Чертополох и роза

Глава 7 ПОКИНУТАЯ КОРОЛЕВА

Маргарита была счастлива так же, как в первые недели после свадьбы с Яковом. Ангус не показывал жене, что его влюбленность куда менее глубока. Вдобавок молодожена захватила волна маргаритиной чувственности – она скопила огромный опыт, прожив столько лет с изощренным в любви Яковом IV, и теперь могла очень многому научить, а молодой Дуглас, человек довольно темпераментный, оказался примерным учеником. В эти недели было бы весьма неловко думать о Джейн Стюарт, и он приложил все усилия, чтобы забыть ее. Ангус обнаружил, что повзрослел: он больше не был юным романтиком и стал понимать, как мудро поступили его дедушка и дяди, настояв на этом браке.

Маргарита так безумно любила мужа, что чувствовала себя счастливой только рядом с ним, и обещала все, чего бы Ангус пи пожелал, осыпая его подарками. «Я хочу дать тебе все, что захочется, в обмен на те наслаждения, которые ты мне даришь», – шептала она.

Ангус отвечал, что Маргарита сама доставляет ему стократ больше наслаждений. И лишь временами он чувствовал легкие угрызения совести, вспоминая о Джейн.

«Она поймет», – утешал он себя. Королева настояла на этом браке, а никто не может ослушаться королевского приказа.

Тайна, окружавшая их брак, придавала ему дополнительную прелесть. Маргарите казалось, будто она обрела вечное счастье, но было глупо надеяться, что подобный секрет можно хранить долго.

В октябре подвернулась возможность назначить Гэвина Дугласа примасом Шотландии, и Маргарита, не задумываясь, отдала этот пост дяде любимого мужа.

Знать недовольно загомонила. Почему королева оказала столь высокую честь до сих пор, в общем, ничем не примечательному прелату? Совсем недавно она вручила скромному священнику епископство Данкилд. Чем он это заслужил? Старый Кот-с-Колокольчиком в свое время возглавил немало мятежей. Так неужели они допустят, чтобы клан Дугласов вновь рвался к власти?

Всем стало ясно, что есть некая причина, по которой клан Дугласов вдруг попал в такую милость.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы раскрыть тайну, и тогда спешно созвали Совет. Собравшиеся лэрды не скрывали ярости. Для них и для Шотландии было оскорблением, что королева вышла замуж, ни с кем не посоветовавшись, а то, что она выбрала графа Ангуса, окончательно накаляло страсти. «Что возомнила о себе эта Тюдор? – гневались члены Совета. – Право па корону принадлежало ей исключительно благодаря браку с Яковом Шотландским, а эта женщина, не выждав и года после его смерти, бессовестно вышла за другого».

К собранию обратился лорд Хьюм.

– До сих пор, – сказал он, – мы выказывали полную готовность чтить королеву, хотя правление женщины идет вразрез с обычаями пашей страны. Но поелику наш возлюбленный король и суверен Яков IV передал жене регентство, мы позволили ей оставаться у власти. Это было терпимо, пока королева хранила вдовство, но теперь она больше не вдова. Я предлагаю отстранить королеву от регентства и вновь обратиться к герцогу Олбани с просьбой приехать в Шотландию и стать регентом. Кроме того, я предлагаю вызвать сюда королеву, дабы мы могли выразить ей недовольство.

Предложение было одобрено, сэру Уильяму Комину и лорд-лайону, поручили доставить королеве послание Совета.

Маргарита не пожелала оторваться от своей идиллии. «Вот оно, то самое, – говорила себе королева, – то, о чем я так мечтала в первые дни брака с Яковом». Тогда судьба отказала ей в этом, но сейчас Маргарита плевать хотела на все: она была счастлива замужем; ее муж самый красивый мужчина Шотландии и быстро учится у нее, становясь еще и самым лучшим любовником. Итак, она была полностью удовлетворена личной жизнью и хотела забыть, насколько это возможно, что у жизни королев есть и другая сторона.

Маргарита жила вместе с мужем у лорда Драммонда в Стобхолле, подальше от двора, и, чувствуя себя юной и счастливой, хотела продлить эти волшебные дни и ночи сколь удастся долго.

Когда до Стобхолла дошли неприятные слухи, лорд Драммонд не позволил беспокоить любовников. Разумеется, было бы нелепостью воображать, что все это останется тайной навечно, но пусть они еще потешат себя, пребывая в неведении.

Потом Драммонда оповестили, что лорд-лайон – на пути в Стобхолл, и он мгновенно понял, что больше не может скрывать от новобрачных, что их союз перестал быть тайным.

Старик отправился к ним и рассказал, что происходит.

– Лайон Кинг едет сюда с посланием от Совета к вашему величеству, – сказал Драммонд. – И наверняка потребует, чтобы вы предстали перед Советом.

– С какой целью? – осведомилась Маргарита.

– Дабы обсудить брак вашего величества.

– Мой брак – сугубо личное дело, – огрызнулась Маргарита, зная, что это далеко не так.

Ангус, в последние недели несколько утративший детскую застенчивость, взял ее руку и поцеловал.

– Это наше дело, – уточнил он. – Я не позволю им оскорблять вас.

Маргарита бросила на него любящий взгляд и повернулась к Драммонду.

– Вам необходимо принять лорд-лайона, когда он прибудет, – сказал старик, – и, я думаю, мы должны сделать это со всеми церемониями и помпой, дабы напомнить, что вы – королева Шотландии. Вашему величеству надо надеть корону, а ваш супруг будет стоять рядом. Я прошу вашего милостивого разрешения также присутствовать па этой аудиенции.

– Мой дорогой лорд Драммонд, – улыбнулась Маргарита, – все будет так, как вы советуете, поскольку я убеждена: вы сейчас, как и всегда, правы.

Так они и сделали, и, прибыв в Стобхолл, сэр Уильям Комин увидел, что королева с Ангусом и Драммонд готовы его принять.

Комин предстал перед ними в одежде, украшенной эмблемами, и со всеми надлежащими регалиями, а потому выглядел не менее величественно, чем сама Маргарита в короне и горностаевой мантии.

Первых слов посланца хватило, чтобы показать им с Драммондом намерения Совета, ибо, вместо того чтобы обратиться к королеве как к своему суверену, Комин начал:

– Миледи королева, мать его величества короля…

Драммонд и всегда-то славился бешеным нравом, а сейчас, зная, что он в отчаянном положении, внезапно обезумел от ярости. Он женил своего внука на королеве-регентше, и лорд-лайон не смеет обращаться к ней просто как к матери короля!

И, совсем потеряв власть над собой, Драммонд ударил лорд-лайона в ухо.

На несколько секунд в зале воцарилась мертвая тишина. Титул лорд-лайона был пожалован Комину самим королем Яковом IV, и, поскольку он олицетворял собой корону и государство, его положение считалось столь же священным, как и королевской особы. Никогда еще в истории Шотландии с лорд-лайоном при исполнении им своего долга не обращались иначе как с величайшим уважением.

Комин, утративший на эти жуткие несколько секунд дар речи, не совсем понимал, как себя вести. Затем, поклонившись королеве, он медленно повернулся и вышел.

Молчание длилось. Все трое знали, что подобное оскорбление никогда не будет забыто.

Это стало сигналом к бунту, поскольку было немыслимо и представить, что шотландская знать способна смириться со столь чудовищным положением дел. Королева-регентша тайно вступила в брак, чтобы удовлетворить свою похоть, даром что и года не прошло со дня гибели ее мужа! Проклятые Дугласы, рвущиеся к власти, проталкивая юного Ангуса! Сам лорд-лайон оскорблен наглым Драммондом!

Прежде всего следовало объяснить Олбани необходимость его немедленного приезда; и самым подходящим человеком, способным втолковать герцогу, насколько Шотландия нуждается в его присутствии, был уязвленный лорд-лайон. Ему надлежало отбыть во Францию безотлагательно.

Лорд-канцлер, архиепископ Глазго Битон выразил неодобрение браку, совершенному, когда тело их возлюбленного суверена недавно успело остынуть. Маргарита, подстрекаемая Драммондом и Ангусом, решила незамедлительно лишить Битона должности. Дугласы были наготове, чтобы занять все ключевые посты в государстве. Итак, королева послала Ангуса в Перт, дабы тот арестовал Битона и взял печать лорд-канцлера себе.

