

— Не говори глупостей, — говорит единственная девочка в маленькой группе Тома. Кончики ее светлых волос выкрашены в пурпурный цвет. Она закатывает глаза. — Если бы кто-то из учителей получил ножевое ранение, разве мы не знали бы об этом? И почему, черт возьми, они позволили ему продолжать посещать академию, если он причинил вред одному из преподавателей? Ты действительно должен пропустить это дерьмо через фильтр, прежде чем позволить ему выплеснуться из твоего рта, Клэй. Ты знаешь правило. Мы проверим все факты, прежде чем объявить это истиной.

— Расслабься, Джем. Боже. Он просто рассказывает нам то, что слышал, — говорит невысокий парень, разламывая пальцами пирожное. Он запрокидывает голову и роняет в рот кусок липкого шоколадного торта.

— Уф! Никто из вас меня не слушает! — Том раздраженно поднимает руки вверх. — Джейкоби угрожал убить меня на хрен. И если я не верну телефон этой девушке до конца завтрашнего дня, она поймет, что что-то не так. Она, вероятно, доложит обо мне Харкорт. Меня исключат, и мой дед убьет меня, и я умру в любом случае, так что мне действительно нужна какая-то гребаная помощь, пожалуйста, потому что я сейчас немного схожу с ума, и ...

Парень, поедающий пирожное, проглатывает его.

— Эй, Том?

— Что, Эллиот? ЧТО?

— А как выглядит та девушка? Та, что с телефоном?

— Ну, не знаю. Она горячая штучка. Небольшого роста. Светлые волосы. У нее красивые глаза. Да какая, к черту, разница?

Эллиот невесело усмехается.

— Потому что я почти уверен, что она стоит у тебя за спиной. И она выглядит взбешенной, чувак.

Том резко поворачивается, как будто его только что ткнули в задницу палкой.

— Вот дерьмо. Элоди! Э... да, это Элоди. Как дела? Хм, ты... — он отчаянно потирает затылок. — Наслаждаешься вечеринкой?

Я наслаждалась вечеринкой.

Теперь — нет.

Теперь я воплощение гнева.

Я пылающее солнце, готовое превратиться в сверхновую звезду.

Я восемнадцать разных видов злости.

Я мысленно перечисляю все способы, которыми могла бы убить Тома и сделать так, чтобы власти никогда не нашли его тощую задницу.

— Объясни, — рычу я.

— Ну, я не знаю, что ты там услышала, но ...

— А знаешь что? Не утруждай себя объяснениями. Просто скажи мне, что ему нужно от моего телефона, и я не сломаю твою жалкую шею.

Зрачки Тома расширяются — это паническая реакция. Некоторые парни не поверят, что такая маленькая и светловолосая девушка, как я, может быть жестокой. Но Том мне верит. Он видит убийство в моих глазах и знает, что, хотя я и пьяна, я с него живьем шкуру спущу.

— Он… я имею в виду, я не знаю. Я думаю... я понятия не имею, зачем он ему понадобился. Он велел мне починить его как можно быстрее, а потом отнести к нему домой. Он велел мне оставить его на столе в его комнате, а потом убираться к чертовой матери. Вот и все. Это все, что я знаю. — Он хватает белую салфетку, в которой Эллиот держал свое пирожное, и машет ею в воздухе. — Мне очень жаль, ладно. Смотри! Я сдаюсь! Я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, ясно? Я привык к тому, что такие люди, как ты и как... как он, игнорируют меня. Я не существую для вас, люди, и я хочу снова стать невидимым, потому что это действительно отстой.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы заметить разбитую губу. Но теперь я это вижу, потому что он говорил так оживленно, что снова открыл рану, и по его подбородку стекает ярко-красная струйка крови. Рэн с ним это сделал. Рядом со мной неловко кашляет Пресли.

— Может быть, нам стоит пойти и найти Карину? Я не хочу запутаться в этом дерьме Бунт-Хауса. Это вроде как твоя и её фишка.

Я надвигаюсь на Тома, жалея его и ненавидя в равной степени. Парень становится очень, очень бледным.

— Что это значит? Люди, как я?

— Ну, ты знаешь, — тихо говорит он. — Популярные дети. Члены социальной элиты. Ты... ты такая же, как они.

Ярость, которая вращалась вокруг меня, как шар белого, обжигающего жара в моей груди, взрывается, на мгновение разрушая мой разум. Джем неловко бочком пробирается к выходу из группы, крадется прочь, ее глаза прикованы к половицам. Эллиот и Клэй выглядят слишком ошеломленными, чтобы двигаться.

— Я не такая, как они, — шиплю я. — Совсем не такая, как они. Как ты можешь так говорить? Ты совсем меня не знаешь.

Том опускает салфетку, словно смирившись со своей судьбой. Он знает, что сказал что-то не то. Я в микросекунде от того, чтобы броситься на него, когда появляется Карина в вихре фиолетовой ткани и волос.

— Эй! Что случилось, ребята? Джем только что сказала, что здесь вот-вот начнется драка.

Я не могу заставить себя посмотреть на нее.

— Расскажи ей, что ты сделал, Том.

Он моргает.

— У меня не было выбора, — стонет он.

Дружелюбный тон Карины улетучивается.

— Том Петров. Расскажи мне, что ты натворил.