Черный Лев

Глава 8

Во внешнем дворе уже стояли груженые фургоны. Лайонин покрепче завернулась в рыжевато-коричневый плащ из грубой домотканой ткани и пониже опустила капюшон. Потребовалось немало хитрости, чтобы выполнить хорошо задуманный план, испортить который она просто не имеет права! Не хватало еще, чтобы кто-то из домашних узнал ее!

Новая служанка Кейт согласилась сделать то, что ей приказали, хотя Лайонин не раз ловила на себе ее странные взгляды. Девушке предстояло объявить, что госпожа больна и ее нельзя беспокоить никому, кроме Кейт. К тому времени как обман будет обнаружен, Лайонин скорее всего уже успеет добраться до Уэльса.

А сейчас она притоптывала ногами и нервно куталась в плащ: на улице было очень холодно. Лайонин снова вернулась мыслями к задуманному. Что сделает Ранулф, когда она появится перед ним? Он сказал, что больше не желает ее видеть, и она многим рисковала, затеяв этот маскарад. Жаль только, что у нее нет вещей, кроме крестьянского платья, того, что сейчас на ней. Но как она ни старалась, все же не сумела как следует спрятать узел с подбитыми мехом вещами. Фургоны постоянно проверялись воинами. Стоит им отыскать дорогие одеяния, как ее немедленно обличат, и страшно подумать, что тогда будет!

– Эй, девчонка!

Лайонин оглянулась и, увидев незнакомую женщину, поспешно нагнула голову. Только бы не сорваться, не выплеснуть свой гнев на эту грубиянку!

– Не стой здесь весь день! Иди и помоги мне с этими бочонками!

Лайонин последовала за женщиной во внутренний двор и испуганно охнула, ибо передней предстали грозные «черные стражи». Все, кроме Черного Льва, уже сидели в седлах. Лайонин искоса взглянула на великолепного вороного с пышной гривой, длинным, до самой земли хвостом. Достойный конь для Черного Льва!

Лайонин взяла под мышки два маленьких деревянных бочонка и пошла вслед за женщиной на внешний двор. Но та вдруг резко остановилась. Лайонин проследила, куда она смотрит. Ранулф медленно шел к Таю, и она ощутила прилив гордости, когда все взгляды обратились на него. «Черные стражи» тоже выпрямились в седлах.

Он перебросил ногу через широкую спину жеребца и замер, глядя на одно из окон второго этажа. Лайонин тихо вздохнула, поняв, что это было окно ее маленькой спальни.

– Пусть эта дрянь испытает все муки ада! – про шипела женщина, стоявшая рядом с Лайонин. Та впервые присмотрелась к ней. Она была немолода, старше ее матери, но со следами былой красоты на лице. Даже сейчас ее необычные глаза поразили Лайонин: узкие, раскосые, миндалевидные и очень живые. Но сейчас в них сверкала неподдельная злоба.

– Говорят, она не любит моего Ранулфа.

Лайонин едва не взорвалась и только огромным усилием воли сдержала гнев.

– Почему он твой? Разве у него нет жены?

– Да, – прошипела женщина, – он женат.

Она с неожиданным интересом посмотрела на Лайонин, но молодая женщина вовремя отвела глаза. Разочарованная незнакомка вновь воззрилась на Ранулфа, и Лайонин сжала кулаки, заметив ее обожающий взгляд.

– У него есть жена, которая не заботится о нем так, как он того заслуживает, – с тихим гортанным смехом добавила женщина. – Только дура может променять ласки лорда Ранулфа на ложе другого!

– Что ты знаешь о ласках лорда Ранулфа? – вырвалось у Лайонин. На этот раз она не смогла скрыть ярости.

Женщина лениво усмехнулась, и Лайонин встретила ее насмешливый взгляд своим пылающим.

– Вот как… – протянула незнакомка. – Вижу, Ранулф нашел мне замену. Но я не слыхала о тебе. Он умело прячет новую любовницу. Значит, ты на себе изведала его искусство любви… и за это следует благодарить меня.

Лайонин нахмурилась и уже хотела спросить, что та имеет в виду, когда обе услышали конский топот. Вскинув голову, она увидела возвышавшегося над ней Ранулфа. Правда, он смотрел не на нее, а на неизвестную женщину. Лайонин пониже надвинула на лицо капюшон.

– Мод, как приятно видеть тебя в это чудесное утро! Я рад, что ты снова едешь с нами.

– Только с вами, милорд. И если в дороге что-то понадобится… я всегда готова услужить.

Лайонин украдкой взглянула на Ранулфа и стиснула зубы при виде нежности, почти обожания, с которым тот смотрел на наглую старуху. Но пришлось отвернуться, хотя эта жирная баба с раскосыми глазами открыто предлагала ему себя.

