Глава 6

И если, пока мы ехали до участка, я еще питала надежду на то, что там-то точно со всем разберутся, то, оказавшись в серых неприветливых стенах полицейского отделения, поняла, что выбраться отсюда мне будет непросто.

Мои объяснения, как оказалось никому не были нужны. Меня, в отличие от Германа, посадили в общую камеру с реальными “нарушителями закона”.

Запах смрада мгновенно пропитал мою одежду, волосы и кожу. Закрыв рот и нос ладонью, я прошла в самый дальний угол. Уперлась плечом в стену.

В голове промелькнула мысль о том, куда могли увести мужчину. Я только краем глаза успела заметить, что его потащили дальше по коридору…

Сердце неожиданно сжалось в комок, стоило только представить, что сейчас может происходить в камере. А вдруг полицейские избивают Германа? Но ведь это несправедливо! Мужчина ничего не сделал плохого?! В отличие от Вадика, он пытался не навредить, а защитить меня!

– Эй, зенсина, – услышала рядом с собой, откуда-то снизу шепелявый то ли мужской, то ли женский голос, было непонятно.

Опустила глаза. На полу, привалившись к стене, сидел молодой парень. Хоть по его одутловатому лицу и трудно было угадать возраст, но я не угадывала – я точно знала. Я угадала парня. Это Ромка, внук моей постоянной клиентки. Мы живем с ней по соседству.

– Рома?! – удивленно шиплю, присаживаясь рядом с ним на корточки. – Что ты тут делаешь? Что с твоим лицом?

Парень часто заморгал глазами. И уже через пару секунд его брови удивленно поползли вверх:

– Ася?! – он подобрался. – Сто вы тут делаете?

– Боже, – схватила паренька за щеки, покрутила в разные стороны. – Тебе… зубы выбили?

Ромка, смутившись, спрятал взгляд.

– Ром, отвечай, немедленно! Людмила-то знает, что ты здесь? – у меня все трепещет в груди.

Парень совсем еще ребенок. Ему только-только восемнадцать исполнилось. Разве можно так с ним? Что он мог сделать такого, что с ним так обошлись?

Рома продолжает молчать. Я резко выпрямляюсь. Решительно подхожу к решетке. Выглядываю кого-то из сотрудников полиции. Я этого так не оставлю. Что за беззаконие творится? Я Людмилу и Рому знаю уже больше пяти лет и ни разу не замечала за парнем аморального поведения.

– Товарищи! Тоооварищи! – повышаю голос так, что эхо отзеркаливает от бетонных стен, разносится по зданию.

– Ася, не нужно. А то и вам достанется. Они после праздников совсем озверели. Мы с ребятами куражились, отдыхали в парке на плосяди. Так они не разобравшись, потолкали нас всех в Уаз и сюда привезли. Я тут несколько дней сизу…сижу. Извините, – выдает на одном дыхании.

А потом прикрывает рот, отворачивается. Наверно заметил, как я поморщилась из-за запахов исходящих от него и от помещения в целом. Сдержать отвращения к этим “ароматам” я не смогла.

– Это чистой воды беззаконие! Такое нельзя оставлять без внимания, – цежу сквозь зубы, и поворачиваюсь к решетке с тем настроем, чтобы вновь позвать представителей власти, когда натыкаюсь, на холодный колкий взгляд бледно-серых глаз невысокого пузатого мужика. Его лысина на макушке поблескивает в свете люминесцентных ламп, в круглых, больше похожих на поросячьи, глазах нет ни намека на человечность. Красное лицо с пухлыми щеками и тонкими губами, сидело на массивной короткой шее, которую перетягивала пуговица голубой рубашки.

– У вас имеются какие-то претензии к нашей работе, барышня?

Смерив меня блуждающим липким взглядом, остановил его на моих губах. Хмыкнул.

– Да, есть, – вздернув подбородок, смотрю ему прямо в лицо, игнорирую его глумливую усмешку.

– Ну раз есть. Слушаю, – иронизирует.

– У меня к вам вопрос по этому молодому человеку, – сухо говорю.

И по тому, как взлетели тонкие брови полицейского вверх, поняла, что он удивился.

– И что же с ним не так? Он вам кем-то приходится?

– Да. Это мой племянник, – вру без зазрения совести. – Мне бы хотелось знать на каком основании вы его удерживаете здесь и даже не даете возможности позвонить!


