Черный Лев

Глава 15

– Элис! – позвала Лайонин, ежась от сквозняка. Даже тяжелые шерстяные одеяла не защищали от сырости и холода каменного донжона. – Надеюсь, ты здорова?

Она взглянула на грузную служанку, склонившуюся перед очагом, где медленно оживал огонь.

Элис обернулась и энергично закивала головой.

– А кашель твоей матушки? Ей лучше?

Элис сделала вид, будто что-то пьет, и показала на Лайонин.

– Значит, травы, которые я посоветовала, помогли ей? Я очень рада. В такую погоду нельзя болеть.

Лайонин попыталась сесть, и служанка мгновенно оказалась рядом, чтобы ей помочь.

– Я стала огромной, верно? – улыбнулась Лайонин, потирая вздутый живот. – Ранулф был бы…

Элис сжала ее худенькие плечи, нахмурилась и покачала головой.

– Ты права, не следует этого делать. Воспоминания слишком болезненны, даже сейчас. Как по-твоему, мальчик отдал кому-нибудь пояс? Когда сэр Морелл поймал беднягу, пояса при нем не было.

Элис отвернулась.

– Прошло так много времени, а от Ранулфа ни слова. Леди Маргарет утверждает, что он не ответил на ее требования. Думаешь, он не захочет платить выкуп? Я всегда была для него бременем.

Элис поджала губы и угрожающе свела брови. Лайонин слабо рассмеялась:

– Я не стану начинать все заново. Ты и без того немало наслушалась о всех подробностях моей жизни. Что мы будем делать сегодня?

Элис улыбнулась, подошла к простому деревянному сундуку, стоявшему в углу комнаты, и, открыв крышку, почтительно вынула кожаную сумку, в которой лежала драгоценная книга.

– Самый подходящий день для чтения, – согласилась Лайонин. – Скажи, мои стражи еще не забыли меня?

Элис вздрогнула и бросила боязливый взгляд на дубовую дверь.

– Элис, они не могут быть так ужасны, как ты считаешь. Я здесь уже четыре месяца, и они ничего не делают, только сидят и наблюдают за комнатой.

Элис со вздохом посмотрела на нее. Они уже обсуждали устрашающих охранников, но ни к чему не пришли.

Служанка помогла хозяйке встать с узкой постели. Беременность сделала свое дело: некогда стройная, Лайонин теперь стала отяжелевшей и неуклюжей. Элис натянула на нее свободную одежду и аккуратно расчесала густые волосы.

– Как по-твоему, может, их подрезать? Брент говорил, что многие женщины при дворе считают их чересчур длинными.

Я ведь рассказывала тебе о Бренте. Верно?

Поймав смеющийся взгляд Элис, Лайонин схватила большую загрубелую руку и приложила к щеке.

– Ну конечно, я уже успела поведать о себе все, что можно. Должно быть, тебе ужасно надоели мои истории.

В ответ Элис погладила щеку хозяйки.

– Леди Маргарет считает тебя простушкой. Вряд ли она обрадуется, узнав, как ошибалась. Проведай она, как ты умна, ни за что не поручила бы тебе охранять меня. А теперь подойди, сядь рядом, и я почитаю тебе, а потом поучу грамоте. Еще немного, и ты сама сможешь читать эту книгу. Говорила я тебе, что у Ранулфа целых шесть книг? О нет, не смотри на меня так, а то у меня мороз по коже. Клянусь, ты целый час ничего не услышишь о моем Ранулфе, но берегись, я могу припомнить что-нибудь новенькое, чего ты еще не слышала. Сомневаюсь, правда, но кто знает?

Тут тяжелая дверь скрипнула, и женщины обернулись на звук.

– Что-то ты не похожа на несчастную пленницу, – процедила леди Маргарет, садясь на стул у огня. – И мы все еще не получили известий от твоего мужа. – Она окинула Лайонин зловещим взглядом, прежде чем добавить: – Я слышала, что муж тебя безумно любил, но теперь что-то не торопится вернуть жену. Вчера прибыл мой гонец с известием, что граф Мальвуазен веселится при дворе с тамошними дамами и думать забыл про тебя. Не похож он на убитого горем мужа, тоскующего по пропавшей супруге! Может, у тебя найдется ответ на эту загадку?

Лайонин отвела взгляд.

– Нет, откуда же? – тихо ответила она. – Ведь я вовсе не утверждала, что он меня любит. Это все Амисия. Я всего лишь дочь барона, и может быть… Ранулф… – Одно его имя заставило ее сморгнуть слезы. – Ранулф нашел другую.

