Царевна Медного хребта

1 глава

Когда Веселина вышла из каменного прохода на освещенную солнцем поляну, ей показалось, что она вошла тёплую воду. Закрыв глаза она остановилась и подняла лицо к небесам, испытывая радость от яркого солнечного света и нежного тепла. Ей бы хотелось, чтобы каждый весенний день был таким же. Почти всю седмицу шла гроза. Первая в травне, настоящая весенняя гроза, которая, когда начинается, кажется что не собирается никогда кончаться. И горы, с которых этот дождь смыл всю весеннюю пыль, укрылись в искрящееся на солнце весеннее покрывало зелени. Легкий нежный ветер шевелил листья оттенка хризолита. Редкие облака плыли по ясному голубому небу, последними остатками грозы. Небо было огромным, от чего Веселина успела отвыкнуть за декаду и теперь стояла, запрокинув голову, потерявшись в бесконечной голубизне. Легкий ветерок пробежался по траве, слегка приподняв подол легкого сарафана и быстро скрылся в лесу вокруг. Зашелестели листья деревьев, танцуя под солнечным светом. Среди ветвей запели птицы, восторженно возвещая об окончании грозы и появлении солнца. Где-то внизу, между корней, копошился какой-то мелкий зверь, хрустя ветками и перебирая вокруг себя в поисках чего-то съедобного. Веселина обернулась на шорох, прислушиваясь. Она пробежалась глазами по земле, вглядываясь между листьями. Немного наклонившись она прищурилась, задумчиво ища откуда точно идёт звук. Обернувшись в маленькую ящерицу, что ей вообще-то было строго запрещено матерью, она скрылась среди густой травы и папоротников, убежав в другую сторону от зверька. Сразу стало прохладней. Она бежит по лесу, снизу мир кажется огромным.

Веселина вышла из дома собрать листья и цветы кизила. Они используются в множестве лекарств и зелий. Солоха учит что всегда самой лучше собирать и сушить, чтобы не ошибиться и всё точно было правильно собрано. Цветы кизила всего десять дней цветут и по погоде пора уж их собирать. От того Веселина едва солнце выглянуло — сразу и собралась. Дальше на Юг, где заканчивается Меднолесье, начинается Великое болото. По нему не так-то просто пройти, однако Веселина округу хорошо знает и топи не боится. Большой кустарник, с черноватой корой, только рядом с болотом и растёт. Веселина то место не сильно любит, да и матушка не разрешает туда одной ходить. Да только там в Меднолесье кизил и растёт. До чёрно-коричневой от торфа земли добравшись Веселина на большой валун забралась. Пробивающиеся сквозь ветви деревьев лучи солнца неуклюже дрожат на её спине, теснятся, пытаясь поместиться между маленькими чешуйками.

Граница между Меднолесьем и Великим болотом заметная: словно два разных мира сталкиваются, но не проникают друг в друга. На болоте растут деревья со странными тонкими белыми стволами. Ни в одном другом месте Веселина таких не видела. Стволы эти выглядят так, словно кто-то ошкурил их, сдирая всю кору: гладкие, без естественных шероховатостей. Их широкие плоские листья перекрывают друг друга, образовывая тёмно-зелёную крышу, которая практически не пропускает солнечный свет. Из-за этого болота всё время в тени и издалека кажется, что тень эта синевато-зелёная, из-за вечно висящего над болотом тумана. В этой грязной дымке вдали видно очертания коряг и изредка, когда начинает темнеть, можно увидеть яркие огоньки, так и манящие преследовать их.

Многоствольный кустарник с золотисто-желтыми цветками видно из далека. Широкая полоса, разделяющая болото от леса, как живой естественный забор. У Веселины две маленькие сумки на поясе. Одна — для овальных блестящих листьев ярко-зелёного цвета. Собирать нужно те, что уже с мизинец. В них больше всего энергии, они ещё не закончили расти, но и уже не слишком малы. Маленькую тканевую сумочку распирает от количества собранных листиков. Только после этого Веселина обращает внимание на цветки. Чашечка с четырьмя лепестками на тонком стебельке. Маленькие цветы собраны в нежные круглые соцветия, ножки которых сходятся в одной точке. Для зелий лучше всего подходят те, у которых оттенок ярче. Веселина собирает только самые свежие цветы, те у которых нет темных пятен и все четыре тычинки на месте. Вдалеке где-то испуганно кричит птица. Здесь в лесу всегда тихо, только из болота можно услышать странные звуки, словно кто-то дышать пытается под водой. Тут и там на поверхности грязно-зелёной жижи лопаются пузыри всплывшего воздуха. Веселина осторожно завязывает шнуровку на сумках на поясе, затягивает крепче, на несколько узлов, чтобы точно ничего не выпало. Жалко же, особенно цветки. Их только раз в год можно собрать. Ещё сушить нужно будет и перетереть, сварить и выпарить до получения эссенции и пыли желтой. Они, к счастью, мало где используются, Веселина едва один мешочек подходящих по оттенку цветов собрала. Она идёт вдоль границы с болотом, к горам. Может быть ещё где-то найдётся скопление кизила.

