Целуй меня

Глава 29

Уна

Месяц спустя

Я сжимаю в руках гладкую деревянную палку. Напротив меня стоит Вадим, его руки широко разведены, в одной из них сжат боевой посох. Он смотрит на меня из-под упавшей на глаза челки и улыбается. Парень на несколько лет меня моложе, но держится молодцом.

Я делаю поворот влево, и он тоже, повторяя мои движения. Я внимательно наблюдаю за каждым его шагом – он делает то же самое.

Внезапно он переходит в атаку, наши посохи встречаются и начинают биться друг о друга с такой скоростью, что звук от ударов становится похож на частые щелчки кнутом. Вадим делает замах, но выпад получается слишком длинным. Я ухитряюсь увернуться, наношу ему удар по лопаткам и делаю подсечку. В итоге он падает. Разминая шейные позвонки, я отхожу в сторону от нашего импровизированного ринга.

Рядом стоит Саша с крепко сцепленными за спиной руками и смотрит на меня. В течение последних нескольких недель он без перерывов измывался надо мной, и вот, наконец, мое тело приобрело прежнюю форму – нападение и убийства стали для него такими же естественными процессами, как и дыхание.

Слышу, как за спиной Вадим вскакивает на ноги и бросается на меня. Я улыбаюсь. Наивный мальчишка. Сашины брови слегка приподнимаются, когда я ломаю посох о поднятое колено и, мгновенно развернувшись, запускаю в Вадима деревянный обломок по принципу копья. Деревяшка с такой силой бьет его в плечо, что парень падает спиной на бетонный пол. Подойдя ближе, я смотрю на него сверху вниз и сжимаю в руке обломок шеста, торчащий из его раненого плеча. Я испытываю настоящий кайф от переполняющих меня знакомых чувств – сильные, острые ощущения, которые дарит насилие, сродни наркотикам.

— Это был нечестный бой, — выдавливает Вадим, тяжело дыша.

Вместо ответа я ставлю ботинок ему на грудь.

— Честных боев не бывает. Сражайся тем, что есть под рукой. Будь хитрее своего противника, — приподняв одну бровь, я хватаюсь за обломок и выдергиваю его из раны в плече. Вадим хрипит и зажмуривается от боли. — И скажи спасибо, что я целилась тебе в плечо, а не в горло.

Саша подходит к нам, бросает взгляд на Вадима и жестом подзывает людей.

— Отправьте его к медикам.

За спиной раздаются медленные аплодисменты, и мы с Сашей, обернувшись, видим Николая. Широко улыбаясь, он неспешно пересекает зал для тренировок.

— Моя голубка, ты снова стала прежней. Беспощадной. У меня есть работа для вас обоих. Похоже, Рафаэль д` Круз неровно дышит к твоей сестре, голубка.

Я никак не реагирую. С тех пор как я здесь, Николай ни разу не упоминал ни Анну, ни того, что мой сын находится не у него. Возможно, он хочет держать меня в неведении. В конце концов, самый простой способ сохранить преданность матери – это держать при себе ее ребенка. Или, может, он решил, что избавил меня от чувства привязанности к кому-либо.

Отчасти, наверное, так и есть. Честно говоря, и Неро, и ребенок… все это кажется далеким сном, который я не могу вспомнить полностью, но та короткая секунда, проведенная с сыном, навсегда отпечаталась в моем сердце, в моей душе и останется там навсегда, даже если разум начнет забывать.

— Он предлагает очень выгодную сделку. Она сейчас как нельзя кстати, потому что итальянец здорово затруднил нам ввоз товара в Америку и вывоз его из страны, — глаза Николая злобно сверкают.

— У тебя с ним встреча? — спрашивает Саша.

— Да, и вы оба пойдете со мной, но сначала… — губы Николая кривятся в ухмылке. — Он не верит, что Анна все еще жива. Ему нужны реальные доказательства. Поэтому ты, голубка, пойдешь и отрежешь у нее мизинец. Кажется, у нее на нем татуировка?

На внешней стороне мизинца Анны выбит номер рабыни.

— Ладно.

Николай прищуривается и, склонив голову набок, внимательно смотрит на меня. Я знаю, что он пытается найти хоть малейший признак слабости, но ему это не удастся. Я уже давно приготовилась к тому, что и я, и Анна – мы обе - возможно, умрем здесь. Разве это справедливо? Нет. Но я не могу спасти всех – даже пытаться устала. Если отрубленный палец гарантирует ей свободу, то это не самая высокая цена.

— Иди с ней, Саша, — велит Николай, протягивая мне ключ от камеры Анны. — Доверяй, но проверяй, голубка. Всегда, — он гладит меня по подбородку, и я внутренне сжимаюсь. Желание убить его стучит в голове барабанной дробью. При одной лишь мысли о человеческом прикосновении меня тошнит. Жажда крови закипает в венах. Мне приходится собрать все силы, чтобы сдержаться и не наброситься на него.

