Чёрные руины

Двадцать вторая глава

Рассветный Шторм и не представлял, что может так нервничать. Когда Буклих выдернул Марину из сферы, её нога ударилась о край защиты. Шторм стремительно шагнул к центру замкнутого пространства, испугавшись, как бы крылан ни уронил девушку. Но Мелинда торопливо подошла с другой стороны и деловито принялась стягивать края защиты… Не успел ведун успокоиться, глядя на удаляющуюся в ночном небе пару, как вспомнил свой полёт с Буклихом в экстремальных обстоятельствах: крылан когтями порвал ему кисти рук. Когда они приземлились, руки Шторма выглядели так, словно он неудачно резал вены, собираясь покончить с собой… Мурашки по телу: а каково сейчас Марине — с её тонкими руками и нежной кожей?

Потом ещё… Буклих невероятно быстро (с перепугу, небось) рванул кверху, и ведун почувствовал, как от лица отлила кровь: а если друг упустит свою хрупкую ношу с такой высоты? Зачем его понесло так высоко?! Но в следующий миг стало понятно, что крылан умный и предусмотрительный: не успел он скрыться, для начала превратившись в неровную точку на тёмном же небе, как забурлило месиво магической грязи. Нечто мощное и целеустремлённое прочертило рваную и кривую дорожку вслед Буклиху и его ноше. Правда, дорожку почти сразу словно обрезало, как только крылан отлетел туда, откуда его не разглядишь. Конец дорожки ознаменовался сильным выбросом магической грязи вверх — настоящим гейзерным фонтаном… Шторм, как и остальные, следившие за странным преследованием и его окончанием, затаив дыхание, выдохнули лишь тогда, когда поверхность магической грязи успокоилась до обычной, почти ровной, лишь слегка взбулькивающей. Но последнее уже привычно для глаза… Что это был за магический зверь? Как выглядит? Ведун невольно поёжился. Если честно… Не хотелось бы получить ответ на эти вопросы.

В закрытой сфере перед всеми встал ещё больше похудевший за недолгие ночные часы Хальдор. И Шторм запретил себе думать о девушке. Мысли о ней сделали его слишком слабым, уязвимым.

— Пара слов о том, что сейчас произойдёт, — сказал Хальдор, глядя, как к сфере возвращаются истуканы, а за ними следом, на почтительном расстоянии мелким шажком текут два ручейка из монстриков с плавниками и желтоглазых тварей. — Нам придётся драться с ними, отгоняя от защиты.

— Но почему? — поразилась Захария, с неподдельным испугом глядя на целое войско тварей из магической грязи. — Можно отсидеться здесь, дожидаясь… — Кажется, она сообразила, что имеет в виду ректор.

— Да, именно, — подтвердил Хальдор. — Мы не знаем, как именно пройдёт путешествие леди Марины с Буклихом к мёртвому месту города. Но что хуже — мы не знаем, как долго оно продлится. И имеет ли смысл ждать. Мы должны быть реалистами. Сколько бы ни набрала Мелинда сил у Марины, защита недолговечна. Чтобы растянуть её действие, придётся драться. Каждый удар по защите этих великанов ослабляет сферу. Не забывайте, что монстры тоже магические. Магия будет рушить магию. Тем более наша защита упорядоченна, а магия этих существ нам абсолютно неведома, поскольку построена на взаимодействии магических отбросов. Как человеку науки, мне бы хотелось разобраться в этом… — Он помолчал, опустив глаза. — Но как человеку, который пытается спастись, мне придётся всё-таки в первую очередь подумать об уничтожении тех, кто… представляет для нас всех смертельную опасность.

— С чего начнём? — хладнокровно спросил Шемар.

Он был без меча, но в одной руке держал кортик, а второй сжимал и разжимал кулак, наверное готовясь к работе с огнём.