– Да, у нас тут целый семейный подряд, – посмеиваясь окидывает нас с Ромой общим взглядом. – Значит, один дебошир и пьяница. Вторая – промышляет организацией заказных преступлений. Прекрасно, ничего не скажешь…

– Прекратите! Это неправда! Зачем вы придумываете!?

В серых глазах промелькнула молния. Челюсть мужчины напряглась. Желваки заиграли. Я прикусила губу, сделала шажок назад.

Цыкнув языком. Мужчина сплюнул через зубы и решетку мне под ноги.

Втянула голову в плечи.

Ох, и не нравится мне его взгляд! Ох, как не нравится!

Полицейский достает ключи, а я делаю еще один шажок вглубь помещения. Здесь хоть и пахнет отвратительно, но это место мне кажется более безопасным, чем где-то там, за его пределами, в серых-голубых коридорах.

Щелкает замок и я вздрагиваю.

– На выход, – цедит сквозь зубы, кивая в мою сторону головой.

– Куда? Я никуда не пойду, – отрицательно качаю головой.

– Я сказал. На. Выход.

– Вы не имеете права со мной так разговаривать. Мне нужен телефон. Я хочу позвонить…

Мужчина стремительно приближается ко мне, хватает за локоть и не церемонясь тянет меня к выходу.

– Черт… – слышу шепелявое за своей спиной, – … куда вы ее забираете?

– Захлопнись, – рыкнув на Рому, мужчина с силой захлопывает решетку. Поворачивает ключ.

– Ром, не волнуйся, – зачем-то отвечаю парню, хотя сама боюсь до ужаса. – Со мной все будет хорошо.

– Хм, не говори “гоп” пока не перепрыгнула, – маслянистым взглядом осматривает меня полицейский.

У меня по спине поползли мурашки. Что он задумал?

Мужчина грубо толкает меня вперед по коридору. Я, хватаясь за стены пальцами, сопротивляюсь.

– Это ошибка, – произношу сбивчиво.

– Послушай, барышня или как тебя там… Мне по сути плевать за что ты здесь. Поступило заявление. Наша работа маленькая: обезвредить, наказать. А дальнейшими “разбирательствами” и “доказательствами” будут уже заниматься высшие инстанции.

У меня зашлось сердце. Инстинктивно положила руку на живот, потому что в мозгу засело одно единственное слово: наказать. Как он собирается это сделать: побьет меня? Или…Кидаю на него короткий взгляд, а разбушевавшаяся фантазия уже вырисовывает безумные картинки наказаний.

Шарахнувшись в сторону, затрясла головой. Ну нет, не может же все быть настолько беззаконно?!

– Эй, поаккуратнее, – сально поблескивают глаза мужчины. – Вот и пришли…

Вдруг он резко останавливается возле серой железной двери, вставляет в нее ключ. Замок щелкает. У меня перехватывает дыхание. Сердце сбиваясь с ритма, ухает в пятки. Ноги становятся ватными. Слабеют.

– Что это!? – разлепляю вмиг пересохшие губы.

– Это наши… кхм… ваши апартаменты, барышня, на ближайшие сутки. Прошу…

Распахивает дверь и приглашающим жестом указывает на камеру.

– Я… я не могу туда пойти, – припав к стене, вжимаюсь в нее.

– Послушай меня, малахольная, – он резко подходит ко мне, давя своей едкой аурой и превосходством того, что нахожусь на его территории. – Мне с тобой нянчиться некогда. Давай, заходи, – а сам меня так и пожирает глазенками круглыми.

– Я беременна, – говорю на выдохе. Это один единственный козырь, который у меня был и который я решила достать, если что-то случится с ребенком – я вас засужу.

Мимолетная оторопь проскользнула в глазах полицейского. Он на мгновение замер. Я наблюдаю за тем, как его терзают сомнения. Его взгляд внимательный, цепкий, как будто в самую душу пытается заглянуть, изучающе смотрит на меня. Проходит несколько минут, прежде, чем он начинает говорить.

– Постой здесь. Мне нужно позвонить. И смотри: ни шагу в сторону, а то побег пришью. Договорились?

Судорожно втянув воздух. Киваю. И чувствую, что сердце вновь начинает биться на том же месте. В груди.

Мужчина заходит в камеру, в которую несколько минут назад предлагал зайти мне, и даже на расстоянии слышу, как идут гудки. Кому он звонит?… Прислушиваясь, затаиваю дыхания.

