Одна из пренеприятнейших вещей, обычно сопровождающих съемки, - необходимость вставать чуть свет. Кензи зевнул, допивая обжигающий кофе. Джон Рандалл и его кавалерия выступали на рассвете.
Вокруг стояла холодная ночь Нью-Мексико, наполненная ржаньем лошадей, не желающих подчиняться приказам, напряженными возгласами статистов, стремящихся занять место в соответствии с указаниями помощника режиссера. К счастью, лошадь Скотта оказалась на редкость спокойной, специально подбирали именно такую, чтобы не рисковать жизнью знаменитой звезды.
Рейн, которая нетерпеливо кружила рядом, словно оса над банкой с вареньем, вдруг остановилась перед ним. В джинсах и фирменной рабочей куртке съемочной группы «Центуриона», красный цвет которой перекликался с военной формой британских войск и совершенно не шел к ее волосам, она излучала смесь возбуждения и нервозности.
- Ты готов, Кен? Он кивнул.
- Хорошо, что в моей первой сцене нет слов, проще войти в роль.
На лице Рейни не было косметики. Пожалуй, только губы были чуть-чуть тронуты помадой и немного туши лежало на ресницах. Именно так она выглядела, когда, сняв макияж, ложилась в постель, и ему это очень нравилось. Это было лицо его жены, не актрисы.Она беспокойно посмотрела наверх:
- Я надеюсь, облачность больше не увеличится. Впервые с тех пор, как мы приехали сюда, подходящее небо.
Она попыталась увернуться, когда он положил руку на ее плечо. Снова его прикосновение вызывало нечто, похожее на разряд электричества.
- Расслабься, Рейни. У тебя прекрасная группа, не сомневаюсь - все, что предстоит, будет сделано отлично. Не суетись, твое волнение передается другим и лишь увеличивает возможность ошибки. Хочешь кофе?
- Чем больше кофе, тем труднее расслабиться, - усмехнулась она, но все-таки сделала несколько глотков. Они оба любили именно такой кофе - невозможно горячий, с небольшим добавлением молока. - Очень вкусно, спасибо.
Она подняла на него глаза, и на какое-то мгновение знакомое чувство близости захватило их, хотя их супружеские отношения ушли в прошлое. Кензи в душе поблагодарил Джоша, своего догадливого ассистента, когда тот принес свежий кофе. Взяв чашку, он спросил:
- Почему ты выбрала это место для событий, происходивших в Северной Африке?
- Скорее всего потому, что это позволяет мне держаться в рамках бюджета. И потом - я свободна в выборе, так как военная кампания в романе Шербурна не что иное, как плод воображения автора, хотя и была навеяна реальными событиями. Я имею в виду кампанию в Судане, в которой участвовали арабы, мечтающие изгнать европейцев со своих земель. Одна из маленьких войн королевы Виктории.
- Та война, где при Хартуме погиб генерал Гордон? Кажется, всего лишь за два дня до того, как прибыла освободительная армия? - спросил Кензи. - Один из прославленных военных мучеников Виктории, хотя, мне помнится, один офицер, знавший Гордона лично, говорил, что он не стоил тех верблюдов, которые погибли при попытке освобождения.
- Не перестаю удивляться твоей поразительной памяти. В романс Шербурна упоминается Богом забытое, уединенное место, и этот каньон отвечает всем требованиям. - Она жестом указала на пустынный пейзаж. - Кроме того, мне нужна дюжина отличных всадников, которые участвуют в схватке между патрульным отрядом Рандалла и повстанцами, и проще нанять их где-то здесь. Так как все они носят повязки, скрывающие лица, нам не нужны настоящие арабы, вполне достаточно, чтобы это были люди, способные сидеть на лошади так, словно родились в седле.
- Ты умеешь считать деньги. То, что я видел вчера, - первоклассно. Напряженное, захватывающее зрелище. Когда все это смонтируют, у зрителя возникнет ощущение, что он находится посреди схватки. - Скотт улыбнулся: - Мой дублер отлично справился с задачей и храбро сражался, хотя и потерпел поражение.
- В этой сцене Джон Рандалл проявил невероятную храбрость. - Она изучала показания экспонометра. - Светает, еще немного - и пора. Приготовься, Кензи. Надеюсь, ты не упадешь с лошади? Скорее всего у нас не будет возможности снять еще один дубль.
- Попытаюсь удержаться в седле. - Он протянул чашку Джошу и вскочил на лошадь. - Не волнуйся, Рейни. Мы вчера репетировали эту сцену шесть раз. Все будет хорошо.
- Твоими устами бы мед пить, - улыбнулась она. Забравшись в свой джип, она направилась на другую сторону холма, туда, где расположились операторы.
Пока Кензи ждал сигнала начать движение, он постепенно входил в роль. Это был уже не он, а Джон Рандалл - сильный, целеустремленный и высокомерный офицер огромной империи, где никогда не заходило солнце. Он и его патруль двинутся на запад через холм, выделяясь силуэтами на фоне восхода. Хотя его люди были в одежде цвета хаки, а их лица потемнели от пыли и пота, на Рандалле была полковая форма. Кроваво-красное пламя его мундира было единственным ярким пятном на сумрачно-сером ландшафте, пока они спускались с холма навстречу своей судьбе.
Второй режиссер, отвечающий за массовые сцены, объявил по радио, что все готово к съемке. Пройдет еще пара минут до нужного освещения, и голос помощника режиссера скомандует:
- Камера!
Кензи пришпорил лошадь и устремился вперед, позволяя ей самой выбрать нужный шаг. Широкий размах плеч, напряженное лицо, мужчина, уверенно сидящий в седле. Эти холмы не таили в себе ничего, что могло бы испугать британского офицера.
В фильмах такая сцена обычно предшествовала сражению, которое было уже снято в предыдущие дни. Рейн составила расписание так, чтобы позволить Кензи начать как можно позже, на тот случай, если его занятость в предыдущем фильме продлится дольше, чем предполагалось. Но они закончили вовремя. Он прибыл в Нью-Мексико за два дня до начала своей работы и использовал свободное время, чтобы посмотреть съемки других сцен и проехаться по окрестностям.
Но все же график был достаточно напряженным. Так как Джон Рандалл появляется почти в каждом кадре, Кензи придется работать шесть дней в неделю. После сцен сражения и плена они перебазируются в Англию для натурных съемок. Заключительную часть фильма предстоит снять в Лондоне.
Сопровождаемый звоном шпор и стуком копыт, вздымающих клубы пыли, Кензи поднялся на холм и теперь во весь опор скакал вниз прямо на камеры. Там, внизу, рядом с операторами стояла Рейн. Главный оператор снимал общий план, другой делал укрупнения. Рандалл и его патруль скакали вперед, не ожидая никаких неприятностей на своем пути, но готовые к любым, если они вдруг появятся.
- Снято!
Проехав еще немного вперед, Кензи и другие всадники остановились. Рейн крикнула:
- Великолепно! Вы выглядели потрясающе. Просто фантастика! На фоне восходящего солнца! Так красиво и так драматично. Все обреченные… - Она улыбнулась: - А теперь быстро возвращайтесь назад, и сделаем еще один дубль на всякий случай.
- Стоп! - крикнул помощник режиссера, отметив шестнадцатый дубль.
Кензи вздохнул. Они постарались снять эпизод с первого дубля - важную сцену между Рандаллом и его харизматичным тюремщиком Мустафой - главой повстанцев. Это происходит после того, как Рандалла взяли в плен, и должно показать зарождение сложных отношений между двумя мужчинами.
Кензи хвалил себя за профессионализм, он всегда знал текст. Обычно он мог сыграть сцену с первого дубля. К сожалению, Шариф Азури, молодой английский актер пакистанского происхождения, играющий Мустафу, оказался не в состоянии говорить и идти в одно и то же время. Хотя Шариф все хорошо делал на репетиции и имел все данные, чтобы играть лидера повстанцев, он ошибался в каждом дубле. Все занервничали, а Шариф совсем потерялся.
Рейн проявляла удивительное терпение.
- Сделайте несколько глубоких вздохов и начните снова, Шариф. Забудьте о камере и играйте, как на репетиции.
Шариф кивнул и занял свое место. Скотт полулежал, прислонившись к груде камней. Его запястья были обмотаны веревкой. Синяки и кровоподтеки украшали лицо и руки.
- Можно. - Рейни подала сигнал оператору.
Гибкий и жестокий, как пантера, Шариф оттолкнул штык одного из своих солдат, который целился в грудь Рандалла.
- Не тронь! Это офицер. - Он пнул Кензи под ребра. - Я найду ему лучшее применение.
- Вы можете сразу убить меня, я не сделаю ничего, чтобы помочь вам! - выкрикнул Кензи. Рандалл не боялся смотреть в лицо смерти. Он еще не знал, что то, что ждет его впереди, будет куда хуже, чем смерть. - Или, если ты воин, как сам утверждаешь, то прикажи меня развязать, и мы устроим поединок, как подобает мужчинам.
Мустафа зло улыбнулся, наслаждаясь томительным ожиданием.
- Это больше… м-м-м… более… - Шариф растерянно замолчал.
- Стоп!
Молодой парень, державший в руках кабель звукозаписывающей аппаратуры, закатив глаза, демонстративно застонал.
Шариф залился краской. Рейн, взглянув на него, набросилась на помощника звукооператора:
- Убирайтесь с площадки. Сейчас же!
Парень растерянно мямлил:
- Но… я… но…
- Это не ваше дело - оценивать труд актеров, - продолжала она. - Если вы думаете работать в кино, вам стоит запомнить это. А сейчас уходите!
Парень исчез под общее молчание. Даже его босс, главный звукооператор, не выказал протеста. Режиссер имеет право осадить наглеца, и Рейн доказала всей группе, что у нее есть все основания быть руководителем. Но что-то надо было срочно предпринять, дело не двигалось.
Кензи поднялся со своего места:
- Кто-нибудь снимет с меня эти проклятые веревки? Нужно сделать перерыв.
Взглянув на него, Рейн кивнула:
- Скотт прав. Перерыв десять минут.
Второй режиссер Билл Мериуэзер объявил перерыв всей группе. Кензи повернулся к Шарифу:
- Пойдем прогуляемся. Нужно размять ноги.
Шариф поплелся за ним с видом овечки, предназначенной на заклание. Они шли рядом, и Кензи свернул в сторону от площадки. Стоило сделать дюжину шагов - и они оказались одни, окруженные безмолвным каньоном.
Шариф опустил голову, словно шел через минное поле. Несмотря на высокий рост и бороду, которая делала его на экране старше, он был еще очень молод. Лет двадцать, подумал Кензи.
- Это твой первый фильм? - спросил он, стараясь завязать разговор.
- Да, сэр. Я окончил Центральную школу декламации и драматического искусства прошлой весной. У меня есть несколько небольших работ на телевидении и скромный сценический опыт, но это совсем не похоже на то, что здесь. - Хотя он в роли Мустафы использовал акцент, его обычная речь, как и у Кензи, хранила легкий английский выговор.
Кензи не сомневался, что в одной из лучших театральных студий Лондона Шариф прошел хорошую школу. Черт побери, думал он, как бы помочь молодому человеку избавиться от зажима? Шариф прервал его мысли:
- Извините, мистер Скотт. Я думал, что прекрасно знаю роль, но… - Он беспомощно развел руками.
- Тебя пугает, что ты снимаешься в Голливуде?
- Не только. - Шариф сглотнул слюну. - Вы тоже… сэр. Я видел вас в роли Ромео в Стратфорде. Он у вас получился такой живой… Весь спектакль держался на вас. Тогда я понял, что хочу стать актером.
Так вот в чем дело! Еще студентом театральной академии Кензи пришлось, играя одну маленькую роль, встретиться на сцене с сэром Алеком Гиннессом. Он почти задыхался от благоговения. Хотя он не стал бы себя сравнивать с Гиннессом и был всего лишь на десяток лет или чуть больше старше Шарифа, идол оставался идолом.
- Так, значит, я твой идеал?
- Да, сэр.
Круто повернувшись, Кензи посмотрел в глаза Шарифу.
- Я не твой идеал, - прорычал он. - Я англичанин, сын продажной суки, я плюю на тебя и всю твою мерзкую страну…
Явно потрясенный, Шариф смотрел на Скотта во все глаза.
- Что… что это вы говорите? Я родился в Бирмингеме и такой же англичанин, как и вы.
Кензи скрипнул зубами.
- У моих людей оружие лучше, и Бог лучше, поэтому мы высшая раса. Понятно? Твои несчастные вонючие рабы должны быть благодарны христианской нации, что мы еще заботимся о вас.
- Ты выродок, - подхватил Шариф, наконец сообразив, чего от него хотят.
Кензи увидел, как сжались кулаки молодого человека, и принял защитную позу, чтобы успеть уклониться от удара, если потребуется. Но Шариф перевел дыхание и успокоился.
- Я понял, сэр. Вы считаете, что я должен прекратить думать про Голливуд и просто делать свою работу. Быть Мустафой, а не рефлексирующим актером.
- Правильно. Но я не сэр. Я свинья. Проклятый неверный, и, уж конечно, никакого пьедестала.
- Да, сэр Свинья. - Шариф рассмеялся. С этого момента он будет воспринимать Кензи как своего брата-актера, а не какой-то недосягаемый образец.
Кензи похлопал молодого человека по плечу:
- Пошли назад и попробуем еще разок. И попытайся вселить ужас в сердце Рандалла.
Восемнадцатый дубль был снят без остановки.
Закончив съемки последнего эпизода, намеченного на этот день, Рейни потянулась, разминая затекшие плечи. Осталось сделать несколько крупных планов в сцене первой встречи Рандалла и Мустафы. И потом они вернулись к предыдущему эпизоду, где Рандалл, рискуя жизнью, спасает одного из своих солдат от укуса ядовитой змеи.
Кензи был превосходен - крепко сжатые губы, бесстрашный взгляд, абсолютное самообладание. Она надеялась, что при монтаже найдется место для этого эпизода, который как нельзя лучше демонстрирует не только храбрость Рандалла, но и его заботливое отношение к подчиненным. Так как строгие взгляды Рандалла могли показаться несколько устаревшими современному зрителю, очень важно показать, что он был примерным офицером в соответствии со стандартами сегодняшнего времени.
Подойдя к Кензи, она не могла удержаться от похвалы:
- Ты был великолепен.
Не взглянув на нее, он продолжал расстегивать тяжелый мундир из красного сукна. Под ним открылась вполне современная майка.
- Это всего лишь первый съемочный день. Впереди еще долгие два месяца. - Потирая отметину на шее от жесткого воротничка, он направился к своему вагончику.
Она шла следом за ним, стараясь не отстать.
- Спасибо тебе за Шарифа. Стоило тебе поговорить с ним, и он стал работать просто замечательно.
- Очень талантливый парень, - отвечал Кензи на ходу. - И наделен редким отрицательным обаянием. В его привлекательности есть что-то тревожное… и опасное.
- Знаешь, - сказала Рейн, - между вами возникает такое напряжение… Я думаю, этого вполне достаточно, чтобы поверить в то, что случится позже…
Она хотела сказать больше, но осеклась, не в силах отвести глаза от Кензи. Он был такой неотразимый в военной форме!
- И поэтому ты не отходишь от меня ни на шаг?
Рейни остановилась как вкопанная, ее щеки густо покраснели.
- Как… как твой режиссер, я хотела посмотреть, хорошо ли ты устроился.
- Как твой экс-муж в скором будущем, я нахожу подобную опеку слишком утомительной.
Она почувствовала себя так, словно получила пощечину.
- Я… мне казалось, мы хорошо ладим. Я надеялась, мы и дальше сможем работать вместе как друзья.
Мускулы дернулись на его щеке.
- Друзья? Великолепная идея для женщины и ночной кошмар для мужчины! Ты мне не друг, Рейни. Ты моя жена, по крайней мере пока. Ты думаешь о дружбе, а я вспоминаю, как мне нравилось спать с тобой. И ничего не могу поделать. Я мужчина, и все мы такие. Обычно мы умеем прятать наши естественные желания, но когда я снимаюсь в кино, у меня нет на это сил, прости.
- Ты воображаешь, только мужчины думают о сексе? - возразила она. - Как устарело.
Его брови вопросительно изогнулись.
- Да? Ты тоже?
- Нет, просто не могу отделаться от нашего прошлого. - Она вздохнула. - Мы оба знали, что это будет непросто. И я не хочу, чтобы стало еще хуже, пока я рядом с тобой. Я просто тревожусь. О тебе, о кино, обо всем.
Он криво усмехнулся:
- Немного беспокойства не помешает, но не переусердствуй. Ведь нам еще предстоят съемки в Англии.
- Ты прав, но трудно расслабиться по приказу. - Заметив блеск в его глазах, она подумала: если бы он прямо сейчас предложил ей секс, это помогло бы ей избавиться от стресса? Раньше, когда она не могла прийти в себя от усталости и была на грани нервного срыва, он уже воспользовался этим средством.
Воспоминания нахлынули, и она сдалась, позволив им унести себя далеко-далеко… Они любили друг друга долго и истово и теперь, усталые и пресыщенные, лежали в постели. Свеча, распространяя сосновый аромат, тихо потрескивала на столе. Где же это было? Она никак не могла вспомнить, может, в гостинице на побережье Бретани? Вероятнее всего, именно там, потому что снаружи шумел прибой… Но свои ощущения помнила с удивительной точностью. Мысли, не дававшие ей покоя, постепенно оставили ее.
Кензи тоже полностью расслабился. Обняв ее, зарывшись лицом в ее волосы, он лежал, прижавшись к ней всем телом. В словах не было никакой необходимости. Им было так хорошо вместе! Кто бы мог подумать тогда, что разлука не за горами?
Она проглотила комок в горле, поймав себя на том, что не в силах отвести взгляд от поросшей темными волосами груди в разрезе кителя. Тряхнув головой, словно пытаясь отбросить навязчивые мысли, Рейн спросила:
- Твое отношение к этой истории теперь изменилось в позитивную сторону?
- Нет, - хмуро отозвался он. - Я чувствую себя хуже, потому что она стала еще более реальной. Но не волнуйся, я справлюсь.
- Не сомневаюсь. Увидимся завтра утром. - Она повернулась и пошла назад к съемочной площадке. Аппаратура была сложена и надежно укрыта на ночь. Что ж, пора возвращаться в маленький пустынный отель на лыжном курорте, где разместили членов группы и актеров. Здесь она могла вечерами просматривать отснятый материал.
Если она поработает подольше, возможно, ей удастся уснуть и ее не будут преследовать воспоминания о Кензи Скотте.
Сняв грим и переодевшись, Кензи зашел за взятым напрокат джипом, который был его единственной радостью и отдохновением на этом фильме, и с ревом умчался прочь, подальше от каньона, где проходили съемки. Господи, как он выдержит два месяца? Прошел всего лишь первый день работы, а его нервы уже натянуты до предела, особенно когда он общается с Рейни. Разумеется, он никуда не денется и продолжит работу. Он дал слово, но представить страшно, что с ним будет к концу съемок.
Дорога проходила через открытую безлюдную равнину, и езда действовала на него успокаивающе. Так как он приехал в Ныо-Мексико за несколько дней до начала работы, то смог воспользоваться свободным временем и поколесить по окрестностям: от скалистых горных пиков до затерянных посреди гор и равнин озер, от зеленых пустынных лугов до впечатляющих лыжных трасс, которые заполнялись людьми во время сезона. Он останавливался в маленьких закусочных, чтобы выпить чашечку кофе. Посещал заброшенные индейские стойбища и современные поселения индейцев. И однажды нашел удивительное место, где за умеренную плату предлагали ночлег и завтрак. Заведение приютилось в нише, вырубленной в скале, и напоминало жилище древних. Это место так приглянулось ему, что он зарезервировал место на субботнюю ночь, чтобы поспать в каменной пещере.
Он хотел испробовать все. Ему казалось, что этот удивительный край беседовал с ним, даже пустынный каньон, где шли съемки. В свое время он побывал в районах, прилегающих к Аризоне, которые были чем-то похожи на здешние места, но рождали другое ощущение. Штат Нью-Мексико таил в себе чистую энергетику, не похожую ни на что, ему не доводилось ощущать такого прежде. Если бы его заставили описать свою реакцию, он мог бы сказать, что эта земля запала ему в душу. Оставалось только пожалеть, что не все сцены снимали здесь.
Сумерки сгущались, еще пара часов, и совсем стемнеет. Ему хватит времени, чтобы обрести равновесие, хотя бы на сегодня. Он свернул на проселочную дорогу. Одно название дорога, скорее тропинка.
Что хуже: играть Рандалла или быть все время рядом с Рейни? На данный момент второе. Для начинающего режиссера она вела себя безупречно, проявляла характер, но ни на кого не кричала, и всегда было ясно, чего она хочет. Она высказывала замечания и предложения, когда сцена буксовала. Ее искреннее и страстное отношение к делу, как и прежде, не оставляло его равнодушным. Неудивительно, что он не мог отделаться от воспоминаний.
«Пурпурный цветок» был грандиозным проектом с многочисленным составом актеров. Пять месяцев ушло на съемки во Франции и в Англии. Во время съемок Кензи и Рейн придерживались договоренности, так и не став любовниками. Хотя с каждым днем им становилось все труднее сдерживать себя. Страсть между их героями была абсолютно достоверной, не наигранной. Не один раз Скотт готов был умолять мисс Марло продолжить то, что они делали перед камерой, и довести до естественного разрешения.
Но он так и не попросил. И дело не только в упоении отказа, ведь они оба знали, что это всего лишь вопрос времени.
Но за время съемок они имели возможность по-настоящему узнать друг друга. Напряженная работа заставляет актера отбрасывать все наносное и показывает его истинный темперамент. Он обнаружил, что Рейн свойственна искренность в игре, а хорошее настроение не покидает ее даже во время стресса. Хотя она часто бывала измучена и напряжена, но ее никогда не оставляло спасительное чувство юмора.
Ему особенно нравилось ее вежливое и внимательное отношение к окружающим, причем это было абсолютно естественно для нее, как дыхание. Все члены группы обожали Рейн. Ему всегда претили звездные замашки некоторых актеров, сам он обычно ладил с коллегами и был настоящим подарком для всех членов съемочной группы. Однако естественное дружелюбие Рейн Марло было ему несвойственно. Кензи Скотт всегда стоял поодаль от мира обычных людей. За исключением Рейн. Он не мог представить, что их детские годы в чем-то похожи, но они легко находили общий язык.
К тому времени, когда все собрались на вечеринку, чтобы отметить окончание съемок, усталость была всеобщей, эмоции бурлили, как шампанское. За время работы все участники проекта превратились в большую сплоченную семью, хотя это было и не всегда к лучшему. Так как фильм удался и все получили удовлетворение, сознание, что эта семья вот-вот вынуждена будет прекратить свое существование, провоцировало объятия даже между людьми, которые никогда не испытывали особой симпатии друг к другу.
Кензи и Рейни обменялись несколькими красноречивыми взглядами через зал лондонского ресторана, арендованного для вечеринки. Но он не делал попытки подойти к ней до самого конца, а когда наконец решился, его на полпути остановил режиссер.
- Кензи, - начал Гомолко, обнимая своего главного актера за плечи, - вы сделали все, на что я рассчитывал, и даже больше. Черт побери, готов поспорить, что вы лучший сэр Перси.
Кензи мягко высвободился - он не особенно любил обниматься с мужчинами.
- Это ваша заслуга, Джим. Вы сумели превосходно снять все сцены, не только любовные, но и авантюрные. - И Кензи, и Рейн часто спорили с Гомолко, убеждая снять любовные сцены более иллюзорными, как воспоминания героев, но такие споры обычно забываются, когда фильм сделан. - Это будет настоящий «Цветок».
Смеясь, Гомолко направился к художнице по костюмам, чтобы выразить ей благодарность за превосходную работу. Кензи снова устремился к Рейн, избегая вероятности встретиться глазами с кем-то еще, чтобы его опять не перехватили на полпути. Он распрощался со всеми, и сейчас она была единственная, кого он хотел.
Несмотря на круги под глазами, она встретила его с трепетной улыбкой. Сыграв последнюю сцену, Рейн сбросила ненавистный корсет, не в силах сдержать возглас ликования, и осталась в кружевном белье Маргариты. Если у Кензи нет больше собственных сцен, то он может увезти ее.
Сегодня на ней было платье, похожее на полупрозрачную тунику. Легкий, словно дымка, зеленый шелк обвивал ее лодыжки при каждом шаге. Протянув к нему руки, она проговорила:
- Кензи, за все это я должна благодарить тебя. Спасибо, что рекомендовал меня в этот фильм. Эти съемки, пожалуй, один из лучших моментов моей жизни.
Он хотел обнять ее, так как у обоих дрожали колени. И с галантностью, присущей его герою - сэру Перси, наклонился поцеловать ее руку.
- Но я выбрал тебя не только из-за этого фильма. Мы договорились о свидании после того, как съемки закончатся. Тебе это по-прежнему интересно?
- Да. - Ее голос задрожал. - Но я предупреждаю тебя, что сейчас мне больше всего хочется лечь в постель и спать целую неделю.
- Какое совпадение! Я мечтаю о том же. - Она не успела ничего понять, как он уже подхватил ее на руки и понес через ресторан. И ей ничего не оставалось, как удобно устроиться, положив голову ему на плечо и обняв его за шею.
Под восторженные возгласы и аплодисменты коллег он вышел на улицу к лимузину, который предварительно заказал. Рейн, смеясь, скользнула на кожаное сиденье.
- Раньше женщину увозили на белом коне, похоже, у нас современная версия. А ты, оказывается, романтик, Скотт.
Он зажал ее лицо в ладонях, заглядывая в серо-зеленые глаза и любуясь тонкими чертами ее лица. Не выдержал и прижался губами к ее губам. В течение пяти месяцев они целовались перед камерой. Этот поцелуй был только для них двоих - проникновенный, интимный, неторопливый.
Когда он оставил ее, она глубоко вздохнула:
- Чудесно. Почти так же романтично, как в кино, когда мы обменивались клятвенными заверениями в любви перед камерой.
- Как ты сказала, у меня есть вкус, - пробормотал он, едва касаясь губами ее шеи. Хотя он страшно хотел ее, усталость удержала его от поспешных действий, заставив наслаждаться прелюдией без желания сорвать с нее одежду. Чуть позже у них будет достаточно времени.
Они подъехали к лондонскому аэропорту, до этого момента Рейн ни разу не посмотрела в окно.
- Черт побери, что мы здесь делаем?
- Летим в Калифорнию.
- Но мои вещи? У меня даже паспорта с собой нет.
- Не волнуйся. Я подкупил Эмми, все твои вещи ждут тебя.
Тихонько смеясь, Рейн беспомощно отклонилась на белое кожаное сиденье.
- Меня похитили! Что за странный способ заканчивать работу? Я надеюсь, мы летим первым классом?
- Даже лучше..
Ассистент Кензи очень постарался, и все приготовления их исчезновения планировались с величайшей тщательностью. Когда они подъехали к частному самолету, глаза Рейн стали величиной с блюдце.
- Кензи, это твой самолет?
- И да, и нет. Я владею акциями в сети частных самолетов. Когда владелец акций хочет куда-то полететь, акционерное общество должно предоставить ему самолет. - Они поднялись по ступенькам и вошли в салон, обставленный как уютная гостиная. Стюардесса обратилась к ним с мелодичным французским акцентом:
- Месье Скотт, мадемуазель Марло, я Рашель. Могу я что-то сделать для вас?
Он обменялся взглядами с Рейни, бедняжка еле держалась на ногах.
- Мы оба ужасно устали и хотим спать. И пожалуйста, не будите нас до Бостона.
Когда Рашель скрылась в кабине пилота, Рейн огляделась по сторонам.
- А где же кровать?
Кивнув на стену позади них, Кензи опустился в глубокое кожаное кресло, застегнул ремень.
- В хвосте есть прелестная маленькая спальня и ванная, я выбрал этот самолет по этой причине.
Она села рядом с ним, застегнула ремень и потянулась к его руке.
- Это делает салон первого класса похожим на каюту океанского лайнера.
Он переплел свои пальцы с ее.
- Частные самолеты куда большая редкость.
Они не говорили, пока самолет брал разбег и отрывался от земли. Когда он набрал высоту, опять появилась Рашель и проводила их в спальню.
- Месье, мадемуазель, пожалуйста, позвоните мне, когда захотите позавтракать.
Когда Рашель удалилась, закрыв за собой дверь, Рейн с интересом осмотрелась вокруг. Постель королевского размера была накрыта покрывалом, отделанным кружевом, в изголовье гора подушек, на стене вазы с розами в специальных кронштейнах, на полу алый плюшевый ковер.
- Маленький бордель в небесах.
Он рассмеялся:
- Но очень высокого класса.
Она подавила зевок.
- Я не шутила, когда говорила, что просто умираю, так хочу спать.
- Согласен, но не прекрасно ли поспать вдвоем? - Он кивнул на дверь за ними. - Там должна быть и ночная рубашка. Ты первая идешь в душ и ложишься.
- Я уже засну, когда ты придешь ко мне.
- Не волнуйся. Минуту спустя я тоже буду спать. - Он потушил верхний свет, оставив лишь слабый ночник, и внезапно почувствовал страшную усталость.
Рейн вышла из ванной в кремовом пеньюаре, который Кензи купил для нее. С ее прекрасным лицом и персиковыми волосами она могла поднять из могилы любого мужчину. Снова позевывая, она юркнула в постель.
- Заниматься любовью в ночной рубашке! Не могу поверить, чтобы это как-то соединялось в твоем воображении!
- Лучше ничего не делать, если нельзя сделать хорошо.
Когда он вышел из ванной, ее дыхание было ровным и спокойным. Но стоило ему лечь рядом с ней, как она тотчас сонная повернулась к нему. Нежная и женственная, волосы пахли розмарином, она устроилась в его руках, словно они были две половинки целого. Он вздохнул с облегчением, когда все мысли, мучившие его, медленно улетучились и… Рейни…
Он проснулся через несколько часов, когда Рейн перевернулась на спину и сладко потянулась. Покрывало сползло с ее груди, сорочка не скрывала изгибов ее стройного тела.
- Господи, я чувствую себя отдохнувшей. Сколько мы уже летим?
Он взглянул на настенные часы:
- Около пяти часов.
Она приподняла голову и задумчиво посмотрела на него.
- Ты выспался?
- Вполне, - проговорил он, но не шевельнулся.
Их взгляды встретились.
- Странно, - прошептала она. - Я мечтала об этом несколько месяцев. Я сходила с ума, полная вожделения и желания обладать тобой… А сейчас, когда мы наконец вместе, я чувствую стыд.
- И я тоже. - Он колебался. - Я хочу, чтобы все было совершенно. А это невозможно.
- Занятие любовью не может быть совершенным. Оно должно быть реальным. - Она потянулась к нему, и их губы встретились, мягко, нежно.
Страсть, которую он сдерживал так долго, наконец расцвела. За время съемок они многое узнали друг о друге. Он знал ее кожу на ощупь, гладкую, как шелк, знал изгибы ее плеч, присущий только ей одной ее собственный провокационно женский запах.
Но все это было всего лишь прелюдией полного физического и эмоционального слияния. И вот сейчас они имели возможность осуществить это. Они познавали друг друга с возрастающей откровенностью, с потрясающим вниманием прислушивались к сигналам, угадывали желание другого и незамедлительно отвечали, и все для того, чтобы испытать взаимное удовлетворение. Пока оно не стало полным и совершенным.
Потом они долго лежали в объятиях друг друга, не нуждаясь в словах. Позволяя своим мыслям спокойно плыть, переходя то в прошлое, то в будущее, он мечтал навсегда остаться в настоящем.
- Это стоило того, чтобы ждать.
- Да, но я рада, что нам не пришлось ждать дольше. Я могла бы умереть от желания. - Она потерлась носом о его шею. - Ты знаешь, а есть что-то особенно эротичное в вибрации самолета.
- Вибрация… Вибратор… В этом есть какая-то связь.
- Фу, Кензи, какая гадкая мысль! - Она провела рукой по его груди. - Я рада, что ты не сбриваешь волосы на груди, как делают некоторые актеры.
- А я счастлив, что здесь все мягко и естественно и нет силикона, - проговорил он, лаская ее грудь.
- Я думала об имплантации, но потом решила, что если мне не хватит таланта, чтобы сыграть хорошо, то вряд ли силикон поможет.
- Любой может усовершенствовать свое тело, но лишь немногие соответствуют твоему таланту.
- Ты, как всегда, умеешь сделать комплимент. - Она улыбнулась. - Но это не означает, что мужчине следует говорить красивой женщине об ее уме и умной - о ее привлекательности.
- Так как ты имеешь и то, и другое, я вообще не должен делать тебе комплиментов?
- Ах ты, великий льстец! - Она повернулась к нему так, что ее ноги захватили его лодыжки, а ее шелковые волосы щекотали его грудь. - Мне нравится идея провести неделю в постели.
- Мне тоже. - Он провел рукой по ее спине. Рейн была божественно сложена, упругие мышцы под нежной кожей. - У меня есть две с половиной недели, до того как я уеду в Аргентину на другую картину.
- Черт… - Она очаровательно покусывала нижнюю губу. - Я должна быть в Нью-Йорке через две недели, и мне придется по крайней мере несколько дней провести в вертикальном положении и сделать кое-какие дела до отъезда.
Он ощутил легкое разочарование. Он надеялся, что она поедет с ним в Аргентину, потому что уже не хотел расставаться с ней. Он поцеловал ее плоский живот…
- Мы просто должны как можно продуктивнее использовать отпущенное нам время.
И они сделали это…
Кензи обнаружил, что сбился с дороги. Лицо покрылось потом, а пульс участился. Проклятие, с тех пор как Рейни подала на развод, он старался не вспоминать их первые счастливые дни, полные блаженства и лишенные горечи.
Воспоминания были болезненны.
Так как съемки проходили в разных местах, актеров и персонал предпочитали перевозить на грубых внедорожниках, а не на роскошных лимузинах, как принято в большинстве компаний. Рейн это мало волновало, для уставшей женщины заднее сиденье джипа вполне годилось, чтобы вздремнуть и набраться сил.
Режиссеру всегда необходим определенный заряд энергии, потому что работа не кончается никогда. По вечерам она обязательно просматривала отснятый за день материал, прежде чем отправить его в Лос-Анджелес для дальнейшей обработки, а затем вернуть назад в Нью-Мексико для просмотра. Оценка материала требовала сосредоточенности, Рейн по нескольку раз просматривала каждую сцену, делала пометки и отбирала лучший дубль. Параллельно редактор картины Ева Яньес, находясь в Лос-Анджелесе, занималась черновым монтажом, что впоследствии позволит сэкономить время и деньги.
Прежде чем лечь спать, Рейн изучала график съемок на следующий день, чтобы решить, хочет она продолжить работу в соответствии с планом или ее намерения изменились. Для режиссера очень важно показать полную уверенность в том, что он делает, потому что если он попусту тратит время, это дезориентирует и актеров, и всю группу.
Услышав звонок сотового телефона, она, не открывая глаз, поднесла трубку к уху:
- Да?
Звонил Маркус Гордон.
- Как продвигаются съемки, Рейни?
- Все в порядке. - Большинство звонков, на которые она отвечала, раздражали ее, но беседа с Гордоном обычно приносила покой. И сейчас его невозмутимый спокойный голос растворил неприятный осадок от разговора с Кензи. - Мы идем в графике, и материал что надо. Грег Марино снимает именно так, как я хочу, - красивый кадр, но такое щемящее чувство одиночества… Бесконечно долгий путь, который проходит Рандалл, прощаясь со своими понятиями о цивилизации.
- Должно быть, ты ведешь себя правильно, так как огромнейшая часть твоей работы состоит в том, чтобы вдохновлять всю остальную команду. А как Шариф?
- Потрясающе. Он обладает очень сильной энергетикой, ничуть не уступает Кензи.
- Значит, хорошо? Черт побери, не дождусь увидеть это кино. Я прилечу завтра ночью денька на два.
Ее глаза широко открылись.
- Это обязательно? Неужели у исполнительного продюсера нет более интересных занятий, чем скучать на съемочной площадке?
- Когда я выбивал для тебя деньги, то одним из условий было то, что я буду приглядывать за тем, что ты делаешь. Инвесторы особенно пугливы, когда режиссер новичок.
Да еще к тому же женщина, подумал Маркус. Но он был слишком тактичен, чтобы произнести это вслух.
- Жду с нетерпением. Наоми тоже приедет?
- На этот раз нет, но она надеется побывать на съемках в Англии.
Рейн закончила разговор, радуясь, что уже через несколько часов приедет Вэл. Ее подруге потребовалось несколько дней, чтобы уладить свои дела, и временный ассистент Рейни уже многому научился. Вэл тоже потребуется время, чтобы войти в курс дела, но Рейн не сомневалась в организаторских способностях подруги.
Телефон зазвонил снова.
- Хэлло? - На этот раз звонила Вирджиния Марло.
Рейн почувствовала себя виноватой. Последний раз они разговаривали после того, как Даррел Джексон посмотрел медицинские показания Уильяма Марло и решил, что он в состоянии справиться с аневризмой. Рейн была так занята, что совсем упустила это из виду, ведь операция была назначена на сегодня.
- Да, ба. Как прошла операция?
- Ты знаешь, вполне удачно. Они говорят, прогноз оптимистичный.
Рейни была удивлена своей реакцией, у нее словно гора с плеч свалилась.
- О, чудесная новость.
Вирджиния прокашлялась.
- Наш семейный доктор говорит, что Джексон сотворил чудо. Спасибо, Рейни, если бы не ты…
Рейн была растрогана, не в состоянии вспомнить, когда Вирджиния называла ее по имени.
- Благодарить надо Даррела за то, что согласился провести такую рискованную операцию. Я очень рада, что оказалась знакома с ним.
- Он рассказывал мне, как вы познакомились и как много внимания ты уделила его матери, прежде чем она умерла. Ты… у тебя добрая душа, Рейни, как у Клементины.
В былые времена, когда Рейн сравнивали с матерью, сходство не льстило ей.
- Я готова сделать для вас все, что могу. Вы воспитали меня, научили меня многим ценным вещам, трудолюбию и честности. - Она замолчала. - Людям моей профессии дико переплачивают, ба. Если ты хочешь дом побольше, или, может быть, новый автомобиль, или круиз вокруг света, я буду рада сделать это для вас.