– Ах, Мод, мне так недостает тебя, с тех пор как ты перебралась в деревню. Надеюсь, у тебя уже приготовлены… развлечения на время нашей замечательной поездки?

– Несколько ящиков уже набиты цветными шелками и всем, что понадобится в пути.

Ее медовый голос ощутимо ласкал Ранулфа. Если это сейчас же не закончится, Лайонин непременно выдаст себя.

– С нетерпением жду вечера.

Он повернул коня и умчался, сопровождаемый «черной стражей».

Мод издевательски усмехнулась.

– У тебя сильная воля, – изрекла она. – Будь я на твоем месте, не смогла бы так долго сдерживать гнев.

Лайонин вскинула подбородок.

– Не понимаю, о чем ты.

И снова этот тихий, гортанный смешок.

– Не бойся, что я займу твое место в постели милорда. Мои дни давно прошли. И теперь я живу лишь воспоминаниями о его сладостных ласках.

– А я не знаю никаких таких ласк! – процедила девушка. Мод снова рассмеялась, на этот раз громче:

– Вот оно что! Тебе неведомо его прикосновение. Ты лишь хотела бы лечь с ним!

Она поглядела в сторону окна спальни и сухо поджала губы.

– Я слышала, она не подпускает его к себе – пусть дьявол сгноит ее, – так что, может быть, Мод и сумеет помочь тебе.

– Ты так легко желаешь зла женщине, которую ни разу не видела? Может, все не так, как ты думаешь, и это лорд Ранулф отвергает ее.

Мод очень пристально всмотрелась в девушку.

– В таком случае она должна быть очень уродливой или сварливой: недаром ему противно дотронуться до нее. Или у нее французская болезнь.

– Неправда! – горячо вскричала Лайонин и тут же осеклась под пронизывающим взглядом Мод.

– Похоже, ты многое знаешь. Откуда такая уверенность, что я ни разу не видела жену лорда Ранулфа? И ты очень горда… слишком горда для дочери простого серва.

Кровь Лайонин, казалось, оледенела, ибо она выдала себя и не знала, что ответить этой женщине. Мод прервала тяжелое молчание:

– Пойдем отнесем бочонки к фургонам, и пора в путь. Еще будет время узнать про тебя больше, но, что всего важнее, есть возможность научить тебя ублажать милорда Ранулфа, чтобы ты смогла познать его ласки и утолить свое желание.

Лайонин прикусила язык, чтобы не ответить по достоинству на ядовитые уколы женщины. Скорее бы добраться до Уэльса и встретиться с королевой. Само путешествие ее не интересовало.

Лайонин нетерпеливо ерзала на спине маленького ослика, бредущего за четырьмя фургонами, которые тащились за «черной стражей» и Ранулфом. По каким-то причинам Мод не выдала Лайонин, и та вздохнула свободнее. Кроме того, Лайонин тихо радовалась, что «черные стражи» не походили на людей ее отца, не пропускавших мимо ни одной юбки.

Вскоре они остановились на ночлег, и мужчины расположились под деревьями. Мод подавала им еду, и они вежливо благодарили.

Услышав ее гортанный смех, Лайонин принялась помешивать содержимое висевшего над огнем котелка.

Ранулф, как всегда, задавал быстрый темп своим спутникам, и к концу дня все валились с ног. Время оставалось только для короткого ужина. Не сильная в кулинарии Лайонин то и дело ошибалась, помогая Мод готовить еду, и была благодарна женщине за терпение. Глядя на большой черный шелковый шатер Ранулфа, она втайне радовалась, что именно Мод понесла ему ужин. Хотя… то и дело тревожно поглядывала в ту сторону, пока женщина не вернулась. Мод бросила на нее понимающий взгляд и засмеялась. Затем подошла к фургону и осторожно вынула деревянный ящик.

– Пойдем, – окликнула она, не оборачиваясь. Лайонин, которую разбирало любопытство, послушалась, хотя ее коробило, что женщина вообразила, будто имеет право ей приказывать.

Огонь, на котором готовилась еда, был разложен довольно далеко от рыцарских шатров. Лайонин поняла, что это сделано специально, чтобы никто не увидел, чем они занимаются.

Ящик был выложен крошечными пластинками перламутра и серебра, красиво переливавшимися в отблесках пламени. Мод благоговейно подняла крышку и вынула странное одеяние из прозрачного шелка, похожее на мужские подштанники, только длиннее, и с расшитыми драгоценными камнями манжетами у щиколоток. Вокруг талии шел широкий пояс, также украшенный золотом и сверкающими каменьями. За шароварами последовала присборенная полоска шелка, назначения которой Лайонин не могла разгадать. Далее на свет появились прозрачный короткий жилет имножество тонких вуалей. Лайонин никогда не видела столь красивого шелка и сейчас даже встала на колени, робко касаясь ткани.