— Нам дана пара минут для анализа наших противников. Вопрос в следующем: кого из них мы сумеем уничтожить при помощи огня, а кого — при помощи холодного оружия.

— Плавниковые — огонь, — резко сказал Киприан. — Они настоящие, но магические мутанты. Огонь их возьмёт. Соломенных — точно не возьмёт. Они окаменелости.

— Согласен, — пробурчал Шемар, продолжавший стискивать пальцы в кулак.

— Солому беру на себя, — холодно сказал Шторм. — Их псевдо-жизнь держится еле-еле.

— Великаны уязвимы только в одной точке — в глазах, — продолжил видящий-проводник. — Огонь туда можно забросить, но только если очень концентрированный. Просто полыхнуть по глазам — этого мало.

— А если попробовать закинуть туда сгусток чистой стихии? — с надеждой спросила Захария, перебирая бусины вынутой из-под ворота рубашки низки.

— Метить придётся слишком долго, а они на месте не стоят, — напомнил Киприан.

— Но и не слишком быстро шевелятся, — возразила стихийница.

— Я помогу Захарии, — сказал Мелинда. — Я умею направлять посланное.

— А если стихии не помогут? — спросил Киприан, неприязненно наблюдая за приближением истуканов.

— Опять-таки попробуем некромантию, — философски ответил Хальдор.

Правда, насколько заметил Шторм, машинально взглянувший на его руку, кулак ректора застыл на рукояти меча совсем не философски.

— Обобщаем, — заключил Хальдор. — Пока только одно играет нам на руку: магическая масса коллектора успокоилась и сама не будет нападать на нас, вырабатывая свои порождения. Мелинда сворачивает сферу, а мы защищаем Мелинду от нападения всех этих порождений. Готовы?

«Даже если бы не были готовы…» — бесстрастно подумал Шторм.

Светлая драко только было вскинула руки, начиная сосредотачивать сферу в небольшой сгусток магии, как всем им пришлось резко отвернуться от приближающегося трёхвидового войска чудовищ. Сглазил Хальдор!.. К краю холма, на котором они стояли, мчалась та самая дорожка, рассекая жирную на вид магическую грязь. Только теперь был виден острый гребень нового магического порождения или мутанта, от которого и рвались в стороны две бурливые волны…

А потом оно вылезло… Сначала над волнами тёмной массы постепенно появилась голова с костяными наростами от ноздрястого носа, с обеих сторон которого горели жуткой злобой едва-едва прикрытые дряблыми веками вертикальные багровые глаза. Наросты будто всплывали вместе с чудищем, продолжаясь по всему его хребту. А глаза упирались нижним острым краем в морщинистую губу оскаленной пасти. Бронированный ящер не выполз, не вылез, а выскочил из тёмных волн, хлеща по сторонам раздвоенным хвостом. И, не останавливаясь, помчался на существ, которые только-только вышли из защитной сферы.

Чуть только новое порождение магической грязи раскрыло зубастую пасть, все шестеро мгновенно схватились за уши: разъярённый вопль, низкий и скрежещущий, пронизал по всем нервам. Но именно этот вопль кое-кого подтолкнул действовать немедленно. Чуть ли не такой же разъярённый Шемар словно вбросил обе руки вперёд — открытыми ладонями на монстра. Кажется, тёмный драко выпускал пар напряжения. Его огонь был настолько силён, что голову ящера-мутанта напором огня отбросило назад. Помогла удержать её на месте лишь шея, толстая и бронированная же. Зато ящер захрипел и прекратил вопить. Пламенем его морду облило так, что только грязная магия регенерировала его ополоумевшие от ярости глаза. Неизвестно, каким был до сих пор этот магический мутант, был ли он нормален — если такое о нём вообще можно было такое сказать, но сейчас он точно взбесился.

Правда, лучше бы он хвосты свои придержал!

