Цена счастья

1

Стоял конец мая. Много чего случилось за последнее время — и дома, и в стране, и в мире. Март стал печальным месяцем для английского флота, — было потоплено много кораблей. Единственная надежда была на американцев, что они найдут какое-то волшебное лекарство, впрыснут его в жилы изнемогающего под бременем войны Королевства и смогут изменить ситуацию к лучшему.

В этот день, 27 мая, в четверг, за кухонным столом в доме Фултонов сидело пять человек. Четверо из них — Джон, Берта, Лиззи и Джефф — как могли, пытались успокоить плачущую Мэг. Берта уговаривала ее выпить крепкого чая.

Мэг вытерла лицо большим носовым платком.

— Спасибо, Берта, я целыми днями только и делаю, что пью чай, но это мало помогает. Господи, вы никогда не видели ничего подобного. Я думала, что самое страшное было тогда, в сорок первом, когда бомба упала на рыночную площадь. Но теперь!.. Вся улица в руинах, от моего дома вообще ничего не осталось, на его месте зияет черная дыра... Сколько народу погибло, а сколько раненых! Боже, я просто стояла и рыдала. Сразу вспомнилось, как перевернулась лодка, как погибли мои близняшки, как, не выдержав страданий, умер мой муж... Это было ужасно... Хорошо, что в прошлый раз я привезла из Шилдса все фотографии, — ведь у меня больше ничего не осталось, ничего!

Джон подошел к Мэг и положил руки ей на плечи.

— Мэг, скорбим о том, что ты потеряла все в этой проклятой войне, — сказал он. — Но у тебя есть мы, есть этот дом, который, мы надеемся, стал и твоим за эти годы. — Правда, Берта? — Джон посмотрел на жену.

— Разумеется, — кивнула Берта. — Мэг, ты стала членом нашей семьи, ты же знаешь!

Мэг снова всхлипнула.

— Вы всегда были добры ко мне! Но я не хочу становиться обузой, понимаете? В городе мне сказали, что дадут приличное жилье, когда я вернусь, но... — Женщина умолкла, стараясь подобрать слова. — Мне трудно будет снова привыкать к городской жизни после прожитых здесь лет... Говорят, что в деревне ничего не происходит, что жизнь в них течет тихая и спокойная. Как бы не так! Я тут столько всего насмотрелась, чего в городе и за полжизни не увидела!

— Да, Мэг, у нас тут много чего случается, что там твой город! — усмехнулся Джон и, посмотрев на сына, спросил: — А ты что скажешь, Джефф?

Лицо Джеффа исказила кривая усмешка.

— Это точно! На любой вкус, только выбирай, кому что нравится. — Джефф поднялся, с грохотом отодвинув стул.

Джон пристально посмотрел на сына, испытывая какое-то смутное беспокойство. Джефф сильно изменился после демобилизации. Джон ожидал, что, получив звание офицера и заняв более высокое положение обществе, сын станет другим. Может, более общительным, элегантным, в общем «светским», как говорила Мэг. Но Джефф постоянно пребывал в каком-то мрачном настроении, куда-то пропали его извечные шуточки, им на смену пришли замкнутость и угрюмость. Может быть, такой отпечаток на него наложило ранение, хотя, по большому счету, Джефф еще легко отделался. Да, он теперь немного прихрамывает, и левая рука повреждена, но ведь главное, что он остался жив. Другим повезло гораздо меньше... Сын находился дома уже больше двух месяцев, но до сих пор не пришел в себя, не успокоился. Похоже, его душа была изранена куда сильнее, чем тело.

Джефф снял с вешалки фуражку и направился к двери. Вот уж третий месяц, как он был уволен из армии, но все еще продолжал носить свою лейтенантскую форму, и даже когда выходил прогуляться, тщательно приводил ее в порядок.

Джон проводил сына печальным взглядом. Он, бесспорно, радовался возвращению Джеффа, но вынужден был признать, что с его приходом атмосфера в доме стала какой-то напряженной. Это был уже не тот веселый парнишка, которого все помнили и любили. То, что Джефф пережил за эти несколько страшных лет, совершенно изменило его...

Заметно прихрамывая, Джефф медленно брел по дороге. Конечно, с палкой идти было бы гораздо легче, но в первый же день, вернувшись домой, Джефф поставил ее в углу за дверью и больше не дотрагивался до нее. «Хватит того, что мать не расстается с клюкой, — думал Джефф, — а я уж как-нибудь обойдусь». Тяжело опущенные плечи и понурая голова создавали впечатление, что он даже стал меньше ростом.

Много раз за последние недели Джефф спрашивал себя, что ему делать дальше. Искать ли какую-нибудь сидячую работу? Или, может быть, выучиться на клерка? Глядя на свою левую руку, менее подвижную, чем правая, Джефф думал о том, что было бы гораздо хуже, если бы ему приходилось каждое утро прицеплять к локтю металлический протез с крюком. В госпитале он насмотрелся на такие штуки. Стоило быть благодарным судьбе за то, что он избежал этой страшной участи. Но Джефф почему-то не чувствовал в себе никакой благодарности.

Там, на войне, все было по-другому. Там он чувствовал себя нужным: он получал повышения, ему присваивали новые звания, его уважали подчиненные, у него были друзья, в штабе его считали отличным командиром. У него, как он любил говорить, немного задубела шкура, но внутри он оставался тем же добрым и отзывчивым парнем. Оставался до тех пор, пока все эти прекрасные душевные качества не погибли в один день и не были похоронены в местечке под названием Сиди-Баррани. Это случилось под Рождество 1940 года. Они тогда преследовали отступавших итальянцев от Тобрука через Дерну и Бенгази до самой Аджейлы. А потом в тылу высадились эти проклятые немцы, и пришлось снова возвращаться в Тобрук. Боже, что за мясорубка там была! И он как будто прошел все девять кругов ада, чудом не получив ни одной царапины. Правда, одна пуля попала ему в каску, но он нутром чувствовал, что его пуля еще в чьей-то обойме. А ребята вокруг него все падали и падали.... А потом наступил тот страшный день...

Итальянцы вместе с немцами нанесли ответный удар и оттеснили их на линию Газы под Тобруком. Им тогда пришлось туго, но Джефф сумел организовать оборону. Казалось, что самое страшное уже позади, но тут прямо на позиции взорвался снаряд. Всех ребят его подразделения разнесло на куски — и старину Джима Ролстона, и юного Хела Фербенкса, которого всего неделю назад произвели в капралы, и Боджера Риптона, который чаще сидел на губе, чем в окопах, но слыл лучшим снабженцем в батальоне. Не было ничего, чего бы Боджер не смог достать, даже с риском снова оказаться под арестом.... А еще Спад Винтер, который рассказывал жуткие истории про свою мать-ирландку, и выходило так, что она была самой известной шлюхой в Дублине... Эх, Спад!..

А еще там был Гарри. Гарри Коул. Капитан Гарри Коул. Отличный парень, который ввел Джеффа в офицерский клуб. При Гарри никто в клубе не позволял себе выпадов против «нижних чинов», как некоторые снобы называли бывших сержантов, потом и кровью заслуживших офицерские погоны. Хотя сам Гарри был, что называется, «белой костью» — его отец работал где-то в аппарате правительства, и Гарри был его единственным сыном... Гарри тоже остался лежать там, с оторванной рукой, с головой, превратившейся в кровавую кашу...

Сам Джефф был сильно контужен, и перед тем как сознание покинуло его, все пытался собрать останки своих боевых товарищей. Он пришел в себя в госпитале, когда чей-то голос спросил: «Эй, как вы там?» Джефф открыл глаза и увидел склонившегося над ним мужчину в белом халате. Но, вместо того чтобы ответить, он начал орать и ругаться, а после все вокруг снова стихло... Так продолжалось до сих пор, с той только разницей, что орал он во сне, а вспоминал все наяву...

Джефф остановился, задумавшись о чем-то, потом круто развернулся и направился обратно. Подходя к дому, он увидел, как из дверей показалась Лиззи, в белом шерстяном жакете и кремовой соломенной шляпке. Поравнявшись с Джеффом, девушка заговорила первой:

— Хорошо погулял?

— Да, ничего, — ответил Джефф и, помолчав, добавил: — Знаешь, Лиззи, я все еще не могу привыкнуть к тебе... такой. — От девушки веяло такой свежестью, что Джефф не мог найти подходящих слов. — Я все время вижу ту худенькую, замученную девчонку, что привел когда-то в этот дом. Сколько лет назад это было?

— Считай сам, ты уехал в тридцать седьмом, а сейчас сорок третий.

— Значит, тебе уже девятнадцать? — Джефф покачал головой.

— Скоро будет двадцать.

Джефф снова умолк. Спору нет, Лиззи стала красавицей. Не только цветом кожи, блеском веселых глаз, всем своим обликом она пробуждала какое-то теплое чувство, заставляла улыбаться без всяких видимых причин. И она собиралась замуж за Эндрю Брэдфорд-Брауна...

В последнее время Джефф обнаружил у себя странную привычку: когда он с кем-то разговаривал, — а разговаривал он мало и неохотно, — то не давал себе труда подумать над тем, стоит ли выслушивать собеседнику то, что было у него на уме, уместно ли это будет. Вот и сейчас он спросил прямо и даже бесцеремонно:

— Ты уверена, что хочешь выйти за Эндрю?

Лиззи удивленно посмотрела на Джеффа — в первый раз он заговорил о ее предстоящем замужестве. Раньше Джефф намеренно игнорировал эту тему. Даже когда Эндрю приходил к ним в дом, он никогда не обсуждал с ним их планы на будущее. Когда однажды Лиззи обратила на это внимание Эндрю и добавила, что Джефф, которого она раньше знала раньше, совсем не похож на того человека, который сейчас живет в их доме, Эндрю попытался убедить ее в том, что это вовсе не удивительно: человек пережил такое, что могло еще и не так изменить его. — «Возьми, например, Ричарда, — сказал он тогда Лиззи, — ему тяжелее еще приходится. Можно смотреть фактам в лицо, но это гораздо легче делать, если у тебя есть свое лицо»...

Голос Лиззи прозвучал довольно холодно:

— Да, конечно, я собираюсь выйти замуж за Эндрю, ты об этом знаешь. Почему ты спрашиваешь, Джефф?

— Потому, что он — Брэдфорд-Браун, а они очень плохие люди. Ты же видишь, как они к нему относятся. Перед Эндрю захлопнулись двери родного дома, а он, между прочим, один из них. И никуда не деться от того, что родители вложили в тебя.

— Эндрю не такой! Он не похож ни на отца, ни на мать, и уж тем более, — Лиззи брезгливо сморщила губы, — на свою сестру.

Бронзовое от загара лицо Джеффа вдруг сделалось пепельно-серым. Лиззи слышала о связи Джеффа и Дженис, когда та еще не была миссис Боунфорд. Все подробности этой связи она узнала от Нэнси Бассет, служившей одно время прачкой у Брэдфордов. Сейчас Нэнси работала в солдатской столовой в Дурхеме и все так же любила посплетничать. Лиззи полагала, что она не будет болтать о своих бывших хозяевах, но молчать Нэнси, видимо, просто не умела. Это от нее Лиззи узнала о скандалах между молодой хозяйкой и ее мужем, о том, что миссис Боунфорд терпеть не может Ричарда и вот уже несколько лет изменяет ему с Джеффом Фултоном.

Когда Джефф вернулся после демобилизации, Лиззи было искренне жаль его. Подобное чувство она испытывала и к Ричарду. Но шло время, Джефф оказался личностью мрачной и нелюдимой, и чувство жалости постепенно прошло, уступив место холодности и отчужденности. Временами он даже был неприятен ей. Вот и сейчас Лиззи едва сдержалась, чтобы не ответить грубо.

— Конечно, ты знаешь о Брэдфордах больше меня, но каждый судит по-своему. Я лично всегда считала Эндрю порядочным человеком и... — она запнулась, — джентльменом!

Некоторое время они смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью.

— Значит, джентльменом, да? — Джефф ядовито усмехнулся. — Ну, если сравнивать со мной, то конечно... Я на джентльмена никак не тяну, — он предупреждающе поднял руку, не дав Лиззи возразить. — Не надо! Я знаю, что вы все про меня думаете... Мне жаль, что все так получилось... — его голос дрогнул. — Меня долго не было, и здесь многое изменилось. Ты права, я знаю Брэдфордов лучше, чем ты, но должен признаться, что про Эндрю я не могу сказать ничего плохого, и... я рад за тебя. Надеюсь, что ты будешь счастлива с ним.

Лиззи вдруг с удивлением почувствовала, что чувство неприязни к Джеффу куда-то бесследно растворилось.

— Да, Джефф, я тоже надеюсь, — сказала она и, помолчав, добавила уже по-дружески: — А почему бы тебе не пойти вместе со мной на концерт? Там в программе будут очень неплохие номера, и ты повеселишься немного!

— Спасибо! Может быть, в другой раз... Ма говорила, что скоро ты станешь звездой, что о тебе по городу уже идет слава! Ты будешь сегодня опять аккомпанировать хору?

— Нет, сегодня я буду просто играть. Открываю и первое, и второе отделение. А на последней репетиции одна наша солистка, сопрано, сказала мне, что «звезд всегда выпускают под конец».

Джефф рассмеялся.

— А ты что ответила?

— Сказала, что постараюсь сделать так, чтобы сумерки наступили как можно позже, и ты знаешь, — Лиззи хитровато улыбнулась, прикусив губу, — так и получилось! После моего выступления ребята начали кричать «Бис! Бис!», а на таких концертах «на бис» обычно исполняются только последние номера. Ну, я сыграла еще раза три, а потом еще одну песню все спели хором, — Лиззи хихикнула, — в общем, когда я уходила со сцены, эта леди была пунцово-красного цвета, а я ей говорю: «Не иначе сегодня случится звездное затмение!» Клуб, где мы выступали, закрывался в десять часов, так на нее едва успели взглянуть. Я, конечно, чувствовала, что немножко перестаралась, но, с другой стороны, нечего нос задирать!

Джефф улыбнулся:

— Сегодня она тоже будет выступать?

— Да, конечно! Она состоит в каком-то комитете по сбору пожертвований в пользу армии, поэтому принимает участие в каждом концерте.

— А, денежные дела! Понятно.... А ты, оказывается, можешь постоять за себя! Молодец! Я, вообще-то, был уверен в этом с самого начала. Помнишь тот день, когда я привел тебя в наш дом?

— Конечно, — Лиззи кивнула, — Я навсегда его запомнила. Я никогда не говорила, как я благодарна тебе за это... Сейчас, по-моему, самое время это сделать. В тот день у меня появился шанс начать новую жизнь, у меня появились ма и па. Правда, странно, что я называю твоих родителей «ма» и «па»?

— Нет, ничего странного! Мать считает тебя своей дочерью, она ведь вырастила тебя.

— А ты, стало быть, мой старший брат?

Джефф задумался:

— Да, если так рассуждать, я твой старший брат, — серьезно сказал он и вдруг добавил: — Знаешь, Лиззи, а ты красивая. Ты стала очень привлекательной женщиной. Глядя на тебя тогдашнюю, я бы ни за что в это не поверил. Когда я вернулся, сначала подумал, что это не ты. Для меня это стало шоком, напомнило о том, сколько лет меня не было, и о том... сколько всего случилось за это время.

Лицо Лиззи залила краска смущения.