– Это принадлежало сначала моей матери, а потом и мне. Теперь я слишком растолстела, чтобы носить такой костюм.

– Но как вообще можно его носить? Он открывает больше, чем скрывает.

Мод тихо рассмеялась:

– Ты права. Но это сшито специально для танцев, – пояснила она и в ответ на недоуменный взгляд Лайонин добавила: – Моя мать была сарацинкой. Отец привез ее сюда из Святой земли. Он влюбился в нее, когда она однажды ночью танцевала в… одном доме. Он был хорошим человеком и постарался забыть, что мать часто… танцевала. – Голос ее стал напряженным. – Он привез ее с собой из Крестового похода и относился к ней по-доброму. Я была еще маленькой, когда он умер, и мать за одну ночь превратилась в старуху. Хотя она любила танцевать для отца, после его смерти забыла о развлечениях. Правда, научила меня своему любимому танцу и оставила мне эти шелковые одежды. А я, подобно матери, оставалась верной всем своим мужьям.

Мод встала и велела Лайонин тоже подняться. Испуганный возглас сорвался с губ молодой женщины, когда Мод грубо провела ладонями по ее телу.

– Пойдет, – констатировала она. – А теперь снимай с себя все.

– Ни за что! Не знаю, чего ты от меня хочешь, но я не стану раздеваться!

Но на Мод ее протесты ничуть не подействовали.

– Не собираешься же ты надевать один костюм поверх другого? Плохо будет сидеть.

– Я не стану носить эти лохмотья. Шелка хороши, но они не для меня.

– Думаешь, ты единственная молодая девушка, которую взяли в эту поездку? – ехидно прошипела Мод. – Или ослепла и не видишь еще двух, которые бросают на Ранулфа жадные взгляды? Они дорого заплатили, чтобы отправиться в Уэльс, и рассчитались не золотом. Поняла, о чем я? Они знают, что милорд Ранулф иногда выбирает девушку, чтобы провести с ней ночь, и готовы все отдать за такую честь, ибо он нежный любовник и ублажает женщин, а потом не жалеет на них золота.

Лайонин беспокойно взглянула в сторону шатра Ранулфа, и Мод сразу это подметила:

– Сегодня там нет женщин, но что ты почувствуешь, когда услышишь женский смех и крики наслаждения, несущиеся из этого шатра? Станешь тогда радоваться, что отвергла шелка моей матери? Будешь сидеть и слушать вздохи Ранулфа, когда он…

– Замолчи!

Но Мод безмятежно улыбнулась:

– Я так и думала. И поэтому научу тебя танцевать. Конечно, на настоящее обучение уходят годы, но эти грубые английские солдаты не разбираются в подобных тонкостях. Да и милорд Ранулф увидит тебя в полумраке.

Лайонин побелела. Показаться в таком виде перед мужчинами? Немыслимо!

Мод немедленно прочла ее мысли:

– Говорю же, если ты не пойдешь к нему, придется слушать крики другой женщины. Рассказать, что поведала мне последняя, кто побывала в его постели?

Лайонин поспешно заткнула уши, и Мод рассмеялась:

– Тогда пойдем со мной и посмотрим, какая из тебя ученица.

Лайонин дрожащими руками принялась снимать одежду. Когда она осталась обнаженной, Мод стала поворачивать ее, и Лайонин стиснула зубы, сжимаясь от проницательного взгляда женщины.

– Хорошо. Очень хорошо. Трудно поверить, что когда-то у меня было такое же тело. А теперь мы тебя оденем.

Усыпанный драгоценностями пояс лег на бедра, прозрачные шаровары упали свободными складками на ноги, оставив открытым пупок. Присборенная полоска шелка, прикрывшая груди, завязывалась на спине. Лайонин едва могла дышать, ибо Мод стянула ее чересчур туго, но в результате груди высоко поднялись над полоской, теперь едва закрывавшей соски. Крошечный жилет только подчеркивал изящные изгибы грудей, тонкую талию и стройные бедра, едва видные над сверкающим поясом.

Лайонин смущалась недолго, ибо красивые одежды пробуждали в ней странную чувственность. Ей нравилось, что концы длинных волос касались ее голых рук и спины.

– Видишь! – торжествующе воскликнула Мод. – Ты уже ощутила его воздействие. Поверь, этот шелк благословлен многими ночами наслаждения и хранит эту память.