Воинственные лэрды, не теряя времени, начали смуту. Сторонников королевы – в основном членов клана Дугласов и их союзников – осадили в их собственных замках враги королевы и Дугласов. Гэвин Дуглас оказался среди пострадавших, а над Драммондом нависла постоянная угроза ареста. Парламент выступил против королевы, и, казалось, в Шотландии настало двоевластие; парламент – в Эдинбурге, а королева – в Стирлинге или Перте.

Маргарита давно научилась хитрить. Вот и теперь она поспешно написала своему брату Генриху, рассказав о недавнем браке с Ангусом и намекая, будто причиной столь поспешного замужества стала уверенность, что парламент готов привезти в Шотландию Олбани и заставить их обвенчаться. Правда, жена герцога жива, но не отличается крепким здоровьем, и вдобавок они состоят в близком родстве, а значит, развод, по словам Маргариты, не представил бы никаких трудностей. И вот она и выбрала другого мужа, осознавая, насколько ее дорогого брата огорчил бы альянс с Олбани, ведь он самый настоящий француз по воспитанию и привязанностям. В общем, стань он правителем Шотландии, ни за что не успокоился бы, пока не втянул ее в войну с Англией.

Ответ Генриха был именно таким, какого ожидала Маргарита. Менее всего он хотел бы видеть в Шотландии Олбани, а потому одобрил брак сестры с Ангусом и заявил, что будет счастлив принять его как своего зятя.

Лорд-лайон потерпел кораблекрушение на пути во Францию, что вызвало большой восторг у Дугласов.

– Господь явно на нашей стороне! – ликовала Маргарита, и клан Ангуса, собственно, разделял ее мнение.

Но это не означало, что иные посланцы не добрались до Франции и Олбани не был осведомлен о своем долге перед Шотландией.

Наступил период ожидания. Смута приняла форму мелких стычек и пока не разрослась в гражданскую войну. Главным образом потому, что Маргарита была сестрой Генриха VIII, каковой недреманным оком следил за любыми проявлениями слабости в соседнем королевстве.

Шотландия была бы не в силах противостоять вторжению англичан.

Герцог Олбани получил сообщение, что король намерен охотиться неподалеку от его поместий и предполагает провести ночь в его замке, что повергло домочадцев в то состояние внутренней дрожи, каковое бывает вызвано лишь королевским визитом. Франциск I, ставший королем всего несколько месяцев назад, уже успел поразить воображение своих подданных точно так же, как Генрих VIII потряс своих. Оба короля были молоды, красивы и темпераменты, а кроме того, унаследовали троны от скупцов. Повсюду, куда ни направлялись эти монархи, блистательное великолепие процессий восхищало народ, и их царствование еще не длилось достаточно долго, чтобы люди начали задумываться, к чему ведет подобная королевская экстравагантность.

Олбани был другом Франциска много лет – все время, пока тогдашний герцог Ангулемский жил в вечном страхе, что Людовик XII произведет на свет сына, каковой отнимет у него надежду занять трои.

Но сын так и не родился, и теперь Франциск прочно воссел на престол. Он решил оказать старому другу честь, приехав сюда поохотиться, но Олбани знал: у короля наверняка есть для пего какое-то поручение.

Герцог рад был служить Франциску, тем более что между ними существовала истинная привязанность: он наслаждался остроумными беседами молодого короля – дискуссиями об искусстве, литературе и архитектуре, ибо Франциск, каким бы распутником и любителем турниров он ни был, прежде всего гордился своими умственными и духовными изысканиями.

Король прибыл в замок, где его с дружеским почтением встретил хозяин дома. Пир вполне стоил тех, что устраивал сам Франциск у себя во дворцах и замках, а на следующий день, когда они вместе охотились, Олбани узнал, что привело к нему короля.

Когда они скакали бок о бок, Франциск обронил:

– Мой дорогой друг, боюсь, я намерен попросить вас сделать для Франции кое-что такое, что может прийтись вам не по вкусу.

– Мой повелитель, о чем бы ни попросили Франциск и Франция, это немедленно мне понравится.

– Слова истинного француза, – заметил Франциск с легким смешком. – Вы куда больше француз, чем шотландец, мой дорогой Олбани. Именно из-за этого мне грустно обращаться к вам с такой просьбой…

– Сэр, вы просите меня ехать в Шотландию. Франциск опечаленно кивнул:

– Я получил прошение от шотландского парламента. Ваше присутствие там необходимо.

Олбани молчал, глядя на окружающую его столь любимую природу и думая о жене, которую придется оставить здесь, поскольку здоровье Анны вызывало серьезное беспокойство, и суровый шотландский климат, без сомнения, просто убил бы ее. А еще герцог вспоминал о приятных поездках ко двору, ибо теперь, когда на трон взошел Франциск, там стало еще милее, чем прежде.

– Мой дорогой друг, – продолжал Франциск, – для меня это так же больно, как и для вас. Я буду скучать по вашему обществу. Но представьте, что происходит в этой варварской Шотландии! Королева-регентша вот-вот станет вассалом своего брата. Она настроила против себя большинство знатных дворян, но те не смеют выступить против нее от страха перед молодым забиякой за границей. Он у всех вызывает раздражение, этот задиристый петушок. Невозможно знать наверняка, когда он захочет клюнуть, и меньше всего нам подходит идиллия между Англией и Шотландией. Нам необходимо, чтобы Генрих жил в постоянном страхе перед нападением с севера. Следовательно, Шотландия должна стать другом Франции, а если вы будете ее регентом, мой дорогой друг, я смогу вздохнуть спокойно, в счастливой уверенности: вы никогда не забудете, что часть вашего сердца принадлежит нам. Именно по этой причине я просил бы вас сейчас же отправиться в Шотландию и принять регентство.

– Сир, вы сказали. Этого достаточно.

– Благодарю вас, мой друг. Я знал, что могу положиться на вас. У англичанки Маргариты необходимо отобрать власть, и лучший для этого способ – изъять маленького короля из-под ее опеки. Пусть это станет вашей первой заботой. Потом, когда вы станете опекуном маленьких принцев и регентом Шотландии, сестра Генриха окажется бессильна против нас; и союз Франции с Шотландией будет прочным.

– Я сделаю все, чтобы исполнить желания моего повелителя.

– Слова дворянина! – воскликнул Франциск. – Сегодняшний день мог бы стать на редкость счастливым, когда бы не эта печальная необходимость. Если бы я мог, я продлил бы свое пребывание у вас, но не могу. Я не должен вас задерживать. Вам надо сделать кое-какие приготовления перед отъездом. Сегодня же я возвращаюсь в Париж, а вы поплывете в Шотландию. Но мы увидимся вновь… и очень скоро.

Итак, теперь герцогу Олбани не избежать этой неприятной обязанности. Отныне он не сумеет действовать через доверенное лицо.

И три дня спустя Джои Стюарт, герцог Олбани, выехал в Шотландию.

Восемнадцатого мая 1515 года Олбани высадился в Дамбартоне.

Маргариту вынудили согласиться на приезд герцога, поскольку, кроме Дугласов, у нее почти не было сторонников в Шотландии. Больше всего королеву терзал преследовавший ее великий страх, что, приняв регентство, Олбани попытается отнять у нее детей.

Маргарита безумно любила обоих сыновей, и мысль о потере опеки над ними приводила ее в ужас. Парламент указал королеве, что, хотя Яков IV назначил ее регентшей и наставницей Якова V, он не мог знать, как чудовищно вдова оскорбит его память, вступив в новый брак, не носив траур и года после его смерти.

В тревоге о будущем детей Маргарита совсем забыла о своем желании сохранить власть. Прежде всего она была на редкость чувствительной женщиной и только потом – правительницей. Любовь к Ангусу поставила королеву в трудное положение, а тревога о детях сделала его отчаянным.

Одним из злейших врагов Маргариты был пограничный барон лорд Хьюм, и, когда Олбани прибыл в Шотландию, именно Хьюм отправился приветствовать его, сопровождаемый десятью тысячами всадников своего клана.

Хьюм, облаченный в зеленый бархат, блистал великолепием, полагая, что, встретив подобным образом Олбани, едва тот сойдет на берег, сумеет оказаться в милости у нового регента.