- Нам не нужны твои деньги, - сказала Вирджиния с присущей ей сухостью. Но на этот раз в ее голосе не было уверенности. - Но может быть, когда ты закончишь этот фильм, ты найдешь время заехать в Балтимор, мы… Уильям и я будем рады повидать тебя.
Рейн проглотила комок в горле.
- Я приеду через два месяца, ба, но мне бы хотелось, чтобы причина моего приезда на этот раз не была такая ужасная, как в прошлый.
Она отложила трубку, когда ее шофер остановился перед входом в отель. Поздновато для нее восстанавливать дочерние отношения со стариками, но, кто знает, возможно, теперь они смогут стать ближе?
Когда Кензи удалось взять себя в руки, он продолжил путь. Взглянув на карту, он понял, что скорее всего узкая разбитая дорога, по которой он ехал, где-то впереди выходит на шоссе, ведущее к отелю. Значит, у него еще есть в запасе время, чтобы вернуться.
Он резко свернул в сторону и нажал на сигнал, когда прямо перед ним откуда ни возьмись возникла лошадь.
Она встала на дыбы, а всадник рухнул на землю. Сыпя проклятиями, Кензи вылез из машины, надеясь, что не угробил парня.
Потерпевший лежал неподвижно, у него были седые волосы и лицо, обветренное от постоянного пребывания на воздухе. На какой-то момент Кензи ужаснулся, думая, что он мертв. Но тут мужчина кашлянул, и его глаза открылись.
Встав на колени, Кензи осматривал лежащего, пытаясь понять, не ранен ли он.
- Вы ушиблись?
- Не… не думаю… - Он осторожно приподнялся и сел, отмахнувшись от попытки Кензи удержать его в лежачем положении. - Не в первый раз лошадь сбрасывает меня, и если повезет, то и не в последний.
- Извините. Мне следовало быть более внимательным. - Кензи встал, помог мужчине подняться, затем подобрал его упавшую шляпу.
- Сам виноват. Только глупец едет посреди дороги. - Он осторожно надвинул шляпу на голову. - А вы не местный?
- Вообще-то я англичанин, но сейчас живу в Калифорнии. - Кензи оглядывался кругом. - Ваша лошадь, кажется, убежала. Не возражаете, если я подвезу вас?
- Не возражаю. Моя лошадь придет домой раньше меня, но для старика это чересчур долгий путь. Меня зовут Грейди. Он протянул руку.
- Скотт.
- Приятно познакомиться, мистер Скотт. - Хотя Грейди выглядел стариком, но его пожатие было крепким и приятным. Кажется, он не узнал Кензи.
Они уселись в машину, и Скотт тронулся с места, следуя за указаниями своего пассажира. Через две мили Грейди попросил его повернуть налево на узкую дорогу, которая проходила под аркой из почерневшего от времени дерева. На верху арки была вырезана надпись «Сибола». Кензи припомнил, что уже проезжал здесь раньше.
- Испанцы исследовали эти земли, ища легендарные семь городов Сиболы?
- Да, так говорится в легенде. Таинственные золотые города. Конквистадоры надеялись найти богатство, которое они награбили у ацтеков. Они его так и не обнаружили. Но я его здесь обрел. Вот почему я назвал свое ранчо Сибола. Сорок семь лет мы живем здесь.
Они пересекали небольшой холм, и Кензи не смог удержаться от восхищения, увидев открывшуюся внизу долину. Покрытая, словно ковром, сочной травой и полевыми цветами, она расстилалась безмятежно и привольно, как удивительной красоты пейзаж на тонком китайском фарфоре. На противоположной стороне долины у подножия холма, посреди разбросанных вокруг прочих строений приютился кирпичный дом. Слева виднелось зеркало небольшого озера. А на горизонте тянулись вереницей остроконечные вершины гор, вырисовываясь на ослепительно синем небе.
- Боже, какая невероятная красота! - воскликнул Кензи. - И вся эта долина принадлежит вам?
- Да. Не найти лучшего места для ранчо - ни здесь, ни на всем земном шаре. - Грейди вздохнул. - Нам скоро придется продать его.
Догадываясь, что мужчина не стал бы упоминать об этом, если бы не хотел продолжить разговор, Кензи позволил себе проявить любопытство:
- Почему вы должны уехать?
- Слишком много работы и мало денег. Несколько лет назад, когда моя жена была больна, нам пришлось взять кредит. Когда мы продадим ранчо, мы сможем выплатить долг и еще останутся средства, чтобы купить немного земли под Чамой. Там жить намного легче. - Он нахмурился, исподлобья глядя на Кензи. - Не знаете, почему я рассказываю вам все это?
- Некоторые вещи легче рассказать незнакомцу, чем другу.
- Это правда, к тому же вы хороший слушатель.
- Умение слушать - важная часть моей работы. Хороший актер должен уметь выслушивать партнера. Хотя Кензи сочувствовал незавидному положению старого фермера, он отметил достоинство, которое тот сохранил, несмотря на обстоятельства.
Он сбавил газ, они медленно ехали через долину по разбитой дороге. Когда они остановились около кирпичного дома, полная женщина с белыми, как снег, волосами и загорелым лицом вышла поздороваться с ними, за нею следовала собака, по виду напоминавшая колли.
- Слава Богу, ты вернулся, Джим. Всегда боюсь, когда Диабло возвращается один. - Она не могла скрыть дрожи в голосе.
Грейди вылез из машины.
- К счастью, мистер Скотт оказался поблизости, когда Диабло и я разминулись. Мистер Скотт, моя жена Альма и пес Хэмбони.
Завидев хозяина, Хэмбони рванулся вперед, высунув язык, а Альма, прищурив глаза, внимательно разглядывала Кензи. Она, видимо, догадывалась, что где-то видела этого мужчину, но никак не могла припомнить, где именно.
- Добро пожаловать в наш дом, мистер Скотт.
- Это единственное, что мне оставалось сделать, когда мой автомобиль испугал Диабло.
В ее чертах ощущалась смесь индейских и испанских кровей. Как и дом, она, несомненно, была плотью и кровью этой земли.
- У вас замечательный дом, миссис Грейди, - похвалил Скотт. - Его следует поместить на обложку путеводителя по Нью-Мексико.
Она улыбнулась:
- Вы рассуждаете как турист. Дом, может, и стоит того, чтобы украсить обложку, но для меня это разрушающееся старое здание, где все время надо что-то ремонтировать. Я поменяла бы его на новенький трейлер с современными удобствами.
Понимая, что она уговаривает себя, готовясь оставить старый дом, с которым столько связано, Скотт с жаром воскликнул:
- Пожалуйста, не разрушайте мои иллюзии. Как всем туристам, мне приятно думать, что сейчас и потом я найду здесь нечто подлинное.
- О, Сибола и вправду оригинальное творение. Возможно, не очень удобное, но, уж конечно, здесь все настоящее. - Она поколебалась, затем спросила: - Не пообедаете ли с нами, сэр? Еда простая, но тоже… натуральная.
- С удовольствием. - Ему нравились эти люди, и потом, если он останется пообедать у них, то сможет отсрочить возвращение в отель и тень присутствия Рейни на какое-то время перестанет преследовать его.
Грейди почесал Хэмбони за ухом.
- Не возражаете, если я покажу вам наше хозяйство, пока Альма накрывает на стол?
Это было еще одно предложение, которое Кензи с радостью принял. Все, что касалось этих людей, было интересно ему: и то, где они жили, и как Грейди управляется со своим хозяйством, и какие еще постройки существуют на ранчо.
В сопровождении Хэмбони они заглянули в конюшню, где Диабло спокойно поедал свой обед. Кроме него, маленький мерин занимал одно из пустующих двенадцати стойл. Грейди протянул ему кусочек сахара.
- Когда дети подрастали, у нас было полдюжины лошадей. Я надеюсь, мы сможем взять этих двух с собой, когда переедем. Как и мы, лошади слишком стары для перемен.
Когда они прошли между строениями, Кензи заметил маленькую тарелку спутниковой антенны. Грейди пояснил:
- Дети подарили нам на нашу сорок четвертую годовщину. Если бы не эта тарелка и джип, то ранчо и впрямь смахивало бы на музей.
- Мне думается, музеи - это так скучно.
Сибола не музей, думал Кензи, она нечто реальное, как живое существо, о котором хорошо заботились, несмотря на вечную нехватку денег. Кирпичные постройки выглядели так, словно в них вложили душу, они отличались элегантной завершенностью, но и соответствовали функциональному назначению. Кензи осмотрел все, и в его голове неожиданно зародилась фантастическая идея.
Маленькое, словно с почтовой открытки, озерцо нельзя было увидеть из дома, но до него было всего пять минут ходьбы, не больше. Когда они подошли, Грейди сказал:
- Альма не шутила, говоря о двухместном трейлере. Когда мы найдем покупателя, я спрошу его, не продаст ли он нам немного земли здесь у озера. Это было бы для нас более привычно, чем Чама. Хотя не думаю, что новый хозяин захочет терпеть поблизости старых владельцев.
- Никто из ваших детей не хочет переехать на ранчо?
- Нет, хотя все они вышли в люди и мы можем гордиться ими. - Грейди быстро улыбнулся. - Учитель, военный летчик и медицинская сестра. А у вас есть дети?
- Нет. - Кензи смягчил интонацию. - Детей нет, да и жены не будет, когда суд закончит дело о разводе.
Грейди понимающе кивнул.
- Как говорится, не повезло по всем статьям.
Когда они вернулись в дом, Грейди отправил гостя внутрь, а сам занялся повседневными делами. Войдя на кухню, Кензи увидел, что Альма не преувеличивала, говоря о трудностях содержания старого дома. Хотя все сияло безупречной чистотой, бытовые приборы были старыми и изношенными, раковина вытерта от постоянного употребления, а шкафы дешевые и неудобные.
И несмотря на это, кухня хранила тепло материнской улыбки. Балки на потолке сделаны вручную. Приятно было ступать по каменному полу, покрытому мягкими индейскими половиками, яркие цвета которых потускнели от возраста. Кензи приложил ладони к круглой кирпичной печи, построенной в углу. Внутри что-то готовилось, и тепло очага передалось ему.
- Я бывал во многих домах в Калифорнии. И хотя все они были выдержаны в стиле Южного Запада, но являли собой лишь слабую имитацию того, что я вижу здесь. Вам не покажется чересчур наглым с моей стороны, если я попрошу вас устроить мне маленькую экскурсию?
- Я счастлива показать вам окрестности. - Когда он улыбнулся, Альма добавила: - Почаще улыбайтесь, мистер Скотт. Вам, наверное, не раз говорили, что вы чертовски красивы?
- Часто, - сухо отозвался он.
Посмеиваясь, она пригласила его пройти за ней. Высокие потолки и просторные комнаты были устроены так, чтобы хранить прохладу летом и создавать ощущение воздуха в доме. Ему нравилась чистота оштукатуренных белых стен, сосновые доски на полу и обещание тепла и уюта, идущее от массивного камина. Окна гостиной выходили на долину, солнце освещало острые вершины гор. Он замолчал, очарованный великолепным видом.
- Много снега выпадает в этих местах?
- Иногда случается, но обычно не очень. Мы расположены довольно высоко, чтобы не умирать от жары летом, и вместе с тем достаточно низко, чтобы снег не засыпал нас зимой.
Ванная была такая же примитивная, как и кухня, но невероятно огромная, как и спальни. К самой маленькой из четырех спален примыкала компьютерная комната.
- Нам необходима электронная почта, чтобы поддерживать связь с детьми и внуками, - объяснила Альма. - Когда мы впервые приехали сюда, Сибола казалась похожей на конец света, но теперь все иначе.
- Как вы относитесь к переезду?
Вместо того чтобы намекнуть ему, что это его не касается, она пожала плечами:
- Для нас двоих этот дом слишком большой, ведь дети уехали. Но я покривлю душой, если скажу, что нам легко уехать отсюда, хотя, видимо, ничего не поделаешь. - Она быстро вернулась на кухню. - А сейчас я покажу вам свой любимый уголок.
Открыв заднюю дверь, Альма вышла в маленький сад, окруженный высокой кирпичной стеной. Усыпанные гравием тропинки кружили между цветами и кустами и сходились в одном углу, где виноградные лозы обвивали навес, в тени которого стояли стол и стулья.
Кензи перевел дыхание.
- Маленький секретный садик?
- Совсем как в кино, да? Сад защищен стеной от диких свиней, которые норовят уничтожить мои травы и цветы.
- Вы превратили нечто прозаичное в поистине волшебный уголок. - Он дотронулся до тянущихся к небу плетей помидоров. Кошка высунула голову из-под куста розмарина, внимательно оглядывая Кензи, потом принялась облизывать своих кругленьких, пушистых котят. Над стеной ранчо, словно в волшебной сказке, плыли остроконечные вершины гор. Интересно, что чувствует человек, живя посреди такого покоя?
Обед был классическим для Южного Запада. Маисовые лепешки, бобы, рис и салат. Все это было великолепно, хотя, если бы перца положили чуть больше, Кензи едва ли мог бы справиться с едой. Сделав последний глоток кофе, он спросил:
- Кухня Нью-Мексико отличается от других штатов или все одинаково и просто зависит от повара?
- И то, и другое. - Грейди улыбнулся, любовно поглядывая на жену. - Наша еда лучше, чем в Техасе или Аризоне, и никто не готовит ее так хорошо, как Альма.
Альма спокойно наливала кофе мужчинам.
- Он с самого начала понял: чтобы вкусно есть, надо беззастенчиво хвалить меня.
Кензи рассмеялся, чувствуя себя так, словно знает этих людей давным-давно. Он надеялся, что дети ценят своих стариков. Как ценят и то, что их воспитывали в этом доме и эти люди.
- Вы серьезно говорите о продаже?
- Вполне, - ответил Грейди, его хорошее настроение испарилось. - На этой неделе я звоню маклеру.
Кензи колебался какое-то мгновение, проверяя, действительно ли он способен на это.
Да, он способен.
- Я хочу купить Сиболу.
Абсолютное молчание. Грейди уставились на него.
- Так как мне приходится часто разъезжать, я не знаю, сколько времени смогу жить здесь, - продолжал он. - Я бы хотел все это обговорить с вами. До моего возвращения не могли бы вы оставаться здесь и смотреть за домом?
Альма пролила кофе на скатерть.
- Вы не шутите?
- Ни в коем случае.
Глаза Альмы стали огромными.
- Вы Кензи Скотт, актер! Я сразу так и подумала, но никак не могла поверить, что звезда Голливуда мог оказаться в наших краях.
- Я на съемках в двадцати милях отсюда, - пояснил он, рассматривая замысловатый узор индейского коврика на полу и понимая, что необходимо привести доказательства своей лояльности, чтобы они поверили ему. - У меня особняк на берегу океана, но если у тебя дом в южной Калифорнии, значит, вокруг миллион людей. А порой так хочется побыть одному! Сибола - идеальное место. Так как вы решили продать ранчо, может быть… наша встреча не случайна?
- У вас полдюжины домов по всему свету? - с недоверием переспросила Альма.
- Ну нет, что вы. Дом в Калифорнии, который мне необходим, потому что большую часть времени я провожу в Лос-Анджелесе, да еще квартира в Нью-Йорке.
Придя в себя, Грейди сказал:
- То место на озере - вы выставите нас, если решите, что хотите взять нового смотрителя?
Кензи какой-то момент размышлял.
- У вас был бы собственный дом и прилегающий участок земли, но мы должны договориться, что за мной право первого покупателя по сходной цене, если вы перемените решение и надумаете его продать. Я не хотел бы, чтобы здесь жили чужие люди.
Альма воскликнула:
- Так, значит, я получу мой двухместный трейлер!
- Я думаю о сборном доме из красного дерева и с хорошим полом. - Кензи улыбнулся. - Так как мне придется смотреть на него, я хочу, чтобы вид радовал глаз.
Альма и се супруг переглянулись, и она робко кивнула. Грейди протянул руку Кензи:
- Если вы не сумасшедший прожектер, можете считать, что дело улажено.
Еще пару часов они обсуждали детали, и, распрощавшись, Кензи вернулся в отель. Утром он позвонил своему управляющему, и колесо завертелось, хотя для Кензи было достаточно рукопожатия.
Иногда деньги могут делать дела очень быстро, и он хотел поскорее приобрести Сиболу, чтобы иметь возможность отдохнуть к моменту окончания съемок «Центуриона». Построить щитосборный дом будет посложнее, чем приобрести просторный трейлер, но все равно это не займет много времени, и чета Грейди сможет выбрать дом, который им приглянется. Альма с радостью согласилась выполнять обязанности экономки и готовить, когда он будет приезжать. Он подозревал, что она скучает по тем временам, когда дом был полон детей, о которых надо было заботиться.
Он купил ранчо, поддавшись мгновенному импульсу. Возможно, со стороны это выглядело эксцентрично, но сомнения не терзали его. Он жаждал тишины и покоя и стремился уединиться в этом убежище, где ничто не напоминало бы ему о Рейни.
Темный полог ночи опустился на землю. Глаза Вэл закрылись. Ей никак не удавалось выспаться с тех пор, как она согласилась принять участие в работе над «Центурионом».
Каждый день она была на грани того, чтобы отказаться, но тут же вспоминала, что ей необходима перемена. И еще она нужна Рейни. Тем временем «линкольн», забравший Вэл в Альбукерке, вез ее на место назначения. Что ж, придется привыкать, ничего не поделаешь.
Съемочная группа размещалась в отеле многолюдного в сезон и пустующего сейчас лыжного курорта. Вэл присмотрелась и отметила про себя, что отель очень высокого класса, несмотря на архитектуру в деревенском стиле. Ничего, она сможет привыкнуть и к этому.
Портье подхватил ее багаж, и в этот момент Кензи Скотт вошел в вестибюль и направился к стойке администратора. Вэл боролась с желанием подойти и влепить ему оплеуху. Но вряд ли бы ей это удалось, разве что пришлось бы встать на стул, чтобы дотянуться до его физиономии. В отличие от многих звезд Кензи Скотт, хотя и был высокого роста и крепкого телосложения, не отличался накачанной мускулатурой культуриста, а имел пропорциональную фигуру атлета.
Кроме того, это был, несомненно, очень красивый мужчина с мужественными и правильными чертами лица. Хотя ей доводилось встречать его, когда она навещала Рейни, она успела забыть силу его обаяния.
Но он сделал Рейни несчастной, и Вэл вычеркнула его из памяти. Хотя, будучи юристом, знала, что каждый спор имеет по меньшей мере две стороны, а может быть, и больше. Она лишалась объективности, когда дело затрагивало ее друзей. Особенно если вопрос касался Рейни, которая выручала Валентину не один раз.
Так как Кензи был главной звездой в этой картине, Вэл обязана была соблюдать политес, но она оставит это на потом, а сначала хорошенько выспится. Стараясь оставаться незамеченной, она внесла свои вещи в лифт, пока Скотт что-то выяснял у администратора.
Лифт почти закрылся, но вдруг дверцы внезапно поплыли в сторону, и Кензи вошел в кабину. Отвернувшись к панели с кнопками этажей, Вэл забилась в угол. В здании было всего четыре этажа, и, очевидно, им обоим надо было на самый верх. Он рассеянно скользнул по ней взглядом:
- Вы ведь Вэл, подруга Рейни?
Она кивнула.
- Я только что приехала. - Раздраженная его радостным видом, она съязвила: - Я полагаю, вы, как кот, выходили поохотиться? - Звук собственного голоса испугал ее. Она еще не приступила к работе, а уже нарушила первое правило кинопроизводства, которое гласило, что звезде никогда - именно никогда - не следует делать замечаний.
Но вместо того чтобы рассердиться, Кензи приветливо улыбнулся:
- О нет. Правда, я видел сегодня кота, но и тот был женского рода. Увы, у нас с ним нет ничего общего.
- Извините, - промямлила Вэл, покраснев. - Мне не следовало говорить подобные вещи.
- Возможно, но вы ведь подруга Рейни. Было бы странно, если бы вы были не на ее стороне. - Лифт остановился. Он вежливо отступил, пропуская ее вперед.
Готовая провалиться сквозь землю, Вэл вышла, вслед Кензи бросил:
- Помочь вам с сумкой? Кажется, у вас там коллекция камней.
Почему у него такой обворожительный британский выговор? Она повернулась и пошла вдоль коридора.
- Спасибо, я справлюсь. Я привыкла таскать тяжелые вещи.
- Вы хотите сказать, что не приняли бы мою помощь, даже если бы я предложил вам воду, а вы бы умирали в пустыне от жажды? - Он шагал рядом с ней.
Она улыбнулась:
- Может, и нет. Я ужасно упрямая. Но впредь постараюсь быть вежливой. - Дойдя до своей комнаты, она достала ключ. - Спокойной ночи, мистер Скотт.
- Кензи. - Он улыбнулся. - Я всегда ревновал Рейн к ее друзьям. Спокойной ночи, Валентина.
Думая о том, что лучше бы ей никогда не видеть эту улыбку, она вошла в номер, а он направился дальше по коридору. Черт побери, его обаяние могло растопить сосульки на крыше. А эти зеленые глаза! Неудивительно, что Рейн вышла за него вопреки доводам разума. Что и говорить, не просто устоять перед шармом, расточаемым с такой щедростью. Рейн столкнулась с этим на деле, а Вэл понимала абстрактно.
Рухнув на постель, она подняла телефонную трубку и попросила соединить ее с комнатой мисс Марло. На ее удивление, Рейн оказалась в номере.
- Привет, дорогая, я приехала. - Вэл подавила зевок. - Я должна приступить к работе немедленно или ты позволишь мне выспаться?
- О, конечно! Приходи ко мне, когда отоспишься. Устроим маленький пир. Пломбир с фруктами, шоколадным сиропом и орехами и чуть-чуть ликера. Идет? - Рейн засмеялась. - Я угощу тебя и в придачу вручу тебе красную фирменную куртку «Центуриона», которая будет смотреться с твоими волосами так же омерзительно, как и с моими. Так что начинай работать, когда стемнеет. - Рейни залилась счастливым смехом.
Сомнения Вэл по поводу целесообразности этой работы испарились. Возможно, это будет жуткая гонка, но уж точно ей не придется скучать.
Войдя в номер, Кензи не мог сдержать улыбки. Вэл Ковингтон была маленькая, но вспыльчивая, как тигрица. Интересно, много ли Рейни рассказывала ей об их браке? Возможно, немного - его жена в таких вопросах была сдержанной, как и он сам, - но достаточно, чтобы Вэл была готова выцарапать ему глаза.
Когда он сказал, что ревновал Рейни к ее друзьям, он не покривил душой. Женщины зачастую гораздо более откровенны в своих чувствах и чаще поддерживают друг друга, чем мужчины. Он никогда не умел делать это, и не только потому, что был мужчиной и англичанином. Несмотря на все то, что Тревор сделал для него, между ними никогда не было настоящей дружбы. Даже с Чарлзом Уинфилдом они не касались некоторых тем.
Хотя Кензи почти никогда не пил в одиночку, он достал бутылку вина из мини-бара и наполнил стакан, затем прошел на балкон, не включая света. Было недвижно и тихо, луна щедро заливала все кругом серебристым светом. Интересно, подумал Кензи, где посреди всех этих гор и долин находится Сибола?
Возбуждение от покупки ранчо растворилось, как только он вернулся в отель. Рейни в двухстах ярдов от него, а он не может увидеться с ней!
Потягивая вино, он опустился в кресло. Пожалуй, покупка Сиболы была наиболее значительным событием в его жизни после решения жениться на Рейн. Оставалось лишь положиться на Бога и надеяться, что приобретение ранчо будет иметь лучшие последствия.
Вместо того чтобы вернуться в Лос-Анджелес после завершения съемок «Пурпурного цветка», их маленький частный самолет приземлился в небольшом аэропорту в северной Калифорнии. Забрав багаж, они пересели в автомобиль, который Скотт взял напрокат.
Когда они выехали на шоссе, идущее вдоль побережья, Рейн пристегнула ремень посвободнее, чтобы удобно растянуться на сиденье, и, бросив подушку на колени Кензи, положила на нее голову.
- Темновато для долгой дороги.
- Так всегда бывает, когда летишь на запад ночью. Скоро позади нас начнет вставать солнце. - Так как в машине было автоматическое управление, он положил свободную руку на ее плечо.
- Я могу спросить, куда мы едем? - сонно спросила она.
- В маленькую деревенскую гостиницу, где я останавливался года два назад. Там очень тихо и ни души.
- И ты имел возможность убедиться, что это идеальное любовное гнездышко?
Чувствуя, как напряглись ее плечи, он воскликнул:
- Я останавливался там один, просто хотел хоть несколько дней провести вдали от мира. И подумал тогда, как было бы романтично, если б я мог приехать сюда с кем-нибудь.
Расслабившись, она положила руку ему на колено. Хорошо, что у них был этот необыкновенный страстный полет, подумал он, не то ее прикосновение заставило бы его остановиться.
- Знаешь, мне было немножко страшно ложиться в постель, а потом проснуться, - тихо промолвила она. - Помнишь, как говорила Рита Хейуворт?
- Ты имеешь в виду слова Хейуворт о том, что мужчины ложатся в постель с ее прекрасной героиней, кажется, ее звали Джильда, а просыпаются с реальной Ритой?
- Именно.
- Так как за время съемок мы достаточно хорошо узнали друг друга, я был спокоен на этот счет. - Он погладил ее по бедру, не имея возможности придвинуться ближе. - Мы долго работали вместе, чтобы быть выше подобных глупостей.
- Что касается меня, то мне ты кажешься очень похожим на своих экранных героев. Умный, загадочный. - Она колебалась. - И пожалуй, немного трагичный.
Беда актеров, что им волей-неволей приходится так много знать друг о друге.
- Загадочный человек умеет хранить молчание и заставляет окружающих задаваться вопросом: что, если он однажды откроет рот и окажется совсем не тем, за кого его принимают?
Она рассмеялась:
- Мне бы хотелось узнать о тебе побольше, Кензи. Ты рассказывал столько невероятных историй, что я поняла, наверное, правда ужасно скучная - вроде того, что твой отец был адвокатом, ты ходил в школу и абсолютно никаких ярких деталей?
Холодок проник в теплое пространство машины.
- Не спрашивай меня о моем прошлом, Рейн. Я не хочу лгать тебе.
Она молчала, прислушиваясь к ударам своего сердца.
- Хорошо.
Ему импонировало ее понимание. Большинство женщин любопытны, как кошки, и пытались любой ценой выведать у него информацию, но Рейн никогда не спрашивала во второй раз.
Гостиница имела коттедж для гостей, стоящий отдельно от основного здания. И их прекрасный отдых начался. Долгие прогулки по пляжу в солнце, туман и дождь. Поездки в горы. Пленительные, полные неги вечера у камина или в горячей душистой ванне. Плохие фильмы на видео, смех и язвительные, полные юмора комментарии, которыми они обменивались по ходу действия. Они занимались любовью, потом спали в объятиях друг друга и затем вновь отдавались страсти… Он никогда не был так счастлив, а Рейни вся так и светилась. До сих пор он не видел ее такой свободной и раскрепощенной.
Семь дней пролетели как один миг. Еще пять дней - и им предстояло уехать. Четыре… Три… Он не находил себе места при мысли, что скоро ему предстоит поездка в Аргентину, а Рейн улетит в Нью-Йорк, и, может быть, пройдут недели или месяцы, прежде чем им доведется встретиться снова. И кто знает, что произойдет за это время?
За два дня до отъезда он позвонил своему агенту.
- Черт, Кензи, куда ты пропал? - прорычал Сет. - Все репортеры в Америке сбились с ног, разыскивая тебя.
- И поэтому я должен сообщать всем и каждому, где я? Быть в рабстве у репортеров? Насколько мне известно, я не нарушаю никаких законов.
- Так как Рейн Марло тоже исчезла с поверхности земли, вы, видимо, вместе играете в Тарзана и Джейн?
- Хорошая мысль, стоит подумать, - усмехнулся Скотт. - Есть что-то важное, о чем мне следовало знать?
- Обычная текучка, беспокоиться не о чем. Но ты мне так и не сказал, где ты и с тобой ли Рейн.
- Я у океана, а второй вопрос тебя не касается.
- Значит, вы вместе. Надеюсь, хорошо проводите время? на следующей неделе ты должен быть в Аргентине, ты помнишь?
- Я когда-нибудь нарушал контракт?
- Нет, но ты никогда не исчезал так надолго, - промямлил Сет. - В свободное время ты мог бы набросать черновичок о своих отношениях с мисс Марло для прессрелиза. А как только покажешься на публике, тебе придется что-то объяснить…
- Вот ты и сделай это. Скажи всему миру, что мы просто друзья. - Когда Сет неопределенно хмыкнул, Кензи закончил разговор.
Рейн спросила:
- Пресса сошла с ума? - Она потянулась к телефону: - Думаю, мне стоит связаться с Эмми раньше, чем ей станет названивать мой агент.
Разговор с ее помощницей подтвердил, что сказал Сет. Слухи об их отношениях заполняли колонки первых страниц новостных изданий. Их окружали со всех сторон.
Ночью накануне отъезда они любили друг друга, как никогда прежде. Без слов и обещаний он показал ей ту страсть и нежность, которую она пробудила в нем. Пытался дать ей столь полное удовлетворение, какого она не знала ни с одним мужчиной. Не говоря ни слова, минуя все защитные барьеры, она так глубоко проникла ему в душу, что он не представлял, как будет жить без нее, когда она уедет.
Он лежал на боку, пока она отдыхала на спине. Золотые отблески камина играли на плавных изгибах ее тела.
- Ты сейчас похожа на готовый кадр для фильма и сексуальна, как ни одна женщина в мире.
Она улыбнулась, но печаль в ее глазах не исчезла.
- Я не хочу возвращаться в реальный мир.
- Я тоже, - вздохнул он. - Но всякая сказка имеет конец.
- Верно. - Она перевела взгляд на пламя и начала тихонько напевать. Это было «Сердце над холмами» - любимая песня знаменитой когда-то певицы Клементины, трагически закончившей свою жизнь. Он был мальчиком, когда впервые услышал эту песню, но искренность чувств запала ему в сердце. И Рейн пела с той же проникновенностью:
Думала я, мое бедное сердце не склеить никогда…
Но я все еще здесь, и сердце мое вновь над холмами.
Сердце над холмами летит, как мотылек на пламя.
Может, пришел мой час, может, пришел мой час…
В слабом свете камина он видел слезы, блестевшие в ее глазах. Он поцеловал ее мокрые щеки.
- Я и не знал, что ты так хорошо поешь. И голос похож на голос Клементины.
Все еще глядя в огонь, она тихо пролепетала:
- Ничего удивительного, это ведь моя мама.
- Твоя мама? О Господи, я представления не имел! Как ее фамилия - Бартлетт?
- Она вышла замуж, когда ей было двадцать, и брак длился недолго. Но она оставила фамилию мужа. Я не скрываю, что она моя мать, но и не люблю рассказывать об этом всем и каждому. Так как я актриса, а не певица, я считала, что в профессиональном смысле мне это ничего не даст, а просто вызовет излишнее любопытство. Хотя в Калифорнии есть люди, которые знают о нашем родстве.
- Разумно не упоминать об этом. Не только потому, что найдутся глаза, желающие увидеть, не споткнешься ли ты, но они станут докучать тебе, вымогая деньги.
- Потому что они, как и ты, считают, что я наследница Клементины.
- А разве это не так?
- Она никогда не говорила о завещании - ни когда я родилась, ни впоследствии, и почти все уходило на благотворительность. Борьба против уничтожения китов. Помощь падшим женщинам. Сохранение редких животных. Ее родителям настолько сильно не нравилось то, что она делала, что они отказались подтвердить завещание в мою пользу. - Рейн улыбнулась: - На самом деле я рада. Клементина учредила небольшой фонд, когда я родилась, и доход от этого помог мне продержаться, когда я приехала в Лос-Анджелес и начала свою карьеру. Думаю, если бы я унаследовала все ее состояние, то это связало бы меня по рукам и ногам.
Он завидовал ее небрежному отношению к материальным благам. Для него деньги были щитом и мечом, защищающим его от мира.
- Ты унаследовала ее голос, это уж совершенно бесспорно, и могла бы стать певицей, если бы захотела.
- Не знаю… У мамы голос был намного сильнее, и она отличалась подлинной музыкальностью, как говорится, пела душой. Мне до нее далеко…
Он сравнивал ее тонкие черты с образом Клементины, какой сохранился в его памяти. Она была земная, чувственная женщина.
- Теперь, когда ты рассказала мне, я нахожу некоторое сходство между вами. Наверное, ты больше похожа на отца.
Услышав невысказанный вопрос, она спокойно сказала:
- Одному Богу известно, кто он. Может быть, и сама Клементина не знала этого. Она была… вела себя очень… свободно.
- И это стоило ей жизни. Такая огромная цена. Она улыбнулась уголками рта.
- Я была одна, когда нашла ее мертвой. Она умерла от передозировки.
- Бедная Рейни! - Он притянул ее поближе, стараясь избавить от боли. Ребенку не следовало знать о таких вещах. Хотя Рейн сумела выжить и успешно продвигается по жизни.
Теперь он понимал таинственное притяжение, существующее между ними. Они родились в разных странах. Имели различный социальный уровень, абсолютно непохожее воспитание, и, несмотря на все это, между ними было так много общего. Она произвела на него ни с чем не сравнимое впечатление. Может быть… с Рейни…
Не раздумывая, прежде чем всплывут все «нет», подтверждающие, что он безумец, он сказал:
- Выходи за меня замуж, Рейни. Мы можем завтра поехать в Неваду и уже к обеду станем мужем и женой.
Она отодвинулась и с недоумением посмотрела на него:
- Замуж? Но почему? Ты пожалел меня?
- Нет, потому что желание стать мужем и женой означает, что мы хотим быть вместе всегда, когда только сможем. Разве не так?
- Я… думала у нас просто бурный роман. Красивый, без осложнений, и все могло бы продолжаться так, как есть.
- Так, значит, ты об этом думала всю эту неделю?
Она прикусила губу.
- Нет, но я не создана для семейной жизни, так же как и ты. Наша профессия слишком ревнива и не оставляет времени для спокойного брака. Что это будет за семья, когда большую часть времени нам придется быть врозь в разных уголках земного шара?
- Но мы будем стремиться друг к другу каждую свободную минуту. - Он поцеловал ее грудь, чувствуя, как напрягся сосок под его губами. - Может быть, ничего не выйдет, но лучше рискнуть, чем ничего не делать.
Неделя, проведенная вместе, помогла ему узнать, что доставляет ей наибольшее удовольствие: как прикоснуться, поцеловать, пробудить в ней желание и каким образом утолить его.
Она прошептала хриплым, чужим голосом:
- Если ты действительно этого хочешь, хорошо, Кензи, я выйду за тебя замуж.
Всего десять минут потребовалось, чтобы оформить брачное свидетельство, ну и еще тридцать пять долларов наличными. Здесь, в административном центре индейского графства в маленьком городке Рено, расположенном в штате Невада, процесс был бы еще быстрее, если бы женщина-регистратор не узнала их.
- О Господи, да это же Кензи и Рейн! - воскликнула женщина, переводя взгляд с одного на другого.
Кензи подавил нетерпеливый вздох.
- Вы абсолютно правы… Не могли бы вы посоветовать нам какую-нибудь церковь в округе, где нас обвенчают без задержки?
- О, конечно, всего в двух милях отсюда есть маленькая церковь… Я позвоню и спрошу, смогут ли они организовать венчание, - отвечала дама.
Церковь могла не только совершить обряд. В красивой пристройке в викторианском стиле был маленький магазинчик, где можно приобрести цветы и кольца. Под любопытными взглядами мужа и жены - владельцев заведения Рейн выбрала дивный букет белых роз, перевязанный серебристой лентой. Она сама выглядела такой же бледной, как эти розы, но глаза светились счастьем и возбуждением.
После того как они подобрали кольца, все было готово. Воспоминания Кензи о церемонии были скудны, кроме того что он смертельной хваткой сжал руку Рейн, боясь, как бы она не передумала. Это был наиболее безрассудный поступок, какой он когда-либо совершал. Но он никогда ничего не хотел так сильно.
Голосом, резонирующим в высоких сводах, священник произнес:
- Я объявляю вас мужем и женой.
В легком зеленом платье, которое она надевала на вечеринку в Лондоне, Рейн выглядела потрясающе. Такой красивой невесты Кензи не доводилось видеть. Но она вся трепетала, когда он поцеловал ее. Обняв ее, он нежно поглаживал блестящие янтарные волосы, пока она не успокоилась.
- Мы сделаем это, Рейни. Потому что оба хотим этого.
Улыбнувшись дрожащими губами, она подала ему руку, и они вышли из церкви навстречу репортерам и зевакам. На улице собралась целая толпа. По-видимому, дама из административного центра и настоятель церкви успели обзвонить репортеров на радио и телевидении, а также своих друзей и знакомых.
Проклиная свою известность, Кензи обнял жену за плечи, прокладывая путь через толпу к машине.
- Вы неправильно задаете вопрос. Нужно было бы спросить, как мне удалось уговорить самую прекрасную и умнейшую женщину в северном полушарии стать моей женой, - отвечал он на ходу одному из репортеров. - А ответ простой - мне сказочно повезло.
Рейни ахнула, когда особенно наглый газетчик, пробиваясь к Кензи с микрофоном в руках, оттолкнул ее в сторону, при этом смяв букет, который она прижимала к груди.
- Где вы прятались всю неделю?
Не видя причин отвечать на грубость, Кензи оставил вопрос без внимания и обратился к журналистке с более деликатными манерами. Толпа стояла перед ними стеной, Рейн не знала, как быть дальше. Кензи, чей опыт общения с прессой был гораздо больше, расчищал дорогу свободной рукой, исподтишка отпихнув в сторону нагрубившего репортера.
- Не останавливайся, - шепнул он Рейн. - Если мы задержимся, нам от них не отделаться.
Она кивала, пытаясь ответить на вопрос, как им работалось вместе в «Пурпурном цветке». Когда им удалось пробраться к машине, вдруг откуда ни возьмись над их головами поплыло облако мыльных пузырей: проделка молоденьких фанаток, хохочущих от радости при виде своих кумиров. Кензи открыл дверцу машины и, подтолкнув Рейн вовнутрь, мгновенно запер ее.