— Не знаю, что ты такого красивого увидел, — сказала она, — может, у тебя с глазами что...

— Перестань! — В голосе Джеффа послышалась едва заметная резкость. — Ложная скромность тебе не идет! Ты отлично знаешь, как ты выглядишь. Ладно, все, беги, а то я боюсь, что поведу себя не по-джентльменски!

Лиззи весело рассмеялась.

— Пока, Джефф!

— До свидания, Лиззи.

Сделав несколько шагов, девушка остановилась и повернулась к Джеффу.

— Если я опоздаю на этот автобус, ты тоже кое-что от меня услышишь, когда я вернусь! — и заспешила на остановку.

Джефф долго смотрел ей вслед, прикусив нижнюю губу, а потом направился к дому.

2

Зал был полон. Второе отделение Лиззи начала этюдом Шопена, а после него исполнила вальс Штрауса. После выступления за кулисами, когда, прижавшись к стене, она пропускала выходивший на сцену инструментальный квартет, к ее уху наклонился распорядитель и проговорил:

— Там молодой человек. Он вас ждет, мисс Гиллеспи. Давайте, я подержу ваши ноты.

— Что? — не поняла Лиззи, но в тот же момент увидела Эндрю, который стоял в конце прохода и махал ей рукой.

Лиззи бросилась к нему, не помня себя от радости и, схватив за руки, громко зашептала:

— Откуда ты взялся? Когда приехал? Ты же на-писал в письме, что приедешь только на следующей неделе!

— Пойдем! — Эндрю потащил Лиззи к выходу.

По дороге она все-таки сумела схватить в раздевалке свое пальто и шляпку. Оказавшись на улице, они обнялись, а потом долго старались разглядеть друг друга в наступающих сумерках.

— Эндрю! Ты надолго?

— Нет, не очень. У меня обратный поезд в полночь. — Он крепко взял ее за руку, и они направились вдоль улицы.

— Куда мы идем? — спросила Лиззи. — Домой?

— Нет, на это не хватит времени. Куда-нибудь поближе, к реке, например.

— Эндрю, что-то случилось?

Эндрю вздохнул и крепче сжал ее руку.

— Не знаю точно. Что-то носится в воздухе... Мой отпуск был запланирован через две недели, все было уже готово — бумаги, разрешение... Я получил письмо от Ричарда, он с удовольствием согласился быть шафером на нашей свадьбе. Но тут меня поймал наш адъютант и сказал, что мне не стоит рассчитывать на недельный отпуск; максимум, что я могу получить, — это пару дней. Сейчас начались большие перемещения, людей переводят с тральщиков на большие корабли...

— Значит... тебя могут послать куда-то далеко?

— Может быть. Пока все это только слухи... Короче, он дал мне сутки. Я приехал всего полчаса назад, и Мэг сказала, что ты здесь.

— Эндрю! — Лиззи испуганно прижалась к нему. — Я была рада, что у тебя такая безопасная служба... ну, я имею в виду... ведь эти спасательные операции, это как бросок — в море и обратно, на базу. А теперь... О Эндрю!

— Не волнуйся, может, все еще обойдется... А вообще-то, — Эндрю усмехнулся, — ты права, сейчас в море даже безопаснее, чем на берегу. Ты не представляешь, Лиззи, что творится сейчас в Лондоне! Эти люди, что живут там, — это просто герои!

— Перестань, Эндрю! Я и так ужасно себя чувствую, сидя в этом продовольственном отделе. Я попыталась пойти на службу, закончила специальные курсы, я рассказывала тебе...

— Не говори глупостей! — перебил ее Эндрю. — Пока ты здесь, я знаю, что ты в безопасности.

Они обогнули берег реки, поднялись на холм, снова спустились и наконец вышли за городскую окраину, где начинался лес.

В английской армии эта должность соответствует начальнику первого отдела или отдела кадров.

— Который час? — спросила Лиззи.

— Без десяти девять.

— Тебе обязательно нужно вернуться этим поездом?

— Да, к утру мне надо быть в части, в полдень я заступаю на дежурство.

Лиззи остановилась и, повернувшись, сдавленным от волнения голосом спросила:

— Эндрю, тебе действительно дадут эти два дня, чтобы мы поженились? Тебя не отправят... сразу, завтра или послезавтра?

— Нет, Лиззи, успокойся! Я специально приехал, чтобы предупредить тебя. Я знаю, что ты уже договорилась насчет коттеджа на озере... Мы обязательно поедем туда, только боюсь, что это будет всего один день.

Они пересекли поле, глядя на полоску леса, черневшую на фоне еще светлого неба, и, не сговариваясь, вошли в темноту, сгустившуюся среди деревьев. Эндрю снял фуражку и плащ, положил их на землю и сам опустился рядом. Лиззи сбросила пальто... И вот они уже, лежа на мягкой зеленой траве, сжимали друг друга в истосковавшихся объятиях. Темнота делала их лица почти невидимыми. Голос Эндрю раздался, как будто из пустоты:

— Лиззи... ты не жалеешь о том, что... было в прошлый раз?

— Нет, Эндрю.

— Я думал... я волновался из-за этого!

— Не надо, дорогой, пусть это тебя не волнует.

— Я не успокоюсь, пока мы не поженимся... Что, если что-нибудь случится? Ну, я имею в виду...

— Я буду рада!..

— Нет, пока мы не поженимся... Я не выдержу, если с тобой случится что-то подобное!

— Но с другими же случается.... Это всегда случается!

— Может быть, но только не с тобой!

Лиззи слегка отстранилась, пристально взглянув в глаза Эндрю, очень серьезно сказала:

— Не важно, что случится, Эндрю. Ведь это будет частичка тебя...

— О Лиззи! Ты заставляешь меня чувствовав себя самым счастливым человеком на земле! Я уже знаю, чем буду заниматься, когда все это кончится, я все спланировал. Помнишь, я говорил тебе, что у Ричарда есть кое-какие идеи? Он предлагает заняться фермерством, и я ухватился за это... Я знаю, что никогда не смогу быть таким... таким, как отец, даже если бы захотел. А недавно я получил письмо от Ричарда, и он опять настаивает, чтобы я стал его партнером. Мне кажется, он понемногу приходит в себя, успокаивается. А еще он, похоже, завидует мне, и я знаю почему. Хорошо, что он наконец развязался с Дженис, от нее он не видел ничего хорошего. Да, по-моему, она никому ничего хорошего и не сделала, кроме самой себя... Слушай, а как тебе понравится быть женой фермера?

— Эндрю, мне понравится быть твоей женой, а будешь ли ты фермером или мусорщиком...

— О Лиззи! — только и смог выговорить Эндрю, и их губы снова слились в страстном поцелуе.

— Который час? — через некоторое время спросила Лиззи.

Эндрю посмотрел на часы:

— Нам пора возвращаться, — сказал он, вздыхая.

Когда они наконец вышли на дорогу, ведущую в

город, часы на ратуше пробили одиннадцать. Уже направляясь к вокзалу, Эндрю вдруг хлопнул себя по лбу.

— Господи, Лиззи, как же ты доберешься до дома? Может быть, тебе лучше остаться на ночь в гостинице?

— Я позвоню, — успокоила его Лиззи, — и па приедет за мной на старом фургоне; он всегда держит немного бензина про запас.

В половине двенадцатого они уже были на вокзале. Лиззи позвонила домой из ближайшего таксофона. Трубку снял Джон.

— Привет, па! Ты... не сможешь приехать за мной на вокзал? Эндрю уезжает двенадцатичасовым поездом, и я...

Джон довольно резко перебил ее:

— Ты не могла позвонить пораньше? Берта страшно волнуется.

— Прости, па, у меня не было времени!

— Ладно, — проворчал Джон. — Сейчас выезжаю.

Выйдя из телефонной будки, Лиззи сказала:

— Все в порядке, Эндрю, не беспокойся, он скоро приедет. У нас еще есть время, пойдем выпьем чаю.

Эндрю посмотрел на перрон, поезда еще не было.

Они успели выпить в буфете по чашке чая, когда вдруг услышали шипение пара и свисток паровоза. Выйдя на перрон, Лиззи вдруг почувствовала необъяснимый страх. Бросившись к Эндрю, она прижалась к нему всем телом и тихо прошептала:

— Эндрю, я боюсь... Я не хочу, чтоб ты уезжал.

— Ничего, любовь моя. Я тоже не хочу, но что делать! Я позвоню тебе завтра.

— Во сколько?

— От половины шестого до шести. Хотя нет, — он на минуту задумался, — я не знаю, где я буду в это время. Давай так договоримся: как только мне представится возможность, я позвоню твоим и попрошу передать тебе, как и что. Ладно?

— Обязательно позвони, Эндрю! Я буду ждать.

Вокруг них уже толкались люди, шла обычная

вокзальная суета, но Лиззи все никак не могла отпустить руку Эндрю.

Наконец, словно очнувшись, она сказала:

— Иди, а то займут твое место!

Эндрю быстро нашел свое купе и, отпустив стекло, наклонился к Лиззи. Тусклый свет вокзальных фонарей едва позволял разглядеть ее лицо. В глазах Лиззи стояли слезы.

— Не плачь, радость моя! Все будет хорошо. В следующий раз, — Эндрю показал на безымянный палец левой руки, — я кое-что одену тебе. Я уже заказал!

— Правда?

— Да. У Вулворта!

— О Эндрю! — Лиззи заставила себя улыбнуться. — Это же очень дорого, не стоило так...

Раздался свисток. Локомотив с шумом выпустил струю пара, и Эндрю не услышал ее последних слов.

Когда поезд тронулся, тоскливое чувство одиночества буквально пронзило Лиззи насквозь.

Выйдя из здания вокзала, она увидела стоящего на тротуаре Джона, а рядом с ним — Джеффа. Мужчины дождались, пока Лиззи подошла, и Джон, осветив фонариком ее лицо, спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да, — ответила Лиззи бесцветным голосом.

Джон сел за руль, а Джефф помог ей забраться в кабину. Дорога домой прошла в молчании.

Мэг, как всегда, ждала их на кухне.

— Ну как ты, милочка? — спросила она Лиззи, но, увидев невыразимую муку на лице девушки, сказала: — Иди сюда, выпей горячего какао. Давай, я помогу тебе раздеться.

— Как Берта? — спросил Джон. — Уже спит?

— Вряд ли, — ответила Мэг, — хотя свою таблетку снотворного она уже приняла.

Джон вышел, и Мэг услышала, как его каблуки застучали по лестнице.

— А тебе налить? — спросила она, обращаясь к Джеффу.

Тот кивнул и, подойдя к скамейке, уселся рядом с Лиззи.

— Как ты себя чувствуешь, девочка? — тихо спросил он.

— Все нормально, Джефф.

— Что-то не похоже... Эндрю что, уходит?

— Уходит? Куда?..

— В море, куда же еще?

— А!.. Нет, пока еще ничего не известно...

— Тогда не о чем беспокоиться. — Джефф поднялся. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Джефф!

Когда Мэг с Лиззи остались вдвоем, старая женщина снова спросила:

— Что случилось? Вы не поссорились?

— Ну, что ты, Мэг! — Лиззи отрицательно покачала головой.

— Тогда что с тобой?

— Не знаю, Мэг, — горько вздохнула Лиззи.

— Свадьба, надеюсь, не откладывается?

— Нет, но Эндрю не дадут недельный отпуск, как обещали. Самое большое — это два дня, но он уже обо всем договорился, получил необходимое разрешение. — Тут Лиззи в первый раз за все это время улыбнулась и добавила: — И уже заказал кольцо!

— Ну, это хорошая новость! — оживилась Мэг. — Ничего, потерпи еще немного, — она погладила Лиззи по плечу. — Все будет хорошо!

— Мэг!

— Что, милочка?

— Там, на станции, у меня было такое чувство.... Это было просто ужасно, я не могу объяснить тебе. Никогда в жизни мне не было так плохо...

— Ничего, милочка! Мне тоже бывало плохо каждый раз, когда мой муж уходил в море, но я привыкла. Правда, тогда не было войны... На душе всегда кошки скребут, когда расстаешься с кем-то очень для тебя дорогим. Я тебе больше скажу: если расстаешься без боли, значит, и любви никакой нет, поверь мне. А теперь допивай какао, выбрось все страхи из головы и отправляйся спать. Сегодня был длинный день, боюсь, у меня даже не хватит сил подняться по лестнице.

— Прости меня, Мэг! Из-за меня ты так долго не ложилась...

— Нет, девочка, это не из-за тебя. Просто по вечерам я долго не могу уснуть. Все хожу тут, кручусь, делаю что-то.... Это потому, что я не хочу думать, не хочу вспоминать весь этот кошмар в Шилдсе. Только то утешает, что у меня там никого не осталось — ни друзей, ни родственников. Зато у меня есть вы все, а ты, милочка, — в особенности... Все, дорогая, отправляйся к себе!

Лиззи поднялась со стула, и Мэг слегка под-толкнула в двери.

Когда девушка вышла, Мэг, глядя ей вслед, удивленно пробормотала:

— И почему я ей сказала, что тоже волновалась, когда мой муж уходил в море? Никогда в жизни этого не было!..

На следующий день у Джона поднялась температура, и он не смог пойти на работу. Берта тоже чувствовала себя неважно, поэтому Джефф позвонил доктору.

Было уже половина двенадцатого, когда доктор Мак-Нейл закончил осмотр своих пациентов и, пыхтя, спустился в холл, где его ждал Джефф.

— У Джона обыкновенная простуда, — сообщил доктор. — Полежит пару дней, и все будет нормально. А вот кто меня действительно беспокоит, так это ваша матушка.

— Что с нею, доктор?

— За последние два года у нее было три сердечных приступа, и сейчас я сравнил бы ее сердце с бомбой, часовой механизм которой может сработать в любую минуту.

— Выдумаете, что...

— Вот именно, молодой человек, именно это я и думаю. Ей необходим покой, противопоказаны какие бы то ни было волнения!

— Но сейчас ей не о чем беспокоиться. Конечно, она волновалась, пока меня не было, но теперь!..

— Да, конечно, теперь у нее одной заботой меньше, но остальное тоже, знаете ли... Она вот переживает из-за вашего отца, — только что говорила мне, что он устает на работе, часто приходит вымокший, еле ноги переставляет.... Да мало ли чего найдется у женщины, из-за чего переживать... Вы уж поберегите ее. Ну а мне, пожалуй, пора. Да, кстати, а как вы себя чувствуете?

— Нормально, доктор, можно даже сказать, хорошо.

— В госпиталь заглядываете?

— Да, регулярно, хожу на осмотр, и вообще...

— А как рука? Есть улучшение?

— Да я бы не сказал.

— Что ж, со временем привыкнете, бывает и хуже! Ну, я пошел, счастливо оставаться! — Уже надевая шляпу, доктор ворчливо добавил: — И почему люди простужаются летом? Ума не приложу...

Мэг открыла дверь. Доктор вышел, как будто не заметив ее, не попрощавшись.

— Странный он какой-то, — пробормотала Мэг. — Все торопится.... Такой и на похоронах будет гроб подталкивать, чтобы быстрее управиться...

Джефф улыбнулся:

— Похоже. А ты бы, наоборот, приоткрыла крышку и прикрикнула: «Эй, не торопись, задержись еще на минуточку!»

