Целуй меня

Глава 18

Неро

Мы подъезжаем к старому складу на окраине Бронкса. Место откровенно дикое, так что мне приходится выставлять постоянную охрану, но таковы условия моей сделки с Департаментом полиции. Я плачу им, и взамен мне позволено хранить запрещенное дерьмо в самых захудалых районах города. Копы смотрят на это сквозь пальцы, считая, что из двух зол надо выбирать меньшее. Мафия работает чисто, слаженно и держит своих в ежовых рукавицах. Уличные банды, их беспредел с жестокими разборками, оружие, насилие… мы сдерживаем все дерьмо, не позволяя ему выплеснуться на улицы большого города и избавляя полицию от этой работы. Общеизвестный факт: уничтожьте мафию и картели - и наступит анархия. Мир, в котором мы живем, погряз в коррупции – таковы реалии современной системы правосудия. И я с удовольствием примеряю на себя роль судьи, присяжных и палача.

Приближаюсь к тяжелым воротам, которые медленно откатываются в сторону, открывая полутемное помещение склада. Я въезжаю внутрь. Когда глаза привыкают к тусклому освещению, я вижу Джио – он наблюдает за происходящим, скрестив руки на груди и вальяжно опираясь на капот своего «Астон Мартин». Рядом с ним два парня угрюмого вида. Позади них Джексон, держащий их на прицеле – в каждой руке у него зажато по пистолету. Остальные люди Джексона тоже вооружены и рассредоточены по пустому помещению склада.

Выйдя из машины, я открываю багажник и достаю оттуда металлическую бейсбольную биту. Закрыв багажник, бросаю биту Уне, и она, поймав ее на лету, закрывает дверь машины грациозным движением бедра.

Глаза Джио сужаются, когда мы подходим к нему.

— Хорошая тачка, — Уна садится на капот его машины.

— Неплохая бита, — отвечает он.

Уна с легкостью крутит биту в руке.

— Спасибо. Мне слегка непривычно: она больше похожа на дубину.

Покачав головой, я подхожу к тем двум парням и останавливаюсь перед ними. Затем достаю из внутреннего кармана пачку сигарет, вынимаю одну, зажимаю между губами и медленно подношу к ней зажигалку. На складе воцаряется тишина, и я выдерживаю многозначительную паузу, наслаждаясь тем, что все затаили дыхание. Щелкнув зажигалкой, прикуриваю и, запрокинув голову, делаю глубокую затяжку.

— Он обожает устраивать представления, — говорит Уна, и я, выпустив дым, поворачиваю голову в ее сторону. Ее губы изгибаются в улыбке, и, демонстративно выгнув бровь, она с вызовом смотрит на меня. Уна обожает меня провоцировать. Заставив себя отвернуться от нее, я переключаюсь на двух албанцев.

— Знаете, кто я?

Один из них – тот, что постарше, – урод, каких поискать. Через все горло белеет шрам – похоже, мужик уже встречался со смертью. Второй помоложе. Оба в спортивных костюмах и с массивными золотыми цепями на шеях. Боже, словно герои второсортных боевиков годов эдак семидесятых.

— В-в-в-верди, — запинаясь произносит молодой. Его друг хмуро смотрит на него.

Я киваю Джексону, и он, схватив обоих за плечи, рывком вынуждает их опуститься на колени. Тот, что моложе, всхлипывает и, дрожа всем телом, опускает взгляд.

— Да, я - Неро Верди, — присаживаюсь на корточки, небрежно упираю руку в бедро, затягиваюсь сигаретой и выдыхаю дым в лицо молодому. Он вздрагивает, и я улыбаюсь. — Скажите, парни, а вам известно, что это значит?

Они оба тупо смотрят на меня.

— Это значит, что вы в полном дерьме, — я выпрямляюсь и отхожу от них. Встретившись глазами с Уной, я спрашиваю: — Где вы взяли дурь, которой торговали прошлой ночью в «Poison»?

Тишина.

Вздохнув, я поворачиваюсь к ним и приставляю ладонь к уху.