– Ба! – отмахнулась Маргарет, поднимаясь и подходя к окну с такими щелястыми ставнями, что холодный утренний воздух беспрепятственно проникал в комнату. – Какие бы чувства он ни испытывал к тебе, такого я не ожидала. Ты его законная жена, к тому же на сносях, и ему это известно. Если не ты, то хотя бы его дитя! Морелл собирается в Англию – узнать, почему не готовят выкуп. А что касается Амисии… Так и знала, что она мерзкая лгунья. Недаром управитель твоего мужа заявил, что надеется никогда не дождаться твоего возвращения. – При виде ошеломленного лица Лайонин она рассмеялась. – Рада, что в стенах этого старого замка еще можно услышать слово правды. Стражи изнемогают от скуки. Им не терпится повстречаться с твоим мужем, они наслышаны о его силе. Не хочешь полюбоваться, как он схватится с ними? Морелл считает, что он уложит всю четверку. А ты, как я вижу, не так уж в этом уверена. Не опасайся я потерять выкуп, с удовольствием устроила бы подобное представление, ибо он злит меня своей дерзостью, не желая отвечать на мои послания.

– Если я не имею для вас никакой ценности, почему бы не отпустить меня? Вы и без того потратились на мое содержание. А скоро на свет появится и малыш.

– Да, ты ничего для меня не значишь, но все же дорого мне обошлась, и я должна возместить расходы. Когда ты произведешь на свет ребенка, возможно, заработаешь своим телом на еду и крышу над головой. Думаю, сэр Морелл немало заплатит, если я подпущу его к тебе. Впрочем, еще можно подождать. – Она снова рассмеялась. – Твой муж, возможно, изменит поведение, прослышав о рождении ребенка.

С этими словами она покинула комнату.

Лайонин не сознавала, что по щекам катятся слезы, и не сразу ощутила, как Элис яростно трясет ее за плечи.

– Что ты делаешь? Зачем? – пробормотала она, глядя в мрачное лицо служанки. – Сердишься на меня? Что я сделала?

Элис ткнула пальцем в закрытую дверь и, нахмурившись, покачала головой. Они были вместе уже четыре месяца и неплохо научились понимать друг друга.

– Хочешь сказать, что я дура, – безапелляционно заключила Лайонин.

Элис отпустила ее, уперла кулаки в широкие бедра и с презрительным видом вытаращила глаза.

– Я всему верю. Сначала вранью Амисии, очернившей Ранулфа, теперь – измышлениям леди Маргарет. Но как насчет Уильяма де Бека? Почему управитель Ранулфа так меня ненавидит?

Элис в отчаянии вскинула руки к небу. Лайонин рассмеялась:

– Знаю, знаю, что ты скажешь! Мне трудно им не верить. Такая складная ложь!

Элис упала на колени перед графиней, сжала ее маленькие ладони и умоляюще заглянула ей в глаза.

– Да, конечно, я должна лучше соображать. Уверена… что я не безразлична Ранулфу. Но мы так мало были вместе… Он уж очень долго ненавидел меня, и теперь нелегко поверить, что он изменился. Не качай головой! Уж мне лучше знать своего мужа!

Элис нетерпеливо повела плечами, показала на живот, и Лайонин нахмурилась:

– Уверена, что я умнее будущего ребенка. Но почему же Ранулф отправился ко двору? Король Эдуард не даст ему денег на выкуп. Король желал, чтобы Ранулф женился на кастильской принцессе, – пояснила она, не сводя глаз со служанки. Та снова пожала плечами.

– Нет… ты права, Элис. Может, леди Маргарет лжет и Ранулф поехал вовсе не туда?

Элис раздраженно вздохнула, и Лайонин невольно улыбнулась:

– Знаешь, ведь я графиня, и дома все слуги относятся ко мне с почтением.

Элис положила голову на колени Лайонин, и молодая женщина принялась гладить жесткие волосы.

– Что бы я там ни говорила, – прошептала она, – ты для меня больше, чем служанка. Если бы не ты… и некому было бы часами выслушивать мои бесконечные истории, я бы давно выбросилась из окна. Не хочешь послушать еще о Круглом столе?

Элис радостно кивнула, и Лайонин начала говорить, зная, как служанка любит рассказы о турнирах, играх, вкусной еде и красивой одежде, о могучих рыцарях, врукопашную сражавшихся друг с другом. Лайонин описала каждую минуту тех памятных трех дней, но Элис обожала слушать ее. И обе знали, что это отвлекает Лайонин от мыслей о каменных стенах и лжи, окружающих ее день и ночь.

Во второй половине дня Лайонин немного поспала, а Элис хлопотала по хозяйству. Проснувшись, графиня долго еще лежала, перебирая в памяти последние месяцы заточения. Почти все время она проводила с Элис в маленькой комнатке наверху башни. И ни разу не ступала за стены замка. Вынужденное бездействие и отсутствие свежего воздуха отнюдь не улучшали ее настроения.

Только когда ее живот вырос настолько, что беременность уже нельзя было скрыть, она осмелилась покинуть тесную комнату, ибо сэр Морелл всегда маячил где-то поблизости, стараясь коснуться ее плеча, волос и улыбаясь так недвусмысленно, что у нее не оставалось никаких сомнений в его намерениях.

Лайонин с дрожью отвращения припомнила разговор, который произошел вскоре после ее появления в замке.

– Почему? Почему вы это сделали? – не выдержала она тогда.

