Глава 10

Слова обожгли, как удар плётки. Хлёстко, неожиданно, больно. Скривилась в презрительной улыбке, выпрямила спину. Мне не привыкать, я давно научилась держать удары.

— Какая тебе разница, Саш. Главное, не твоя.

Откуда столько ярости в его глазах, в нервно сжимающихся в кулаки пальцах, в ходящих ходуном желваках? Смотрел так, будто я в чём-то виновата.

— Васька сказал — ты замуж выскочила, не успел я до места службы доехать. Предъявил с претензией.

— Ну если Васька сказал. — насмешливо ухмыльнулась. — Друг же твой. Почти брат. Ему веры больше. Ты же его лучше знал, чем меня. Если сказал, то вышла. А за кого тебя уже не касается.

Попыталась обойти Сашу, но он снова резко преградил путь. С размаху врезалась в крепкую грудь. Здоровый лось стал. Непрошибаемый. Всё такой же невероятно красивый, притягательный. Это в восемнадцать я неопытная станичная девчонка, воспитанная в строгости и под присмотром старших братьев, не могла дать определение его магнетической силе, притягивающей меня, как мотылька на огонь. Сейчас я знала, что это чистой воды мужская сексапильность, невероятная харизма. Совокупность мужской силы, обаяния, и притягательной, мужественной красоты. — Пропусти, Саш. Я должна идти, меня люди ждут.

— Подождут. Нам нужно поговорить.

Удивлённо покачала головой. О чём нам говорить? Прошлое осталось далеко позади. Мне ничего от него не нужно. Навязывать дочь я ему не стану. У нас с ней своя жизнь, у Саши своя.

Очень вовремя зазвонил телефон. На экране высветился номер Альбертовича.

— Катерина, ты освободилась? Мы готовы тебя забрать, через три минуты будем на месте. — голос врача быстро отрезвил чувства, привёл мысли в порядок. Какие разборки, разговоры? Не время. Нужно бежать вниз. Я нужна Альбертовичу на следующем вызове.

— Саша, я на работе. — ещё раз отступила в сторону, чтобы обойти, стоящего скалой на моём пути, парня. — Меня пациенты ждут. Кому-то необходима медицинская помощь.

— Оставь свой номер. — сдвинулся, пропуская, и уже у самой двери догнал неожиданным вопросом. — Маша моя дочь?

Развернулась, чтобы открыто посмотреть в его глаза.

— Она только моя дочь. У неё нет отца. Даже в её свидетельстве о рождении в этой графе стоит прочерк.

— А если я потребую сделать ДНК-тест?

— Только через суд. Да и зачем тебе это? У тебя есть семья.

— У меня дочь, о которой я ничего не знал целых четыре года! — проигнорировал он фразу о его семье. — Почему ты не сообщила мне о ребёнке?

— Потому что ты сбежал? — приподняла иронично бровь. — И не ответил ни на один мой звонок, ни на одно сообщение. Хотя вру. Один раз ответил.


— Что дальше? Какой адрес? — всеми силами пыталась перебить тяжёлые мысли, ворвавшись в работу.

— Наша любимая пациентка Сименьчук. Альбертович обречённо вздохнул. Стабильно два раза в неделю ездим к ней на вызов.

— Одинокая старушка?

Таких пациентов, вызывающих скорую помощь по малейшему поводу, у нас в районе несколько. В основном это были одинокие пожилые люди, которым катастрофически не хватает живого общения с людьми.

— Не совсем старушка. — хмыкнул Альбертович. — Но тоже… В общем, сейчас увидишь.

Я кивнула, дав понять, что приняла к сведению информацию о вызове, на который едем и, прислонившись затылком к подголовнику сиденья, закрыла глаза.

Саша. Невероятное совпадение. Случайно встретиться в нашем городе миллионнике задача не из лёгких. Саша сказал, что только вчера въехал в квартиру. Это может означать, что он перебрался жить в наш южный город? Почему именно сюда? Далековато от Перми.

О Маше ему наверняка рассказала тётя Зина. Теперь я была совершенно уверена, что именно его я видела входящим в её дом. Мы разминулись всего на минуту, но Машульку он мог увидеть. Интересно, ёкнуло хоть что-то в его сердце?

Я грустно улыбнулась. Глупости всё это. Ничего у него не могло шевельнуться. Саша жил своей жизнью где-то очень далеко от меня, от нас с дочерью. За пять лет ни разу не дал о себе знать. Не приезжал к Ваське, пока тот был жив. Не писал, не звонил. Васька, наверняка, донёс бы до меня эту новость. Поглумился бы.

Саше было наплевать на меня. Подумаешь, очередная дурочка, клюнувшая на него. Поигрался в отпуске, свалил и думать забыл.