Мэг расхохоталась. Первый раз за все время Джефф пошутил с ней. Поначалу она решила, что Джеффу не нравится ее пребывание в доме Фултонов, но потом она поняла, что дело совсем в другом. Мэг смотрела, как Джефф поднимается по лестнице — как ребенок, который еще не верит, что научился ходить, — и подумала: «Кажется, он возвращается, он снова становится таким, как прежде».

Мэг вернулась на кухню. «Боже, — мысленно сказала она, — как хорошо, что горе обошло этот дом стороной». Если б не мысли о том, что произошло с ней самой, она бы, наверное, и о войне не часто вспоминала.

На следующий день ровно в полдень зазвонил телефон. Мэг сняла трубку и услышала голос Лиззи:

— Мне никто не звонил?

— Нет, милочка.

— Я, вообще-то, и не ожидала, но Эндрю сказал, что позвонит домой, если будут какие-то новости. Ну, значит, он позвонит вечером, как мы договаривались. Как там па?

— Доктор сказал, что у него простуда.

— А ма?

Мег на секунду помедлила с ответом:

— Она в порядке, все такая же, учит меня, как делать настоящий рисовый пудинг.

Лиззи рассмеялась и, попрощавшись, положила трубку.

Домой она вернулась около шести. Увидев на кухне Берту, с ходу кинулась к ней:

— Мне звонили?

— Нет, девочка, — вздохнула Берта и, глядя, как сразу потухли глаза Лиззи, попыталась ее ободрить. — Может быть, его отправили на патрулирование, эти летчики, говорят, падают в море каждый день. Иди, мой руки. Угадай, что у нас сегодня на ужин?

— Понятия не имею! — пожала плечами Лиззи.

— Копченая селедка!

— Селедка? — В глазах Лиззи промелькнуло удивление. — Откуда она взялась?

— Ты не поверишь! Тед Хонисетт зашел сегодня и говорит: «Восемь штук! Хотите? Прямо из Крастера, с побережья!» И еще спросил, как здоровье Джона. Нет, он все-таки неплохой парень, этот Тед, я всегда говорила.

— Конечно неплохой, если рыбку приносит. А что он попросил взамен? Парочку фазанов или лосося?

— Как тебе не стыдно, Лиззи!

— Спорю на шиллинг, — усмехнулась Лиззи, выходя из кухни, — за следующие дни, пока па болеет, нескольких птичек точно недосчитаются.

— Ну, кое-кто не будет ругать его за это, — из кладовой показалась Мэг.

Лиззи улыбнулась в ответ:

— Конечно, ты не будешь! А как насчет поменяться с ним, — утиные яйца на что-нибудь?

— Неплохая идея, надо подумать, — невозмутимо ответила Мэг. — Кстати, для сведения: сегодня после обеда я нашла четыре штуки, на этот раз от хобсоновских уток. Рэйбенк своих посадил за загородку — жалкий скряга!

Лиззи направилась в ванную. Умывшись, она слегка припудрила лицо и внимательно оглядела свое отражение. Джефф сказал, что она красивая. Эндрю тоже говорил это, и не раз. Неужели это правда? Сама Лиззи считала себя привлекательной, и только. Вот мисс Томпсон, что работает на втором этаже, действительно красивая, даже элегантная. Все только гадали, откуда она достает такие наряды. У нее были такие же карточки[3], как у всех, а выглядела она так, словно сошла со страниц «Вог». Про ее фигуру говорили, что на нее можно надеть мешок, а она все равно будет неотразимой. Бывают же такие женщины! Себя Лиззи к таковым не причисляла. И бедра были, на ее взгляд, полноваты, и грудь... Талия, правда, тонкая, всего шестьдесят шесть, а вот бюст — почти девяносто. Нет, на красавицу она никак не тянула. Хотя, с другой стороны, если Эндрю считает ее красивой, остальное не имеет никакого значения.

В десять вечера звонка все еще не было. Сидя в гостиной, Лиззи чувствовала, что боль, уснувшая где-то внутри, начинает просыпаться с новой силой. Весь вечер она старалась отвлечься от мрачных мыслей, занять себя чем-нибудь. Лиззи помогла Мэг приготовить еду на следующий день, помыла посуду. Но сейчас, когда все дела иссякли, она вновь ощутила необъяснимую тревогу. Лиззи уговорила Мэг пойти спать, а сама уселась рядом с телефоном. Эндрю должен позвонить во что бы то ни стало.

Джефф расположился в кресле напротив с книгой в руке. Он много читал в последнее время, видимо, стараясь наверстать упущенное за долгие годы службы. Лиззи удивлялась, — в отличие от нее, Джефф никогда не делился впечатлениями от прочитанного. Вот и сейчас у него на коленях лежал томик Джорджа Оруэлла «Дорога к Византской пристани».

— Странный выбор, — сказала Л иззи.

Джефф не стал ничего объяснять. Приподняв брови, он лишь спросил:

— А почему бы тебе не пойти спать? Я еще посижу пару часов и, если Эндрю позвонит, разбужу тебя. Может быть, он где-нибудь на задании!

— Но он сказал, что будет...

— Лиззи! — Тон Джеффа был таким, словно он разговаривал с упрямым ребенком. — Ты же знаешь, чем занимается Эндрю. Его могут вызвать на задание в любой момент. Эти парни с парашютами не падают из своих самолетов по расписанию.

— Я знаю, — тихо сказала Лиззи.

— А если знаешь, почему тогда нервничаешь?

— Но не может же он быть все время на службе!

— Лиззи, поисковые операции могут затянуться на целый день, а то и на два. В море не бывает рабочего времени! — Джефф вздохнул. — Я понимаю, как ты волнуешься. Все будет хорошо. И не смотри ты так на этот телефон!

Джефф отложил книгу и подошел к Лиззи.

— Иди, отдохни! — с нежностью сказал он. — Я подежурю. Обещаю, что не усну, а если он позвонит, вежливо его поприветствую, — тут Джефф неожиданно рявкнул: — «Какого черта, сэр, вы заставляете ее так долго ждать! И не смейте класть трубку, пока я не позову ее, иначе ваша задница познакомится с моим ботинком! Ясно?!»

Лиззи не выдержала и рассмеялась. Она никогда не слышала, чтобы Джефф ругался или говорил таким «сержантским» голосом. Берта не любила крепких выражений, и Джон не произносил в ее присутствии ничего сильнее, чем слово «проклятье!». А уж подобных сентенций Джефф не позволил бы себе при матери никогда, — нравы у Берты были строгие. Может быть, из-за таких грубоватых выражений Джефф вдруг показался Лиззи более простым и естественным, в нем промелькнула тень того, прежнего Джеффа.

Лиззи вскочила, вытянувшись по стойке «смирно», шутливо отрапортовала:

— Да, сэр! Как прикажете, сэр! Большое спасибо, сэр!

Джефф резко повернулся, чтобы вернуться в свое кресло, но на секунду вдруг потерял равновесие. Лиззи вытянула руку и, поддержав покачнувшегося Джеффа за плечо, нарочито строго сказала:

— Опять вы пьяны, лейтенант! Делаю последнее предупреждение — вы ведь на дежурстве! Еще раз повторится подобное, — и с вас снимут не только лейтенантские звезды, но и нашивки! С вас снимут все до последней нитки! — Тут она прыснула в ладошку и, смущенно поблескивая глазами, добавила: — Я хотела сказать, все до последней полоски! — Потом, посмотрев на Джеффа, спросила: — Не возражаешь, если я пойду лягу?

— Разумеется. Спи, не беспокойся. Если понадобится, я тебя подниму.

— Спасибо, Джефф. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Лиззи!

«Снимут все до последней нитки!» — как смешно это у нее вышло. Странно. В своих ночных кошмарах Джефф частенько видел себя разжалованным в рядовые. С тех пор, как он стал офицером, его навязчиво преследовал страх сделать что— то не так, потерять самообладание, избить кого-нибудь из этих несносных идиотов... и потерять звезды, нашивки. Потерять все до последней нитки...

Звонка от Эндрю так и не было — ни ночью, ни утром. Лиззи отправилась на работу с головной болью и дурными предчувствиями. Она заставила Джеффа пообещать, что он позвонит ей на работу, если что. Хотя личные разговоры были запрещены, Лиззи была согласна даже на нагоняй от начальства.

В обеденный перерыв она не выдержала и сама позвонила домой, но Мэг сообщила, что все по-прежнему.

Всю дорогу от автобусной остановки Лиззи бежала бегом и влетела в дом, еле дыша. Берта, Мэг и Джефф сидели за столом. Они так посмотрели на нее, что девушка все поняла и без слов.

— Пока ничего, милочка, — сказала Мэг. — Но ты же знаешь, отсутствие новостей — уже хорошая новость.

Берта ободряюще похлопала Лиззи по руке:

— Успокойся, детка! Если не дает о себе знать, значит, есть какая-то причина.

— А его не могли отправить прямо... так, сразу? — она посмотрела на Джеффа.

Тот покачал головой.

— Нет, так не бывает. Перед отправкой корабли нужно подготовить, проверить... Эндрю обязательно знал бы. Наверное, тут что-то другое. Когда он сказал тебе, что «ходят какие-то разговоры», это могло означать что угодно. С этой поисково-спасательной службой никогда ничего не знаешь наверняка. Могут послать на Северное море, а могут оставить здесь, совсем рядом. Не волнуйся, лучше сядь выпей чаю.

Лиззи повернулась к Берте.

— Как чувствует себя па?

— Температура спала, но его мучает кашель. Думаю, несколько дней ему придется полежать.

— Я поднимусь к нему.

— Разумеется, детка. А если позвонит Эндрю, Джефф сразу же поднимется за тобой.

«Если позвонит...», — как заклинание повторила про себя Лиззи.

Телефон в этот вечер звонил дважды. Первый раз интересовались, сможет ли мистер Фултон заменить на дежурстве в ополчении мистера Картера, который слег с простудой. Джефф ответил по-военному кратко.

— Значит, их уже двое.

Второй звонок был от миссис Хобсон, которая спрашивала, не заглянет ли кто-нибудь на ферму, у нее осталось немного масла. Трубку снова снял Джефф. Он поблагодарил жену мистера Хобсона и пообещал зайти завтра утром.

Каждый раз Лиззи выбегала на лестницу, но, видя, как Джефф спокойно кладет трубку, расстроенная уходила к себе. Ночью, лежа в постели, она сжимала в кулаке уголок одеяла и, пряча лицо и подушку, шептала:

— Господи, сохрани его! Пусть с ним ничего не случится, это очень важно! Прошу тебя, Господи! Ведь я должна была ему сказать.... Но я не знала! Я и сейчас не уверена... Господи! Пожалуйста, сохрани его для меня!..

Лиззи уснула только под утро, а когда Мэг в половине восьмого принесла ей чашку чая, она уже лежала с открытыми глазами.

— Ты выглядишь невыспавшейся, милочка.

— Ничего, Мэг.

— Так не пойдет! Ты совсем себя не жалеешь, тебе же скоро на работу.

— Это хорошо. Там хотя бы я смогу отвлечься.

— Думаю, ты права. Я уже говорила и еще раз повторю: «Если бы что-то случилось, тебе уже сообщили бы».

— Ты уверена? Но ведь я еще не миссис Брэдфорд-Браун, Мэг!

Старая женщина задумалась:

— Верно, девочка. Но Эндрю наверняка рассказал о том, что собирается жениться, и тебя бы обязательно разыскали.

Когда Лиззи уже собиралась уходить, Джефф спросил ее:

— А почему ты не берешь велосипед? Тогда тебе не нужно было бы ждать автобуса.

— Знаешь, Джефф, — ответила Лиззи, — по сравнению с автобусом можно выиграть всего минут десять, не больше. К тому же я так устаю за целый день, что нет никакого желания крутить педали.

Джефф проводил ее до двери.

— Не волнуйся, если я что узнаю, то сразу же сообщу тебе!

— Спасибо, Джефф!

Выйдя из дома, Лиззи подумала о том, что все эти последние дни Джефф был очень ен к ней. Она не представляла, что делала бы, не будь рядом Джеффа. Он уже не казался измученным раненым солдатом, вовсе нет. Он был лейтенантом и чувствовал себя командиром, отвечающим за других.

Джефф смотрел вслед девушке, пока она не скрылась за поворотом. Несмотря на все старания успокоить Лиззи, своим военным нутром он ясно чувствовал: что-то не так. И когда Мэг говорила об отсутствии новостей, он, в отличие от нее, не считал это хорошей новостью.

Джефф вздохнул. Он понимал, что если с Эндрю что-то случится, то Лиззи узнает об этом последней. Домашний адрес Эндрю, указанный в бумагах, — несомненно, родительский. И в этих бумагах, конечно же, ничего не сказано о том, что его из этого дома выставили. Возможно, командование и знает о предстоящей женитьбе Эндрю, но никто из них не подозревает, что оба они — и Эндрю, и Лиззи — для его родителей — всего лишь два изгоя.

Вскоре после обеда раздался звонок в дверь. Берта находилась наверху с Джоном, Джефф читал в гостиной, а Мэг подремывала в кресле-качалке на кухне. Услышав звонок, она встрепенулась и, выйдя в холл, тут же столкнулась с Джеффом, направляющимся к входной двери. Она остановила его:

— Я сама!

Открыв дверь, Мэг с трудом подавила возглас изумления. Находясь на ступеньку ниже, но смотря на нее как бы сверху вниз, на крыльце стояла молодая, элегантно одетая женщина. Мэг сразу же узнала ее. Это была Дженис, жена Ричарда Боунфорда. Впрочем, может быть, уже и не жена: никто не знал, чем завершился их развод.

— Могу я видеть мистера Фултона? — не скрывая высокомерия, спросила молодая женщина.

— К сожалению, он болен.

— Тогда, возможно, миссис Фултон?

— Она тоже нездорова, — любезности в голосе Мэг не было. — Так что вам угодно? — строго поинтересовалась она.

— Я хотела бы поговорить с кем-либо из семьи, если можно.

— Спасибо, Мэг, ты можешь идти! — Джефф легонько отстранил старую женщину и посмотрел в лицо, которое не видел уже пять лет.

Пульс был ровным, но Джефф почувствовал, как напряглись его скулы. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Дженис наконец произнесла:

— У меня... есть новости об Эндрю. Мне кажется, они... она должна знать...

— Об Эндрю? — Джефф отступил на шаг, пропуская Дженис: — Входите!

Джефф закрыл дверь и направился в гостиную. Дженис последовала за ним. Указав на кресло у камина, он спросил:

— Не хотите ли присесть?

Несколько мгновений Дженис молча рассматривала Джеффа. Да, он изменился за эти годы. Она слышала, что он был ранен, и ожидала увидеть худшее. Но, несмотря на заметную хромоту, Джефф выглядел мужественным. К тому же форма очень шла ему.

Джефф остался стоять, опершись рукой о каминную полку.

— Так что случилось с Эндрю?

Дженис уронила голову.

— Он... погиб, — тихо сказала она.

— Что?!

— Родители узнали об этом вчера ночью. А я только час назад. Я сейчас не живу с ними... Просто заехала забрать кое-что из вещей. — Она облизнула пересохшие губы. — Я подумала... что ей стоит знать... Но родители... смотрят на это иначе...

— Что значит «иначе»?

— Понимаете... — Дженис умолкла, как будто подыскивая слова, — вы же знаете, что произошло! Они и слышать о ней не хотели. А я подумала, что так будет... несправедливо.