Но перед тем как состоялась встреча Олбани и Хьюма, регент принял своего старого друга де ла Басти, желая в первую очередь выслушать, что сообщит ему о состоянии дел в Шотландии доверенное лицо.

Де ла Басти поведал герцогу о вражде, охватившей всю страну, и посоветовал быть особенно осторожным с лордом Хьюмом, что так хотел первым приветствовать его, так как, подобно большинству пограничных баронов, этот человек способен менять привязанности на каждом шагу. Шептались, будто в битве при Флоддене Хьюм не оказал королю той поддержки, какую мог бы, а поскольку такое подозрение высказала Маргарита, барон стал непримиримым врагом королевы и Дугласов. Короче говоря, Олбани поступит правильно, если будет остерегаться Хьюма.

Таким образом, когда они встретились на берегу, герцог не выказал той сердечности, па какую рассчитывал Хьюм, и если барон выехал вперед с приветственной улыбкой, то взгляд регента был холоден.

– Я лорд Хьюм, ваша милость, – представился шотландец. – И самым смиренным образом прибыл сюда, дабы предоставить себя и своих людей в ваше распоряжение.

– Лорд Хьюм? – сказал регент. – Я думал, человек в таком роскошном одеянии, должно быть, король. Подобный отряд сторонников и такие пышные наряды едва ли подходят подданному, желающему изъявить смиренную готовность служить.

С этими словами регент отвернулся, оставив Хьюма в весьма неловком положении.

Но не таков был этот барон, чтобы проглотить подобное оскорбление. И он поскакал к своим людям с дикой яростью на лице.

Хьюм принял решение. В эти несколько мгновений он перестал быть сторонником Олбани, а не будучи таковым, оставалось лишь стать другом Маргариты.

Маргарита, сидя в Эдинбургском замке, понимала, что ей нужно притвориться, будто она рада приветствовать регента. Королева согласилась на его приезд, хотя ее и вынудили пойти на это; но она должна скрыть злость и, более того, изобразить на лице радость. Маргарита гадала, что он за человек. Герцог принадлежал к королевскому роду Стюартов – это все знали, – а они славились учтивостью и обаянием.

Королева была слегка разочарована (хотя не призналась бы в этом) поведением своего красавца Ангуса. Пока они наслаждались тайным медовым месяцем, он был хорош во всем, но теперь, увидев, какую бурю вызвал их брак, граф начал трусить и вместо победительного юного мужа временами напоминал испуганного мальчика.

Ангус был достаточно тщеславен и честолюбив, чтобы получать удовольствие, став мужем королевы; но он вовсе не обрадовался, обнаружив, что попал в зависимость от могущественных врагов, каковые откровенно ненавидят новоиспеченного фаворита.

Но королева отказывалась видеть эти черты характера своего мужа, поскольку все еще не могла оторваться от его прекрасного тела.

В то же время Маргарита позволяла горничным, укладывавшим ее волосы, сплетничать об Олбани.

– Говорят, во Франции он великий герой, друг короля и прославился отвагой в сражениях. И еще кое-что говорят: герцог в ярости из-за брака вашего величества.

– Мой брак – не его дело, – отрезала королева.

Женщины рассмеялись.

– Да, он видел портрет вашего величества. И, по слухам, влюбился в него, а потому рассчитывал в Шотландии жениться.

– Какая чепуха! У него есть жена. А у меня – муж.

– Но, ваше величество, герцог не знал о вашем замужестве… а его жена вроде как больна и долго не протянет.

– Ну, даже если у Олбани были подобные замыслы, ему придется о них забыть.

Маргарита улыбнулась своему отражению в полированном металле зеркала, затем погладила живот, упиваясь легкой, еще незаметной припухлостью. «Его дитя, – радовалась она, – и мое».

Королева мечтала, что у нее родится мальчик, в точности похожий на красавца мужа, но не могла не досадовать, что, помимо свары со всей знатью Шотландии, ей приходится вдобавок терпеть все тяготы беременности.

Наступило время ехать верхом, дабы приветствовать Олбани, и Маргарита решила держаться приветливо, так как он был дядя ее покойного мужа и Стюарт королевских кровей. Но при этом следует быть начеку, и, если герцог хотя бы попробует отнять детей, королева станет бороться с ним всеми доступными средствами.

Маргариту поразила приятная внешность Олбани. Да, в нем, без сомнения, текла кровь Стюартов; неотразимое обаяние, казалось принадлежащее им всем по праву рождения, озаряло это скуластое лицо с насмешливыми глазами. Волосы и борода у герцога были темными, как и глаза, а манеры намного изысканнее, чем она привыкла видеть у шотландских лэрдов. «Он выглядит па тридцать с небольшим – мужчина в расцвете сил», – подумала Маргарита.

– Добро пожаловать в Шотландию, – сказала она, и он ответил:

– Благодарю милостивую королеву.

Потом они бок о бок верхом отправились в Холируд, где предстояло жить регенту, но чуть позже Маргарита возвратилась к себе.

При всем своем обаянии регент начал действовать жестко и быстро. Первой жертвой Олбани стал лорд Драммонд, которого вызвали в Совет и за обращение с лорд-лайоном посадили в замок Блэкнесс. Гэвин Дуглас был отправлен в тюрьму за попытку стать примасом, используя связи.

И Маргарита в страхе ожидала следующего удара, не сомневаясь, что таковой лишит ее опеки над детьми.

Шотландские лэрды, увидев падение Дугласов, покинули королеву, и единственными ее сторонниками остались теперь Ангус и вечно недовольный лорд Хьюм, причем последний мог легко перейти на сторону ее врагов, вдруг сочтя себя уязвленным. И все же Маргарите приходилось использовать помощь от кого угодно, а Хьюм, не будучи надежным союзником, был могуществен.

Маргарита сама приехала в Холируд-Хаус молить о помиловании лорда Драммонда, старика, объяснила она, ударившего лорд-лайона в порыве необдуманной горячности. Олбани не хотел слишком резко отталкивать Маргариту, поэтому в конце концов согласился помиловать Драммонда и вернуть ему конфискованные земли. Что и было сделано.

Но Маргарита беспокоилась все больше, так как после ареста могущественных дедушки и дяди Ангус по-настоящему струсил. Он часто с раскаянием думал, как дурно поступил с Джейн Стюарт, жаждал встретиться с ней и объяснить, что его принудили к такому поступку интересы семьи и настойчивость королевы. Маргарита видела смятение мужа и, не подозревая, что он чувствует себя виноватым перед Джейн, пыталась понять, насколько сильным Ангус окажется в по-настоящему трудной ситуации. Королева все прощала ему из-за молодости – того самого качества, что так привлекало ее, успокаивала и клялась, что все закончится хорошо, если они будут верны друг другу.

– Я всегда останусь верна тебе, – нежно обещала Маргарита.

Но регент и его Совет считали необходимым забрать сыновей из-под ее опеки, и в Толбуте было решено, что четыре избранных с этой целью пэра войдут в замок и потребуют передать им детей.

Шпион Маргариты в замке предупредил ее об этих планах, и мать поклялась себе не отдавать детей без борьбы.

Она поспешила в детскую, где Дэвид Линдсей забавлял маленького Якова одной из старых шотландских баллад под названием «Джинкертон». Крошка герцог Росс спал в соседней комнате.

– Сын мой! – воскликнула королева. – Идите ко мне!

– Но Дэви поет, – возразил мальчик.

– Знаю, мой милый, но нам надо поиграть в одну игру… вам, мне и вашему маленькому братцу. Так что Дэвиду придется пока не петь.

– «Джинкертон» мне нравится больше.

– Ваше величество… – Дэвид сразу понял, что королева в сильном волнении. – Могу ли я что-нибудь для вас сделать?

– Да, Дэвид. Подите и велите няньке принести из колыбели маленького Александра.

– Но в это время он всегда спит.

– Я знаю, знаю… Но это важно! – Маргарита, отведя Линдсея в сторону, прошептала: – Олбани посылает сюда за детьми нескольких пэров.

Дэвид побледнел:

– Ваше величество…

– Идите! Пускай нянька принесет ребенка ко мне. Я хочу попытаться остановить их.

– Почему Дэви не может допеть «Джинкертон»? – потребовал ответа трехлетний Яков.