Лайонин только вздохнула.

Мод принесла незнакомый струнный инструмент. Лайонин немного послушала чужеземную мелодию. Потом Мод принялась напевать себе под нос и танцевать, вращая бедрами и животом, после чего сделала знак Лайонин следовать ее примеру и удивилась легкости, с которой та повторяла сложные движения.

– Молодец, – похвалила Мод, возвращаясь к инструменту. Лайонин закрыла глаза и стала двигаться в такт музыке, прислушиваясь к коротким приказам Мод. – Согни колени чуть сильнее. Вот так, медленно. А теперь быстрее. Я хочу слышать колокольчики.

Лайонин услышала мелодичный звон, но только сейчас сообразила, что звуки исходили от ее костюма: кусочки золота, покрывавшие борта жилета, края пояса и манжет, на самом деле были крохотными колокольчиками. И теперь она с наслаждением прислушивалась к призывному звяканью, возникавшему при каждом ее движении. Музыка заиграла быстрее, и звон усилился. Она почти представила глаза Ранулфа, темные, непроницаемые, следившие за ней. И устало поникла, когда музыка смолкла и Мод велела ей снять костюм.

– Ты все делала верно. Завтра я расскажу милорду о новой танцовщице, и он будет доволен. Но теперь тебе нужно отдохнуть, не то до утра не выспишься.

Все еще испытывая странное чувство бессилия, Лайонин вернулась в лагерь и улеглась рядом с Мод под яркими звездами. Она заснула почти мгновенно.

Утром у нее ныли все мышцы, а каждая рытвина, всякий бугорок дороги вызывали острую боль. Но она была рада этому, потому что так легче было не думать о том, что ей предстоит.

И снова они ненадолго остановились на обед. Лайонин обратила внимание на двух девиц, вертевшихся возле Ранулфа. Правда, Корбет то и дело отпускал едкие шуточки в их адрес, но они словно не слышали его.

Ее все еще удивляло поведение «черной стражи». Она никогда не бывала в том зале Мальвуазена, где они обитали, но иногда видела во дворе женщин, скромных, хорошо одетых, и знала, что они жили с «черными стражами». Дисциплина этих людей поражала.

Вечером она снова училась танцевать. Ей нравились грациозные движения, которые она быстро усваивала. Окончательно измученная, она почти упала на соломенный тюфяк.

Тихий звук разбудил ее, и она взглянула на Мод, крепко спавшую рядом с ней. Повинуясь инстинкту, она поглядела на большой черный шатер и увидела Ранулфа, в одной лишь белой набедренной повязке. Когда он посмотрел в ее сторону, она быстро перевернулась на живот и сделала вид, будто спит. Ранулф уселся под дерево, неподалеку от нее. Лунный свет играл на бронзовой коже, и она заметила, как уныло опущены его плечи… не столько от усталости, сколько, возможно, от печали.

Ей страстно захотелось броситься к нему, прижать его голову к груди, утешить, успокоить.

Наконец он встал, зевнул и потянулся, так что на руках напряглись сильные мышцы. Лайонин слегка вздрогнула и закуталась в грубое одеяло, ибо идею утешить его вытеснили другие, куда более сильные чувства.

Они снова пустились в путь на рассвете, и Лайонин, сидя на маленьком ослике, сонно клевала носом. За обедом женщины буквально вешались на шею Ранулфу. Лайонин сердито швырнула железный котелок обратно в фургон. И тут Ранулф окликнул ее. Он все еще сидел под деревом, но она чувствовала его взгляд.

Лайонин поспешно надвинула капюшон и быстро обернулась к нему. Но Мод уже что-то Шептала ему на ухо. Ранулф даже не попытался отодвинуться и вновь взглянул в сторону Лайонин. Та продолжала складывать посуду в фургон. Они толковали о ней!

После обеда Лайонин попыталась осторожно вытянуть из Мод, что они с Ранулфом говорили о ней. Смех Мод взбесил ее, но Лайонин поняла: Ранулф ничего не знает о жене, переодетой крестьянской девушкой.

На третью ночь они оставили широкую дорогу и подъехали к замку. Мысль о теплом очаге заранее согрела Лайонин, когда они приближались к каменным стенам и высокому донжону.

Они как раз въехали во двор, когда навстречу метнулся полуодетый мужчина, в исподних штанах и белой льняной рубахе, распахнутой на гладкой мускулистой груди. Лайонин невольно отметила, как он красив: светлые волосы, широкие плечи и узкие бедра. Он подбежал к Ранулфу, широко расставив руки, и они обнялись, поочередно хлопая друг друга по плечам.

