Чистый грех

13

Июль начался нестерпимо жарким днем, и все окна в многокомнатном номере Адама были распахнуты. Ветерок трепал тонкие занавески, с улицы доносился невнятный гомон: хотя дело шло к полуночи — заканчивался понедельник, — однако зной никак не спадал, а на центральной улице Хелены было еще шумновато. В комнате же единственным звуком было тиканье высоких напольных часов.

Адам сидел в кресле, придвинутом к самому окну, и в задумчивости глядел на серое небо. Голая Флора покоилась у него на коленях — положив голову ему на плечо, она безмятежно спала. Ее тихое дыхание и мерное движение груди вносили особую умиротворенность в его душу.

Но самому ему не спалось. Должно быть, из-за духоты. И все-таки в глубине души молодой человек смутно ощущал, что у его бессонницы более сложная причина: он чувствует настоятельную потребность поразмыслить о своих отношениях с Флорой Бонхэм.

Сорок восемь часов их совместного пребывания вот-вот истекут. Поглядывая на мирно спящую у него на руках обнаженную красавицу, Адам не мог не думать о том, что все сложилось бы иначе, встреть он ее несколько лет назад, до брака с Изольдой, который внес в его жизнь столько мерзкой сумятицы и так дурно повлиял на его характер и на его отношение к женщинам…

Адам тут же приструнил себя, понуждая рассудок к более холодному анализу. То, что они так долго, так упоенно и так замечательно занимались любовью с Флорой Бонхэм, могло быть причиной его странной нежности по отношению к ней. Об этом ни в коем случае нельзя забывать!

Сейчас, когда каждая клеточка тела помнит о веренице чудесных пароксизмов страсти, ему слишком трудно разделить, что в его теперешнем чувстве влюбленности идет от заурядной благодарности за высококлассные постельные утехи, а что имеет более благородные источники. В жизни молодого графа бывали женщины, которым удавалось вызвать в нем на некоторое время снисходительную нежность насытившегося самца. И где эти женщины, на миг умилявшие его? Судя по опыту, к зиме он забудет даже имя своей весенне-летней возлюбленной! Конечно, эта связь ничем особенным от других не отличается…

Однако что-то в глубине души противилось холодной логике и подсказывало, что на этот раз все обстоит как-то иначе… Запутался он в своих чувствах — вот и не спится.

Флора пошевелилась на его руках, теснее пристраиваясь к нему, — как спящий котенок. Адам улыбнулся. Она вернула ему способность быть счастливым. Он ощущал тихую радость: одно то, что она рядом, вызывало счастливую улыбку на его губах.

В приливе чувств Адам наклонил голову и нежно поцеловал завитки волос на лбу девушки. И как раз в эту секунду на улице кто-то истошно закричал чуть ли не под окнами гостиницы:

— Мигер умер! Мигер утонул!

Прибывший откуда-то курьер осадил лошадь у входа в «Приют плантатора». Не прошло и минуты, как раздались выстрелы. Это толпа мужчин высыпала из салунов: кто-то призывал к вниманию, кто-то выражал радость или просто бьющие через край пьяные эмоции.

Флора спала так крепко, что ее разбудила лишь вторая волна пальбы.

Она обвила его шею руками, сонными глазами с любовью посмотрела вверх на лицо Адама и спросила:

— Опять перестрелка?

— Не волнуйся, душа моя, — ласково произнес Адам. — Это курьер с известием о смерти Мигера.

Но в следующее мгновение он нежно покрепче обхватил ее и встал с кресла. Отнеся девушку на постель, он сказал, по-прежнему ласково, однако твердым тоном:

— Спущусь ненадолго вниз. Выясню детали.

— Как замечательно! — тихонько пробормотала еще толком не проснувшаяся Флора. — Теперь этот дурак не будет преследовать ваше племя.

— Спи, биа, я мигом вернусь.

Адам поцеловал ее и хотел было идти, но она вдруг вцепилась в него и зашептала:

— Не уходи, не уходи… Останься, с тобой так сладко.

Адам продлил поцелуи. Её сонная мольба звучала так приятно, так возбуждающе для его ушей.

— Чудесная моя, — прошептал он, осторожно высвобождаясь из ее объятий, — дай мне только пять минут. И я буду опять весь твой.

— Теперь ты меня не забудешь, — капризно надувая губки, сказала девушка и томно прогнулась всем телом.

— Тебя разве забудешь… такую! — с улыбкой вздохнул Адам. — Не вздумай убежать. Жди меня.