Он, по своему обычаю, нагло усмехался, ощупывая взглядом ее тело.

– Разве огромное богатство, которое я получу от вашего мужа – недостаточная причина? Или прелестная леди Лайонин того не стоит?

Она вскинула голову и спокойно встретила его взгляд.

– Сомневаюсь. Я поступила неразумно, не поверив в мужа, но вас глупцом не считаю. Дело не только в золоте.

Морелл слегка улыбнулся и уткнулся взглядом в пустую чашу.

– Такая проницательность у столь юной особы! Рассказать вам одну историю?

Она не ответила, но он все же заговорил:

– Вы моложе своего мужа и не видели его юным. Он разительно изменился, с тех пор как узнал вас. Я был его оруженосцем, одним из нескольких, которые появились в Мальву-азене после смерти его первой жены.

Он не заметил отчаянного взгляда Лайонин и, усмехнувшись, продолжал:

– Молодой лорд Ранулф, такой сильный, суровый и мрачный… Да, история довольно проста. Я был зеленым юнцом, готовым на все, чтобы угодить господину, почти моему ровеснику. До чего же мы ненавидим людей, которым отдаем нашу невинность, если они пренебрежительно ее отвергают… Я служил ему четыре года. И этот человек не сделал меня своим стражем. Граф заявил, что все его люди должны быть так же дьявольски темны, как он сам. Понимаете, из-за светлых волос меня отбросили, как ненужный мусор!

Он яростно швырнул чашу в сторону очага, попав при этом в одну из гончих. Бедный пес с визгом подскочил и удрал из зала.

Лайонин не пошевелилась, продолжая спокойно сидеть в окружении четырех стражей.

– Но, может, дело не только в цвете ваших волос? Вероятно, он выбрал этих рыцарей, разглядев в них надежных друзей?

Морелл встал и шагнул к ней, не обращая внимания на взявшихся за оружие стражников.

– Я отдал ему все! И тогда был вовсе не таким, каким стал сейчас.

Она смело встретила его взгляд, точно зная, что Ранулф с самого начала видел Морелла насквозь. Ее муж не настолько тщеславен, чтобы отвергнуть благородного рыцаря из-за цвета волос.

– Разве вы сегодняшний чем-то отличаетесь от вчерашнего?

Лицо Морелла налилось краской. Он снова шагнул к ней, но тяжелая рука стража легла на его плечо. Он, не глядя, стряхнул неуклюжую лапищу. Все его внимание было направлено на Лайонин.

– Он заплатит за все, что сделал со мной. И твоих слов я не забуду, – хрипло выдавил рыцарь и сердито устремился к двери.

Лайонин тряхнула головой, словно желая избавиться от тяжелых мыслей, и снова погладила гигантский живот.

Элис каждый день щупала вздымавшийся бугор, желая убедиться, что малыш жив и здоров. Лайонин опасалась, что туго натянутая кожа в один прекрасный день лопнет, но Элис заверяла, что ничего такого не произойдет и младенец уже повернулся в чреве, готовый появиться на свет. Лайонин всем сердцем жаждала поскорее родить и избавиться от тяжкого бремени. И сейчас закрыла глаза при мысли о великой радости держать у груди черноволосое, черноглазое дитя.

Элис осторожно дотронулась до ее плеча, и Лайонин от неожиданности подскочила.

– Я не слышала, как ты вошла. Да, мне хотелось бы спуститься в зал. Очень нравится наблюдать отвращение Морелла при виде моего разбухшего тела. Я с радостью вечно оставалась бы в таком положении, не будь мой живот так обременителен. Как, по-твоему, ему бы надоело ждать несколько лет?

Лайонин обхватила живот и счастливо зажмурилась.

– А если там близнецы? Ранулф как-то сказал… Нет, я не заплачу, – засмеялась она в ответ на строгий взгляд Элис.

– Как! Графиня решила навестить нас? Второй день подряд! Какая честь! – приветствовала ее Амисия и улыбнулась, когда Морелл немедленно отвел глаза. – Не правда ли, она прекрасно выглядит? В этом огромном животе наверняка поместились сразу двое детей!

Морелл ответил полным отвращения взглядом и покинул зал. Амисия торжествующе усмехнулась.

Элис подвела хозяйку к стулу у очага. Лайонин расправила сюрко и оглядела зал. Часть пола была очищена от тростниковых подстилок, чтобы госпожа замка вместе с двумя рыцарями могла без помех играть в кости. Сейчас как раз наступила ее очередь бросать маленькие кубики. Смех женщины отдавался эхом под сводами зала. Время от времени она гладила бедро ближайшего партнера. Амисия подобралась поближе к игрокам.

В этот момент трое сервов внесли в зал охапки дров. Последним шел настоящий великан, и что-то заставило Лайонин вглядеться в него немного пристальнее. Элис тронула ее плечо и нахмурилась. Ей, верно, показалось неприличным, что госпожа смотрит на мужчин, низкородных крестьян.