Хвосты длинные. Едва одна часть его долетела до вершины холмы, Хальдор ринулся ящеру навстречу. Короткий замах — часть хвоста свалилась наземь. Что было дальше — Шторм уже не видел: он осторожно принялся спускаться чуть в стороне от истуканов, отвлекая на себя «солому», в то время как Захария и Мелинда, оставшись на холме, дожидались приближения истуканов. Киприан и развернувшийся от магически мутировавшего ящера Шемар палили по монстрикам, обливая их таким слепящим пламенем, что смотреть было страшно. В гудении огня еле слышен был злобный визг плавниковых, больше похожий на скрежет пальцем по мокрому стеклу.

На полпути Шторм остановился, выжидая. Толпа каменно-соломенных шла чуть сбоку, поэтому при виде живого существа без сомнений повернула к нему. Присев на одно колено, ведун положил меч рядом так, чтобы чуть что — схватить сразу. Вот теперь, когда руки свободны, можно попробовать тянуть плохо закреплённую магией псевдо-жизнь из порождений коллектора. Величиной с зайцев, «солома» текла к Шторму быстро — и так же быстро «откидывала копыта». Всемогущим божеством, отнимающих псевдо-жизнь, ведун себя не чувствовал. Чувствовал скорее гадливость. Слишком этот процесс был… не для брезгливых.

Пока оставалась лишь одна… Нет, две проблемы. Одна — необходимость постоянно оглядываться, не подбирается ли кто со спины. Вторая проблема: Шторм начинал задыхаться, принимая грязную магию, к тому же сильно преобразованную, в собственные закрома, где хранил свои силы. Для грязной магии заклинательных «карманов» не было: как-то не думал ведун, что придётся «есть» её, да ещё в таких количествах. Так что в скором времени он начал захлёбываться от набранного, не зная, что делать с нею далее и уже боясь, как бы не навредить самому себе. Хуже, что позже появилась третья проблема: груда «мёртвых» псевдо-тел перед ним росла с угрожающей скоростью, а двинуться от неё некуда. Появилось искушение вскочить на ноги и в два-три маха мечом раскидать кучу «соломы» в стороны. Иначе… Он боялся, что не сумеет отбиться от других существ, стреноженный материализованными магическими отбросами… Оглянувшись в очередной раз — на необычную тишину за спиной: ящер перестал орать! — он с облегчением увидел, что на помощь бежит Хальдор.

И только когда ректор подбежал ближе, Шторм разглядел, что тот весь в крови, а одна рука провисла. Кажется, ранен? Меч Хальдор крепко держал в левой руке. Вспомнив начало битвы, Шторм кивнул себе: ректор владеет обеими руками.

Бесконечная вереница «соломы» вскоре поредела, но упорно продолжала своё движение издалека, от замка. Благо что шла она по инерции вокруг холма, Шторм с Хальдором пошли ей навстречу и, отогнав от холма, на какое-то время получили фору и возможность не отвлекаться на желтоглазых. Выиграв же время, оба, не сговариваясь, бросились к Захарии и Мелинде, которые удерживали истуканов на месте, но больше ничего не могли с ними поделать, просто-напросто не представляя, как их обездвижить.

Хальдор вырвался вперёд, рукой с мечом поднял вторую руку — раненую. И так, с обеими руками на оружии, выставил вперёд, на стреноженных стихийной силой истуканов, клинок и сипло закричал заклинание на языке, который, видимо, знала лишь Захария, потому что стихийница подскочила к ректору и принялась изо всех сил вторить ему. Из клинка меча вырвалось чёрное пламя. Долетев до истуканов, оно будто стукнулось об их туши — и взорвалось паутиной, которая начала стремительно впиваться в металлическую плоть монстров… Шторм чуть не задохнулся: по гладким телам истуканов поползли трещины, неумолимо расширяющиеся! «Я хочу знать такие заклинания!» Правда, опомнившись, он лишь азартно ухмыльнулся: а хватит ли у него именно таких сил, что у Хальдора, чтобы дать заклинаниям необходимую разрушительную энергию?

