Бывшие. Мой секрет (СИ)

Глава 46. Считалочка

Ольга давно упорхнула от меня, а я так и стою, оглушенная и парализованная, но на губах по-прежнему, как приклеенная, та идиотская улыбочка, которой я изображала вынужденную радость от услышанной новости. Рядом никого, и притворяться уже не надо, но мышцы словно заклинило, и я не могу их расслабить. Надеюсь, что со стороны я выгляжу если и идиоткой, то по понятной причине.

Нет, не надеюсь. Мне пофиг.

Время идет, а я стою. Ко мне подходят, что-то спрашивают, я что-то отвечаю, даю какие-то указания, но едва ли отражаю кто и что.

Все происходит словно во сне. Мир на паузе.

Как в замедленной съемке, смотрю, как довольная Кошкина лезет сама поправлять висюльки на своей помпезной люстре. Как, расцепив первую пару штук, внушает продолжающим предостерегать ее рабочим, что это просто и безопасно.

Наблюдаю, как она пытается дотянуться до следующего узла из висюлек, встает на носочки, но вдруг оступается на каблуке и, пошатнувшись, нечаянно касается люстры.

Несильно, лишь легонечко подталкивает её, но этого оказывается достаточно.

Массивным маятником качнувшись туда-сюда, все её хрустальное великолепие срывается с крюка — или вместе с ним, я не следила — и неумолимо летит вниз.

Медленно падает сверкающей и переливающейся на солнце кристаллической глыбой и с приятным, посылающим мурашки по телу, хрустом рассыпается, разлетается на осколки стеклянным крошевом.

Красиво!..

И неожиданно больно. Несколько мелких осколков долетают и до меня, втыкаются острыми краями в одежду и кожу.

Брезгливо отряхиваюсь и, развернувшись, иду к выходу. По пути с наслаждением наступаю на обломки "версальского" символа, похрустывающими у меня под ногами.

Достойная точка для эпопеи с люстрой.

Стоя на светофоре, звоню Кириллу.

— Нам нужно встретиться. Сейчас. Ты можешь? — произношу скрипучим голосом.

Горло дерет от сухости, и заставить себя говорить сложно.

Всю дорогу я думала, думала, думала… Металась от одного решения к другому. И надумала вот…

— Конечно. Что-то случилось? — он встревожен.

— Случилось. Но это не телефонный разговор. Я буду в "Афимолле" на фудкорте минут через пятнадцать. Ты…

— Я буду.

Мы, вроде, все сказали друг другу, но он не отключается, и у меня не поднимается рука нажать отбой.

Кир так и сопровождает меня, пока я еду, а я слышу все, что он делает — его шаги, приглушенные голоса, сигнал лифта, опять голоса, снова шаги…

Ему, наверное, тоже слышны звуки, которые окружают меня — шум мотора, улиц, гудки клаксонов и вой мигалок.

Я прихожу раньше него и успеваю занять столик, чуть отдаленный от других. Я выбрала это место не случайно — тут всегда толпа, никому нет дела до других и легко затеряться.

Ничего не беру. Мне сейчас кусок в горло не полезет.

Подняв голову, вижу, как Кирилл поднимается на эскалаторе, и, сойдя с него, безошибочно поворачивает в нужную сторону.

Будто его высокочувствительный радар настроен на меня.

Он не крутит головой, выискивая цель, не мечется взглядом, а сразу находит мои глаза. Будто точно знает, где я нахожусь.

Я киваю ему, приглашая присоединиться.

Удивительно, но сейчас я чувствую абсолютное спокойствие. Внутри не бурлит кипятком, и холод не расползается по телу, я просто жду.

Подойдя, он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я останавливаю его, отворачиваясь и отстраняясь.

Зависает в согнутом положении и смотрит с вопросом в прищуренных глазах.

— Не надо, — прошу сдавленно. — Я тебя не за этим звала.

— А зачем? — ему явно не нравится моя реакция, но он не спрашивает.

Садится напротив.

