— Как насчет того, что если будет девочка, назвать ее Джанис, а если мальчик, то Джарвис? — Алекс стоял, прислонившись к стойке, и наблюдал, как Фан раскатывает тесто для сладкого пирога. — Хорошо, если тебе не нравится Джанис и Джарвис, то как насчет Маделин для девочки и Оливера для мальчика?
— Не Оливер и не Маделин.
— Прекрасно. Давай послушаем твои драгоценные предложения, — бросил ей вызов Алекс.
Фан осторожно переложила раскатанный пласт теста на противень и сказала:
— Я предлагаю Сидни для мальчика и Синди для девочки.
— Ты отвергла мои предложения, а чем твои лучше?
Она шлепнула его по руке, когда он попытался схватить немного начинки для пирога.
— Не получится никакого пирога, если ты будешь таскать кусочки.
— Но я люблю этот пирог, а его делают только на Рождество. И, кроме того, — добавил он скулящим голосом, — я голоден.
Фан заметила, какое капризное выражение приняло его лицо, и рассмеялась.
— Смеешься надо мной, да? — Алекс сцепил руки вокруг ее талии и приподнял так, что их головы оказались на одном уровне. — Ты жестокая, бессердечная девчонка.
— А ты слишком стар для хныканья.
— Но, по крайней мере, у меня нет муки на лице.
— Где?
Она начала тереть лицо руками и, увидев веселые искорки в глазах Алекса, поняла, что измазала все — щеки, лоб, нос. Прежде чем он успел отклониться, Фан измазала и ему подбородок.
— Дитя!
— Злодей!
И они прижались друг к другу. Алекс нежно коснулся ее губ, их дыхание слилось. Если бы Фан не вспомнила о пироге, Алекс тут же бы отнес ее наверх в спальню. Но ему пришлось подождать, пока она поставила пирог в духовку…
Пирог, конечно же, подгорел и покрылся обуглившейся коркой. Алекс не стал сетовать, ибо Фанни заметила, что это полностью его вина.
— Придется подождать до следующего Рождества, когда я буду делать другой, — заметила она не без ехидства.
После обеда они разрезали пирог, и Алекс съел два больших куска, заявив, что это лучший пирог, который он когда-нибудь ел, хотя он и горелый.
Дождь на улице продолжал лить как из ведра. Алекс развел огонь в камине, и они устроились в гостиной. Сияла рождественская елка, потрескивали поленья. Алекс растянулся на диване, положив голову на колени Фанни. Она поглаживала пальцами его волосы, мечтательно уставившись на огонь. Ей еще было трудно поверить, что все изменилось в их отношениях. Четыре месяца назад она считала, что Алекс навсегда вычеркнут из ее жизни. В то время она и думать не могла ни о каком ребенке.
— Что ты почувствовала, когда узнала о своей беременности? — спросил Алекс, словно прочитав ее мысли.
— Я почувствовала счастье, страх, замешательство.
— Счастье? — удивился он. — Ты была счастлива носить моего ребенка? Даже тогда?
— Да.
Он повернул голову так, что его щека прижалась к ее животу.
— Ты хочешь мальчика или девочку?
— Все равно. Лишь бы ребенок был здоров.
— Мне тоже. Хотя должен признаться, что девочку, похожую на маму, мне хочется больше.
— Больше, чем маленького мальчика, похожего на отца?
— Может, у нас будет и мальчик, и девочка?
— Типун тебе на язык! — Фан дернула его за волосы. — Мне достаточно одного.
Алекс улыбнулся, не открывая глаз.
Фан смотрела на него и чувствовала, как любовь переполняет ее. Она не могла представить более чудесного момента: с нею рядом человек, которого она любит, и с ними их ребенок, растущий внутри нее. И еще уверенность, что ничто не разрушит этот момент.
— У мамы есть приятельница по гольфу — мировой судья, — неожиданно сказал Алекс. — Мама наверняка сможет ее уговорить поженить нас в четверг…
Внезапно Фан почувствовала, как чудесный момент рассыпается на мелкие кусочки.
— Что? — она приложила усилие, чтобы голос ее прозвучал ровно.