Идёт Веселина по лесу, по сторонам смотрит, цветочки золотисто-жёлтые глазами ищет. Долго она так идёт, скучает, сосредоточенно глядя под ноги и по сторонам. Запнуться за корягу и улететь носом в болотную лужу не хочется. Доходит наконец-то Веселина до тропы через лес к болоту. По ней на все крупные праздники паломничество из русалок и кикимор к деревням окрестным начинается. В болоте-то скучно им жить, поэтому и на ярмарки заезжие и к гуляниям — всегда появляются. По этой же тропе местные на болото ходят по осени собирать клюкву, да голубику. Зимой рыбу ловят, вода в болоте не замерзает, в отличие от рек вокруг. Лунку пробьешь — и можно рыбачить. И тоже здесь же идут. Весной — пока лёд на Вае не тронулся — тоже сюда идут. И так круглый год: деревенские на болото, а кикиморы с русалками — с него. И всё — одной этой тропой.

Подойдя ближе и вынырнув из малинника Веселина немного хмурится. Оглядывает задумчивым взглядом проложенные через болото мостки. Не было их тут раньше. Деревья кто-то повалил и ошкурил, стволы друг к другу привязал и положил от кочки до кочки. Веселина глазами путь проследить пытается, да за болотным туманом после четвёртых мостков ничего не разглядеть. Куда этот путь проложен — не ясно. Остановилась Веселина, оглядываясь. Перед первым мостом, ведущим на большую широкую кочку, с растущей на ней ивой, со стороны леса, лежит большой камень. В полный рост Веселины, с обтёсанными краями и выбитым на нём текстом.

«Направо пойдёшь — коня потеряешь, себя спасёшь; налево пойдёшь — себя потеряешь, коня спасёшь; прямо пойдёшь — и себя и коня потеряешь»

Оглядывается Веселина назад, думает о том, что справа от камня она как раз пришла и нет там ничего опасного, но у неё и коня не было. И всё же — тропы то всё равно никакой там нет, так что и пути нет. Дальше, налево от камня, тоже никакой тропы нет. Веселина несколько раз в год к болотам ходит. Матушка не одобряет, чтобы она сюда ходила, но было бы в лесу для неё опасно — никто бы её одну из дома не выпускал вообще.

Вот в болото войти, особенно верхом, дурная затея. Поздняя весна время неподходящее для этого. Ранней, пока ещё лёд лежит, можно. Зимой почти безопасно, если местного хозяина, Вакуля, не злить. С поздней весны до осени в болото опасно лезть. В начале разлив воды, потом травой всё равно зарастёт так что и не видно, где трясина, а где земля ровная, к осени же болото цвести начнёт, вовсе не разобрать будет.

Не понравился Веселине камень. Может не совсем врёт текст на нём, да нечего ему тут делать. Попинав, с сомнениями, его Веселина собирается уйти. Решает, что кизила достаточно, лучше пойти маменьке и Ворса рассказать о странном добавлении к болотной тропке. Только разворачивается, как из лесу к камню богатырь на вороном коне подъезжает. Веселина отступает немного в сторону, по дуге широкой обходит его и собирается скрыться в лесу, когда он окликает её:

— Девица-красавица, подскажи, в какую сторону Соловей-разбойник живёт?

Веселина останавливается и оборачивается, головой качает:

— Не ведом мне человек с таким именем.

Хмурится богатырь, по сторонам смотрит. Назад повернуть — стыдно. Направо идти — позорно. Налево свернуть — дураком быть надобно. А прямой дорогой — в болото идти по мосткам ненадёжным.

— Девица, — снова обращается к Веселине богатырь, — точно ли не ведаешь? Сказали мне, что он у Великого болота живёт, на деревьях прячется, по-птичьи орёт. Как свиснет — так ураган поднимается.

Веселина голову к плечику наклоняет, да богатыря рассматривает: высокий детина, да лицо не шибко у него мудрое. Одежка хорошая, но не лучшего качества. Кое-где заплатки видны, не опытной рукой пришитые. Кольчуга только поблескивает на солнышке. Вспоминает Веселина, слышала ли она о таком разбойнике, да как не напрягает память: не помнит.

— Всю жизнь здесь живу, а Соловья-разбойника ни разу не встретила.

