Глава 32

Кимберли


Исцеление это медленный, болезненный процесс.

В течение следующей недели я обнаруживаю, насколько я на самом деле слаба. Даже когда папа, Эльза и Ксандер говорят обратное.

Я слаба, потому что все еще прячусь всякий раз, когда мама находится в поле зрения. Я слаба, потому что боюсь есть, и всякий раз, когда я это делаю, меня вновь тошнит.

Я слаба, потому что начинаю думать, что я обуза для всех, даже когда мой психотерапевт пытается избавить меня от этих мыслей.

Затем, в разгар слабости, как сейчас, входит он.

Ксандер.

Мой рыцарь, даже если это по-другому, чем в детстве. Раньше он носил меня на спине, а теперь притягивает к себе, будто я всегда принадлежала ему.

После того, как я вернулась в школу, он со мной на каждом шагу. Не произнося ни слова, он объявляет студентам КЭШ, что теперь я принадлежу ему, и если кто-нибудь вздохнет в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать, им лучше начать подготовку к похоронам.

Он держит меня за руку и целует в коридорах, словно мы делали это целую вечность.

Он шепчет мне слова на ухо, например, как сильно он скучает по мне, хотя я рядом.

Я так привыкла к его присутствию, как будто мы никогда и не расставались, как будто мы начинаем с того места, на котором остановились семь лет назад. Быть может, именно поэтому всякий раз, когда он исчезает, туман начинает медленно просачиваться сквозь щели.

Сегодня я встретила Сильвер в библиотеке, и хотя мы не разговаривали, это вернуло воспоминания о тех временах, когда я ненавидела себя и завидовала ее телу.

На протяжении многих лет я задавалась вопросом, почему она выросла такой красивой, в то время как я была картофелиной. И иногда, как сейчас, эти мысли возвращаются с удвоенной силой. Вот почему я прячусь в саду за зданием школы.

Эльза наблюдала, как я ем свою еду, и следовала за мной в туалет, убеждаясь, что я не засуну палец себе в горло.

С той позорной ночи я этого не делала, но не могу избавиться от непроизвольного позыва к рвоте. Врачи говорят, что это психологическое.

Расстройство пищевого поведения.

Психическое расстройство.

Жизненное расстройство.

Все, чего я хочу, это немного уединения, чтобы собраться с силами и вернуться.

Не прошло и трех минут, как из-за деревьев показался силуэт Ксана. Его светлые волосы зачесаны назад, а куртка Элиты облегает его мышцы. Интересно, наступит ли когда-нибудь день, когда я буду смотреть на него и не думать, что он ослепительно красив.

Он скользит рядом со мной, и я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах. Я могла бы желать одиночества, но не от него — никогда от него.

Я роняю голову на его сильный бицепс.

— Я думала, у вас встреча с менеджером команды?

— Мы закончили. Или я закончил, все равно.

— Ты все еще отстранен?

— Не имеет значения.

— Конечно, это имеет значение. — я поднимаю голову и нюхаю его, и меня обдает запахом алкоголя, хотя от его дыхания исходит мята. — Ты пьян.

— Определи, что такое пьянство. — он ухмыляется, но даже это не очаровывает меня.

— У тебя проблемы, Ксан. Ты должен остановиться.

— Все под контролем.

Я лезу в его куртку и достаю маленькую бутылочку водки Абсолют, которую он обычно там держит.

— Как у тебя все под контролем? Ты похож на алкоголика.

Он вдыхает, затем пытается вырвать бутылку. Я бросаю ее вперед, позволяя разбиться об асфальт.

— Какого хрена ты это сделала? — огрызается он.

— Потому что ты должен остановиться.

— Ты начинаешь говорить, как отец.

— Ну, может, тебе стоит его послушать. Разве ты не видишь, что отравляешь себя?

— Нет так же, как ты не видишь, как моришь себя голодом.

Я отстраняюсь от него.

— Черт. — он проводит рукой по волосам. — Я не должен был этого говорить.

— Ты прав, я не видела, как я голодала. Я не видела, как медленно опускалась на самое дно, как эмоционально, так и ментально, но сейчас я вижу. И причина, по которой я не ем, в том, что я не хочу, чтобы меня тошнило. Это возвращает меня в те времена, и я ненавижу это. Однако я рассказала об этом Кэлвину и Эльзе. Я также спросила врача, есть ли какие-либо пищевые добавки, которые я могу использовать. Я пытаюсь, Ксан. Я просто хочу, чтобы ты тоже попробовал. Не забивай на свою жизнь из-за какой-то обиды на Льюиса.