Неясное ощущение заставило его взглянуть в сторону. Так, «солома» снова деловито лезет к ним. Кажется, Хальдор и без него поможет девушкам. А ему, ведуну, пора снова вводить в дело некромантские заклинания.

Вскоре Шторм выдохся. Точней, был на последнем издыхании. Порой ему казалось, он вот-вот лопнет от набранной грязной магии, а вбрасывать её привычно в землю он опасался. В последние минуты он всерьёз размышлял, не попросить ли Шемара всё-таки попробовать сжечь их…

Потом с глазами стало происходить что-то странное. «Солома» двоилась в глазах, троилась… Потом он обнаружил пытается снять псевдо-жизнь с «мёртвой» «соломы», но и это открытие не заставило его забеспокоиться настолько, чтобы прийти в себя. Потом стало всё равно. Он равнодушно наблюдал, как «солома» обходит его со всех сторон, лезет на него. Он только смотрел в жёлтые глазницы пустых черепов и плыл в странной пустоте, в которой не было даже Марины… Он услышал странный вопрос, который тяжко проворочался в голове: «Кто такая Марина?» Марина… Едва он зацепился за этот простенький вопрос, как перед глазами резко прояснело. «Солома» пытается его гипнотизировать?! Хуже — обнаружил он. Пока он тащил с них силу псевдо-жизни, они сами втихаря снимали с него часть защиты, пока не проникли под неё!.. Ведун так озлился, что вскочил с коленей, скидывая с себя присосавшихся каменно-соломенных монстров. Хватит стягивать! Им не хватает хорошей рубки! Посох он не вынимал — хватало меча на сейчас!

Сверху скатился Шемар и огнём, правда не таким мощным, как в первый раз, сбил с ног первых в веренице монстров, большинство которых тут же «откинуло копыта», поскольку огненным опытом выяснилось, что пустые черепушки «соломы» сухие, а значит, неплохо горят! Правда, тёмный драко лишь помог Шторму взять фору перед хитроумной мелочью и прийти в себя, потому что далее, взглянув мельком на ведуна, Шемар, тяжело дыша, покачал головой и бегом вернулся на верх холма, где с другой стороны возвышенности Мелинда и Киприан продолжали отражать атаки плавниковых.

Когда Шторму показалось, что битва сразу с несколькими монстрами начала подходить к концу и что теперь основной проблемой станут лишь каменно-соломенные порождения грязной магии, когда руку с мечом начало сводить от судорог, на вершине холма отчаянно закричали. И в этом крике он, изумлённый услышал своё имя.

Когда он быстро глянул на кричащих, с холма к нему мчались на бешеной скорости Хальдор и Шемар. Ничего не понимая, он снова взглянул на очередную «солому». Ничего особенного — и опасности нигде не наблюдается. Кажется. Что-то промелькнуло перед взглядом — призрачно-прозрачное. Что-то вроде обычной молекулярной решётки, которую он часто видел на занятиях алхимии, изучая строение тех или иных веществ. Убил следующую, слишком быстро подошедшую «солому»… Проморгался, пытаясь разглядеть, что именно видит. И вздрогнул, когда за спиной закричали:

— Быстро на холм!

Но решётка завораживала. Хотелось разглядывать её, переходя вместе с её странными, то и дело пропадающими перекрещенными прутьями с одного участка на другой… Одновременно чуть не звериным чутьём он чуял, что двое за спиной остановились и попятились. А один из двоих (Хальдор, конечно!) начал было проговаривать какое-то заклинание, но споткнулся на полуслове. И Шторм понял его: какое именно читать заклинание, если неизвестно, что происходит?

Не благоразумие, а инстинкты заставили ведуна тоже попятиться от страшной, временами мелькающей перед глазами и тут же пропадающей в ночном воздухе решётки.