Его так и подмывало рвануться с места, не обращая внимания на окружавшую их толпу, но опыт подсказывал, что малая доля внимания сработает лучше. Прежде чем сесть в машину, он обратился ко всем присутствующим своим красивым, хорошо поставленным голосом, как мог бы обратиться в театре к галерке.
- Леди и джентльмены, это особенный день для меня и Рейн. Я надеюсь на ваше понимание…
Тем самым обезоружив репортеров, которые позволили Кензи медленно тронуться с места, он повернул за первый же угол и колесил по улицам, пока не убедился, что их не преследуют.
Когда они отъехали на безопасное расстояние, он взглянул на жену. Рейн с грустью смотрела на помятый букет, в лице не было ни кровинки.
- Что мы сделали, Кензи? - спросила она и продолжила низким глухим голосом: - Как мы на это решились?
- Надеюсь, мы поступили правильно. - Он взял ее руку и поднес к губам. - Спасибо, что вышла за меня, Рейни. Жена.
Она робко улыбнулась ему:
- И так будет и дальше?
- Нет. Просто мы последняя сенсация и куда менее интересны как супружеская пара, чем каждый поодиночке. Вот увидишь, скоро мы надоедим всем.
- Надеюсь. - Они выдержали первое боевое крещение совместной жизни. Но уже никогда не смогут испытать то беззаботное чувство радости, которое снизошло на них на калифорнийском побережье.
Ночи в Нью-Мексико становились все холоднее. Кензи поежился и вернулся в комнату. Было бы куда лучше, если бы он и Рейни никогда не женились. Но что касается его самого, он ни о чем не жалеет, несмотря на боль потерять ее. Лучше такая мука, чем пустота.
Разумеется, когда приехал Маркус Гордон, все пошло кувырком. Грузовик с камерами сломался по дороге к месту съемки, застряв надолго, а когда наконец появился, намеченную на утро сцену пришлось отложить, так как на небо набежали тучи и стал накрапывать дождик.
Тогда Рейн решила заняться эпизодом, который предстояло Снимать двумя днями позже, но выяснилось, что Шариф еще не выучил текст. Поклявшись, что это больше не повторится, он попросил час времени и скрылся в своем вагончике зубрить роль. Снова отсрочка.
График съемок, который она заранее старательно продумала, трещал по швам. После экстренного совещания с оператором, ассистентами и художником фильма родилась новая последовательность сцен, которая, как казалось, не должна вызвать проблем. Но к тому времени, когда все было продумано, оказалось, что снимать эпизод Шарифа поздно.
Маркус спокойно наблюдал за всем, ни во что не вмешиваясь, и заполнял вынужденный перерыв просмотром бумаг, которые привез в объемистом портфеле.
По дороге в отель, глядя через окно автомобиля на проплывающий мимо пейзаж, Рейни заметила:
- Маркус, кажется, вы приносите несчастье.
- Это уж так повелось: бутерброд всегда падает маслом вниз, а там, где появляется продюсер, все идет вверх дном. Не волнуйся, мы потеряли всего лишь полдня, это поправимо. Учитывая количество снятого материала, ты держишь ситуацию под контролем. - Он взглянул в разложенные на коленях бумаги: - К тому же укладываешься в бюджет, а это доказывает, что ты талантливый руководитель. Дело за малым - осталось снять хороший фильм.
Хотя его замечание прозвучало как шутка, Рейн слишком вымоталась за день, чтобы веселиться. Кино - такое хрупкое творение, и есть тысяча причин, по которым все может рассыпаться в одну секунду. Через два дня съемки в Нью-Мексико закончатся, и, если она не войдет в нужный ритм, будет поздно.
- Мне хотелось бы побеседовать с тобой и Кензи, когда мы вернемся в отель. Я задержу вас ненадолго, просто поподробнее обсудим кое-какие идеи, касающиеся рекламы.
- Хорошо.
Она предполагала, что Маркус поведет разговор о том, как продуктивнее использовать сотрудничество с Кензи в целях рекламы фильма. Участие Кензи Скотта в нескольких ток-шоу было бы просто неоценимым. Обычно подобные мероприятия оговариваются контрактом, но поскольку Кензи ненавидел общение с публикой, Рейн, разрабатывая вместе с ним предварительное соглашение, избегала этой темы. Теперь Маркусу придется изрядно потрудиться, чтобы уговорить его. Ей и самой не избежать участия в рекламных акциях, если она хочет привлечь внимание к «Центуриону», хотя не меньше Кензи ненавидит подобные тусовки.
- На финансовом фронте неприятные новости.
Услышав слова продюсера, Рейни насторожилась:
- Насколько неприятные?
- Обещанных двух миллионов долларов не будет.
Она стиснула кулаки.
- Это сильно подорвет бюджет.
- Думаю, мне удастся найти хотя бы часть этой суммы, но тебе надо решить, действительно ли необходимы все дорогостоящие эпизоды, например, встреча Рандалла на вокзале Виктория, когда он возвращается из плена. Большая массовка - это всегда кошмар, требующий к тому же много времени и денег.
- Я должна это снять! Именно сцены возвращения домой показывают, как испуган и ошеломлен Рандалл тем, что его встречают как героя, в то время как он сам страдает от собственного позора. - Она писала эту сцену, вспоминая панику, которая всегда охватывала их с Кензи на публике.
Гордон нахмурился:
- Я понимаю твою точку зрения. Хорошо, тогда подумай, нет ли каких-то других эпизодов, от которых можно отказаться, не нанеся ущерба фильму. - Автомобиль остановился перед отелем, и Маркус помог Рейн выйти из машины. - Встретимся в офисе через полчаса.
Рейн с удовольствием приняла бы душ или полежала в ванне, но день еще не окончен. И она направилась прямо в офис - конференц-зал на первом этаже отеля. Вэл разбирала почту. Она вручила Рейн пачку писем:
- Это личное.
Сдвинув брови, Рейн уселась в кресло. Пока она просматривала почту, Вэл сварила ей кофе. Он был горячий и с добавлением шоколада, именно то, что ей было так необходимо сейчас для поддержания сил.
- Как ты могла заметить, все это исследование на тему «Кто же все-таки мой отец?», - проговорила Рейн.
- Да, но если не хочешь, то можешь ничего мне не рассказывать. - Снова заурчала кофеварка, Валентина готовила еще порцию кофе. - Я просмотрела только первый абзац. Дальше не заглядывала.
- Подобная сдержанность, - с улыбкой проговорила Рейн, - должно быть, настоящее испытание для особы, наделенной твоим любопытством.
Вэл усмехнулась:
- Совершенно верно, но сейчас тебе меньше всего нужен новый стресс.
- Мы знаем друг друга целую вечность, неужели ты думаешь, что есть что-то такое, что я хотела бы скрыть от тебя? - Рейн с улыбкой взглянула на подругу. - У мистера Муни нет определенного ответа, только список вероятных претендентов на почетную роль моего отца, с пометками, что некоторые уже скончались и не могут участвовать в генетической экспертизе.
Отхлебнув кофе, Вэл слизнула с нижней губы каплю сливок.
- Тебя действительно интересует, кто твой отец?
- Я не схожу с ума по этому поводу, - пожала плечами Рейн, - если ты это имеешь в виду. Скорее, это что-то… из разряда незаконченных дел, которые обычно беспокоят меня. Может быть, я так никогда и не узнаю, кто этот тип. И если так, то что ж, я долго жила в неведении. Но я считаю, что, если решила что-то выяснить, надо приложить все усилия. Этой истории уже больше тридцати лет.
- Поскольку твоя мать была знаменита, - задумчиво произнесла Валентина, - многие люди должны помнить ее.
- Так и есть. Муни установил, что приблизительно в то время, когда она зачала меня, у нее было восемь - десять партнеров.
- Она пользовалась репутацией любвеобильной женщины, - подмигнула Валентина.
Рейн заглянула в бумаги,
- Если мой потенциальный папочка был приключением на одну ночь, то его след вряд ли удастся отыскать. Поэтому Муни ищет среди тех, с кем у нее были более длительные отношения. Двое из ее обожателей - азиаты, один - негр, вряд ли я могла унаследовать от них кельтский цвет волос.
Она перевернула листок.
- Еще тут указано, что среди любовников Клементины были три музыканта, один из них играл в ее оркестре, довольно посредственный бас-гитарист. Потом был бурный роман со звездой полицейского телешоу. Я видела запись - бедный парень никак не мог выбраться из клетки в зале суда. Поговаривали также о ее романе с администратором студии, а может, с шефом компании звукозаписи, а скорее всего с ними обоими, но Муни не знает их имен. Велика вероятность, что потенциальный папаша именно тот, кто снабжал ее наркотиками. Они регулярно встречались на протяжении нескольких месяцев, но он погиб во время какой-то разборки. Это произошло, когда мне было около полугода. И если именно он мой отец, то я могу только порадоваться тому, что случилось. Это все, что выяснил Муни на данный момент. Если я захочу продолжить поиски, он обещает сузить круг претендентов.
По сочувственному лицу подруги Рейни поняла, что хватила через край. Она засунула отчет обратно в конверт и задумалась, действительно ли хочет докопаться до истины. Наверное, нет, просто ей любопытно распутать все узелки в нити ее жизни, а этот узел - не из легких. Когда расследование будет закончено, она положит бумаги в папку и забудет о своем отце.
Вникая в подробности бурной жизни Клементины, Рейн еще больше оценила своих стариков. Возможно, чересчур строгие и требовательные, они были лишены чувства юмора, но оградили ее от влияния богемы.
Маркус и Кензи вместе вошли в конференц-зал. Пока Вэл варила им кофе, у Рейн было время покончить с прошлым. Стресс от неудачного съемочного дня не шел ни в какое сравнение с ее ранними детскими воспоминаниями.
Кензи стоял, прислонившись к стене, как всегда, замкнутый и погруженный в себя, а Маркус Гордон устроился в кресле, пожевывая предложенный Валентиной бутерброд.
- Дорогие мои, - начал продюсер, - я пригласил вас сюда, чтобы вместе обсудить время проведения рекламных акций.
Зазвонил телефон, и Вэл подняла трубку.
- Это Эмми, - объявила она. - Говорит, у нее что-то важное.
- Поговори, Рейни, - кивнул Кензи и продолжил: - Маркус пытается представить дело так, словно я уже согласился участвовать в рекламной кампании и нам лишь осталось согласовать детали.
- Первый раунд выиграл Скотт, - пошутил Маркус. - Можно начинать второй?
- В котором ты скажешь, что я должен уделять своим поклонникам больше внимания, а я отвечу, что это разрушает ореол таинственности звезды?
- Отлично, - усмехнулся Гордон, - переходим к третьему раунду.
Не обращая внимания на добродушное подшучивание, Рейн взяла трубку:
- Что случилось, Эмми? Как ты?
- Я в порядке. Могу сообщить тебе хорошую новость - сегодня утром я почувствовала, как ребеночек зашевелился. Но есть и плохая… - Она глубоко вздохнула. - Я не звонила раньше, думала, что мы сможем как-нибудь уладить дело. Но после дня уговоров поняла, что ситуация безнадежна. Джейн Стакпол отказалась сниматься.
- Что?! - Рейн подскочила, уронив бутерброд. - На следующей неделе она должна быть с нами в Лондоне. Она не может себе такое позволить.
- Но именно так она и поступила.
Рейн потерла заломившие виски.
- Почему? Она заболела?
- Джейн получила лучшее предложение - большую роль в Голливуде. Она участвовала в кастинге и была близка к успеху. И когда главному герою не понравилась актриса, утвержденная на эту роль, то обратились к Джейн.
- Да она мне готова была ноги целовать, когда я предложила ей роль Сары, - с трудом выговорила Рейн, не в силах стряхнуть оцепенение. - Клялась, что это замечательная роль, которая выпадает раз в жизни!
- Ах, дорогая, это все в прошлом! Таким пустышкам и платят лучше, и предлагают больше, - цинично заметила Эмми. - Попадись она мне, я убила бы ее собственными руками. Но надо что-то делать, кого ты думаешь пригласить вместо нее?
Рейн мрачно перебирала в уме кандидатуры и отбрасывала их одну за другой.
- Я поговорю с мистером Гордоном и перезвоню тебе.
Когда она положила трубку, Маркус спросил:
- Мы остались без Сары?
- Джейн Стакпол получила лучшее предложение. Мы можем подать на нее в суд?
- К сожалению, нет. Окончательный контракт еще у ее агента, возможно, он специально тянул время в надежде на другую роль. - Продюсер взглянул на Скотта: - Ты знаешь английских актрис лучше меня. У тебя есть какие-нибудь предложения?
- Мисс Рейн Марло, - не задумываясь ответил Кензи.
Она задохнулась.
- Я не могу играть Сару. Я режиссер… у меня хватает работы…
- Многие режиссеры, снимая свои фильмы, сами играют в них. Не вижу причин, почему бы тебе не сделать то же самое.
- В большинстве случаев это мужчины, - с пылом возражала Рейн. - Что касается женщин-режиссеров, не припомню ни одного случая. К тому же я не англичанка и стара для этой роли.
Маркус, прищурившись, изучал ее.
- А знаешь, Кензи прав. При правильном освещении возраст не проблема, и у тебя замечательный английский акцент. Когда я прочитал сценарий, то подумал, что ты собираешься играть Сару. Это потрясающая роль, и ты с ней справишься не хуже Джейн Стакпол.
Казалось, этому дню не будет конца… Необходимость противостоять двум мужчинам, убеждавшим ее сделать то, что она не хотела, окончательно вывела ее из равновесия,
- Нет! - воскликнула Рейн, едва сдерживая желание запустить в них кофейной чашкой, и резко добавила: - Я не собираюсь играть эту юную простушку, да к тому же еще и девственницу!
Все удивленно умолкли, пораженные несвойственной ей вспышкой. Кензи отошел от стены и пересек комнату.
- Тебе нужно отдохнуть.
Она не успела и глазом моргнуть, как он отцепил от ее пояса мобильный телефон, бросил его Вэл и, крепко взяв Рейн за плечи, повел ее к двери. Она изо всех сил пыталась высвободиться.
- Черт побери, Кен, ты соображаешь, что делаешь?
- Похищаю тебя, - спокойно бросил он. - Пока ты не лопнула от возмущения.
- Маркус, прекратите смеяться! - Рейн яростно вырывалась, но Кензи крепко держал ее. - Хоть вы скажите ему, чтобы он прекратил!
Продюсер старался выглядеть серьезным.
- Тебе нужна передышка, детка. Несколько часов отдыха как раз то, что надо.
Вэл, которую эта ситуация не особенно забавляла, подвинула к себе телефон.
- Вызвать охрану?
- Да! - Но Рейн тут же представила, какой это вызовет переполох. Охранники станут просить у Кензи автограф и от души посмеются над тем, как он управляется с беззащитной женщиной. - Нет!
Не успела она сообразить, как лучше поступить, как Кензи уже вывел ее из зала. До входной двери оставалось лишь несколько ступенек. Его автомобиль стоял прямо у отеля.
Он открыл дверцу и в одно мгновение запихнул Рейн в машину. Пока он садился за руль, она попыталась выскочить, но ом заблокировал двери. Когда Кензи включил мотор и они выехали на шоссе, на нее снизошел долгожданный покой.
Прекратив сопротивление и спрятав лицо в ладонях, она старалась не расплакаться от полного крушения надежд. Знакомая теплая рука легла ей на плечо.
- Расслабься, дорогая, - спокойно сказал Кензи. - Сегодня суббота; до завтра всё равно ничего не случится. Отдохни несколько часов. Ты ведь видела Нью-Мексико только через объектив камеры?
Она хотела отодвинуться, но не в силах была разрушить хрупкую связь, установившуюся между ними.
- С такими повадками тебе надо играть постаревшего Тарзана, - процедила она сквозь зубы.
- Не люблю повторяться, но, когда ты сердилась, активные действия всегда оказывались более эффективными, нежели рассудительные беседы.
Он снял руку с ее плеча, переключил скорость и положил ладони на руль.
- Если ты хочешь вернуться в отель, то ради Бога… Но почему бы нам не прогуляться и не попробовать взглянуть на ситуацию со стороны? Я знаю одно средство, которое тебя исцелит.
Хочет ли она вернуться в отель? Честно говоря, нет. Их союз предполагал некий причудливый тип свободы. Она не против того, чтобы провести с Кензи немного времени, но нет ничего мучительнее, чем работать с ним каждый день. Рейн всматривалась в его четкий мужественный профиль и в который раз желала, чтобы он был не так сокрушительно красив. Хотя он бездарно разрушил их брак, словно отбросил какой-то надоевший старый журнал, и, более того, ни разу не выразил сожалений, она знала: в нем таилась глубокая доброта, в которой она так нуждалась сейчас.
Она пристегнула ремень и строгим тоном произнесла:
- Хорошо, отдохнем, но если средство, о котором ты упомянул, - это соблазнить меня, то выброси его из головы.
- О, я имел в виду совсем другое. Это котята.
- Котята? - машинально повторила она.
- Мне нужно навестить одну симпатичную пару здесь неподалеку, у их кошки котята. Знаешь, они здорово успокаивают.
Она любила кошек, но так мало бывала дома, что не могла позволить себе завести животное. Что ж, наверное, приятно поиграть и с чужими котятами. Откинувшись на спинку сиденья, Рейн любовалась пейзажем. Ей всегда нравился этот штат, Нью-Мексико, но Кензи прав - в этот раз она не видела ничего, за исключением того, что окружало их во время съемок.
Ей нужно благодарить его за то, что он похитил ее.
Рейн немного вздремнула и, проснувшись, задумалась, сколько времени в жизни она провела в машине рядом с Кензи. Он не то чтобы не доверял ей водить машину, но просто любил сам сидеть за рулем. И Рейн с удовольствием уступала ему эту работу.
Солнце еще достаточно высоко стояло над горизонтом, когда машина свернула у указателя, на котором было написано «Сибола». Пока они подъезжали к кирпичному зданию на ранчо, Рейн так и подмывало спросить, какого черта они сюда забрались. Но она придержала язык, понимая, что вряд ли подобный вопрос доставит удовольствие Кензи. Строгий красивый дом на удивление органично вписывался в ландшафт.
Взяв с заднего сиденья папку, Кензи помог Рейн выйти из машины. Собака, дружелюбно виляя хвостом, подбежала к нему, потом обратила внимание на гостью. Рейн осторожно протянула руку, чтобы погладить пса, и тут из дома вышла миловидная пожилая женщина.
- Здравствуйте, миссис Грейди. - Кензи с улыбкой обратился к Альме. - Вот проспекты, о которых я говорил. Это Рейн Марло, я привез ее посмотреть ваших котят.
Глаза миссис Грейди слегка округлились, и Рейн поняла, что женщина знает, что она жена Кензи, и, вероятно, в курсе того, что они разводятся. Но миссис Грейди лишь сказала:
- Они будут рады с вами познакомиться, Мисс Марло. Только смотрите, чтобы эти бесенята не замучили вас своими играми.
После дневной жары прохлада дома успокаивала и умиротворяла.
- Хотите лимонада? - спросила Альма.
- С удовольствием.
Хозяйка дома достала из холодильника кувшин с напитком и наполнила стаканы, бросив туда лед.
- Котята в саду, я не могу их выпустить оттуда, иначе они станут легкой добычей койотов.
Кухня выходила в окруженный стеной сад, благоухающий ароматами цветов и трав. Кажется, небольшие фруктовые деревья, растущие вдоль изгороди, - это абрикосы, подумала Рейн и ступила на залитое вечерним солнцем рукотворное чудо.
Когда крошечный полосатый котенок замурлыкал у ее ног, Кензи не мог сдержать улыбки.
- Ну вот, отдыхай.
Он вернулся на кухню, оставив ее в саду наедине с котятами. Дымчатый с белой грудкой малыш подбежал к Рейн и задрал мордочку, изучая гостью. Рейн опустилась на траву и посадила три пушистых комочка к себе на колени. Мама-кошка безмятежно разлеглась под кустом розмарина, еще четверо малышей дремали рядом с ней.
Рейн отхлебнула лимонад. Такой свежий, немного резковатый вкус бывает только у домашнего напитка. Она отставила запотевший стакан, взяла котят в руки и прижалась лицом к их мягкой, нежной шерстке. Полосатый малыш лизал ей ухо, серый замурлыкал на высокой ноте, а белый с рыжими пятнами принялся грызть пуговицу на ее блузке.
Боже, какой покой! Она погладила серого котенка, перебравшегося к ней на плечо. Кензи прав - это хороший способ расслабиться и обрести веру в себя. Ни одна съемка не обходится без проблем, и ее картину не миновала эта участь. Порой она просто теряет голову от огромной ответственности, свалившейся на нее.
Рейн все еще готова была задушить Джейн Стакпол, но эта актриса не первая и не последняя, кто предпочитает более выгодное предложение. Очень жаль - Джейн обладала хрупкостью, нежностью и грацией в сочетании с внутренней силой, что так подходило для роли Сары.
Кастинг - одна из важнейших составляющих съемок. Неверно выбранный актер может испортить весь фильм. Что ж, найдется другая инженю, которая прекрасно справится с этой ролью. Завтра утром она позвонит в Лондон, и колесо закрутится.
А пока она поиграет с котятами.
Солнце уже опустилось за кирпичную стену, когда Кензи заглянул в сад.
- Ну что, поехали?
Рейни сидела в окружении котят и выглядела совершенно умиротворенной. Слава Богу, она снова стала самой собой.
- Мне бы так хотелось взять парочку этих малышей.
Она поцеловала полосатого котенка в крошечный носик, посадила его на землю, легко поднялась на ноги и пошла в дом вслед за Кензи.
Войдя, она тепло улыбнулась миссис Грейди:
- Большое спасибо. Эти малыши вполне способны проводить курс психотерапии, вам стоит получить патент на подобные процедуры.
- Хотите взять одного или двух? Через пару недель они уже достаточно подрастут, чтобы расстаться с матерью.
- Если бы мне не предстояло на следующей неделе лететь в Лондон, я поймала бы вас на слове, - вздохнула Рейн.
- Нет проблемы, когда у вас появится возможность, где-нибудь всегда отыщется котенок для вас. Приятно было познакомиться, мисс Марло.
- Пожалуйста, зовите меня Рейни. Спасибо за добрый прием.
Улыбнувшись на прощание, она пошла с Кензи к машине. Когда они двинулись в путь, она спросила:
- Как ты познакомился с миссис Грейди?
- Я покупаю у них Сиболу.
Она изумленно повернулась к нему:
- Что? Вот так, проведя всего несколько дней в Нью-Мексико?
- Да, вот так. Мистер и миссис Грейди переедут в современный деревянный дом, который будет построен на берегу небольшого озера, - ты могла его не заметить. Сегодня я привез им проспекты с проектами таких домов. Пока ты возилась с котятами, миссис Грейди выбрала подходящий вариант. Если он понравится ее мужу, работы начнутся немедленно.
- Значит, у тебя будут смотрители, а у них подходящий домик? Звучит заманчиво, но я никогда не думала, что ты можешь купить дом так далеко от моря.
Он свернул на другую дорогу. В отдалении показались огни небольшого поселка.
- Я тоже не думал, но… влюбился в Нью-Мексико.
- Удивительно, что ты привез меня в Сиболу! - Она прикусила губу. - Я полагала, что ты предпочтешь не осквернять это место моим присутствием.
Временами она была слишком проницательна.
- Я буду жить воспоминаниями о тебе и котятах. - Он не лгал, эта картина так врезалась в его память, что он никогда не сможет выйти в сад, не подумав о ней. Поистине приятные мысли, хотя и с долей грусти… Может, со временем грусть уйдет? Кто знает… - Ты голодна?
- Как волк, - призналась она. - Когда позвонила Эмми, я только взялась за бутерброд. А потом уж было не до еды.
- Тут неподалеку есть ресторанчик. Я несколько дней назад отведал там свиные ребрышки, жирные, сочные, очень вредные для фигуры, но просто восхитительные. Что ты на это скажешь?
Улыбка осветила ее лицо.
- Как я могу отказаться после такого красноречивого описания?
Маленький ресторанчик встретил их аппетитными запахами. Хозяйка окинула их быстрым взглядом, но, ничего не сказав, проводила к столику в углу зала. Посетители с продубленными ветром и солнцем лицами были плоть от плоти этой земли. Как и Сибола. Несколько человек взглянули в сторону вошедших, но потом снова занялись едой, уважая, как и хозяйка, желание гостей уединиться.
Пока они ждали, когда принесут ребрышки и пиво, Кензи заметил:
- Здесь не принято лезть в душу к соседу. Это еще одна причина, по которой я выбрал это место.
Рейн удобно устроилась в кресле, по достоинству оценив местные нравы.
- Мне это тоже по вкусу. Я не против дать автограф, но предпочитаю, чтобы мне не мешали спокойно поесть.
Тут появились тарелки с дымящимися ребрышками, и Рейни буквально набросилась на еду. Справившись с салатом из овощей, отдав должное аппетитным ребрышкам, она пододвинула к себе тарелку с большим куском яблочного пирога.
Покончив с едой, вытерла руки бумажной салфеткой и откинулась на спинку кресла.
- Боже мой! Я и не знала, что так голодна. Какой замечательный ресторанчик! Хорошо, что я не живу поблизости, иначе прощай моя фигура!
- Тебе это не грозит. Как только начинается работа, ты моментально сбрасываешь несколько килограммов.
Рейни зевнула.
- О Боже, как только мы вернемся в гостиницу, я отправлюсь в постель и наконец просплю восемь часов подряд.
- Мы не поедем в отель.
- Что? Что ты сказал? Не поедем?.. - Ее брови взметнулись вверх. - Ну, хватит, Кен. Ты похитил меня, помог забыть о делах и вновь прийти в себя, а теперь пора возвращаться, - несколько более резко, чем ей хотелось, проговорила Рейн.
- Два дня назад я заказал номер в весьма необычном местечке поблизости. Завтра воскресенье, так что ты сможешь поспать подольше.
Она прищурилась.
- Кажется, мы так не договаривались. Ты говорил, что мне надо расслабиться и что…
- А разве я предлагаю тебе что-то другое? - Он надеялся, что голос не выдаст его сожаления. - Это апартаменты. Ты займешь спальню, а я устроюсь на софе в гостиной. Так что все в порядке.
- А дверь в спальню запирается? - Она исподлобья взглянула на него.
- Думаю, да. - Кензи допил пиво. - Твоя вера в незыблемость моих желаний весьма трогательна.
Она криво усмехнулась:
- А что, если я сомневаюсь в себе? Апартаменты - это совсем не то, что два отдельных номера.
- Ничего не случится, - заверил он, - если мы сами этого не захотим.
Она опустила глаза на счет:
- Я расплачусь.
Вероятно, она сказала это, чтобы еще раз подчеркнуть: даже если им в голову придет такая бредовая мысль, ничего не должно случиться.
- Еще далеко? - поинтересовалась Рейн,
- Сто десять шагов. Мы почти у цели.
Кензи спускался по лестнице, вырубленной в скале. Хотя шершавые ступени были широкими; Рейни была рада, что есть перила. За ними открывался обрыв невообразимой глубины.
Кензи не шутил, назвав это место необычным. В соседнем с ресторанчиком доме он взял ключи у владельца этого экстраординарного жилища и привез ее сюда. Кругом не было ни души, никто не встречал их, и Кензи сам отпер массивную дверь в скале. За ней оказалась лестница, ведущая вниз. На каждой шестой ступеньке этого пугающе длинного спуска мерцал небольшой светильник. Заперев за собой входную дверь, Кензи усмехнулся:
- Думаю, здесь можно не бояться охотников за автографами.
Как настоящий джентльмен, он спускался первым, чтобыиметь возможность поддержать Рейн, если у нее закружится голова. Она не собиралась падать в обморок, но держалась как можно ближе к скале.
Наконец лестница плавно перешла в длинный, крытый черепицей балкон. Справа в скалу вела другая дверь, на этот раз из стекла. Кензи снова достал ключи. Повернул выключатель и спросил:
- Ну, что скажешь?
- Никогда не видела ничего подобного.
Рейн замерла на пороге. Не может быть, комната вырублена прямо в скале! Стены и потолок неровные, как в настоящей пещере, а под ногами роскошный белый ковер. Мебели немного, но она удобная и тщательно подобрана. Стоявшая в углу софа давала возможность любоваться и камином, и потрясающим видом, открывавшимся через стеклянную дверь.
- Это нечто, правда? - спросил Кензи. - Как я понимаю, сделано по образу и подобию пещерных жилищ древних индейцев. Мне повезло - кто-то отказался от заказа.
Он бросил рюкзак на софу и жестом пригласил Рейн обследовать апартаменты. Позади гостиной находились спальня и роскошная ванная. В углу расположилась маленькая кухонька. Кензи открыл дверцу холодильника.
- Выпьешь немного вина?
- Не откажусь.
Она взяла бокал и подумала, что, хотя Кензи и не имел никаких задних мыслей, место чертовски располагало к романтическому приключению. Она вышла на балкон и положила руку на перила. Он выключил свет на лестнице и в апартаментах и последовал за ней, остановившись на почтительном расстоянии. Когда ее глаза привыкли к темноте, она стала различать детали ландшафта. У подножия скалы поблескивала река, в отдалении темнела противоположная сторона каньона. Тишину нарушали только шум ветра и плеск воды.
- Это нечто особенное, - произнесла она, понизив голос. Любые звуки казались ей чуждыми торжественной тишине ночи. - Я хотела бы снять это в фильме.
Кензи рассмеялся:
- Ты прирожденный режиссер, милая. Любой вид, звук, идея - все идет в дело.
- Ты прав. - Она отпила немного вина. Еще не хватает опьянеть и потерять способность рассуждать здраво. - Всякий раз, когда я играю роль, у меня возникает смутное чувство, что я способна и на что-то другое. А у тебя есть желание стать продюсером или режиссером? Большинство актеров рано или поздно приходят к этому.
- Только не я. Актер - единственная профессия, которая меня привлекает. Это моя сущность.
- Это не сущность, а работа.
- Говори за себя. Если бы я не был актером, то был бы никем.
В лунном свете его черты обрели холодное совершенство мраморной скульптуры и ореол таинственности, что всегда вызывало у нее желание подойти поближе, попытаться разгадать суть этого непостижимого человека. Несмотря на годы супружества, она до сих пор не знала, что может вывести его из себя. Вероятно, никому это не известно.
- Мне хотелось бы понять, почему ты отказываешься играть Сару, - поинтересовался Кензи. - Роль замечательная, не сомневаюсь, ты прекрасно сыграешь ее.
От ее спокойствия не осталось и следа.
- Ради Бога, Кен. Что тебе непонятно?
- Иррациональная часть твоего отказа.
- Я не собираюсь играть Сару, и точка!
Рейн повернулась на каблуках и прошлась по гостиной, кипя от возмущения.
Кензи последовал за ней.
- Прохладно… Я зажгу камин.
- Не беспокойся обо мне. Я отправляюсь спать.
Она вымыла свой бокал, поставила его в сушку и потерла дрожащие от холода руки.
Дрова уже были сложены в камине, так что Кензи осталось только чиркнуть спичкой. Когда появились первые язычки пламени, он спокойно спросил:
- Что тебя так задевает в роли Сары?
Почему ей так не нравилась эта идея? Сара - интересный персонаж: наивная девушка постепенно превращается в сильную, зрелую женщину. Когда Рейн писала сценарий, она работала до изнеможения, пытаясь уловить и передать мельчайшие нюансы характера героини романа Шербурна, и полагала, что ей это удалось.
- Я… я думаю, ее невероятная наивность и невинность. Я не смогу это сыграть. И дело тут даже не в разнице лет.
Он покачивался на каблуках, глядя на разгорающийся огонь.
- Наивность - это источник ее силы, ведь ей даже в голову не могла прийти мысль оставить Рандалла. Хотя когда они поженились, грубо говоря, он уже был совсем другим человеком.
- Писатель может обратить в добродетель то, что в реальной жизни является слабостью.
- Ты ведь не создала Сару викторианской девственницей, прячущейся от жизни? К тому же очень часто роль, которую нам приходится играть, разительно не совпадает с нашей сутью. Это как шаг в бездну. - Он жестом указал на темную пропасть каньона. - Но именно самые трудные роли заставляют нас расти и в конце концов приносят плоды. Хотя невинность Сары и представляет проблему для тебя, но, повторяю, ты прекрасно сыграешь ее.
Рейн прошла через комнату и, опустившись на софу, протянула руки к огню.
- У любого из нас есть если не амплуа, то свой диапазон ролей, которые близки нам, с которыми мы справляемся лучше всего. Сара - не из их числа.
- Ради Бога, Рейни, не думай о результате. Ты же сама знаешь, что съемка может длиться целый день, а в фильм попадает всего несколько минут. Тебя пугает объем работы? Попробуй мысленно разделить роль на множество мелких эпизодов, и тогда страх пройдет.
Он приводил разумные доводы. Но существовало еще одно «но»… Рейни проще было бы играть Сару с кем-нибудь другим. Но с Кензи…
- Ах, Кен, - вздохнула она, - ты сам не понимаешь, что говоришь.
- Понимаю. - Он искоса посмотрел на нее: - Трудно работать вместе, к тому же играть влюбленных? Мужа и жену? Конечно, трудно, но ради фильма ты это сделаешь. Лучшей актрисы ты не найдешь, а время уходит.
Она пыталась что-то возразить, но умолкла. Его слова вдруг показались ей страшно знакомыми.
- Ты используешь те же самые аргументы, что и я, когда ты пытался отвертеться от съемок!
Неудивительно, что благодаря своей блестящей памяти Кензи повторял ее доводы слово в слово.
Он усмехнулся:
- А я все думаю, когда же ты заметишь. Аргументы были убедительны тогда и годятся сейчас. Ну, признавайся, что лучше - выслушивать их или произносить?
Она сама не знала, что ей делать: смеяться или плакать от обиды.
- Честно говоря, слушать все это неприятно, особенно если учесть, что я вышла из себя, дав повод тебе торжествовать.
- Не могу сказать, что твои переживания доставили мне удовольствие, но ситуация действительно не лишена юмора. - Он перехватил ее взгляд. - Ты забыла, что в этой работе есть и моя доля. Я отдаю этому фильму свое время, энергию, репутацию… И я хочу, чтобы картина, в которой я снимаюсь, получилась хорошей. А это означает, что ты должна сыграть Сару.
- Найдем английскую актрису, которая исполнит эту роль не хуже меня! Даже лучше.
- Если такая и существует, в чем я сомневаюсь, то где гарантия, что мы сумеем найти ее в течение недели и она будет свободна? - Он едва заметно улыбнулся: - Почему ты так горячо убеждала меня, что роль Рандалла пойдет мне на пользу, а сама трусишь, когда ситуация диаметрально переменилась?
Она прищурилась.
- Пытаешься шантажировать?
- Нет, использую лучшее оружие - твое чувство долга.
Она выругалась про себя.
- Ты всегда знаешь, на какие кнопки нажать.
- Спасибо.
- Я не собиралась делать тебе комплимент! - Рейн потерла виски конниками пальцев. Как же ей не хочется играть эту роль! Но судьба отомстила ей. Она глубоко вздохнула: - Ладно, черт с тобой. Я сыграю Сару.
Кензи расплылся в улыбке, от которой у нее всегда сжималось сердце.
- Ну наконец-то! - воскликнул он. - Я рад. Играть вместе будет непросто, но для фильма это хорошо, к тому же стресс закаляет характер.
- Ты рано радуешься, Кен. Мы доведем друг друга до сумасшествия. Но ты прав, фильм, вероятно, выиграет от нашего участия, даже если операторам придется серьезно потрудиться, чтобы я выглядела в кадре моложе. - Поднявшись с софы, она потянулась: - Пора спать.
- Не рано? Может, немножко поработаем?
Они часто репетировали вдвоем с того памятного вечера в доме Кензи, когда её утвердили на главную роль в «Пурпурном цветке», но с тех пор многое изменилось. Слишком многое…
- У меня нет с собой сценария.
- У меня есть. Я собирался поработать вечером. Обойдемся одним экземпляром. Я уже почти выучил свой текст, а поскольку ты писала сценарий, то должна знать его почти наизусть.
Он забронировал на выходные это удивительное убежище, чтобы поработать?
- Твое трудолюбие может свести с ума любого. - Она покачала головой. - Для нормального человека…
- Наконец-то ты открыла мою страшную тайну: я инопланетянин и просто притворяюсь человеком.
Хотя он шутил, в его словах была доля правды. Он чувствовал себя не от мира сего. Многие актеры воспринимали себя как изгоев, и Рейни не была исключением. Она понимала, что причина лежит в ее трудном детстве. Но что вызывало подобные ощущения у Кензи, она не знала. С самого начала их отношений на эту тему было наложено табу, и она не допытывалась.
И все же ей было интересно, кто оказал на него влияние. Его произношение, утонченность и изысканность манер выдавали принадлежность к высшему английскому обществу. Однако он был напрочь лишен эгоизма, что трудно сочеталось с его феноменальной карьерой и возможным высоким происхождением. Избрав профессию, предполагавшую изрядную степень тщеславия, Кензи остался на удивление скромным. Он стал звездой, но, казалось, никогда особенно не стремился к этому.
Не было в нем и самолюбования, свойственного большинству исключительно красивых людей. Рейн тоже не отличалась этим качеством, но скорее из-за того, что в детстве пережила комплекс настоящего гадкого утенка. Тощая, с худеньким личиком и копной рыжих волос, она была, что называется, так себе. Смотрясь в зеркало, часто сетовала на несправедливость судьбы, лишившей ее яркой красоты матери. Со временем Рейн научилась подчеркивать то лучшее, что дала ей природа, приобрела определенный шарм и вела себя так, словно была красавицей. Но это совсем иное, нежели от рождения обладать сногсшибательной внешностью.
Она сделала вывод, что и у Кензи было трудное детство. Кто знает, может быть, из-за пьянства и конфликтов родителей? Не страдал ли он, как и она, от комплексов? Вполне возможно, он был неповоротливым увальнем, тогда и отсутствие тщеславия, и постоянные занятия спортом вполне объяснимы. Посещение тренажерного зала было обязательным пунктом всех его контрактов в кино.
Не исключено, что родители отдали мальчика в пансион и не интересовались его судьбой. Или он был худеньким коротышкой, которого безжалостно дразнили товарищи? Как бы то ни было, но он ни с кем, даже с ней, не говорил о своем детстве: видимо, тема была для него очень болезненной.
Вероятно, предчувствуя их расставание, он опасался, что она расскажет его историю журналистам и это невыгодно скажется на его имидже. Жизнь сделала Скотта крайне осторожным.