Секунда. Две. Три и:

– Какого черта твоя жена утверждает, что беременна? – глухо шипит полицейский.

А у меня все нутро скручивается в тугой узел от услышанного.

Он только, что сказал Вадику, что я беременна!

Накрываю рот ладонью: что же я натворила? Почему не подумала, прежде чем сказать, что этот полицейский может позвонить мужу!

– Приедешь?!… – сквозь пульсирующий в ушах шум, слышу обрывочное, – … давай, жду…

И уже переступая порог: – Придурок, мать его, – зло сплевывает.

Сижу в кабинете следователя. Напряжение и тревога натягивают нервы до предела. В кабинете я одна. И это еще больше пугает. Не знаю чего ожидать.

После разговора полицейского с Вадимом, мужчина сразу же привел меня сюда. Указав на стул возле стола сухо приказал: “жди молча”.

Но как только за ним закрылась дверь я тут же вскочила на ноги, “забегала” по кабинету. Меня штормит от эмоций, бушующих в душе. Меня пугает встреча с Вадимом. Я не готова к разговору с ним о своем интересном положении, потому что он ведет себя неадекватно. И что он выкинет в тот момент, когда зайдет сюда я не знаю, да и знать не хочу.

Подхожу к стулу, сажусь. Вытянувшись в струнку. Застываю. Что же делать?!

Озираюсь по сторонам. Может мне уйти? Ну незаметно?! А вдруг получится?!

Щелчок замка в двери оглушает. Опоздала.

Зажмуриваю глаза. Мне в макушку словно разряд электрического тока ударяет. Позвоночник становится каменным. Не могу даже шеи повернуть. Я почему-то уверена, что в кабинет зашел Вадим. Выпрямила плечи, выпятила грудь вперед. Сцепила пальцы рук в замок. Поджала пальчики на ногах. Жду.

Инстинкты вопят. А от напряжения, даже над губой выступили капельки пота.

– Эй, – дергаюсь, как от удара током.

Сердце грохочет, будто в него саданул разряд 220 вольт.

Резко поворачиваюсь. В дверях стоит Герман.

Я подскакиваю с места.

– Боже! – накрываю рот ладонью. – Что они с тобой…

– Так. Стоп. Стоп.

Мужчина стремительно сокращает расстояние между нами.

По мне же вдруг пробегает волна крупного озноба. Ноги становятся ватными. Неустойчивыми. Оступаюсь. Но Герман во время успевает поддержать меня.

– Ася! – его голос холодный, грубый.

Он встряхивает меня. Не сильно, но этого достаточно, чтобы моя голова на плечах заходила ходуном.

– Зачем они тебя так побили? – поднимаю глаза на мужчину, судорожно всхлипнув.

Чувствую, как из уголков глаз полились дорожки горячих слез. В глазах все мутится, искажается. Дрожащими пальцами аккуратно дотрагиваюсь до его разбитых губ. И у меня дыхание сбивается, мурашки диким галопом прокатываются по позвоночнику, а потом бурлящей лавой растекаются по пояснице, собираясь внизу живота, когда чувствую, как он целует подушечки моих пальцев.

Его взгляд черный, глубокий, будто бездонная бездна самого океана.

– Так ты так побледнела из-за того, что видишь мое побитое лицо? – ухмыляясь говорит низким, грудным басом.

Я вместо слов просто киваю. Во рту так сухо, что язык к небу прирос и чтобы хоть слово сказать, нужно сначала выпить стакан или нет, – два стакана воды.

– Малинка, это лишнее. Если ты думаешь, что мне больно, то спешу тебя разочаровать, детка: я уже давно не чувствую боли. Не расстраивайся.

Я не могу спокойно и осмысленно воспринимать его слова. Понимаю, что он говорит это лишь для того, чтобы успокоить меня. Разве может человек, на лице которого совсем не осталось живого места, не чувствовать боли совсем?

– Ну, что?! Готова идти домой? – мужчина сплетает наши пальцы, опускает руку, тянет меня на себя.

– Но разве нам можно?

Сухим языком, карябающим небо, уточняю. Вскидывая брови.

– А ты сомневаешься?

Качаю головой. Нет. Я в нем не сомневаюсь ни на секунду. И верю ему так же, как себе. Почти.

– Но разве… Не нужно дождаться следователя? Подписать бумаги? Можно просто идти?