Все трое подошли к очагу. Лайонин отвернулась и принялась рассматривать узор своего шерстяного сюрко, ругая себя за глупость. Сколько сервов она видела в жизни и ни одного не удостоила внимательным взглядом! Почему же ей так хочется увидеть лицо мужчины?

Тот взял кочергу и принялся ворошить поленья в костре. Шум снова привлек ее внимание, и она беззастенчиво вгляделась в смуглую, поросшую черными волосками руку. Он смотрит на нее, и ей лишь нужно вскинуть глаза, чтобы узреть владельца этой, такой знакомой, руки…

Очень медленно она подняла голову, боясь того, что сейчас увидит… или не увидит. И столкнулась с бесстрастным взглядом Ранулфа. Черные зрачки превратились в булавочные головки, но он не сводил глаз с лица жены, на котором сияли влажные изумруды. Мгновенно оглядев Лайонин, он, казалось, ничуть не удивился изменившейся фигуре и снова посмотрел ей в лицо.

Она пораженно застыла. Не может быть! Он пришел сюда без оружия?! Если его узнают, у него не останется шансов защититься от человека, вооруженного чеканом. Но все страхи затмила охватившая ее безудержная радость. Он готов рискнуть жизнью ради нее! Он нашел ее, он вовсе не развлекается при дворе, забыв жену! Она пыталась дать ему знак, заверить в своей любви, предупредить об опасности, ожидавшей его в этом проклятом месте.

– Меня заставили рубить дрова, – тихо пожаловался он. Лайонин представила его возмущение столь недостойным графа занятием и едва не улыбнулась, но вовремя успела принять равнодушный вид. Не успела она и глазом моргнуть, как все трое исчезли, и она осталась одна сидеть у огня.

Немного опомнившись, она зажала рукой рот в отчаянной попытке заглушить рвущийся из горла смех. И ей удалось не выдать себя: подавленный смешок сменился слезами радости и тревоги.

Она не видела его целых четыре месяца. И сколько же всего случилось за это время! Ее похитили, потребовали выкуп, но, главное, ребенок так вырос, что ему уже не сиделось в животе. Скоро он запросится на свет. Но пока она окружена свирепыми и жестокими воинами, хотя Ранулф отважился преспокойно войти в зал, не опасаясь быть узнанным. И каковы же его первые слова при встрече с женой? Его, видите ли, заставили рубить дрова! Ни ободрения, ни нежного взгляда, ни тревоги за ее здоровье, ни вопроса о младенце, который так изуродовал ее тело!

Она закрыла руками лицо, не в силах успокоиться. Худенькие плечи истерически тряслись. Он пришел. И что бы при этом ни сказал, что бы ни сделал, она все простит, потому что он явился за ней!

Элис коснулась ее плеча и вопросительно подняла брови.

Лайонин торопливо огляделась, хоть и знала, что Ранул-фа уже нет в замке.

– Далеко еще до обеда, Элис? Я страшно проголодалась! – прошептала она, ослепительно улыбаясь служанке.

Элис расплылась в улыбке, радуясь голоду хозяйки: та, по ее мнению, почти ничего не ела. Но Элис увидела и еще кое-что – счастливый блеск зеленых глаз, которые до сих пор казались потухшими.

Предвкушение встречи помогло ей высидеть весь ужин. Но по мере того как текло время, она все яснее сознавала, какая опасность грозит мужу. Ее трясло при мысли о том, как дерзко он ступил в зал, где находились хорошо знавшие его люди!

– Замерзла? – осведомилась леди Маргарет и, дождавшись, пока Лайонин покачает головой, заметила: – Надеюсь, это не роды начались? Я еще не готова быть повивальной бабкой.

– Нет, еще рано. Я просто устала носить столь тяжкое бремя. Пожалуй, мне стоит подняться к себе.

Она встала из-за стола. Элис пошла следом.

Только оказавшись в спальне, Лайонин дала волю страхам и бессильно опустилась на стул у очага. Элис с тревогой смотрела на нее, и Лайонин тщетно пыталась ее успокоить. Она не рассказала о появлении Ранулфа: эта тайна слишком опасна, чтобы доверить ее даже другу.

Она легла в постель раньше обычного в надежде, что во сне позабудет о тревогах. Элис, по ее настоянию, отправилась в деревню навестить мать и провести ночь рядом с больной. Но сон никак к ней не шел. Наконец она задремала и очнулась, когда чья-то ладонь зажала ей рот. Лайонин принялась отчаянно вырываться, царапаясь и брыкаясь.

– Успокойся, моя Львица. Не нужно сдирать с моей руки остатки кожи. Ты еще помнишь меня?

Лайонин замерла, глядя в нежные глаза Ранулфа. Он отнял руку.

– Ты меня узнала? Прошло столько времени! Я боялся, а вдруг ты…

Он осекся, увидев, что Лайонин плачет. Откинул одеяла, быстро лег рядом и обнял ее.

Она долго рыдала, всхлипывая и сердито вытирая глаза, прежде чем успокоилась и положила голову на плечо мужа.