– Просто Дэвид не участвует в нашей игре.

– Я бы лучше послушал «Джинкертон»!

– Не думай пока об этом, мой милый. Мы сейчас спустимся к решетке. И ты увидишь много людей. Тебе ведь нравится смотреть, когда вокруг люди?

Яков, кивнув, стал напевать балладу. Наконец появилась нянька с маленьким герцогом Россом на руках.

– Следуйте за мной, – велела королева. Она взяла Якова за руку и пошла вниз, к воротам замка. На улицах слышался шум, поскольку горожане, увидев, как четыре пэра выходят из Толбута, гадая, что это значит, двинулись следом. По пути к королеве присоединились очень бледный Ангус и несколько дам и кавалеров из ее свиты. Внизу Маргарита потребовала поднять решетку, и, когда это было сделано, пэры и следовавшие за ними люди увидели королеву, держащую за руку маленького короля. В нескольких шагах позади нее стояла нянька с младенцем, а граф Ангус и ее придворные образовали сзади полукруг.

Это была прелестная и трогательная картина. Па несколько секунд наступила полная тишина, а потом жители Эдинбурга разразились приветственными криками.

Маргарита, с горящими глазами и разрумянившаяся, выглядела не только истинной королевой, но еще и матерью, а потому на ее стороне оказалась каждая женщина в толпе и почти каждый мужчина. Именно на это королева и надеялась.

Четыре пэра приближались, и она попросила их остановиться.

– Я приказываю объяснить, что привело вас сюда, прежде чем вы хоть на шаг приблизитесь к своему суверену, – громко возгласила Маргарита.

– Ваше величество, – ответил один из четверки, – мы пришли от имени парламента забрать короля и его брата-младенца.

В толпе наступила гробовая тишина – люди наблюдали за этим столкновением двух воль, гадая, кто выиграет первый раунд великой схватки – королева или новый регент и его парламент.

– Опустите решетку, – распорядилась Маргарита.

Огромные железные прутья отделили королевскую семью от представителей парламента.

– Король, мой муж, поручил этот замок моим заботам, – звонко крикнула молодая женщина, – и я не сдам его. Но я должна считаться с парламентом этой страны, и прошу дать мне шесть дней, дабы обдумать то, о чем меня просят.

Потом королева повернулась и вместе со свитой исчезла в замке.

Ангус встревожился. Сцена выглядела очень эффектно для зрителей, но он считал ее пустой победой. Когда его дедушка и дяди уговаривали юного графа жениться на королеве, он и представить не мог столь пугающих событий. Арчибальд полагал, что все сведется к удовольствиям придворной жизни, а он станет правой рукой королевы.

Ангус размышлял, какие силы собираются против них, и ему казалось, что единственные сторонники королевы – Дугласы да ненадежный лорд Хьюм. Дедушку, видно, совсем сломили недавние беды, и это вполне естественно, ведь старик едва не утратил все, чем владел.

Мысль о потере всех владений тревожила и Ангуса, а потому под влиянием минутного порыва он написал Олбани, что принял участие в эффектной сцене у решетки против собственного желания, хотя считает необходимым подчиниться воле парламента, в чем пытался убедить и жену.

Потный от страха Ангус вызвал гонца и приказал незамедлительно доставить письмо регенту Олбани.

Маргарита не ведала покоя. Мысли ее то и дело возвращались к событиям семейной истории, каковые до дрожи напоминали несчастной матери нынешнюю ситуацию.

После смерти Эдуарда IV его вдове, Елизавете Вудсвилл, повелели выдать маленького короля и его брата. Королева-мать сделала это крайне неохотно, и детей поселили в лондонском Тауэре. Эта башня всегда хранила множество тайн, и там оба малыша исчезли, причем никто никогда не узнал, какая их постигла судьба.

Как же могла Маргарита отдать своих маленьких Якова и Александра? Они были так Малы и нежны… Если дети умрут, Олбани Сможет претендовать на трон. Королева видела этого человека: выглядел он благородно, держался галантно. И все-таки, разве Маргарита могла кому-либо доверять?

Шесть дней, пока она притворялась, будто рассматривает предложение парламента, королева забыла обо всем, кроме желания сохранить детей при себе.

На пятый день Маргарита написала в парламент, уверяя, что если советники позволяет оставить, маленького короля и его брата с матерью, то готова содержать их на свою вдовью часть и даже не против разделить с некоторыми вельможами опекунство. Королева, естественно, понимала, что парламент на это не согласится, и в тот же день объявила Ангусу, что более не смеет оставаться в Эдинбургском замке.

– Эти люди все равно придут и заберут детей, – сказала она. – Я знаю, они не примут моих условий.

– Тогда, – настаивал Ангус, – у тебя только один выход: отдать детей.

– Отдать детей? Я помню, что случилось с другими принцами в лондонском Тауэре!

– Я думаю, Олбани – человек чести.

– Я не доверяю ни одному мужчине, – огрызнулась Маргарита и с упованием посмотрела на молодого супруга, словно умоляя позволить ей сохранить веру хотя бы в него.

– Ты не посмеешь идти против воли парламента.

– Посмею! – отрезала Маргарита. – Вечером мы переезжаем в Стирлинг.

Ангус был по-настоящему испуган:

– Что хорошего из этого может выйти?

– Не знаю, но я хотя бы получу небольшую передышку, чтобы подумать. Я уже велела слугам все приготовить. Мы должны выехать вскоре после того, как стемнеет.

– Мы? – взвизгнул Ангус. – Я не поеду!

– Не поедешь? – повторила королева, и боль от разочарования пересилила даже гнев.

– Нет, – сказал Ангус, – это ни к чему хорошему не приведет и только взбесит парламент. Я вернусь в свои поместья, пока все это не уляжется. Предпочитаю слушать пение жаворонков в поле, а не писк тюремных мышей.

– Насколько я понимаю, – сказала Маргарита, – мне придется ехать без тебя.

– Это просто разумнее. – Ангус с облегчением вздохнул. – У тебя нет ни единого шанса против Олбани, помяни мое слово. Его поддерживает парламент. А герцог будет менее суров с женщиной – как-никак он француз! – чем со мной. Поступай как угодно, по нечего ждать добра, если Олбани решит, что я принимал в этом участие.

– Тогда прощай… пока мы не увидимся вновь, – отвечала Маргарита.

Тем вечером королева и ее слуги вместе с детьми тайно покинули Эдинбургский замок. Пускаясь ночью в путь, она чувствовала себя слабой, испуганной женщиной. «Что будет с моими малышами?» – спрашивала себя Маргарита, стараясь забыть, что в эта отчаянные минуты мужчина, каковой был бы обязан ехать рядом, покинул свою возлюбленную и королеву, ибо, оставшись, мог бы услыхать писк тюремных мышей.

Разумеется, Ангус был прав. Как могла Маргарита выстоять против великого военачальника Олбани? Бегство в Стирлинг было последней попыткой отчаявшейся женщины и могло всего-навсего отсрочить неизбежный финал на несколько дней, в лучшем случае – недель.

Получив письмо Ангуса, Олбани преисполнился омерзения.

«Бедная женщина, – думал он, – и к тому же смелая. Как она могла выбрать себе подобного супруга, такого до ребячливости незрелого, готового покинуть жену при первых признаках опасности?»

Однако, невзирая на сочувствие, Олбани должен был выполнять свой долг: пока король при Маргарите, она всегда останется мощным врагом, но без пего любые усилия превратятся в пустые хлопоты. Более того, герцог обязан сдержать слово, данное королю Франции, коего считал своим сувереном.

Олбани подготовился выступить на Стирлинг и тайно написал Ангусу, что если тот хочет послужить парламенту, пусть сопровождает армию, готовую вот-вот отправиться в Стирлинг, дабы обеспечить безопасность маленького короля и его брата.

Презрение герцога слегка уменьшилось, когда он получил от главы дома Дугласов ответ, что, несмотря на готовность содействовать, тот не может присоединиться к армии, идущей походом против его жены.

Итак, Ангус остался в своем поместье, а герцог Олбани поспешил к Стирлингу.

Маргарита, покинутая мужем, не питала иллюзий, будто сумеет вынести осаду, а потому сочла единственным выходом сдаться Олбани. Королева надеялась, что потом изобретательность поможет ей вернуть мальчиков.