Мне почему-то этот момент совсем не дает покоя.

Герман окидывает меня лукавым взглядом. На его губах играет загадочная ухмылка, а в глазах искрится огонек.

– Давай проверим. Хочешь?

Мы подходим к двери. Герман открывает ее. Выходим в пустой, холодный коридор. Там полумрак. Нет ни души.

Герман уверенным шагом ведет меня вглубь. Я же, затаив дыхание, следую за ним. Пролет. Еще один. И никого. Странно и … жутко одновременно. Ёжусь.

Еще один поворот и мы с Германом стоим на выходе. Изо рта вырывается рваный вдох.

– Нам точно можно выйти?

Герман толкает дверь и мы оказываемся в объятиях снежных, морозных сумерек.

Снежный вихрь закручивается вокруг нас. Колючие снежинки холодят кожу лица и головы. Делаю шаг в сторону мужчины, а он меня неожиданно обнимает, пытаясь защитить от ненастной погоды. Щуря глаза, жмусь к нему ближе, меня колотит. Нет, не от холода, а от того, что прямо перед нами на тротуаре стоит Вадим.

– Не бойся. Он не тронет тебя, – басит Герман, подталкивает меня к так вовремя подкатившему такси.

Я делаю несколько неуверенных шажков, а Вадим, зеркаля меня, делает то же самое.

– Боже. Только не это, – бормочу под нос.

Вадим преграждает нам путь, когда мы подходим к такси.

– Мне нужно поговорить с тобой, – говорит холодно, смотрит злобно.

– Слушай чел, ты думаешь, что совсем бессмертный? – наступает на него Герман, меня же прячет за собой.

– Ася, я не знаю, что это за человек. И если он твой любовник мне тоже плевать. Разбирайся с ним сама. Но я хочу обсудить твою беременность. Это мой ребенок?

Я чувствую, как дрогнула и тут напряглась рука Германа, которой он меня прикрывал, после слов мужа.


– Мне кажется, Ася сейчас не в том состоянии, чтобы с тобой разговаривать, – цедит сквозь зубы мой защитник. – И если не уйдешь с дороги, то простым вывихом челюсти точно не отделаешься.

– Послушай ты, герой-любовник или как там тебя. Она моя жена. Понял. И я сам буду решать, когда мне нужно с ней поговорить, а когда нет. И не указывай мне тут.

Я еле успеваю вцепиться в руки Германа. Пытаюсь остановить его:

– Нет. Нет. Герман, не нужно. Я прошу! – звонко, шумно. – Отвали от меня, Вадик! Отвали! Я не хочу с тобой разговаривать. Ни сегодня, ни завтра, никогда!

Вадик, видя всю ситуацию, отскакивает в сторону. И, скалясь, смотрит на меня, окрысившийся. Германа игнорирует, будто специально злит.

– Ты успокой своего, этого. Из какого он аула вылез. И кулаки свои при себе пусть держит, а то так просто, как сегодня, в следующий раз не отделается. А поговорить тебе со мной все равно придется. Я так сказал, – рявкнул и резко развернувшись пошел прочь.

– Придурок, – бубню, разжимая заледеневшие пальцы.

– Откуда ты его такого откопала, Ася?! – присвистнул Герман, бросая на меня любопытный взгляд. – Он же совсем отшибленный!

– Я не хочу об этом говорить, – отвернулась.

Мне было дико стыдно за Вадика. Муж вообще с катушек съехал. Не узнать. Что Алиса с ним сделала? Как можно было так промыть ему мозги, что они у него в желе превратились? Быдло. Ведет себя, как шпана из подворотни. И на моего мужа совсем не похож.

– Да ладно, не обижайся. Ты еще ж совсем молоденькая, найдешь себе нормального мужика. А из-за этого придурка даже голову себе не забивай. Отбросок, – делает заключение Герман.

– Этот “отброс” пишет научную работу по улучшению ракетного носителя, – отвечаю тихо, Герман не слышит, потому как на мои слова никак не реагирует.

И сама не верю своим же словам. Как Вадим, ведущий инженер-конструктор, молодой перспективный специалист, которому через пару лет светит безбедное будущее мог оказаться таким… таким подонком?

Его мама и бабушка очень старались, столько в него вкладывали, а он… Что он делает? Где его голова? Интересно, свекровь в курсе, чем занимается ее сын? Одобряет ли она это? И знает ли о том, что у него появилась беременная любовница?