– Насколько я понял, ты рада снова увидеть меня? – беспечно спросил он, но хриплый голос подозрительно прерывался. Он провел ладонью по ее телу: плечу, руке, твердому, вздымающемуся холму живота, лаская, ощущая слабые толчки младенца. Оба, счастливые, молчали.

Все еще продолжая властно обнимать ее, он проворчал:

– Ты так растолстела, что я едва тебя узнал.

– Это все младенец. А в остальном я та же, – шмыгнула она носом.

– Ты просто не видела себя сзади. И ходишь, как утка, переваливаясь с боку на бок. Даже ступни вывернуты наружу. Они, случайно, не стали оранжевыми?

– Ранулф! Как ты можешь! Тебе следовало бы сказать, что я прекрасна, когда ношу твоего ребенка, а не расписывать мое уродство!

Ранулф повернул к себе ее лицо.

– Ты поистине прекрасна, – заверил он, целуя ее в губы и влажные глаза, и, заметив, что слезы полились с новой силой, добавил: – И все равно ты настоящая утка, самая красивая на свете.

Лайонин улыбнулась. Слезы высохли как по волшебству. Прижавшись к нему, она спросила:

– Что ты думаешь об утке, в которую меня превратил? И, не дожидаясь ответа, накрыла его руку своей. Резкий толчок ребенка отдался в обеих ладонях.

– Это дитя?

– Да, – кивнула она.

Ранулф буквально раздулся от гордости.

– Значит, он крепкий и сильный.

– Уверена, что он родится с копьем в одной руке и мечом в другой, – съязвила она.

– Надеюсь, что у него хватит ума не делать этого и пожалеть свою матушку. Вижу, ты не изменилась. Все столь же дерзка.

– Значит, ты помнишь меня?

– С таким же успехом я мог бы забыть о существовании своей… правой ноги.

– Ну вот, теперь меня сравнивают с ногой! До чего же ты неромантичен!

– И ты еще смеешь попрекать меня? Взгляни на мою одежду! Эта жуткая шерсть растерла мне кожу, как ни одна кольчуга! Пришлось даже колоть дрова, чтобы оказаться к тебе поближе! Романтика! Ха! Я прошел через ад, чтобы быть с тобой!

– Ранулф, милый мой. Прости, что так сильно огорчила тебя. Это я во всем виновата!

– Только не плачь! Влажная шерсть еще больше царапается, а от вони я почти ослеп. И спорить не стану, ты виновата, и я требую сказать, почему я так жестоко покинут. Ты постоянно укоряешь меня в невежестве, но мне в голову бы не пришло выкинуть такую глупость.

– Я не упрекала тебя в невежестве, – оправдывалась она.

– Не увертывайся. Говори, почему оставила мужа!

– Ранулф, сейчас не время. Ты должен уйти, пока они не застали тебя здесь. Элис часто рассказывает об их жестокости!

– Ба! – отмахнулся он. – Что они такое? Небольшая разминка перед ужином! И как может Элис что-то рассказать? Она же немая!

– Вижу, ты слишком много знаешь. Почему бы тебе не поцеловать меня еще раз!

– Нет! – буркнул Ранулф, вновь укладывая ее голову себе на плечо. – Не стану драться из-за тебя со своим сыном. И мы оба будем в тебе, но только по очереди.

– Ранулф! – возмутилась она грубостью мужа, но тут же не выдержала и засмеялась.

– А теперь объясни, почему ты меня покинула.

– Ты ужасно настойчив! Боюсь, что моя кожа уже никогда не будет прежней, а живот так и останется растянутым и в складках.

– Он всегда будет наполнен моими дочерьми, Лайонин! Говори!

Ей пришлось смириться.

– Я думала, ты женишься на Амисии. Она сказала…

– Знаю. Ходдер обо всем поведал. Но почему ты поверила этой женщине, а не своему мужу?!

– Я верила тебе, но мужчины всегда изменяют женам.

– Неужели?! Ты точно это знаешь? А если и так, они обязательно бросают жен и женятся на любовницах?

– Нет, но Амисия твердила, что король Эдуард…

– Эдуард – мой король, но не управляет моей жизнью. И не сможет заставить меня жениться против воли.

– А Гилберт де Клер? Он развелся с женой и взял дочь короля Эдуарда.

– Ты же встречала его при дворе. И смеешь сравнивать этого человека со мной? Алчный негодяй, и Эдуарда часто предупреждали насчет него! Вот увидишь, скоро он принесет королю много бед! Де Клер не столько хочет угодить королю, сколько желает стать ему равным. Итак, какие жалкие причины покинуть мужа ты еще можешь привести?

– Не знаю. Все казалось таким правдивым. Слова Амисии. Твои письма. У нее оказалась лента, которую я вышивала для тебя. Я своими глазами видела, как ты целовал ее!

– Ты лицезрела, как эта уродка вешалась мне на шею! Я едва удержался, чтобы не стряхнуть ее на землю!