– Ранулф, при каждой нашей встрече ты кажешься все более уродливым! – смеясь, воскликнул незнакомец.

Лайонин открыла было рот, чтобы возразить, но почувствовала на плече руку Мод. Не так-то легко запомнить, что ты простая крестьянка!

– Зато ты слаб, как девчонка. Даже еще слабее!

Они снова обнялись, расцеловались и направились к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж донжона.

Лайонин нетерпеливо выждала, пока «черные стражи» уйдут за господином. Только тогда ей позволили войти в замок. Ранулф сидел у очага в дальнем конце зала. Незнакомец стоял рядом, лениво облачаясь в поданные слугой одежды.

– Какие новости из Мальвуазена? Я слышал о тебе какие-то истории, но не поверил.

– Какие еще истории? Уверен, что все это по меньшей мере полуправда. Лучше иди сюда, Дейкр, садись у огня и не трать столько времени, любуясь собственной красой.

Дейкр рассмеялся и уселся на второй стул, небрежным взмахом руки отпустив слугу.

– Не мне оспаривать деяния Господни, но как случилось, что Он дал тебе внешность дьявола и нрав ангела, а мне – тело ангела и характер сатаны?

Ранулф отхлебнул горячего вина из чаши.

– Очень многие не согласятся по поводу того, какое тело считать ангельским, а какое – дьявольским.

Дейкр громогласно рассмеялся:

– Значит, ты согласен, что у тебя ангельский нрав? Я так и думал.

Увлекшись, мужчины не замечали худенькую крестьяночку, маячившую за спинками стульев. Но тут Мод сунула ей в руки большую корзину с маленькой метлой и лопатой и велела почистить очаг. Она не стала возражать, что чистка очага не входит в обязанности крепостных Ранул-фа, поскольку была рада подслушать разговор между Дейк-ром и мужем.

– Но я хочу знать, правда ли, что ты женился на молодой, но бедной девушке? – продолжал Дейкр.

Лайонин страстно захотелось увидеть лицо Ранулфа, но она только нагнулась еще ниже.

– Правда, – спокойно ответил Ранулф.

– И я слышал, что у нее какое-то дурацкое имя, вроде Львица. Так ее назвали из-за широкого, плоского лица, большого носа и полного отсутствия губ.

– А вот это – наглая ложь! – яростно взвился тот. Дейкр рассмеялся:

– В таком случае расскажи о ней и о том, почему ее отцу пришло в голову так назвать дочь.

Ранулф откинулся на резную дубовую спинку стула и начал говорить, так тихо, что голос доносился, словно с огромного расстояния.

– У нее рыжеватые волосы цвета львиной гривы и такие же длинные и густые. Зеленые глаза, которые затмевают блеск изумрудов. Прямой носик и полные, сладкие губы. Когда она сердится, одна бровь…

Он осекся и уставился в чашу с вином.

– Продолжай. Ты должен мне все рассказать. Как насчет остального? Может, она толста и кривонога?

– Дейкр! – прошипел Ранулф. – Ты слишком далеко заходишь! Не забывай, что говоришь о моей жене! Она не служанка, которая легко дарит свое тело кому попало!

– Понятно. Ноги у нее шириной с шею Тая, а талия – размером с твою. Будь у меня такая жена, я тоже предпочел бы умолчать.

До Лайонин донесся смех Ранулфа – звук, которого она так давно не слышала.

– Я не попадусь на твою удочку. Поезжай в Мальвуазен и сам увидишь ее.

– Или спрошу Корбета. Уверен, что у него сложилось верное мнение о твоей таинственной жене.

Ранулф мрачно нахмурился:

– У Корбета слишком длинный язык.

– Мм… Ревность, и так скоро. Должно быть, она воистину прекрасна! Что подвигло тебя на брак? Я думал, Изабель навсегда излечила тебя от этого.

Лайонин, затаив дыхание, ждала ответа мужа. Почему он женился на ней? Но Ранулф молчал. Она снова принялась выгребать золу. По крайней мере у огня теплее!

– Помнишь ту рыженькую в Лондоне? Из-за которой подрались Корбет и Сэнневилл. Они надрались так, что на ногах не стояли, и…

Ранулф снова рассмеялся:

– Мы с тобой тоже были не слишком трезвы. Благодари Бога за Хьюго Фиц-Уоррена.

– Да, Хьюго помог их разнять. Лично мне было все равно, кому достанется женщина. Она была умна и хитра. Хорошо знала, кто из нас граф. Никогда не забуду твоей физиономии, когда она распласталась по тебе всем своим пухленьким тельцем, всхлипывая и благодаря за спасение ее жизни. Рыдала, что всем тебе обязана. И так закатывала глаза при слове «всем»…

– Ее «все» оказалось не таким уж и неприятным.