— Вот оно как…. — хмурится сильнее богатырь. Смотрит снова на камень, по лицу видно, что пытается что-то решить. Головой качает, разве что пальцы не загибает, варианты прикидывая. Вздыхает Веселина. Сама себе себя оправдывает: коня ей жалко. Ни вправо ни влево тропки тут нет, только через болото мостки положены кем-то, не иначе как для этого богатыря.

— Не было тут раньше ни камня этого, ни мостков в болото. Нечего там разбойнику делать. Великое болото Вакулю принадлежит, этот водяной никого бы не пустил к себе. Обманули тебя, богатырь.

— Спасибо, девица, — отвечает богатырь и, заметно посомневавшись предлагает, — проводить ли тебя до деревни?

— Зачем?

Богатырь с небольшой заминкой отвечает:

— Не безопасно в лесу…?

Веселина хихикает, да улыбается.

— Кому не безопасно, а кому дом родной, богатырь.

— Илья.

— Что?

— Ильей зовут меня, девица.

— Что ж. А я Веселина. Кто бы тебя сюда не отправил: неправильно тебе путь указали, Илья. Да и не было в окружных лесах никогда разбойника с таким именем. Тут вообще разбойников не водится.

— Спасибо, Веселина, — кивнул Илья и коня развернул, дабы воротиться туда, откуда пришёл. Веселина снова головой качает, собирается уходить, про камень потом наставнице скажет, нечего в лесу всякому валяться. Вдруг с большого толстого дуба, растущего рядом с болотом слышится грубый пропитый голос.

— Так, мужик. С коня — слезай, булаву свою, кольчугу, да сапоги в кучку, девку сверху и топай отсюда!

Веселина голову поворачивает в сторону того дерева, удивлённо смотрит, подняв голову. Там между ветвей толстяк сидит, наряд зелёный, среди листьев и не увидишь его сразу. Она молчит, а оторопевший на мгновение богатырь уже весь напрягся. Грудь колесом выпятил, голову тоже задрал. Руку на булаву положил.

— Не ты ли Соловей-разбойник? — спрашивает Илья, красуясь перед Веселиной, — Ну-ка, поди сюда, сейчас у меня огребёшь!

Тот же с дерева хихикает примерзко. Веселина смотрит между предполагаем разбойником и Ильёй. Один явно биться честно собирается, а второй два пальца в рот кладёт и как засвистит — Веселину чуть в самом деле ветром не сдуло — о камень ударилась. Конь и богатырь же склонились, но с места не сдвинулись. Соловей на это ругается, яростно обрушив на Илью поток грязных ругательств. Да не обычные, которые Веселина ни раз слышала от пьяных крестьян, каждое слово гремело и трещало, как разряд грома, сочетая в себе удивительную красочность и кощунственность метафор. Веселина с трудом прислонившись к камню потрясла головой, чтобы прийти в себя. Соловей продолжал изливать поток ругательств, перемещаясь по дереву выше, чтобы скрыться от Ильи, который тряс головой. В голове богатыря, очевидно, звенело, как и у Веселины. Соловей же найдя место удобнее и выше снова сунул два пальца в рот и набрав в грудь ещё больше воздуха — что есть мочи дунул. Веселина заскулила, от пронзительного звука, давящего ей на уши. Илья и конь его, ещё не пришедшие в себя, пошатнулись, но снова устояли на месте. Соловей, увидав это, снова принялся браниться, но куда менее цветасто. Он только снова поднялся выше. Веселина же, увидев, что он опять собирается свистеть, схватила с земли шишку и что было силы кинула в мужчину. Попадания в глаз хватило, чтобы Соловей, зажмурившись, отвернулся. Поспешно он закрыл лицо руками и, так как он прекратил держаться, то упал с дерева с воплем. На земле он лежал постанывая. Веселина на богатыря глянула, убедилась, что он в себя приходит и обернувшись ящерицей сбежала, скрывшись между лопухов и камышей. Продолжать знакомство ни с богатырём, ни тем более с разбойником, не хотелось.

Не долго она бежала, юрко ныряя между толстыми корнями и большими валунами, поросшими мхом, выскочила на небольшую прогалину. Прямо под ноги очередному незнакомцу. Этот на богатыря или разбойника не походил и из оружия у него был только изогнутый кривой посох из ясеневого корня. Веселина бы мимо проскочила, да только увидела, что этот мужчина в рясе, на земле что-то чертит, шепчет и трава вокруг него сразу пожухла. Испугалась она и не думая ни о чем с гневом закричала:

— Ты по что лес губишь?!

Вот так и вляпалась Веселина, едва отойдя от встречи с богатырём и разбойником.