– Ранулф, мы так долго были в разлуке! К чему тратить время, обсуждая всякие неприятности? Я давно все поняла. Знаю, что Амисия тебя очернила. Я слышала ее разговор с сэром Мореллом. Они вдвоем все это задумали.

– У нас впереди вся ночь. Я не собираюсь уводить тебя отсюда до рассвета. И хочу знать, что заставило тебя поверить этой женщине. Имей ты больше веры в меня, сотня писем не заставила бы тебя уйти!

– Ты во всем прав, но кое в чем она не солгала.

– В чем именно?

Лайонин немного помолчала, жалея, что Ранулф вынуждает ее говорить вслух о терзавших душу сомнениях.

– Амисия сказала, что, когда впервые увидела тебя… Знаю! – отчаянно вскричала она. – Мне знакомы ее чувства!

Co мной происходило то же самое! Ранулф! Ты смеешься? Я поведала тебе самое сокровенное, а ты поднимаешь меня на смех! Она размахнулась, чтобы ударить его, но он перехватил ее руку.

– Я не позволю повредить моему ребенку столь неосторожными движениями! Итак, Амисия заявила, что не смогла устоять передо мной с самой первой встречи?

– Теперь я сама не понимаю, как это вышло. Клянусь, я последняя дура, если захотела такое, как ты, злобное создание!

Он поцеловал ее в лоб.

– Ты лгунья, и я немедленно отправлю тебя на исповедь, как только вернемся домой. Лайонин, теперь, здесь, в темноте, я скажу тебе, раз и навсегда. Потом я буду все отрицать.

Она приподняла голову, чтобы взглянуть на него. В Ранулфе было очень сильно развито чувство чести, и даже намек на то, что он способен солгать, потряс ее. Но Ранулф, не обращая внимания на ее удивленный взгляд, продолжал:

– Временами я хвастаюсь тебе своей красотой, но только потому, что ты взираешь на меня, как на первого красавца в мире. У тебя прямо слюнки текут при виде меня! И не протестуй, ибо я сам смотрю на тебя точно так же. Ноты видишь во мне то, чего не замечают другие женщины. Они считают меня чересчур темным и лишенным всякого изящества.

– Но это неправда! А женщины при дворе? Они только что не дрались со мной из-за тебя.

– Думаешь, они обращали бы на меня внимание, не будь я так богат? Для них идеал красоты – мой друг Дейкр.

– Дейкр! Да он походит на рыбье брюхо! Совершенно бесцветные глаза и волосы, и при этом так худ, что почти не отбрасывает тени!

– Похоже, у тебя было время тщательно его изучить. Не обращая внимания на укол, она провела тыльной стороной ладони по его щетинистой щеке.

– А когда он три дня не бреется, на расстоянии его можно принять за девушку. Не то что ты! Знаешь, что при определенном освещении твоя борода кажется почти синей?

Он поцеловал ее пальцы и улыбнулся:

– Рад слышать, что ты так меня защищаешь. Но пойми, я не хочу повторения того, что уже однажды случилось. Для этого и предназначена моя исповедь. Ты в отличие от других женщин с самой первой встречи вела себя со мной как последняя дура!

– Опять лжешь! Я всегда держалась с достоинством!

– Еще бы! Твои глаза горели вожделением, когда ты мыла меня, когда бросилась в объятия, хотя я всего лишь показал тебе длинный лук…

– Я вела себя точно так же в присутствии сотни других мужчин! Вот! Я отплатила тебе! Нет, я соврала, и нечего так на меня смотреть! А ты? Тоже женился на всех женщинах, которых знал только один день?

Ранулф снова обнял ее.

– Вижу, мне мало что удалось вбить тебе в голову. Ты упряма и не желаешь меня слушать. Но запомни одно: никогда не бойся, что другая влюбится в меня после нескольких коротких встреч.

– Значит, влюбится, если узнает тебя лучше? – усмехнулась она.

Ранулф пожал плечами:

– Такое бывало. Я известен как искусный и нежный любовник.

– Ты… ты…

Он закрыл ей рот поцелуем.

– Не стану спорить. Только вспомни мои слова, когда другая женщина, похитрее и поумнее тебя, выйдет на охоту за моим золотом.

– Не могу поверить, что кто-то способен считать тебя уродливым! Знаешь, что в твоих глазах переливаются золотистые искорки?

Он засмеялся, уткнувшись лицом ей в плечо:

– Сдаюсь. Я самый красивый из мужчин и никогда больше не стану это отрицать.

– Ранулф, – застенчиво начала она, – если ты говоришь, что не такой, каким я тебя вижу, значит, и я совсем другая? Ты часто твердил, что я прекрасна.

Ранулф снова засмеялся:

– В этом ты ошибаешься. Боюсь, я должен признаться еще в одном: три года мне расписывали твою красоту, еще до того, как я собрался поехать в Лоренкорт. Клянусь, я сгорал от любопытства, стремясь поскорее увидеть девушку, о которой даже закаленные воины говорили шепотом и самым почтительным образом.