— Ты же понимаешь, она может сделать для нас исключение и поженить в четверг.
— Почему в четверг? — она чуть не поперхнулась.
— Сочельник. Наш старый юбилей, помнишь?
— Я помню. — Фан была не из тех, кто забывает день своей свадьбы. — А тебе не кажется, что это слишком скоро?
— Возможно, — согласился Алекс. — Но, по-моему, было бы чудесно провести Рождество уже как муж и жена.
У Фан было такое чувство, что кто-то схватил ее за горло, перекрывая доступ воздуха. Сегодня воскресенье. Остается четыре дня. Слишком мало. У нее совсем нет времени подумать, взвесить все «за» и «против».
Она ничего не сказала, но Алекс, должно быть, почувствовал ее смятение. Фан не знала, что он прочитал в ее глазах, но это «что-то» в корне изменило его настроение.
— Что с тобой? — спросил он резко и сел.
— Это очень скоро.
— Нет никаких оснований ждать. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Или, может, я ошибаюсь?
Фанни знала, что не сказала ему о своей любви. Она не произнесла этих слов признания ни прошлой ночью, ни сегодняшним утром.
— Конечно, я люблю тебя, Алекс. — Она протянула к нему руку, и он взял ее в свою ладонь. — Люблю всем сердцем.
— Тогда зачем ждать? — спросил он. — Я хочу встретить Новый год с женой. Мне необходимо знать, что мы окончательно вместе. Я думал, ты хочешь того же?
— Не в этом дело! Это просто… так внезапно. — Она отвела взгляд. — Мы не можем подождать?
— Сколько? — спросил он, едва сдерживая гнев.
— Не знаю… Может, несколько месяцев? — Произнося эти слова, она уже знала, что сейчас услышит от Алекса.
— Фан, ребенок родится через несколько месяцев. Можешь считать меня безнадежно старомодным, но я хотел бы жениться на его матери до того, как он появится.
— Тогда несколько недель…
— Зачем ждать?
В самом деле, зачем? Она не могла привести ни одного веского довода, кроме своего старого страха.
Он догадался. И на мгновение крепко сжал ее руку.
— Пожалуйста, Алекс. Дай мне немного времени.
— Нет! — он не собирался уступать. — Если ты любишь меня, то должна верить, что я не буду таким, как твой отец.
— Я, правда, тебя люблю.
— Но не доверяешь мне.
— Это не так. Просто не уверена, что надо вот так спешить и…
— Когда же ты будешь уверена?
— Я не знаю! — крикнула она, раздраженная собственной неспособностью объяснить то, что чувствует.
Алекс стиснул зубы, встал и внимательно посмотрел на Фанни. Глаза его были ледяными.
— Я не твой отец, Фан. Но твоя мать в свое время сделала выбор. И тебе придется сделать его. — С этими словами он направился к двери.
Фанни вскочила с дивана.
— Куда ты?
— Иду домой. Фанни, я не могу заставить тебя поверить мне. Если ты решишь, что можешь мне доверять, дай мне знать.
И он ушел, прежде чем она сообразила, что ей еще сказать.
— Что произошло? — прошептала Фанни, опускаясь на диван.
Но в ответ услышала лишь потрескивание дров в камине да тихий шелест дождя за окном.
Она сидела, не двигаясь, и пыталась осознать происшедшее. Она не верила, что Алекс ушел. Это какое-то недоразумение. Они просто не поняли друг друга. Ведь она всего лишь попросила у него немного времени, чтобы убедиться, что она делает правильный выбор.
Толчок сначала был едва уловимым, словно удар крылом бабочки, Фан почти не заметила его. Но он повторился, и она замерла, прислушиваясь к себе. Сомнений быть не могло — ее малыш только что шевельнулся! Крошечная жизнь внутри нее дала о себе знать. Новая жизнь, новый человек.
Она заплакала, но губы ее при этом растянулись в счастливо-глуповатой улыбке. Через несколько месяцев в мире появится новый человек, совершенно обособленный и от нее, и от Алекса!
Алекс должен быть здесь. Он должен положить ей руку на живот и тоже почувствовать его первое движение!