Но как ни странно, в этом они были похожи.
Можно было бы уйти и запереть дверь спальни, но глупо терять время, когда на съемках возникла такая глобальная проблема.
- Давай просто почитаем текст, не стоит устраивать серьезную репетицию, - предложила она.
- Согласен. Этот Рандалл и так мне всю душу разбередил, прибережем эмоции до съемок. - Он вытащил из рюкзака сценарий и протянул Рейни. - Просто покопаемся в тексте, чтобы понять, как нам сыграть все это.
Они уже снимались вдвоем в двух фильмах, и ей нравилось сотрудничать с ним. Он был прекрасным партнером, и совместная работа давала возможность подольше побыть вместе. Из-за постоянных съемок половину своего супружества они провели врозь, и это в конце концов привело к разрыву. Сколько раз, говоря с ним по телефону, она чуть ли не стонала от боли разлуки.
Заставив себя вернуться мыслями к настоящему, Рейн принялась листать сценарий. Все сцены Сары и Рандалла были исполнены тонкого лиризма, но вместе с тем требовали накала страстей. Как режиссер, Рейн порой испытывала трудности в работе с Кензи. Если учесть, что они переживали тяжелый период развода, то задача сыграть влюбленных была не из легких. Хорошо, что ее героиня постоянно пребывала на грани слез, что соответствовало настроению Рейн.
Они начали с первой сцены, в которой Рандалл просит Сару выйти за него замуж. Она преисполнена восторга от того, что красавец офицер, которого она обожала с детства, берет ее в жены. Рейн старалась читать ровным голосом и гнала от себя воспоминания о том дне, когда Кензи сделал ей предложение. Он произносил свой текст столь же нейтральным тоном.
После помолвки Рандалл участвует в кампании в Африке и попадает в плен. В неволе он мечтает о Саре. Эта невинная девушка олицетворяет для него родину, но они не увидят друг друга, пока он не выйдет из поезда на вокзале Виктория, где его встретят как героя.
Родители этой скромной, воспитанной девушки не одобряли ее встречу с женихом в столь публичном месте, но Сара настояла на том, чтобы поехать на вокзал. Вместе с отцом она ждала, когда Рандалл выйдет из поезда… Вокруг бурлила толпа. Они не могли подойти друг к другу. Рандалла окружали репортеры и восторженные соотечественники. Сара стояла достаточно близко, чтобы разглядеть в его глазах любовь и панику.
Строчка за строчкой Рейн и Кензи отрабатывали диалоги, добиваясь, чтобы несколько вычурный язык викторианских времен звучал естественно. Исторические персонажи должны быть убедительными, и язык не может резать слух зрителей. Вот почему Рейн хотела, чтобы роль Сары сыграла английская актриса с классической театральной подготовкой. Но поскольку она хорошо помнила написанные ею диалоги, то довольно легко справлялась с высокопарным слогом.
Они не заметили, как от читки перешли к репетиции. Рейн уже видела эту сцену в своем воображении, точно знала, какими должны быть мизансцены. Как они стоят, как смотрят друг на друга, а может быть, наоборот, избегают взглядов.
Несмотря на свои сомнения, она начала потихоньку вживаться в роль. Когда она писала финальную сцену, то сама пребывала словно в тумане от расставания с Кензи. Она была не в состоянии отделить себя от Сары, их объединяла горечь потери возлюбленного, и обе не могли постичь причины случившегося.
Кажется, с Кензи происходило то же самое. Присущая ему плавность движений исчезла, на смену пришли суровые манеры прошедшего плен офицера времен королевы Виктории. Он произносил каждую фразу так, словно находился перед камерой. Когда они добрались до сцены, в которой Джон Рандалл пытается расторгнуть помолвку, нервы Рейки были взвинчены до предела, а Кензи, казалось, ничего не стоило изобразить человека, дошедшего до крайности.
Доведенный до отчаяния тем, что общественное мнение неумолимо толкало их к алтарю, Джон пригласил невесту на прогулку. Сара согласилась и без умолку щебетала о свадьбе, пока Рандалл не перебил ее.
- Сара, милая моя, - хрипло начал он, - я… я не могу на тебе жениться.
- Не можешь? - Сара помертвела от ужаса. - Нет-нет, ты этого не говорил! Какие-нибудь сложности с обрядом? Если хочешь, я согласна на самую простую церемонию.
- Нет! Дело не в церемонии, а в самом браке.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она прошептала:
- В чем я провинилась, Джон?
- Это не твоя вина, милая, а моя. - Он отвернулся. - Жизнь моя погублена. Я обесчещен. И не стою того, чтобы быть твоим мужем.
- Неправда! Ты джентльмен, солдат, герой… Ты достоин любой девушки в Англии! - У нее перехватило дыхание. - У тебя кто-то есть? Конечно, девушка из высшего общества больше подходит тебе в жены.
- Другой женщины нет. И никогда не будет.
В его глазах отразилось страдание. Была ли это боль Рандалла или какая-то часть принадлежала Скотту Кензи? Трудно сказать.
- Тогда почему? Я не понимаю.
- Слава Богу, что не понимаешь. - По его скулам заходили желваки. - Мир полон зла, моя честь погублена. Я не могу жениться.
Сердце Рейни неистово колотилось. Она понимала, что сейчас они с Кензи играют сцену, на которую у нее не хватило отваги в реальной жизни.
- Но ведь мы дали обет друг другу! - взмолилась Сара. - Даже если ты не станешь моим мужем, в душе я все равно буду твоей женой. Я люблю тебя безмерно. И это навсегда.
- Как ты можешь любить, если не знаешь меня? Я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь, Сара. И никогда им не был. - Он коснулся ее волос столь красноречивым жестом, что оставалось лишь пожалеть об отсутствии оператора с камерой. - Ты не можешь выйти замуж за незнакомца.
Но когда-то Рейн поступила именно так и прекрасно отдавала себе в этом отчет.
- Мужчины и женщины никогда до конца не знают друг друга. Ты думаешь о доблести и чести, а я мечтаю создать для тебя уютный дом и родить тебе детей. - Ее голос сорвался. Рейн так хотелось иметь ребенка от Кензи. - Два года ожидания и молитв, - продолжала она читать текст Сары, - половину этого времени я думала, что тебя нет в живых. Я ни разу не взглянула на другого мужчину. И ты вообразил, что я способна разлюбить тебя только потому, что ты сейчас сказал?
- Ты должна оставить меня, - настаивал он, едва сдерживая ярость. - Ради нас обоих.
- Судя по твоим словам, ты более благороден, чем о себе думаешь. - Рейн, забыв о роли, подошла ближе, борясь с желанием коснуться его. - Я оставлю тебя, если ты этого желаешь, но только поклянись, что не любишь меня.
- Любовь здесь ни при чем!
- Как ты можешь так говорить? - вспылила она. Она остановилась так близко, что они почти касались друг друга. - Скажи, что я тебе безразлична, и ты свободен.
- Свободен? - Рот его скривился. - Пока я был в Африке, ты все время была со мной. В самые мрачные часы только мысль о тебе не давала мне сойти с ума. Ты была моим спасением. Как я могу взвалить на твои плечи столь тяжкий груз?
- Пока ты со мной, мне ничего не страшно. - Рейн поцеловала его руку, из ее глаз струились слезы. Она оставила попытку притворяться, что играет роль. - Почему, Кензи? Я понимаю это не больше Сары.
Он вздрогнул, прячась от ее вопроса за словами роли.
- Не плачь, Сара. Невыносимо думать, что я обидел тебя.
Сценарий требовал, чтобы он поцелуями осушил ее слезы. Они напряженно смотрели друг на друга, захваченные силой чувств своих героев и горькой реальностью. Рейн думала, что Кензи не решится, но он наклонился поцеловать ее. Хрупкая грань между персонажами фильма и действительностью исчезла, и Рейн откинула голову. Их губы встретились, и он ощутил солоноватый привкус ее слез. Это не был поцелуй солдата викторианской эпохи и его невинной невесты, скорее, порыв мужа, желавшего свою жену.
Сценарий выпал у нее из рук, и она вцепилась в Кензи так, как утопающий хватается за соломинку. Месяцами она мечтала о его прикосновениях. Да, это безумие, но долой здравый смысл, да здравствуют чувства!
- Ах, Кензи, как я по тебе тосковала…
- Не больше, чем я по тебе. - Он обнял Рейн, они целовались, не в силах оторваться друг от друга. Она прижималась к нему все сильнее, стремясь слиться с ним, пока Кензи не отступил, едва слышно пробормотав проклятие. - Больше никогда не соглашусь репетировать один на один.
Потрясенная его отступлением, она мрачно заметила:
- Ты хочешь сказать, что это не было запланировано?
- Безусловно. Я и так причинил тебе много горя. И меньше всего хочу обидеть тебя снова.
- Как и Джон Рандалл, ты слишком благороден.
Рейн положила ладони ему на плечи, потом провела по рукам, почувствовав, как от ее ласки напряглись его мускулы. И все-таки чего она хотела больше: здравомыслия или страсти?
Вместо ответа она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке.
- На меня свалилось столько неприятностей, - вздохнула она. - Если мы проведем вместе ночь, может быть, я вновь смогу обрести себя?
- Возможно, но утром придет разочарование.
Она не отпускала полы его рубашки.
- Я где-то читала, что очень часто разводящиеся супруги спят друг с другом, так что это вполне нормальное поведение.
- Нормальное, но неразумное.
- Ах, Кен, к черту разум.
Она поцеловала ямку между его ключицами и улыбнулась, ощутив ответную дрожь.
- Ты уверена?
Его руки скользнули по ее спине, легли на бедра…
Она заколебалась. Еще не поздно передумать. Но она так хотела его, желала до физической боли, другого такого момента у них не будет.
- Уверена, это ничего не изменит, но… Я хочу побыть с тобой в последний раз.
Наверное, этот акт физической близости необходим, чтобы сказать последнее «прости».
- Тогда пусть это будет незабываемая ночь. - Он подхватил ее на руки и понес в спальню. Целуя ее шею, пробормотал: - Нет ни прошлого, ни будущего. Только настоящее.
- Которое не повторится.
Она запустила пальцы в его волосы, отбросив все страхи и Сомнения. Сейчас они были любовниками, больше ничего не существовало. Они отдавались друг другу с яростной страстью и нежностью, вдохновенно и жадно, как в последний раз… Они столь хорошо знали друг друга, что слова были лишними. И все же Кензи что-то скрывает, но почему? Рейн отбросила эту мысль. Остался только жар в крови, желание, которое затмевало рассудок, боль и наслаждение.
Пока бушевал этот огонь, она чувствовала себя свободной.
Пришло утро и вместе с прохладой занимавшегося дня принесло горечь отрезвления. В комнате стояла мертвая тишина. Кензи казалось, он слышит биение сердца спящей в его объятиях Рейн.
Слабый утренний свет, проникавший из гостиной, подчеркивал изящество ее фигуры. Она не была потрясающе сексуальной, как некоторые, но дисциплина и упорный труд придали ее телу гибкость и совершенный стиль. Она излучала сияние неподдельной страсти и глубокого чувства. Ему хотелось коснуться нежных изгибов ее тела и исчезнуть, прежде чем она проснется.
Выругавшись про себя, он поднялся с постели. Измотавшись за долгие дни работы, она даже не шевельнулась. Интересно, скоро ли она пожалеет, что поддалась искушению, подумал Кензи. Наверное, сразу же, как откроет глаза.
Он натянул джинсы и рубашку, прошел через гостиную и вышел на балкон. Утренний холодок быстро стряхнул с него усталость бурной ночи. Положив руки на перила, он спрашивал себя: как же так случилось, .что их поездка закончилась постелью? Их близость снова растравила раны, усилив боль разлуки. Но он не жалел о том, что произошло. Он был… счастлив.
Он даже позволил себе слабость поразмышлять, как бы поступила Рейн, если бы он попросил прощения и захотел начать все сначала. Наверное, она сказала бы «нет», но шанс, что она могла согласиться, таил в себе опасное искушение.
К счастью, здравый смысл вернулся к нему. Бурная страсть ничего не изменит, только ухудшит дело. Развод - вопрос решенный, но им предстояли тяжелые недели совместного труда. Работать было непросто и тогда, когда их разделяли прочные незримые барьеры. Теперь же его душа вероломно, вопреки всякой логике, стремилась к Рейни. Ему хотелось постоянно быть рядом с ней, хотя ночное прегрешение было непреднамеренным.
Поежившись от холода, он обхватил себя руками. Наверное, во всем виноват Рандалл, чья безнадежная любовь к Саре завладела его разумом и эмоциями. Да он обвинял своего героя. Если бы они репетировали другую историю, он не потерял бы голову.
Оставалось только гадать, худа еще заведет его Рандалл, горько подумал Кензи.
Целый месяц они работали на разных континентах: Кензи - в Греции, Рейн - в Калифорнии. Даже ежедневные телефонные разговоры не скрашивали горечи разлуки. До встречи оставалось еще две недели, и ей казалось, что она просто умрет от желания. Даже не от жажды секса, хотя каждая ночь приносила обжигающие грезы. Она тосковала по эмоциональной близости. По сознанию, что Кензи поймет, поддержит, всегда будет на ее стороне. Она считала, что именно благодаря этому сохранился институт брака.
Если бы она так не хотела его, то не сболтнула бы по телефону то, что следует говорить с глазу на глаз и в подходящий момент. Во время очередного разговора она сказала:
- Наверное, пора завести ребенка. Я стану брать его с собой, когда мы будем работать в разных концах света. А может, и двух, тогда у каждого будет по малышу.
Тишина. Они никогда не обсуждали этот вопрос, и теперь Рейн поняла почему - инстинкт подсказывал ей, что эта тема станет причиной конфликта. Она начала что-то лепетать, чтобы заполнить паузу, когда он наконец произнес:
- Интересная мысль, но проще завести кошек.
Они прежде ни разу не ссорились, и его тон, воздвигший стену между ними, испугал больше любых доводов.
- Я пошутила, Кензи. Дети не игрушка.
Снова молчание.
- Ты не заговаривала о ребенке, пока эта мысль не пришла тебе в голову. Вполне разумное желание - иметь детей. Большинство людей так й делают.
Не успела она ответить, как в дверь ее вагончика постучали и на пороге появился ассистент режиссера:
- Мисс Марло, пора на площадку.
- Я буду через несколько минут. Ассистент засуетился:
- Извините, но вам нужно идти прямо сейчас. Он хочет снять сцену на фоне грозовых туч, а погода быстро меняется.
Она сжимала трубку, разрываясь между желанием поговорить с Кензи и чувством долга. Победила работа.
- Я позвоню позднее, - сказала она в трубку.
- Будет слишком поздно, не забывай о десятичасовой разнице во времени. Я позвоню тебе завтра. Доброй ночи, дорогая.
И он положил трубку. Она пошла вслед за ассистентом, так закусив губу, что пришлось поправлять макияж. К счастью, по сценарию от нее требовалось задумчиво вглядываться в даль, а не действовать, поэтому ее внутреннее состояние было подходящим.
Ее, тревога нарастала, и к концу съемки она попросила режиссера изменить план и дать ей три свободных дня. После бурных протестов он согласился. Прежде Рейн не требовала ничего подобного.
Кензи снимался в главной роли в большом фильме, съемки которого шли на Крите. Поскольку на день рождения он подарил Рейн солидную долю акций частной авиакомпании, Эмми быстро организовала перелет.
Спустя два часа Рейни была уже в воздухе. Она раздумывала, сообщить ли ему о приезде, но решила, что сюрприз - лучше. Если у него будет время обдумать ответ, то она так и не узнает, какие чувства он испытывает к детям, а им просто необходимо поговорить на эту тему.
Она летела всю ночь и утро и приземлилась на Крите около полудня. Ее ждал автомобиль, чтобы отвезти на съемочную площадку.
За окном мелькал залитый солнцем пейзаж. Рейн размышляла, что сказать мужу. Всю жизнь она мечтала о детях; по меньшей мере о двух, потому что сама была единственным ребенком и страдала от этого. Она так живо представляла их детей, что порой просыпалась, потянувшись во сне к крошечному детскому тельцу. Их будет трое, две девочки и мальчик. В мечтах она видела их лица. Они вырастут в нормальной обстановке, чего она была лишена с Клементиной, ив любви, которой не получила от бабушки и деда.
Но даже больше, чем детей, она хотела Кензи. Если он действительно против детей, она смирится с этим. Одному Богу известно, сколько веских доводов против того, чтобы иметь детей, приводят люди их профессии. Но некоторым актерам это удается, и она верила, что получится и у них.
Возможно, он просто испугался, что она затронула эту тему так внезапно? И ему понравится эта мысль, когда он сам придет к ней? Рейн вздохнула, понимая, что выдает желаемое за действительное.
Она и раньше навещала Кензи на съемках, поэтому попасть на площадку было нетрудно. Узнав ее, охранник широко улыбнулся и указал на Правый вагончик, заверив, что ее муж там.
Вагончик стоял в тени кипариса, кондиционер был включен. Дверь оказалась не заперта, и Рейн шагнула в приятную прохладу.
- Кензи, - позвала она, привыкая к полумраку после яркого солнца. - Надеюсь, сюрприз тебе понравится!
- Черт возьми! - послышался грудной женский голос.
Рейн пригляделась и похолодела.
Кензи растянулся на постели среди груды подушек, над ним склонилась полуобнаженная Анджела Грин, его партнерша по фильму. Ее пальцы с ярко-алыми ногтями лежали на застежке его брюк.
- Могла бы и постучать, - мрачно сказала Анджела.
У Рейни было чувство, будто ее ударили бейсбольной битой. Не может такого быть, это эпизод из дешевой мелодрамы. Возможно, они репетируют постельную сцену? Но Кензи не сделал попытки объясниться. Первый шок миновал. Лицо его было непроницаемым. Рейн казалось, что она слышит ход его мыслей, пока он подбирал лучшее объяснение.
Анджела сидела в прежней позе. Откинув назад пышные белокурые волосы, она весело сказала;
- Не расстраивайся, Рейни. Это все пустяки. Не велика беда.
Возможно, для Анджелы Грин, роскошной женщины, мечты многих мужчин и постоянной героини скандальных статей, это и пустяки, но не для Рейн Марло.
Не хватало еще разрыдаться перед ними. Усилием воли Рейн вскинула подбородок, приняв ледяной вид Вирджинии Марло. Что ж, уроки бабушки не прошли бесследно.
- Черт возьми, - начала она сквозь зубы, - как это я не подумала, что не стоит слишком доверять мужу? Я была о нем лучшего мнения.
Отстранив Анджелу, Кензи сел на кровати.
- Прости, Рейни. А впрочем, может, все к лучшему.
Хрупкая надежда рухнула. Стащив с пальца обручальное кольцо, Рейн с такой силой швырнула его, что оно подскочило и покатилось по полу.
- Предоставим это нашим адвокатам.
Она резко повернулась и вышла. Какое счастье, что она не появилась пятью минутами позже и не застала любовную сцену в самом разгаре! Если бы это произошло у нее на глазах, она бы не выдержала.
Она возвращалась в аэропорт. Потрясение было настолько сильным, что, казалось, лишило ее всяких эмоций. Слава Богу, она успела на обратный рейс.
Все семь тысяч миль полета она проплакала.
Рейн проснулась в слезах и обнаружила, что Кензи сидит на краю постели и озабоченно смотрит на нее.
- Ты в порядке?
Она чуть было не рассказала ему свой сон, но вовремя сообразила, что ей снилось случившееся наяву. Близость с Кензи воскресила прежние страдания, и они снова терзали ее. Он был прав, предупреждая накануне, что за радостью ночи придет горькое утро. Вздохнув, она сказала:
- Мне лучше.
Он помрачнел.
- Прости. Надо было отвезти тебя в отель сразу после ресторана. С моей стороны глупо было не предвидеть, что может произойти.
Рейн молча сравнивала недавнее наслаждение с ожившей болью.
- Все к лучшему. Я не люблю незавершенных дел. Теперь все кончено.
- Что ж, приятно узнать, что ночь прошла не напрасно.
Кензи хотел подняться, но Рейн остановила его:
- Поскольку у нас такой откровенный разговоp, самое время спросить, почему ты так быстро согласился расторгнуть наш брак. Он тебе так противен?
- Ничего подобного. - Он запнулся, подбирая слова. - Как и Джон Рандалл, я не создан для семейной жизни. Разница лишь в том, что я поздно понял это. И не так благороден. Лучше было бы вообще не жениться.
- Ради Бога, Кен, сейчас не девятнадцатый век. Старинные правила остались в прошлом. Ты был хорошим мужем и не казался несчастным. Совсем наоборот. Или это было притворство?
- Я не притворялся. Но у нас был роман, а не настоящий брак.
- Значит, нас связывал только секс?
На мгновение ей показалось, что он согласится. Вместо этого он неохотно сказал:
- Больше, чем секс. Я сделал тебе предложение, поддавшись эгоистическому желанию быть с тобой, но брак предполагает нечто большее. В сущности, я никогда не задумывался, что значит быть женатым мужчиной.
- Ты мог бы найти лучший способ покончить с нашим супружеством.
Он криво усмехнулся:
- Я не просчитываю все наперед, извини; Вместо того чтобы обдумать ситуацию, я позволил событиям идти своим чередом. И все закончилось хуже, чем можно было предположить. С моей стороны это непростительно.
- В жизни мало что нельзя простить.
Разговор был болезненный, но они в кои-то веки поговорили откровенно.
- Если бы у нас обоих была хоть капля рассудка, то мы могли бы пожить отдельно после выхода «Пурпурного цветка» и избежали бы многих неприятностей.
- Здравый смысл никогда не был моей сильной стороной, - слабо улыбнулся Кензи. - Относись к разводу как к пополнению твоего творческого багажа.
- Я предпочитаю учиться на чужих ошибках.
Но он был прав. Любое событие, даже самое неприятное и мучительное, преломлялось в ее творчестве.
- Кое-что надо пережить самой. - Он потянул за край одеяла, открывая ее до талии. - Хорошо, Рейни, уедем отсюда и забудем об этом. А пока, как подсказывает разум, надо использовать возможности - ночь на исходе.
Он наклонился и поцеловал ее живот, обведя языком края впадинки.
У Рейни перехватило дыхание, все ее женское существо напряглось, отвечая на ласку.
- Если… если ты снова это сделаешь, я буду не в состоянии анализировать твои слова.
Он снова сделал это, и мысли покинули ее.
Вэл подняла глаза от стола, заваленного документами, и вздохнула с облегчением, когда на пороге офиса появилась ее подруга.
Рейни подошла к кофеварке и поинтересовалась:
- В мое отсутствие больше никаких катастроф не произошло?
- Ни единой. Наверное, потому, что сегодня воскресенье и почти все отдыхают.
- Но ты работаешь. А где Гордон?
- Он отправился с друзьями на ленч в Санта-Фе. Я прикрыла тебя на случай, если ты не сможешь объяснить свое неожиданное исчезновение с Кензи.
Кофеварка заурчала, Рейн подставила чашку, достала из холодильника молоко.
- Ну, спрашивай, а то умрешь от любопытства.
- Я хорошо себе представляю, что могло произойти, - Валентина саркастически улыбнулась, - но не отказалась бы узнать душераздирающие подробности.
Добавив в кофе молоко, Рейн опустилась в мягкое кресло.
- Кензи отвез меня на одно ранчо, хотел, чтобы я посмотрела котят. Потом в ресторан и напоследок в потрясающие апартаменты, вырубленные в скале.
- Я читала об этом месте. Мне хотелось бы там побывать.
- Там невероятный покой и, уж конечно, ничто не напоминает о безумном мире кино. Мы говорили о Саре, и Кензи убедил меня, что лучше, чем я, ее никто не сыграет.
- Отлично! Я всегда считала, что это будет твоя лучшая роль.
Рейн состроила кислую мину.
- Кажется, все так думают, кроме меня. Однако как-то надо решать проблему, и я согласилась. Что и говорить, искусство требует жертв! У Кензи был с собой сценарий, так что мы почитали некоторые сцены.
- Так вы репетировали?! Какое благоразумие!
- Да, пока не оказались в постели.
- Я думала, что вы намерены поддерживать только деловые отношения.
- Мы пали жертвой безумия, вызванного тем, что изображали влюбленных. - Иронично улыбнувшись, Рейни закинула ногу на ногу. - Именно поэтому я отчаянно не хотела играть роль Сары.
Да, играть беззаветно влюбленную женщину непросто, если сама не любишь. Или любишь, но не должна себе этого позволять.
- Понимаю. Но нет ничего необычного в том, чтобы лечь в постель с мужчиной, с которым разводишься. Близкое знакомство и предчувствие вожделенной свободы залог бурного секса. И на мой взгляд, это дало тебе эмоциональную разрядку.
- Совершенно верно. У нас был долгий хороший разговор. - Рейн потянулась. - В какой-то момент я, подумала, не предложить ли ему начать все сначала, но, к счастью, наваждение быстро прошло.
Вэл отложила бумаги и подперла рукой подбородок.
- Ты хотела бы вернуться к нему?
Рейн нахмурилась:
- Если бы он был порядочным мужем, пожалуй, да. Но я не могу жить с человеком, которому не доверяю.
- Тогда не стоит и пытаться,
Вэл задумалась, стоит ли продолжать разговор. Она приехала в Нью-Мексико с намерением презирать Кензи, но ей это не удалось. Кроме того, что он был на редкость красивый мужчина, он еще обладал удивительной добротой, всегда был внимательным и обходительным. Но увы, чтобы быть порядочным мужем, этого недостаточно.
- Кензи абсолютно безнадежен? - все же спросила она. - Или просто однажды оступился и не хочет просить прощения?
- Вчера ночью он много говорил о том, что не создан для брака и наше супружество было ошибкой.
- Это всего лишь мое личное мнение, но по нему всегда заметно, если ты рядом. Кажется, он не упускает тебя из виду, даже если не смотрит на тебя. Мужчина, безразличный к женщине, не ведет себя так.
- Сексуальное влечение, и ничего больше, - фыркнула Рейн.
- Не скажи. В этом есть… не знаю… может быть, желание защитить. Забота. Скрытая любовь.
- Даже если ты и права, в чем я сомневаюсь, это не имеет значения. Ты знаешь, что такое быть замужем за героем-любовником? Женщины вешаются ему на шею и только и думают, как бы избавиться от меня. Школьницы вечно торчат у порога дома и готовы тут же сбросить юбчонки. Люди смотрят на меня и удивляются, как это мне удалось отхватить такой приз, и гадают, когда самый сексуальный мужчина в мире меня бросит. - Рейн отставила чашку и обхватила руками колени.
- Постарайся расслабиться. Ты сейчас сама не своя, - одернула ее Валентина. - Это ведь реакция публики, а не его собственные склонности и порывы.
- Теоретически ты права, но на практике мне от этого не легче. Он быстрой кометой мелькнул на моем пути, но без него жизнь гораздо проще. - Рейн поднялась и пошла к факсу посмотреть поступившую корреспонденцию. - Чем скорее мы отправимся в Англию и закончим Съемки, тем лучше.
Вэл вернулась к работе. Может быть, Рейн и права и Кензи больше не испытывает чувств к женщине, на которой женат. Но Вэл не могла отделаться от мысли, что в их отношениях есть скрытая подоплека. Более сложная, чем хотела признать ее подруга.
Пока Рейн репетировала сцену с Ричардом Фарли, выдающимся актером, исполняющим роль отца Сары, Кензи наслаждался настоящим английским чаем: Благодаря первоклассному сценарию, а также связям Маркуса Гордона целая плеяда прекрасных актеров приняла участие в съемках «Центуриона».
Подходила к концу неделя напряженных репетиций в Лондоне. В сценах, отснятых в Нью-Мексико, было больше действия и только один значительный диалог между Кензи и Шарифом. Английская же часть фильма строилась почти исключительно на взаимоотношениях героев, так что необходимо было отрепетировать сцены до начала съемок.
Сидевший справа от Кензи известнейший английский актер Джеймс Кантуэлл высокомерно произнес:
- Должен заметить, Скотт, ни ты, ни мисс Марло особенно себя не утруждаете.
Такого рода замечания позволительны человеку, слава которого уже гремела в те времена, когда Кензи Скотт только окончил театральную академию и с благоговейным трепетом выходил на сцену вместе с корифеями английского театра.
- Приберегаем эмоции для съемок, - мягко ответил он.
Сэр Джеймс насмешливо приподнял седые брови.
- Тебя испортил Голливуд. В юности ты был многообещающим театральным актером, а после всех этих блокбастеров приходится напоминать тебе, как работать над ролью.
- Что верно, то верно, - развел руками Скотт.
Сэр Джеймс перевел взгляд на мисс Марло. Одетая в свободные брюки и простой свитер, с откинутыми назад и перехваченными шарфом рыжими волосами, она все равно производила неотразимое впечатление.
- Ну и каково работать под руководством женщины, с которой разводишься?
Помедлив с ответом, Кензи произнес:
- Интересно. К счастью, у нас хорошие отношения.
Хотя и не такие, как в ту ночь в скалах, подумал он. Теперь, когда они окружены людьми, отношениям между их героями уже не грозит перерасти в личные. Оном к лучшему, он так и не мог оправиться от потрясения той ночи. А Рейн, напротив, оставалась спокойной и собранной, не заметно, что ее хоть как-то взволновало это приключение. По-видимому, для нее та ночь была завершением, и теперь с их браком покончено навсегда. Что ж, ради ее же блага, сказал он про себя.
- До сих пор мне не доводилось сниматься у женщины-режиссера, - продолжал сэр Джеймс.
- Пришло время попробовать, - отвечал Кензи. - Марло умница. Она четко представляет, что хочет сказать своим фильмом, и прекрасно работает с актерами и массовкой.
- Она успела научиться всему этому на съемках своего периоде фильма? - спросил заинтригованный сэр Джеймс.
Не успел Кензи ответить, как Рейн посмотрела в их сторону и с надеждой в глазах произнесла реплику Сары:
- Конечно, папа, отец Джона знает это.
- Дальше моя реплика, - пробормотал, поднимаясь, сэр Джеймс и присоединился к Рейн и Ричарду Фарли. - Я уверен, моему сыну нужна именно такая девушка, как вы, - добродушно пророкотал он. - Должен признать, что плен подорвал его силы, но не беспокойтесь, он поправится, когда женится.
Кензи откинулся в кресле, с удовольствием наблюдая за Джеймсом Кантуэллом. Тот репетировал с полной отдачей, видимо, желая преподать урок ленивым собратьям из Голливуда. Отвечая на этот вызов, Фарли тоже не щадил эмоций, словно это была не репетиция, а съемка.
Под стать им Рейни выкладывалась на все сто, стремясь передать невинность и решимость своей героини.
Так продолжалось до ее сцены с Кензи. Теперь она просто проговаривала текст, Кензи спокойно вторил ей, пока английские актеры отдыхали от накала страстей.
Но его профессиональная гордость была задета, и в следующем эпизоде с сэром Джеймсом Кензи прибавил эмоций. Будучи на грани срыва, Джон Рандалл отчаянно старается скрыть это от отца, чьим мнением дорожил.
Кензи играл эту сцену без излишней театральности, не перегружая ее деталями. Но каждое слово шло из глубины его сердца. В зале воцарилась абсолютная тишина. Даже сэр Джеймс выглядел потрясенным.
- Отлично! - воскликнула Рейн, когда сцена закончилась. - Еще день репетиций, и можно будет снимать. - Она взглянула на часы. - На сегодня все. Всем спасибо и до завтра.
Все начали потихоньку покидать помещение.
- Ты действительно довольна ходом репетиций? - поинтересовался Кензи, надевая пиджак.
- Да, вполне. Актеры работают прекрасно, за исключением нас с тобой. Надеюсь, мы покажем класс, когда понадобится. - Она слабо улыбнулась, - Один из плюсов твоего участия в фильме - то, что ты играешь, как надо, с первого дубля. Это большая экономия.
- Да, я просто клад, особенно для фильма с небольшим бюджетом, - согласился он. - Сэр Джеймс интересуется, как тебе удалось так овладеть профессией режиссера. Ведь это твой первый фильм.
- Когда ты снимался в Новой Зеландии, я режиссировала пару эпизодов в «Звездных пилигримах» на телевидении.
- Правда? Как же я пропустил твою фамилию в титрах?
Они любили смотреть фантастические фильмы, снятые по хорошему сценарию. Это стало у них настоящим ритуалом. Поглощая неимоверное количество поп-корна и отбросив профессиональный подход, они просто получали удовольствие от просмотра.
В глазах Рейни мелькнул огонек, она тоже помнила эти вечера.
- Это правда. Исполнительный продюсер телесериала «Звездные пилигримы» - моя давняя подруга. Она-то и дала мне возможность набраться опыта. Поскольку она не возражала против моего желания избежать огласки, я взяла псевдоним P.M. Джонс. Мой первый съемочный день был ужасным, и я изрядно помучилась, прежде чем сообразила, как выстроить появление инопланетян.
- P.M. Джонс? Я помню эту фамилию. Так, значит, «Где танцуют ангелы?» твоя работа? Это лучшая серия во всем фильме.
- Благодаря сценарию.
Она улыбнулась, и на мгновение их взгляды встретились, в них светилась нежность.
Голос Валентины разрушил очарование момента:
- Рейн, Кензи, лимузин ждет вас. Возвращайся в отель, дорогая. Я тут все закрою.
- Спасибо. Увидимся позже.
Кензи шел рядом и распахнул перед ней дверь.
- А почему Джонс?
Улыбка Рейн исчезла.
- Когда я была маленькой и думала о своем отце, то про себя называла моего таинственного родителя «мистер Джонс». Джонс - хорошая фамилия, не хуже других.
Пока они спускались по лестнице, Кензи размышлял, Можно ли избавиться от мыслей о неизвестном отце. Наверное, нет.
Миновав швейцара, они вышли на улицу. Их встретили шум толпы и вспышки фотоаппаратов.
- Мисс Марло, как насчет скандалов на съемках?
- Вы выгнали Джейн Стакпол, потому что у нее роман с Кензи?
- Говорят, вы помирились? Ваши комментарии…
Кензи стиснул зубы. Обычно поклонники встречали и провожали их в аэропорту, оставляя в покое во время съемок. Но их сложные личные отношения подогревали интерес публики. Оба они давали интервью, избегая говорить о своих взаимоотношениях и рассказывая, каким замечательным фильмом будет «Центурион». Таков протокол, несмотря на личное мнение, никто не имеет права плохо отзываться о проекте. С прессой надо поддерживать хорошие отношения.
Насчитав больше двадцати пяти журналистов и фотографов, Скотт процедил сквозь зубы:
- Информация должна быть нейтральной, без скандальных деталей.
- Они хотят узнать подробности, прежде чем мы двинемся из Лондона в глубинку.
Скопление народа мешало их лимузину подъехать прямо к зданию. Кензи обнял Рейни за плечи и решительно повел сквозь толпу. Он был знаком со многими журналистами, поэтому с ленивой улыбкой обратился к мужчине, задавшему вопрос о скандалах:
- Тебе нужно поискать лучший источник информации, Генри. Съемки идут спокойно. Никаких звездных капризов.
Репортер, не смутившись, улыбнулся:
- Разумеется, вы не доставляете никаких хлопот.
- Творческое сотрудничество не дает пищи для забористых материалов? - посочувствовала журналистам Рейн. - Что я могу сказать? Я работаю с великолепным коллективом.
- Кензи, ты рад возвратиться домой, в Англию? - окликнула высокая блондинка.
- Конечно, Памела. - Он одарил ее такой улыбкой, что любая женщина потеряла бы рассудок. - Где еще можно выпить настоящего чая?
Памела проглотила ком в горле, стараясь сосредоточиться.
- Рейни, правда, что ты снимаешь этот фильм, чтобы вернуть Кензи?
Рейн прищурилась.
- Чепуха. Я начала работать над «Центурионом» задолго до встречи с Кензи. Но, признаюсь, я в восторге оттого, что он играет главную роль. Это потрясающая работа.
Отвечая на вопросы, они пробирались к машине. И были почти у цели, когда высокий мужчина с неприятным лицом выкрикнул:
- Где ты родился, Кензи? Где ты вырос? Мужчина показался Кензи знакомым.
- Я родился на Гебридских островах, узким проливом отделенных от северной части Шотландии. Мой отец говорил, что я законный наследник Стюартов и претендент на шотландский трон, - ответил Кензи с шотландским акцентом, - Принц Карл Эдуард по прозвищу «Юный претендент» по шотландской традиции женился на Флоре Макдоналд. У них родился сын, и Флора прятала его от англичан, дав ему фамилию Скотт. Как прямой потомок их сына, прошу обращаться ко мне «ваше королевское высочество».
Его высказывание вызвало взрыв смеха.
- Отлично, Кензи, - улыбнулся Генри. - Завтра все газеты выйдут с заголовками «Кензи Скотт - настоящий король Англии!».
Лишь репортер, задавший Кензи вопрос о его происхождении, не поддался всеобщему веселью.
- Послушай, Скотт, ты всегда прикрывался лживыми историями, пришло время открыть правду.
Удивленный неприкрытой враждебностью, звучавшей в голосе репортера, Кензи повернулся к нему:
- Простите, но я не знаю вас. Кто вы и какое издание представляете?
- Я Найджел Стоун из «Лондон икуайер».
Это был, пожалуй, самый пошлый лондонский таблоид, но при имени репортера у Кензи перехватило дыхание. Неудивительно, что его лицо показалось ему знакомым. Они знали друг друга еще с тех времен, когда Найджел был задиристым мальчишкой с крысиным лицом. Став репортером, вынюхивающим скандалы, он выбрал для себя самую подходящую профессию.
Понимая, что собеседник не может его узнать, Кензи широко улыбнулся:
- Я всего лишь актер, плод воображения зрителей. Зачем разрушать их грезы скучной реальностью?
Наконец они добрались до лимузина. Водитель предупредительно распахнул дверцу. Кензи подтолкнул Рейни внутрь и быстро последовал за ней. Но прежде чем дверца захлопнулась, он услышал голос Найджела:
- Тебе прежде удавалось прятаться за ложью, но теперь этому конец. Я докопаюсь, кто ты есть на самом деле!
Рейн подвинулась на сиденье, освобождая место для Кензи. Когда лимузин тронулся, она вопросительно проговорила:
- Ваше королевское высочество?
Лицо его смягчилось.