Я замечаю, что на нем другой костюм, не тот, что был вчера и сегодня утром. Он явно успел переодеться. Интересно где — домой заезжал?

Может, все же…?

— Хотела узнать, ты уже говорил с Олей?

Пока я ехала в город, в голове крутилось много разных мыслей, и одна из них была особенно назойлива. Я поняла, что сегодня Ольга вела себя крайне странно. Это ее неестественное щебетание, это внезапное расположение ко мне, эта необъяснимая доверительность, посвящение в ее беременность… Она вела себя так, будто мы сестры или подружки. С чего бы?

Раньше она мне только хамила, и вдруг такие перемены. Это… странно. И подозрительно.

Мне подумалось, что, возможно, Кирилл уже поговорил с ней, что она знает про меня и Еву, и поэтому разыграла тот спектакль.

И сейчас я жду от него положительного ответа.

Кажется, я даже не дышу.

— Нет еще. Я обещал поговорить с ней вечером, и я сделаю это.

Мне кажется, я даже слышу звук, с которым рухнули мои надежды.

Звук, очень похожий на тот, что я слышала в доме Кошкиной.

— Не надо, — вновь произношу, с трудом узнавая свой голос, тихий и убитый.

Но это точно я.

— Не надо с ней говорить, — пытаюсь вернуть себе владение собой и связками.

— Почему? — непонимающе и недовольно сводит он брови. — Мы же договорились. Я…

— Ты просто не все знаешь, — тянет улыбнуться, но выходит криво и искусственно. — Твоя Оля беременна. Сегодня вечером не ты ей, а она расскажет тебе новость. Извини, если испортила сюрприз…

— Ч-то?! Какой сюрприз? — он вроде кричит, но получается глухо, будто его держат за горло, душат.

Прокашливаясь, дергает себя за воротник-стойку, верхняя пуговица отлетает.

— Что за бред?

— Это не бред. У тебя будет ребенок. Может быть, сын.

— Какой сын? Кто это придумал? Ничего у меня не будет! — он вскакивает, челюсти сжаты, как и кулаки.

С кем он собрался драться — с Кошкиной?..

— Будет, Кирилл. Сядь, — устало. — Ольга говорит, срок уже два месяца. Ты же не станешь просить ее сделать аборт? — я снова спокойна.

Знаю, это признак скрытой истерики, но я дам себе вволю проораться потом, сейчас я должна все закончить тут.

Ребенок — это не невеста, его не бросишь, потому что разлюбил. Или не любил…

Потемкин тяжело опускается обратно на стул.

— Я думаю, ты понимаешь, что это конец.

— Кому — мне? — усмехается он жестко.

— Для нас с тобой. Мы попытались, снова, но у нас опять не получилось.

— Нет! Рита, — он накрывает мою руку своей и не позволяет выдернуть.

Рывком придвигается ближе. Хватает мою голову и притягивает к себе. Утыкается губами в висок.

— Не делай снова поспешных выводов, пожалуйста, — жарко шепчет мне в волосы. — Не ставь на нас крест. Я поговорю с ней, я разберусь.

— С чем ты разберешься? Ты говорил, что всегда отвечаешь за слова, отвечай и за действия тоже. Быть отцом для Евы тебе не позволила я, так будь отцом для этого ребенка. У тебя все шансы, Потемкин. Не просри их.

Высвободившись из его хватки, я встаю.

— Прощай, Кирилл.

Я ухожу, но очень хочу, чтобы он меня остановил. Чтобы сказал, что главное, это мы, мы втроем, а все остальное решаемо.

Мысленно считаю шаги, неотвратимо удаляясь от него, но продолжаю надеяться, что вот сейчас я услышу его голос.

Десять. Одиннадцать. Двенадцать.

Или приближающиеся шаги.

Восемнадцать. Девятнадцать.

Он догонит меня, не отпустит.

Двадцать три. Двадцать четыре.

Никогда больше.

Тридцать шесть. Тридцать семь.

Но надеюсь я напрасно.

Пятьдесят один. Пятьдесят два.

Я в лифте…