Джефф почувствовал, как его захватывает ярость. Начисто забыв о хороших манерах, он хрипло выдавил:

— Значит, они даже не собирались сообщить ей?!

Дженис сжалась и, кивнув головой, едва слышно произнесла:

— Мне очень жаль...

Джеффу с трудом удалось взять себя в руки.

— Когда это случилось?

— Вчера утром. Он... проезжал через Лондон. Начался воздушный налет. Как говорят, он пытался вместе со своими моряками вытащить женщину с детьми из разрушенного дома. И в этот момент рухнула стена... Трое погибли... И эта женщина с детьми тоже. Вчера вечером позвонил командир его отряда...

— Разрушенный дом, вы сказали? Так значит, — Джефф нахмурился, с трудом осознавая услышанное, — это случилось не в море? Не может быть!

— Да, к сожалению, в это трудно поверить...

Джефф вдруг с удивлением обнаружил, что Дженис плачет. И только тут до него дошло — ведь она говорила о своем брате!

— Мне жаль, — сухо сказал он. — Примите мои искренние соболезнования.

Дженис некоторое время молчала.

— Мы не были очень близки с Эндрю, — сказала она, наконец справившись со слезами, — но все-таки он был моим братом, и он был хорошим человеком... — Она подняла на Джеффа заплаканные глаза и едва слышно спросила: — Вы скажете... ей?

Джефф не ответил.

— Я слышала, что они собирались пожениться?

— Да, на следующей неделе.

— Ваш отец серьезно болен?

— Нет, ничего серьезного, — покачал головой Джефф, — просто сильная простуда. — Он посмотрел на Дженис: — Если бы Эндрю был на службе, я думаю, мы... мы узнали бы раньше?

— Сомневаюсь.

— Что вы хотите этим сказать?

— В доме даже прислуга еще ничего не знает. Я и сама бы ничего не узнала, если бы не приехала домой в тот момент, когда родители уже собирались в Портсмут. Его... Эндрю... привезли туда.

— Подождите! Вы хотите сказать, что они не хотели... не собирались... что они уехали бы, ничего ей не сказав? О Боже! У вас страшные родители...

Он ожидал, что Дженис станет ему возражать, но она лишь кивнула и тихо проговорила:

— Я с вами совершенно согласна... Полагаю, вы знаете, что я развожусь?

— Да, я слышал об этом.

— Так вот, из-за этого мне тоже указали на дверь, как и Эндрю... Вы не виделись с Ричардом после возвращения?

— Нет, у меня не было причин встречаться с мистером Боунфордом. Мы же с ним из разных «слоев общества», верно?

Дженис встала и, подойдя к окну, задумчиво произнесла:

— Но вы же, как говорится, боевые товарищи... А эта война, она стирает различия. Перед лицом смерти все становятся равны... К сожалению, некоторые не хотят этого понять. — Дженис обернулась и посмотрела на Джеффа, стоявшего у нее за спиной. — Если бы вы увиделись с Ричардом, — голос ее дрогнул, — вы поняли бы все гораздо лучше, чем я могу объяснить...

Джефф пожал плечами:

— Полагаю, что эта встреча не нужна ни ему, ни мне.

— Разумеется. — Дженис была смущена, она надеялась, что Джефф будет к ней более благосклонен.

Джефф кивнул, давая понять, что разговор окончен. Уже у самых дверей Дженис вдруг остановилась.

— Вас, очевидно, мучает вопрос, почему я решила прийти и сказать этой... девочке про Эндрю? Видимо, потому, что я чувствую себя в долгу перед ней. Полагаю, вы слышали, что она спасла Ричарда, когда он пытался покончить с собой, хотя сама подверглась смертельной опасности. Если бы Ричарду удалось... то, что он задумал, это было бы на моей совести до конца дней... Хм! Странно! Именно здесь, в этом доме, он сказал мне, что начинает процесс о разводе... Тогда мне это показалось какой-то нелепой иронией. Я не виню его за этот развод, он поступил правильно. Я рада, что снова свободна, то есть буду свободна, когда все это закончится. В общем... — в ее голосе снова послышались грустные нотки, — я чувствовала, что не могу держать ее в неведении. Ведь если бы родители уехали, она бы ничего не узнала до тех пор, пока Эндрю не похоронили, и все было бы кончено! Конечно, она могла бы позвонить в часть, но, думаю, это стало бы для нее еще большим ударом.

Джефф открыл перед ней дверь. Дженис спустилась по ступенькам крыльца, потом обернулась и сказала:

— До свидания, Джефф. Рада, что хотя бы тебе повезло!

Он помолчал, лишь сухо кивнул на прощанье. Дженис подошла к изгороди, где стояла привязанной ее лошадь, легко вскочила в седло и с криком «Пошла!» пустилась вскачь. «Она всегда была отличной наездницей», — отметил про себя Джефф, закрывая дверь.

Остановившись посреди гостиной, он с тоской поглядел на телефон. Боже мой! Эндрю погиб! И этизнали об этом со вчерашнего утра! Он не мог подобрать подходящих слов для этой парочки. Хорошо бы им самим попасть под бомбежку, чтобы их разнесло на мелкие куски... Нет! Лучше пусть ранит, изуродует, как Ричарда... Быстрая смерть для них слишком хороша... Но что ему теперь делать? Как сообщить об этом Лиззи?..

Мысли Джеффа снова вернулись к Дженис. Да, она стала еще красивее, чем раньше, но сейчас Джеффа это уже не трогало. И слава Богу! Еще много дней после того, как он расстался с Дженис, воспоминания о ней терзали его душу. Но постепенно война стерла эти воспоминания. И кровью смыла боль.

Но как быть с Лиззи? Ехать в Дурхем? Нет, сказать ей это при всех он не сможет. Лучше подождать, пока она вернется домой. Да, дома будет легче...

Джефф вдруг услышал звук приближающихся шагов и обернулся.

— Что-то случилось? — В гостиную вошла Мэг.

Джефф кивнул.

— Эндрю. Он... погиб.

— Боже милостивый! Нет! — Мэг схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.

Джефф подошел и, обхватив ее за плечи, усадил в кресло.

— Держись, Мэг! — сказал он. — Пожалуйста, держись. Ты будешь очень нужна ей сейчас!

Мэг зарыдала и спустя некоторое время, не поднимая головы, тихо спросила:

— Кто сообщит ей?

— Я, — глухо ответил Джефф. — Я сообщу.

Джефф дождался автобуса и помог Лиззи спуститься. Кондуктор крикнул «пока!» и звякнул колокольчиком. Лиззи не ответила ему; она молча смотрела на Джеффа, а он — на нее. Наконец она спросила:

— Ну что?

Джефф натужно кашлянул.

— Есть новости.

Лиззи подняла руку и нервно расстегнула верхнюю пуговицу кофты, как будто ей не хватало воздуха.

— Что? — снова спросила она. — Говори, Джефф!

Он взял ее за руку, не в силах произнести ни

слова. Он обещал Мэг, что сам сообщит Лиззи о смерти Эндрю, но сделать это оказалось труднее, чем он думал. Когда на войне убивают твоих товарищей, об этом сообщает кто-то другой, но не ты. Джефф не слишком был привязан к Эндрю, в основном потому, что тот был из семейки Брэдфордов. Но между ним и Лиззи существовало нечто, чему Джефф втайне завидовал. А сейчас он должен был сказать ей, что этого «нечто» больше нет, оно кончилось, исчезло под грудой обломков разбомбленного дома.

— Эндрю был в Лондоне, — начал Джефф, — когда началась бомбежка. Он и его солдаты попытались... спасти женщину с детьми и... — Джефф запнулся, видя, как глаза Лиззи расширились от ужаса, а рот раскрылся в немом крике. Услышав хриплый стон, Джефф прижал к себе Лиззи здоровой рукой и зашептал: — Перестань, Лиззи! Ну не надо, не надо! Пойдем домой!

Прижимая голову девушки, Джефф чувствовал, как дрожат ее плечи. Но, отпустив ее, он с удивлением обнаружил, что глаза Лиззи сухи. Подхватив ее под руку, Джефф быстро повел Лиззи к дому.

Берта и Мэг ждали их на кухне. Как по команде, обе поднялись и, усадив Лиззи на скамейку, молча встали рядом. Лиззи сидела выпрямившись и смотрела перед собой пустым взглядом. Наконец без всякого выражения она сказала:

— Почему? Почему Эндрю? — и, скользнув безжизненным взглядом по Джеффу, едва слышно добавила: — А мы собирались пожениться... Совсем скоро...

Мэг, едва сдерживая слезы, пробормотала:

— Я заварю свежий чай!..

Подойдя к раковине, она выплеснула в нее совершенно свежую заварку и чуть не выронила чайник, когда вдруг услышала голос Лиззи:

— И еще я думаю, что у меня будет ребенок!..

Мэг застыла, склонившись над раковиной. Она услышала, как Берта с трудом произнесла:

— Нет, девочка! Только не это!

А Лиззи глухо возразила ей:

— Почему нет? Только Эндрю не знал... Я должна была сказать ему. Я хотела, а потом решила, что сделаю ему свадебный подарок...

— Тебе нужно прилечь, — сказал Джефф и взял девушку за локоть, чтобы помочь подняться.

Лиззи вырвала руку и поднялась сама.

— Я пойду к себе. — Она еще постояла, рассеянно глядя на стол, потом повернулась к Берте. — Мне не хочется чаю.

Когда Лиззи уже поднялась наверх, Джефф сказал, обращаясь к Мэг:

— Пойди к ней и уложи ее в постель. По-моему, у нее шок. Нужно позвонить доктору.

Мэг поспешила вслед за Лиззи, а Джефф сел рядом с матерью. Взяв ее за руку, он сказал:

— Они же собирались пожениться, ма... Такие вещи случаются... Не переживай так сильно...

Берта подняла глаза на сына.

— С ней не должно было такого случиться, — сурово сказала она, — Лиззи никогда не была... легкомысленной!

— Перестань, ма! Она и не была... такой! Она просто любила Эндрю, вот и все. Ты же не будешь судить ее за это?

— Я нет. — Берта прикусила губу. — Но вот другие... Что ей теперь делать? Одной, с ребенком...

— Она не одна, ма! У нее же есть мы.

— Да, конечно, но иметь мужа — это совсем другое дело!

— Не беспокойся, она найдет себе мужа! Многие парни почтут за честь...

— Не знаю, Джефф, не знаю! Я в этом совсем не уверена... Я думала, она не будет торопиться. Я старалась так воспитать ее, чтобы... Нет, она не должна была!..

— Послушай, ма! Лиззи уже взрослая. Идет война, и старые понятия стираются, умирают! Все может измениться за один день, за одну ночь, и утром все будет совершенно иначе. Тебе нужно научиться смотреть на некоторые вещи по-другому!

Берта упрямо замотала головой и положила руку на сердце.

— Ну-ну, ма! — ободряюще сказал Джефф, — не надо так волноваться! Ты же помнишь, что сказал доктор. К тому же ты будешь очень нужна Лиззи!

— Да, конечно, сынок, ты прав. И, пожалуйста, позвони доктору, мне очень не нравится, что Лиззи не проронила и слезинки. Это плохо.

Джефф вышел в гостиную и направился к телефону. Он думал о том, что таким людям, как его мать, тяжело воспринимать быстро меняющийся мир. Всю жизнь она прожила с убеждением, что благопристойность и приличия выше чувств, и удивляться этому не приходилось.

...А мать права. То, что Лиззи не плачет, — плохой признак, очень плохой... Джефф снял трубку...

3

Доктор оставил для Лиззи таблетки, и она проспала почти сутки. На второй день она отказалась их принимать и около десяти часов утра, полностью одетая, спустилась вниз.

Увидев ее, Берта разволновалась:

— Ну зачем ты, Лиззи! Не надо было тебе вставать.

Но Мэг вдруг возразила ей:

— Пусть немного подвигается, ей это только на пользу. Хочешь чего-нибудь поесть, милочка?

Лиззи равнодушно покачала головой.

— Нет, Мэг. Я только выпью чаю. — Но, сделав всего несколько глотков, поднялась и вышла из кухни, не проронив за все время ни слова.

В гостиной она села у окна и некоторое время рассматривала цветочную клумбу. Она действительно была красивой: на ней причудливо пере-плелись длинные узкие листья нарциссов, крупные красно-оранжевые головки мака и дикая серо-голубая герань. Цветами была занята лишь крохотная часть земли, а на остальной выращивались овощи. Но мысли Лиззи были сейчас далеко... Она только-только начала посещать школу машинисток, вернее — ездила туда на велосипеде. По дороге часто встречала юношу, мчавшегося ей навстречу верхом на лошади. Иногда он останавливался и улыбался ей. А однажды, перебираясь через изг-родь, она зацепилась за гвоздь и порвала чулок. Она нагнулась, пытаясь оценить, сколь ужасен ущерб, и в этот момент на холме снова появился тот молодой всадник. Соскочив с лошади, он подошел к Лиззи и спросил: «Могу я помочь вам?» И она, указав на изгородь, смущенно ответила: «Вот, этот дурацкий гвоздь... Из-за него я рассыпала свою ежевику!» А парень рассмеялся и сказал: «Я помогу тебе набрать еще!». И помог... В тот самый день сердце Лиззи было отдано ему целиком, и сейчас у нее просто не осталось сердца. Потому что он покинул ее, умер. И она тоже умерла и больше никогда не будет жить. Никогда...

За дверью раздались голоса, и Лиззи невольно прислушалась.

— Джефф уехал в Дурхем за лекарством для отца и скоро вернется, — говорила кому-то Мэг. — А она сидит в гостиной. — Услышав звук открывающейся двери, Лиззи не обернулась, и только когда Мэг подошла совсем близко, подняла на нее пустые глаза. — К тебе посетитель, милочка, — сказала старая женщина.

Лиззи не желала никого видеть. Ей хотелось лишь одиночества и воспоминаний, где не было никого, кроме нее и Эндрю...

— Привет, Лиззи!

Девушка подняла голову, увидела знакомое, обезображенное шрамами лицо и тихо сказала:

— Здравствуй, Ричард!

— Не хотите ли чашку чая, мистер Боунфорд? — спросила Мэг.

— С удовольствием, — ответил Ричард и, сев рядом с Лиззи, взял ее за руку.

— Лиззи, я... Что я могу сказать тебе? Я сам узнал... только вчера ночью.

Что-то шевельнулось в душе у Лиззи, она поняла, что Ричард проделал неблизкий путь, чтобы выразить ей свое горе. Однако она была не в силах даже поблагодарить его за это, лишь молча смотрела на него.

— Это был самый лучший парень из веек, кого я знал. У нас были общие планы, он, наверное, рассказывал тебе. После войны мы собирались заняться фермерством... Ох, Лиззи, Лиззи...

Девушка почувствовала, как слезы сдавили горло.

— У меня будет ребенок, Ричард, — еле выговорила она.

Ричард на секунду замешкался.

— Я... рад, Лиззи. Я очень рад, — мягко проговорил он. — Значит, Эндрю останется с тобой, значит, ты его не потеряла...

— Ричард! — голос Лиззи был полон страдания. — Что мне делать, Ричард? Я не могу... Не могу без Эндрю.