- Вижу, ты передумала со мной разводиться. Есть шанс стать следующей королевой Англии.
- Мне и так проблем с публикой хватает, - нахмурилась Рейн. - Если этот тип Стоун постарается, то раскроет твое таинственное прошлое?
- Он может докопаться только до моих студенческих лет в театральной академии. Не дальше.
Слова Кензи прозвучали уверенно.
- Ты провел детство за границей? - спросила Рейн. - В Британии не сохранилось никаких документов?
Кензи смотрел в окно.
- Можно сказать и так.
Другими словами - отстань.
- А что ты чувствуешь, вернувшись в Англию? - поинтересовалась она, сменив тему. - Ты всегда казался мне истинным британцем. Но у меня ощущение, что визит сюда вызывает у тебя двойственные чувства.
Он вздохнул, все еще избегая ее взгляда.
- Британия - мой дом, но воспоминания не всегда бывают приятными.
У каждого в детстве есть печальные моменты. Но его ранние годы, видимо, были очень горькими, если вызывали такую реакцию.
- Но съемки постоянно приводят тебя сюда.
- И я приезжаю. Раздираемый противоречивыми чувствами.
Он так и не стал американцем; хотя получил вид на жительство больше десяти лет назад. Рейни считала, что это красноречиво говорит о его чувствах к родине.
Однажды, сгорая со стыда, она заглянула в его паспорт, когда Кензи забыл его на туалетном столике. Из документа следовало, что он родился в Лондоне, в феврале, именно в тот день и год, которые Кензи всегда называл. Интересно, соответствует ли это истине? Неужели желание скрыть прошлое толкнуло его на подделку документов? Вполне возможно.
Подумав, что так никогда и не узнает правды, Рейни откинулась на спинку сиденья. Поскольку Кензи не требовал отдельной машины, они ездили на репетиции и обратно вместе. Это экономило деньги, к тому же она получала удовольствие от совместных поездок. Оба они делали вид, что той ночи в скалах не было, но с тех пор их тянуло друг к другу.
- Репетиции идут гладко, но я побаиваюсь делать оптимистические прогнозы, так как знаю, сколько проблем возникает на съемках и при окончательном монтаже.
Он наконец отвернулся от окна.
- Не говоря уж о том, что осталось снять самую сложную Насть картины. Съемки будут трудными для нас обоих. Можно даже сказать, мучительными.
Она невольно вздрогнула, услышав, как сурово прозвучало последнее слово.
- Боюсь, тебе будет тяжелее, чем мне.
- Вряд ли, - продолжал он. - Тебе придется руководить мной, что не доставляет тебе удовольствия, и, кроме того, впереди самые сложные сцены Сары.
- Ты говоришь так зловеще, как ведьмы в «Макбете».
- Они были не только зловещими, но и предсказывали правду.
Она вспомнила, как блестяще он сыграл в эпизоде с сэром Джеймсом. Кензи нутром чувствовал характер Джона Рандалла. И если сказал, что следующие недели будут трудными, то, несомненно, прав. Сейчас уже поздно думать об этом, и все же ей в голову пришла мысль, не слишком ли большую жертву она потребовала от него, настояв на его участии в фильме.
Поздно. Как только эта мысль появилась, Рейн тут же выбросила ее из головы. Сколько денег, людей и надежд связано с этой работой! Маркус Гордон может дать ей второй шанс, если она потерпит неудачу с фильмом, но никогда не простит, если она струсит на полпути.
- У тебя такой вид, будто ты откусила кусок спелого яблока и обнаружила внутри червяка, - прервал ее размышления Кензи.
- Меня неожиданно охватило сомнение. И зачем только я впуталась в этот проект?
- Ты справишься, Рейни, как всегда. Эта твоя способность просто пугает.
Он прикрыл глаза, давая понять, что разговор закончен.
Возможно, ездить в одной машине не такая уж хорошая идея.
Найджел Стоун не терял времени зря. На следующее утро Рейн и Валентина просматривали лондонские газеты, сидя за завтраком в номере Рейн. Их интересовала реакция прессы на съемки фильма.
Вэл взяла из стопки «Лондон инкуайер» и тихо присвистнула.
- Черт побери! Посмотри!
У Рейн сжалось сердце. На первой странице красовалась фотография Кензи. Заголовок вопрошал: «Знаете ли вы, кто этот человек на самом деле? Она лихорадочно Просматривала текст. «Каково истинное происхождение самого популярного английского киноактера? Кто он в прошлом - богач, бедняк, вор, нищий? Король или преступник…»
Статью сопровождало по меньшей мере полдюжины фотографий. Поскольку Кензи редко отказывался от работы и снялся в массе фильмов, недостатка в материалах не было: Кензи Скотт, играющий мачо, с обнаженным торсом и магнетическим взглядом, в ролях романтических героев-любовников, опасных и таинственных… На одной из фотографий - она в его объятиях, кадр из триллера «Смертоносная сила», в котором они снимались в прошлом году. «Рейн Марло покинула Кензи Скотта, когда узнала, кто скрывается под маской красавца», - интриговала читателей газета. И дальше: «Кензи Скотт утверждает, что он британец, но его прошлое сплошная ложь, направленная на то, чтобы одурачить соотечественников, которые восторженно принимают его», - заявлял репортер. Более того, Стоун призывал высказаться читателей, если кто-то из них, знал Скотта в юности. И обещал, что «Инкуайер» щедро заплатит за ранние фотографии актера. «Читатели вместе с Найджелом Стоуном узнают правду!»
- Проклятие! - выпалила Рейн. - Написано так, словно Кензи - убийца. Он может предъявить иск за клевету этой паршивой газетенке?
Вэл покачала головой:
- Здесь только вопросы и фотографии. Его ни в чем не обвиняют. Так что никакой клеветы нет.
Жаль. Зная, что Кензи не большой любитель читать прессу, она взяла газету.
- Пожалуй, покажу это Кену, чтобы подготовить его.
Его номер, находился на том же этаже. Рейн решительно постучала.
- Это я.
Прошло некоторое время, прежде чем на пороге появился Кензи в банном халате й с мокрыми волосами. От неожиданности она замерла. Идиотка, Рейн сердито одернула себя, можно подумать, что она никогда не видела его в таком виде.
- Кажется, я произвел на тебя неизгладимое впечатление? - Он улыбнулся, в зеленых глазах заиграли лукавые огоньки. - Твое замешательство весьма многообещающе.
- И не надейся. - Она вручила ему газету. - Полюбуйся.
Он взглянул на первую страницу, и его веселое настроение как рукой сняло.
- Да, черт бы их побрал…
Кензи читал статью с каменным выражением, которое всякий раз приобретало его лицо, когда речь заходила о его прошлом. Поколебавшись, Рейн все же не удержалась от вопроса:
- Я уважаю твою скрытность, но, прошу тебя, ответь мне. Ты боишься, как бы не всплыли какие-то неприятные факты?
- Ты думаешь, я преступник? - Его лицо скривилось в презрительной гримасе.
- Конечно, нет. - Она вздохнула. - Видимо, мне следовало раньше поинтересоваться твоими тайнами. И если бы открылась какая-то катастрофическая информация, я бы наверняка что-нибудь придумала. Инвесторы мне шею свернут, если ты замешан в чем-то, что может негативно отразиться на проекте.
- Успокойся. Никаких поводов для моего ареста нет.
Значит, все-таки что-то есть, подумала Рейн, но не стала настаивать.
- Просто скажи мне, есть что-то такое, что может повредить фильму, если выйдет наружу?
После долгого молчания он сказал:
- Есть… некоторые эпизоды, которые могли бы стать находкой для желтой прессы, но, слава Богу, о них некому рассказать.
Она вздохнула:
- Да, черт возьми, попробуй тут успокойся.
- Не волнуйся. Найджел Стоун если и подсунет что-нибудь жареное читателям, то это будет фальшивка, которую я легко смогу опровергнуть. - Кензи вернул ей газету. - Прости, мне нужно подготовиться к репетиции.
Встревоженная, она вернулась в свой номер, надеясь, что прошлое, которое ее муж явно стремится скрыть, так и останется тайной.
Весь день Скотта не покидали мысли о намерении Найджела Стоуна «сорвать маску с самого популярного английского киноактера». Мало осталось людей, которые знали не только кем он стал, но и кем был когда-то, но у них есть веские причины держать язык за зубами. И все же…
Когда репетиция закончилась, он подошел к Рейни:
- Можешь распоряжаться машиной. Я собираюсь навестить старого друга.
Она едва удержалась, чтобы не спросить, куда он направляется.
Чтобы избежать встречи с журналистами, он вышел через заднюю дверь и сел в первое же такси.
- Рамиллис-Мэнор, пожалуйста.
Через полчаса Кензи оказался в тихом уголке Кенсингтона. Хотя вряд ли его можно было назвать особняком, кирпичный дом В викторианском стиле производил неизгладимое впечатление. Кензи распахнул знакомую дверь. Пожилая дама-администратор закончила телефонный разговор и приветливо улыбнулась:
- Приятно видеть вас снова, мистер Скотт. Мистер Уинфилд будет так рад.
- Как он?
Она вздохнула:
- То хуже, то лучше, но он ведь никогда не жалуется. Такой приятный джентльмен. Пройдите в сад, он там греется на солнышке. Прислать вам чай?
Он согласился, зная, что это ей будет приятно, и прошел через дом в сад. Интересно, не может ли кто-то из работников этого заведения, поддавшись искушению, связаться с Найджелом Стоуном и рассказать о Кензи Скотте? Вряд ли. Поскольку в Рамиллис-Мэнор обслуживают состоятельных людей, персонал подбирают с особой тщательностью. Даже если кто-то и расскажет о его регулярных визитах к сэру Уинфилду, то его прошлого никто не знает.
Чарлз Уинфилд сидел в тени высоких кустов роз, колени прикрыты пледом, на голове наушники. Подумав, что давно не навещал своего друга, Кензи осторожно тронул его за плечо:
- Прости, Чарлз, я не мог прийти раньше. Как ты?
Уинфилд снял наушники и выключил плейер.
- Кензи, мальчик мой, какая радость! Не надо извиняться, я знаю, что ты страшно занят с самого приезда в Лондон, - проговорил он поставленным голосом театрального актера. - Садись.
- Что ты слушаешь?
Кензи уселся на каменную скамью, а Чарлз, покрутив колеса кресла, расположился так, чтобы видеть гостя периферическим зрением. Атрофия глазных мышц лишила его прямого взгляда.
- Твои автобиографические заметки о Голливуде, которые ты прислал, доставили мне истинное удовольствие, может быть, они не столь остроумные, как британский аналог, но достаточно откровенные и язвительные, - начал Чарлз.
- Тебе бы тоже давно пора взяться за мемуары, мог бы наговорить на диктофон. Они станут настоящим бестселлером.
Уинфилд с сожалением покачал головой:
Как джентльмен, я должен буду опустить самые интересные моменты, и мои воспоминания сразу потеряют изюминку.
- Кстати, ты знаком с репортером по имени Найджел Стоун? - спросил Скотт.
- Отвратительный тип. Наверное, самый злобный из тех, кто занимается светской хроникой. Насколько я знаю, он родился в Англии, несколько лет работал в Австралии, но, на нашу беду, два года назад вернулся и начал сотрудничать с «Лондон инкуайер». Известен своим умением вытаскивать самые гнусные истории. Ты с ним встречался?
- Да, - кивнул Кензи. - Стоун заявил, что должен открыть английской публике правду о моем происхождении. Он обратился к читателям за информацией и посулил денег за мои ранние фотографии.
- Ужасный человек. Как говорится, пробы ставить негде, - скривил губы Уинфилд. - Не волнуйся, он ничего не найдет.
- Надеюсь. Но если он задастся целью изучить мои студенческие годы, то докопается до того, что ты помог мне поступить учиться.
Чарлз беззаботно махнул рукой:
- Чепуха. Тебя приняли после прослушивания. Я только подсказал тебе, что выгоднее читать, и шепнул пару слов на ухо директору. - Он улыбнулся, и Кензи вдруг вспомнил эту коварную улыбку на устах Макбета, которого когда-то играл Уинфилд. - Если Стоун доберется до меня, я с удовольствием пошлю его по ложному пути.
- Только не переусердствуй. Он не так глуп, - напомнил Кензи.
- Не волнуйся. Я просто немного позабавлюсь. Если хочешь, я поговорю с теми, кто еще жив. Не то чтобы кто-нибудь проболтается этому репортеришке, но на всякий случай лучше предупредить.
- Спасибо. Я подумаю. Через пару дней съемочная группа покинет Лондон.
- Ах да. «Центурион». Мой любимый роман. Я рад, что наконец его экранизируют. Думаю, раньше этого нельзя было сделать. - Он прислушался. - Кажется, несут чай.
- О тебе здесь хорошо заботятся?
- Да, прекрасно. Ты ведь платишь сумасшедшие деньги за уход. Такая развалина, как я, не стоит этого…
- Я никогда в полной мере не смогу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал! - воскликнул Кензи.
В расцвете таланта Чарлз весьма преуспевал, но жил на широкую ногу, а работа в театре приносит меньший доход, чем в кино или на телевидении. Кензи был обязан Чарлзу своей карьерой и считал, что одно из удовольствий, которые дают деньги, - это возможность помочь друзьям.
Несмотря на страстную любовь к театру и кино, Кензи никогда не помышлял стать актером. Заметив его интерес, Чарлз подбодрил юношу и, разглядев в нем талант, стал его наставником. Вслед за Тревором Скотт-Уоллисом, профессором, научившим Кензи читать и привившим ему хорошие манеры, Чарлз оказал огромное влияние на него.
- Вот вы где, джентльмены. - Молодая девушка поставила на круглый садовый столик поднос с чайными приборами. Бросив на Кензи долгий мечтательный взгляд, она удалилась.
- Разливай чай, дружище. Я, с моим зрением, едва могу бутерброды разглядеть. И расскажи мне последние сплетни, - проговорил Уинфилд, потирая руки. - Как тебе работается под руководством твоей талантливой и, увы, уже почти бывшей жены?
Кензи пересказал несколько пикантных подробностей из жизни Голливуда. Он знал, что подобные истории доставляют Чарлзу удовольствие. Как приятно, когда рядом с тобой человек, пусть даже единственный в мире, от которого нечего скрывать, подумал Кензи.
Последнее время Чарлз быстро уставал, поэтому Кензи долго не засиживался у него. Шагая к Хай-стрит в поисках такси, он сообразил, что идет мимо дома Дженни Лайм, его давней подруги по театральной академии. Поддавшись порыву, он вошел в подъезд и нажал кнопку звонка, не слишком надеясь застать Дженни дома.
Кензи уже собирался уходить, когда из домофона послышался женский голос.
- Я не знаю, кто там, - проговорила Дженни на высоких нотах, - но день сегодня отвратительный, и если вы не пригласите меня посидеть в дорогом ресторане, то убирайтесь.
Дженни была верна себе.
- Отлично, - сказал он. - Куда пойдем?
- Скотт, это ты? - удивилась Дженни. - Вот так сюрприз! Входи сейчас же!
Она встретила его на пороге и весело расцеловала в обе щеки. Высокая, темноволосая, сексуальная, Дженни сделала успешную карьеру на телевидении.
- Ты развелся? И пришел соблазнить меня шампанским и бельгийским шоколадом?
Кензи вспомнил последнюю ночь с Рейн.
- Весьма заманчиво, но развод еще не закончен и формально я женатый мужчина, - выпутался он.
Ее вызывающий тон исчез.
- Ах вот как! По крайней мере честно. - Она потянула его за руку и усадила рядом с собой на покрытую парчой софу. - А как насчет обеда?
- Полагаюсь на твой выбор. Пойдем куда-нибудь, где не надо заранее бронировать столик.
- В Челси есть один крутой, но вполне милый ресторанчик. Сейчас я туда позвоню.
Она отыскала номер телефона, позвонила и заказала столик, упомянув имя Кензи.
- Повезло, - сообщила она, положив трубку. - Обычно они принимают заказ за две недели, но для мистера Скотта, разумеется, найдется столик через час. Как удобно иметь однокурсника, который стал страшно знаменитым.
- Ну ладно, не скромничай! - улыбнулся Кензи.
Она состроила гримасу.
- Ты прав. Пожалуй, после тебя я самая успешная актриса с нашего курса. Думаю, половина наших однокашников вообще завязали с этой профессией, а остальные работают лишь от случая к случаю. Что и говорить, специальность не из легких. И почему мы только этим занимаемся, Кен?
- Такие уж мы чудаки, ничего другого делать не умеем.
- Это правда. - Свернувшись в уголке софы, она всматривалась в лицо гостя. - У нас еще есть немного времени до выхода. Что у тебя случилось?
Дженни всегда отличалась проницательностью. В годы учебы они были добрыми друзьями, иногда любовниками, и с тех пор не теряли друг друга из виду.
- Найджел Скотт из «Лондон инкуайер» развернул среди читателей широкую кампанию по расследованию моего прошлого. Когда он начнет копаться в моих студенческих годах, то может выйти на тебя.
- Я не смогу рассказать о тебе того, чего не знаю. А если бы что-то и знала, то все равно стала бы молчать как рыба. - Она одарила его многообещающим взглядом: - Я могу тебе как-то помочь?
Нужно направить Найджела по ложному следу, и Дженни, в отличие от Чарлза, тут головы не потеряет.
- Что ты имеешь в виду? - спросил он.
- Может быть, мне сказать ему, что я толком ничего не знаю, так как ты был всегда очень замкнутым человеком? А если он станет настаивать, то я скажу ему, что ты родился в Англии и вместе с родителями маленьким ребенком уехал в Африку. - Говоря это, она изображала даму, отвечающую на вопросы журналиста. - Я точно не знаю куда. - Дженни закатила глаза. - Возможно, в Зимбабве - тогда это еще была Родезия, или в ЮАР. Твои родители погибли во время вооруженных беспорядков в регионе, и бедный сиротка вернулся на родину, где вскоре поступил в театральную академию. Воспоминания о семье были так болезненны для тебя, что ты никогда не говорил об этом. Слишком печальное прошлое.
Хорошая история. Она объясняет отсутствие школьных документов при поступлении в академию, подумал Кензи.
- Умница. Если ты сумеешь убедить Стоуна, что я вырос за границей, ему долго придется разыскивать мои следы на просторах бывшей Британской империи.
- Мне он поверит. Я актриса и любого могу убедить в чем угодно. - Она встала. - Пойду переоденусь. Хочу появиться в «Укромном уголке» во всем блеске. - На полпути она остановилась. - Если Стоун такой проныра, то он может обратиться в академию за твоими документами. Есть там что-нибудь, что бы ты хотел скрыть?
- Документы содержат самые неопределенные сведения: частное образование, близких родственников нет и тому подобное.
Дружба Чарлза Уинфилда с ректором академии сослужила Кензи добрую службу. У старины Чарлза были полезные связи.
- Что мне всегда в тебе нравилось, дорогой, так это твоя таинственность. Ты не собираешься рассказать мне подлинную историю твоего пролетарского прошлого?
Он с трудом скрыл изумление.
- С чего ты это взяла?
- Когда ты начал учиться в театральной академии, у тебя не было ни теперешнего аристократического лоска, ни соответствующей речи, - объявила Дженни на пороге спальни. - У меня чуткое ухо. Уверена, что, когда мы впервые встретились, я уловила легкий южноафриканский акцент.
Она Найджела Стоуна совершенно собьет с толку.
Понимая, что нужно просмотреть очередной номер «Лондон инкуайер», Рейни, сидя за завтраком, неохотно развернула газету. Увидев фотографию, она чуть не подавилась. «Скотт развлекается» - гласила подпись под изображением Кензи и темноволосой красотки, способной и мертвого поднять из могилы.
К горлу подкатил комок. Рейн просмотрела статью. Женщину звали Дженни Лайм. Она обедала с Кензи в модном французском ресторане «Укромный уголок». Рейни всматривалась в изображение: Кензи повернулся к своей даме, на лицах обоих застыло удивление, - видимо, фотограф застал их врасплох. Если они хотели уединиться, то могли бы пойти в менее популярное место.
Дженни была однокурсницей Кензи по театральной академии и его давней подругой. Рейн догадывалась, что когда-то они были любовниками, хотя ее муж никогда не говорил об этом. Интересно, кто они сейчас: друзья или любовники?
Но это не ее дело, она всего лишь режиссер фильма, в котором снимается мистер Скотт. Он может сколько угодно развлекаться со своими подружками, если это не мешает съемкам «Центуриона». Только бы убедить в этом свое сердце…
Прикрыв глаза, она глубоко вздохнула, успокаивая расходившиеся нервы. К счастью, сегодня дел выше головы - надо подготовить старое вагонное депо к самой большой и сложной сцене фильма. Ей придется заниматься множеством деталей: освещением, костюмами, массовкой. Съемки начнутся, когда стемнеет.
Рейн вернулась к газете. Стоун посвятил статью ранней работе Кензи на Би-би-си, расспросив тех, кто знал его в то время. Казалось, репортер задался целью отыскать негативную информацию, но никто не захотел бросить камень в актера. «Он был такой же, как сейчас» - гласило общее мнение. Что ж. по крайней мере газета не публикует мерзких фальшивок.
Пока.
С бьющимся сердцем Рейн, стоя на мостике операторского крана, оглядывала с высоты огромное помещение. Одетые в соответствии с эпохой человек двести массовки уже поджидали на своих местах начало съемки. Снаружи пыхтел прибывающий паровоз.
Все готово к «дорогому удовольствию», как выразился Маркус Гордон, - к съемкам большого, сложного, дорогостоящего эпизода, поглотившего значительную часть бюджета фильма. Рейн торопилась отснять эту сцену, пока Гордон не начал сомневаться в необходимости таких затрат.
Ее рация захрипела, потом послышался голос второго режиссера, отвечающего за массовые сцены:
- Через пять минут начинаем, Рейни.
- Вторая камера готова? -Да.
- Хорошо, через пять минут.
Она опустила рацию и снова оглядела площадку. Как хорошо, что удалось найти это старое, заброшенное здание. Большая работа и немалые деньги превратили его в копию вокзала Виктория. Электрики целый день занимались освещением, художники трудились над историческими деталями - фонари и перила делали декорацию весьма достоверной.
Главный оператор Грег Марино лично встал за камеру рядом с Рейн и, перехватив ее взгляд, поднял вверх большой палец. Она улыбнулась, стараясь держаться уверенно. Поправила страховочный ремень, чтобы он меньше давил на впивавшийся в ребра корсет на китовом усе. Черт бы побрал эту Джейн Стакпол, приходится теперь мучиться вместо нее! Поскольку Рейн предстояло появиться на площадке в следующем кадре, она была уже в костюме и гриме. Все-таки в джинсах гораздо удобнее руководить съемкой.
- Рейни, у нас все готово, - сообщила рация.
Кинув на площадку последний взгляд и ощутив легкий холодок от обрушившейся на нее ответственности, она набрала в легкие побольше воздуха и крикнула:
- Мотор! Начали…
Зажужжала камера, Грег нацелился на темный вход в здание. Поскольку прямо за его стенами раскинулся современный Лондон, съемка велась ночью, чтобы в кадр не попали приметы двадцать первого века.
Послышался гул прибывающего поезда, свет огней разрезал темноту. Поршни вращали колеса, из трубы вырывался пар. Наконец, вздрогнув мощным стальным телом, локомотив остановился.
Камера опустилась вниз, чтобы подчеркнуть размеры поезда, столь отличного от лошадей и песка, к которым успел привыкнуть Джон Рандалл. За окнами вагонов виднелись спешащие к выходу пассажиры.
Камера плавно переместилась ко второму вагону и остановилась на двери. Пассажиры начали выходить на перрон. Пожилая леди, молодая пара… А вот и Кензи - Джон Рандалл. Лицо осунувшееся, изможденное, алый мундир висит на исхудавшем Джоне, как на вешалке. Черт возьми, и все-таки до чего он хорош!
Он шагнул на перрон, толпа шумно приветствовала его. Грянули фанфары. Потрясенный, Джон Рандалл смущенно оглядывался по сторонам. Операторский кран начал медленно ползти вверх, чтобы в объектив камеры попало море людей, встречающих героя.
Когда кран поднялся, Грег сфокусировал объектив на Кензи. Он пытался скрыться в вагоне, но ему мешали стоящие сзади пассажиры. Кран остановился под самым потолком, так что Рейн инстинктивно пригнула голову. А Рандалл внизу почти затерялся в толпе, лишь его алый мундир выделялся кровавым пятном на темном фоне.
Все было так, как Рейн представляла себе много лет назад, когда впервые прочитала роман и фантазировала, какой бы мог получиться фильм. Смесь страха и ликования охватила ее. В этом смысл работы режиссера - создать атмосферу, которая соответствует замыслу автора. И Рейни была просто создана для этого.
- Снято!
Кран опустился вниз, и теперь она вместе с оператором просматривала на мониторе отснятый материал.
- По мне - хорошо, Грег. А ты как думаешь? Главный оператор одобрительно кивнул.
- Будем печатать, - заключила она.
Можно было переходить к следующим эпизодам. Камера снимала оркестр; мальчика, размахивающего флагом Соединенного Королевства; премьер-министра, пришедшего пожать руку герою, - на носу выборы, и политику нужна хорошая пресса. Некоторые вещи не меняются столетиями.
Пока вторая камера работала в дальнем конце помещения, Грег снимал сцену, где Рандалл с натянутым лицом принимает приветствия премьер-министра. Потом встречу Джона с отцом, преисполненным гордости за сына. После официальной церемонии Рандалл начал медленно пробираться сквозь толпу.
Настала очередь сцены Сары. Пока устанавливали свет и камеры, свободные актеры шептались о том, что актриса за тридцать собирается играть девушку, на десять лет моложе ее самой. Рейн тоже это тревожило, но она не подавала виду. К тому же она никогда не снималась под собственным руководством.
Сначала все шло не особенно гладко, трудно было войти в роль и вместе с тем оставаться режиссером. Она пропустила свою реплику в первом эпизоде, смазала диалог, но потом взяла себя в руки и отлично сыграла следующий эпизод.
- Спокойно, Умпик, - негромко сказал Грег.
Рейни процедила проклятие и, пропустив мимо ушей замечание главного оператора, повторила первые эпизоды. На этот раз она с блеском сыграла сцену встречи Рандалла. Сначала ее захлестывала радость, но потом настроение изменилось.
- Папа, что-то не так, - с тревогой в глазах проговорила девушка. - Почему они не оставят его в покое?
Хотя Сара и была намерена стоять в стороне, рядом с отцом, но, увидев лицо Джона, не удержалась и нырнула в толпу.
- Ран-далл! Ран-далл! - скандировали встречающие.
Сара пробиралась к нему, не обращая внимания на призывы отца вернуться. Одни понимающе улыбались и давали ей дорогу, других возмущала ее наглость. Она едва ли обращала на все это внимание, ее взгляд был прикован к Рандаллу. Она, единственная из всех, разглядела панику в его глазах и не могла успокоиться. У него был просто страдальческий вид.
Вдруг полные безумия и страха глаза Кензи остановились на ней, и она задохнулась. Ужас на его лице был столь неподдельным, что исчезли обе - и режиссер, и Сара, осталась только Рейн с ее искренним страхом за мужа.
- Джон! Джон!
Глядя на нее так, словно она ангел, сошедший с небес, Рандалл протянул руку. Она, в свою очередь, потянулась к нему, отчаянно пробираясь сквозь передний ряд встречающих. На фоне их официальных черных костюмов выделялся зеленый рукав ее платья.
Джон и Сара… они наконец рядом. Их руки соединились, и Сара ощутила пожатие его пальцев. Но оно тут же ослабло, и на его лице появилось выражение страдания. Чувствуя, что снова теряет любимого, Сара стиснула его руку, не позволяя ему уйти.
Они так и стояли, долго, без слов. По ее щекам текли слезы… Наконец Рейн объявила:
- Снято!
Она отпустила руку Кензи. Грудь ее тяжело вздымалась в узком корсете. Не теряя времени, она поспешила к Грегу посмотреть материал. Он отлично сделал свою работу. Камера не отрывалась от сомкнутых рук героев, сделав их символом взаимоотношений измученного мужчины и женщины, полной решимости остаться с ним, и не важно, что темные силы пытались их разлучить.
- Это то, что я хотела, Грег.
Пока ассистенты готовили площадку для следующей сцены, Рейн подошла к Кензи. Спрятавшись в тени паровоза, он стоял, скрестив руки на груди. Лицо его было бесстрастным. Никто не осмеливался нарушить его уединение.
Поскольку он не заметил ее появления, она легонько тронула его за руку.
- Кен, это потрясающе.
Он резко отдернул руку, словно на него напали. Ему потребовалось время, чтобы сообразить, кто перед ним.
- Без единого слова тебе удалось показать, что творится в душе Рандалла, - нерешительно продолжала она. - Человека, вернувшегося из ада и принесшего этот ад с собой.
Кензи поправил рукав мундира.
- Ты ведь этого и хотела?
Он повернулся и пошел прочь.
Она с тревогой смотрела ему вслед. В свое время ей так хотелось, чтобы он вжился в роль. Нужно быть осторожной в своих желаниях…
Съемочный день закончился. Кензи дремал в машине, поджидая Рейни, чтобы ехать в Дорчестер. Она чуть не упала на него, когда садилась в автомобиль.
- Прости. - Когда он подвинулся, освобождая ей место, она добавила: - Я думала, ты уже уехал.
- Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. - Когда машина тронулась, Кензи потер глаза. - Извини, что накинулся на тебя, Рейни. Но боюсь, что дальше будет еще хуже.
- Это мне нужно извиняться. Я только сейчас начала понимать, во что тебя втравила.
- Но это не означает, что ты хочешь найти другого Джона Рандалла?
- Нет. Ты блестяще справляешься с ролью. Я только хочу, чтобы работа не причиняла тебе столько боли.
- В этом вся ты, - улыбнулся он. - С твоей решительностью и целеустремленностью ты сделаешь хороший фильм. Но на съемках, как на войне, обязательно есть пострадавшие.
- Теперь я действительно чувствую себя виноватой.
- Думаю, я буду среди раненых, а не убитых.
- Это радует, - сухо сказала она. - Кстати, Грег как-то странно назвал меня. Я толком не поняла, а спросить забыла.
Он рассмеялся:
- Еще в Нью-Мексико вся команда за глаза называла тебя Умпик.
- И что же это значит? Удивительно милый постановщик?
- Нет, дорогая, Упрямый маленький птенчик. Она вспыхнула:
- А почему именно так?
- Ты получила это прозвище, когда уволила того парня, помнишь, помощника звукооператора?
- Он этого заслуживал, - оправдывалась Рейни. - Актерам меньше всего нужно, чтобы кто-нибудь из персонала ехидничал на их счет.
- Совершенно справедливо, твое прозвище - это комплимент в твой адрес. Группе всегда нравится, когда режиссер держит все под контролем.
Упрямый маленький птенчик. Надо же! Могло быть и хуже. Хорошее настроение Кензи испарилось.
- Ты видела фотографию в «Лондон инкуайер»? У нее сжалось сердце.
- Да.
- Дженни - только друг. Я зашел к ней поговорить о Найджеле Стоуне, и мы отправились пообедать.
Рейн перевела дух.
- Спасибо, что объяснил. Я знаю, это не мое дело, но будет… неприятно, если ты станешь крутить роман у меня под носом.
- Я понимаю. - Он коснулся ее руки. - Обещаю, пока идут съемки - никаких романов.
Как и Сара, она готова была вцепиться в его руку, чтобы не позволить ему уйти.
Но, будучи более взрослой, современной и почти разведенной женщиной, она этого не сделала.
В ожидании своей сцены Кензи прохаживался вдоль западной стены Морчард-Хауса. Как всегда в таких случаях, он почти жалел, что не курит. Возможно, трубка в руках помогла бы ему расслабиться. Чем ближе подходили самые трагические сцены, тем сильнее становилось его возбуждение. Иногда ему казалось, что Рандалл вселился в его душу, вытеснив его самого.
Слава Богу, что с тех пор, как съемочная группа покинула Лондон, папарацци оставили их в покое. Но лондонские газеты доставляли повсюду, и выпады Найджела Стоуна донимали Кензи и здесь. Каждый день репортер сообщал новые сведения о сенсационном прошлом Кензи Скотта. Однако до сих пор дело обстояло неплохо. Никто из людей, хорошо знавших Кензи, не проговорился. Стоуну так и не удалось найти ни крупицы информации о периоде, предшествующем учебе Кензи в академии. Хотя репортер представлял каждую деталь его жизни в самом худшем свете, откровенной лжи он не допускал. Очевидно, редактор газеты был неплохо знаком с законом.
Кензи поискал глазами Рейни. Она обсуждала с Грегом Марино длинную сложную сцену, требующую двух камер. Одетая в легкое белое платье, она выглядела как актриса-инженю, а не как режиссер, но чувствовала себя в режиссуре как рыба в воде. Ее хватка, четкое понимание того, что и как она хочет сказать этим фильмом, восхищали всю съемочную группу и вызывали уважение к ней. Она никогда не забывала, что съемки фильма - коллективный процесс. При других обстоятельствах он с удовольствием бы работал под ее руководством.
Он перевел взгляд на холмы Девона, покрытые пышной зеленью. Судя по снятому материалу, фильм будет полон щемящей красоты, ностальгических воспоминаний об исчезнувшей Англии, которая посылала своих сыновей завоевывать новые земли для империи и принимала их страдания и жертвы как должное. Публике это понравится. Но он был не в состоянии просматривать отснятый материал. Ему было невыносимо видеть себя в роли Рандалла.
Оставив главного оператора, Рейн подошла к Кензи. Она выглядела юной и невинной, как того требовала предстоящая сцена.
- Кензи, ты великолепен! У тебя даже походка офицера викторианской эпохи, - с улыбкой сообщила она. - Только, пожалуйста, смени место прогулок. Если ты вытопчешь эту чудесную зеленую травку, мне придется заплатить владельцу. Думаю, газон, который любовно возделывали в течение пятисот лет, не дешево стоит.
Ее шутка заставила его улыбнуться.
- Постараюсь не забыть, дорогая.
- Давай пройдемся вокруг дома. А Грег пока установит вторую камеру, чтобы снимать бельведер. - Взяв его за руку й тут же ощутив его напряжение, она тихо шепнула: - Нам придется привыкнуть прикасаться друг к другу перед камерой.
- Предстоящие сцены волнуют тебя так же, как и меня? - напрямую спросил он.
- Честно говоря, мне было бы проще играть любовные сцены с кем-то другим. - Она состроила гримасу. - Даже если мы постараемся не примешивать наши личные эмоции, зрители все равно будут видеть в этих сценах тебя и меня, а не наших героев. Мне неприятно об этом думать.
- Мне тоже.
Они обогнули здание и пошли вдоль северного фасада.
- Не считая нашей с тобой нервозности, работа идет так гладко, что меня это даже настораживает, - сказала она. -
Например, Морчард-Хаус. Кто бы мог подумать, что нам удастся отыскать дом с двумя столь разными фасадами и мы сможем снимать так, будто это два разных здания? Какая экономия времени и денег!
Старая часть дома была выстроена в стиле короля Якова I в начале семнадцатого века, новая относилась к временам короля Георга. Оставалось лишь правильно установить камеры. В здании было несколько красивых интерьеров, а вокруг раскинулись сады, луга, рощицы, поблескивала гладь прудов. Дом на две недели оказался в их полном распоряжении - владельцы на время съемок уехали отдохнуть во Францию.
Рейн, прикрыв глаза от солнца, всматривалась в даль:
- Второй режиссер говорил, что в отдаленном уголке сада есть лабиринт. Постараюсь побывать там, даже если времени будет в обрез.
- Ты имеешь в виду садовый лабиринт?
- Нет, те устраивают из сплошной стены подстриженных кустов для развлечения публики. А здесь на земле выложен сложный узор, в нем есть только один путь от входа к выходу. И суть состоит в том, чтобы, пройдя извилистой тропой, обрести себя, а не заблудиться.
Обрести себя? Кензи решил приложить все силы, чтобы держаться подальше от здешнего лабиринта.
- И как это происходит?
- Когда следишь за поворотами дорожки, то больше ни о чем не думаешь и расслабляешься. Полная сосредоточенность, никаких посторонних мыслей - своеобразный вид медитации. Подобный лабиринт есть у кафедрального собора в Сан-Франциско. Моя приятельница Кейт как-то после ужина отвезла меня туда. Чтобы доставить ей удовольствие, я пошла по дорожке и на полпути поймала себя на том, что отдохнула, как никогда. Теперь везде, где только можно, я не упускаю подобной возможности.
- Будь осторожна, в центре лабиринта может оказаться Минотавр.
Она улыбнулась:
- Если тут и есть какие-нибудь чудовища, они погружены в волшебный сон и совершенно безвредны.
Они снова повернули за угол и увидели съемочную площадку.
- Кажется, пора снимать сцену в саду, - напомнила Рейни. - Я думаю этими кадрами начать фильм. Как ты считаешь?
- Разумно. Это задаст тон фильму: и отношения героев, и
идеализированная картина Англии, которую Рандаллу предстоит вскоре потерять.
- Именно это я и имела в виду.
Когда они подошли к съемочной группе, Рейн задумчиво сказала:
- По возможности я старалась спланировать съемки в той последовательности, как развиваются события в сценарии. Интересно, это повлияет на накал эмоций?
- Не думаю. Любой профессиональный актер в состоянии с полной отдачей сыграть свои сцены, независимо от того, в каком порядке они идут.
- Мне нужно нечто большее, чем профессионализм. Мне нужно вдохновение.
- Упорный труд надежнее вдохновения, - сухо возразил Кензи. И безопаснее. Прилив вдохновения может прорвать шлюзы памяти, чего ему меньше всего хотелось. Это путь к безумию.
Сара Мастерсон, подхватив юбки, со смехом пустилась бежать по шелковистой траве. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что капитан Рандалл догоняет ее. Его смех вторил ее веселью.
Их семьи жили по соседству, но раньше Джон смотрел на нее как на младшую сестру. С тех пор как они встречались в последний раз, она выросла, и Рандалл заметил это. Две недели назад он вернулся домой, и они виделись ежедневно. Когда позавчера на балу они вальсировали, она просто таяла в его объятиях. Полночи Сара терзалась сомнениями, не вообразила ли себе, что у него заблестели глаза. Но она не ошиблась. Он действительно заинтересовался Сарой Мастерсон.