В уголках глаз щипало. Непроходящая боль обиды сдавливала сердце. Я попыталась дышать носом. Глубокий вдох и выдох, и ещё раз.


Отец неиствует, видя мой выпирающий животик. Для приехавших навестить меня родителей, моя беременность — полная неожиданность. Шок.

Вижу как вздулись жилы, как бешено бьётся вена на мощной шее.

Силой взяли?

Отрицательно качаю головой и молчу. Сейчас лучше молчать, не издавать ни звука, иначе сорвётся и всем будет худо.

Значит, по любви? — зло и обидно оскаливает крепкие зубы. — И кто он? Говори, я вмиг заставлю жениться! Наш станичный?

Опустив голову качаю ей.

Городской?

Молчу. Ловлю мамин взгляд. В нём всё сразу: сочувствие, испуг, разочарование, непонимание, как такое могло случиться со мной.

Жениться собирается?

Опускаю голову ещё ниже. Невыносимо. Хочется плакать, но не позволяю себе. С отцом так нельзя. Почувствует слабину — возьмёт всё в свои руки, и непонятно чем это может закончиться для меня. Его авторитет в нашей семье непререкаемый.

Дожил. Как мне в глаза Петру смотреть? Он уже дом начал ставить для Митяя, планировали вас поженить, как тот закончит учиться. И что теперь? Опозорила ты меня перед другом. Кто тебя с нагулянным возьмёт? Если только Васька. Приходил в октябре с мамашей сватать тебя, да я его, шалопая, за порог не пустил. Сказал, что не для такого босяка дочь ро'стил. А теперь что?

Затихает немного. Теряет запал.

Поднимаю глаза и зло ухмыляюсь. Отчаянно, дерзко.

А Васька, значит, возьмёт?

Как миленький. — рубит ладонью. — Пообещаю дом вам поставить, да машину ему купить. На работу к себе пристрою. Он и дитё признает, скажет, что его, согрешили, мол, летом еще.

Не пойду за Ваську! — буря немного утихла, и теперь можно голос подать. — Лучше одной всю жизнь, чем с этим придурком. Он уже сейчас пьёт, а дальше ещё хуже будет. Будет как папаша его — не просыхать, пока не подохнет в канаве. Я его, как тётя Зина, бегать искать по станице не буду!

И правда, Семён. — вмешивается мама. — Ну чего Васька-то сразу? Зачем нам зять такой непутёвый. Ни помощи от него, ни толка не будет.

Цыц! Разверещались, сороки! — хлопнул по столу натруженной ладонью. — Всё твоё воспитание, Наталья, твоя вина, недосмотрела!

Мать обиженно поджимает губы. Спорить с отцом сейчас бессмысленно. Дождётся, когда остынет, и тогда всё повернёт, как ей надо. Лаской своё возьмёт, заботой. Всегда так происходит.

Значит так! — поднялся из-за стола. — В станице брюхатая не смей появляться! Не позорь фамилию Ширяевых! А ты, мать, язык свой попридержи. Чтобы ни словечка, ни одного слуха не просочилось. А ты. — тыкает в меня пальцем. — Без мужика даже нос домой не суй! Васька тебе не подходит, ищи другого. К нам с матерью только замужней прийти сможешь! собирайся, мать! Делать нам гут больше нечего.

Как же, Миш? — суетится мама. — Ночь на носу, куда поедем? Ты весь день за рулём, устал.

Ничего, не впервой. — отец враз отяжелевшей походкой идёт к двери.

У меня трясутся губы, и дрожат руки. Так тяжело чувствовать отцовское разочарование. Я безмерно люблю его. Он сильный, строгий, но справедливый. А сейчас чужой. Уходит и словно вычёркивает меня из своей жизни. Больше не любит, никогда не улыбнётся ласково, не назовёт «казачёнком в юбке».

Он оттает, дочка. — мама обнимает меня и шепчет на ухо, пока отец обувается в прихожей. — Здесь два гуся и курочка, отец всё разделал, порубил, чтобы тебе не возиться. картошка с луком, морковки немного. Баночки с вареньем привезли. Твоё любимое смородиновое и айвовое. Солёных синеньких, как ты любишь.

Мама суетится, выкладываетна стол гостинцы, пока отец грозно и недовольно сопит у двери.


— Катерина, проснись и пой. Приехали. — ворвался в воспоминания голос Альбертовича. — Мечтать будешь потом.

Тяжело вздохнула и тряхнула головой. Спасибо тебе, Саша, за «радостные» воспоминания. Что напомнил, через что пришлось пройти.

Выскочила из машины и вдохнула тёплый вечерний воздух. В груди вибрировало непонятное чувство. С удивлением прислушалась к себе. Несмотря ни на что я рада?

Загрузка...