Она вскочила. Ком в горле не давал ей дышать. Почувствовав на своих плечах руки Ричарда, Лиззи вцепилась в него, словно в спасательный круг. Она как будто уходила под воду, но Ричард крепко держал ее, не давая погрузиться в холодную пустоту. Вкус воды был ужасен, она что-то кричала, но не слышала себя из-за этого бурлящего шума.

Ричард прижимал к себе ее голову, и не будучи уверен, что она его слышит, все время повторял:

— Ну-ну, детка, поплачь, тебе станет легче! Я здесь, я с тобой...

Он подвел еле державшуюся на ногах Лиззи к дивану, но, когда хотел усадить ее, она так крепко сжала его руки, что он почти упал рядом с рыдающей женщиной.

В этот момент распахнулась дверь. Ричард обернулся. Высокий мужчина в военной форме торопливо вошел в комнату, взял Лиззи за плечи и, слегка встряхнув, прокричал;

— Ну все! Хватит, Лиззи! Так нельзя, так будет только хуже! — Не глядя на Ричарда, тихо сказал: — Я займусь ею.

Когда Ричард попытался встать, Лиззи, не выпуская его рук, всхлипнула:

— Нет, Ричард, не уходи!

В комнату вошла Берта. Она попыталась обнять Лиззи, приговаривая что-то утешительное, но, почувствовав свою беспомощность, остановила на Ричарде молящий взгляд.

— Миссис Фултон, — тихо проговорил Ричард, — вы позвонили бы доктору! — И, взглянув на Джеффа, добавил: — Придержи ей спину, надо отнести ее наверх и уложить!

Джефф на какую-то секунду замешкался, но четкий командный голос Ричарда прозвучал как приказ. Подхватив Лиззи под мышки, он поднял ее с дивана. Но, почувствовав под ногами опору, Лиззи вдруг вырвалась, оттолкнула Джеффа с такой силой, что он едва не потерял равновесие. Бросив на обоих полный обиды взгляд, отчетливо выговаривая слова, сказала:

— Оставьте меня одну... пожалуйста.... Со мной все нормально... Я хочу... побыть одна, — и, опустившись в кресло с высокой спинкой, снова тихо и внятно повторила: — Пожалуйста... Не нужно доктора... Я просто... устала.

— Хорошо, девочка, сейчас Мэг принесет тебе чаю, — засуетилась Берта и подойдя поближе, спросила: — Может, тебе все-таки лучше прилечь?

— Нет, ма, — покачала головой Лиззи. — Со мной все в порядке, я просто хочу побыть одна, и все. — Она повернулась к Ричарду. — Извини, что так получилось.

— Ну что ты, дорогая! — Он снова взял Лиззи за руку. — Все будет хорошо. Мы тебя не оставим.

Заметив, что Джефф пристально разглядывает Ричарда, Берта спросила:

— Ты привез отцу лекарство?

Джефф перевел на мать непонимающий взгляд, а потом, словно очнувшись, кивнул:

— Конечно, привез, ма!

— Тогда давай поднимемся к нему вместе. Не помнишь, что доктор говорил про дозировку? — Выходя из комнаты, Берта с нежностью посмотрела на Лиззи: — Я скоро вернусь, дорогая!

Поднимаясь по лестнице следом за матерью, Джефф не мог избавиться от одной-единственной мысли: «Боже, как не повезло этому парню...»

Лиззи долго молчала, уставившись в окно. Потом, обращаясь к Ричарду, сказала:

— Извини, что тебе пришлось пережить все это...

— Перестань, Лиззи, дорогая! Я не мог не приехать! Я так хотел хоть чем-то помочь тебе... Помнишь, я говорил, что если тебе будет нужен друг...

Лиззи посмотрела на Ричарда, и, может быть, потому, что ее глаза застилали слезы, шрамы на его лице показались ей не такими заметными. Она взяла Ричарда за руку и тихо сказала:

— Ты ведь знаешь, что у меня будет ребенок?

— Да, и я очень рад за тебя.

— В самом деле?

— Честное слово! — Ричард улыбнулся, обнажив при этом неожиданно ровные и белоснежные зубы. — И заявляю тебе, что собираюсь стать крестным отцом твоего малютки!

Лиззи сжала его пальцы и вздохнула:

— Ты такой добрый, Ричард! Эндрю всегда говорил, что ты хороший.

Ричард промолчал. Лиззи задумалась — удивительно, что они снова смогла заговорить об Эндрю. Она боялась, что никогда не сможет произнести вслух дорогое ей имя. Последние дни ее сознание блуждало в прошлом, пытаясь защититься от настоящего. «Наверное, так бывает, когда сходишь с ума», — подумала Лиззи. Сейчас она снова вернулась к реальности, и боль нахлынула с новой силой. От этой боли хотелось плакать, но какой-то пробудившийся инстинкт подсказал ей, что этого делать не надо, нельзя снова возвращаться к уже выстраданному и пережитому. Так же, как к той реке, где она едва не утонула вместе с Ричардом... Лиззи тихо спросила:

— Как ты живешь, Ричард?

— Ничего, нормально... Тебе я могу это сказать. Не хочу нести этот бодрый вздор, мол, все у меня в порядке, что держусь молодцом. Надо смотреть правде в глаза. И я смотрю, стараюсь, по крайней мере, ради своих родителей: они и так много пережили из-за меня. Ты знаешь, — Ричард придвинул стул и сел рядом с Лиззи, — я ведь поздний ребенок. Моей матери было сорок два, когда я родился, а отцу — сорок пять. Это был его третий брак. Обе его предыдущие жены умерли, как говорится, не подарив ему наследника, и он уже ни на что не надеялся, женившись в третий раз. Когда я появился, их жизнь как будто преобразилась. Они очень любят меня, и сама понимаешь, как им было тяжело, когда со мной все это случилось... Кстати, ты не раздумала приехать к нам в гости? А то я уж обещал своим старикам, что познакомлю тебя с ними. — Ричард наклонил голову, и Лиззи вдруг увидела, какие у него роскошные волосы — густые, волнистые, красивого темно-каштанового оттенка.

«Должно быть, до ранения он был привлекательным», — подумала Лиззи, слушая рассказ Ричарда.

— Знаешь, у меня не так много друзей... Теперь я трудно схожусь с людьми. Родители переживают из-за этого, поэтому, Лиззи, если ты навестишь нас, им будет вдвойне приятно.

На мгновение Лиззи забыла про боль, что пряталась где-то внутри.

— Конечно, Ричард! Я буду очень рада... Я хочу сказать, что сейчас ты мне гораздо ближе, чем... — она запнулась, подбирая слова, — все здесь. Наверное, потому, что ты относился к Эндрю иначе, искреннее, что ли. Разумеется, Джефф всегда был с ним очень любезен, — но он не мог забыть, что Эндрю — сын Брэдфордов. Да и Джон с Бертой всегда чувствовали эту разницу. Единственный человек, который понимал нас, — это Мэг. Она от всей души радовалась, когда узнала, что мы собираемся пожениться... Нам оставалась неделя, точнее, десять дней... Ну, теперь это уже не имеет значения. Знаешь, Ричард, — Лиззи смотрела прямо ему в глаза, — я сейчас жалела бы еще больше, если бы мы... не были близки с Эндрю... Если бы мы не стали мужем и женой... для самих себя!..

— Лиззи, дорогая, не надо тревожиться, с тобой все будет хорошо. Твоя семья поддержит тебя, и Джефф тоже... Он замечательный человек и прекрасно к тебе относится.

— Ты прав, Джефф много для меня сделал...

Мысли Лиззи вдруг приняли странное направление. «Интересно, — подумала она, — знает ли Ричард, что Джефф был близок с его женой?» Она слышала, как Берта говорила доктору о том, что именно Дженис принесла в их дом эту черную весть... Почему именно она? Этот вопрос Лиззи не раз задавала себе.

В комнату вошел Джефф. Приблизившись к Лиззи, он коснулся ее плеча.

— Как ты?

Его рука была твердой и — Лиззи пришло вдруг на ум это слово — «надежной».

— Спасибо, Джефф. Мне гораздо лучше!

— Ну и слава Богу. — Джефф повернулся к Ричарду. — Сочувствую, приятель. Я знаю, как тебе было тяжело... пережить все это.

Ричард молча кивнул, потом нагнулся к Лиззи и сказал:

— Я напишу тебе. Надеюсь, ты сможешь приехать на несколько дней, тебе не помешало бы сменить обстановку, развеяться... Тебе у нас понравится!

— Спасибо, Ричард! — поблагодарила девушка. — Я обязательно приеду, и думаю, что скоро.

— Вот и отлично. Я оставлю свой телефон Берте.

— До свиданья, Ричард! И спасибо тебе за все!

— До свиданья, дорогая!

Лиззи обратила внимание, что за последний час он несколько раз назвал ее «дорогая». Какой славный этот Ричард, и как жаль, что у него так сложилась судьба... Похоже, он очень одинок... Не удивительно, что его родители беспокоятся о нем.

Когда Ричард вышел, Джефф спросил:

— О чем это он говорил? Ты что, собираешься уехать от нас?

— Нет, Джефф! Он просто пригласил меня погостить. Ведь они были друзьями с Эндрю, ты же знаешь. После войны собирались начать общее дело...

— Дело? Какое же?

— Хотели создать ферму. У Ричарда есть земля в Шотландии.

— Это неплохо. По крайней мере, есть что-то, чем он может заняться.

Лиззи припомнила, что за все это время Джефф и Ричард перебросились лишь парою слов. Оба намеренно старались не замечать друг друга. Они явно не испытывали взаимных симпатий, да и с чего бы? Видимо, причина крылась в этой Дженис, бывшей жене Ричарда. Странно, что именно она сообщила Джеффу о гибели Эндрю... А впрочем, какое это имеет значение? Лиззи почувствовала, что боль запульсировала с новой силой. Как долго это еще будет продолжаться? Говорят, время лечит. Какая ерунда! Так говорят те, кто знает о чужой боли, но не испытывал своей.

Следующие несколько месяцев были для Лиззи тягостными. Ей казалось, что все домашние, каждый на свой манер, старались если не развеселит!., то, по крайней мере, отвлечь ее от тяжелых мыслей. Целыми днями Мэг болтала, не закрывая рта, вспоминая разные смешные истории, которые происходили с ней когда-то. — «Вы знаете про Джесси Баге и тетку в парике? А, это я уже рассказывала... А про слепого глашатая из Феллинга? Тоже?! Ну, тогда про Томми — любителя высоты вы точно не слышали. Был у нас такой парень, чокнутый. Он вообще-то был безобидный, поэтому его не забирали в лечебницу. С утра он забирался на высокий мост и стоял там, маша руками, до темноты, и это пятьдесят лет подряд! Его мать говорила, что привыкла смотреть на него как на ветряную мельницу. А я не рассказывала, как горел дом Рафферти? До сих пор смеюсь, когда вспоминаю, как Пегги Рафферти выкидывала из дома свой выводок, а их у нее было девять душ! И тут один из них спрашивает: «А где папа?» А Пегги ему в ответ: «Спит твой чертов папа в своей чертовой кровати. Надеюсь, что он в ней зажарится, и больше не будет жрать свое чертово виски!» — При этих словах Мэг буквально сгибалась пополам от смеха. — Мы были уверены, что она шутит! Хорошо еще, кому-то пришло в голову слазить за ним наверх. Надо сказать, матрас под ним уже дымился!

Каждый раз, — а история звучала не впервые, — на этом месте Мэг так хохотала, что по щекам у нее текли слезы.

Берта тоже часто вспоминала свое детство, когда в поместье процветала маленькая ферма. Но самое интересное было то, что обычно немногословного Джона как будто прорвало. Обращаясь к Джеффу, он подробно вспоминал все, что происходило в начале войны, когда Джефф был уже в далекой Африке.

Звучало это примерно так: «Эх, сынок, жаль, что ты не был здесь в июле сорокового. Тогда как раз началась битва за Англию. Налеты были почти — каждый день, вернее, каждую ночь. Бомбардировщики под прикрытием истребителей! Немцы совсем озверели! Но Даудинг[4] оказался крепким орешком, хотя ему приходилось воевать не только с «Люфтваффе», но и с этими придурками из военного министерства. Ему говорили: «Надо охранять морские конвои, много кораблей тонет», но он стоял на своем, а его парни сбили почти триста самолетов. Ну, немцы тоже не глупее оказались, — устроили налет на Кент, где была основная база наших истребителей, и сожгли больше ста машин. А потом были бомбежки Лондона... Господи! Мы боялись, что они вот-вот высадятся, и тогда... Боже, храни Англию!..»

... Джефф слушал сбивчивый рассказ отца и пытался хоть немного остановить кружение своих собственных мыслей. Он тоже вспоминал... Вспоминал, как ветер забивал горло песком, не давая дышать, как ноги наливались тяжестью и отказывались делать следующий шаг. Как однажды, как будто почувствовав, что рядом притаился противник, успел крикнуть своим парням: «Ложись!» А потом он вдруг увидел его, этого противника. Он был один и уже собирался проткнуть штыком капрала Фербенкса, когда Джефф выстрелил... А потом надо было поднимать капрала на ноги, потому что от пережитого страха он едва не умер. А после, как заведенный, все повторял, тряся головой: «Спасибо, сержант. Спасибо, сержант. Спасибо...» Но вокруг больше не было других немцев, и было совершенно непонятно, откуда взялся этот, со штыком.

— Ты что-то сказал, сынок?

— Нет, отец. — Джефф поднял голову. — Ничего. Я только думаю, что Лиззи устала и ей, наверное, лучше прилечь.

Лиззи и вправду чувствовала себя неважно, как, впрочем, часто бывало в эти дни. Особенно ее утомляли эти рассказы про бомбежки. И почему Джон так часто вспоминал о войне? Ведь он пострадал меньше всех... Вот Джефф действительно молодец! Как ей было бы трудно без него, особенно эти последние недели. Он даже провожал ее на автобус и встречал вечером...

Тело Лиззи отяжелело, и это тоже добавляло усталости. Знать, что ты носишь ребенка, было радостно только поначалу, теперь же эта радость сменилась постоянной ноющей болью.

Лиззи собиралась в декретный отпуск. Она решила наконец принять приглашение Ричарда — он звонил почти каждую неделю и спрашивал о ее самочувствии — и погостить у него несколько дней. Когда Лиззи стало окончательно не по себе от навязчивого внимания домашних, она наконец объявила о своем решении.

— Почему ты хочешь уехать? — спросил Джефф.

По его реакции сразу стало понятно, что он не в восторге.

— Просто хочу сменить обстановку, — ответила Лиззи. — Ричард уже несколько раз приглашал меня!

— И тебя совсем не волнует то, как он выглядит?

— Разумеется! — в голосе Лиззи послышались нотки возмущения. — Разве имеет значение то, как он выглядит? Я думала, что ты, Джефф, понимаешь это лучше других! Он прекрасный человек, и с ним можно разговаривать обо всем на свете.

— А со мной, значит, нельзя?

— Ну что ты, Джефф, — Лиззи поняла, что не нарочно обидела его, и ее голос стал извиняющимся. — Конечно, можно! Я просто хотела сказать, что ты... другой!

— Ну еще бы! Видит Бог, я другой!

Лиззи почувствовала очень смущенной, когда Джефф, заметно прихрамывая, повернулся и вышел из комнаты.

Подойдя к телефону, она набрала номер Ричарда и, после кратких слов приветствия, спросила, будет ли удобно, если она приедет в ближайший понедельник. «Ну, конечно!» — в голосе Ричарда чувствовалась неподдельная радость. Он обещал встретить ее на вокзале в Эдинбурге. По расписанию поезд должен был прийти около шести часов вечера.