Черный дым струится вверх, путаясь в густой зелени исполинских берёз и осин. Огонь высасывает жизнь из молодых слабых побегов, поглощая их с бушующей силой, но не может побороть старые мощные стволы. Горят молодые деревья, трещат сучья и среди этого огненного беспредела под одним обгорелым пнем корчится маленькая пестрая ящерица. Бегает Веселина из стороны в сторону, мечется, в поисках спасения, да вокруг пня всё уже в огне. Оранжевые языки пламени танцуют, сжирая сухостой и прошлогоднюю траву. Искры разлетаются в разные стороны и поджигают еще большее количество старой травы, усугубляя пожар.

Веселина от паники никак не может назад в человека оборотиться, из-за чего только ещё больше боится. А чем больше в ней страха и ужаса — тем меньше получается думать, тем больше в ней паники. Ничего за треском огня она не слышит, зовёт, что есть сил, кого-нибудь на помощь.

На её удачу как раз бредёт мимо старый пастух со своей отарой. У самой опушки леса слышит треск огня и громкий, испуганный писк, словно кто-то задыхаясь из последних сил внимание привлечь пытается. Остановился он, опираясь на посох, и вслушался, пытается напрягая зрение рассмотреть что-то между деревьев. Отара его сбилась, под охраной собаки, блеют овцы, напуганные. Увидел пастух дым среди зелени вверх поднимается, а пламя словно сдерживает кто. Огня и не видно почти, языки пляшут только вокруг старого пня.

Испугался пастух, уйти уже собирался, да слышит от пня голос девичий.

— Дедушка, вызволи меня из огня!

Пригляделся старик — а под пнём маленькая пёстрая ящерица мечется, от огня спастись пытается. Жалко старику её, да только как самому-то в огонь сунуться.

— Я бы тебе помог, да куда мне… — отвечает он честно. Стар уже, не сможет так быстро двигаться, чтобы самому не обгореть. А Веселина замерла, на нетронутом огнём пяточке. Свернулась и жалобно блестящими глазами смотрит. Вздыхает старик тяжко, пытается придумать как быть. Не хорошо дивьего зверя бросать. Опирается старик на свой посох, смотрит по сторонам в надежде придумать что-нибудь. Пламя к маленькой ящерке языки свои тянет. Старик же медлит. И уйти не может и спасти не знает как. Тут пришла ему мысль в голову. Обругал себя, словами злыми, пастух. Протянул к ящерице свой длинный посох, она вокруг него как повилика обвилась, старик и вытащил её из огня. Отошёл он с ней от пламени назад к своей отаре. На большой камень помог спуститься.

— Спасибо тебе, дедушка, — благодарит Веселина и сразу предлагает, — я тебе отплачу!

— Не надо мне ничего! Живи радостно, — ответил старик и рукой на прощание махнул и пошёл со своими овцами к дому. Сидит Веселина на камне, вслед ему смотрит, пока старик совсем не скрылся. Солнце уж вниз с зенита пошло, а она с камня не уходит, всё смотрит туда, где огонь горит волшебный. Уйти не может: вдруг пламя разгорится. Да и страху натерпелась, лапки дрожат, бежать сил нет.

Ждёт, когда за ней матушка придёт.

К вечеру уже на камень рядом с ней ещё одна ящерица вбежала. Солнце по чешуе отливает, как от камня драгоценного. Покрутилась вокруг и в женщину оборотилась. Подхватив на руки Веселину и прижав к груди Малахитница гладит дочь. От маленькой треугольной головы до хвоста наглаживает, шкурку звериную стирает с дочери. Гладит она её по спинке, под рукой её ласковой Веселина снова в девушку юную и оборачивается, будто стекают с неё чешуйки.

— Янтаринка моя, — нежно прошептала Малахитница, — опять оборотиться не можешь?

Веселина как в человека обратилась, так за шею мать обняла и причитает жалобно:

— Обидели меня, матушка! Огнём колдовским волхв окружил, когда я его в лес не пустила!

— Какой огонь? — спросила Малахитница, сводя сердито брови.

— Пастух меня спас! А пламя там — я под пнём спрятаться смогла. Волхв же всё равно в лес вошёл!

— Ну пусть и бродит там, раз наглости хватило! Никто его не выпустит!

После небольшой паузы Малахитница дочь к себе крепче прижала, словно пыталась у себя на груди спрятать. Время ей понадобилось, чтобы немного успокоиться. Вздохнув глубоко несколько раз она успокоилась.

— Отблагодарила ты пастуха?

— Ушёл он, матушка.

— Ничего, найдётся.

Малахитница в ладоши похлопала и из-под камней и травы выскользнуло несколько ящерок. Постепенно вокруг неё и Веселины и землю рассмотреть нельзя было, так много ящериц собралось.