Он оделся с мужским проворством и выбежал из номера, бросив Флоре на прощание воздушный поцелуй.

А Флора вдруг окончательно проснулась — под действием холодной волны страха.

Вот так оно и будет — когда он уйдет по-настоящему, окончательно. И это произойдет уже через несколько часов. Он уйдет — и оставит ее похожей на спущенный шар, ибо всю ее энергию, все ее жизненную силу он унесет с собой…

Флору пробрала зябкая дрожь — невзирая на жаркую ночную духоту. Девушка поспешила стряхнуть с себя эту гнусную меланхолию. Надо быть взрослой и разумной. Нельзя рассыпаться на части из-за того, что тебя бросил мужчина — каким бы красивым и желанным он ни был. В ее наполненной жизни достаточно устремлений и занятий — попросту некогда скулить и жалеть себя в связи с окончанием любовной связи. Это недостойно независимой умной женщины.

Она рывком встала с постели и решительным шагом направилась в гостиную, словно хотела побыстрее удалиться из спальни, где каждая вещь напоминала о любовных играх, где сам воздух, казалось, еще дышал страстью. Лучше не дразнить попусту свои чувства напоминаниями о прошедших упоительных часах, твердила она себе.

Но и гостиная наводила на все те же мрачные мысли — ибо здесь они занимались любовью чуть ли не в каждом углу. Тут, там, и там, и там…

Обведя комнату взглядом. Флора горестно вздохнула. Схватив со стула небрежно брошенную на спинку Адамову сорочку, она порывистым жестом прижала ее к своей голой груди — как будто этим куском шелка могла закрыться от горестных размышлений. Куда там! Сорочка пахла Адамом.

Наплыв эмоций был так велик, что Флора проворно отшвырнула сорочку прочь, словно змею. После этого нервы разыгрались до того, что она, по-прежнему голая, стала вышагивать по периметру комнаты. Черт побери этого Адама! Никогда раньше мужчины не приводили ее в состояние внутреннего смятения и душевного разброда. Никогда! Чтобы вот так переживать, маяться и голышом метаться по комнате — нет, такое впервые! Обычно мужчины были милым развлечением, способом развеяться между учеными трудами — забава в ряду других забав. Душа ее почти не участвовала в любовных приключениях. Было занятно лишиться девственности, было занятно опробовать разных мужчин в постели. Но чтобы трепетно любить, трагически страдать, охать, ахать и суетиться и вообще переживать весь тот вздор, что описан в романах, — такого не бывало. И вот — пожалуйста! Это отвратительно, глупо и недопустимо!

Натыкаясь на какие-то предметы мебели, Флора раз десять обежала всю гостиную, постепенно доводя себя до состояния, близкого к исступлению.

И к своему величайшему ужасу, когда Адам вошел в номер, она сделала то, что достойно лишь самой последней дуры: кинулась к нему, обхватила его, как испуганный темнотой и одиночеством ребенок, и разрыдалась у Адама на груди.

— Извини… извини, пожалуйста, — лепетала она между всхлипами, но взять себя в руки никак не могла, и потоки слез продолжали литься из ее глаз.

Молодой человек был несколько ошарашен.

— Что случилось? — снова и снова спрашивал он, ласково поглаживая ее по волосам.

— Ничего… все замечательно, — выдавила из себя Флора и заплакала пуще прежнего.

Он обнял ее и нежно зашептал:

— Прости, золотце, я не должен был уходить. Скажи же, что случилось?

Его сочувствие, его ласковые слова вызвали новую серию особенно отчаянных всхлипов.

Адам отодвинул девушку от себя и вопросительно заглянул ей в глаза.

— Ничего не случилось, — еще раз между всхлипами подтвердила она.

Но было яснее ясного, что нечто произошло. Что именно?.. Очевидно, сейчас было не время это выяснять. Поэтому он зашептал какие-то полубессмысленные слова и повел ее к дивану, сел и усадил себе на колени.

Когда она перестала плакать, Адам решился спросить:

— Ну а теперь ты скажешь, что стряслось? Быть может, я как-то помогу.

— Я… я… это просто дурость, — сказала Флора, тяжко хлюпая носом. — Наверное, я просто устала.

Взяв платок и ласково осушая ее мокрые щеки, Адам не оставил попытки докопаться до правды.

— Без меня кто-то заходил? — спросил он, безмерно удивленный ее истерикой. Он еще никогда не видел ее в таком состоянии.

Флора мотнула головой — никто не заходил.