Берта тоже удивилась неожиданному отъезду Лиззи. В первый раз за все время она упомянула имя Эндрю. Осторожно подбирая слова, она сказала:

— Ты не забыла, что мистер Боунфорд был женат на сестре Эндрю? Мы ведь даже не знаем, состоялся ли их развод... официально.

Эти слова Берты удивили и больно задели Лиззи. Со слезами в голосе она крикнула:

— Да какая разница! Я что, замуж, что ли, за него собираюсь? Всего лишь еду погостить к его родителям...

Джон пришел на выручку жене:

— Ну что ты говоришь, Лиззи! Зачем ты так?.. Берта только хотела сказать...

— Я знаю, что она хотела сказать, — Лиззи говорила уже более спокойно. — Извините меня. Я просто хочу сменить обстановку, а Ричард... Он единственный, кто пригласил меня. Вы же не хотите, чтобы я отправилась в Гейсхед к своей мачехе?

Джон с Бертой были слегка ошарашены, — это была уже совсем не та Лиззи, которую они знали прежде. Но они понимали, что в ее теперешнем положении разумнее всего — проявить терпение и снисходительность.

Только одна Мэг откровенно считала, что эта поездка пойдет Лиззи на пользу.

— Все правильно, милочка! Езжай, тебе надо отвлечься! — сказала она как-то, когда они остались наедине, и в своей ироничной манере добавила: — Кстати, и второго зайца тоже убьешь: а то бедный парень совсем зачах без женского общества.

В понедельник Джефф не только проводил ее до автобуса, но и доехал с ней до станции, и посадил в вагон. Уже перед самым отправлением он с грустью произнес:

— Не забывай про нас, ладно?

— О Джефф! Ну что ты говоришь?! Постарайся понять.

Он грустно улыбнулся.

— Ладно, постараюсь. Но мы будем скучать без тебя! Позвони, когда доберешься, хорошо?

— Обязательно, Джефф! И передай ма, что я совсем не хотела ее расстраивать.

Когда фигура Джеффа, смотревшего вслед уходящему поезду, пропала из виду, Лиззи тяжело вздохнула...

Дорога казалась бесконечной. Лиззи не обращала внимания на то, что происходило за окном, углубившись в собственные невеселые мысли. Начинался сентябрь. Она была уже на пятом месяце, и се живот заметно округлился. Постоянные тягостные раздумья, казалось, не давали покоя ее телу, не слишком хорошо сказывались на ее самочувствии. Миссис Логан, которая работала на первом паже в их конторе и у которой было четверо детей, рассказывала ей, что каждого из четверых она носила с ощущением счастья. «Надо заставить себя быть бодрой и радостной, — учила она Лиззи, — это полезно для ребенка!»

Лиззи пришлось осознать неприятный для себя факт, что многие женщины на работе осуждают ее. Оставшись с ребенком и не успев надеть обручального кольца, она, по их мнению, не вправе была рассчитывать на сочувствие. Одна из сотрудниц, думая, что Лиззи не слышит ее, сказала: «Нельзя получать удовольствие и не платить за него! Надо всегда думать о последствиях!..»

Люди могут быть жестокими. В сущности, это война сделала их такими. Мир как будто сошел с ума, и Лиззи часто хотелось убежать от него, испытывая отчаяние и одиночество даже дома, где все относились к ней подчеркнуто вежливо, до назойливости внимательно. Теперь она, казалось, могла понять, что переживал Ричард, когда решил положить конец всему...

...Он ждал ее на перроне. Увидев Лиззи стоящей у окна, он заторопился и подошел к двери вагона в тот момент, когда поезд остановился. Открыв дверь, он вытащил ее чемодан и, протянув руку, помог ей сойти вниз.

— Лиззи, я так рад, что ты приехала!..

— Я тоже рада видеть тебя, Ричард. Надеюсь, что не очень... обременила тебя... — Лиззи почувствовала, что несет вздор, и смутилась.

Ричард перебил ее:

— Не говори глупостей! Я считал часы до твоего приезда. — И тут же добавил: — Мои родители тоже ждут тебя... Нам предстоит немного приехать на автобусе, ну, а там Мэтти уже ждет. Мэтти — это... — Ричард замялся, — я иногда сам не знаю, кто он. Скорее всего, член семьи. Когда я родился, он был уже совсем немолодым, а в наш дом пришел, когда ему было десять, — вот и считай. Его отец работал на ферме, а сам Мэтти... В общем, он на все руки мастер, и кое в чем даже великий мастер. Он тебе обязательно понравится.

Лиззи наконец удалось рассмотреть Ричарда. Бриджи, заправленные в кожаные сапоги, и зеленый твидовый пиджак сидели на нем как влитые, а широкополая шляпа, сдвинутая на одну сторону, скрывала изуродованную половину лица. В общем, выглядел Ричард очень неплохо, гораздо лучше, чем в их последнюю встречу. В нем как будто бурлила энергия, и говорил он легко, радостно и свободно. Одним словом, Ричард был дома.

В автобусе он не умолкал ни на минуту, и Лиззи даже не заметила, как они добрались до конечной остановки.

— Приехали! — радостно сообщил Ричард. — А вон и Мэтти. — Он помог Лиззи выйти из автобуса. — Мэтти ездит на повозке в город, потому что Педро не любит машин, а кроме него повозку никто не тянет. — Заметив удивление в глазах Лиззи, Ричард пояснил: — Педро — это наша лошадь!

Человек, державший лошадь под уздцы, сдержанно улыбался. Когда Ричард представил его Лиззи, он слегка поклонился, и на Лиззино «Здравствуйте!» с достоинством ответил: «С приездом, мэм». То, что Ричард называл «повозкой», оказалось старомодной, но отлично выглядевшей рессорной двуколкой, и через минуту они уже катили по узкой дороге, окруженной с обеих сторон невысоким кустарником. Лиззи с любопытством оглядывала окрестности.

— Красиво здесь! — сказала она. — Немного похоже на Дурхем.

— О! — Ричард повернулся к ней вполоборота и весело подмигнул. — При всем уважении к вам, мэм, позволю себе заметить, что ничего подобного в вашем Дурхеме нет и быть не может, поскольку вы еще ровным счетом ничего не видели.

Ну и ну! Лиззи во все глаза смотрела на Ричарда и не узнавала его. Это был совсем другой человек. Он напоминал ей озорного мальчишку.

— Разве я не прав, Мэтти? — спросил меж тем Ричард, наклонившись к кучеру.

Тот кивнул и, не оборачиваясь, пробасил с глубоким шотландским «р»:

— Да, вы пр-р-равы, мистер-р Р-ричар-рд!

Лиззи посмотрела на горделивый профиль возницы и подумала: «Вот так выглядит истинный шотландец!»

— А далеко до... вашего дома? — спросила она, обращаясь к Ричарду.

— Чуть больше получаса, если Педро не собьется с шага.

Глядя по сторонам, Лиззи была вынуждена признаться, что природа вокруг совсем не напоминала знакомые окрестности Дурхема. Она почему-то всегда представляла, что Шотландия — это в основном скалистые горы, ущелья и склоны, поросшие скудным кустарником. Правда, она слышала про какую — то особенную шотландскую породу овец, но о том, что этим овцам надо где-то пастись, не задумывалась. Мимо них проносились луга с яркой и сочной травой, аккуратные домики, окруженные цветущими садами, чистые и прозрачные ручьи, и Лиззи все больше и больше нравился этот совершенно новый для нес мир. И вдруг разом картинка изменилась: пейзаж стал более диким и суровым, а холмы вдали странным образом выросли и начали цепляться за облака.

— Скоро мы будем дома, — сказал Ричард. — Ты не устала?

— Нет, нисколько!

— Вообще-то путь неблизкий. — Ричард замолчал, а потом добавил: — Наверное, я должен извиниться за это, но другой дороги просто-напросто нет. Мэтти не даст соврать. Правда, Мэтти? — Он протянул руку и легонько хлопнул старого слугу по спине. В ответ послышалось ворчливое бормотание.

Когда они въехали на лесную тропинку, лошадь перешла с легкой рыси на шаг.

— Даже если едешь в стельку пьяным, то на этом месте соображаешь, что уже дома, — сказал Ричард. — Этот Педро — конь с характером! С тех пор как его в первый раз впрягли в повозку, он не захотел бежать по территории поместья. Только шагом. А это, — Ричард обвел рукой окрестности, — как раз граница наших владений. Странное поведение для лошади, ты не находишь?

— В самом деле! А почему так?

— Не знаю. Никто из нас не знает. Может быть, он понимает, что уже добрался до дома и можно ни о чем не беспокоиться.

Они проехали еще примерно с милю. Лиззи все это время молчала.

— Это все ваши владения? — спросила она наконец.

— Да, — кивнул Ричард, — но в основном это пастбища. Сейчас мало земли в обороте, работников не хватает, а найти кого-нибудь трудно. Правда, три девушки из «Земледельческой армии» приходят помогать пару раз в неделю, а так остался только скотник да молодой парень-объездчик. В общем, завтра сама все увидишь.

Лошадь меж тем свернула с тропинки и направилась к железным воротам, возле которых стоял небольшой каменный домик.

Дорога, ведущая к дому, сплошь заросла травой и больше напоминала тоннель в лесных зарослях. Когда она наконец кончилась, Лиззи увидела невысокий, удлиненной формы дом с террасой. Стены были увиты плющом, а окна украшали резные ставни.

Когда экипаж остановился, на террасе появились две фигуры. Ричард говорил Лиззи, что его родители уже «в возрасте», но, разглядев их получше, она поняла, что этих двоих трудно было назвать «стариками». Высокий, худощавый мужчина, без сомненья, был отец Ричарда. Такие же густые, как у сына, только седые, волосы и выразительные светло-голубые глаза делали сходство очевидным. Его рукопожатие оказалось неожиданно крепким.

— Рад, что вы наконец до нас добрались! — произнес он красивым, чуть хрипловатым голосом. — Надеюсь, вас не очень утомила дорога?

— Нет, все хорошо, благодарю вас!

— А это моя мама, — представил Ричард. — Мама, познакомься, это Лиззи! — и, наклонившись к самому уху девушки, тихо добавил: — Она все о тебе знает.

— Привет, Лиззи!

— Здравствуйте, миссис Боунфорд!

Женщины пожали друг другу руки. Лиззи подумала, что мать Ричарда выглядит намного моложе своего мужа. Лишь серебряные нити седины в каштановых волосах да мелкие морщинки вокруг глаз выдавали ее возраст. Тем не менее взгляд ее был теплым и каким-то по-девчоночьи задорным.

— О нет! Никаких «миссис»! — замахала руками женщина. — Я — Эдит, а он — Джеймс, так и договоримся. Идет, Лиззи? — она широко улыбнулась.

— Идет, Эдит! — приветливо ответила Лиззи.

Снаружи дом выглядел вполне обыкновенно,

но, войдя в холл, Лиззи удивленно застыла на месте. Она видела такие только на картинках. Величественные каменные стены, украшенные картинами в роскошных рамах, огромный камин, загороженный металлической решеткой, пол, выложенный квадратными плитами с затейливым мозаичным узором, придавали холлу средневековый колорит.

Витая лестница из темного дуба выходила на небольшую площадку, а затем, поворачивая, вела на галерею.

Рядом с камином располагалась каменная арка, проход под которой уходил куда-то в глубь дома.

— Не хочешь ли выпить чаю с дороги? — спросила Эдит. — Или, может, сначала показать тебе твою комнату?

Лиззи смущенно улыбнулась.

— Пожалуй, я бы выпила чаю!

— Вот и отлично. — Эдит повернулась к мужу. — Будь добр, Джеймс, скажи Филлис, что мы готовы.

Мистер Боунфорд кивнул и, вытянувшись в струнку, шутливо отрапортовал:

— Будет исполнено!

Но тут же был остановлен мощным басовитым голосом, донесшимся откуда-то из дальнего конца холла:

— Я здесь, мэм!

— Конечно, — ехидно проворчал хозяин, — ты здесь! А вот где ты, черт возьми, бываешь утром, когда тебя не дозовешься?

В холл вошла среднего возраста дама, — с ее видом слово «служанка» как-то не очень вязалось. Одета она была в простое голубое платье с белым воротником, а обширную талию охватывал кружевной фартук.

Рот Лиззи приоткрылся от удивления, когда эта колоритная персона заговорила с сильным шотландским акцентом:

— Ла-ажись я спа-ать во-время, как на-армаль— ные люди, я б и вста-а-вала вовремя, чтоб па-адать вам, чего на-ада... Вам ча-аю ща-ас, мэм? — повернулась она к хозяйке.

Эдит Боунфорд улыбнулась.

— Да, Филлис, пожалуйста!

Ричард взял у Лиззи пальто и шляпку и, наклонившись к ее уху, проговорил:

— Ты тут еще не такого наслушаешься! Они так почти всю жизнь... гм... общаются!

— В самом деле? — прошептала Лиззи.

— Ну, это еще что! Вот подожди, когда они всерьез заговорят! — Открыв одну из многочисленных дверей, Ричард пропустил Лиззи, вперед и задумчиво добавил: — Тебе, наверное, покажется очень странной такая атмосфера!

Лиззи не ответила. Действительно, все вокруг было так необычно, но очень тепло и как-то по-домашнему. С первого момента у Лиззи появилось ощущение, что этот большой дом принял ее в свои объятья.

Войдя в гостиную, Лиззи едва не задохнулась от изумления. Это помещение было полной противоположностью холлу: стены окрашены в небесно-розовый цвет, ковер на полу — голубой, одна кушетка обтянута индийским набивным шелком, явно ручной работы, две других, поменьше, — плотным бархатом. Тут и там стояли маленькие столики и изящные застекленные шкафчики. В жизни Лиззи не видела ничего подобного, даже не представляла себе, что такая красота может не только существовать сама по себе, но и служить людям. А то, что люди здесь жили, было очевидно: когда Лиззи села на кушетку, она заметила, что бархатные подлокотники основательно потерты.

Ричард с матерью уселись напротив Лиззи, а Джеймс занял привычную, видимо, позицию, стоя спиной к камину. Лиззи удивилась, когда Эдит сказала мужу:

— Ради Бога, Джеймс, сядь ты, наконец! Ты забираешь все тепло, а я мерзну! — и, повернувшись к Лиззи, капризно произнесла: — Ты представляешь, дорогая? Мне холодно, а он всегда так стоит и загораживает огонь!

Что могла ответить Лиззи? Она растерянно посмотрела на Джеймса, потом на Эдит и вдруг заметила, как Ричард улыбается, глядя на эту сценку. Он выглядел расслабленным, а его единственный здоровый глаз светился покоем и счастьем. Лиззи мысленно потрогала это слово языком, словно сомневаясь.

Да, Ричард определенно изменился...

— Интересно, куда запропастилась эта Филлис? — возмущенно воскликнул Джеймс. — Мэри, наверное, уже давно все приготовила. Пойду посмотрю!

— Сиди, отец, — Ричард поднялся, — я сам схожу!

Он вышел, й несколько секунд в комнате был слышен только треск горящих поленьев. Эдит внимательно оглядела Лиззи и тихо спросила:

— Как ты себя чувствуешь, детка?

Лиззи улыбнулась.