Она ощутила новый толчок, и реальность внезапно оглушила ее. Какая же она дура! Алекс абсолютно прав! Доверие всегда стоит рядом с любовью. А она не верила ему, не верила, потому что смотрела в прошлое, вместо того чтобы видеть будущее. Но вот это будущее, эта новая жизнь шевелится внутри нее и заявляет, что только она теперь имеет значение.
Фан позвонила Алексу домой, чтобы сказать ему, что она дура, но его не было. Она звонила ему до полуночи, но он так и не поднял трубку.
В понедельник утром Фанни убедила себя, что Алекс никогда ее не простит. Слишком сильно она ранила его своим недоверием. Придя к такому выводу, она всласть поревела, так, что глаза покраснели и опухли. Но потом напомнила себе, что у нее есть бизнес, которым надо заниматься, вытерла слезы, привела себя в порядок и пошла открывать магазин.
Фан была рада, что Нэнси должна прийти только днем. К этому времени она надеялась взять себя в руки.
После одиннадцати над дверью зазвонил колокольчик, оповещая о приходе первого в этот день покупателя. Фан без особого интереса повернула голову к двери — сейчас ей было безразлично, продаст ли она еще когда-нибудь в своей жизни моток пряжи или нет. Но вошла… Арабелла Грэди.
Фан не видела младшую сестру Алекса пять лет, однако узнала ее мгновенно.
— Арабелла? Какой сюрприз! — вымолвила она.
— Знаешь, было время, когда я восхищалась тобой, Фанни, — заявила Абби без всякого предисловия. — Я думала, Алу повезло, что он встретил тебя. А потом ты развелась с ним, никому ничего не объяснив, и некоторое время я действительно тебя ненавидела за то, что ты причинила ему страдания.
Абби остановилась и оперлась руками о стеклянный прилавок, всем своим видом демонстрируя воинственный настрой. Глаза ее сверкали зеленым огнем.
— Когда Ал опять стал встречаться с тобой, я сказала ему, что он идет на большой риск, но все-таки пожелала ему удачи. Когда я узнала о ребенке и о его намерении снова на тебе жениться, я сказала, что радушно приму тебя обратно в семью, если ты сделаешь его счастливым. — Абби наклонилась к прилавку, и ее лицо оказалось на расстоянии всего нескольких дюймов от лица Фан. — Но я также сказала ему, что, если ты снова заставишь его страдать, я выцарапаю тебе глаза!
— И ты собираешься это сделать сейчас? — спросила Фанни, пока Абби переводила дыхание. Она не намеревалась пасовать перед ее явной враждебностью.
— Я бы очень хотела! — откровенно призналась Абби. — Но сначала я должна кое-что тебе сказать. Я думаю, что ты самая слепая и самая тупая женщина на свете! — Абби постучала пальцами по прилавку, чтобы придать своим словам большую убедительность. — Алекс Грэди — необыкновенный парень, и не только потому, что он мой брат. Любая женщина видит, какой он классный парень.
— Согласна.
— Любая женщина была бы счастлива, если бы ее любил такой мужчина, как Алекс, — продолжала Арабелла, не обращая внимания на замечание Фанни.
— Согласна.
— Ал любил тебя, и ты любила его.
— И до сих пор люблю!
— Алекс… — Абби остановилась на середине фразы и посмотрела на Фанни суровым взглядом. — Тогда что, черт возьми, случилось? — она тряхнула головой. — Тогда как мне понимать, что Алекс провел ночь у меня в квартире, отказываясь что-либо сказать, кроме того, что я была права, когда предупреждала его?
— Я самая слепая и самая тупая женщина на свете, — произнесла Фанни.
Абби открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но тут до нее дошел смысл слов, сказанных Фанни, и она остановилась в замешательстве.
— Ты хочешь, чтобы я повторила эти слова? — попыталась уточнить Арабелла.
— Да нет! Я согласна с тобой. Я полная дура. Вчера Ал предложил мне выйти за него замуж, а я запаниковала по какой-то глупой причине. И он ушел, прежде чем я поняла, какая я дура. Я звонила ему целый вечер, но не дозвонилась. Теперь я знаю почему.