— Может, ты ударилась случайно? — спросил он, обегая ее тело быстрым взглядом.

Девушка опять отрицательно мотнула головой.

— Ну ладно, — сказал Адам. — Пожалуй, тебе лучше поспать, если ты так устала… Я, очевидно, сам виноват — не давал тебе толком отдохнуть…

— Ты ни в чем не виноват, — тихо прошептала Флора, вытирая с лица последние слезы. — И спать мне совсем не хочется.

— А чего ты хочешь, золотце? Только скажи — и мы это сделаем.

— Я хочу в Париж, — вдруг брякнула Флора, и в ее глазах вспыхнул проказливый огонек.

— Хорошо, уже пакуюсь, — кивнул Адам с мягкой улыбкой. Нежно пощекотав чувствительный уголок ее все еще немного перекошенного рта, он добавил: — Поужинаем с императором.

— И ты сводишь меня на бега.

— Мы с тобой обязательно побываем на ипподроме, — спокойно согласился Адам. — Все мужчины будут наставлять на тебя бинокли и люто завидовать мне.

— А остановлюсь я в твоем доме, да?

— Конечно. Такую вертихвостку разве можно отпустить от себя хотя бы на минуту! — с серьезным видом сказал Адам, крепко обнимая ее.

— Мы будем танцевать в Тюильрийском дворце!

— А также в Сен-Клу!

— И все женщины так будут завидовать мне! — страстным шепотом произнесла Флора.

— Нашему празднику не будет конца!

— Да, вместе навсегда, — тихонько молвила Флора, горестно вздохнула и добавила: — Быстрей поцелуи меня, а не то я опять разревусь.

Адам покорился — и был с ней дивно нежен, как будто она вдруг стала ужасно хрупкой и ее надо было касаться с предельной осторожностью. После того, как он мелкими поцелуями осушил остатки слез на ее розовых щечках. Флора ощутила легкие горячие прикосновения его губ на своих закрытых веках, на надбровных дугах, на лбу…

Его деликатные поцелуи вливали в нее душевную силу, и черные тучи отчаяния постепенно рассеивались.

— Ты потрясающий, удивительный мужчина, — пробормотала она, открывая глаза и ласково ероша волосы возлюбленного. Теперь ей даже захотелось улыбнуться — и она улыбнулась. — Раскрой мне секрет, почему ты такой замечательный.

— Ну, хитрости тут никакой, — отшутился Адам, воспринимая ее слова только в одном смысле — как комплимент его неутомимости в любви. — Начнем с того, что я всегда по утрам плотно завтракаю, много сплю и…

— Ты никогда не спишь.

— Ну уж прямо! Изредка случается и поспать. Хотя в нашей ситуации спать было бы непрости-тельным грехом с моей стороны.

— Да, потому что у нас так мало времени…

Он осторожно покосился на девушку, пытаясь оценить стабильность ее эмоционального состояния.

— Да, именно потому, что у нас так мало времени, — сказал Адам наконец, играя с ее золотисто-каштановыми локонами. — Мигер убит, мне надо отправляться к себе на север.

— Когда ты уезжаешь? — спросила Флора ровным тоном. Гордость не позволила вскрикнуть.

— Сразу после тебя. Надо полагать, новость уже известна в лагере ополченцев, но за их действиями необходимо еще какое-то время последить — эти ребята способны наломать дров, даже оставшись без предводителя. Даст Бог, они сразу подожмут хвост и разбегутся. Однако с пьяных глаз могут и бед наделать. Ну а если все сойдет гладко, то в августе я планирую выставить своих лошадей на бегах в Саратоге.

— Люси говорила, что на этот раз ты возьмешь ее с собой.

Если набраться мужества, то вежливыми фразами не так уж трудно прикрывать истинные чувства.

— О да, ей хочется поглядеть, как будет бежать наш Магнус!

— Полагаю, такой прекрасный конь не может не выиграть главный приз, — сказала Флора со светской улыбкой, хотя на душе у нее кошки скребли.

— Очень рассчитываю на его победу.

— Если ты спешишь в горы к Воронам, то я не смею тебя задерживать…

— Нет, нет, — поспешно сказал он.

— Ты уверен? Я не хочу, чтобы ты считал себя связанным этим глупым условием о сорока восьми часах.

— На самом деле я остался бы намного дольше — если бы мог, — запальчиво возразил Адам.

Флора уже настолько взяла себя в руки, что сумела вызвать на лице свою обычную надменно-царственную улыбку.