— Хорошо, спасибо, — ответила она, и в данный момент это было чистой правдой. — Очень хорошо!

— И когда ты... ожидаешь?

Лиззи поняла, про что спрашивает Эдит, но почему-то ничуть не смутилась.

— Примерно в середине января, — просто ответила она.

— О, в январе ужасно холодно! — Эдит непроизвольно передернула плечами. — А у тебя дома есть кому помочь?

— Да, конечно, моя... мать, и еще Мэг, она... друг нашей семьи.

— По рассказам Ричарда я поняла, что твоя мать — инвалид?

— Да, у нее беда с ногой, она ходит с палкой, но вполне справляется и с хозяйством, и со всеми остальными. Так что со мной все будет в порядке. И еще есть Джефф! Он... — Лиззи вдруг умолкла, не найдя подходящих слов. — Я не знаю, рассказывал ли вам Ричард... Дело в том, что мистер и миссис Фултон — не мои родители. Я пришла к ним в дом, когда мне было всего четырнадцать, была вроде как помощницей по хозяйству... А потом они меня удочерили. Джефф — их родной сын. В то время он был в армии, только недавно вернулся. Он был ранен, сейчас почти все время дома. Он очень практичный, все умеет по дому, ну и вообще... — Лиззи запнулась.

— Да-да, я слышала о нем, — сказала Эдит, и в ее голосе Лиззи уловила что-то, что немного смутило ее.

Но последовавшие за этим слова мистера Боунфорда смутили ее еще больше:

— Мы хотим сказать, что, если тебе понадобится помощь с больницей, мы с радостью устроим все это здесь. Видишь ли, дорогая... Нам очень нравился Эндрю, он был совсем другой, не то что его папаша. Я его терпеть не мог. — Джеймс встал с кушетки, подошел к камину и снова загородил его спиной. Но на этот раз миссис Боунфорд не стала на него нападать.

— Да, мы очень любили Эндрю, — сказала она. Джеймс прав, говоря, что он был не похож на своих родителей. Я не могла поверить, когда узнала, что они выгнали Эндрю из дома. Алисия должна была встать на защиту сына, но она не смогла бы пережить скандала. Хотя... скандал начался уже тогда, когда она вышла замуж за этого Брэдфорд-Брауна.

Лиззи была в замешательстве. Судя по словам Боунфордов, они не знали, что причиной конфликта в семье Брэдфордов стала именно она, Лиззи, и что это из-за нее Эндрю был отлучен от дома. С другой стороны, если они об этом знали, — что вполне вероятно, — то их предложение можно было бы назвать самое малое бестактным, хотя Лиззи так не показалось. Разумеется, могли существовать и какие-то другие причины, но Лиззи не представляла себе, какие именно.

Тут дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появился Ричард, толкавший впереди себя чайный столик на колесах. За ним следовала Филлис, держа в. руках серебряный поднос, казавшийся большим даже для нее. Мистер и миссис Боунфорд тут же сменили тему разговора.

— У тебя есть резиновые сапоги? — спросила Эдит, обращаясь к Лиззи. — Хотя вряд ли ты догадалась их взять. К сожалению, в последнее время прошли сильные дожди, и в некоторых местах образовались болота... — Она не успела договорить, так как Джеймс, показывая на босоножки, в которых была Лиззи, перебил ее:

— Да, в таких сандалиях стоит пройтись минут пять, и надо будет залезать по колено в ручей, чтобы смыть тутошнюю грязь! — После чего уже серьезно спросил: — Надеюсь, ты будешь бродить по нашим холмам?

— Нет, отец, она не будет бродить по холмам! — Ричард придвинул столик к матери и добавил: — Ей вполне будет достаточно прогулок в окрестностях дома. Не надейся, что она составит тебе компанию в твоих... марш-бросках!

— Я и не думал брать Лиззи на эти, как ты называешь, марш-броски! Хотя уверен, что, пригласи я се, она бы с радостью согласилась, она совсем не выглядит избалованной барышней! — Джеймс подмигнул Лиззи и, отойдя от камина, устроился в глубоком кресле с высокой спинкой.

Филлис поставила поднос на столик, разложила по тарелкам булочки и уже собиралась подать одну из них хозяину, как вдруг раздался его сердитый голос:

— У нас гость, ты что, не видишь?!

Лиззи пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться, когда она услышала, как Филлис довольно громко проворчала:

— Видеть-то я вижу, да вы всегда велите, чтоб вам первую ложку подавали!.. — Филлис протянула ей тарелку с горячими, намазанными маслом булочками и так же ворчливо добавила: — Стро-оит из себя, понима-аш... — Ричард и миссис Боунфорд расхохотались, и Лиззи поняла, что стала свидетельницей маленькой комедии, разыгрываемой, очевидно, не в первый раз.

Несколько минут спустя, когда Филлис уже выходила из комнаты, мистер Боунфорд бросил ей вслед:

— Не забудь! Чтобы с утра была на месте!

На что последовал лаконичный ответ:

— Ща-ас!

— Смотри у меня! — прикрикнул хозяин — Совсем от рук отбилась, палец о палец не ударит!

Последнее замечание служанке, похоже, не очень понравилось. Обернувшись, она бросила:

— Болтун! — после чего вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Ты, наверное, думаешь, что попала в сумасшедший дом, — весело усмехнулся Ричард. — Никогда не подумаешь, что эти двое, — он кивнул в сторону отца и вышедшей Филлис, — любят друг друга и, если у одного что-нибудь заболит, другой готов лезть на стену...

— Что верно, то верно, — сказала миссис Боунфорд, передавая Лиззи чашку с чаем.

Лиззи вдруг почувствовала, представила себя Алисой, попавшей в Страну чудес. Войдя в этот дом, она обнаружила, что напряжение, сжимавшее ее душу уже много недель, бесследно исчезло.

За обедом разговор продолжился, Эдит вспоминала события тех далеких дней, когда она вошла в этот дом невестой Джеймса Боунфорда. Слушая эту историю, Лиззи невольно улыбалась. Похоже, в этой семье было принято подшучивать друг над другом.

Когда в комнату, чтобы сменить блюда, вошла Мэри, работавшая в этом доме поварихой, ей, несмотря на то что она была старше Филлис, тоже досталась порция шутливых замечаний.

Прошло еще часа три, прежде чем перед Лиззи не открылся наконец смысл всего этого действа, напоминавшего балаган. Она сидела на краю антикварного вида кровати, занимавшей едва ли не половину немного старомодной спальни. Ковер, покрывавший пол, был изрядно вытерт, но массивная мебель из красного дерева выглядела весьма солидно. Особенных удобств в комнате не было, лишь около умывальника, выполненного из мрамора, стоял наполненный водой кувшин. Ванную Лиззи обнаружила в конце коридора. Миссис Боунфорд предупредила, что ее комната, которую они называли малой гостиной, расположена рядом с их спальней и спальней Ричарда, так что если ей ночью что-нибудь понадобится, то они все рядом. У Лиззи создалось впечатление, что они готовы опекать ее вплоть до самых родов.

В дверь постучали.

— Войдите! — сказала Лиззи, и на пороге появилась миссис Боунфорд, в длинном бархатном халате с широким воротом. Однако выражение ее лица сильно изменилось, она выглядела усталой и какой-то подавленной.

Лиззи поднялась ей навстречу, но Эдит, махнув рукой, сказала:

— Сиди, дитя мое! — Лиззи уж и не помнила, чтобы к ней обращались подобным образом. — Позволь, я присяду, — попросила Эдит, и Лиззи вновь подивилась изменчивому характеру этой женщины.

Устроившись рядом с Лиззи, она заговорила не сразу, несколько секунд как бы раздумывая, с чего начать.

— Ты, наверное, удивляешься, глядя на странную манеру общения между нами, не так ли? Полагаю, что должна тебе кое-что объяснить, дорогая. Видишь ли, все это — что-то вроде пьесы, которую мы играем специально для Ричарда. В этой пьесе у каждого — своя роль, особенно у Джеймса и Филлис. Да ты, вероятно, уже заметила это. Мы делаем вид, что ничего не изменилось, что все осталось так, как было до войны, — тут Эдит улыбнулась. — Впрочем, Джеймс и Филлис И раньше все время соревновались в остроумии... Ты понимаешь, Лиззи, все они — и Филлис, и Мэри, и Мэтти — с нами очень давно. Правда, были еще другие, но они состарились и умерли, а молодые... — Эдит тяжело вздохнула, — молодые сейчас на войне. У Мэтти двое сыновей служат во флоте, а у Мэри единственный сын погиб еще в первые месяцы... — Эдит рассеянно теребила пуговицу на своем халате. — Ты не представляешь, девочка, что это был за кошмар, когда Ричард вернулся. Он не выходил из своей комнаты, прятался от всех, словно раненый зверь... Конечно, сейчас его лицо выглядит лучше, чем тогда, и врачи обещают еще подправить его... Однако ему было трудно смириться с тем, что война оставила этот страшный след на его лице. Что его действительно добило, так это поведение Дженис. Эта женщина сразу же отвернулась от него. Она даже не могла находиться с ним рядом, представляешь! Ричард страшно мучился из-за этого. Тогда, в те дни, он впервые упомянул о тебе. Мы сидели внизу, пили чай, как сегодня, и он сказал: «На прошлой неделе я встретил девушку, которая посмотрела не меня без отвращения или сочувствия. Это не сестра из госпиталя, не сиделка, нет, мама, это обыкновенная девушка. Она живет по соседству с Брэдфордами». — Эдит взяла Лиззи за руку. — И добавил, что ты очень красивая... Позже он рассказал, что вы с Эндрю собираетесь пожениться и что у него произошла серьезная ссора с родителями. Примерно в то же время, — губы Эдит задрожали, — он узнал про Дженис и своего друга... Это была уже не первая ее выходка, но для Ричарда она оказалась последней каплей. Он решил свести счеты с жизнью, но Бог послал ему ангела-хранителя. Да, дорогая, я говорю о тебе. До конца своих дней мы будем благодарить тебя за то, что ты спасла нашего сына...

Эдит выпрямилась, сцепив руки на коленях, и заговорила уже без прежней дрожи в голосе:

— Тот случай вернул Ричарда к жизни! И в этом, я уверена, твоя заслуга, девочка.

Лиззи покачала головой:

— Нет, Эдит. Ричард справился бы и сам... Он сильный, он умеет бороться...

— Я очень в этом сомневаюсь, дорогая! Измена и презрение Дженис растоптали его самолюбие, уничтожили мужскую гордость. После этого он буквально возненавидел свое лицо, превратившееся в гротескную маску. Нет, моя дорогая, твоя дружба вернула Ричарду мужество, которое он едва не потерял. Он был очень красивым юношей, хотя и не придавал этому большого значения. А если б ты видела, как он был хорош в развевающемся килте. — Эдит грустно улыбнулась. — Так что, я надеюсь, ты понимаешь, почему мы все так себя ведем. Ричард знает об этом и подыгрывает нам, чтобы мы за него не беспокоились. Но все равно нам бывает очень тревожно за него. — Эдит поднялась с постели. — Через пару недель он снова должен ехать в госпиталь, врачи обещают поправить ему веко... Дай Бог, чтобы им это удалось. — Думаю, что именно эта часть лица больше всего доставляет ему неприятности... — Эдит всплеснула руками. — Да я совсем заболтала тебя, дорогая, ты, наверное, устала. Но я должна была поговорить с тобой, чтобы ты не считала нас всех пошлыми комедиантами.

Лиззи протянула руки к Эдит и воскликнула:

— Ну что вы! Вы все — чудесные люди. И Ричард тоже...

— В самом деле?

— О да! Я восхищаюсь им, ведь он пережил такое, что другие и в страшном сне не увидят.

— У тебя доброе сердце, девочка! Я понимаю, почему Эндрю был готов бросить ради тебя все... Спокойной ночи, дорогая! — Она нагнулась, поцеловала Лиззи в щеку и быстро вышла из комнаты.

В эту ночь Лиззи долго не могла уснуть. Вглядываясь в темноту, она поймала себя на том, что думает не только о Ричарде и его жестокой судьбе, но и о Джеффе. Ей очень хотелось, чтобы эти двое снова подружились, но Лиззи понимала, что это, скорее всего, нереально. И еще ей очень хотелось снова приехать в этот дом, где ее так замечательно приняли.

Никогда в жизни Лиззи не было так хорошо и спокойно. Она не могла назвать это состояние счастьем, потому, что слово «счастье» для нее навсегда было связано с Эндрю, а любое напоминание о нем порождало новую волну боли. Боль все еще жила в ней, но со временем притупилась, особенно с того момента, как она переступила порог дома Боунфордов.

Девушкам из «Земледельческой армии» Лиззи была представлена как «миссис Браун». Это придумал Ричард. Имя звучало немного странно, но теперь это не имело значения. Она была согласна остаться Лиззи Гиллеспи, только бы Эндрю был с ней. Но с ней был его ребенок, каждый раз нежными толчками напоминая ей об этом.

В тот вечер она возвращалась с прогулки, испытывая приятную усталость во всем теле. Час назад, когда только-только начало темнеть, она встретила Ричарда, который почти целый день провозился па ферме. Он нес большую флягу с молоком и корзину со свежими яйцами.

— Не устала? — спросил Ричард.

— Нет, — с легким сердцем соврала Лиззи. — Прекрасно себя чувствую. Ну, конечно, не настолько, чтобы снова пуститься вскачь за твоим отцом! Он у тебя в полном порядке.

— Только в голове у него непорядок! — проворчал Ричард. — Не надо ему было брать тебя с собой.

— Ничего подобного! Мы отлично погуляли. Просто твой отец привык ходить быстро, и я подумала, что ему скучновато семенить рядом со мной, вместо того чтобы лететь своим обычным галопом...

Ричард рассмеялся:

— Мать больше не хочет гулять с ним. Странное дело, он совершенно не хочет признавать свой возраст, а ведь ему на следующий год будет восемьдесят! Иногда мне страшно за него: с таким отношением к здоровью он рискует заработать инфаркт. Правда, отец привык к подобным вояжам. Он ведь бывший военный и всю жизнь промаршировал, ведя за собой солдат. Ха! Ты бы видела, как мать начинала «прогулки» с ним! Она иногда просто падала на склоне какого-нибудь холма и кричала ему: «Генерал! Ваш батальон выбыл из строя!»

Лиззи рассмеялась.

— Знаешь, Ричард, — сказала она, когда они по дошли к усадьбе. — Я не могу выразить, как благодарна тебе за то, что ты пригласил меня, в жизни мне не было так хорошо! — И, когда Ричард замедлил шаг, обернулась и быстро заговорила: — Я хочу сказать, что в душе у меня наконец наступило спокойствие! Теперь я могу дышать полной грудью. С тех пор как не стало Эндрю, я жила в каком-то оцепенении, все внутри меня перепуталось и болело, а сейчас как будто встало на свои места... Ты понимаешь меня?!

— Да, — ответил Ричард, — думаю, что понимаю. И я очень рад, что это спокойствие пришло к тебе именно здесь. — Он умолк, а потом задумчиво повторил: — Да, Лиззи, я отлично понимаю тебя. Рано или поздно приходит время, когда боль должна уйти. Но если этого вдруг не происходит, ты или сходишь с ума, или пытаешься... свести счеты с судьбой...