— Ты признаешь, что была не права? — спросила Абби, желая прояснить все до конца.
— Абсолютно! Я люблю твоего брата больше всего на свете. Я собираюсь сегодня вечером пойти к нему домой и поговорить.
— Ты опоздала! — безжалостно заявила Абби. — Утром Ал уехал на строительный объект в Сан-Франциско.
Фанни почувствовала, как слезы застлали ей глаза. Все-таки она надеялась, нет, она молилась, чтобы Алекс все же смог устроить их свадьбу в Сочельник, как сам того хотел.
— Когда он вернется? — спросила она сдавленным голосом.
— В Сочельник.
Как жаль! Сочельник мог во второй раз стать днем их свадьбы!
— Алекс мне ничего не рассказывал об объекте в Сан-Франциско. — Фанни удивилась, что еще способна о чем-то говорить. Спазм сдавил ей горло.
— Это чужой объект, — пояснила Абби. — Алекс просто хотел уехать. Он сказал, что ему необходимо сменить обстановку.
Это я та самая обстановка, которую он захотел сменить, подумала Фан.
— Послушай! — Абби прервала ее мысли. — Ты ведь хочешь выйти за него замуж, правильно?
— Больше всего на свете! — Фанни заставила себя улыбнуться сквозь слезы, которые текли по ее щекам. — Он хотел, чтобы мы снова поженились в Сочельник, но мне показалось, что это слишком поспешно, и теперь я не знаю, сможет ли он когда-нибудь простить меня…
— Сочельник… — произнесла Абби, в размышлении пощипывая большим и указательным пальцами нижнюю губу. Глаза ее сузились. — Это возможно! — вдруг решительно заявила она.
— Что?
— Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, — сказала Абби, взглянув на часы. — Так ты уверена, что любишь Ала?
— Уверена.
— И ты все сделаешь, что в твоих силах, чтобы он был счастлив?
— Безусловно.
Абби, видимо, поверила в искренность Фан, потому что вдруг улыбнулась. Ее улыбка была как проблеск солнца сквозь грозовые тучи.
— Тогда я должна сказать тебе следующее, — произнесла она вполне дружелюбным тоном. — Первое — раскопай свое свадебное платье. И второе — добро пожаловать в нашу семью! — резко повернувшись, она тут же вышла из магазина.
У Фанни было такое чувство, будто ее подхватило ураганом, покружило и бросило где-то на чужую землю. Она могла только догадываться, что задумала Абби. Но что бы это ни было, она молилась об одном: пусть это поможет убедить Алекса, что она его действительно сильно любит.
Рейс на Лос-Анджелес откладывался, и Алекс провел в самолете, уже стоящем на взлетно-посадочной полосе, больше часа. В салоне было полно людей, желающих попасть домой на праздник.
Обычно под Рождество у него бывало такое же приподнятое настроение, как и у всех, но в этот раз он хотел, чтобы праздники поскорее закончились. Когда какой-то добренький, веселый пассажир убедил остальных, что рождественские песни помогут им скоротать время, Алекс с раздражением отвернулся к окну.
В Лос-Анджелесе у него немного поднялось настроение оттого, что он наконец вырвался из этого хора. Алекс хотел выпить крепкого вина, принять горячий душ и почитать роман ужасов, в котором исполнители рождественских песен подвергались бы смертельным пыткам.
Наконец самолет взлетел, взяв курс на Лос-Анджелес, и Алекс немного успокоился.
Абби обещала встретить его, но ее почему-то не было видно. Впрочем, сияние ее улыбающегося лица вряд ли улучшило бы его настроение.
— Счастливого Сочельника, Ал!
Откуда-то возникшая Абби протянула руки и крепко обняла брата. Алекс тоже обнял ее, но не смог сказать ничего вразумительного в ответ на приветствие и только что-то пробормотал себе под нос.
— Как прошла поездка?
Рассказ о работе в Сан-Франциско занял весь путь до машины Абби.
Алекс был благодарен своим длинноногим сестрам за то, что они покупали машины, не требующие акробатического мастерства, чтобы поместиться на сиденье. Он скользнул в широкое кожаное кресло «кадиллака» и со вздохом откинул голову назад.