Поэтому, когда регент во главе армии подошел к замку, Маргарита приказала широко распахнуть ворота, и все увидели, что она стоит во дворе вместе с Яковом.

Король сжимал в ручонке большие ключи от замка и, подойдя к регенту Олбани, по материнскому наущению торжественно передал их ему.

Маргарита обладала превосходным актерским чутьем; как прежде, у решетки Эдинбургского замка, все зрители чуть не рыдали от умиления при виде красивого мальчика, отдающего ключи от замка.

Олбани, встав на колени, взял ключи и поцеловал руку малыша, потом, как будто его преисполняли чувства, подхватил короля на руки, а все вокруг разразились приветствиями.

Яков вывернулся из объятий регента и стал внимательно его изучать.

– Ты умеешь петь «Джинкертон»? – наконец спросил мальчик тонким, писклявым голоском.

– Сомневаюсь, – ответил Олбани с улыбкой.

– Дэви умеет, и я тоже, – сказал маленький король с легким оттенком высокомерия, но герцог, несомненно, понравился Якову, потому что он позволил ему держать себя за руку, когда они пошли к королеве, каковой регент поклонился со всем возможным почтением.

Маргарита улыбалась, думая при этом: «Я отдала ему своих детей. Смогу ли когда-нибудь вернуть их себе?»

Королева передала Олбани сыновей в августе, а в октябре ей предстояло родить ребенка Ангуса. Как всегда в таких случаях, Маргарита очень страдала и злилась на себя за такую слабость.

Пока близились роды, она отчаянно тосковала по сыновьям и временами, не выдержав, начинала истерически рыдать.

Снова и снова несчастная вспоминала судьбу принцев, сгинувших в лондонском Тауэре.

– Откуда мне знать, что подобная судьба не Постигнет моих собственных милых детей? – вопрошала она. – Зачем Олбани приехал в Шотландию? Да все потому, что он рвется к тропу! Точь-в-точь как Ричард III! Мои малыши – в отчаянной опасности!

В такой ситуации шпионы множились, как сорняки, и нашлось немало таких, кто передал Олбани слова Маргариты.

– Она подозревает вас в намерении убить короля и его брата, – сказали ему.

– Нет, – ответил Олбани, – не стоит винить королеву: она женщина и оплакивает потерю своих детей. Мне грустно, что нам пришлось отнять у нее сыновей, но она сама навлекла на себя беду, выйдя замуж за юного Ангуса. Чего бы я не сделал, лишь бы успокоить ее тревогу, но не вправе.

В более спокойные минуты Маргарита принималась строить планы и наконец решила, как ей поступить.

Она совершит отчаянную попытку вернуть детей, а сделав это, увезет мальчиков за границу, в королевство своего брата, где будет просить убежища.

Ангус оказался так слаб, что рассчитывать на него не имело смысла, но был еще лорд Хьюм, преисполненный такой ненависти к Олбани, что согласился бы на что угодно. Маргарита послала за Хьюмом и выложила ему свой план.

– Как вам известно, милорд, – объяснила она, – мое время подходит, а беременности мои всегда па редкость мучительны. Поэтому я удалюсь в Линлитгоу, где начну соблюдать все правила, предписанные моей бабкой, графиней Ричмонд, надеясь тем самым облегчить роды. По крайней мере, я хочу, чтобы все так думали. Я даже напишу об этом брату, поскольку прекрасно осведомлена, что все мои письма к нему просматриваются врагами. И вот, пребывая в Линлитгоу, я устрою похищение своих детей и наше бегство через границу, а вы мне поможете!

План поправился лорду Хьюму, поскольку, сумей он спасти королевских детей, Олбани наконец поймет, сколь опрометчиво поступил, лишившись такого друга.

Итак, барон с головой погрузился в подготовку побега. Решили, что Маргарита ускользнет в Танталлан, имение Дугласов около границы, а тем временем приграничники Хьюма подожгут городок у Стерлинга. Олбани наверняка придется послать часть стражи замка, где живут королевские дети, на защиту городка. Хьюм тогда воспользуется случаем похитить мальчиков и отвезти в Танталлан, где королева будет их ждать, чтобы увезти в Англию.

Теперь, когда план действий окончательно созрел, настроение Маргариты улучшилось, и она перестала плакать, потому что верила: еще совсем немного – и она вместе с мужем, детьми и новорожденным младенцем окажется под защитой могущественного брата Генриха в Англии, где никто не посмеет причинить им вред.

Маргарита написала брату письмо, заранее зная: оно будет перехвачено и показано Олбани и его министрам.

«Мой дражайший Генрих!

Я пишу вам в это тягостное время, дабы рассказать, что предполагаю удалиться в свои покои и пролежать во дворце Линлитгоу ближайшие двенадцать дней, ибо мне осталось ждать времени родов всего восемь недель. Дела в Шотландии при новом регенте идут хорошо, и для меня это сейчас великое утешение. Я молю Иисуса даровать мне благополучное разрешение от бремени и не оставить вас, мой дражайший брат, без своих милостей…»

Маргарита невольно улыбнулась, представив, как Олбани читает и комментирует это письмо. Герцог порадуется, что она совладала с истерическим желанием оставить детей при себе, и, без сомнения, назовет здравомыслящей женщиной.

«Здравый смысл, как же!» – подумала королева.

Ее комната в Линлитгоу была сплошь затянута гобеленами, и даже окна закрыты ими, поскольку бабка Маргариты, графиня Ричмонд, имея большее влияние на своего сына, чем кто-либо другой, установила незыблемое правило, как обращаться с дамами королевской крови, когда оные готовятся произвести на свет ребенка, и одно из первых правил гласило: комнату следует полностью закрыть от света и воздуха; однако гобелены на окнах надо повесить так, чтобы их можно было легко отодвинуть, ибо у беременных женщин часто возникают странные желания, в коих отказывать неразумно. Посему, если у роженицы вдруг возникнет тяга к свежему воздуху и свету, ей необходимо пойти навстречу, сколь бы нежелательно это ни было. Все, кого она видит во время этого заключения, должны быть женщинами; поэтому обязанности дворецких, привратников и прочие, в иной ситуации выполняемые мужчинами, надобно передавать женщинам. Только в случае крайней необходимости в комнаты может быть допущен мужчина.

Такая атмосфера идеально подходила для целей Маргариты: в занавешенных комнатах дворца Линлитгоу ничто не мешало ей строить планы.

Королева твердо решила бежать, но ее беспокоило одно: как оставить Ангуса? Маргарита мучительно по нему тосковала, уже успев простить предательство. «Ангус так молод, – говорила она себе. – Должно быть, для него стало страшным потрясением увидеть своего деда в тюрьме. Наверняка бедняга уже стыдится своего отступничества и, во всяком случае, не присоединился к походу против меня».

Королева жаждала увидеть Ангуса, но предполагалось, что ее окружают одни только женщины, так каким образом вызвать сюда супруга? Но способ существовал. Если Маргарита, чувствуя себя на краю гибели, попросит повидаться с мужем, его приезд никого особенно не удивит.

Очень скоро шотландцы заговорили о болезни несчастной королевы и о том, какие страдания всегда приносит ей беременность. «Бедная леди, – говорили они, – она всякий раз бывала на грани смерти, даже при спокойной жизни подле короля. Что же станется теперь, когда она в таком состоянии?»

Все с часу на час ожидали вести, что королева умерла.

Ангус прискакал в Линлитгоу, повинуясь ее призыву.

Маргарита приняла мужа в завешенных гобеленами покоях. Ангуса явно мучил стыд, по королева быстро успокоила его, обняв и заговорив О том, как сильно скучала и как счастлива снова видеть милое и дорогое лицо.

Стоило Ангусу понять, что никаких упреков Не последует, как он испытал несказанное облегчение. Молодой человек тоже обнял жену и стал уверять, будто безумно рад.

– И ты останешься со мной, пока не родится ребенок, – объявила Маргарита.

– Каким образом? – удивился он. – Разве ты не велела, чтобы тебя окружали только женщины?

Королева рассмеялась:

– Таков закон моей бабушки. А я устанавливаю свои собственные. Не сомневаюсь, что наше дитя родится в Англии.

Ангус вновь перепугался:

– Как же так?