Николай улыбается и опускает руку, приказывая нам идти. Саша держится рядом со мной. Мы проходим по лабиринту коридоров и оказываемся в лифтовой кабине. Я чувствую взгляд Саши, прикованный к моему лицу, но продолжаю держаться отстраненно, сохраняя спокойствие и хладнокровие. Это всего лишь палец.

Когда мы подходим к камере Анны, я жду, что почувствую хоть что-то – предвкушение встречи или страх, – но ничего не чувствую. Дверь открывается, и я вижу ее, съежившуюся в углу кровати. Русые волосы скрывают лицо. Невзрачная серая толстовка и спортивные штаны, кажется, добавляют ее виду худобы и некой болезненности. Это первая моя встреча с Анной лицом к лицу со времен нашего детства. Ее глаза глубокого синего цвета встречаются с моими, и я вижу вспыхнувшую в них надежду. На секунду я снова становлюсь тринадцатилетней девочкой, отчаянно вцепившуюся в свою восьмилетнюю сестру, которую от меня забирают. Я снова вижу слезы, текущие по детским розовым щечкам, и на мгновение вздрагиваю, словно от удара током. Но я гоню прочь все чувства и эмоции. В данный момент она для меня никто.

— Держи ее, — говорю я.

Саша подходит к Анне и толкает ее спиной на кровать.

— Уна? — ее голос тихий и слабый.

Я вынимаю нож из закрепленных на бедре ножен, обхватываю запястье Анны и прижимаю ее руку к тонкому матрасу.

— Уна, пожалуйста, — шепчет она, и слезы текут по ее лицу.

— Лежи смирно. Это быстро, — говорит ей Саша.

Я собираюсь с духом и быстро прижимаю острый, как бритва, клинок к мизинцу моей сестры. Лезвие прорезает кость, и Анна кричит. Матрас под ее ладонью пропитывается кровью. Я комкаю край одеяла и прижимаю к ране.

— Держи.

Анна рыдает, заливаясь слезами, и трясущейся рукой прижимает одеяло к ране.

Не в силах смотреть на нее, я забираю отрезанный палец и, выходя из камеры, говорю Саше:

— Пришли кого-нибудь обработать рану.

***

Мы с Сашей стоим по обе стороны от Николая. Напротив – Рафаэль с двумя своими людьми. Снег подтаял, и вокруг слякоть. Мы встречаемся на крыше заброшенных гаражей, и уныло-серый пейзаж напоминает о том, что русская зима подходит к концу.

Глаза Рафаэля встречаются с моими, и его лицо становится напряженным, а плечи опускаются, словно под тяжестью невидимого груза. Он переводит взгляд на Николая.

— Я предлагаю вам вполне приемлемые условия, но мне нужны доказательства того, что она еще жива.

Николай запрокидывает голову и хохочет.

— Твои требования никого не волнуют, — высокомерно произносит он. Рафаэль – влиятельный человек, босс картеля, но в окружении своей «Элиты» Николай считает себя богом. — Вот, — он достает что-то из кармана и бросает Рафаэлю. Пластиковый пакет, в котором лежит палец Анны.

При виде этого густые черные брови Рафаэля сходятся на переносице.

— Это, что, шутка?

— Конечно, нет. Видишь, срез совсем свежий. Только сегодня утром отрезан, — Николай разводит руки в стороны.

— Это не доказывает, что она жива, — Рычит Рафаэль, и в этот момент все его чувства отчетливо читаются на его лице. Он любит ее. Тогда меня это взбесило, а теперь я считаю это глупостью, он ведь даже не пытается скрыть свои чувства. Рафаэль демонстрирует свое уязвимое место, которым Николай непременно воспользуется.

Подойдя ближе, Николай усмехается и, прижав ладонь к груди, говорит:

— Клянусь честью. Уна лично его отрезала.

Рафаэль переводит взгляд на меня и, подняв в руке пакет, сквозь зубы спрашивает:

— Ты это сделала? — в его голосе звучит явное обвинение.

Я борюсь с желанием оправдать свой поступок. Нельзя показать Николаю, что меня это сильно волнует.

— Ты хотел доказательство того, что она жива. Теперь оно у тебя есть, — говорю я. — Мне кажется, потерять палец, но обрести свободу – это неплохой обмен, — голос мой звучит ровно и совершенно безэмоционально. Рафаэль переводит взгляд с меня на Николая и обратно. Я вижу, как он мысленно складывает все детали, пытаясь сопоставить женщину, стоящую перед ним сейчас, с той, которую узнал когда-то.

— Она любит тебя, — почти рычит Рафаэль.

— Любовь – это слабость, Рафаэль, — приподняв бровь, я подхожу к нему ближе. — И ты тому доказательство. Заключить невыгодную сделку только ради моей миленькой сестрички…

Губы Рафаэля растягиваются в легкой ухмылке, и он переводит взгляд на Николая.

— Так мы договорились?

Николай склоняет голову набок.

— Договорились.

Я едва сдерживаю вздох облегчения, ведь только что Рафаэль выкупил свободу Анны.

Фигуры Николая постепенно, одна за другой, покидают шахматную доску. Неро, Анна и мой сын уже вне игры. Значит, скоро мы останемся с Николаем один на один.