Бывшие. Хочу только тебя

40. А вот и Беверли!

Ида

Демид секунду находится в замешательстве, затем убирает руки бойкой красотки, отстраняется, и с удивлением восклицает:

— Беверли?!

На ломанном русском, девушка начинает щебетать поздравления, а затем надув губки кокетливо хныкать, что Демид давно не звонит, хоть и обещал делать это чаще, и вообще она безумно соскучилась.

При виде этой мерзкой сцены меня захлёстывает лавина эмоций. Моё тело начинает бить мелкая дрожь, голова кружится, сердце стучит как бешеное, и к горлу подступают едва сдерживаемые рыдания.

Я больше не могу всё это терпеть, разворачиваюсь и быстрым шагом отдаляюсь от этого ада в сторону туалетов. Мою голову разрывает сотня вопросов, которые я жажду ему задать, но не могу.

Как только я переступаю порог уборной, буря эмоций вырывается наружу. Ко всему прочему, мои руки начинают сильно трястись, а из глаз брызжут слёзы.

Я так и знала! Чувствовала же, что не может быть всё так прекрасно…

Успокаиваюсь добрые 10 минут, привожу себя в порядок и выхожу.

За дверью меня ожидает Демид.

— Милая, давай поговорим?! — внезапно севшим голосом просит он.

— Не сейчас. Не хочу портить праздник, — холодно отвечаю я, сжав кулаки и вонзив ногти в ладони, чтобы не расплакаться снова.

Направляюсь в сторону банкетного зала. Упрямый босс хватает меня за руку. Осторожно пытаюсь высвободить её, но тщетно.

Тогда я чуть теплее говорю:

— Пойдём, пожалуйста, Демид. Тебя все ждут.

Несколько секунд он изучающе смотрит на меня. Потом осознаёт смысл моих слов, и, не выпуская моей руки, уверенно утягивает к двери в нужное помещение.

Мы возвращаемся в уютный, стильно украшенный зал, садимся за стол и начинаем праздновать день рождения.

Через силу улыбаюсь, спокойно поддерживаю разговоры за длинным, накрытым столом. Не хочу, чтобы кто-то знал, какие бурные эмоции я сейчас испытываю. Скрывать чувства я прекрасно умею, и те, кто не в курсе этой ужасной ситуации, никогда не поймут, что за ад твориться у меня внутри.

Демид постоянно поглаживает мою руку на столе или под ним. Пытается накормить меня чем-нибудь вкусным, подкладывая в мою тарелку разные деликатесы, но я не притрагиваюсь к еде. Просто не могу. Только пью шампанское в честь именинника, чтобы поддержать очередной тост.

Мне очень хочется напиться, как в прошлый раз, но я боюсь последствий. Хотя, что может произойти? Пересплю с его братом? Ха. Не то место. Не то время. Не тот брат. Прежнего желания к Алексу я больше не испытываю. Хочу только его старшего брата.

Да и Савицкий-младший весь вечер не сводит глаз со своей белокурой помощницы. Немного выдыхаю. Хочу, чтобы друг был счастлив. И Юле он идеально подходит… Во всяком случае, сгорать от ревности из-за длинноволосой блондинки, ошивающейся возле её парня, она вряд ли будет…

Тогда я ещё не понимала, что моя Зефирка, точно так же сгорает от ревности. И в роли блондинки, не дающей ей покоя, выступаю я. Но, а сегодня я вижу перед собой, счастливую, влюблённую пару.

С чистой совестью перехожу на крепкие напитки.

Как почувствовав моё состояние, Алекс приглашает меня на медленный танец. С лёгкой улыбкой соглашаюсь.

Во время танца мы болтаем, немного сплетничаем и даже смеёмся. Пока я не задаю беспокоящий меня весь вечер вопрос:

— Алекс, а ты знаешь эту Беверли?

Внимательно посмотрев мне в глаза и посерьёзнев, друг отвечает:

— Ну слышал о ней пару раз… Вроде Демид с этой красоткой какое-то время довольно тесно общался.

— У него с ней было что-то серьёзное? — торопливо спрашиваю я.

Алекс ухмыляется, снисходительно смотрит на меня и снова отвечает на мой постыдный вопрос:

— Гартман, когда у Демида было что-то серьёзное? Вспомни хоть одну такую девушку… Не можешь?! Вот и я не могу. Демид и серьёзные отношения — два несовместимых понятия… Та-ак, потрахивал её периодически.

От его слов мне становится тошно. Грудь сдавливает. Хочется на воздух. Но я, призвав всё своё самообладание, продолжаю допрос.

— А тогда, что она здесь делает? Как думаешь?

— Насколько я знаю, у них есть какие-то совместные планы… А почему ты спрашиваешь?

Алекс слегка отстраняется и изучающе смотрит на меня. Я начинаю краснеть под пристальным взглядом его стальных глаз. Смотрю вниз. Изучаю лаконичные пуговицы его отглаженной рубашки. Покусываю губы.

— Господи, Ида, только не говори, что ты в него влюбилась?! Ты думаешь, Демид с тобой серьёзно?! Я же тебя предупреждал. Ты же знаешь, какой он. Я думал у вас просто…

Друг заставляет себя замолчать. Только внимательно смотрит на меня и ожидает получить ответы на свои вопросы.

— Алекс, пожалуйста… Я не хочу об этом говорить. К тому же мы начинаем привлекать излишнее внимание, — шепчу и с мольбой заглядываю в его холодные глаза.

Друг смягчается, плотнее прижимает меня к себе и выдыхает мне в волосы:

— Чтобы ни случилось, ты всегда можешь на меня рассчитывать…

От его тёплых объятий и слов мне становится чуточку легче. А от прожигающего насквозь взгляда Демида, который он не сводит с нас ни на секунду, я даже получаю особое удовольствие.