— Все нас ждут, — бодро сказала Абби.
Алекс тяжело вздохнул.
— Ты не могла бы отвезти меня домой, а всем сказать, что мой самолет находится еще где-то над Сьеррасом?
— Не будь занудой, Ал. Сегодня Сочельник.
Как будто я забыл! — подумал он, мрачно глядя в окно. Именно сегодня мы с Фан должны были пожениться…
— Думаешь о Фанни? — спросила Абби, бросая на брата острый взгляд.
— Я не должен был ее торопить, — признался он неожиданно. — Я должен был дать ей время, которое ей нужно.
— Не расстраивайся, исправишь это после праздников! — заявила Абби.
Алекс бросил на сестру суровый взгляд, раздосадованный ее черствым равнодушием к его чувствам, и, отвернувшись к окну, погрузился в мрачные размышления.
Дальше весь путь они проделали молча, пока наконец Абби не подвела машину к дорожке перед большим домом их родителей. Алекс посмотрел на сверкающие рождественские огни и ярко освещенные окна и подумал о том, как он прекрасно провел бы этот вечер, если бы у него было хорошее настроение.
— Ал! — Абби схватила его за руку, когда он уже выходил из машины. — Ты любишь Фан?
— Ради Бога, Абби, оставь это! — резко ответил он.
— Ты любишь ее? — повторила она настойчиво.
— Да, черт возьми! И больше не хочу слышать об этом ни единого слова!
Он прошествовал к входной двери, пытаясь понять, что случилось с сестрой. Обычно она вела себя более тактично.
Когда он толкнул входную дверь и вошел в переднюю, первое, что поразило его, — это множество сверкающих в помещении огней. Второе — то, что в коридоре стоит вся его большая семья вместе со священником из церкви, в которую ходят его родители, а среди всей этой группы… Нэнси.
У него бешено заколотилось сердце. Он услышал, как сзади Абби закрыла дверь и, проходя мимо него, чтобы присоединиться к семье, мягко прошептала:
— Счастливого Рождества, Ал!
Но он не мог к ней повернуться, не мог ничего ответить, его глаза уже устремились наверх, к лестнице, по которой спускалась Фанни. На ней было длинное белое платье, которое он так хорошо помнил. Она надевала его шесть лет назад, и он тогда еще подумал, что она похожа на ангела. И теперь та же мысль пришла ему в голову.
— Фан!
Как во сне, он подошел к ней и остановился на несколько ступенек ниже ее, так, что их глаза оказались на одном уровне.
Фанни сглотнула. В ее глазах читалась нерешительность.
— Сочельник? — едва слышно произнесла она.
— Да.
— Юбилей нашей свадьбы?
— Да.
Она вновь сглотнула слюну.
— Извини за то, что я запаниковала.
— Извини, что я торопил тебя.
— Ты все еще хочешь жениться на мне?
— Так же сильно, как дышать!
Он протянул руку и пригладил ее распущенные волосы.
— Я люблю тебя, Фан.
— Я тоже люблю тебя, Ал. Когда малыш шевельнулся, я вдруг поняла, какой была дурой.
— Он шевелился?
Алекс положил руку ей на живот, на мягкую выпуклость, где находился их ребенок. Фан прочитала в его глазах сожаление, что в тот момент его не оказалось рядом, и он не смог разделить с нею этого чуда. Слезы набежали на глаза Фан, но она улыбнулась и сказала:
— В другой раз. Еще будут минуты, когда наш малыш захочет пошевелиться. — Она положила свою руку поверх руки Алекса. — Знаешь, когда я почувствовала его движение, то поняла, что часто смотрела в прошлое, а должна смотреть только в будущее. Я верю тебе, Алекс, верю всей душой, верю во имя нашего ребенка и нашего будущего.
— У меня без тебя не может быть будущего.
Он счастливо улыбнулся и, глядя ей в глаза, наклонился, чтобы скрепить слова поцелуем.
А через несколько минут они обменялись другими клятвами и снова скрепили их поцелуем. Это были первые и самые важные обещания, которые они дали друг другу.
Обнимая Алекса, Фан поняла, что наконец-то вернулась домой.