— Найдите пастуха, что спас мою дочь, — сказала им Малахитница и снова в ладоши хлопнула. Сразу же все ящерки и разбежались, словно и не было их.

— Ты его к нам пригласишь? — спросила Веселина.

Та головой качает:

— Он тебе жизнь спас, это мне надобно к нему на поклон идти, никак иначе. В глаза посмотреть, да награду дать.

Малахитница, объяснив это, снова дочь осматривает. Проверяет, что та не пострадала. Глаза зелёные сверкают сердито, молнии материнского гнева метают. Найдёт она этого волхва — в камень обратит, аль заживо замурует. За каким бы богом не следовал — ни один мать разгневанную не остановит.

Сидит Веселина на камне, позволяет матери вертеть себя. Улыбается, счастливая. Тут одна ящерка вернулась. Малахитница руку подставила, к уху малютку поднесла: слушает, что та расскажет.

Покивав немного она улыбается.

Старик Дубыня в горах уже десяток лет живёт. Волхвом был он когда-то, да разочаровался. Оставив большой мир поднялся в горы. Своими руками сложил себе дом. Всегда дары приносит как положено, духов чтит и ни с кем не ругается. Есть у него кошара, в ней десяток овец. С ним живёт старый пёс, который с ним и пришёл в горы жить. С недавних пор ещё добавилось пять котят, которых кто-то в мешке в реку кинул. Дубыне мешок тот пёс выловил и приволок. Он думал — кто припасы обронил, а оказалось у кого-то рука поднялась зверье вот так в воду кинуть. Котят изначально шесть было, да один не выжил.

Бедно старик живёт, даже освещать каморку, когда стемнеет, у него нечем. Бедно, но не жалуется. Всё выслушала Малахитница, что ей чёрная ящерка на ухо нашептала.

— Спасибо, Гордана.

Веселина к матери поближе подсела, голову на плечо положила и в глаза заглядывает, ластясь как кошка:

— Мы ведь его отблагодарим, да?

— Конечно, моя Янтаринка.

Утром Веселина в комнаты матери приходит и чинно садится на маленькую скамеечку перед большим зеркалом. Рот ладошкой прикрывает, когда зевает и сонно моргает. Зеркало — огромное, с резной рамой из красивого резного малахита. Вырезаны из камня листья и цветы, среди которых выглядывают как будто живые ящерицы. Скамеечка — такая же малахитовая, ножки у неё как лапки ящерки. Дуэт этот появился в комнатах Малахитницы когда Веселина была ребёнком. Матушка как раз только забрала её, решив никогда не возвращать смертным. Давно это было, да только не забыть ничего. Другое имя носила, с другой семьёй жила, а внутри всё ещё дыра есть. Веселине легко закрыть глаза, чтобы погрузиться в воспоминания.

В Кынском княжестве есть небольшая гора странной формы, скалы которой окрашены в золотисто-розовый цвет. От этого места и начинается история Веселины. Это — дом, который она нашла. Точнее сказать это дом в который её принесла мать.

Вокруг на три дня пути ни одного крупного города, ни одной большой дороги, только едва укатанные тропы вьются, чьей ширины едва хватает на одну телегу. Идут они от одной небольшой деревни к другой, через глушь лесную, вдоль берегов великой реки Вая. Гора эта — Хозяйкина Рука местными зовётся, с неё начинается Медный хребет.

Помещик, владеющий землёй в округе, хоть и считает себя хозяином тут, а всё равно вспоминает, что Малахитницу боится оскорбить. Много среди местных ходит баек о её чувстве юмора. Многие могут рассказать как её встретили. Плохому человеку не уйти от неё, да и хорошему добра не видеть. Что в голову взбредёт — так и будет. Так что и не решался барин рудник тут строить. Да только княжич внезапно воспылал любовью к барышне одной и дабы восхитить её решил комнату сделать малахитовую. Похвастаться, значит. Тут уж жадность у помещика победила страх.

Прежде чем рудник новый строить — дары Хозяйке принёс, только тогда и начали малахит добывать. Да только вскоре ведьма Солоха с Хозяйкиной Руки спустилась, попеняла, чтобы вглубь хребта не лезли, только не послушали её. Решили, что коль дары принесены были, то и нечего нос воротить будет Малахитнице. Забыли, что не оценит она гостей в своём доме. И что всё что внутри гор есть — всё её. Захотела — дала, захотела — то и человека никогда не отпустит. Жадности поддались, да глупости. Больно помещику хотелось больше всех малахита доставить в Редикор, чтобы все в столице, значит, знали как его земли богаты.