Лиззи, не отрываясь, смотрела на Ричарда. Левая сторона его лица была в тени сумерек, и Лиззи вдруг увидела его таким, каким он был изображен на портрете, висевшем на стене галереи — в полном боевом обмундировании, с гордой улыбкой на красивом, очень красивом лице.

— Ричард! — Лиззи взяла его за руку, словно хотела что-то сказать, но потом вдруг смутилась и высвободила руку.

Воцарилась неловкая пауза, после чего Ричард спросил:

— Ты знаешь, я скоро снова собираюсь в госпиталь.

— Да, твоя мать говорила мне об этом.

— Они собираются еще раз заштопать меня, а то что-то у них плохо получается...

— Ерунда! — Голос Лиззи прозвучал резко. — С каждым разом у тебя наблюдается улучшение!

— Ты так думаешь?

Она уловила волнение в его словах и, кивнув, твердо сказала:

— Да, я в этом уверена.

— Они хотят что-то сделать с глазом... А это дело тонкое... Знаешь, Лиззи, я удивляюсь тому, что могу вот так запросто говорить с тобой об этом. Ни с отцом, ни с матерью, да ни с кем так не получается... Ты ведешь себя со мной, как с нормальнымчеловеком.

— А ты и есть нормальный, и не говори глупостей. Да ты, пожалуй, самый нормальный человек из всех, кого я знаю! — Лиззи улыбнулась.

Ричард шел рядом, не глядя на нее.

— Ты не представляешь, Лиззи, что для меня значит, когда кто-то вроде тебя видит во мне личность. Не отворачивается, не чувствует необходимости вести вежливый разговор о погоде, о карточках или о каких-то жизненных благах, которых они лишились из-за войны. Так было, когда мать однажды пригласила нескольких наших друзей, как она думала, для моего блага. Боже мой! Это была еще одна пытка... — Голос Ричарда сорвался, но он быстро взял себя в руки. — Знаешь что? Завтра я возьму тебя с собой к Падди. Он присматривает за дальним коттеджем на холме. Падди бывший радист, служил в авиации, отличный парень! Он тебе обязательно понравится.

Миновав ворота усадьбы, Ричард сказал:

— Давай пройдем через кухню. Мэри обязательно захочет попробовать, что мы тут принесли.

Но еще до того как они успели поставить молоко и яйца на стол, появилась Филлис. На этот раз она говорила практически без акцента:

— Вот вы где! Я уже думала, что не дождусь вас. Миссис Браун, вам дважды звонили из дома. Просили, чтоб вы, как вернетесь, сразу же связались с ними.

Лиззи бросила на Ричарда тревожный взгляд.

— Надеюсь, ничего серьезного, — сказала она и, обращаясь к служанке, вежливо поблагодарила ее: — Спасибо, Филлис.

Трубку снял Джефф.

— Это ты, Лиззи?

— Да. Что случилось?

— С матерью плохо. Сегодня утром у нее случился еще один сердечный приступ. Она хочет видеть тебя.

— Разумеется, я приеду, только, — она посмотрела на часы, — сегодня я уже не успею.

— Почему ты не можешь выехать сегодня? — голос Джеффа был непривычно резким.

— Джефф, уже восьмой час, а до станции здесь далеко, и к тому же я не знаю расписания. Я сяду на первый же утренний поезд.

— Ты можешь опоздать. Боюсь, что до утра она не дотянет.

Лиззи стиснула зубы.

— Подожди минутку, — сказала она и, прикрыв микрофон рукой, посмотрела на Ричарда: — Если выехать прямо сейчас, я успею на ночной до Дурхема?

Он на секунду задумался, потом покачал головой.

— Сомневаюсь. На станции ты будешь не раньше половины девятого, а поезда в это время уже не ходят. Утренний отправляется около семи, на него ты точно попадешь.

— Джефф, — сказала в трубку Лиззи. — Утром я сяду на семичасовой и к одиннадцати уже буду в Дурхеме. Я позвоню завтра со станции, когда буду выезжать.

Джефф помолчал, а потом сухо заметил:

— Ну что ж, не можешь, так не можешь. Кстати, я тебе звонил больше часа назад...

— К сожалению, меня не было дома, я только что вошла.

— Это я уже понял. Ладно, Лиззи, будем надеяться, что ты успеешь увидеться с моей матерью.

Раздался щелчок, и в трубке раздались короткие гудки. Лиззи беспомощно обернулась и, увидев, что рядом с Ричардом стоят его родители, по-детски жалобно сказала:

— Мне нужно домой. С мамой очень плохо.

— О, девочка моя! — Эдит обняла девушку за плечи. — Не переживай так. Мы что-нибудь придумаем, правда, Ричард?

— Думаю, лучше всего дождаться утреннего семичасового.

— А если мне рискнуть, отправиться сейчас же? — робко спросила Лиззи.

Ричард задумчиво посмотрел на мать, потом на отца, и Джеймс сказал:

— Кажется, есть один поезд, проходящий, — вспомнил Джеймс. — Отправляется в десять вечера. Если успеешь на него, то в Дурхеме будешь уже этой ночью.

— Я думаю, стоит попробовать, — ответила Лиззи.

— В таком случае, — Эдит говорила так, как будто отдавала распоряжения, — Лиззи еще успеет собраться и перекусить на дорогу, а Ричарду надо пригнать с фермы грузовик. Может, это будет не так комфортабельно, зато вдвое быстрее.

— Точно, мама, — сказал Ричард. — Это верная мысль.

Лиззи торопливо поднялась в свою комнату. «Боже! Сделай так, чтобы с Бертой ничего не случилось! — молилась она, но мысль о Джеффе не давала ей покоя. — Он не должен был так со мной разговаривать! Я позвоню ему, как только соберу чемодан».

Много времени сборы не заняли. Поставив чемодан около кровати, не успела перевести дух, как в это время раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите! — сказала Лиззи и удивленно подняла брови, увидев на пороге Джеймса Боунфорда.

Джеймс нервно облизнул губы и, ослабив тугой ворот рубашки, сказал:

— Боюсь, что внизу не будет времени для личных разговоров, Лиззи. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделала для моего сына. После знакомства с тобой он стал другим человеком. И еще хочу сказать тебе спасибо за то, что спасла ему жизнь...

— О, что вы, что вы, мистер Боунфорд... Джеймс! Пожалуйста, не стоит благодарить меня. Я же только разговаривала с ним, и больше ничего! К тому же эти беседы доставляли удовольствие и мне самой.

— Разговаривала?! Да ты знаешь, девочка, что у него не было никого, кто мог смотреть на него хотя бы две минуты, не то что разговаривать! Он так мучался, страдал, и мы страдали вместе с ним... Если бы эта женщина, которая была его женой, имела хотя бы сотую долю твоей души, твоего сочувствия, все было бы по-другому. Впрочем, — Джеймс усмехнулся, — тогда бы он не встретил тебя.

Лиззи чуть было, не сказала «благодарю вас, сэр!», но потом, подумав, порывисто шагнула к нему и поцеловала в сухую холодную щеку, слегка уколовшись о щетину. Джеймс кивнул ей и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Лиззи чувство— нала, что сейчас расплачется...

Ужинали они, как обычно, в маленькой гостиной, где за столом могло усесться не больше восьми человек. Когда-то это была «сервировочная», — проходная комната, ведущая в главную гостиную. Теперь ею пользовались гораздо чаще, — в доме давно не бывало много гостей. Эдит как-то сказала, что за этим столом, если его раздвинуть, уместилось бы человек двадцать. Рядом располагалась небольшая буфетная и комната для слуг, сообщавшаяся с кухней. Всего в доме, не считая чердаков и подсобных помещений, насчитывалось двадцать шесть комнат и бесконечное количество коридоров, в которых Лиззи успела не раз заблудиться за последние дни.

Спустившись вниз, Лиззи увидела, что в гостиной никого нет. Она решила отправиться на кухню в надежде застать там Филлис и расспросить ее о том, куда могли деться хозяева. Направившись под арку, Лиззи повернула налево и тут же узнала дверь, обитую сукном зеленого цвета.

Лиззи не успела взяться за ручку, как вдруг услышала совсем рядом голос Эдит:

— Ричард! Послушай меня!

— Нет, мама! — резко перебил ее сын. — Не могу! Я этого не сделаю! Я не хочу все испортить!

— Ричард, не будь глупым! Еще раз говорю тебе: сделай это предложение. Скажи, что ты подождешь, не важно сколько. Если ты этого не сделаешь, ты очень скоро пожалеешь: ее уведут прямо из-под твоего носа. Такие девушки не остаются одинокими надолго, и уж тем более не сейчас.

— Мама! Послушай теперь ты меня! Да, я ей нравлюсь, но она видит во мне лишь друга, и больше ничего. Я хочу, чтобы так продолжалось и дальше, а если я поступлю так, как требуешь ты, она оставит меня и я ее больше не увижу. Память об Эндрю еще слишком свежа, ведь не прошло и полугода! В обычных обстоятельствах это было бы просто... неприлично!

— О Ричард, дорогой! Сейчас не может быть и речи об «обычных обстоятельствах»! А потом, ты не знаешь женщин. В первый раз ты сильно ошибся с выбором. Хотя я тебя предупреждала, но ты тогда и слушать не хотел. Так послушай хотя бы сейчас. Ей нужен человек, который любил бы и ее, и ее будущего ребенка. Мы тоже ей понравились, я знаю это наверняка. Твой отец считает, что она просто чудесная!.. И не забудь про Мэри. Ты же знаешь, что она лучше всякого барометра чувствует людей. Помнишь, как она невзлюбила Дженис с первого взгляда? А про Лиззи знаешь, что мне вчера сказала? «Эта, — говорит, — то, что надо!»

— Мама, ради Бога, послушай! Я не в том состоянии, чтобы просить ее выйти за меня замуж! Даже если что-то изменится, я все равно этого не сделаю. Не смогу! Даже если врачи сделают так, что своим видом я не буду больше пугать детей, внутри я буду чувствовать себя уродом... Я благодарю Бога за то, что мы стали друзьями, что можем общаться, разговаривать... Когда ее нет, я знаю, что всегда могу позвонить ей, а когда она снова приедет, мы будем продолжать радоваться ее обществу. Но на этом все, мама! Ты хочешь невозможного. Смешно думать, что я когда-нибудь смогу сделать предложение такой девушке. Господи, да никогда!..

В наступившей тишине, опасаясь, что пол предательски скрипнет, Лиззи на цыпочках отошла от двери и вернулась обратно. Чуть погодя в холле появилась миссис Боунфорд. Взглянув на Лиззи, она заторопилась ей навстречу.

— Что с тобой, дорогая? Тебе плохо? Ты такая бледная!

— Я... — Лиззи не знала, что ответить.

— Может, тебе лучше не ехать сегодня?

— Нет, — решительно сказала Лиззи. — Я должна!

— Тогда пойдем, дорогая, тебе надо подкрепиться, дорога будет нелегкой.

Лиззи едва проглотила кусок, и тот факт, что она сидела, не поднимая головы, и произносила только «да», «нет» и. «спасибо», был расценен как сильная обеспокоенность здоровьем матери. Чуть позже Лиззи зашла на кухню, чтобы сказать несколько теплых слов Филлис и Мэри. А прощаясь с Эдит и Джеймсом, едва удержалась от слез. Было заметно, что родители Ричарда искренне были огорчены тем, что ей так неожиданно пришлось прервать свой визит, и выражали надежду, что она приедет к ним снова. А Эдит намекнула, что было бы неплохо сделать это зимой, потому что в это время года здесь очень красиво. Лиззи смущенно улыбнулась и сказала, что не очень хорошо переносит холод, на что Джеймс заявил, что для Лиззи он велит разжечь костры в каждой комнате...

По пути на вокзал они с Ричардом говорили мало. Дорога была плохая, и пару раз грузовик едва не съехал в канаву. Ричард то и дело извинялся, говоря, что он больше привык управлять лошадью и двуколкой. Когда пересекли черту города, дорога стала лучше. Лиззи устало вздохнула, монотонная тряска в грузовике порядком измотала ее.

Из здания вокзала она позвонила домой. На этот раз ответила Мэг:

— О, это ты, милочка? Наконец-то! Ты уже едешь? Хорошо! Берта будет очень рада видеть тебя. Вот тут Джефф хочет поговорить с тобой.

— Ты уже выезжаешь? — раздался в трубке сердитый голос.

— Да, — ответила Лиззи, — только это обычный поезд, не экспресс, поэтому я не знаю, когда он прибудет в Дурхем, скорее всего часа в два-три ночи.

— Я позвоню диспетчеру и встречу тебя на вокзале.

— Спасибо, Джефф. Как ма?

— Плохо. Совсем плохо.

— О! Джефф, я скоро приеду!

— Хорошо, Лиззи, мы ждем...

Она повесила трубку и оглянулась. Ричард торопливо шел по платформе, зажав в руке билет.

— Тебе повезло, поезд отходит в девять тридцать, — сказал он и подхватил ее чемодан. — Пошли, уже идет посадка.

Вагоны были битком набиты пассажирами. Они прошли в конец поезда.

— Когда поднимешься, — напутствовал Ричард, — не стой, а лучше сядь на свой чемодан в коридоре. Бог даст, кто-нибудь догадается уступить тебе место. — Он открыл дверь вагона и, затолкав внутрь чемодан, снова повернулся к Лиззи. — Очень жаль, что тебе пришлось так внезапно уехать... Обязательно позвони, когда окажешься дома.

— Хорошо, Ричард, обязательно позвоню.

— Лиззи, это были чудесные дни для меня...

— Для меня тоже, Ричард.

— Ты приедешь еще?

— Конечно! — с трудом смогла выговорить она, а в ушах все еще звучали его слова: «Я никогда не попрошу ее выйти за меня замуж!» Значит, так тому и быть...

Выйти замуж за Ричарда! У нее и в мыслях ничего подобного не было. Но разве она не догадывалась о том, что он... что он неравнодушен к ней? Догадывалась. Но он сам сказал, что никогда...

Лиззи протянула руку:

— Я, пожалуй, пойду. До свидания, Ричард. И спасибо тебе! — Она потянулась к нему и быстро коснулась губами его щеки.

Это было простым проявлением благодарности за его теплоту. У Лиззи болезненно сжалось сердце, она знала, что ничего большего от нее Ричард не ожидает — свобода с привкусом горечи...

Ричард подождал, пока Лиззи поднимется в вагон, закрыл за ней дверь и одними губами прошептал:

— Счастливо тебе, Лиззи!

Он не двинулся с места, когда поезд тронулся, и его высокая фигура вскоре слилась с вечерним сумраком.

Дорога была ужасной. Коридор был забит стоящими людьми. Место ей никто не уступил. Она выглядела обычной усталой женщиной, способной пережить быстротечные неудобства поездки, как и все остальные.

В Ньюкасле стало немного свободнее. Она смогла наконец найти место и до самого Дурхема сидела между двумя похрапывающими солдатами, вдыхая смесь паров виски и пива.

Когда поезд прибыл в Дурхем, уже начинало светать. Она буквально вывалилась из вагона и, если бы крепкие руки Джеффа не подхватили ее, упала бы на перрон.

Джефф принял у Лиззи чемодан и, взяв ее под руку, повел к выходу. Спустившись на привокзальную площадь, Лиззи остановилась и, с трудом переведя дух, спросила:

— Как она?

Джефф посмотрел на Лиззи красными от бессонной ночи глазами.

— Мама умерла сегодня в половине второго...