А потом началось…

Стремительный вихрь промчался по «соломенной» веренице, легко поднимая с земли плывущие над ней фигурки. А те, оказавшись в воздухе, мгновенно рассыпались в мелкий мусор. После чего вихрь их словно специально бросал на решётку. Та вскоре оказалась буквально обвитой «соломенным» узором, на всех стыках которого продолжали желтеть звериные черепа.

Вытянувшись перед отступающим Штормом в пять человеческих ростов, решётка, продолжая расти, внезапно рухнула на холм. Хальдор и Шемар ринулись к ведуну и успели дёрнуть его к себе — и страшная решётка упала лишь на ноги Шторма. Он закричал от боли, когда тонкие, уже не соломенные, а раскалённые докрасна прутья решётки врезались в его плоть.

Шемар первым попытался поднять решётки с ног ведуна. И вскрикнул сам: неведомая ловушка врезалась в любую живую плоть.

Шторм, было замолкший, потому что стиснул зубы, закричал снова — хрипло и на пределе, как от себя не ожидал: решётка начинала вдавливаться в кости ног.

— Сделайте что-нибудь! — взмолился Шемар, с ужасом глядя на ноги Шторма. — Ну же, профессор! Он же без ног останется! Хальдор!

— Это металл, профессор! — закричала рядом Захария. — Это металл!

Хальдор судорожно вытянул руки над той частью решётки, которая впилась в ноги уже воющего без сил ведуна, и резко выдохнул несколько слов. Решётка сухо обвалилась над ногами Шторма. Та её часть, которая уже прошла плоть и кости ног, там и осталась. Но, кажется, превращение её в ржавчину, остановившее процесс резни, уже принесло какое-то облегчение ведуну. Теперь он, закрыв глаза, только часто и коротко дышал.

Хальдор наспех обезболил ведуну раны на ногах. Вместе с Шемаром они быстро взяли его за подмышки и потащили наверх, где Мелинда и Киприан добивали огнём плавниковых монстриков — те, в отличие от «соломы», прекратили свой выход из чёрной массы умирающего города, и их численность всё-таки сокращалась. К драко спешила Захария, на ходу отстреливая тем же огнём плавниковых, которые при виде стихийницы пытались свернуть к ней, как к более беззащитной.

Едва Шторма втащили на вершину холма, Мелинда быстро сожгла последних плавниковых и ещё быстрей заново выстроила защитную сферу. Оглядевшись, преподаватели и студенты опустили плечи. Впрочем, Хальдор уже присел перед Штормом, от боли потерявшим сознание, и принялся за работу, в первую очередь вытаскивая из его ран ржавчину, которая впитывалась в плоть.

… Буклих, конечно, старше и повидал больше, чем какая-то девчонка, заброшенная обстоятельствами космического масштаба в чужое время и на чужую планету. Но Марина не хотела, чтобы он психовал, когда поймёт, что думать она просто не в состоянии.

Пока потревоженный их приземлением пепел осыпался, девушка лихорадочно раздумывала, как быть, одновременно отчаянно надеясь, что город сам возьмёт у неё то, что ему надо. И снова, и снова напоминала себе главное: они с Буклихом там, где город мёртв. Он сам взять её силы не сумеет. Но… Если это место похоже на рану, то… Если ему не хватает сил эту рану залечить, то…

— Буклих, можно открыть глаза?

— Ну-у… Почти. Падает уже реже.

Марина осторожно открыла глаза, готовая в любой момент немедленно зажмуриться снова. Но пепельные хлопья, странно серые и чёрные в темноте, и в самом деле медленно падали вокруг. И такая тишина вокруг… Буклих круглыми глазами похлопал на девушку и вздохнул. Марина представила, как выглядит со стороны: грязное, перемазанное в слезах и в пепле лицо наверняка превратилось в косметическую маску какой-нибудь красавицы, строго следящей за собой.