– Правда?

– Да, но я не собираюсь это повторять. Ты и без того слишком тщеславна, хотя не вижу для этого причин, ибо растолстела так, что почти вытеснила меня с кровати!

– А кто в этом виноват? Не будь ты так огромен и мускулист, я не носила бы теперь ребенка размером с половину твоего боевого коня! Так что не жалуйся мне на неудобства, ибо моя кожа скоро не выдержит и лопнет!

Ранулф прижал ее к себе.

– Не люби я тебя так сильно, настрадался бы от твоего острого язычка! – прошипел он и тут же насторожился, ощутив, как напряглось ее тело.

– Чем я прогневал тебя? – недоуменно спросил он.

– Ты сказал, что любишь меня, – всхлипнула она. .

– И что же? Я часто это говорил! Почему же ты отстранилась?

– Ты никогда и словом не обмолвился! Он приподнял ее подбородок.

– Снова плачешь? Ничего не понимаю! Дня не проходило, чтобы я не сказал тебе о своей любви.

– Ничего подобного! Амисия это знала, и когда я увидела одно из твоих писем, в котором говорилось, что ты любишь ее…

– Не забывай, я этих писем не писал. Но ты меня обманываешь! Пусть не словами, но поступками я доказывал тебе свою любовь! Каждый раз, когда мы ложимся в постель, я повторяю, что люблю тебя.

– Но ты спал с десятками женщин! – шмыгнула носом Лайонин. – Значит, и их тоже любил?

– Вовсе нет! И с тобой все по-другому, – начал Ранулф, но осекся, не в силах понять, почему она этого не видит.

– Разве я не был добр с тобой?

– Ты добр ко всем женщинам, – пробормотала она, силясь сдержать слезы.

– Ты меня с ума сведешь! Я только сейчас сказал, что люблю тебя!

– Ты ругаешь меня, и это, по-твоему, признание в любви?

– Потому что рядом с тобой я теряю разум. Ну какая еще женщина способна в два счета вывести меня из себя или рассмешить? За какой другой женщиной я поплыву через море? Ради кого еще оденусь сервом и стану рубить дрова?

– Ради первой жены! Изабель, которую ты любил так сильно, что едва не зачах от скорби, когда она умерла!

Пораженный Ранулф на миг потерял дар речи.

– Я знаю, как ты любил ее. Эта любовь светится в твоих глазах, когда я упоминаю ее или ребенка. Вряд ли смогу заменить ее в твоем сердце.

– Не продолжай! – холодно бросил он. – Ты жестоко ошибаешься, если считаешь, будто я питал к этой женщине нечто вроде любви. Я поведаю тебе то, что до сих пор не открывал ни одному человеку, а потом суди сама, что стало причиной моей скорби.

Он рассказал ей историю пылкого юноши и неверной жены столь бесстрастно, словно говорил о ком-то постороннем. Наконец он замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Лайонин живо представила себе чувства, так долго хранившиеся под спудом, превратившие счастливого юношу в мрачного мужчину по прозвищу Черный Лев.

– Значит, поэтому ты так зверствовал в нашу брачную ночь, – пробормотала наконец Лайонин.

– Как я мог зверствовать? Я всегда добр и нежен.

– Ты был так жесток, что, если бы не святые обеты, я на утро покинула бы тебя!

– Ты сказала, что ненавидишь меня. Но я тебе не поверил.

– Зато поверил всему, что наговорил Джайлз. Иногда я благодарю Бога за ту валлийскую стрелу, хотя она и оставила уродливый шрам на моем плече.

– Я люблю тебя, Львица. Не пойму, почему ты во мне усомнилась! Я люблю тебя больше, чем себя, своего будущего сына и даже… Тая.

Лайонин затряслась от смеха:

– Теперь я точно знаю, что это правда.

– Я составлю список твоих оскорблений и по достоинству отплачу тебе, когда твой огромный живот не помешает мне взять в руки розгу.

– С нетерпением ожидаю наказания.

Зеленые глаза лукаво сверкнули. Она погладила ступней его бедро, и он затаил дыхание, наслаждаясь ощущением нежной кожи под ладонями, прикосновением рыжего локона, ласкавшего его щеку.

– Ты жестокая особа. А теперь лежи спокойно. До рассвета совсем недалеко, а мне еще нужно успеть объяснить, каким образом мы будем отсюда выбираться.

Он положил ладонь на ее живот и поморщился от резкого толчка:

– По-моему, со времени Круглого стола уже прошло месяцев девять, и малыш вот-вот появится на свет. Ты сможешь путешествовать?

– Я уверена, что до родов еще больше двух недель.

– Слишком скоро. Может, подождать, пока не появится малыш? Твоя Элис присмотрит за тобой.

– А потом леди Маргарет решит переправить меня в другое место или придумает очередную подлость. Нет, пусть мой новорожденный малыш глотнет свежего воздуха! Пока же ему тепло и уютно в моем животе. Элис говорит, что он плавает головой вниз в наполненном жидкостью пузыре.