– Интересно, откуда ты это узнал? Ведь на ночь она пришла ко мне! – завопил Дейкр.

– К тебе? Зачем ей такой слабак, ведь она могла получить мужчину!

– Слабак? Да этот маленький цукатик признался, что ты пугаешь ее больше самого дьявола!

– А мне она сказала, что от твоей приторной красоты ее тошнит и она скорее провела бы ночь с девушкой!

– Я тебе покажу приторную красоту!

Лайонин подняла глаза и узрела, как Дейкр вцепился в горло Ранулфа, и оба покатились по полу. Лайонин брезгливо поморщилась. Подумать только, двое взрослых мужчин дерутся как безумные, и хуже того – из-за воспоминаний о какой-то шлюхе!

Они, пыхтя, подкатились к ее ногам, и Лайонин спокойно уронила почти полную корзину с золой рядом с их головами и, не дожидаясь их реакции, невозмутимо пошла прочь. Только довольно улыбнулась, слыша за спиной кашель и проклятия.

Откуда ни возьмись появилась Мод и прижала к располневшему телу тонкую фигурку девушки. Лайонин положила лову на ее мощное плечо.

– Я убью девчонку! – взревел Дейкр над самым ее ухом. – Мод, отпусти ее! У меня приготовлено особое наказание для таких, как она!

– Вы до полусмерти перепугали бедную девочку, – упрекнула Мод, гладя Лайонин по голове, полностью закрытой шерстяной вуалью, спускавшейся на спину. – Она молода и не привыкла к грубым играм королевских графов!

В голосе звучало столько сарказма, что Лайонин молча затряслась от смеха. Мод укоризненно покачала головой:

– Видите, как она дрожит от страха.

Лайонин засмеялась еще сильнее, но звук, вырвавшийся из горла, оказался поразительно похож на всхлип.

– Это та, которую ты учишь танцевать, Мод? – мягко спросил Ранулф.

Мод кивнула.

– В таком случае держи ее на кухне и пришли сюда слугу с водой, чтобы смыть всю эту пыль.

Мод поспешно подтолкнула голову Лайонин к своему плечу, поскольку девушке ужасно хотелось увидеть последствия того, что она натворила. Она считала, что мужчины полностью заслужили подобное обращение. Нечего распространяться о трактирных потаскушках!

Мод повела ее на кухню, но Лайонин еще успела услышать слова Ранулфа:

– Мод учит ее танцевать. Говорит, она очень хороша и будет готова показать свое искусство к тому времени, как мы доберемся до Уэльса.

– Давай посмотрим сейчас. Мы можем простить ее, если нам понравится ее танец.

– Она моя, Дейкр. Девушка молода, слишком молода для тех наград, которые ты для нее припас. Через несколько лет, когда ее танец станет лучше, ты сможешь «простить» девочку, но не теперь.

Мод заставила Лайонин перечистить и нарезать гору лука в наказание за ее проступок. Вспоминая рассуждения Ранулфа о девице из кабачка, девушка яростно орудовала ножом.

Но ведь еще он сказал «она моя»! Скольких девушек Мод обучила танцевать для него?

Она не знала, отчего плачет: от горького лука или от обиды и одиночества…

Лайонин видела, что Мод старается не подпускать ее к Ранулфу. Всегда находились дела, которые требовали, чтобы Лайонин держалась как можно дальше от него. И каждый вечер она почти без сил падала на жесткий тюфяк. Солома ужасно кололась, а она жаждала уюта и комфорта пуховых перин Мальвуазена.

Утро настало чересчур быстро, и она сонно взгромоздилась на терпеливого ослика.

– Скорее всего твоя ночь настанет именно сегодня, ибо завтра мы доберемся до Уэльса.

Слова Мод мгновенно выдернули Лайонин из забытья, и она весь день пыталась уговорить себя отказаться от танца. Но когда они остановились на обед и она увидела, как одна из девиц провела пальцем по щеке Ранулфа, а тот на секунду задержал ее руку, все же решилась. Она не станет думать о последствиях этой ночи. Она хочет, чтобы он увидел ее в танце. Чтобы держал ее руку, и ничью другую.

Когда слуги раскинули шатер Ранулфа, Лайонин увидела, как Мод приблизилась к ее мужу и стала что-то говорить. Ра-нулф кивнул, и она поняла, что он согласился на предложение Мод. Сердце девушки тревожно забилось.