Боясь, что эта мысль заведет ее слишком далеко, она побежала по склону холма к беседке, ведомая первобытным инстинктом, который заставляет пугливую лань убегать от оленя. Добравшись до небольшого строения в итальянском стиле, она, задыхаясь, остановилась. Корсет мешал вдохнуть в полную силу.
Капитан приблизился к ней. Его дыхание было ровным. Он легко бы поймал ее, но ему тоже нравилась игра.
Его высокая фигура, казалось, закрыла пространство между колоннами. Он был самым красивым мужчиной, какого только она знала, огонь его глаз одновременно приятно волновал и страшил ее. Он шагнул к ней:
- Мисс Мастерсон, можно… мне называть вас Сара? Смешно, но он робел перед ней.
- Конечно, - вспыхнув, ответила она. То, что он будет звать ее по имени, давало ощущение близости. - Вы же называли меня так, когда мы были моложе.
Он сделал еще один шаг и теперь стоял совсем близко.
- Сара, наверное, это странно, но у меня такое чувство, будто я ждал сегодняшнего дня всю жизнь.
Взяв ее руки в свои, он посмотрел на нее зелеными глазами Кензи. Рейн заморгала, сбитая с толку, текст вылетел у нее из головы. Надеясь, что камера снимает общий план и ее оплошность останется незамеченной, она восхищенно посмотрела на собеседника, как это сделала бы Сара.
- Тогда вы были очаровательной маленькой девочкой, - продолжал Кензи как ни в чем не бывало, - а теперь превратились в самую прелестную девушку из всех, кого я знаю. - Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал. - Вы единственная, с кем я хочу соединить свою жизнь. Я люблю вас, Сара. Вы выйдете за меня замуж?
У нее перехватило дыхание от слов, которые она мечтала услышать. Этот прекрасный мужчина хочет, чтобы она стала его женой? Разве он не понимает, что она отдаст ему все, что он попросит, даже вынет сердце из груди?
- Да, капитан Рандалл, - прошептала она. - С радостью. Неуверенность на его лице сменилась восторгом.
- И никаких вопросов по поводу внезапности предложения?
- Никогда в жизни я не была так уверена в себе.
- О, Сара, Сара, как я люблю твою честность! - Он обнял ее. - Зови меня Джон, когда мы одни.
Она подставила лицо его поцелуям, не зная, чего ждать. Теплое нежное прикосновение его губ было так приятно. Веки ее опустились, но она всем своим существом ощущала стоящего рядом мужчину. Вкус его губ, тепло его тела,
прерывистое дыхание, дразнящий мужской запах. С этого дня она с закрытыми глазами узнает его, отыщет, где бы он ни был…
От поцелуя и ласк кровь забурлила в ее жилах.
Рейн снова потеряла контроль над собой. Боже, до чего же она была глупа, воображая, что сможет сыграть эту роль, не растревожив собственных чувств! Она перенеслась мыслями в тот вечер, когда Кензи сделал ей предложение, и на какой-то краткий миг ей показалось, что это происходит наяву.
Но в реальности все было иначе. Ей стало так грустно, что даже актерская дисциплина не помогла удержаться от слез. Когда он провел рукой по ее груди, она полностью вышла из роли и резко отпрянула, чего не предполагал сценарий.
Судя по лицу Кензи, у него возникли те же проблемы. Импровизируя диалог, он усадил ее на скамью в круглой беседке.
- Я негодяй, - с чувством произнес он, смахнув с ее щек слезы. - Ты такая чистая, невинная, а я напугал тебя.
- Я не испугалась, - уверяла она. - Это от счастья.
- Мне не хотелось бы откладывать свадьбу, - произнес он уже ближе к тексту, - но на следующей неделе наш полк отправляется в Северную Африку.
Он уже покидает ее и отправляется на войну?
- Надолго?
- Всего на несколько месяцев. Нас посылают подавить мятеж повстанцев, это не займет много времени. Когда дело будет закончено, я подам в отставку и женюсь на тебе. - Он нежно улыбнулся ей: - Хватит с меня приключений. Теперь я готов создать семью.
Несмотря на его уверения, по спине у нее пробежал холодок. Она не поняла, что это: просто волнение или дурное предчувствие, - и решительно сказала:
- Сколько бы это ни продлилось, я буду ждать тебя, Джон.
- Милая моя девочка. - Он снова поцеловал ее. На этот раз она пылко ответила ему.
Прошло несколько секунд, прежде чем Рейн отступила назад и произнесла короткое слово:
- Снято.
Потрясенная собственными эмоциями, она повернулась к оператору:
- Не печатай это, Грег. Сцену придется переснять с того момента, как я вошла в беседку.
Грег нахмурился:
- Брось, Рейни, вы сыграли отлично. Пойди посмотри на мониторе.
У нее не было сил видеть собственную слабость, но она не могла пренебречь профессиональным суждением оператора.
- Хорошо, печатай, но сцену в беседке мы все равно переснимем.
Тихо, так, чтобы могла слышать только она, Кензи сказал:
- Если мы несколько раз повторим эту сцену, то она лишится эмоций и превратится в холодную работу профессионалов.
- Не пытайся убедить меня, что ты предпочитаешь этот вариант, - хмуро возразила Рейн.
- Да, я бы предпочел сыграть эту сцену, как говорится, на расстоянии вытянутой руки. Но подумай, что это даст фильму?
- Вот чего я не хочу, так это придирок!
- Это издержки твоей профессии, Умпик.
Он холодно улыбнулся и вышел из беседки, пока Грег устанавливал камеру для следующего эпизода. Рейн молча опустилась на скамью, перебирая в уме сцены Сары и Рандалла, которые предстояло снять. Если она когда-нибудь встретится с Джейн Стакпол, то задушит ее собственными руками. Если сама останется живой после этого фильма.
К концу дня Кензи был как выжатый лимон. Все эпизоды с Сарой снимали несколько раз, причем каждый следующий дубль оказывался хуже предыдущего.
Когда он вернулся в уютный местный отель, в котором расположилась съемочная группа «Центуриона», настроение его не улучшилось. Его ассистент Джош заботливо положил утренний номер «Лондон инкуайер» на столик в гостиной. «Тайна Скотта раскрыта» - бросился в глаза крупный заголовок.
Моля Бога, чтобы это был ложный след, Кензи развернул газету. Сверху красовалась фотография Дженни Лайм. «Давняя подружка Кензи рассказала все!» - гласила подпись.
«Признание» Дженни оказалось той грустной африканской историей, которую она сочинила в день их последней встречи. Хотя она упомянула, что это всего лишь ее предположения, Найджел Стоун вцепился в ее рассказ. Он также допускал, что Кензи и Дженни начиная со студенческих лет и включая годы брака с мисс Марло оставались любовниками. Но репортер не настаивал, он по-прежнему избегал откровенной лжи. Кензи отшвырнул газету. Если повезет, Стоун ухватится за намеки Дженни, отправится в Африку и постепенно волна публикаций угаснет.
Но Кензи не мог отделаться от тревожного чувства, что удача может отвернуться от него.
Заиграл орган, и все внимание Кензи сосредоточилось на торжественной плавной мелодии. Тщательно организованная свадебная церемония еще раз напомнила ему, почему он уговорил Рейн сбежать и обвенчаться тайно. Если бы ему пришлось пройти через подобную церемонию в реальной жизни, он бы уж точно не выдержал.
Конечно, выбери они с Рейни официальный вариант бракосочетания, он все равно не получил бы послание от королевы Виктории с пожеланием вкусить блаженство семейной жизни и подарить империи как можно больше прекрасных сыновей, способных встать на ее защиту. Джон Рандалл, вынужденный уступить под нажимом своей возлюбленной, двух семейств, королевы и британской прессы, согласившись на свадьбу со своей любимой, к началу церемонии ощущал полную опустошенность.
Девушки с букетами цветов, подружки невесты и гости… Именно викторианцы сделали белый цвет обязательным атрибутом свадьбы. Они ввели в обиход длинное белое платье невесты, похожее на роскошный свадебный торт.
Когда мелодия достигла крещендо, в дверях церкви появилась Рейни - Сара под руку с Ричардом Фарли. Он выглядел очень изысканно в роли отца невесты. А сама невеста была красивой, нет, прекрасной, и вся точно светилась изнутри, излучая абсолютную уверенность, которая свойственна только ранней молодости. И Кензи вновь стал Джоном Рандаллом.
Она шла к нему. Легкая походка, каждое движение преисполнено грации. Пока он наблюдал за ее приближением, чувство вины с новой силой овладевало им. Обесчещенный, опозоренный, да разве он достоин такой чистой, невинной девушки! Допустив эту свадьбу, он проявил преступное малодушие… но теперь уже поздно. Она подошла, он взял ее маленькую руку, и они обменялись клятвами… В его голове и душе стучали мрачные барабаны отчаяния.
Для Кензи не представляло труда понять состояние своего героя. Он чувствовал то же самое на собственной свадьбе.
Эпизоды венчания прошли так гладко, что появилась возможность вернуться в Морчард-Хаус и снять еще несколько сцен. Таким образом, они могли наверстать время, упущенное в Нью-Мексико, и провести этот день по незапланированному графику. Для Рейни несколько дополнительных часов были более ценным подарком, чем лишние деньги в банке, хотя она не отказалась бы и от этого.
Как и полагается, день свадьбы постепенно перешел в первую брачную ночь. Сидя на краю постели в красиво убранной спальне, Сара ждала своего мужа. Пена кружев и белый шелк достаточно красноречиво намекали на невинность невесты, но под всем этим великолепием скрывалось тело, полное ожидания.
Она сидела, опершись на подушки. Напряженно переплетя пальцы, считала минуты, убегающие безвозвратно. Мать рассказала ей, что ожидает ее в эту ночь. Сара до
веряла своему мужу и решила, что позволит ему руководить собой. Но где же он?
Она не заметила, как задремала, и очнулась, когда он наконец вошел в спальню - волосы растрепаны, одежда небрежна, а выражение лица невероятно мрачное.
Он проглотил комок, подступивший к горлу, прежде чем сказать немыслимые слова: он совершил ошибку, женившись на ней, и они должны аннулировать брак. Вся вина лежит на нем, но она, сохранив невинность, сможет выйти замуж за другого мужчину.
В ужасе Сара привстала с постели и подошла к нему. Припав к его груди, она молила объяснить, в чем дело. Его голос Задрожал, затем совсем стих… Он взглянул на нее затуманенными глазами. Дрожащей рукой погладил ее руку. Повинуясь первородному инстинкту Евы, она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.
Потеряв власть над собой, не соображая, что он делает, Рандалл обнял ее и склонил на постель, осыпая поцелуями ее лицо и шею… Она ощутила вес его тела, испуганная, молила быть более нежным… Он колебался, лицо застыло, в конце концов из его уст послышались слова:
- О Боже, прости меня!
Резко вскочив с постели, он споткнулся и упал на пол. Обхватил руками живот, словно пытался сдержать позывы тошноты.
Кензи снова импровизировал. Не желая задаваться вопросом, что означает его жест, такой мощный и волнующий, она опустилась на пол рядом с ним и обняла его. Так и закончилась их первая брачная ночь. Она сидит на полу, прижимая к груди его голову, а он рыдает в неподдельном отчаянии.
К тому времени как Рейн и Грег Марино приготовили все для съемок ночной сцены, демоны Кензи ожили и заявили о себе в полную силу. Отчаяние прорвалось наружу, и он исчез с площадки в ту же секунду, как съемка закончилась.
На полпути к саду его догнал Джош:
- У нас, кажется, есть время, чтобы снять еще одну сцену, Кензи. Где тебя искать?
Он подавил проклятие, готовое сорваться с губ.
- Если вы хотите снимать еще, найдите другую мишень. - Его ассистент двинулся было к нему, но, взглянув на лицо актера, застыл на месте.
Кензи срезал путь, пройдя через аллею аккуратно подстриженных деревьев. Он гулял здесь и прежде и знал, что тропинка ведет в дальний конец парка, являющегося частью владений хозяев Морчард-Хауса. Туда, где не будет ни души…
Рейн успела сказать, что ему прекрасно удалось передать переживания Рандалла по поводу свадьбы. Настоящее вдохновение. Даже при том, что она хвалила его исполнение, Кензи не мог не заметить ее беспокойства по поводу мрачных глубин, порождавших это вдохновение. Если бы она знала!
Слава Богу, она не знает.
Приступ тошноты снова одолел его, когда картина обнаженного женского тела и ранимой невинности всплыла перед его глазами. Он вцепился в дерево, пытаясь дышать поглубже, чтобы холодный воздух остудил его нутро. Подавив приступ, он слепо продолжил путь.
Что и говорить, ночная сцена была не из легких. Но худшее еще впереди. Он не представлял, как дотянет до конца. Роль Джона Рандалла вынуждала его отбросить все защитные барьеры, которые давали ему возможность существовать. Но Рейн права, эта роль из тех, за которые дают «Оскара». Джон Рандалл был таким нестандартным, таким антигероем, что именитые киноакадемики, участвующие в голосовании, наверняка будут потрясены отважным решением Кензи Скотта пойти на подобное самоуничижение.
Но разве те муки, что он испытывает, стоили этой безвкусной маленькой статуэтки?
Хотя Джон Рандалл был натурой невротической, он куда благороднее, чем Кензи. Он хотя бы пытался не допустить свадьбу. Если бы Кензи не поддался импульсу и не сделал предложение Рейн, они и по сей день шли бы каждый своим путем. Может быть, продолжали встречаться, по-прежнему обожая друг друга, вместо того чтобы жить вместе. И праздник был бы всегда с ними! Только в их случае это было бы северное побережье Калифорнии, а не Париж.
Он дошел почти да конца тропинки и оказался посреди лужайки, залитой солнцем и окруженной бордюром из цветов. В центре выделялась спиральная тропинка. Это, должно быть, и есть лабиринт, о котором упоминала Рейни. Что она говорила? Тропа, где человек обретает себя?
Но он хотел этого меньше всего - он прекрасно знал, кто он и что собой представляет. И жил, стараясь не вспоминать об этом. Он уже повернулся, чтобы уйти, но вспомнил, что прогулка по лабиринту помогает успокоиться. Обрести мир в душе. А это ему необходимо сейчас, как никогда.
Найдя отправную точку, он задумался: а что полагается делать, идя по тропинке лабиринта? Молиться? Медитировать? Стараться, как говорят буддисты, отрешиться от всех мыслей?
Глубоко вздохнув несколько раз, он постарался избавиться от напряжения. Затем начал двигаться по лабиринту, сосредоточенно глядя вниз, чтобы не пропустить ни одного поворота. Это простое действие требовало максимального внимания и заставляло выбросить из головы все беспокойные мысли. Его сознание постепенно сфокусировалось на одном - надо идти, тем временем физическое состояние улучшилось: пульс стал ровнее, дыхание размереннее, ноздри вдыхали приятный древесный запах.
К тому времени как он достиг середины лабиринта, демоны притихли. И хотя он знал, что они никогда не оставят его насовсем, это была уже победа. Зная всю его подноготную, они обладали необыкновенной силой воздействия на него.
Но при этом он все же уцелел. Вместо саморазрушения, окончательной потери себя он создал комфортабельную, вполне удовлетворительную жизнь и даже добился успеха. Но увы, это не значило, что он избавился от демонов. Они жили в нем и будут жить дальше… просто сейчас они притихли. Но придет час, и они набросятся на него, разрывая на части. Они знают свой час очень хорошо. Через несколько недель съемки «Центуриона» закончатся и он перейдет в следующий проект. Ему не обязательно следить за окончанием этого фильма.
Хотя ему будет мучительно недоставать Рейн, его жизнь станет проще. Возможно, он лишится тех ярких возвышенных мгновений, которые переживал с Рейн, но не будет и сокрушительных падений. Он сможет вернуться к привычному существованию.
Чувствуя, как покой снисходит на его душу, он вышел из лабиринта и… подняв глаза, увидел Рейн. Напряжение тотчас вернулось с новой силой. Все еще одетая в нечто белое и воздушное, Рейн сидела на траве, обхватив колени руками. О Господи, пронеслось у него в голове, она и вправду выглядит как брошенная жена.
Но страшно сексуальная… Несмотря на все его переживания во время съемок ночной сцены, проклятые гормоны реагировали на тот факт, что он лежал в постели с самой желанной из всех женщин, каких когда-либо знал.
- Ты пришла, чтобы найти меня или потерять себя? - спросил он.
- И то и другое. Я беспокоилась о тебе. Переживания персонажа порой выводят нас из строя…
- Ты тоже была на грани.
- Именно поэтому, как только мы закончили, я мельком взглянула на бумаги, которые Вэл приготовила для меня, и сбежала… Я могу быть режиссером, могу быть актрисой, но совмещать то и другое безмерно тяжело.
Он ходил взад и вперед по лужайке, сохраняя дистанцию.
- Так ты рада, что снимаешь этот фильм? После долгого молчания она сказала:
- И да, и нет.
- Ответ довольно-таки неопределенный, - сухо констатировал он. - Что именно привлекло тебя в этой истории? Почему ты так захотела снять ее?
- Меня всегда увлекают необычные тенденции. Ты мог заметить.
Он улыбнулся:
- Я заметил. И все же?
- Я хотела воспользоваться этим материалом, чтобы показать то, что выходит за рамки общепринятых правил. Герои несчастны до глубины души, но они не просто выживают, а становятся лучше и сильнее. И их брак тоже.
Невольно напрашивалась параллель с их собственной неудачной семейной жизнью. Решив сменить тему, он спросил:
- Ты видела последний «Инкуайер»? Я пока еще нет.
- Сегодня довольно занятный материал. Найджел Стоун публикует две фотографии. Мальчик на них - предположительно ты в детстве.
Кензи ощутил себя так, словно кто-то ударил его под дых.
- Он похож на меня? Она пожала плечами.
- На снимках маленький темноволосый мальчуган с овалом лица, чем-то напоминающим твой, и ямочкой на подбородке. Возможно, что это ты, но точно так же это могут быть десятки других людей. Фотографии прислал ему один парень из Шотландии, который клянется, что ты его давно пропавший брат Хью Маклеод.
Он вздохнул с облегчением.
- Как он пришел к такому заключению?
- Очевидно, его брат ушел в армию, служил в стратегическом авиационном подразделении. Вертолет, на котором он находился, потерпел крушение над Персидским заливом во время одной секретной операции. Невозможно было провести идентификацию тела, так что он подозревает, что Хью спасся, но потерял память и впоследствии сделал карьеру в Голливуде.
- Да, - протянул Кензи, - увлекательная история! И какой же вывод у Найджела?
- Ему эта версия нравится, так как объясняет, почему ты так упорно умалчиваешь о своем прошлом. Оказывается, ты Просто не помнишь его.
- Мне нравится эта история. Но завтра может появиться другая, еще лучше. Не исключено, если кто-то заявит, что я родился в Шервудском лесу и воспитывался среди волков.
Она сдвинула брови.
- А разве в Британии еще есть волки? Я думала, они все вымерли сто лет назад.
- Их действительно нет, но если сказать, что я рос среди терьеров, то не будет нужного эффекта.
- Я рада, что ты пришел в себя. - Она улыбнулась, но улыбка тут же угасла. - Ты не собираешься уйти с картины?
- Не знаю, - честно признался он. - Если бы я обладал разумом, которым Бог наделяет воробья, я не задумываясь бросил бы все это, пока окончательно не сошел с ума. Но традиция говорит: шоу должно продолжаться, и именно это мне вдалбливали в академии. Начиная этот проект, я взял на себя ответственность и должен дойти до конца. - Он был прежде всего актер. Уйти посреди проекта - значит совершить предательство по отношению к самому себе. А это было еще более разрушительно, чем влезть в шкуру Джона Рандалла.
- Что ж, от имени всей нашей съемочной группы благодарю академию.
Он заметил мрачное выражение ее лица.
- Про тебя тоже не скажешь, что ты выглядишь безмятежной.
- Если ты уйдешь, я сойду с ума, но вместе с тем мне будет спокойнее. - Она положила подбородок на скрещенные руки. - Я никогда себе не прощу, если у тебя будет нервный срыв.
- Хотя это будет и непросто, но не волнуйся, я продержусь до конца съемок. Я еще не сошел с ума и надеюсь, что не сойду.
- Хотелось бы в это верить, но ты просто комок нервов. Это так не похоже на тебя, ходишь, как лев, загнанный в клетку. Ты всегда был такой вальяжный, Кен.
- Я хожу взад и вперед, правда? - Он остановился на полпути между лабиринтом и росшими вокруг деревьями. - А так лучше?
- Ненамного. - Она похлопала по траве рядом с собой. - Присядь и собери эти маргаритки или еще что-нибудь.
Мгновение поколебавшись, он сделал то, что она предлагала. Если она забыла, что на ней полупрозрачный пеньюар, который сполз с одного плеча, то он заметил.
- Ты выглядишь не лучше, чем я. Обычная рутина или что-то серьезное?
- Я много думала о том, что ты сказал относительно поиска моего отца, и наняла частного детектива. Джо Муни посылает еженедельные отчеты о своих действиях, я хотя бы знаю, куда идут деньги. Один такой отчет прибыл сегодня. - Она наклонилась еще ниже, руки крепче стиснули поднятые колени. - У него по-прежнему несколько кандидатур, но его профессиональный опыт подсказывает, что я, возможно, никогда не получу точного ответа.
- Неужели это так важно для тебя?
- Это узел, который я хотела бы развязать. Но если мои поиски не увенчаются успехом, мне придется смириться.
- Попытайся и в этом отыскать положительный момент. Вдруг ты найдешь своего отца, а он окажется вымогателем и решит сесть тебе на шею?
- Я не думала об этом. - Она робко улыбнулась. - Что ж, тогда мне придется вспомнить, что я Упрямый маленький птенчик, и указать ему на дверь. Но все же я буду знать, кто он. Как странно, я прожила годы, не задумываясь об этом, но стоило мне начать поиски, и теперь я просто жажду ответа.
- Неопределенность тебе не к лицу, Рейни. Ты сама не своя, неуверенность выбивает тебя из колеи.
Она вздохнула:
- Ты знаешь меня очень хорошо.
- Это у нас взаимно. - Он сорвал маленький желтый цветочек и перекатывал его между пальцами. - Развод подразумевает не только раздел общей собственности, но и супружеского понимания. Я настаиваю, чтобы ты забыла свое пугающее искусство читать мои мысли.
- А я требую, чтобы ты расстался со своей невероятной способностью предугадывать мои намерения, прежде чем я их осуществлю.
Они посмотрели друг на друга и вдруг залились смехом.
- Ты знаешь такие места на моем теле, которые очень чувствительны к щекотке, - продолжал он. - Ты должна выбросить это из головы.
- А ты должен забыть раз и навсегда, на кого я похожа, когда просыпаюсь утром.
Он посмотрел в ее изменчивые глаза, сейчас они были зелеными, вобрав в себя яркий цвет травы, и понял, что не он один взволнован предыдущей схваткой перед камерой.
- Мой адвокат скажет тебе, что я отказываюсь.
- Тогда ты не получишь назад секрет щекотки. - Она подняла руку и провела кончиком пальцев по контуру его уха. Щекотно не было, это был скорее провокационный жест. И она знала это. Он потянулся и поцеловал ее. Его рот жадно захватил ее губы.
Она издала короткий гортанный звук и придвинулась ближе.
- Мы оба заслужили награду после трудного дня, - пробормотала она. - А шоколада поблизости нет… мороженого тоже…
Он рассмеялся, впервые после Нью-Мексико почувствовав себя лучше. Обхватив Рейн за талию, он лег на траву, привлекая ее к себе.
- Ты должна дать премию художнице по костюмам. Этот шелк и кружево более неотразимы, чем шоколад.
Свободные одежды позволили ему без труда проникнуть к сокровенным глубинам. Пока они обменивались жадными поцелуями, напряжение ушло, открыв дорогу желанию. Оно было обоюдным. Она с неистовством взялась за пуговицы на его викторианском мундире, пока он пробирался к се шелковистой коже под многочисленными кружевными юбками. И когда они слились в страстном порыве, он забыл о своих демонах, разгулявшихся нервах и предстоящем одиночестве, захваченный бурной реальностью момента. Хотя прошлое исправить невозможно, как немыслимо перечеркнуть содеянное, но сейчас в искупление вины он мог подарить ей ни с чем не сравнимое удовольствие.
Она вскрикнула, прижимаясь к нему бедрами в продолжительном, сильном завершении. Он отпустил себя, теряя контроль… Затем обнял покрепче ее трепещущее тело, желая продлить драгоценные мгновения. Если бы они могли оставаться так и дальше, полные удовлетворения от интимности, рожденной чувством и острой физической страстью! Но она хотела и заслуживала большего, а он был не в состоянии дать ей это.
Отдышавшись наконец, она прошептала:
- Нам надо прекратить подобные встречи. Нежным движением он убрал волосы с ее лба.
- Нет проблем. Это больше не повторится.
Она выскользнула из его рук и теперь с грустным выражением лежала на спине.
- Я бы хотела верить в это или на худой конец иметь более сильную волю.
Он взял ее руку, переплел свои пальцы с ее.
- Спать вместе, пока мы на полпути к разводу, значит решиться на болезненные эмоциональные последствия, но ты должна признать, что это принесло нам мгновенное облегчение.
- Ты прав, даже намека на напряжение не осталось в теле. А точнее, как будто у меня вообще костей нет.
- Значит, мы не потеряли время зря.
- Думаю, нет, - согласилась она, но ее лицо все еще хранило мрачное выражение.
Он спрашивал себя: не участие ли в этом проекте толкнуло их друг к другу? Скорее всего так, потому что его способность к физической близости проделала долгий путь, прежде чем смогла дать излечение его исстрадавшейся душе.
Еще несколько подобных встреч, и он, пожалуй, сможет дотянуть до конца фильма.
За утренним кофе Рейни читала статью Найджела Стоуна о таинственном прошлом Кензи. На этот раз она называлась «Замок Моргана». Уэльский смотритель одной старинной крепости утверждал, что Кензи Скотт был его школьным приятелем из рыбачьей деревни на севере Уэльса. Рис Джонс, так звали Скотта в то время, был красивый парень, быстрый на язык и уже тогда любил принимать участие в разных школьных представлениях. После окончания учебы он поступил в британский флот, затем дезертировал, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Догадка Моргана состоит в том, что Рис решил стать актером и взял имя Кензи Скотт, скрывая свое прошлое, потому что боялся, как бы его не привлекли за дезертирство.
Морган сопровождал свой рассказ фотографией мальчугана, сидевшего на широкой спине пони, свесив короткие ножки. Если и существовало какое-то сходство с Кензи, то сказать, что оно абсолютно, можно было с большой натяжкой.
Она отложила газету. Как Кензи и предсказывал, на Стоуна со всех сторон сыпались предложения от читателей. «Инкуайер» печатал только наиболее интересные публикации из сотен, приходивших на адрес редакции. Если кто-то и расскажет правду, думала Рейн, то она наверняка затеряется в потоке лжи. Что было само по себе хорошо, так как Кензи, по всей вероятности, было о чем беспокоиться. Хотя он больше не сбегал со съемочной площадки, напряжение не покидало его. Он был крайне немногословен. Ей хотелось, чтобы он поговорил с ней, рассказал, что его тревожит… Но он делал свою работу прекрасно, и она оставила его в покое.
Администрация картины арендовала для него спортивный автомобиль. После завершения съемки он мог умчаться прочь, и никто не видел его до следующего утра. И хотя она прекрасно знала, что он отлично водит машину и, выросши в этой стране, привык к правостороннему вождению, она не могла избавиться от кошмаров. То ей виделось, что он делает крутой поворот и в него врезается трактор или грузовик, то он на полной скорости падает в море с высокой скалы.
Он часто возвращался за полночь. Так как два лучших номера в отеле находились в одном коридоре напротив друг друга, она, лежа в постели, прислушивалась и не могла успокоиться, пока не раздавались его шаги. Она сама не знала, делает ли она это как его жена или как режиссер, а может быть, как его мать? Но, так или иначе, беспокойство не оставляло ее.
Через три недели съемки закончатся и каждый из них пойдет своим путем. Что она почувствует тогда? Наверное, ей будет казаться, словно у нее отняли руку. Но зато жизнь больше не будет такой неопределенной. Дальнейшая работа над картиной, которая обычно начинается после завершения съемок, то есть монтаж, наложение звука, запись музыки и прочее, заставит ее в течение нескольких месяцев жить в таком напряженном ритме, что к тому времени, как они встретятся вновь, она уже будет свободной женщиной и ее брак с Кензи закончится.
Или тогда она сама захочет завершить отношения с ним.
- Стоп! - раздался ровный голос Рейн. Сыпя проклятия сквозь зубы, Кензи отпустил руки Рейн и встал, разминая затекшие плечи. «Черт, - думал он, - сейчас она устроит мне взбучку». Бог свидетель, причина у нее была, но в его теперешнем состоянии он взорвался бы, если бы она вздумала отчитывать его на глазах у всей группы. Он ненавидел себя. Одиннадцатый дубль одной сцены! Только два дубля годились в печать, и оба были так себе. Вина лежала исключительно на нем, он работал все хуже и хуже.
Он пошел прочь от камеры, морской бриз трепал его волосы.
Сцену снимали на скалистом утесе, где Сара спасала Рандалла, который собирался свести счеты с жизнью, бросившись вниз. Когда она схватила его за руки, удерживая от страшного шага, эмоции захлестнули его и он сказал больше, чем хотел, о том, что случилось с ним в плену, и почему он чувствует такое отвращение к себе. Он сказал достаточно, чтобы она поняла…
Другими словами, Рандалл должен был вывернуть душу наизнанку перед своей женой. Кензи мучился, не находя правильных эмоций. Когда доходила очередь до текста, он запинался на каждом слове. Рейн, напротив, замечательно играла Сару, передавая не только ее юность, но и мудрость, которая помогла ей с сочувствием принять не до конца понятную ситуацию.
В дальнейшем предполагалось разбить этот диалог наплывами из прошлого - эпизоды с участием Рандалла и его тюремщика, которые предполагалось снять в павильоне одной из студий Лондона. Кензи старался не думать об этих сценах, последних, но наиболее трудных для него. Если принять во внимание, насколько тяжело ему сегодня, он никогда не сможет сыграть эти проклятые сцены.
Он ждал, когда Рейн позовет его для очередного дубля. Вместо этого она сказала второму режиссеру:
- Перерыв. - И взяла Кензи под руку. Он вздрогнул от ее прикосновения, но тут же почувствовал себя лучше.
- Пойдем со мной, - предложила она. - Может быть, морской ветер прочистит наши мозги.
По крайней мере она собиралась отругать его один на один, не перед всеми, и он был благодарен ей за это, хотя все еще хорохорился, готовый к защите. Бог свидетель, он старался. И Рейни должна понять это.
Они медленно шли вдоль утеса, ветер играл завитками ее волос, трепал подол тяжелой юбки. Когда они отошли достаточно далеко от съемочной площадки, она заговорила:
- По мере того как мы снимаем, ты должен открываться все больше и больше, и ты прекрасно это делаешь. Эта сцена наиболее откровенная, камера должна заглянуть тебе в душу, и без этого мы не можем двинуться дальше. Это требует от тебя многого, может быть, даже чересчур. - Она заглянула ему в глаза. - Подумай об этом. Когда будешь готов, мы снимем еще один дубль и отправим в печать те, что сняли. Если тебе так и не удастся нащупать верную ноту, черт с ним! Мы сумеем в дальнейшем сделать это при монтаже из того, что имеем. О'кей?
Он прерывисто втянул воздух. Если бы она отчитывала его, он, возможно, стал бы возражать ей, даже мог уйти с площадки - чего никогда не делал прежде. Вместо этого она проявила чуткость. Она понимала ад, захвативший его душу, через который ему предстояло пройти. Более того, она готова была принять его несостоятельность, если вдруг окажется, что он исчерпал свой ресурс. Что означало только одно - он должен сделать это, то есть вывернуть кишки перед камерой.
- Ты потрясающий режиссер, Рейни, - глухо произнес он. - Позволь мне побыть одному минут десять - пятнадцать, и попробуем снова.
Она кивнула, затем приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
- Спасибо тебе, Кен.
Он проводил ее взглядом. Она направилась к съемочной площадке, грациозная, как викторианская леди, которая всю жизнь носила корсет и длинные юбки. Кензи отвернулся и пошел дальше вдоль утеса.
Она была абсолютно права, проблема заключалась в том, что ему надо было обнажить его собственные чувства и переживания. Но способен ли он приоткрыть тайники своей души? Это не означало, что тот, кто будет смотреть фильм, поймет все досконально, но для него было достаточно того, что он сам поймет, а он уже научился обходить дискомфортные зоны. Но если он не пойдет дальше, он провалит роль, а с ней и весь фильм. Характер героя потеряет достоверность. Подлинность - качество, едва уловимое, но большинство зрителей заметят, если оно будет утрачено.
Желание открыть свою душу - суть актерской игры. Он делал это прежде, когда работал в Англии. Потом он переехал в Голливуд, стал звездой, здесь он мог существовать вполне профессионально, не обнажая душу и не касаясь дискомфортных зон. Он избегал ролей, которые требовали подобной самоотдачи, вплоть до «Центуриона».
Его мысли вернулись назад, к одной непреложной истине - он не может быть никем другим, кроме как актером. Он в долгу перед самим собой, перед Рейн. Он выбрал профессию, которая требует полной отдачи, невзирая на болезненность этого для него. Иного пути просто нет - ему придется вывернуть душу наизнанку.
Он долго бродил, думая о сцене и о своем персонаже, затем вернулся на площадку. Рейни, нахмурившись, изучала сценарий, но когда он появился, поднялась. Немой вопрос застыл в ее глазах.
- Давай начнем, - буркнул он.
Она кивнула и отложила сценарий. Встав на свое место, она сказала:
- Может быть, на этот раз попробуешь смотреть мне в глаза?
Пока гример поправляла грим и приводила в порядок его растрепанные волосы, он думал о том, что в предыдущих дублях избегал смотреть на Рейн. Какое огромное доверие нужно испытывать к женщине, чтобы обнажить перед ней свою душу, рассказав о том, что сам стараешься забыть! Он глубоко вздохнул, затем кивнул, давая понять, что готов.
- Начали, - сказала она приглушенно.
Камера заработала. Он заглянул в глубину ее невинных глаз и открыл свою измученную душу, предложение за предложением, слово за словом: ужас, боль, унижение, которое заставило его забыть, каким он был… жизнь… все… не оставив… ничего.
Он сыграл сцену на одном дыхании.
- Снято! - Потрясенная, Рейн отпустила его руки и обняла его. Слезы бежали по ее щекам. - Кензи, я всегда знала, что ты прекрасный артист, но сегодня ты превзошел самого себя.
Хотя радость от того, что он наконец справился, захлестнула его, все же он был слишком измучен, чтобы общаться с кем-то, даже с Рейни.
- На двенадцатый раз повезло. - Он выбрался из ее рук,
стараясь, чтобы его слова не прозвучали грубо. - Увидимся утром.
Помахав ей рукой, он через минуту исчез в своем трейлере, чтобы снять грим и костюм. Обычно он прибегал к помощи гримерши и костюмера, но сейчас он не мог вынести, чтобы К нему прикасались. Быстро приведя лицо в порядок, он поменял викторианский выходной наряд на джинсы, рубашку и свитер.
Джош оставил ему пачку сообщений, разложив их в порядке важности. Он и глазом не повел. Схватив ключи от машины, быстро вышел из трейлера.
И тут же наткнулся на Найджела Стоуна. Вспышка фотоаппарата ослепила Кензи. Репортер улыбнулся, дабы замаскировать свою ядовитую сущность.
- Вы подняли тираж «Инкуайера», мистер Скотт. Читатели увлечены охотой на реального человека. Информация стекается со всех сторон. Не хотите ли сказать что-нибудь на этот счет? Я думаю, что уэльсец, который высказался насчет дезертирства с флота, может продолжить.
Кензи, которого атака Найджела застала врасплох, сжал кулаки, готовый врезать репортеру за его мерзкие выпады. Но вовремя сдержался, понимая, что тем самым только обнаружит собственную уязвимость, да еще перед фотографом, готовым запечатлеть каждый момент.
Взяв себя в руки, он исполнил роль, не менее трудную, чем та, что он только что играл перед камерой.
- Весьма занятная история, мистер Стоун. - Улыбаясь с присущим ему шармом, он прошел мимо репортера. - Некоторые из ваших историй превосходят все то, что мне приходилось выслушивать прежде. Я рад, что мы встретились в такое интересное время.
Стоун не отпускал его:
- Не могу найти документ, подтверждающий появление на свет Кензи Скотта в соответствии с датой, что вы указываете, пусть даже в другие годы. Значит, скорее всего вы поменяли имя и фамилию?
- Это никому не возбраняется. А теперь прошу меня извинить, я опаздываю на встречу.
Когда он открыл дверцу «ягуара», Стоун резко бросил:
- Я знаю, кто ты, Скотт, и, клянусь Богом, выведу тебя на чистую воду!
На мгновение Кензи замер. Но тут же напомнил себе, что Стоун не может знать наверняка его прошлое. Он сел в низкий автомобиль, цитируя Макбета:
- «Жизнь - тень бегущая; актер несчастный, что час твой чванится, горит на сцене, - и вот уж он умолк навек». Я просто актер, Стоун, творение из призрачной дымки и отражений… И это не таинственный вымысел. Все, что я хотел бы рассказать о себе, люди могут найти в моих ролях.
Он захлопнул дверцу, нажал на газ и умчался. Колеса «ягуара» отбрасывали фонтанчики гравия на репортера и фотографа. Кензи довольно долго удавалось сохранять внешнее спокойствие, охраняя свою персону от посторонних взглядов. Но если его загнанная внутрь усталость возьмет верх, будет ли он в состоянии выдержать напряженный график съемок? Он отдавал этому фильму все, и сейчас, как Джон Рандалл, остался… ни с чем.
Он ехал вдоль побережья в западном направлении к Корнвеллу, потом свернул в глубь материка, следуя по старым дорогам, отмеченным на большинстве карт желтым цветом. Теперь его путь пролегал через деревни и небольшие городки, вдали от современных трасс.
Дорога извивалась между скал, «ягуар» мчался, выписывая крутые виражи и требуя от своего хозяина особого внимания. Ему не раз пришлось нажимать на тормоза, чтобы не врезаться в стадо овец, и позже миновать столкновение с велосипедистом, которому вздумалось ехать посреди дороги. После этого он немного сбавил скорость.