Какие-то совместные планы у него с Беверли. Вот гад…

Алекс провожает меня к столу, галантно отодвигает стул, и я снова занимаю своё место.

Под столом Демид торопливо находит мою руку и ласково сжимает холодные пальцы. Я высвобождаю свою руку и отстраняюсь от него. Обнимаю себя непослушными руками. Смотрю перед собой.

— Что он тебе сказал, малышка? — шепчет Демид рядом с моим ухом. Не дождавшись ответа, мужчина недовольно выдыхает: — Я убью его… Ида, что он тебе сказал?

Поворачиваюсь к собеседнику, презрительно смотрю на него и сердито шиплю:

— Тебя это не касается, Савицкий!

Он сжимает руки в кулаки, стискивает челюсти, его дыхание учащается. От его реакции мне становится не по себе. Но Демид быстро берёт себя в руки и спокойным голосом говорит:

— Меня касается, всё, что связано с тобой. Смирись уже с этим! Потанцуем?

— Нет, — твёрдо отвечаю я и переключаю своё внимание на Ивана Александровича, поднимающего тост за своего сына.

Я просто не смогу сейчас вынести его прикосновения, и наверняка он начнёт всё это обсуждать. А я и так еле сдерживаю себя. Слёзы обиды так и рвутся наружу… Благо никто, кроме двух мужчин, сидящих рядом, даже не догадывается, что сейчас творится в моей душе…

Начинается нескончаемая череда тостов и поздравлений. Алкоголь несколько расслабляет меня и придаёт уверенности. Я снова натягиваю вежливую улыбку и поддерживаю общение за столом.

Очередь произносить тост доходит и до Беверли, она встаёт и, улыбаясь, громко произносит:

— Дорогой Демид. Спасибо, за те дни и особенно ночи, что мы проводили в Оксфорд. Оставайся таким же внимательным, милым…

Я больше не в состоянии слушать это! Хочется выскочить из-за стола и убежать. Но я не могу. Чтобы не выдать разрывающие меня на части эмоции, всеми силами пытаюсь отключить слух, стараюсь абстрагироваться от происходящего. Рассматриваю зал, гостей и янтарную жидкость в своём бокале…

К концу вечера я уже изрядно пьяна. Гости начинают понемногу расходиться, и я выхожу на балкон, остудить пожар, пожирающий меня изнутри.

На мне лёгкое платье на тонких бретельках, и холодный, мартовский ветер ласкает плечи, щекочет мои руки, развивает распущенные волосы… Мне становиться чуть лучше.

Демид выходит за мной, в руках он держит своё пальто, пытается накинуть его мне на плечи и обнять.

Но я много выпила и настолько долго сдерживалась, что практически теряю контроль над собой, отталкиваю его руки, отхожу на несколько шагов и гневно шиплю:

— Не прикасайся ко мне! Иди лучше ухаживай за своей английской подружкой!

— А я хочу ухаживать за тобой! — уверенно произносит Демид и с нежностью, добавляет: — Малыш, очень холодно. А ты практически раздета. Я не хочу, чтобы ты простыла.

— А то что? Некого будет трахать?! Не думаю, что у тебя будут с этим проблемы, Савицкий! — в бешенстве отвечаю я.

Он начинает заводиться и, повысив тон, рычит:

— Ты наденешь это чёртово пальто… И будешь послушной, до конца вечера. А когда протрезвеешь, я тебе всё объясню! — и снова пытается меня одеть.

— Ты не в том положении, Демид, чтобы указывать мне, что делать, — со злостью говорю и начинаю вырываться, отталкивать мужчину от себя.

Затем в приступе ярости поднимаю руку и ладонью бью его по щеке.

Демид на секунду замирает, отпускает меня, с силой швыряет пальто в угол и медленно отходит. Опираясь на большую периллу балкона двумя руками и опустив голову, он громко втягивает морозный воздух.

Затем разворачивается, прислоняется к ограждению задом, закуривает сигарету, глубоко затягивается и, задрав голову, выдыхает дым.

Я понимаю, что перегнула палку и начинаю остывать.

— Демид, я…

В этот момент на балкон выходит Беверли, под руку с респектабельным, пожилым мужчиной, и, довольно сверкнув глазами, произносит:

— Демид, дорогой, нам с папой нужно ехать. Кстати, твой подарок, — преподносит мужчине небольшую коробочку, перевязанную лентой, и целует в щеку.

Демид бормочет слова благодарности, а я, извиняясь, начинаю пятиться к выходу и, прикрыв рот рукой, выбегаю в туалет. Там меня несколько раз обильно выворачивает.

Насколько это возможно, привожу себя в порядок и выхожу из уборной. У выхода снова стоит Демид. Видимо, поджидать меня у туалета входит у него в привычку. Он уже одет, а в руках держит моё пальто.

Мужчина приглашающе распахивает его и тихо просит:

— Малыш, давай я отвезу тебя домой?!

Мне плохо. Я устала. Сил выяснять отношения совсем не осталось. Что плохого в том, чтобы дождаться его объяснений и обсудить всё на трезвую голову?!

Молча просовываю руки в рукава, одеваюсь, и мы выходим на улицу. Садимся в такси и едем ко мне домой.

По-прежнему ужасно себя чувствую. Демид осторожно кладёт мою голову к себе на плечо, я молча придвигаясь к нему ближе, вдыхаю его такой родной аромат. Немного расслабляюсь. Смотрю, как он переплетает свои красивые, длинные пальцы с моими.

Перед глазами всё плывёт. Меня бросает в холодный пот и со словами:

— Ты слишком хорош собой, Савицкий… Так нельзя, — я отключаюсь.