У нее даже не осталось времени поразмыслить: Мод проворно увлекла ее в тень деревьев. Робкие протесты быстро замерли на языке, когда одежда слетела с нее, сменившись мягким шелком. Да и внешность изменилась: Лайонин исчезла, а ее место заняла смуглая красотка, сарацинка, которую с детства учили соблазнять и завлекать мужчин чувственными танцами. В голове звучала чужеземная музыка, а бедра стали медленно покачиваться. Лицо осветила загадочная улыбка.

Мод вынула из деревянной шкатулки отполированный кусочек металла и горшочек с черным порошком, который, по ее словам, назывался басмой. Она наложила басму на веки Лайонин и подвела брови и ресницы, а потом накинула поверх костюма несколько мягких прозрачных вуалей неярких цветов. Последняя закрыла нижнюю часть лица Лайонин.

Из маленького зеркала на нее смотрела незнакомка, а темные, зовущие глаза обещали страсть, пыл и любовное безумие. Она уверенно и грациозно направилась к шатру.

Ранулф полулежал на низком топчане и не сразу увидел девушку. Только когда до него донеслись звуки музыки Мод в сопровождении флейты и маленьких, вибрирующих, похожих на барабаны инструментов, он поднял голову и пораженно воззрился на танцующую незнакомку, совершенно забыв, что это простая крестьянка. Неведомо каким образом она преобразилась в восточную танцовщицу, которых он не видел со времен Крестового похода.

Каждое неспешное движение бедрами становилось выражением любви, он почему-то уверился, что девушка танцует только для него, так, как ни одна женщина до нее. Ее бедра призывно покачивались, руки манили, глаза ласкали его. Танцы, которые так хорошо знала Мод, всегда волновали Ранулфа, но вид этой девушки возбуждал безмерно.

Первая вуаль спорхнула на землю, обнажая длинную стройную ногу, хорошо видную под шелковыми шароварами.

Темп музыки все убыстрялся, и девушка повернулась к нему спиной, показав пышную гриву волос, прикрытую темной вуалью.

Еще один шарф проплыл по искрившему сладострастием воздуху, и он увидел изгиб бедра, подчеркнутый золотым поясом, сверкающим драгоценными каменьями. Крошечные золотые колокольчики позванивали в такт каждому движению. Обнаженное бедро с нежной сливочной кожей дразнило его ошеломленный взор. Другое, еще скрытое вуалью, то показывалось, то исчезало.

Девушка повернулась к нему боком, и на миг шелк отчетливо обрисовал очертания ее тела. Ее груди тяжело вздымались, глаза манили, улыбаясь, мрачнея, искушая, отвергая… Гибкие руки подчеркивали ее плавные движения.

Но тут упала еще одна вуаль, и он увидел голый живот с восхитительной ямкой пупка. Ранулф оцепенел, не в силах разорвать парализующую паутину чар, которую она сплетала вокруг него.

Темп музыки опять ускорился, и он тяжело задышал, когда очередная вуаль упала на пол. Ее груди круглились над шелком, упругие, подрагивающие, ее низкий, гортанный, чувственный смех наполнил его тело трепетом вожделения. Он замер, боясь, что этот сладостный призрак исчезнет от неосторожного жеста.

Она постепенно приближалась к нему, медленно, плавно, и он, ощутив аромат изысканных духов, со страхом и надеждой протянул руку, чтобы коснуться ее. Мгновенное ощущение атласной кожи под кончиками пальцев – и она уплыла, откинув голову, почти сводя его с ума тихим смехом, обещавшим неземные утехи.

Ее ладонь погладила его по щеке, задела губы, возбудила его еще больше, до самых глубин того, что отныне казалось частью его существа. Но она тут же резко отодвинулась, далеко, в неосвещенную половину шатра: темные глаза и золотистое тело сияли на фоне кремовых шелковых стен. И он не смог вынести пустоты, которую оставил ее уход. Музыка достигла неистовых высот, и теперь ее глаза бросали вызов. Она протягивала руки, дерзко требуя ласк, а бедра вращались все быстрее.

Мощные руки притянули ее к мужской груди, крепко сжали тонкую талию. В шатре было темно, но он заметил губы, ожидавшие его поцелуя, и почувствовал голод.

Наслаждаясь каждым восхитительным моментом и стараясь его продлить, он ласкал ее груди, слегка влажные от пота. Она, казалось, мурлыкала, тихо и гортанно, при каждом его прикосновении. На миг ее глаза распахнулись и встретили его взгляд, когда он сорвал вуаль и впился в ее губы. Но тут его глаза тоже закрылись.

Музыка постепенно затихала, словно музыканты понимали, что происходит в шатре.