Он гладит меня по щеке, и я наклоняюсь к его руке, на мгновение закрывая глаза.

— Это не только из-за отца.

Я бросаю на него взгляд.

— Тогда из-за чего?

— Ты знаешь тот момент, когда тебе кажется, что в твоей жизни нет цели, и все как-то заморожено? Алкоголь и бои заставляют меня чувствовать.

— Точно так же, как причинение боли заставила меня почувствовать. Было так больно, а иногда я не могла дышать, и тогда шли в ход порезы и таблетки. Они заставляли меня испытывать что-то другое, кроме этой боли. Они становились болью, которую я могла контролировать, болью, которая могла стереть все это с кровью. Физический порез был более терпимым, чем тысячи эмоциональных и ментальных шрамов, с которыми я ходила каждый день. Но знаешь что?

Его палец не отрывается от моего лица.

— Что?

— Когда я чуть не умерла, я поняла, насколько временны эти чувства. Чувство вины гораздо более постоянное и длительное. Кроме того, я хочу настоящих чувств, а не навязанных зависимостями. Разве нет?

Он сжимает губы в тонкую линию, но ничего не говорит.

— Что важнее? Я или алкоголь?

Он усмехается.

— Алкоголь начался из-за тебя, Грин. Я имею в виду, это был мой выбор, но причина в тебе.

— Тогда я покончу с этим.

Он ухмыляется.

— Ты покончишь с этим?

— Безусловно. Наблюдай.

— Не думаю, что смогу.

— Почему нет?

— Забирайся ко мне на колени, чтобы я мог лучше тебя видеть.

Я ударяю его по плечу.

— Ты ужасен.

— Иди сюда, Грин. — он хлопает себя по коленям, и ему не нужно повторять дважды.

Я забираюсь на него сверху, так что мои ноги оказываются по обе стороны от его сильных бедер, а руки обвиваются вокруг его шеи.

— Знаешь, в таком положении я могу видеть твое нижнее белье, — его губы приподнимаются вверх. — Зелёное. Серьезно?

— Я думала, ты это оценишь.

— Ох, черт, да. — он касается своими губами моих, а затем быстро отстраняется.

— Поддразнивание.

— Знаешь, почему я поддразниваю тебя?

— Нет.

— Потому что у тебя все еще чертовски очаровательные надутые губки.

— Эй, я больше не ребенок.

— Спасибо, блядь, за это.

Он двигает свой таз, и его выпуклость прижимается к моим трусикам.

Он стонет, когда мои бедра дрожат. Боже, думаю, я сломлена. Одно его прикосновение, и я уже промокла насквозь. Разве я не должна к этому времени обрести больше самообладания?

Он хватает меня за бедро своей большой рукой и притягивает мой рот. Мое тело сливается с его твердым, когда он просовывает свой язык внутрь и целует меня глубоко и медленно.

Со стороны, я, должно быть, кажусь такой крошечной на фоне его тела, почти ничтожной.

— Подожди. — я отстраняюсь, у меня слегка кружится голова. — Мы в школе.

— Ну и что? — он трется своим членом о мое нижнее белье, и я хнычу, когда он становится тверже от контакта. — Помнишь, как я загнал тебя в угол в первый школьный день в этом году? На тебе была эта чертовски короткая юбка, а Сильвер пролила на тебя кофе.

— Как я могу забыть? Ты сказал мне не одеваться так.

И это был первый раз, когда он приблизился ко мне за много лет.

— Это потому, что я хотел завладеть тобой прямо там. — он двигается против меня. — Ты убивала меня, Грин.

У меня пересыхает в горле, но я выговариваю:

— Ксан... нас отстранят.

— Нет, если нас не поймают.

— Но... — я замолкаю, когда он доводит меня до удовольствия.

О, Боже.

— Кроме того, оно того стоило бы.

— Ксан...

Мои слова замирают, когда он вновь завладевает моими губами.

Он трется своим членом об меня снова и снова, и я стону ему в рот.

Часть меня хочет, чтобы кто-то увидел нас, стал свидетелем этого момента во времени, потому что мне хочется пометить его.

Хочется нарисовать его на одном из этих чистых холстов и сохранить на всю жизнь.