— Прошу прощения, не расслышал ответа.

Тот, что помоложе, открывает рот:

— Мы…

Его друг что-то отрывисто говорит по-албански, и я со стоном запрокидываю голову. Потом, бросив взгляд на часы, киваю Уне.

Уна откидывает капюшон, и Джио закатывает глаза, когда она, покачивая бедрами и поигрывая в руках битой, подходит ко мне.

— Джентльмены, это Уна. Для кого-то она – Поцелуй Смерти. Мексиканцы называют ее Ангелом Смерти. В общем, суть вам ясна.

Уна помахивает битой, описывая в воздухе эффектные круги.

Тот, что постарше, усмехается.

— Грязную работу за тебя делает баба, — он сплевывает на пол, и Уна бросает на меня взгляд.

— Ну, это не более чем вредная привычка, — она отходит от меня, и стук ее каблуков по бетонному полу эхом разносится по огромному складу. Практически не замедляя шага, Уна замахивается битой и наносит парню удар в живот. Завалившись на бок, он кашляет и хрипит, пытаясь восстановить дыхание.

— Должен заметить, у нее сейчас гормональный сбой, — криво улыбаясь, говорю я, после чего отхожу, сажусь рядом с Джио понаблюдать, как Уна метелит старшего из придурков. Того, что моложе, она не трогает, но я вижу, как его воля ломается с каждым ударом Уны, словно бьет она его самого. Тем временем своему подопечному Уна разбивает коленные чашечки – как и обещала! – ломает в нескольких местах обе руки, проламывает скулу, но челюсть оставляет целой. Умница.

— Вы оба психи – ты это знаешь? — произносит наблюдающий за Уной Джио.

— Смотри на это так: чем больше бешенства ее гормонов будет потрачено на того парня, тем меньше достанется тебе.

Джио тяжело вздыхает, после чего повисает долгая пауза, во время которой слышны лишь стоны боли избиваемого и подвывание его приятеля. А затем Джио продолжает:

— Ты не можешь делать вид, что все в порядке, Неро.

— Даже не вздумай читать мне нотации из разряда «а что будет дальше», — тихо говорю я.

— Ты отвлекаешь ее мафиозными разборками.

Я бросаю на Джио сердитый взгляд.

— А если держать ее взаперти в квартире, она доведет себя до того, что натворит каких-нибудь глупостей. Так у меня есть возможность тянуть время и держать ее под контролем.

Кивком головы Джио указывает на Уну, и я следую взглядом за его жестом.

В этот момент Уна упирается коленом в грудь своей жертве. Мужик воет от боли – никаких сомнений в том, что у него сломаны ребра. Бейсбольная бита, прижатая к горлу, не дает ему дышать.

— Судя по тому, что я вижу, босс, ты полностью ее контролируешь.

Уна что-то шипит сквозь зубы, как мне кажется, на албанском. Черт, есть хоть один язык, на котором она не говорит?

Бедняга что-то бормочет в ответ, и ее поведение резко меняется. Мило улыбнувшись, Уна убирает колено с его груди, выпрямляется в полный рост и встает над ним – окровавленная бита в руках, забрызганное кровью платье обтягивает выпирающий живот.

— Он сказал тебе? — спрашиваю я, не двигаясь с места.

— Нет, — она приподнимает юбку, и при виде ее обнаженного бедра я прикусываю нижнюю губу. Уна выхватывает нож, закрепленный на внутренней стороне бедра, и делает молниеносный бросок. Клинок вонзается албанцу между глаз. Бросив на него беглый взгляд через плечо, Уна пожимает плечом. — Он назвал меня русской шлюхой.

— Тогда Чезаре должен понимать, насколько ему повезло, — бормочу я себе под нос.

— Охренеть! — восклицает Джио.

Джексон подходит и встает рядом со мной. Мы с ним практически не видимся с тех пор, как я назначил его КАПО вместо себя. Он идеально подходит на это место – у него жесткий характер, и я уверен в его безоговорочной преданности мне.

— Кажется, я тоже хочу себе русскую девчонку, — говорит Джексон.