– Дело в том, любовь моя, что сегодня мы собираемся ускользнуть из Линлитгоу. Поедем в Танталлан, а там переберемся через границу.

– Но парламент…

– Ты думаешь, меня он волнует? Я устала от парламента. Какие бы указы ни принимали эти люди, я королева Шотландии и поступлю так, как мне угодно.

Ангус пожалел, что приехал в Линлитгоу, по сейчас, оказавшись рядом с Маргаритой, чувствовал силу ее характера. Воодушевление королевы всегда было так велико, что увлекало его следом. Так было, когда она изъявила намерение выйти за него замуж. Ангус хотел отказаться, но не смог этого сделать. То же самое происходило с ним теперь.

Маргарита обвила шею мужа рукой и приблизила к нему сияющее лицо:

– Как прекрасно мы проведем ночь в Танталлане! А как только минуем границу, я пошлю брату письмо и попрошу убежища. Мне не терпится побывать при новом английском дворе! Я слышала, он обрел изумительное великолепие после смерти моего отца.

– Ты не можешь оставить своих сыновей в Шотландии!

– Нет-нет. Они поедут с нами. Маргарита звонко расхохоталась. Она была так счастлива снова видеть его прекрасное лицо! И подумала, что любит Ангуса еще больше из-за этого его испуганного изумления. Она испытывала к нему почти такую нежность, как к маленьким Якову и Александру. Арчибальд и в самом деле был совсем мальчиком. Моложе ее по годам… и еще моложе – по опыту.

– Я позабочусь о тебе, – пообещала она. – И сделаю очень счастливым.

– Я ожидал увидеть тебя больной… – пробормотал Ангус.

– Это был только повод, чтобы ты мог приехать сюда, не вызывая подозрений. Я не больна. Мысль о том, что я перехитрю своих врагов, преисполняет меня здоровьем и отвагой. Как мне хочется увидеть их физиономии, когда обнаружится, что пас нет!

Маргарита рассказала, как Хьюм придумал отвлечь охрану, пока он будет похищать мальчиков.

– Завтра в это же время мы доберемся до Танталлана, – заметила она. – А потом… вперед, к границе!

– Ты не в состоянии путешествовать. Я не могу допустить…

Королева потрепала его по щеке:

– Любимый мой, я достаточно хорошо себя чувствую. Быть может, наш сын родится до того, как мы достигнем Лондона. Но мы будем вместе… мой муж и мои мальчики… как и следует!

Ангус понял, что никакими доводами не сумеет переубедить ее. И придется идти вперед, поскольку пути назад не было.

Той ночью, когда стемнело, из дворца Линлитгоу выскользнули несколько фигур в плащах и поспешили к ожидавшим их оседланным лошадям.

«Как восхитительно, – думала Маргарита, – ехать верхом сквозь ночь, рядом с любимым мужем, с его ребенком во чреве». Но все это время она не забывала о Хьюме в замке Стирлинг: как он похищает ее сыновей и скачет с ними в темноте, как она сейчас – с Ангусом.

И тут Маргарита поняла, что, как ни жаждала она власти, было нечто такое, что значило для нее неизмеримо больше всего на свете: семья. Да и могло ли быть иначе, если величайшим стремлением королевы в этот миг было одно – чтобы все они оказались в безопасности под ее крылом, даже если сама Маргарита никогда более не увидит Шотландию.

Королева совсем обессилела, когда они добрались до Танталлана, – путешествие было непомерно тяжелым, учитывая ее состояние, по молодая женщина не отдавала себе в том отчета и нетерпеливо ожидала лорда Хьюма с детьми.

Она спустилась вниз встретить барона, когда он приехал, и, не увидев детей, едва не потеряла сознание от расстройства.

– Милорд! – воскликнула Маргарита. – Король и его брат?..

– Увы, ваше величество, мы оказались бессильны. Олбани, должно быть, обо всем догадался или нас предали. Мы подожгли городок, но ни одного стража не отозвали из замка, и никто не сумел бы добраться до покоев короля и его брата.

Ангус обнял жену, пытаясь поддержать ее. Больше, чем когда-либо, он мечтал оказаться вне всего этого.

Маргарита онемела от горя, и сейчас, когда все надежды пошли прахом, ощутила разом боль и тяготы беременности.

Ангус вместе с женщинами помог жене добраться до спальни, где она легла на кровать в тоскливом молчании. Молодой граф отпустил всех прислужниц и сел у кровати, пытаясь найти слова, чтобы утешить жену.

Но Маргариту нельзя было утешить.

– Мои детки… мои маленькие сыновья… Что с ними станет? – шептала она.

– Да все будет в порядке, – твердил Ангус. – Никто не посмеет причинить зло королю.

– Эдуарду V – посмели, когда заперли его в Тауэре вместе с братом.

– Здесь Шотландия…

– В десять раз более варварская страна, чем Англия!

– Я уверен, что с королем и его братом ничего дурного не произойдет.

– Ты говоришь просто так, чтобы успокоить меня. Но для меня нет покоя. Как они посмели разлучить с матерью таких малюток? О Боже, почему Ты меня оставил? Почему этой ночью дети не со мной, как я надеялась?

– Это был план, обреченный на провал… – начал Ангус.

Маргарита слегка приподнялась и бесстрастно посмотрела на мужа.

– Ты… – пробормотала она. – Ты никогда бы не стал даже пытаться, не так ли? Ты предпочел бы идти к Олбани со шляпой в руке.

– Дугласы никогда ни к кому не ходят за подаянием! – огрызнулся Ангус.

– Я рада, что в тебе остался хоть какой-то боевой дух, – ответила она. – Но, возможно, лишь потому, что перед тобой беспомощная женщина.

Ангус поднялся и вышел с надменным видом.

Маргарита впервые заговорила с ним так, но это ее не волновало.

Она хотела лишь вновь обрести своих малюток, потому как стала опасаться, что больше никогда их не увидит.

Королева тихо плакала, пока не заснула от изнеможения. Однако и тогда сон Маргариты тревожили два маленьких мальчика – не ее сыновья, а дети постарше; и они жили не в покоях замка Стирлинг, но играли вдвоем за серыми стенами лондонского Тауэра.

Им нельзя было терять времени. Теперь, когда стало известно о неудачной попытке похитить короля и его брата и о том, что королева укрылась в Танталлане, регент пошлет армию с приказом захватить ее в плен.

Маргарите необходимо бежать в Англию. Но как посмеет она въехать в страну, не получив сначала разрешения брата?

Она написала Генриху о своем отчаянном положении, но до сих пор не получила ответа. Однако оставаться в Танталлане было бы сумасшествием.

Итак, на рассвете следующего дня королева и ее свита двинулись к границе. Но теперь, когда Маргарита знала, что сыновей придется оставить в Шотландии, приключение совсем утратило для нее прелесть, и все отмечали, что у королевы изможденный вид.

Ангус ехал рядом с женой, и на его красивом лице читалось мрачное недовольство. Продвижение было по необходимости медленным, поскольку королева не могла подвергать опасности нерожденное дитя, путешествуя с большой скоростью.

Вскоре стало ясно, что дальше они ехать не могут вовсе, а поскольку по соседству оказался женский монастырь Колдстрим, они решили там передохнуть. Настоятельница, оказавшаяся кузиной придворной дамы Маргариты, сделала все возможное, чтобы пребывание у нее королевы было удобным.

В Англию к Генриху были отправлены гонцы с сообщениями о бедах его сестры, дабы король спешно прислал столь желанное приглашение ко двору.

Оно пришло не скоро, и Маргарита надолго застряла в монастыре Колдстрим.

Какие тревожные дни королева там провела! Настоятельница была женщиной гостеприимной, но о каких удобствах могла идти речь, если Маргарита каждую минуту гадала, как близко ее враги подошли к монастырю и успеет ли брат прислать приглашение, пока не станет слишком поздно?

Наконец из Англии прибыла помощь. Генрих приказал лорду Дэйкру отправиться в Колдстрим и сопровождать оттуда его сестру до замка Морнет, где ей следует оставаться до разрешения от бремени.

Когда лорд Дэйкр прибыл в монастырь, до родов оставалось всего ничего, и надо было решить, что опаснее: пуститься в трудное путешествие или остаться здесь, рискуя угодить в плен к Олбани.

Маргарита сама приняла решение.