Лайонин отдалась на волю сильных рук Ранулфа. Он снова коснулся губами ее уст, на этот раз нежно, наслаждаясь вкусом и ощущениями. Язык обвел края зубов, не пропуская ни единой неровности. Агонизирующая медлительность, с которой он наслаждался ее слабеющим телом, возымела действие: она будто умирала под сладостной пыткой. Он прикусил ее нижнюю губу, как редкий экзотический плод, лизнул уголки рта и снова смял ее губы яростным поцелуем, упиваясь изысканным нектаром.

Лайонин притянула его к себе, ближе, еще ближе, скользнув ладонью по мощным мышцам его спины, восхищаясь сдержанной силой. Она до безумия хотела ощутить под ладонями его гладкую смуглую кожу. Он что-то шептал ей на ухо: тихие, непонятные слова, нечленораздельные и все же исполненные великого смысла.

Должно быть, именно нестройный аккорд, раздавшийся за стенами шатра, привел Лайонин в чувство. Помог осознать, что она не крестьянская девушка, а нежеланная жена Ранулфа. Он пытался овладеть простой девчонкой, которая танцевала для него, но отказывался ласкать жену. Она вспомнила о гордости львицы. И поняла, что не сможет отдаться ему под чужой личиной.

Лайонин взяла себя в руки, отказалась услышать слова любви, поддаться чарам поцелуев. И разжала руки так стремительно, что он не сразу опомнился и сообразил, что ее уже нет в шатре. Лайонин бежала так отчаянно и быстро, что не смогла сразу остановиться. Давно копившиеся слезы хлынули проливным дождем. Она проклинала себя. Почему прикосновение этого мужчины настолько воспламенило ее? И как он посмел так нежно ласкать крестьянскую девушку, совершенно ему безразличную?

Мод нашла ее и помогла умыть распухшее лицо и переодеться. Женщины молча вернулись в лагерь. Мод старалась держаться между Лайонин и темным шатром Ранулфа, откуда не доносилось ни звука. Только долгое знакомство и понимание мужской натуры помогло Мод успокоить его ярость и помочь Лайонин избежать наказания.

Лайонин прерывисто вздохнула во сне, и Мод осуждающе покачала головой.

На рассвете Мод отослала Лайонин за водой. Скоро появится Ранулф и легко узнает, какая из четырех женщин танцевала перед ним вчерашней ночью. Все, что она могла сделать, – оттянуть неизбежное.

Лайонин так и не смогла привести в порядок свои мысли. Машинально вытаскивая ведра из пруда, она не услышала конского топота. И прежде чем смогла опомниться, оказалась прижатой к тощему телу. Костлявые руки бесцеремонно полезли ей под юбку, слюнявые губы прижались к губам, обдавая ее вонючим дыханием. Девушка принялась брыкаться и царапаться.

– Сэр Генри! – окликнул знакомый смеющийся голос. – Поверить не могу, что столь благородный рыцарь, как вы, не умеет обращаться с женщинами!

Старик отпустил ее. Она обернулась на голос, надвинула на лицо капюшон и осторожно подняла глаза. Перед ней стоял Джеффри.

– Леди! – пренебрежительно фыркнул сэр Генри. – Всего лишь крестьянская девчонка!

– А по-моему, сэр, – с едва скрытым презрением заметил Джеффри, – каждая красивая женщина – леди.

Лайонин благодарно улыбнулась.

– Понимаю, о чем ты, – рассмеялся сэр Генри.

– Не возражаете, если попытаюсь я?

– Мой опыт склоняется перед твоим смазливым личиком.

Даже не глядя в лицо Лайонин, Джеффри схватил ее в объятия и стал целовать. Она оцепенела от возмущения. Как он осмелился так нагло ласкать ее! И чем он лучше сэра Генри?

– Вижу, мой младший брат нашел себе подходящее развлечение! Может, ты сумеешь лучше меня ублажить эту женщину, которая бежит от моих ласк? Недаром Дейкр доказал, что бывают женщины, предпочитающие мужчинам хорошеньких мальчиков.

Джеффри обернулся и, увидев Ранулфа верхом на Тае, лениво улыбнулся:

– Похоже, она находит меня достаточно привлекательным, и спасибо за то, что сравнил меня с лордом Дейкром, – начал он, но, случайно заглянув в лицо Лайонин, оцепенел. Та стиснула зубы, понимая, что настал ужасный момент разоблачения. Джеффри в ужасе отпрянул и повернул ее к Ранулфу.

Боль в его взгляде, мгновенно сменившаяся чернейшей ненавистью, потрясла ее.

– Теперь я вижу, почему она так… податлива, – прорычал он. – Попроси ее потанцевать для тебя. Она…

Гримаса боли снова исказила его лицо. Он повернул коня и ускакал.