– Значит, завтра утром отправляемся в путь. К тебе придут мои люди.

– Как ты нашел меня?

– Это было нелегко. Приходилось держать поиски в тайне, поэтому мы распространили слух, что я уехал ко двору: развлекаюсь там, забыл о низкородной жене и не желаю платить выкуп. Я рад, что ты не слышала этой истории, иначе наверняка поверила бы всему.

– Ни за что, – солгала она и так яростно затрясла головой, что заработала подозрительный взгляд мужа.

– Родные, твои и Дейкра, разослали шпионов по всей Ирландии. Никто и не подумал заглянуть сюда. Эта леди Маргарет известна только неукротимой похотью к молодым людям. Кому бы пришло в голову, что она рискнет навлечь на себя мой гнев?

Лайонин поежилась от страха, как всегда, когда Ранулф становился рыцарем, вселявшим ужас во врагов.

– Но что побудило тебя заглянуть в этот замок?

– Сэнневилл увидел твой львиный пояс.

– Как?! Ведь мальчик, которому я его отдала… Они нашли его и повесили.

– И правильно сделали! Он продал его, даже не подумав тебе помочь. Но совершил ошибку, сбыв пояс одному из моих людей. После этого найти тебя было несложно. Несколько кружек плохого эля, и стражники выложили все о даме, которую держат в замке, и о четырех охранниках, которым приказано убить ее, если муж попытается атаковать похитителей.

– Как ты попал в эту комнату? – неожиданно спросила она. Ранулф кивнул в сторону забранного ставнями окна:

– Просто забросил веревку в амбразуру и спустился вниз.

– А стражники на башне?

– Разве не знаешь, что леди Маргарет наняла четырех новых рыцарей для своей развалины? Сильные, мускулистые мужчины, правда, на ее вкус, немного слишком темные, но она предпочла не обращать внимания на этот недостаток.

– Твоя стража?

– Да, – хмыкнул он. – Гилберт утверждает, что эта женщина невероятно изобретательна в постели.

Но она проигнорировала столь пикантную подробность.

– Значит, ты здесь уже довольно долго. Почему же переоделся сервом? Мог бы наняться к ней рыцарем.

– Эта женщина необычайно умна. Она не позволяет приближаться к тебе никому, кроме четырех стражей и двух рыцарей. Мы не знали точно, тебя ли она держит в плену, поэтому одному из нас нужно было проникнуть в зал. Мои люди не настолько храбры, чтобы носить это отрепье. – Он потеребил грубую шерсть и поморщился. – А тем более чтобы рубить дрова. Кажется, мне простят все, кроме необходимости орудовать топором не только в битве.

Его взгляд подтвердил ее худшие предположения.

– А теперь мне нужно идти. Скоро рассветет, и меня не должны видеть на стене. Я пришел предупредить тебя и дать время приготовиться. Невозможно заложить дверь засовом, без того чтобы тебя не услышали в коридоре. Мои люди придут на рассвете следующего дня, и начнется бой. Приготовь одежду и все, что понадобится в пути.

– Но, Ранулф, – воскликнула она, прильнув к нему. – Что ты собираешься делать? Как уведешь меня из этого места, не рискуя жизнью?

– Я не собираюсь подвергать опасности жизнь. Двое моих людей влезут через окно в твою комнату, и ты должна беспрекословно им подчиняться. Не натвори глупостей. Обещаешь?

Она молча кивнула.

– Они будут защищать тебя, пока остальные займутся твоей охраной. И не смей больше плакать.

Он поднялся, протянул руки, и они крепко обнялись. Он погладил ее голую спину.

– Ты еще огромнее, чем мне казалось. Мои пальцы едва сходятся у тебя на талии.

– Боюсь, те сладостные дни, когда меня легко носили на руках, прошли навсегда.

Он ухмыльнулся и подхватил ее на руки. Но она застыдилась своей изуродованной фигуры и попыталась прикрыться. Он легко отвел ее руки.

– Нет, глупая девчонка! Это мой ребенок там, в твоем животе. Если ты носишь его, я по крайней мере имею право смотреть, сколько мне хочется. Ты прекрасна и толстая, и худая. Думаю, я любил бы тебя, имей ты три головы!

Он поцеловал ее в губы, но отодвинулся, когда она с величайшим пылом попыталась вернуть поцелуй.

– Нужно уходить.

Ранулф уложил жену на постель и укрыл одеялом.

– Должно быть, ты очень тоскуешь по Мальвуазену, – бросил он, с отвращением теребя грубую ткань одеяла.

– Но куда больше – по его хозяину, – пробормотала она, сжимая ладонями его лицо. – Я люблю тебя.

Он поцеловал ее в щеку и выпрямился: высокий, могучий. Непобедимый.

– Я, разумеется, всегда это знал, но слышать приятно. Она улыбнулась, уверенная, что небрежное замечание скрывает его истинные чувства.

Ранулф исчез мгновенно. Она успела только увидеть мелькнувшие ноги.