Я киваю.

— Да … Есть в них какая-то утонченность.

— Послушайте, если вы двое закончили эмоциональную мастурбацию по поводу русских, может, мы закончим уже с этим дерьмом? — вклинивается Джио, отталкиваясь от капота и указывая в сторону второго парня. Уна приседает перед ним на корточки, и парень начинает плакать.

— Проклятье, они стали принимать в свои ряды слабаков, не то что раньше, — ворчит Джексон, которого, судя по виду, вся эта ситуация начинала утомлять.

Я прищуриваю глаза, видя, как Уна что-то шепчет парню по-албански, а потом ласково гладит по лицу. Кулаки мои непроизвольно сжимаются, а кровь начинает закипать.

— Morte, — рычу я сквозь стиснутые зубы. Она бросает на меня взгляд через плечо.

— Черт побери, вы оба больные на голову, — говорит Джексон.

— Спасибо, — бросает ему Джио.

Через несколько секунд Уна выпрямляется, разворачивается и подходит ко мне.

— Того, кто нам нужен, зовут Хуан Камило, — говорит она.

— Гребаный колумбиец, — выплевывает Джексон. — А с этим что будем делать? — спрашивает он, указывая на албанца.

— Оставьте его в живых, — говорит Уна.

Я удивленно приподнимаю бровь. Во-первых, потому что она отдает приказы моим людям. Во-вторых, потому что проявляет милосердие.

— Ты становишься мягче, Morte?

— О, Неро, ради всего святого, — Джио отходит, и я слышу, как хлопает дверь его машины.

Уна ухмыляется, встает между моими ногами и, положив руку мне на затылок, дюйм за дюймом приближает свои губы к моим. Другая ее рука пробирается под мой пиджак и скользит по груди вверх. Ее кожа пахнет смесью ванили с оружейным маслом, к которым добавляется металлический привкус крови.

— Ни за что, — Уна прижимается губами к моим губам, нежно проводит по ним языком, и я едва успеваю заметить, что она взяла мой пистолет, как раздается грохот выстрела. Я отстраняюсь, ее взгляд прикован ко мне, а в руке за спиной дымится пистолет. Албанец плашмя валится на пол – между его глаз зияет дыра.

— Черт возьми, Уна, у тебя вроде сестра имеется, верно? — спрашивает Джексон.

Я сверкаю в его сторону глазами, и он, поняв свою оплошность, замолкает и глупо улыбается.

— Тебе, видно, жить надоело, — говорю я.

Рассмеявшись, он направляется к своему «Рендж Роверу», припаркованному позади опустевшего склада.

Я отхожу от машины Джио, и он тут же заводит двигатель. Мы с Уной направляемся к нашему автомобилю. Я открываю пассажирскую дверь, и Уна, обойдя меня, плавно проскальзывает в салон, а мои глаза в это время, не отрываясь, смотрят на ее задницу. Я всегда хочу трахнуть ее, но, черт побери, эта ее хладнокровная жестокость пробуждает во мне зверя. Я хочу трахать, ее, причиняя боль, ломая волю, и знаю: она примет все, что я ей дам и вернет в десять раз больше. Она идеальна, уникальна и… принадлежит мне. Чем больше времени я провожу с ней, тем сильнее ощущаю влияние на себя: Уна словно отпечатывается в моей темной душе, становясь для меня жизненно важной. Я не знаю, сопротивляться этому или смириться, но, в конце концов, кажется, у меня нет особого выбора. Я люблю ее, и это чувство не побороть всем силам мира.

Едва я сажусь в машину, Уна возвращает мой пистолет.

— Тебе полегчало? — спрашиваю я, убирая оружие в кобуру.

Она улыбается и целует меня в щеку.

— Спасибо, немного. Могла ли я подумать на нашей первой встрече, что ты такой милый.

Я усмехаюсь.

— Теоретически, первой нашей встречей было убийство моего брата.

— Да, Неро. И я уверена, что все величайшие истории любви начинаются именно так.

— А еще говорят, что романтика умерла, — ухмыляюсь я.