Ксандер отпускает мое бедро и просовывает руку мне под юбку. Я напрягаюсь, а затем дрожу, когда он отодвигает трусики в сторону и вводит в меня палец.

— Черт, ты вся промокла, — стонет он мне в губы.

— Для тебя, — шепчу я в ответ.

— Ты убиваешь меня, Грин.

— А ты владеешь мной, Ксан.

— Только тобой?

— Только тобой, — выдыхаю я.

Его палец набирает скорость, и он добавляет еще один, заполняя и вызывая эту туманную фазу. Фазу, когда все исчезает — ни звуков, ни запахов, ни зрелищ — по крайней мере, не из внешнего мира.

Все, что я чувствую, это его прикосновение, все, что я вижу, это его глубокие океанские глаза, все, что я слышу, это его дыхание.

Только он. Ксан. Когда-то мой лучший друг, затем мой мучитель, а теперь мое все.

— Ты слышишь звук своего возбуждения, Грин?

Он прикусывает мою нижнюю губу.

Мои щеки пылают, когда этот небрежный звук усиливается по мере того, как его пальцы входят и выходят из меня.

— Это симфония, созданная только для меня, — бормочет он. — Ты создана только для меня.

Я сжимаюсь вокруг его пальцев и дрожу, когда оргазм захлестывает меня, а затем погружает в свои тиски.

Как его слова могли поджечь меня без всяких спичек или бензина?

— Ты такая экзотичная при оргазме. Я хочу съесть тебя. — он целует меня в щеку, лоб и нос и заканчивает прикосновением своих губ к моим.

— Не могу поверить, что мы сделали это в школе. — я вздрагиваю, хотя все еще в бреду от оргазма.

Он выходит из меня, и я ощущаю душераздирающую пустоту. Однако я не сосредотачиваюсь на этом, потому что Ксан поднимает свои пальцы и облизывает их один за другим, не отрывая взгляда.

Те же пальцы, что были внутри меня.

Черт.

Он слизывает меня с себя. Какого черта меня это так заводит?

Он подносит другой большой палец к моим губам, и я без колебаний облизываю его, подстраиваясь под его ритм с моим. Вкус его кожи взрывается у меня во рту, и это лучшая еда, которую я ела за долгое время.

Губы Ксандера растягиваются в ухмылке, на щеках появляются ямочки.

— Ммм. Думаю, я нашел альтернативу алкоголю.

— Пожалуйста, поделитесь. — голос, раздающийся справа от нас, пугает нас обоих.

Коул появляется из ниоткуда, черт возьми, с книгой в руках. С «Генеалогия Морали» Фридриха Ницше.

— Какого черта ты здесь забыл, капитан? — в голосе Ксандера звучит нетерпение.

— Это я должен спросить тебя об этом. Я спокойно читал, пока вы двое не решили прервать меня.

Ой, нет.

Нет, нет, нет.

Пожалуйста, скажите мне, что Коул всего этого не слышал. Я прячу лицо в плече Ксандера. Я всю жизнь не смогу посмотреть Коулу в глаза.

— Контролируй свои склонности к вуайеризму, Нэш.

Ксан кажется совершенно невозмутимым, в отличие от моего состояния.

— Технически, я ничего не видел, так что никакого вуайеризма не было. — пауза. — Я все же думаю, что у тебя развиваются некоторые тенденции к эксгибиционизму.

— Что является не твоим делом.

— Ты прав. Я потерял интерес после того, как правда освободила тебя.

Я сжимаю плечо Ксандера, чтобы он убедил его уйти. Я не могу показать лицо, если он там.

Ксан усмехается, а затем говорит с явным сарказмом:

— Но это никогда не будет иметь дела для тебя, капитан.

Наступает долгое молчание, и мне жаль, что я не могу видеть выражение лица Коула, но я скорее умру, чем сделаю это прямо сейчас.

— Приходи на тренировку, — говорит он холодным тоном, прежде чем его голос полностью исчезает.

— Он ушел? — шепчу я, не поднимая глаз.

Ксандер держит руку у меня на голове.

— Тебе следует побыть так еще немного, просто чтобы убедиться.

Я улыбаюсь, мои пальцы впиваются в его куртку. Когда мы были детьми, он всегда придумывал игры, где он обнимал меня или наоборот. Он говорил, что это отключает хаос внешнего мира.

Семь лет спустя он все еще владеет этой привычкой манипулировать мной объятиями.

— Ты все еще любишь объятия, Ксан?

— Только твои, Грин.





Загрузка...