Всё в начале хорошо шло, да только стоило начать новый туннель в руднике рыть, как рассказывать стали рабочие, что в полдень слышно в руднике необычайно звонкий женский голос. Говорит что-то, только неразборчиво больно. И вот как голос услышишь — так уже до конца смены ни одного кусочка малахита и не сможешь добыть. Иные утверждали, что насмешки это, да никто не решался утверждать точно. Так, наслушавшись, рабочие в полдень в рудник отказались входить. Солнце к зениту движется — и все рабочие уж из рудника бегут. Каждый спешит, дабы лепет этот потусторонний не услышать. К западу солнце потянется — и работу они продолжают. И вот присоединился к рабочим ещё один молодой парень. Средний из четырёх сыновей. Много помещик платит, жалко работу такую пропустить. Все кто мог — на рудник устроились. Только конкретно этому парню там и не рады. В его деревне, да и во всей округе, знают, что сестра его младшая проклята.

Боятся люди, что и он сам такой же. Ему даже старший в смене намекал, чтобы парень попросил расчёт и не приходил больше.

Так, осерчав, взял он свою сестру за руку и повёл её с собой в лес. Хорошо Веселина тот день помнит. Брата уже забыла как звать было, но события те всё ещё отпечатались в памяти. Веселина тогда старалась быстрее закончить зашивать отцовскую рубаху. Ей нужно было ещё в сенях подмести, обед на всю семью приготовить, да за козой сходить, подоить её и вернуть на поле. Ещё точно были какие-то дела, но они уже затерялись в воспоминаниях. Брат вернулся в дом хмурым. Веселина помнит, что удивилась: брат должен быть на руднике. Он же вошёл и встал напротив неё. Смотрел, как она иглой работает. Взгляд тяжёлый, смурной. Руки в кулаки сжаты. Стоял он так долго, лица его Веселина уже не помнит. Только глаза серые, смурные как грозовое небо, и фигуру огромную. В памяти кажется, что он долго стоял так. В этом Веселина не уверена. Помнит только что вырвал он у неё из рук рубаху и сжав запястье поволок с собой из дома. Бормотал гневно, ругался.

— Все беды из-за тебя. Мать умерла по твоей вине. Кабы тебя не было — меня бы не просили уволиться. На что боги тебя послали к нам? Неужто чем провинились? По что ты не померла? Тебя отец зимой в лес выгнал, а ты всё равно вернулась! Нежданная, она и есть нежданная.

Веселина помнит, что было Лето уже, солнце сильно припекало. Брат её на улицу босую выволок. Её как в кипяток окунули, такая жара стояла. Веселина на пороге запнулась, ударилась коленом о дверь. Нога потом всю дорогу пульсировала больно. Брат же тащил её через всю деревню, она ещё дважды падала. Всё понять не могла, куда он её тянет. А он в лес тянул и никто его не остановил. Отца дома не было, мачеха отвернулась. Да и старуха-соседка тоже в другую сторону смотреть стала. Хорошо Веселина помнит это. Как рыдая пыталась ногами упереться. Страшно было. Брат то её огромный. И всю дорогу не прекращал ругаться. Веселина, глупый ребёнок, даже не пыталась запомнить куда её тащат. Она ногами упиралась, за перила старого моста схватилась — тогда брат её и ударил. Не во всю силу, но и того подзатыльника хватило, чтобы она упала. Он же дотащил её в лесу до какого-то старого упавшего дерева, там к его стволу привязал. Встал, глядя на неё сверху вниз, сощурился, сплюнул. Тогда и завязал ей глаза. Веселина помнит, что пыталась брыкаться, но куда ей одолеть взрослого парня, когда сама она худая и маленькая? Осталась она одна в лесу. А день уже медленно движется к вечеру.

Прохладный ветер под рубаху забегает, холодит кожу. Веселина помнит, как головой крутила, пытаясь хотя бы повязку с глаз снять. Страшно в темноте, когда вокруг звуки живого леса. Шорохи, к которым не повернуться. Шелест листьев над головой, где-то в стороне трещит ветка.

Так и сгинула бы горемычная, да только звери не такие жестокие как люди. Маленькая юркая белка спустилась с толстого дуба. Осторожно зверёк приблизился к связанной девочке, пугливо замирая, стоило ей шевельнуться. Острыми зубками белка быстро перегрызла веревку. Когда Веселина заёрзала, стягивая с глаз повязку, зверёк быстро скрылся в траве. Спас её и исчез.

Веселина заморгала, всхлипнув начала тереть глаза, успевшие отвыкнуть от света яркого. Неловко подтягивая к себе свои конечности она сдвинулась к дубу, прячась в выступающих из земли корнях. Солнце как раз скрылось за облаками и в сгущающихся лесных тенях ветви и коряги превращались в пугающие фигуры. Веселина быстро бегала глазами по сторонам, надеясь понять куда ей идти. Страшно было и в лесу остаться и домой вернуться.