– Эй, Снегурочка, ты долго будешь стоять? – горячее дыхание Германа застывает на моем виске.

Качнув головой, постаралась отстраниться от мыслей о Вадике. Не хочу сейчас о нем думать.

– Извини.

Герман помогает мне забраться в машину. В салоне тепло и хорошо пахнет. Сам же он обходит авто и я честно думала, что он займет место рядом с водителем, но нет… мужчина открывает заднюю дверь, усаживается рядом со мной. Он такой большой, что кажется будто он занял собой все пространство. Я подглядываю за ним из-под полуопущенных ресниц. Мне крайне неприятно, что во всем, что происходит между мной и мужем, участвует Герман. Я чувствую, что он заглядывает туда, куда мне бы не хотелось пускать посторонних. Все же семейные дрязги – это нечто личное. А в нашей ситуации с Вадимом будто грязное белье вываливается наружу и каждый, кому не лень, может в нем поковыряться.

Все выходки Вадима, такие мерзкие и нечестные по отношению ко мне, что кажутся, будто каждый раз он на меня ведро помоев выливает, а все потому, что я оказалась не готова к той его стороне, которой он ко мне повернулся. Его подлость была для меня полной неожиданностью.

– Ася, – вдруг моего лица касается горячая ладонь Германа, и его палец скользит по моей щеке, я ощущаю, как он оставляет после себя влажный след. Я плачу?!

Черт! Почему мне так неудобно от того, что проявляю перед этим мужчиной слабость?!

– Извини, – пытаюсь отвернуться, но Герман удерживает мое лицо в своих пальцах, не отпускает.

– Тебе не за что извиняться, Ась. Думаешь я таких, как твой муж, никогда не видел? Возможно я открою тебе великую тайну, Ася, но такие идиоты встречаются на каждом шагу. Я не знаю, что у вас приключилось, но могу догадаться. Правда. И поверь, тебе не стоит смущаться и краснеть. Ась. Я не тот человек, которого нужно стесняться.

Боже, он так проникновенно это говорит, с такой искренностью и участием, что слезы рекой текут по моим щекам. Я была так тронута, его … заботой и пониманием, что удержать эмоции под контролем было просто выше моих сил.

А еще, еще меня наконец-то отпустил страх, которого я натерпелась в полиции…

Стоп. Я, громко всхлипнув, замолкаю. В голове вдруг возникает образ побитого Ромки. Черт! Черт! В последние дни я слишком рассеянная.

– Герман, – я на мгновение забываю о своих невзгодах, вытираю ладонью слезы. – Мы не можем просто так уехать.

Мужчина вздернув бровь, отстранился. Его губы изогнула удивленная ухмылка.

– Ты хочешь отомстить, мышка?

Свела брови вместе?!

– Мышка?! – непонимающе переспрашиваю. – Нет! Нет! Я никому не хочу мстить. Там за решеткой остался парень…

Боже, в этот момент нужно было видеть лицо Германа: его задорная ухмылка сползла с губ, брови поползли вверх, глубокие морщины прорезали лоб. Губы сомкнулись в одну линию, а во взгляде появилось выражение сродни: ну ты и наглая баба.

Еле сдерживая улыбку, я тут же пустилась в объяснения, не давая времени мужчине выдумать того, чего нет:

– Ты все не так понял, – уверяю его. – Это не парень…

– Так ты уж определись, Ася. Кто он?

– Ну, что же такое… Это парень. Да. Но он не в том смысле “парень”, в котором ты подумал.

– Я ничего пока не думал. Я просто слушаю и хочу понять.

– Черт, ну Рома это парень…

– Так. Я запутался. Так он парень или не парень?!

Смотрит на меня внимательно мужчина, прищурив глаза.

– Черт! – он издевается?! Да точно, вон и в глазах чертята прыгают, а я, как дура, волнуюсь, переживаю, что он меня не так поймет.

– Продолжай, Ась…

– Рома, он внук моей клиентки…

– Ооо… – тянет.

– Прекрати. Это не смешно, – обиженно отзываюсь. – Его нужно забрать.

– Так пусть его твоя клиентка и забирает, – откидывается, развалившись вальяжно на сиденье. – Я не помогаю людям, Ась. Ты – исключение.

– Но…

– Извини, – пожимает плечами. – Но у Старика Хоттабыча рабочий день окончен. Приходите завтра.

Загрузка...