Он остановился только для заправки. Ему давно следовало бы перекусить: он не помнил, когда ел в последний раз. Но одна мысль о еде вызывала тошноту.
Сложная, извилистая дорога требовала сосредоточенности, но зато избавляла его от мыслей о Найджеле Стоуне и Джоне Рандалле и о тщательно созданном творении по имени Кензи Скотт. Но несмотря на все, Рейни по-прежнему оставалась в его мыслях. Он хотел се так, как умирающий жаждет последнего причастия. Проклятие, он знал, если он попросит, она даст ему это, не выразив ни слова. Но он запрещал себе просить ее.
Он мчался посреди ночной мглы, пытаясь избавиться от демонов, преследующих его.
Кензи поздно вернулся в маленький отель, который временно стал ему домом. Несмотря на безмерную усталость, он плохо спал в последнее время. Он должен лечь и расслабиться, мускул за мускулом, что, как он знал по опыту, даст ему необходимый отдых, чтобы выдержать следующий день.
Он уже взялся за ручку двери, когда его взгляд упал на противоположный конец коридора, где находился номер Рейн. Она должна быть дома. Мягкая, теплая, понимающая, с благородным сердцем, она делала все, что могла, чтобы обрести убежище в работе. Она так близко…
Больше всего на свете он хотел поддержать ее. Разум какое-то мгновение боролся с инстинктом и отступил. В его кармане оказалась пара скрепок для бумаг, он вытащил их и выпрямил в длинную проволочку.
Замки в отеле были очень простые, и он не забыл одно из своих старых умений. Меньше чем за минуту он открыл замок и
Кто-то был в комнате.
Рейн вздрогнула, открыла глаза, чувствуя прилив адреналина в крови. Но тут же вспомнила, что она не в криминальной Калифорнии, а в тихом добропорядочном английском предместье. Но могло ли это избавить от страха?
Она уже хотела закричать, когда послышался знакомый низкий баритон:
- Это я.
- Кен? - Ее сердце отчаянно стучало, она все еще не могла отделаться от неожиданного испуга. - Что ты здесь делаешь?
Не сказав ни слова, он подошел к постели. В зыбком свете луны его темный силуэт четко выделялся на фоне окна. Матрас скрипнул, он опустился на край постели. Она хотела спросить, что ему нужно, но тут он коснулся ее щеки. Пальцы были холодными, как у мертвеца.
Она вспомнила выражение его лица после окончания съемок. Ей было неизвестно, что он делал в последующие часы, но это явно не принесло ему облегчения. Тогда она обняла его и уложила рядом с собой. Господи, он дрожал всем телом.
Беспокоясь, не заболел ли он, она прижала его покрепче к груди, баюкая, словно маленького ребенка. Его дыхание постепенно успокоилось. Она понимала, что он пришел не для разговора, а просто в поисках человеческого тепла и участия.
Она набросила на него плед и, аккуратно подоткнув его, снова обняла. Она была так близко, что он чувствовал ее тепло через слой плотной ткани. И постепенно кровь побежала по жилам, согревая и принося отдохновение, а напряжение отступило. Он стал дышать ровнее и ритмичнее и наконец погрузился в сон.
Глубокая ирония заключалась в том, что сейчас она утешала его. В прошлом это гораздо чаще приходилось делать Кензи, он всегда мог успокоить ее, когда она в этом нуждалась. Но история его героя разбередила в нем что-то личное, спрятанное в глубинах его души. Нахмурившись, она думала о том, что лучше бы ее режиссерские амбиции проявились в другом проекте, в котором не было бы роли для Кензи.
Даже в том случае, если ее профессиональная гордость будет вознаграждена, стоит ли она той цены, которую ему придется заплатить за это?
Она проснулась от попытки Кензи встать с постели. И взглянула на часы. Летом в Англии светает рано, наверное, у нее еще есть часа два до начала рабочего дня?
- Подожди минутку, дружок. - Она ухватила его за запястье, используя реплику своей героини из триллера, где они снимались вместе. - Я что тебе - девушка на одну ночь?
На его губах возникло подобие улыбки.
- Я не хотел будить тебя, надеялся, ты проснешься и не вспомнишь, что я был здесь.
Она села. Опершись на подушки, изучала его лицо. Ему надо побриться, но он выглядел вполне сносно.
- Как ты проник cюда? Я помню, что заперла дверь на ночь. Он отвел взгляд.
- Замок не трудный…
- Только не рассказывай мне, что ты научился этому в кино, когда играл грабителя, который взламывал замки.
- Никогда не стоит упускать шанс овладеть каким-нибудь ремеслом.
Она ощутила прилив зависти, ей никогда не удавалось пойти дальше, чем подобрать шпильку для дешевого висячего замка. Дети так и норовят совершить что-то запретное.
- Ты хорошо себя чувствуешь? Когда ты пришел вчера, на тебе лица не было.
- Если кто-то опять предложит мне роль, пообещав «Оскара», то я плюну ему в лицо.
Она вздрогнула.
- Прости. Я не хотела… я понятия не имела, насколько это будет тяжело для тебя.
- Съемки закончатся через две недели. Мне надо продержаться до конца. - Он сел, скользнул взглядом по ее обнаженным плечам и отвел глаза. Имитируя интонацию джентльмена викторианских времен, он произнес: - Пожалуй, мне лучше уйти, пока я не нанес урона вашей репутации, миледи.
Она накрыла его руку своей ладонью.
- Если кто-то увидит, как муж выходит из спальни жены, не думаю, что это повредит ее репутации. Он не шевельнулся.
- Для нас дело скорее не в репутации, а в сплетнях желтой прессы.
Она не могла допустить, чтобы он ушел просто так, и попыталась все перевести в шутку.
- Будет непоправимой ошибкой с моей стороны - лежать в постели с самым сексуальным мужчиной в мире и не воспользоваться этим.
- Ты предлагаешь это в качестве лечения? - Он прошелся по ней взглядом. - Чтобы я чувствовал себя лучше?
Она страшно покраснела и отодвинулась от него, свернувшись клубочком на другой стороне постели.
- Как тебе не стыдно, Кен! Если ты действительно так думаешь, убирайся!
Он чертыхнулся и лег рядом с ней. Обнял ее за талию и привлек к себе.
- Прости, Рейни. Прошлой ночью я… попросил у тебя больше, чем следовало. Мы позволили себе это дважды, правда, все произошло само собой. Но в третий раз… Не довольно ли искушать судьбу? - Его голос стал сухим. - Особенно если тобой руководит чувство благотворительности. У меня не так уж много гордости, но достаточно, чтобы отказаться.
- Почему ты думаешь, что мое предложение касается только тебя? - Она проглотила комок в горле. - Даже если я и Упрямый маленький птенчик, то мне тоже нужно немного нежности. Разумеется, если ты не хочешь…
- Не хочу? - Он чуть не задохнулся. Его дыхание было таким горячим и близким… Он потянулся и нежно прикоснулся губами к ее губам, потом приник к той точке на ее плече, которая была особенно чувствительной. - Для умной женщины ты порой бываешь на удивление бестолковой.
Он уложил ее на спину и спустил простыни до талии. Она испытывала особенно острое желание от того, что была раздета, а он нет.
- Ты безумно эротична сейчас. Богиня на рассвете, кожа светится, а волосы цвета первых солнечных лучей. - Он начал расстегивать пуговицы на своей рубашке. - Я рад, что ты избавилась от привычки спать в ночной сорочке.
Внезапно ощутив жадность предвкушения, она взялась за молнию на его джинсах.
- Потому что сейчас лето, зимой я укуталась бы во фланель от пяток до макушки.
- Тогда да здравствует лето! - Он встал и сбросил с себя все. Она хотела бы, чтобы он раздевался не так быстро, потому что любила смотреть на его сильное, красивое и пропорциональное тело порой даже больше, чем ощущать плотское наслаждение. Она пододвинулась, когда он опустился на постель рядом с ней, столь же полный желания, как и она.
Несмотря на ту неистовую страсть, которую они испытали в Нью-Мексико и около лабиринта, сейчас, на рассвете, их любовные ласки были полны той веселой игривости, по которой она давно соскучилась. Однажды они уже занимались любовью смеясь…
И не от недостатка страсти. Кензи был очень щедрый в любви. У него был такой чувственный, искусный рот, и именно это он и продемонстрировал сейчас, заставляя ее забыть о Кино, о разводе, обо всем на свете, отдаваясь радости и наслаждению. Она горячо отвечала ему, погружая его в сладострастие и терзая сладкой пыткой, пока он не ощутил полного блаженства, так же как и она.
После они лежали, не размыкая рук. Прислушиваясь к его сердцебиению и стараясь не обращать внимания на быстрое тиканье часов, она спрашивала себя, как он может быть таким близким, не только физически, но и духовно, и вместе с тем настаивать на разводе.
Ответ простой - брак тяготил его. Он не стал возражать против развода, не просил прощения, не настаивал на том, чтобы остаться вместе. Он сказал, что не создан для брака, и, по-видимому, это его последнее слово.
Услышав ее вздох, Кензи пробормотал:
- Мне кажется, это утро особенное. Оно отличается от того, что случалось прежде.
- Глупо было бы отрицать. - Она перевернулась на спину и смотрела на гофрированный полог над их романтической постелью, прислушиваясь к той боли, которая, точно раскаленная лава, растекалась в ней под внешней безмятежностью. - Я предпочла бы, чтобы то, что произошло, осталось между нами, но… как ты сказал, у нас всего лишь две недели до конца съемок. Ясно, как божий день, если мы иногда позволим себе подобные отступления, то будем чувствовать себя гораздо лучше, во всяком случае, пока не закончатся съемки.
- А что дальше? - спросил он голосом, лишенным какого-либо выражения.
Вулкан прорвался, и лава накрыла ее, но что бы ни случилось потом, это не должно повлиять на их поведение в оставшиеся две недели.
- Когда съемки закончатся, мы пойдем каждый своим путем. Это будет… трудно, независимо от того, будем мы спать вместе или нет. Определенно одно - для нас обоих полезно, если мы иногда будем встречаться, пусть украдкой. - Она посмотрела на него в упор: - Что ты думаешь?
- Полезно? Надо же найти такое рациональное словечко, чтобы сказать, что вместе мы будем гораздо счастливее и нам стоит подумать об этом! - Он задумчиво улыбнулся. - Наши формулировки могут отличаться, но в одном есть полное понимание - это встречи украдкой.
Она прижалась к нему крепче, понимая, что позже ей придется заплатить за эти две недели близости. Но пока это длится, она получает ни с чем не сравнимое удовольствие, находя в этом глубокий смысл. Удар, который она испытала, застав его с другой женщиной, был слишком неожиданным и глубоко ранил ее.
Кензи и Анджела Грин… Ужасная картина встала перед ее глазами, и она непроизвольно вздрогнула. Он заметил и мягко поинтересовался:
- О чем ты подумала, Рейни?
Не желая портить дивное утро, она выбрала другую правду:
- Я подумала о Саре. Я до сих пор не могу ухватить ее суть. Если так пойдет и дальше, я завалю роль.
- Попробуй забыть о себе и позволь Саре войти в тебя.
- Что-то от дзэн-буддизма? Ты можешь объяснить более внятно?
- Ты наверняка знаешь, что на душе у Сары, но все еще чувствуешь себя неловко, играя ее. Мне кажется, она не очень близка тебе. Между тобой и твоей героиней слишком большое расстояние.
Рейни хотела возразить, но смолчала.
- Возможно, ты прав. Мне нравится Джон Рандалл, потому что его проблемы и метания созвучны с сегодняшним днем. Что касается Сары, ее мысли и чувства слишком привязаны ко времени и месту и не такие общечеловеческие. Мне трудно войти в образ, потому что мир, окружающий нас, резко изменился.
- Она искренняя и любящая, и эти качества универсальны во все времена, как и у Рандалла. Любопытно, что ты чувствуешь его боль гораздо точнее, чем ее.
Если бы Рейн была кошкой, ее шерсть встала бы дыбом.
- Она юная девушка, обладающая определенным потенциалом, но живет в обществе, которое не дает ей никакого выбора! Возможно, для Рандалла это даже хорошо, но у меня она не вызывает ничего, кроме жалости.
- В то время жизнь была намного суровей, ведь развод был практически невозможен. Как хорошо, что ты способна разорвать неудачный брак в отличие от Сары.
Понимая, что они вступили на тонкий лед, она решила не развивать эту тему и посмотреть на действия Сары со стороны, как делала всегда, когда изучала новый характер.
- Может быть, ситуация Сары заставляет меня вспомнить о тех годах, когда я жила со своими стариками и чувствовала себя совершенно неспособной как-то изменить свою жизнь?
- Возможно, некая параллель существует, но помни, Сара довольна и собой, и своей ситуацией. И пожалуй, есть в ней одна специфическая особенность. Она полностью удовлетворена своим положением в жизни. Она несет в себе чувство стабильности и силы, так необходимые Рандаллу.
- Ты, кажется, много размышлял о ней, да?
- Конечно. Она все в жизни моего героя, и мне нужно понять почему.
Кензи всегда дотошно прослеживал линии персонажей. Она скучала по подобным дискуссиям, которые они нередко затевали в былые времена. Особенно часто эти разговоры происходили в постели.
- Какие у тебя соображения насчет Сары? - допытывалась она.
Он, хмурясь, рассматривал полог над кроватью.
- Почему бы тебе не отыскать в своей жизни такое же спокойное, безмятежное время и не исходить из этого?
- Потому что такого периода в моей жизни не существовало. Он положил руку на ее обнаженную грудь.
- Тогда именно в этом камень преткновения! - воскликнул он. - Значит, ты должна выстроить роль, опираясь лишь на свое мастерство.
- С твоей помощью. Он усмехнулся:
- Что ж… Время вернуться к истокам. В чем секрет Сары? Или в чем зерно роли?
Каждый из нас в жизни имеет нечто личное, глубоко спрятанное в анналах души. Открыть этот секрет - значит получить ключ к роли, проникнуть в ее таинственные глубины.
- Ты знаешь, я никогда не думала о секрете Сары, - призналась Рейн. - Смотрела на нее как бы со стороны.
- Найди его, - посоветовал он. - Может быть, тогда ты соединишься с ней.
Какой такой секрет может быть у этой юной наивной особы?
И вдруг ответ пришел, словно удар грома средь ясного неба. Под внешней наивностью Сары таилась глубокая физическая страсть, и это вто время, когда женщинам полагалось быть притворно застенчивыми, лишенными секса «леди»! Зная о своих страстях, Сара стыдилась этого.
Она любила Рандалла не только за его благородный профиль и героические военные успехи, но и за его зрелое, мужественное тело. Она инстинктивно понимала, что он именно тот мужчина, который сможет удовлетворить ее страсть. Этот зов крови придавал силы ее любви. И хотя их женитьба еще не состоялась, в глубине души она верила, что они предназначены судьбой друг другу. Но она не могла позволить никому, даже Рандаллу, узнать о своей страстной натуре, боясь, что все станут презирать ее. Ее пульс участился.
- О Господи, спасибо. Кажется, я поняла! Да, я знаю ее секрет.
- Это?.. - Он вопросительно взглянул на нее.
- Если я скажу тебе, то это уже не будет секрет.
- Может, я смогу уговорить тебя? - Он внезапно набросился на нее, целуя и лаская, то что-то мурлыкая около ее груди, то грозно рыча. - Скажи мне, или я доведу тебя до безумия.
- Я тебе доведу! - Смеясь, она перевернула его на спину и прижала к постели руками и коленями, прежде чем, покусывая его тело, спуститься ниже. Смех сблизил их еще крепче. Шутка испарилась, превратившись в горячее желание.
Испытав полное наслаждение, она, тяжело дыша, лежала в его руках. «Не думай, что скоро все это закончится, помни, что у тебя есть еще целых две недели!»
После небольшого отдыха Кензи поцеловал ее в висок. Затем встал с постели и начал одеваться.
- Самое время вернуться в свой номер.
Она тоже неохотно поднялась и потянулась к махровому халатику.
- Я внесла несколько изменений в твои последние сцены. Сегодня же напечатаю и дам тебе. - После того как он кивнул, она спросила: - При твоей дислексии тебе не трудно выучить новые диалоги?
Его руки замерли на ремне.
- Что, прости?
- У тебя ведь дислексия, правда? Я всегда это знала. Он резко затянул ремень, кожа угрожающе затрещала.
- С чего ты взяла?
- Ты путаешь право и лево, вперед и назад, у тебя трудности с чтением, и твоя орфография оставляет желать лучшего. - Она беспокойно смотрела на него. - Или я ошиблась с дислексией, или это одна из тем, которые ты не хочешь обсуждать?
Его выражение стало менее напряженным.
- И то и другое. Я думал, что сделал все, чтобы преодолеть свои недостатки. Кто-то еще знает?
- Не думаю. Ты это умело скрываешь. Просто я ближе всех, потому и заметила. - Она все узнала о нем за три с лишним года совместной жизни.
Он подошел к окну и молча стоял, засунув руки в задние карманы брюк.
- Когда я был ребенком, то был безнадежен… Возможно, отставал в развитии. И долго не хотел разговаривать.
Спокойные слова остудили ее. Хотя она поняла, что он давно страдал дислексией, она не представляла, насколько сильно повлияли на него условия его жизни.
- Англия - цивилизованная страна, и дислексия давно изучена. Почему тебе не поставили этот диагноз, когда ты поступил в школу?
Он пожал плечами:
- Англичане предпочитают не навешивать ярлыков на детей. К тому же существовали еще… и другие обстоятельства.
Если ребенок растет в обычной семье, то почему детский мозг развивается иначе, чем у других? Неудивительно, что он был напрочь лишен высокомерия. Но его всегда отличали сдержанность и отсутствие заносчивости не потому, что он был «английским джентльменом», а оттого, что трудно быть надменным, когда столько лет к тебе относились как к глупцу.
- Опытный учитель понял бы, в чем дело.
- Да. К счастью, напряженная работа помогла мне исправить дефекты. Но не совсем, конечно.
И он все годы страдал от этого, с горечью подумала она.
- Этому способствовала твоя профессия. У тебя феноменальная память, не говоря уже об абсолютном слухе на акцент. И твоя дисциплинированность. Мне не часто приходилось встречать столь хорошо подготовленных актеров, и я подозреваю, что существовал иной способ компенсации.
Он кивнул, по-прежнему глядя в окно.
- Удивительно, как одному человеку удается открыть то, что другой не менее искусно скрывает?
- Дислексия не такая уж редкая проблема, Кен. Несколько моих друзей страдают ею в разной степени. Я сама порой замечаю нечто похожее за собой. Это кажется…
- Я рад, что для тебя это не проблема, - перебил он. Но для него, очевидно, это было иначе.
- О'кей. Вопрос закрыт. Не будем больше говорить об этом.
- Благодарю. - Он отвернулся от окна. - И предпочитаю, чтобы это не стало достоянием общественности.
Она старалась перевести все в шутку.
- Если бы я рассказала журналистам, что Кензи Скотт занимается любовью с тремя женщинами и ангорской козой, это было бы достойной новостью, но предание гласности его дефектов вряд ли кого-то заинтересует.
- Если ты собираешься поделиться своими соображениями с репортерами, начни с оргий. Это куда интересней. - Он вышел из комнаты, закрыв дверь с подчеркнутой тщательностью.
Она завернулась в халат, чувствуя себя отвратительно. Кто бы ни был тот кретин, который убеждал Кензи, что он пропащий ребенок, он заслуживал сурового наказания. Несмотря на присущий ей пацифизм, она с радостью разрядила бы свой пистолет в этого ублюдка.
Сцены, в которых участвовал Кензи, предполагалось снимать только после ленча. Он побрился и поел. Ночь с Рейн сделала нечто поразительное с его аппетитом. Затем поехал в Морчард-Хаус и прошел через сад к лабиринту. Это однажды уже помогло ему, может, попробовать и сегодня?
Оказывается, Рейни знала о его дислексии. Он чувствовал себя сродни черепахе, с которой сняли панцирь. Умом он понимал, что его реакция была глупой. Этот дефект действительно встречался довольно часто. Многие из известных людей предали гласности собственный недостаток.
Но у него никогда не возникало желания стать объектом для изучения или касаться условий, которые сформировали его детство. Даже с Рейни он чувствовал животный страх, когда случайно упоминали о его слабостях.
Если бы его умственные способности с самого начала соответствовали норме, его детские годы были бы лишены тех диккенсовских ужасов, которые ему пришлось пережить. Но его развитие было явно неадекватным, и, будучи ребенком, он не знал, как скрыть это. Твердо уверенный в своей неполноценности, он не искал возможности исправить это, считая непреодолимым. Он послушно делал то, что ему говорили, и постепенно втянулся в порок, который навсегда оставил в его душе неизлечимые шрамы.
Кино и радио спасли его. Хотя он научился писать гораздо позже, мальчиком он любил красивую речь. Ему было девять, когда он впервые услышал трансляцию одной из шекспировских пьес. Полный поэзии, выразительный слог «Бури» заворожил его настолько, что он невольно потерял интерес к тому, чем занимался и что делали с ним.
Чудесный язык, комбинация слов завораживали, а впечатление от кино было полно таинственной притягательности. Фильмы открыли ему другой мир, очистили его мысли, позволили хоть на время забыть печальную реальность собственной жизни.
Ему повезло получить терпеливую, усиленную помощь, пока он был еще настолько молод, что мог воспользоваться этим, но чтение по сей день оставалось для него слишком тяжелой работой, чтобы он мог получать от него удовольствие. Он завидовал способности Рейни уходить с головой в интересную книгу. Его незаслуженная репутация знатока литературы и начитанного человека существовала благодаря бесконечному количеству аудиокниг, которые он слушал во время вынужденных перерывов между фильмами или когда был слишком измучен, чтобы заниматься чем-то другим.
Он выбрал профессию, не предполагая, что чтение - одна из ее важнейших составляющих. Сотни сценариев приходили в его офис каждый год. Чаще, чем большинство других актеров, он доверял своим помощникам отобрать то, что могло бы заинтересовать его. Раз или два они упускали роль, которая, как он потом видел, могла бы подойти ему, но в целом система оправдывала себя, за исключением тех редких случаев, когда он принимал решение слишком поспешно.
Так случилось с «Центурионом». Ему, конечно, следовало самому прочитать сценарий, но он был занят, а Рейни так пересказала сюжет, что он положился на ее компетентность и согласился, хотя ему не следовало делать этого. Так что винить он должен только себя.
Он так и не мог ответить на вопрос, жалеет ли он о своем участии в этом проекте. После ночи с Рейни его настроение явно улучшилось. «Центурион» предоставлял ему возможность общения с ней, но вместе с тем освобождал его от всяких обещаний. Конечно, он сумеет еще две недели быть Джоном Рандаллом.
Но потом он вспомнил, как чувствовал себя во время съемок «первой брачной ночи», и опять засомневался.
Он почти дошел до конца лабиринта. Повернувшись, направился обратно. Что, если ему построить такой же лабиринт в Сиболе? Ведь, черт побери, он и в самом деле успокаивает!
Да, думал Кензи, если бы все не было так грустно, то можно было бы посмеяться. Ситуация и вправду занятная - у него роман с собственной женой! Сюжет для бульварной комедии. Вообще-то он не задумывался над тем, скоро ли она перестанет быть его женой. Ни один из них не прикладывал усилий, чтобы ускорить развод. А вернее, он просто попросил своего адвоката не препятствовать ходу дела и, если необходимо, встретиться с адвокатом Рейни. Но развод не проблема в Калифорнии, еще несколько недель, - и все закончится.
Рейни будет свободна, а он останется со своим одиночеством.
- Стоп! - С тяжелым вздохом Рейн поставила корзинку с цветами на землю. - Не печатать.
Грег, хмурясь, осматривал участок сада, где проходили съемки.
- Нам нужно установить свет.
- Действуйте! Может быть, перерыв успокоит мои нервы. - Она скептически улыбнулась даме, стоявшей напротив нее. Леди Джудит Хоуик. Одна из известнейших театральных актрис Лондона, она согласилась играть небольшую роль матери Сары. Рейни всегда безгранично восхищалась ее талантом, что, по-видимому, сейчас и стало камнем преткновения. Она так нервничала, что им пришлось начинать совместную сцену четыре раза.
Леди Джудит была настоящим профессионалом, чтобы комментировать неудачные попытки Рейн, она лишь выразительно изогнула брови.
- Глоточек виски, моя дорогая. Уверяю вас, это отличное средство от нервов.
- Если я еще раз перепутаю текст, то сделаю это. - Стараясь сбросить напряжение, Рейн отошла от камеры. Как быстро пролетела последняя неделя! Сегодня уже суббота - последний съемочный день на натуре, и потом переезд в Лондон.
Она удивилась, увидев, что Кензи сидит у ближайшего трейлера, скрестив руки на груди. Она предпочла бы, чтобы он не видел ее провала. Но невозможно было не любоваться им. В темных очках и кожаной куртке он являл собой слегка утрированный образец голливудского красавца.
- Леди Джудит, наверное, думает, что я полная идиотка.
- Сомневаюсь. Она очень внимательна к начинающим. - Он улыбнулся своим воспоминаниям. - Так было со мной. Много лет назад я играл крохотную роль в одной пьесе, а она уже была звездой. Так вот, зацепившись за собственную ногу, я упал на ковер. Она посмотрела на меня и сказала: «Быть лакеем не означает, что надо обязательно валяться на полу, чтобы о вас вытирали ноги».
Рейн рассмеялась:
- Может, и мне, чтобы избавиться от зажима, тоже плюхнуться на задницу? Я слишком благоговею перед ней, не могу поверить, что она моя мать, особенно когда она читает мне лекцию о свадебных клятвах: «…и только смерть разлучит нас». Она совсем не такая, как Клементина.
Вспомнив свою настоящую мать, она вдруг остро ощутила досаду и сожаление. Если бы Клементина была жива, какие отношения были бы между ними? Возможно, они стали бы подружками? Скорее всего, и это продолжалось бы до той поры, пока Рейн не задумалась бы о замужестве. Дружба подошла бы Клементине больше, чем материнство.
Кензи улыбнулся:
- Скажи Рейни, чтобы она ушла куда-нибудь подальше, и позволь Саре сыграть эту сцену. Тогда тебе будет проще принять леди Джудит.
- Почему мы вновь должны говорить о таких простых вещах? Спасибо. - С унылым лицом Рейни вернулась в сад. Может, роль не ладится из-за того, что ей приходится совмещать обязанности режиссера и актрисы? Но Кензи удалось показать ей правильный путь, с которого она сбилась.
Чувства оживились, и дело пошло. Все заняли свои места для следующего дубля. Закрыв глаза, Рейн старалась сосредоточиться на образе Сары. Когда она почувствовала, что готова, то открыла глаза и заговорила со своей мудрой практичной матушкой, безмятежной, как увядающие розы.
Сцену сняли и перешли к следующей. Все эпизоды с леди Джудит прошли как по маслу. «Центурион» был готов к переезду в Лондон.
Заключительная сцена, намеченная на этот день, предполагала участие Кензи. Когда прозвучала последняя команда «снято и печатать», он склонился к руке пожилой актрисы:
- Как приятно работать с вами снова, леди Джудит. Особенно когда у меня больше чем одно предложение.
Леди Джудит рассмеялась:
- Но вы упали на ковер просто неподражаемо! Я всегда знала, что вы далеко пойдете, Кензи. Может быть, мы сыграем вместе в каком-нибудь спектакле? Что, если это будет Оскар Уайльд?
Леди Джудит что-то прикидывала в уме.
- Я вскоре собираюсь осуществить свой первый режиссерский опыт в Америке и надеюсь повторить его в Ист-Энде примерно через год. Вы не возражаете, если мой агент свяжется с вашим, чтобы обговорить условия?
- Это не просто из-за моего жесткого графика, но стоит попробовать.
- Я готова пролететь над половиной света, - Рейн с улыбкой вмешалась в разговор, - чтобы увидеть вас двоих на сцене.
Серые глаза леди Джудит сузились, как у кошки, преследующей мышь.
- А как насчет тебя, дочь? Ты когда-либо исполняла роль в театре?
- Да, мама. - Рейни подхватила игру. - Но мне страшно выходить на сцену с такими великими актерами.
- Глупости, дорогая, ты можешь играть с кем угодно. Шанс воплощения подобного проекта в жизнь ничтожен, но почему бы не помечтать? Я надеюсь увидеть вас обоих в Лондоне. - Леди Джудит грациозно склонила голову и направилась к выходу с площадки.
Рейни тут же представила, как было бы замечательно сыграть в одной пьесе с леди Джудит и Кензи, в каком-нибудь романтическом месте, таком, как Стратфорд-он-Эйвон. Кто знает, может быть, там у них снова вспыхнет роман? Что ж, ради этого стоило постараться. Но она хотела большего, и поначалу он тоже. Отбросив прочь волнующие мысли, она пошла к своему вагончику. Кензи следовал рядом. Уставшая, но довольная проделанной работой, она тихо проговорила:
- Сегодня у тебя или у меня?
Он окинул ее таким красноречивым взглядом, что ее настроение сразу подскочило на несколько градусов.
- Как насчет моего номера? Мне нравится идея: ты врываешься и насилуешь меня…
Обещание, вспыхнувшее в его зеленых глазах, заставило ее захотеть его прямо на месте. Она боролась с искушением, но тут появился ассистент Кензи:
- Кензи, там для тебя несколько сообщений из Лондона. Состояние мистера Уинфилда необратимо ухудшается… Если ты немедленно не поедешь, то может быть поздно.
Кензи замер на месте.
- Что? Чарлз болен?
Джош удивленно приподнял брови:
- Ты разве не видел записку, которую я оставил тебе вчера? Директриса из Рамиллис-Мэнор позвонила сказать… что дело идет к концу. Они… боятся, что…
Кензи выглядел так, словно его ударили в солнечное сплетение.
- Черт, я вчера не просмотрел сообщения. Рейни, я еду в Лондон. Встретимся там…
Она быстро положила руку ему на плечо:
- Ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой?
Он покачал головой:
- Я должен пройти через это один.
Она и не ожидала ничего другого - он гораздо охотнее оказывал кому-то поддержку, чем принимал.
- Не сомневаюсь, что ты сможешь, но мне хотелось бы поехать с тобой. - Она вспомнила о своем полете в Балтимор после катастрофы с ее дедом. - Это путешествие из разряда таких, когда не стоит быть одному.
Он колебался минуту-другую.
- Хорошо, если у тебя есть свободное время. Пятнадцать минут на сборы. Встретимся у машины. - Резко повернувшись, он зашагал к своему трейлеру, отдавая на ходу распоряжения Джошу.
Рейни направилась в свой вагончик так быстро, насколько ей позволяло длинное платье. По дороге она подхватила костюмершу, чтобы та помогла ей переодеться. Пока девушка расстегивала крючки и расшнуровывала ненавистный корсет, Рейни торопливо снимала грим. Еще осталась пара минут, чтобы бросить в сумку зубную щетку и мобильник, надеть удобную рубашку, пиджак и джинсы.
Тяжело задыхаясь, она подбежала к «ягуару» Кензи. Он нетерпеливо расхаживал около машины, но все равно открыл ей дверцу. Его мать хорошо воспитала его. Когда он уселся на водительское сиденье, подскочила Вэл и протянула через открытое окно дорожную сумку:
- Провиант на дорогу.
Как быстро распространяются плохие новости! Рейни заглянула в сумку и ахнула.
- Бог благословит тебя, Валентина. Проследи, чтобы все было в порядке. Я позвоню, как только смогу.
Вэл кивнула и отошла от машины. «Ягуар» рванулся вперед. Пристегнув ремень, Рейн вынула шпильки из волос, расчесала их, и они свободно упали на плечи.
Кензи молча вел машину по узкой дороге. Он ехал с предельной скоростью. Губы сжаты, взгляд устремлен в ветровое стекло, чеканный профиль. Казалось, он совершенно забыл о ее присутствии. Она уже стала подумывать, не совершила ли ошибку, навязав себя. Подождав, пока они выедут на трассу, Рейн спросила:
- Ты хочешь что-нибудь выпить? У нас есть термос с кофе.
Ее голос вернул его к действительности.
- Спасибо, с удовольствием.
Она налила горячий кофе в одну из кружек, что положила Вэл. Какая предусмотрительность, она даже не забыла сливки.
- Вэл зря теряет время, работая юристом. Она могла бы быть первоклассным поставщиком провизии. Когда проголодаешься, у нас есть сандвичи, фрукты и парочка кукурузных лепешек, еще теплые.
- Отлично. Не придется останавливаться и терять время на еду. - Он отхлебнул кофе, не сводя глаз с дороги. - Тебе знакомо имя Чарлз Уинфилд?
- Театральный актер Чарлз Уинфилд? - Когда Кензи кивнул, она продолжила: - Во время моей первой поездки в Лондон я видела его в «Ночи ошибок». Мне кажется, он был лучший мистер Хардкастл, которого я когда-либо вообще видела. Он твой друг?
- Больше чем друг. Наставник. - Они проехали еще полмили. - Человек, который преподал мне первые уроки актерского мастерства и убедил, что я могу сделать театральную карьеру.
Кензи говорил отрывисто, почти резко. Может быть, потому, что он впервые приоткрывал тайники своего прошлого? Он рассказывал об Уинфилде как о приемном отце.
- Он, должно быть, уже в годах сейчас?
- Ему где-то около семидесяти. Он и его друзья - все заядлые курильщики. Некоторых из них он уже пережил, но его здоровье в последние годы стало сдавать… поэтому неудивительно, что… Мне будет не хватать его.
- Хорошо, что ты в Англии. У тебя хотя бы есть шанс попрощаться с ним.
- Если успею. - Его губы сложились в твердую линию. - Как это я умудрился не взглянуть на сообщения, которые Джош оставил мне вчера?
- Не вини себя, ничего удивительного, что ты забыл обо всем на свете. Ведь ты играешь такую роль! Я уверена, ты сумеешь попрощаться с ним. Такой истинный лицедей, как Уинфилд, не упустит шанса устроить грандиозное прощание.
Кензи взглянул на нее. Суровое выражение его лица смягчилось.
- Ты права. Он всегда любил публику.
Она улыбнулась и на какой-то момент положила руку ему на колено.
Разговор снова иссяк. Но она больше не думала, правильно ли поступила, поехав с Кензи.
Они добрались до Лондона за рекордное время, да еще и умудрились не получить штрафа за превышение скорости. Рейни считала, что это Божье провидение, не иначе. Если бы она не была уверена в способностях Кензи управлять машиной, то, наверное, со страха забралась бы под приборную доску, зажмурив глаза и зажав уши.
Когда они подъехали к Рамиллис-Мэнор, их встретила пожилая дама, сидевшая за конторкой администратора.
- Я так рада, что вы смогли приехать, мистер Скотт. Мистер Уинфилд каждый раз смотрит на дверь, когда кто-то входит. В ожидании вас…
Кензи ощутил, словно груз свалился с его плеч, значит, его друг еще жив.
- Извините, я не смог приехать раньше. Миссис Линкольн, разрешите представить вам Рейн Марло. - После небольшой паузы он добавил: - Моя жена. Рейни, миссис Линкольн всем здесь заведует.
Миссис Линкольн рассматривала Рейни с нескрываемым интересом.
- Он не спит, поэтому вы можете сразу же пройти к нему.
Кензи уже готов был идти, но, повернувшись к директрисе, спросил:
- Как его состояние?
- Спокойное, болей нет. - Она вздохнула. - Мы сделали все, что могли.
Другими словами, чуда ждать не приходится. Положив руку на спину Рейни, Кензи легонько подтолкнул ее в коридор, затем они повернули налево. Она тихо спросила:
- Это хоспис?
- Нет, хотя они оказывают подобную помощь, если необходимо. Чарлз переехал в это заведение несколько лет назад, хотел прожить в нем до конца и умереть здесь, а не в госпитале. Обслуживающий персонал делал все, чтобы он чувствовал себя комфортно.
Кензи остановился у двери в конце коридора.
- Ты хочешь побыть с ним наедине? - поинтересовалась Рейн.
- Думаю, Чарлз будет рад познакомиться с тобой. Что может быть лучше для актера, чем уйти, болтая со своими коллегами?
Она подумала, что, когда придет время, она бы хо-216 тела встретить смерть так же. Она последовала за Кензи в просторную, красиво обставленную угловую комнату. Последние лучи солнца заглядывали в окна. Их золотые отблески ложились на традиционную старинную мебель, дубовый стол, персидский ковер… Одна из стен была увешана фотографиями, плакатами и афишами, которые свидетельствовали о творческом пути Уинфилда, а на другой от пола до потолка высились книжные полки.
Актер лежал на постели, лицо осунувшееся и бледное, но ему удалось улыбнуться, когда вошел Кензи.
- Я знал, что ты приедешь. - У него был хриплый голос заядлого курильщика.
Дежурная сестра, сидевшая у окна, тихо вышла из комнаты. Кензи подошел к Уинфилду и взял его руку.
- Прости, Чарлз, я должен был приехать раньше, но вел ожесточенную борьбу со своим героем и не удосужился просмотреть сообщения, которые оставил мой помощник.
Уинфилд издал скрежещущий, хриплый звук, который отдаленно напоминал смех.
- Я сам такой же… когда приходит вдохновение, все остальное исчезает. - Он подвигал головой взад и вперед, чтобы лучше разглядеть Кензи. - Ты собираешься познакомить меня со своей прелестной спутницей?
Кензи подтолкнул Рейн к постели.
- Моя жена Рейни Марло. - На этот раз он произнес слово «жена» с большей непринужденностью.
- Прошу прощения, что не могу поклониться как подобает. - Уинфилд улыбнулся с шармом, который сопутствовал каждой его роли. - Вам следовало дать «Оскара» за «Открытый дом».
- Я бы не отказалась, - усмехнулась она, - но попасть в число номинантов для любого актера уже большая честь.
Он снова издал визгливый смешок.
- Что правда, то правда. - Его взгляд остановился на наградах, стоявших на каминной доске. - Я был среди победителей и сам долго не мог поверить в это. Не печалься, Кензи, когда я уйду, просто выпей в память обо мне. - Его начал сотрясать кашель.
- Я позову миссис Линкольн, - торопливо проговорил Кензи. - Останься с Чарлзом.
Рейни послушалась, горло перехватило от переполнявших ее чувств. Было нетрудно понять глубокую привязанность, которая связывала Кензи и этого старого актера. Если бы ее дед был наделен хотя бы крупицей такой доброты!