В лесу хорошо, птицы поют, радуются лету, сверчков слышно, да какие-то шорохи в траве. От земли поднимается запах мха и еловых иголок. Меж листвы пробиваются лучи солнца. Мир жил и ему было всё равно на горе и страх маленькой девочки. Недолго она сидела там, обняв свои колени. Нечего просто так сидеть было. Солнце ещё не село, был шанс самой до дома дойти. Поднялась Веселина на ноги и пошла, куда глаза глядели. Толку нет ждать, не придет за ней брат. Самой искать надо себе спасения.

Долго ли шла не ясно, да когда Солнце совсем уже опустилось к горизонту — вышла на холм каменистый, что выглядел так, будто отломили его от горы, что рядом, и кинули тут же. Глядит, а на одном из больших покрытых мхом камней сидит женщина. Сидит она спиной к Веселине, в иссиня-черную косу вплетена странная лента. Вроде и красная, вроде и зеленая, перетекает оттенок один в другой, переливается. Двинется женщина — цвет меняется. Смотрит Веселина на женщину, рассматривает, а та что волчок игрушечный — не сидит спокойно на месте, всё время двигается. Наклонится то в одну сторону, то в другую, будто смотрит на что. Назад откинется, в бок изогнётся, будто играет с кем, кого Веселине не видно. И слышно, звонким голосом едва разборчиво что-то лопочет, замолкнет ненадолго, а потом как рассмеётся, счастливым смехом. И звучит он как колокольчик медный, что висел на дуге впряжённых в повозку боярыни коней. Дивится Веселина смеху такому и дальше рассматривает женщину. Одежа на ней такая, что другой похожей точно ни у кого нет. Платье словно из камня-малахита, да гнётся и течёт как вода по телу женщины. Смотрит Веселина заворожено, восхищается.

— Ты что же, стоишь там, как окаменевшая? — внезапно громко говорит женщина с насмешливым весельем, — Иди-ка поближе. Поговорим маленько.

Испугалась Веселина, что обидела такую красивую боярыню, сразу же залепетала извинения. Женщина смеется, улыбается шире и глазами зелёными сверкает. Глаза-то такие яркие, что издалека видно, будто камни драгоценные на солнце блестят. Подняв руку женщина манит к себе, подойди, мол, ближе, ещё ближе. Обойди камень-то. Веселина послушно двинулась вперед, да изумленно снова замерла, когда обошла валун на котором женщина сидела. Увидела на земле и камнях перед ним неисчислимое количество разноцветных ящерок. Одни зелёные, вторые голубые, а некоторые в такую синь окрашены, какой Веселина не видела никогда. И все яркие, красивые, переливаются в лучах заходящего солнца и узорами разными покрыты.

— Не наступи на них, — говорит женщина, — мое войско это, слуги и подданные. Ты вон какая большая, а они крохи все. Знаешь ли кто я, девочка?

Спросила она и ладошками хлопнула дважды, ящерки и разбежались, скрылись в траве и между камнями, как будто не было их. Веселина грустно проводила глазами одну особенно красивую синюю ящерку и подняла голову, чтобы посмотреть на женщину. Та по камню рядом с собой стучит, приглашает сесть. Веселина же ответила:

— Знаю. Вы Госпожа Малахитница, Хозяйка Медного хребта.

— Боишься меня, девочка? — спросила женщина, а Веселина, очарованная её красотой, только головой качает. Как же бояться, если красившее она в жизни никого не видела? Месяцев видела, а и им далеко до красоты Хозяйки.

— Вот и ладно. Мне как раз того надо, кто никого не боится. Слова надобно будет барину вашему передать от меня. Скажи ему вот что: Хозяйка, мол, Медного хребта заказывала тебе, душному козлу, чтобы ты с рудника убирался. Ежели еще будешь дальше малахит добывать, то несдобровать будет и тебе и всем рабочим. Запомнишь, милая?

Веселина ошарашенно моргнула, раскрыв рот. Как же это она такое барину скажет.

— Меня не боишься, так что ж тебе его-то бояться? — спросила Малахитница и улыбнулась ласково, хитро сверкая глазами голову наклонила к плечику, да продолжила, — Вот скажи барину, как я велела, взамен путь из лесу покажут тебе слуги мои. Сделаешь, как велю, милая?