— Что ж, в нашем распоряжении еще четыре часа.

— Четыре с половиной часа, — с улыбкой уточнил Адам. — Не кради у нас целых полчаса! Ну-с, какой сорт шоколада заказать на этот раз? С серой амброй?

— Да ты никак пытаешься меня соблазнить? — серебристо рассмеялась Флора.

— Что ты, что ты! И в мыслях такого не было, — шутливо замахал руками Адам. — Хочу лишь взбодрить тебя. Просто Брийа-Саварен в своей знаменитой «Физиологии вкуса» пишет, что шоколад с серой амброй нужно пить тем, кто несчастен, ибо он смягчает всякого рода душевные горести. Или предпочтешь шоколад по русскому рецепту, который я вычитал у того же Брийа-Саварена?

— Желаю оба! — весело заявила Флора. — Только чтобы ты потчевал меня ими в постели!

Он остановил на ней свои темные глаза, в которых сразу же заиграл огонь желания. Столько в них было неуемной, прямо-таки юношеской страсти — любо видеть!

— Покорный слуга. Все сделаю, чтобы ублажить тебя как можно лучше!

При этом в его воображении встало все, что они творили в последние сорок четыре часа, и голова сразу пошла кругом. Милое упоительное баловство с едой, когда и шоколадный мусс, и торт, и пирожные — все превращается в предмет эротических забав, потому что все это можно слизать с тела, потому что за каждый лакомый кусочек можно требовать особых ласк…

— Ты прелесть и ты так заботлив со мной, — прошептала она с кокетливой ужимкой.

— А как же иначе? Ты истинная королева красоты, и мне только удовольствие доставляет вертеться вокруг тебя.

Девушка улыбнулась немножко грустно.

— Да, отчего бы и не повертеться, если только четыре с половиной часа. Терпеть недолго!

— О нет! — искренне возразил Адам, отзываясь на грусть в ее голосе. — В моем сердце ты остаешься навсегда…

Разумеется, они пробыли вместе больше четырех с половиной часов. И Флора не хотела отпускать возлюбленного, да и он не рвался покинуть ее. Но час расставания все же наступил — через полдня — и был для обоих очень тяжел.

— Прости меня, — произнес Адам, обнимая девушку в последний раз и бессознательно заслоняя ей путь к двери, словно хотел задержать еще на какое-то время.

— Да, прошло так мало времени, — сказала она, каким-то шестым чувством угадывая, что он говорит о своем неудачном браке.

— После жизни с Изольдой нужно не знаю сколько времени, чтобы прийти в себя, — мрачно подтвердил молодой человек.

Действительно, ему хотелось просить прощения у этой прекрасной женщины за то, что он такой изломанный, такой смятенный и не готов к серьезным отношениям. Изольда нанесла такие раны, которые едва ли быстро заживут.

Все эти свары, эти унижения, эта борьба — все еще свежи в памяти, еще клубятся где-то вокруг.

Сказать по правде, Изольда до сих пор рядом с ним, она еще не окончательно покинула его.

Он по-прежнему ощущает ее мрачную тень над собой.

— Я понимаю, — сказала Флора. Изольда была причиной того, что стабильных отношений у них не получалось. И это успокаивало, ибо сама Флора привыкла следовать велениям разума, ставить перед собой ясные цели и покоряться логике, а не темным порывам души. Сейчас перед Адамом ясная цель — выдавить из себя по капле мрачное прошлое, восстановить в себе доверие к Женщине. Флора пыталась помочь возлюбленному, но дальше по этой дороге ему идти в одиночку.

— Спасибо за все, — просто сказала она. И так же убрала его руки со своих плеч и отступила назад, чтобы он мог выпустить ее из номера.

— Не за что, — ласково усмехнулся Адам. — Спасибо и тебе за все радости. Нам с Люси будет недоставать тебя.

Он открыл щеколду и толкнул дверь.

Улыбка Флоры была несколько натужной: как девушка ни бодрилась, она понимала, что скучать по ним будет мучительно — и по нему, и по его дочери. Но уж так сложилось, и сложилось правильно и по воле Флоры, что ее жизнь никогда не вращалась вокруг мужчины. И нет таких сокровищ, на которые она могла бы променять свою с трудом добытую независимость. Самые головокружительные соблазны не стоят этой выстраданной и бесценной свободы.

— До свидания, — шепнула Флора, не в силах все же сказать «прощай».

Она подхватила свой полотняный сак и выбежала вон.