Хватит о ненужном. Времени в обрез.

Девушка расстегнула курточку и внутренней стороной полы, как смогла, вытерла лицо. После чего застегнулась наглухо, под горло.

Пора выполнять задуманное.

Она огляделась. Бесконечно серое, с мягкими чёрными тенями вокруг пространство мёртвого города вселяло в сердце страх. Они оба стояли по колено в пепле.

Тоже вздохнув, Марина решительно сказала:

— Буклих, я попробую передать стихии городу так, как передавала силу моему биллиму.

— Попробуй.

В ответе крылана, показалось девушке, прозвучало не только недоверие, но и покорность судьбе: будь, что будет!

Марина нагнулась и, стараясь не дышать, чтобы не взвихрить снова легчайший пепел, сунула в него руку. Отворачиваясь и преодолевая сопротивление пепла (чем ниже, тем плотней он лежал), она дотолкала руку до самой земли, пока пальцы не коснулись твёрдой поверхности. Отдышавшись в сторону, Марина ещё ниже опустила руку — так, чтобы ладонь плотно упиралась в землю. «Ну, Шемар, надеюсь, показанный тобой приём, сработает здесь!»

И выдохнула, посылая силы в ладонь, а из неё в то, что казалось землёй под ногами. Перед носом взвились серые метельные вихорьки.

Ничего.

— Может, нам освободить от пепла часть земли? — неуверенно предложил Буклих.

Скосившись на него, Марина сообразила, что крылану довольно болезненно даётся стояние здесь: он не смел стряхнуть пепел с крыльев, боясь устроить новый взрывной катаклизм; не мог их и убрать — вместе с грязью. Долго ли он выдержит с раскрытыми крыльями, которые весят тоже — ого-го, сколько!

— Не надо, — сказала Марина, стараясь не слишком выдыхать при этом. — Я уже достала до земли.

Она чувствовала себя по крайней мере неловко: на неё надеются, а она ничего не знает и не умеет! Что же делать?!

В следующую секунду она чуть не выдернула из горы пепла руку. Пальцы отчётливо стали влажными. Причём холодно влажными. Потом ощущение, что пепел начал плотнеть — и оседать.

— Что-то происходит, Буклих, — тихо сказала она. — Знать бы ещё — что.

— А как ты вообще узнала, что… ну, происходит?

— Мне кажется, у поверхности земли появилась вода.

Крылан, недолго думая, тоже нагнулся и сунул руку в пепел. Потом так же быстро выдернул её и, поспешно выпрямившись, прижал нос к рукаву: после слишком быстрого движения пепел, лежавший наверху, взлетел. Крылан чихнул.

— Будь здоров, — тихонько сказала Марина.

— Постараюсь, — проворчал Буклих в тот же рукав.

А потом как-то подозрительно затих, сопя в свой рукав. Марина продолжала изучать странную влагу, пока её не остановил тихий голос крылана:

— Марина… Теперь что-то странное происходит на небе.

Она взглянула вверх.

— Светает? — удивилась она. — Вроде рано для рассвета?

Но для рассвета было не только рано. Для этого рассвета не существовало законов природы и законов дня и ночи. Он нарастал стремительно, постепенно обливая весь мёртвый город настоящим солнечным светом! И плевать было этому рассвету, что вдруг, всё так же откуда ни возьмись, набежали на небо тучи!

— Что… — начал заикаться Буклих, таращась на небо, — что происходит?

Девушке страшно хотелось убрать руку от земли, но она побаивалась, что начавшиеся вокруг изменения берут свой исток именно из её ладони. Как хотелось рассмотреть это странное, похожее на обычное, земное, небо — перед дождливым рассветом! Марина решительно шмыгнула носом и медленно осела так, чтобы не отрывать ладонь от земли. И только сейчас заметила, что пепел тоже осел. Точней — оседает. Прямо на глазах. А руку, вообще-то, захоти она её вытащить, вытаскивать будет трудновато: она будто попала в капкан влажно оседающего пепла, который прессовался чуть не в цемент или в бетон — такой тяжёлый.