Снова похлопала Малахитница в ладоши и ящерки сбежались. Так много их было, что земли меж ними не видать. Сама же Малахитница на ноги вскочила, за камень рукой ухватилась, чтобы подняться выше, да как вбежала по камню. Вверх поднимается и в ящерицу медленно превращается. Руки-ноги её зеленые стали, хвост высунулся из-под длинной юбки, а коса в чёрную полосу на хребтине превратилась. Голова только и осталась человеческая. Вбежала она по скале, оглянулась и говорит:

— Не забудь, милая, передать слова мои: велела, мол, тебе, — душному козлу, — убираться. Благодарность это твоя, за то, что с лесу выведу.

Сказала так и скрылась Малахитница в щель в скале, только зелёный хвост её и мелькнул. Осталась Веселина стоять в окружении маленьких разноцветных ящерок, что медленно разбегались снова в стороны. Тихо вокруг стало, даже птиц не слышно, спугнула их видать Хозяйка хребта, чтобы слуг её не обидели. Оглядела Веселина землю у своих ног, а там уже осталась только небольшая группа ящерок того глубокого синего цвета, что так ей понравился. Собрались они, играют бегая между камней, ждут.

Идёт Веселина за ними, вглядывается под ноги, чтобы не встать ни на одну. Вывели её ящерки к дому. Пустила её сестра, Марушка, втянула в сени, да помогла спрятаться от старшего брата. Не узнал никто, что с лесу Веселина смогла сама выйти. Утром же, когда деревенские к руднику пошли работать — увязалась девочка следом. Поручение Хозяйки Хребта выполнять. Долго от деревни до рудника идти. Через реку по старому бревенчатому мосту, скрыт хребет за деревьями, не видно его от деревни, только две красные вершины, Хозяйкина рука, да Красногорка с ней рядом. Красивые вершины, ведун говорит, что красные они потому что крови было много пролито, когда дрались верховные боги с мелкими духами. Рассказывал он так ярко и интересно, да только сгинул потом в горах сам, видно всё же сильнее духи.

Добралась Веселина до рудника, идя за рабочими. Там уже вовсю кипит работа, люди разбирают инструмент. Барин прибыл, расхаживает важно как петух между людьми. Все, когда он подходит, шапки снимают и молчат. Веселина оглянулась, да пошла за ним. Подходит и говорит, как велено было:

— Хозяйка Медного хребта заказывала тебе, душному козлу, сказать, чтобы ты с рудника убирался. Ежели еще будешь дальше малахит её добывать, то несдобровать будет и тебе и всем рабочим.

Сказала то Веселина и тихо вокруг стало. Барин замер со ртом открытым, словно поверить не мог, что маленькая пигалица посмела сказать ему такое. У него даже усы затряслись от гнева. Слуга, следующий за ним, схватил Веселину за шиворот.

— Ты что это? Кому ты такие слова говоришь? Какая ещё Хозяйка!

Люди осторожно отступили. За проклятую девчонку вступаться никто не хотел. Брат Веселины вовсе поспешил скрыться, чтобы никто не вспомнил что родня они. Одни отступили из-за Веселины, вторые из страха перед Хозяйкой.

— Ваша воля, — говорит Веселина, привстав на цыпочки чтобы не задыхаться — а только так мне велено сказать было.

— Выпороть, — требует барин, — да выкинуть за рудник, пусть проваливает откуда явилась.

Ну, конечно, выпороли и выбросили, как мешок гнилой картошки. Рухнула Веселина в забытие, потерявшись в боли. Лежит в беспамятстве, а вокруг неё ящерки собираются. Не бросила её Хозяйка. Выполнила Веселина, что та просила, хотя уже проводили её до дома. Могла бы и струсить, да не говорить ничего.

Много ящериц собралось вокруг девочки, заполнили они землю, как покрывалом накрыли. И вот среди них одна, с черным гребнем, двигается, да моргни и вместо ящерицы женщина сидит над телом Веселины. Осматривает девочку, уводит волосы растрепанные с лица, хмурится.

— Молодец, — говорит, — Сдержала слово. Не испугалась барину сказать как я велела. Хорошо сказала.

И принахмурилась Малахитница сильнее, глядя на девочку, поглядела по сторонам, пролепетала что-то с ящерками своими, да захлопала в ладошки. Разнёсся её хлопок по округе, прокатился звук далеко, а чем дальше был тем громче и становился. Дошёл до рудника и сотряс его. Сверкнула Малахитница глазами и ящерки её набежали на рудник, заполонили его, начали прогрызать подпоры, да руду.

Веселине же кажется, будто какая-то сила качает её и несёт в пространстве, в каком-то убаюкивающем ритме. Под закрытыми веками вспыхивают искры яркие, словно звёзды, сопровождающие её полет среди пустоты. Подняла Малахитница девочки на руки и забрала. Веселину в деревне больше никогда не видели.