– Я предпочту уповать на милость своего брата, чем стану ждать врагов здесь, в Шотландии, – объявила она.

Так началось утомительное и опасное путешествие.

Лорд Дэйкр – один из лордов Северной Англии, пребывал очень далеко от двора и привык устанавливать для себя собственные законы. Был он человеком надменным, питавшим глубокое недоверие и даже ненависть к шотландцам. Барон согласен был служить королеве Шотландии, так как она англичанка, но держался настороженно с ее шотландскими спутниками.

Дэйкр рассказал Маргарите, что королева Екатерина послала для нее подарки – ткани и всякие вещицы, каковые могут понадобиться ей в таком уединении, и все это ожидало в Морпете. Прибыли также письма от ее невестки – та сама не раз перенесла тяготы деторождения и от души хотела, чтобы испытание прошло для Маргариты как можно легче.

Итак, королева Шотландии покинула Колдстрим, по, прежде чем они отъехали достаточно далеко, стало ясно, что она не в состоянии добраться до Морпета.

Дэйкр быстро принял решение. Неподалеку стояла пограничная крепость Харботтл, и лорд почел за благо остановиться там. Харботтл была одной из английских крепостей на самой границе, и Дэйкр намеревался не допустить в нее ни одного шотландца. Следовательно, королеве предстояло попрощаться с мужем и всеми друзьями на то время, что она проведет в крепости.

Маргарита падала от изнеможения и уже ощущала первые боли, поэтому ей было ясно, что ради ребенка надо немедленно найти хоть какое-то пристанище. И королева безропотно согласилась идти туда, где за ней будут ухаживать незнакомые люди.

Но Маргарита едва ли отдавала себе в этом отчет, так как уже начались схватки, и, как это обычно у нее бывало, роды проходили долго и тяжело.

Двумя днями позже, пятого октября, королева родила дочь и решила назвать ее своим именем. Леди Маргарита Дуглас была здоровым младенцем и, несмотря на все тяготы, предшествовавшие ее появлению на свет, явно собиралась выжить.

Несколько дней Маргарита чувствовала себя слишком больной и едва понимала, где находится; и когда кавалер опочивальни ее брата сэр Кристофер Гаргрейв прибыл в замок с письмами от королевы Екатерины, Маргарита лишь подержала их в руках, но от слабости так и не смогла прочитать.

– Я не смог привезти вещи, присланные государыней королевой вашему величеству, – пояснил сэр Кристофер. – В приграничных землях слишком много грабителей, и никакие ценности невозможно довезти из Морпета до Харботтл в полной сохранности. Но когда ваше величество почувствует себя достаточно хорошо, чтобы отбыть из этой крепости в Морпет, вы найдете там все необходимое.

Маргарита благодарно улыбнулась, но она была слишком слаба, чтобы беспокоиться о вещах.

В те минуты казалось, будто она никогда не покинет Харботтл.

Мало-помалу королева начала поправляться, но потом так долго страдала от ишиаса, что не могла выходить даже из своих покоев, и только когда ноябрь близился к концу, Маргарита наконец выехала из Харботтл в Морпет.

В замке Морпет Маргарита опять заболела. Возбуждение и неопределенность, снедавшие королеву в последнее время, оказались для нее непосильными: ведь несчастная не только перенесла тяжелые роды, но и постоянно тревожилась о судьбе своих маленьких сыновей.

Маргарите казалось, что, если бы мальчики бежали вместе с ней, хорошее настроение помогло бы ей восстановить здоровье. Теперь же она пребывала в глубокой подавленности и страдала от предчувствий беды.

Тени других маленьких принцев, отнятых у матери в столь сходных обстоятельствах, продолжали преследовать королеву, и, когда она лежала на одре болезни в Морпете, ей самой, да и всем вокруг, казалось – Маргарита больше никогда не поднимется на ноги.

Ангусу, как и друзьям, бежавшим вместе с Маргаритой в Англию, позволили приехать к ней в Морпет, даже Дэйкр был склонен относиться к Ангусу терпимо, так как его господин Генрих VIII не выказывал молодому человеку неодобрения. Ангус, тем не менее, отнюдь не чувствовал себя счастливым. Он постоянно раздумывал, как мог вляпаться в подобные неприятности. Молодой граф полагал, что Олбани непременно конфискует его владения, и отнюдь не жаждал стать изгнанником в Англии.

Не менее часто Ангус думал о Джейн Стюарт. Совесть, в сущности, никогда не переставала терзать его. Во-первых, девушка была очень нежной и любила его, и, кроме того, Ангус верил, что, сумей он встретиться с Джейн и все объяснить, она бы поняла, в сколь затруднительное положение юноша попал, когда королева страстно его желала, а семья с не меньшей страстью требовала этого брака. В сущности, Ангус просто не мог им отказать.

Но все это не принесло ему счастья (если не считать самых первых педель, по о них Джейн можно было и не рассказывать). Каждый день, когда Ангус приходил повидаться с Маргаритой, она выглядела все более усталой, изможденной и несчастной. Его маленькая дочь просто цвела, так что о ней не было никакой нужды беспокоиться, за девочкой ухаживали няньки, и теперь, когда они прибыли в Морпет, можно было использовать множество полезных вещей, присланных доброй королевой Екатериной.

Ангуса ничто не удерживало в Морпете. Олбани написал Маргарите, что, вернувшись в Шотландию, она будет пользоваться всеми доходами своих земель, а равно сможет принять участие в опекунстве над детьми при условии, что более не станет пытаться увезти их из королевства. Друзья королевы не пострадают из-за роли, сыгранной в ее эскападе.

Именно это, последнее, предложение соблазнило Ангуса. Он хотел вернуться в Шотландию, мирно жить в своих владениях, поехать к Джейн Стюарт и объяснить, почему он поступил так, как поступил.

И что мешало вернуться?

Разумеется, если Ангус это сделает, он лишь облегчит положение Маргариты.

Эта мысль настолько завладела молодым графом, что он начал строить планы.

Для Маргариты это было печальное Рождество. Она не только чувствовала себя больной телесно и страдала от душевных мук, не только жила в замке Морпет, хотя всем существом рвалась на юг, ко двору брата, но вдобавок получила ужасные новости.

Королева лежала в постели, ощущая слишком I ильную слабость, чтобы подняться. А маленькая дочка лежала в колыбели рядом с кроватью и мирно спала. Маргарита раздумывала, почему Ангус держится так отстраненно, будто поглощен какими-то тайными замыслами, почему каждый раз бросается к окну, заслышав стук копыт. Если он ждет послания от ее брата, то почему не говорит об этом? Маргарита тоже постоянно ждала вестей от Генриха.

Ангус и теперь стоял у окна, задумчиво глядя вдаль, и Маргарита подозвала его к себе.

Она хотела сказать, что они будут очень счастливы вместе. Просто они должны помнить, как любили друг друга в первые недели после свадьбы, пока не начались все беды. То, что страна не одобрила их союз, не причина отказываться от него.

Ангус подошел к ее постели, и Маргарита заметила, что его красивое лицо омрачено тенью обиды.

Королева протянула руку.

– Скоро Рождество, – сказала она. – Счастливое время.

– В этой дыре? Здесь хуже, чем в тюрьме! Как можно праздновать Рождество в тюрьме?

– Это не тюрьма, – отозвалась Маргарита. – Правда, тут мало удобств, но только потому, что это приграничная крепость. Дэйкр – хороший хозяин, поскольку мой брат приказал ему быть таковым. Не сомневаюсь, вскоре мы получим от него и Екатерины добрые вести. Подойди поближе, мой милый. – Ангус сел рядом, и королева продолжала: – Неужели ты так мечтаешь вернуться в Шотландию?

– Лучше бы мы вовсе ее не покидали!

– Если бы мы только могли увезти с собой моих сыновей… Я была бы вполне счастлива.

Ангус не ответил, по вдруг насторожился, услышав внизу стук лошадиных копыт. Он немедленно вскочил и подошел к окну, а когда повернулся, Маргарита заметила на лице мужа сильное волнение.

– Гонцы, – объявил он. – Я пойду посмотрю, что за новости они привезли.

Королева закрыла глаза. «Приглашение от Генриха, – подумала она. – Брат с нетерпением ждет моего прибытия ко двору. Он хочет показать мне, каким великолепным его сделал».