— Кажется, дождь начинается, — задумчиво сказала Марина, глядя на небо и с трудом удерживаясь от нелепого желания озабоченными интонациями передразнить Винни-Пуха или Пятачка.

Солнечный луч пронзил собиравшиеся тучи, будто обведя весь мёртвый город своим светом, мягким и правда похожим на утренний. И пропал. А на лицо Марины, запрокинутое к небу, упала тяжёлая холодная капля. Другая… Девушка вздрогнула, заметив, как дождинка выбила в поверхности пепла округлую лунку, подняв небольшой пыльный фонтан.

С трудом вытаскивая ноги из увлажнённого пепла, Буклих подошёл ближе и укрыл от дождя Марину, распахнув над нею крылья. Правда, долго так ему простоять не удалось.

— Я не выдержу, — удивлённо сказал он, морщась от попадающих на лицо капель.

— Сложить можешь? — громко спросила Марина.

— Смогу. Они вымыты. Но как же ты?

— Перетерплю. Не страшно.

Дальше происходило то, что Марине и не воображалось, когда она думала о том, как будет происходить передача стихий Салливану.

Дождевая вода пренебрежительно шлёпала по серой поверхности мёртвого города. Горы пепла осели не только потому, что поплотнели из-за влаги. Они начали смываться водой с неба! Их уносило куда-то — Марина даже придумать не могла — куда именно: стояли-то они с Буклихом на ровном месте.

Но вот последние слои пепла стронулись с места, и Марина чуть истерически не захихикала: «Рука моя! Я так рада тебя видеть!»

А та неожиданно начала подрагивать. Стало не до смеха. Марина удивлённо разглядывала разваливающиеся комки земли под рукой, и это действо её так заворожило, что она вздрогнула, услышав откровенно испуганное:

— Марина, поднимайся!

Крылану пришлось самому её поднимать: заледеневшая от дождя, хлынувшего уже ливнем, оцепеневшая от долгого сидения на корточках, девушка не могла даже разогнуться. Прижавшись друг к другу, чтобы удержаться на ногах, они оба испуганно смотрели на землю, которая начала разверзаться перед ними. Под сильными струями, зажимаясь от холода, они дружно пятились, сами не зная куда, лишь бы не свалиться в постепенно углубляющуюся ямищу, куда неслись серые потоки.

А потом крылан вздрогнул так, что дёрнулась вместе с ним и девушка.

— Что? Что ты увидел?

— А ты? Не видишь? — пропищал Буклих. — Трава!!

Зелень в пасмури странного утра просто выхлёстывала из-под серой земли. И не только трава! Уже потянулись кусты, обвивая странным венком растущую яму, а от неё, как зелёное солнце, распространяясь всё дальше во все концы города. Небо решило не отставать: с него вдруг снова хлынули сквозь потоки дождя потоки солнца.

— Слепой дождь! — обрадовалась Марина, стуча зубами от влажного холода и продолжая отступать от ямы.

— Какой? — поразился крылан, сжав плечи до упора и сам постукивая зубами.

— Слепой — это когда и дождь идёт, и солнце светит! — объяснила обрадованная девушка, машинально прижимаясь к нему в поисках тепла. — Если бы он не ливнем шёл, а моросил, тогда бы его ещё грибным назвали! Слушай, Буклих, тебе не кажется, что город вообще исчезает?

Крылан огляделся, сжимая челюсти ладонями, чтобы не дрожали.

— Всё понятно, — важно заявил он. — Ты выпустила все четыре стихии на волю. Они очистили не просто город. Они смыли город с лица Салливана. Ну и ну…

Дождь закончился так же резко, как начался.

А ещё через минуту стало темно, как обычной салливанской ночью.