Королева улыбнулась, вспомнив десятилетнего Генриха и гадая, насколько он изменился.

Потом вернулся Ангус вместе с гонцом, и, поглядев на человека, явно проделавшего нелегкий путь, – он выглядел измученным и усталым, – Маргарита поняла, что привезенные им новости вряд ли благоприятны. Вдобавок гонец прибыл не из Англии, а из Шотландии.

– Вам лучше рассказать ее величеству то, что сообщили мне, – сказал Ангус.

Мужчина просительно взглянул на молодого графа, словно умоляя помочь ему в трудном деле. Но глава дома Дугласов молчал.

– Говорите скорее, – приказала Маргарита. – Не следует держать меня в напряжении.

– Ваше величество… маленький герцог Росс заболел детской болезнью… и… не оправился от нее.

В комнате наступила мертвая тишина.

Маргарита лежала, не говоря ни слова. Кровь отхлынула от ее лица. Это походило на то, как просыпаешься от кошмара и вдруг обнаруживаешь, что это был вовсе не сои.

То, чего она боялась, произошло.

Королева была безутешна. Женщины тщетно питались успокоить ее.

– Вам, конечно, очень тяжело, ваше величество… Но дети болеют этими болезнями… и часто умирают от них.

– Если бы я привезла малыша с собой, сегодня он был бы жив, – твердила Маргарита. – Мои враги сделали это. Они убили его, как некогда – моих юных дядей в Тауэре. А мой маленький Яков, что будет с ним?

– Ваше величество, вы ведь слышали, что король по-прежнему пребывает в добром здравии.

– Надолго ли? – с горечью воскликнула она. Королеву не удавалось успокоить. Женщины напоминали ей о недавней болезни, но она не обращала па них внимания.

– Это сделал он, убийца с черным сердцем! – кричала Маргарита. – Он убил моего маленького сына. Мое дитя… мальчик умирал, а матери не было рядом… Мой маленький Александр, он был таким красивым ребенком! А что будет с Яковом? О, это горький день для меня! Если бы я только могла заполучить этого убийцу! Как он это сделал? Говорят, моих дядей задушили в кроватках. Не так ли убит и мой Александр? Понимаете вы или нет, если этот человек убьет маленького Якова, как он убил его брата, тогда никто больше не будет стоять между ним и троном.

Женщины боялись, как бы в приступе горя королева что-нибудь не сделала с собой, и послали за Ангусом, надеясь на его благотворное влияние.

Он сел у кровати и стал умолять королеву не плакать, потому что ему больно это видеть.

– Тебе легко! – воскликнула она. – Это не твой сын!

– Мне тяжко смотреть, когда ты так горюешь.

Это смягчило ее.

– О, мой дорогой, – вскричала она, – что бы я без тебя делала? Но если бы только наши планы удались, если бы вместе с нашей милой дочкой были и мои сыновья, я ни о чем более бы не просила. Клянусь, ни о чем бы не просила!

Ангус встал на колени возле кровати.

– Вернемся в Шотландию, – взмолился он искренне. – Помиримся с Олбани.

– Помириться с убийцей моего сына?

– Ты сама знаешь, что он не убийца. Какой в этом смысл?.. Убить маленького Александра, оставив Якова в живых? Захоти он устранить все препятствия к трону, уничтожил бы их обоих.

– Откуда мне знать, что погубит Якова теперь, когда его брата больше нет?

– Да будь же разумной! У тебя истерика. О, я понимаю твое горе… и, разумеется, это и мое горе тоже, по ты отлично знаешь, что Олбани не совершал никаких убийств. Он не тот человек, кто пойдет на это. Вдобавок я убежден, что Олбани не испытывает особого желания получить корону Шотландии.

– Для тебя это просто. Это не твой сын умер. Убийца! Узурпатор! Еще один Ричард III, говорю тебе! И мой малыш – в его руках!

Ангус положил руку на лоб Маргариты. Интересно, что бы она сказала, узнав, что он писал к Олбани, спрашивая, на каких условиях может вернуться, а ответ герцога был самым доброжелательным, и, следовательно, он, Ангус, почти решил возвратиться домой независимо от того, поедет жена с ним или пет.

Его прикосновение успокоило королеву, но ей требовалось как-то излить свой гнев. Маргарита должна была сама каким-то образом успокоиться. Сама мысль, что она никогда больше не увидит Александра, казалась нестерпимой, и королева могла избыть ее, только выплакавшись, или же выплеснуть в приступе гнева.

Но в глубине души она не более Ангуса верила, что Олбани убил ее сына. Олбани – не убийца детей.

Маргарита вспомнила, как он принял ключи от замка у маленького Якова – высокий, прямой, красивый, с выражением доброты и терпимости в глазах. И как любезно он вел себя с ней – настолько, что напомнил Якова-старшего. Временами (хотя в этом тоже и самой себе не хотелось пока признаваться) Маргарита сравнивала Якова с Ангусом и думала: «Ах, но ведь то был король!»

А Олбани – сын короля, а плюс к тому – Стюарт. И в его глазах мерцала та ласковая предупредительность, та же галантность к женщине, в сущности неотразимая.

Ангус был убежден, что Олбани – не убийца, но, втайне соглашаясь с этим, Маргарита продолжала его обвинять – она была настолько больна от горя, что ощущала необходимость хоть как-то выплеснуть чувства.

Королева, глядя на Ангуса, на его красивый, но капризный и вялый рот, невольно ловила себя на мысли, что сравнивает его с Олбани и думает: «Герцог – сильный мужчина!»

Через несколько дней стало ясно, насколько потрясение горестным известием повлияло на здоровье королевы. У Маргариты началась лихорадка, и едва ли в замке Морпет нашелся бы хоть один человек, не уверенный, что королева при смерти.

И все же, пока бушевала лихорадка, сквозь невнятное бормотание то и дело проскальзывало повторяемое имя сына. И это выдавало, что у королевы на уме. Она цеплялась за мысль о малыше, как будто он был ниточкой, привязывающей ее к жизни. И в самом деле, казалось, это именно так – Маргарита не расстанется с жизнью, пока верит, что нужна сыну.

За стенами, налетая из-за границы, выли унылые январские ветры. В замок пробирался резкий, несносный холод.

Ангуса мучило нетерпение. Жена умирала, и, если молодой граф дождется ее смерти, Олбани может заявить, будто он принял его условия, лишь попав в безвыходное положение. Ангус не смел Ждать. Надо было показать регенту, что он осуждает поведение жены и готов служить.

И вот унылым январским днем, когда смерть Маргариты казалась делом минут, Ангус с несколькими слугами тихо покинул замок Морпет и вскоре уже скакал галопом к границе, направляясь в Эдинбург.

– Где мой муж? – спросила королева. – Попросите его прийти ко мне.

Женщина пошла звать графа, но очень долго не возвращалась.

Маргарита позвала к постели другую:

– Прошу вас, отыщите графа Ангуса и передайте, что мне угодно его видеть.

Женщина, опустив глаза, молча застыла.

– В чем дело? – осведомилась Маргарита. – Почему вы не исполняете мое распоряжение?

– Ваше величество, графа Ангуса нет в замке.

– Тогда где же он?

– Вернулся в Шотландию больше недели назад, когда ваше величество лежало при смерти.

– Вернулся в Шотландию! – прошептала королева, словно говоря сама с собой, потом вновь обратилась к горничной: – Понятно. Пожалуйста, оставьте меня.

Маргарита лежала, оцепенев от горя, не в силах пи плакать, ни злиться на Ангуса.

Итак, он бросил жену при смерти. И это – человек, ради которого она рискнула короной Шотландии!

Отныне королева уже не могла обманывать себя. Следовало в сердце признать то, о чем уже так долго твердил разум. «Это конец, – сказала себе Маргарита. – Я никогда не забуду, что он сделал со мной в замке Морпет».

Слуг поразило, с каким спокойствием королева восприняла предательство мужа. Вскоре после этого она встала с постели, и, ко всеобщему изумлению, ее здоровье стало восстанавливаться.

Весь февраль и март между Морпетом и английским двором сновали гонцы. И тогда же Маргарита получила от Генриха теплое письмо с приглашением в Лондон.

И в начале апреля Маргарита двинулась на юг.