Надеясь, что глоток воды сможет остановить кашель, она взяла маленький поильник с прикроватного столика и поднесла к губам Уинфилда. Он сделал крохотный глоток, закашлялся, потом выпил еще немного. Приступ миновал.
Когда она поставила поильник на место, он взял ее за запястье своей костлявой рукой. Она была горячей и сухой.
- Будьте повнимательнее к мальчику, моя дорогая. Он так много пережил. Слишком много.
Рейн не знала, как реагировать. Известно ли Уинфилду о разводе? Вряд ли, если судить по выражению его лица. Тем временем он продолжил:
- Не разрешайте ему оставить вас. Он попытается, вы знаете, но вы не должны позволить ему совершить это.
Рейн хотела расспросить Уинфилда подробнее, но в этот момент в комнату вошли Кензи и миссис Линкольн. Подойдя к постели, директриса склонилась к больному. Тихим голосом Уинфилд произнес:
- Я еще не умер, если это вас интересует.
- Мы все когда-нибудь умрем, - отвечала она. - Вопрос только когда.
- «Уж близок час мой, когда в мучительный и серный пламень вернуться должен я…» - пробормотал он.
- Снова Шекспир? - Она улыбнулась. - Вы нас всех здесь просветили, мистер Уинфилд.
Рейни узнала строчку из «Гамлета». Она поняла, Уинфилд хочет сказать, что не переживет эту ночь. Он ждал Кензи и дождался. Больше у него не осталось никаких дел.
Миссис Линкольн дала пациенту лекарство и вышла. Чтобы не мешать Кензи беседовать со своим другом, Рейн отошла к книжным полкам. Судя по книгам, вкусы Уинфилда отличались разнообразием. Чего только здесь не было: пьесы, мемуары, поэзия и романы, среди которых превалировали детективы. Аудиокниги заменили печатные издания, когда его зрение начало падать.
Она всматривалась в фотографии, висевшие вокруг камина. Десятилетия дружеских отношений связывали Уинфилда с представителями театральных кругов Англии. Сначала он специализировался на жизнерадостных, остроумных героях, потом перешел на характерные роли.
На трех снимках рядом с ним был Кензи, который выглядел моложе, но уже достаточно взрослым. Он родился с этими необыкновенными зелеными глазами?
На одном фото она увидела третьего джентльмена, возраста Уинфилда. Лысый, лицо интеллигентное и приятное. Не актер, судя по его виду, но он присутствовал еще на нескольких фотографиях рядом с Уинфилдом. Вероятно, близкий друг.
Солнце ушло, воцарились сумерки. Она притушила лампу так, чтобы та не светила в глаза больного. Затем выбрала богато иллюстрированный том истории британского театра, уселась в кресло у камина и погрузилась в чтение. Хотя она старалась не прислушиваться к разговору двух мужчин, ее внимание привлекли слова Уинфилда:
- Я часто думал, что хотел бы иметь сына. Такого, как ты.
- Ты и был моим отцом в театре, - отвечал Кензи. - Это почти то же самое.
- Даже больше. Не многие сыновья готовы содержать своих отцов в такой роскоши, как ты.
Рейни продолжала рассматривать книгу, удивляясь тому, что только что услышала. Оказывается, Кензи платил за Рамиллис-Мэнор. Она была замужем за ним более двух лет, когда случайно узнала, как много денег он отдает на благотворительность. Он помогал людям, особенно детям, которые росли в бедности и нуждались в поддержке, чтобы как-то изменить свою жизнь.
Уинфилд тяжело вздохнул:
- Я всегда хотел сыграть с тобой в одной пьесе. Увы, теперь у нас уже не будет такого шанса.
- Мы можем просто почитать, - предложил Кензи. - Есть что-то такое, что бы ты хотел сыграть в последний раз?
- Прекрасная идея, - поддержал Уинфилд, на этот раз его голос звучал более уверенно. - Шекспир, конечно. «Король Лир» был бы логичным выбором, но я сейчас не в том настроении, чтобы изображать переживания выжившего из ума короля. - Снова скрежещущий смех. - Я предпочел бы комедию. «Двенадцатая ночь»? Нет, «Много шума из ничего»! Я буду Леонато, констебль Догберри и монах, так как я играл их всех. Ты играл Бенедикта в академии, так что, наверное, помнишь текст? И возьми все остальные мужские роли. А Рейни, конечно, прочтет за Беатриче и остальных женщин. Я думаю, что все еще помню слова… У меня есть два экземпляра этой пьесы на книжной полке, если вам нужно.
Кензи повернулся к Рейн:
- Рейни, ты поможешь нам?
Она отложила тяжелый том истории театра и подошла к полкам.
- С удовольствием, я люблю «Много шума из ничего» больше всего. Я играла Беатриче в антрепризе во время летнего отпуска. - Она встала в позу и продекламировала: - «Но в это время звезда плясала в небе, под ней-то я и родилась…»
Она нашла оба издания пьесы: одно в сборнике, другое отдельное, с многочисленными иллюстрациями. Подумав о дислексии Кензи, она дала ему одиночный, чтобы было проще читать, затем уселась с другой стороны постели и раскрыла сборник.
В глазах Уинфилда вспыхнули азартные огоньки, хотя он выглядел настолько слабым, что, казалось, подуй, и рассыплется. Рейни подумала, сможет ли он дочитать до конца. Правда, «Много шума из ничего» - одна из самых коротких пьес Шекспира.
Она заговорщически улыбнулась Чарлзу.
- Я создам музыкальное сопровождение. - Стараясь изобразить звучание труб, она сложила руки около рта и пропела некое подобие гимна. - Ваш выход, мистер Уинфилд.
Слабым, но все еще красивым голосом он прочел первые строки роли Леонато:
- «Я вижу из этого письма, что герцог Арагонский прибудет сегодня вечером к нам в Мессину».
Так как все трое когда-то играли в этой пьесе, они заглядывали в текст, только когда читали за второстепенных персонажей. Рейни обожала полные жизни и борьбы диалоги Бенедикта и Беатриче. Играя с Кензи, ей было легче понять те скрытые мотивы, которые обусловливали отношения шекспировских любовников.
Несмотря на грубый юмор пьесы, по мере чтения обстоятельства набирали силу и остроту. Любовь Уинфилда к своей профессии была очевидной, вереница красивых слов сплеталась в дивный венок, представляя законченный образец изумительной речи.
Но его голос становился все слабее и слабее. В четвертом акте, читая строки: «Если он любил… тогда оплакивать ее он станет… жалеть о том, что обвинил ее…» - он испустил долгий хриплый вздох, потом продолжил едва слышным шепотом: «Умереть… просто. Труднее сыграть… комедию».
Когда он затих, Рейни с тревогой посмотрела на его грудь. Нет, она медленно поднималась и опускалась. Кензи подождал, пока не стало ясно, что его друг больше не произнесет ни слова, затем взял его роль. Он читал так, словно от этого зависела вся его будущая карьера. Его чудесный низкий баритон превосходно держал ритм белого стиха.
Где-то в последнем акте душа оставила Чарлза Уинфилда, хотя Рейн упустила этот момент. Поняв, что он больше не дышит, она призвала всю свою профессиональную волю, чтобы дочитать до конца.
Когда Беатриче и Бенедикт пришли к согласию и решили пожениться, все еще ссорясь, но не в силах противостоять своей любви, Бенедикт - Кензи произнес последние слова роли:
- Эй, флейты, начинайте!
Помня, что она взялась аккомпанировать, Рейни запела, но так как бравурная музыка исключалась, то ей на ум пришла традиционная песня «Удивительная благодать». Клементина часто пела ее дочери.
Она закончила, воцарившееся молчание было прервано рыданиями. Рейни повернулась и увидела, что у дверей собралась небольшая группа. Миссис Линкольн, персонал, с именными табличками на груди, и несколько пациентов молча слушали. Пожилая дама в инвалидной коляске тихо всхлипывала, поднося платок к глазам.
Стараясь сдержать свои чувства, Кензи поднялся. Прежде чем накрыть лицо друга простыней, он прикоснулся к его холодному лбу.
- Чарлз просил нас не печалиться, а выпить в его честь. Миссис Линкольн, можно это организовать?
Директриса кивнула и прошептала что-то своей помощнице. Когда девушка вышла, женщина с седыми, словно серебро, волосами робко проговорила:
- Что бы ни играл Чарлз Уинфилд, я всегда была на премьере. На него стоило посмотреть, даже если спектакль был никудышный. Это было так волнующе, когда он переехал сюда. - Она улыбнулась сквозь слезы. - Он заставил меня чувствовать себя настоящей герцогиней.
Кто-то из мужчин произнес:
- Он всегда был джентльменом, как бы плохо ему ни было.
Один за другим люди делились своими воспоминаниями.
- Я не была знакома с мистером Уинфилдом до сегодняшнего дня, - начала Рейн, - но сразу почувствовала в нем друга. Как будто я знаю его много лет.
Пока она говорила, девушка вошла в комнату с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Рейн взяла бокал, подумав, что такое было бы невозможно в Америке.
Кензи подождал, пока все разберут шампанское, затем его глубокий выразительный голос заполнил комнату:
- Ты просил, чтобы мы не грустили, а выпили за память о тебе. Чарлз, прости, но я сделаю и то и другое. «Почил высокий дух. Спи, милый принц. Спи, убаюкан пеньем херувимов!»
Он одним махом осушил бокал. И резким движением бросил его в камин. Когда он раскололся на сверкающие кусочки, ударившись о кирпич, Кензи тихо пояснил:
- Когда кто-то пьет от души, он должен разбить свой бокал.
- За Чарлза Уинфилда. - Слезы текли из глаз Рейни, она последовала примеру Кензи, за ней остальные. Дама на коляске подъехала поближе, чтобы не промахнуться.
Когда присутствующие молча покинули комнату, миссис Линкольн обратилась к Кензи и Рейн:
- Уже поздно. Наверху есть комнаты для посетителей, вы можете остаться, если хотите.
Рейни взглянула на Кензи. Горло саднило, она смертельно устала. Мысль остаться в Рамиллис-Мэнор была более приемлемой, чем искать отель посреди ночи.
Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы Кензи принял решение.
- Мы остаемся, миссис Линкольн.
Бросив последний взгляд на умершего друга, Кензи вышел вместе с женщинами из комнаты. Они поднялись на лифте на последний этаж, где в коридор выходило несколько дверей.
- Когда-то здесь были комнаты для прислуги. Они небольшие, но уютные и выручают, если кто-то должен переночевать. - Миссис Линкольн указала Рейн на дверь одной комнаты, а рядом для Кензи. - Спокойной ночи. Если пожелаете, то можете позавтракать с нами в большой столовой на первом этаже.
- Спасибо, миссис Линкольн. Вы очень добры. - Зажав в руке старинного вида ключ, Рейни открыла замок и вошла в свою комнату.
Затворив дверь, она прислонилась к ней спиной и на секунду прикрыла глаза. Она не жалела, что приехала, но чувствовала себя совершенно опустошенной как физически, так и эмоционально.
Помещение напоминало сотни подобных комнат, какие обычно встречаются в маленьких деревенских гостиницах. Смежная дверь вела в покои Кензи. Усталая улыбка тронула ее губы. Как умно поступила миссис Линкольн, предложив эти апартаменты паре с непонятными супружескими отношениями. Пройдя через комнату, она вошла в номер Кензи.
Он стоял у окна, слепо глядя на залитый ночными огнями Лондон. Услышав ее шаги, тотчас повернулся. Сдержанность, которая помогала ему выдержать этот трудный день, иссякла. В его глазах стояла невыносимая тоска.
Она протянула к нему руки, и он упал в ее объятия.
- Мне так жаль, - прошептала она, склоняясь к нему.
- Его время пришло. - Он зарылся лицом в ее волосах. - Чарлз прожил интересную долгую жизнь.
- Но от этого боль не становится меньше.
Говорить было слишком трудно. Она молча повела его к постели, сбросила туфли и уложила рядом с собой. Спустя несколько минут она встала и хотела раздеться, но передумала. Сейчас ей нужен был только отдых…
Первые лучи солнца, проникнув в комнату, разбудили Кензи. Несколько секунд он лежал, припоминая события ушедшего дня. Поездка в Лондон. Часы, проведенные у постели Чарлза. Его конец. Он проснулся, лежа на постели рядом с Рейни. Его голова покоилась на ее плече. Они оба одеты, и кто-то заботливо укрыл его одеялом. Скорее всего Рейни - он вообще ничего не помнил.
С трудом поднявшись, он на цыпочках отправился в ванную. Хотя комнатка и была крохотных размеров, но он нашел здесь все необходимое: на крючке висел свежий халат, а на полочке лежали туалетные принадлежности, включая одноразовую бритву. Слуги, когда-то занимавшие эти помещения, наверное, были лишены такого комфорта.
Он принял душ, побрился, и его мысли прояснились, хотя он чувствовал себя совершенно, опустошенным. Последняя ниточка, связывающая его с юностью, оборвалась.
Закутавшись в махровый халат, он вышел из ванной. Рейни проснулась и смотрела на него из-под одеяла. Ее волосы разметались по подушке, как золотая канитель. Она выглядела посвежевшей, в ней явно пробудился аппетит. Но его сексуальные желания молчали, лишний раз подтверждая тягостное состояние. Все, что он хотел, - обнять ее и снова уснуть рядом.
Он присел около нее на постели.
- Спасибо, что поехала со мной, Рейни. Мне это помогло…
- Я рада, что познакомилась с Чарлзом. - Она прикрыла ладонью зевок. - Как хорошо, что ты смог сделать его уход поистине достойным замечательного актера. Послав ему последний отсвет славы.
Он вздохнул:
- Я так много должен ему, что вовек не расплатиться.
- Чарлз Уинфилд - первый из твоей доголливудской жизни, с кем я познакомилась. - Утверждение было лишено какого-то особого смысла, но она внимательно следила за его лицом.
- Чарлз и Тревор - лучшая часть той жизни.
- Тревор?
Кензи, видимо, так устал, что не заметил, как сказал это.
- Тревор был… другом Чарлза. Ты, наверное, видела его на фотографиях внизу.
- Не думаю, что когда-нибудь смогу понять, насколько много значил для тебя Чарлз, - сказала она нежно, - но мне пришло в голову, что я могла бы вставить в титры «Центуриона» посвящение в его честь. Ты бы хотел?
Его горло перехватило от внезапного волнения.
- Да, и Чарлз тоже.
Он перевернул Рейни на живот и начал массировать ее спину. Она промурлыкала что-то себе под нос и потянулась, как котенок.
- О, как приятно!
Массаж оказался как нельзя кстати не только ей, но и ему тоже. Как, впрочем, было всегда. Он мысленно поблагодарил судьбу, что Чарлз умер, когда он и Рейн переживали последний период близости. И не только из-за ее поддержки, но и потому, что она и Чарлз познакомились.
Когда Рейни чуть-чуть расслабилась, она позволила себе спросить:
- У Чарлза когда-нибудь была семья?
- Никто из родных не признавал его. - Кензи усердно массировал ее плечи, ждущие расслабления. - Он был белой вороной в высших слоях общества. Когда он оставил Кембридж ради сцены, ему было объявлено, что, если он и дальше собирается вести не отвечающую общественной морали жизнь отщепенца, ему придется взять псевдоним и навсегда проститься с семьей, что он и сделал.
- Выходит, ты посвящен во многое, - задумчиво произнесла она.
Проигнорировав скрытый вопрос, он продолжил:
- Я исполнитель его воли. Он хотел, чтобы его кремировали и устроили скромные похороны. Он как-то сказал, что и так слишком долго был на виду у всех и каждому актеру надлежит знать, когда нужно тихо уйти.
- Я думаю, английские актеры в большей степени обладают здравым смыслом, чем американские.
- Америка - молодая страна. А здесь повсюду вековая история. Это невольно побуждает к благоразумию и трезвости. - Он похлопал ее по спине и встал. - Ну, а теперь душ и завтрак.
- Иду. Спасибо, Кен. - Она поднялась с постели и обняла его. - Они, наверное, уже сервируют традиционный английский завтрак с яйцами, беконом и гренками? И все это будет полно убийственных калорий.
- Возможно. Обладающие в большей степени здравомыслием, нежели американцы, англичане менее разборчивы в еде.
- Я могла бы привыкнуть к этому. Может, мне купить здесь квартиру? - Зевнув, она вернулась к себе, чтобы принять душ.
Кензи стоял у окна, сверху город был как на ладони. В воскресное утро Лондон обычно тих и безлюден. Слава Богу, что у него выдалось несколько свободных дней до возобновления работы над «Центурионом». Сцены; которые им предстоит снять, будут самыми изнурительными в картине.
Одному Богу известно, откуда взять энергию, чтобы продержаться до конца. Еще до смерти Чарлза он уже был на грани. Если бы не ночи с Рейни, он не выдержал бы.
Его губы упрямо сжались. Чарлз сказал бы, что шоу должно продолжаться. Как ученик своего наставника, он должен признать, что, как бы то ни было, эти последние сцены - лучшее, что ему выпало сыграть за вею его жизнь.
И потом у него будет целых два месяца, чтобы отдохнуть до начала новой работы. Обычно он просил Сета Коуэна найти для него какой-нибудь небольшой проект, чтобы заполнить время простоя. Но на этот раз он хотел другого. Он поедет в Сиболу, к тому времени Грейди уже переедут в новый дом. Он с радостью примется обустраивать старое ранчо, так как ему хочется поработать на земле, которая теперь принадлежит ему.
Возделывать ее и стараться не думать о Рейни.
Завтрак в столовой Рамиллис-Мэнор, как и ожидала Рейн, оказался высококалорийным. Но иногда женщинам стоит отбросить осторожность.
Постоянно проживающие в доме пожилые люди были слишком хорошо воспитаны, чтобы проявлять любопытство к знаменитостям в такой печальный для них момент. Хотя когда они закончили еду, одна женщина робко попросила автограф для своей внучки и несколько других жильцов окружили их, чтобы выразить свое восхищение Уинфилдом. Кензи принимал соболезнования с обычной для него доброжелательностью, но от глаз Рейни не укрылась его напряженность. Решив, что самое время сбежать в «Дорчестер», где они заказали номера на ночь, она подала Кензи молчаливый сигнал, и они попрощались.
По дороге к выходу она вдруг спохватилась:
- Я забыла сумочку в комнате Чарлза. Как туда пройти?
Кензи проводил ее по коридору и, открыв дверь, пропустил вперед. Здесь все было так же, как вчера, только кровать аккуратно застелена чистым бельем. Переступив порог, Рейни натолкнулась взглядом на мужчину, стоящего у камина. Он повернулся к ней и быстро сунул руку в карман. Найджел Стоун.
Увидев репортера, Кензи выругался.
- Что за черт? - возмутился он. - У тебя нет никакого стыда?
- Как журналист, я просто выполняю свою работу, - миролюбиво отозвался Стоун. - Смерть полузабытого актера не та новость, ради которой стоит лезть из кожи. Но ты и твоя прелестная жена провели ночь, читая ему пьесу? Вот это и вправду стоящая история…
- Убирайся отсюда сейчас же! - Вид у Кензи был угрожающий, он подался вперед, готовый применить силу.
- Он что-то засунул в карман, - шепнула Рейни.
Глаза Кензи опасно сверкнули.
- Так ты, оказывается, к тому же еще и воришка!
- Клянусь, я не брал ничего. Мисс Марло видела, как я убрал свой диктофон. - Стоун вытащил маленький диктофон из кармана.
- Он говорит правду, Рейни?
- Кажется, да. - Она пожала плечами. - То, что я видела, имело подобную форму и размеры.
Поверив ее словам, Кензи продолжил более сдержанно:
- Уходите сейчас же. Пока не доставили мне удовольствие собственноручно выпроводить вас за дверь.
Стоун топтался возле двери, оттягивая время.
- Не распускай руки, Скотт. Я просто хотел посмотреть, что тут и как…
Рейни взяла свою сумку и следом за мужчинами направилась к выходу. Перед тем как выйти, Стоун сделал паузу, внимательно взглянув на Кензи.
- Я однажды уже где-то видел эти зеленые глаза, - многозначительно сказал он.
- Никогда не слышал о цветных линзах? - Кензи толкнул дверь и наткнулся на группу репортеров и фотографов.
Рейни разволновалась. Сейчас эта встреча была совсем ни к чему. Стоун присоединился к коллегам, а она встала поближе к Кензи.
- Уйдем отсюда поскорее.
На его лице не дрогнул ни один мускул. Оно было холодным, как гранит. Он обнял ее за плечи и повел к машине. Репортеры, испуганные его видом, отступили, пропуская их. Но вопросы сыпались градом. Рейни склонила голову, в душе молясь, чтобы машина стояла не так далеко.
Памела Лейк - журналистка, с которой Рейн была знакома, воспользовавшись моментом, сунула ей газету:
- Посмотри это, и, если захочешь дать комментарии, позвони мне.
Стремясь поскорее оторваться от журналистов, Рейни едва обратила внимание на ее слова.
Позади раздался резкий голос, перекрывающий все остальные:
- Это правда, что у Чарлза Уинфилда был СПИД?
И тут же послышался смех Найджела Стоуна.
- То, что он был гомосексуалист, ясно как белый день.
Рейни ощутила, как напрягся Кензи. Он резко повернулся, и в какой-то момент ей показалось, что он набросится на Стоуна. Вместо этого он положил руку на плечо репортера, жест казался небрежным, если бы не железная хватка. Стоун охнул, пытаясь высвободиться.
- У Чарлза Уинфилда не было СПИДа, - процедил Скотт ледяным тоном. - А если бы и был, то не вам его судить. Цените его за талант, жизнелюбие и благородство и стольких друзей, которые сейчас оплакивают его уход.
Кензи отпустил Стоуна так резко, что тот чуть не упал. Затем достал ключи, нажав на пульт, открыл дверь машины. Рейни нырнула в спасительное пространство «ягуара», и через тридцать секунд они отъехали от Рамиллис-Мэнор.
Только тогда она вздохнула с облегчением.
- У тебя на самом деле зеленые глаза.
- Я и не отрицал. Просто сказал, что он, видимо, никогда не слышал о существовании цветных линз, - ответил Кензи не без мрачного юмора.
- Вдруг он откопает нечто неожиданное? - Она думала о словах репортера по поводу глаз Кензи. - У вас что-то было в прошлом?
- «Давным-давно и в другой стране, и, кроме того, парень давно умер».
Она подумала, что он ответил цитатой, давая понять, что они знакомы, но он не хочет говорить об этом.
- У Чарлза действительно был СПИД или репортер спросил, зная, что покойный был гомосексуалистом?
- Я сказал правду, у него не было СПИДа. Но он был ВИЧ-инфицированным, и это ухудшило его состояние. Он предпочел отказаться от общения со своими друзьями, которых у него было предостаточно, не желая вызывать жалость к себе и оберегая их от неловкости общения с ним. - Кензи сбавил скорость, так как они обогнали колонну велосипедистов. - Чарлз вырос в среде, где геи общаются в своем замкнутом кругу. Он не хотел, чтобы после его смерти подробности его жизни стали достоянием публики.
- ВИЧ, курение и английский завтрак - так это просто чудо, что он прожил так долго! - Выстоял, добился успеха и умер своей смертью. - Его семья отказалась от него из-за его нетрадиционной ориентации?
- Это сыграло первостепенную роль. В мире театра он нашел куда более теплый прием. - Где люди, подобные Кензи, готовы защищать его честь даже после его смерти.
- Театр всегда жил по своим законам. Из того, что я читала, даже в Древней Греции актеры были аутсайдерами. Люди, которых можно было бы назвать ненормальными, осмелившиеся придерживаться своей собственной морали. Однако им все прощали за их талант. И в Голливуде происходит все то же самое, как в Афинах двадцать пять веков назад.
- Терпимость к неординарному - может быть, лучшее, что есть в шоу-бизнесе. И как ни жесток этот мир, для талантливого человека всегда найдется место. - В словах Кензи не содержалось ничего необычного, но по его тону было ясно, что за этим стоит нечто очень личное. - Даже если кто-то из репортеров раскопает какие-то низкие подробности о Чарлзе, он все равно выше этого. Я думаю, он предпочел бы, чтобы его похоронили без лишнего шума. Уж если мы заговорили об этом, - продолжал он, - то стоит сказать, что британцы здоровее американцев, мы не чувствуем необходимости вываливать всю грязь на публику.
- Американцы готовы рассказывать о своей личной жизни гораздо больше, чем ты хотел бы знать, - заметила Рейни. - Они круглый день делают это перед камерами телевизора. Но некоторые проблемы действительно стоит обсуждать, иначе они превратятся в гноящиеся раны. - Было бы лучше, если бы Кензи был менее закрыт? Может быть. Но и в ее жизни существовал ряд вещей, о которых она не хотела бы говорить. - Я подозреваю, что актеры, которые много рассуждают о своих пагубных склонностях и сексуальной жизни, рискуют своей карьерой. Немного загадочности рождает у публики желание узнать больше, это ценное качество звезды.
- Секрет моего успеха, - усмехнулся Кензи.
- Ты смеешься, а я думаю, так и есть. Будучи знаменитостью, ты проделал огромную работу, чтобы сохранить загадочный ореол вокруг своей персоны. - После того как она вышла за него замуж, любой ее шаг стал во много раз интереснее для журналистов. И, думая о разводе, она радовалась, что скоро окажется в знакомой изоляции. - Куда мы едем, в «Дорчестер»?
Он кивнул.
- Я решил не возвращаться в Девон.
- Правильно, не сомневаюсь, Джош и Вэл соберут наши вещи. - Ее взгляд упал на сумку у ее ног, и она вытащила газету, которую ей дала Памела Лейк.
Это издание было не единственным, где работала Памела, хотя ее личная визитка была приколота к первой странице. Очевидно, в надежде на ответ.
Взгляд Рейни упал на фотографию на первой странице, и она чуть не задохнулась от изумления.
- Что случилось? - резко спросил Кензи.
- Какой-то фотокор выследил нас в Девоне. - Она указала на фотографию. Там Кензи склонился к ней, одной рукой обнимая дерево. Она улыбалась ему с любовью в глазах и в душе. - Это самая романтическая фотография, где мы вдвоем. И подпись вопиющая: «Кензи и Рейни снова вместе!»
- Проклятие! - бросил он. - Никаких фактов, просто сотрясение воздуха.
Она просмотрела заметку ниже, которая включала еще несколько снимков. Хотя фотограф был не в состоянии проникнуть в спальню, он поймал момент, полный интимности и выразительный, как поцелуй.
Она прочла текст и, беспомощно положив газету на колени, сказала:
- Один работник отеля, пожелавший остаться неизвестным, уверяет, что видел, как мы входили в комнаты друг друга поздно ночью, а местная девица, которую я в глаза не видела, утверждает, что она получила мое «признание» за чаем. Ссылается на мои слова, что мы с тобой примирились и я жду от тебя ребенка. - Ее голос дрогнул. - Боже, как мне все это надоело, Кензи! Сил больше нет…
Он резко крутанул руль и припарковал машину прямо на автобусной остановке. Взяв газету, он просмотрел заголовки и фотографии.
- Эта самопровозглашенная наперсница может заблуждаться, а что касается того, что мы спим вместе, это правда. Поэтому нет оснований для суда.
- Даже если бы и были, процесс не заставит всех закрыть рты. Ненавижу, когда о моей личной жизни трубят на весь мир. - Она обхватила себя руками. - Я чувствую себя так, словно… чьи-то грязные пальцы ощупали меня…
Его лицо приняло неприступное выражение.
- Я виноват, что так получилось. - Он тщательно сложил газету. - Прости, Рейни, мне следовало держать дистанцию.
- Ах, Кен, все произошло по взаимному согласию. - И к их обоюдному удовольствию. Они оба счастливы, она понимала это душой.
Чувствуя безмерную усталость, она не сдержалась и спросила напрямик:
- Кензи, зачем мы разводимся, ведь нам так хорошо вместе? И не только в постели.
Он горько вздохнул:
- Потому что ты не доверяла мне, не доверяешь и никогда не будешь доверять.
Рейни подняла на него глаза и похолодела, ощутив, как в один миг он воздвиг между ними невидимую стену.
- Я не понимаю! Если бы ты был помешан на сексе и не пропускал ни одну женщину, тогда другое дело. Но ты не такой. Неужели так трудно сохранить целомудренность, когда мы врозь?
Красный двухэтажный автобус промчался мимо них, пронзительно сигналя.
Не обращая на него внимания, Кензи сказал:
- Ты заслуживаешь больше, чем я могу дать. - Он оставил ее вопрос без ответа. Пропустив мимо ушей ее слова так же, как проигнорировал автобус. - Время, проведенное в Девоне, - продолжал он, - было прекрасно, но оно кончилось. Даже там мы не смогли сохранить в тайне то, что произошло между нами. А в Лондоне это вообще будет невозможно.
- И что же? Секс стал ненужной забавой?
Другой автобус пророкотал, обгоняя их и обдавая клубами выхлопных газов.
- В том, что мы делали, определенно был элемент терапии. Впереди еще одна неделя съемок. Нам придется обойтись без этого. - Он прибавил газ и выехал на полосу интенсивного движения. - Каждый день, проведенный вместе, дает пищу для нелепых вымыслов и поводов вмешаться в нашу жизнь. Лучше закончить сейчас, иначе будет только хуже.
- Значит, ты принимаешь решение за нас двоих?
- Да. - Его губы сжались. - Я и так причинил тебе много вреда. Чем скорее мы расстанемся, тем лучше для тебя.
- Лишать женщину права голоса! Это действительно по-викториански! - Она слепо смотрела в окно, думая, как она обманулась. Но даже если и так, то она готова закончить все через неделю, но не сейчас.
- Джон Рандалл с каждым днем все больше превращает меня в викторианца. - Он подъезжал к «Дорчестеру». - Сегодня я буду заниматься организацией похорон Чарлза. Увидимся завтра на,съемке.
На глазах служителей отеля им пришлось обойтись без прощального поцелуя. Хотя, возможно, Кензи и не собирался целовать ее. Как быстро исчезла та близость, которая только что соединяла их. Она чувствовала, что лишилась чего-то очень важного.
Проснулась гордость. Будь она проклята, если позволит ему увидеть, как ей больно!
- Ты прав, наше взаимовыгодное приключение невозможно в Лондоне. - Она надела темные очки. - Что ж, секс был исключительный! И время, что мы провели вместе, просто чудо, но я больше не желаю, чтобы папарацци лезли мне в душу.
Швейцар распахнул дверь, и она грациозно выпорхнула из автомобиля, одарив улыбкой настоящей кинозвезды мужчину, протянувшего ей руку. Затем поплыла в отель, гордо подняв голову, будто и не спала ночью одетая. «Да. Мисс Марло, ваш номер готов, нам приятно видеть вас снова. Ваш багаж доставят позже? О'кей. Очень хорошо, мисс Марло. Для вас есть сообщения…»
Управляющий самолично проводил ее в номер, где она нашла свежие цветы и фрукты. Учитывая напряженный бюджет проекта, она возражала против дорогих отелей, но Маркус настаивал. Если она босс, то и жить должна, как подобает боссу. Так же, как и к Кензи должны относиться как к звезде, хотя он и согласился сниматься ради нее.
Старомодно поклонившись, управляющий ушел, и, слава Богу, она осталась одна. Не обращая внимания на прекрасный вид Гайд-парка, открывавшийся из окна, она опустилась на элегантную софу и свернулась калачиком. Она и Кензи расстались, через месяц развод будет оформлен. Но почему ей так больно? Она ведь с самого начала знала, что их близость не продлится долго.
Мрачно копаясь в своих ощущениях, она пришла к выводу, что где-то в самом укромном уголке сознания тлела надежда на примирение. Она хотела, чтобы Кензи умолял ее о прощении и обещал никогда не предавать ее больше. Когда она была моложе, то поклялась, что ни один мужчина никогда не обидит ее более чем однажды. И несмотря на то, что ее предал собственный муж, она готова дать ему шанс! Как она ни старалась быть другой, чем Клементина, она верна своей матери. Его слова: «Ты не доверяешь мне, не доверяла и не будешь доверять никогда»… Что может быть проще?
Вероятно, Кензи прав, говоря, что лучше закончить их отношения. Но как она выдержит остаток недели, зная, что все закончилось? Как она сможет провести рядом последнюю ночь, зная, что она последняя?
В номер вошла Валентина, прервав ее оцепенение.
- Рейни? О, прости. Я не знала, что ты отдыхаешь.
- Я не отдыхала. - Она сделала паузу, усаживаясь на софе. - Просто мы провели тяжелую ночь у постели умирающего друга Кензи.
- Прости…
- Чарлз Уинфилд скончался в мире. Может быть, нам тоже повезет?
Посыльный появился в дверях с тележкой багажа. Валентина сама распределяла чемоданы и сумки, затем выпроводила его, дав щедрые чаевые. Когда они остались одни, она повернулась к подруге:
- Я думаю, ты не захочешь, чтобы я поселилась во второй комнате? Я справилась внизу, они найдут мне номер.
Рейни потерла виски, не совсем улавливая смысл сказанного.
- Почему ты так решила? Мне будет приятно, если ты будешь со мной.
- Может быть, раньше… но сейчас… я буду третьим лишним.
Значит, и Вэл известно об их девонширском романе?
- Не беспокойся, эта маленькая эскапада закончилась. - Она нашла газету и подала подруге.
Вэл хмурилась, читая статью.
- И как ты к этому относишься, Рейни?
- Очень плохо. Отрицательно.
- Давай я позвоню Памеле и дам опровержение? Мне кажется, она будет рада процитировать тебя.
Мозг Рейн снова начал работать.
- Нет, я позвоню ей сама. На меня она потратит больше чернил, чем на тебя.
Глаза Вэл остановились на стопке сообщений.
- Тогда я просмотрю, что тут нового…
- Не надо. Разве ты не планировала провести сегодня вечер с Лаурой? - Лаура была помощником продюсера. Рейни смотрела в окно, где солнце светило так ярко и радостно, как будто в последний раз. - Иди. Воскресенье все-таки, поработаешь в другое время.
Валентина с сомнением взглянула на подругу:
- Ты уверена?
- Разумеется. - Она улыбнулась. - Если честно, то я хотела бы побыть одна.
- О'кей. Мы где-нибудь пообедаем, так что я вернусь поздно. - Вэл направилась в соседнюю комнату, катя за собой чемодан на колесиках.
Рейн распаковала свой багаж, мысленно готовя себя к разговору с Памелой Лейк. Разумеется, она будет счастлива получить эксклюзивное интервью, которое можно было бы назвать: «Рейни и Кензи - правдивая история». Но Памела из того сорта людей, чьим хорошим отношением не стоит пренебрегать, и ее издание - подходящее место для того, чтобы остановить сплетни.
Закрыв глаза, Рейн мысленно определила поле действий. Ясность, небрежность, осторожность, искреннее удивление невероятной историей. Один раз обмануть удастся, если ты вообще в состоянии обмануть. Затем набрала номер мобильного телефона Памелы.
Когда журналистка ответила, Рейн постаралась вложить в свой голос тепло и открытость, возможные только между двумя женщинами.
- Памела, это Рейни Марло. Спасибо за газету. Невероятно, как некоторые люди могут придумать столько нелепостей, лишь бы заполнить колонки новостей.
Памела перевела дыхание, когда узнала голос мисс Марло.
- То есть история выдуманная?
- Конечно, ни капли правды! Поверь мне. Никакого восстановления отношений нет и не может быть. Нам приятно работать вместе, и мы намерены и впредь оставаться друзьями. Но при чем тут брак? - Она рассмеялась над абсурдностью этой идеи. - Кстати, я никогда не слышала о женщине, которая утверждает, что мы имели доверительную беседу.
Тихий стрекочущий звук пояснил, что Памела печатает то, что говорит Рейн, так быстро, как только успевает.
- А как же служитель отеля, который видел, как вы входите и выходите из номеров друг друга?
- Наши комнаты расположены напротив, так что неудивительно, что могли видеть, как мы шли в том направлении. Но спать вместе? - Рейн снова рассмеялась. - Ты хоть понимаешь, что это за мука одновременно быть и режиссером, и актрисой? В конце дня я просто никакая… и мои фантазии исчерпываются ванной и бокалом хорошего вина. - И ночью, которую они провели вместе…
- Расскажи о вашем посещении Чарлза Уинфилда. Вы были похожи на двух голубков, когда покидали Рамиллис-Мэнор…
Рейни потерла виски, но постаралась ответить как можно мягче:
- Кензи потерял близкого друга, поэтому мы оба были взволнованы. Я рада, что оказалась рядом с ним в трудную минуту.
Разговор продолжался, и Рейни с энтузиазмом рассказывала, какое замечательное кино они делают, как спорится работа, насколько цивилизованные между ними отношения, несмотря на приближающийся развод, и так далее, и так далее - прочую официальную ложь… К тому времени как она закончила, она была уверена, что на следующее утро газета Памелы выйдет со статьей, опровергающей мнение, будто их отношения продолжаются. Может быть, тогда она немного успокоится?
Методично она продолжала делать звонки. В период съемок воскресенье было редким днем отдыха. Она работала на автопилоте. Заказав ужин в номер, продолжала заниматься делами фильма.
Когда она устала настолько, чтобы заснуть, она приняла ванну, затем проглотила последнюю предохранительную таблетку из пластиковой коробочки, которая содержала запас на месяц. Она уже хотела бросить коробку в мусор, но вдруг замерла.
Сегодня воскресенье. Обычно упаковка заканчивалась в субботу. И если осталась таблетка, значит, она пропустила какой-то день. Черт, почему именно сейчас, а не в течение нескольких месяцев воздержания?
Очевидно, она так заработалась, что забыла. Но когда? Она делала это автоматически, так что представить не могла, какой именно день пропустила. Было много загруженных дней, когда она могла допустить оплошность.
Даже при том, что забеременеть в один-единственный пропущенный день было маловероятно, она не могла удержаться от мысли, как было бы замечательно, если бы такое случилось. Во время замужества она порой хотела забыть о таблетках, но было бы непростительно с ее стороны поймать Кензи на подобный крючок. Но на этот раз она сделала это непроизвольно.
Хотя она всегда мечтала иметь полноценную семью, где, как и положено, оба родителя участвуют в воспитании ребенка, она достаточно зарабатывает и сможет вырастить ребенка сама. Она не должна спрашивать совета Кензи. И будет даже лучше, если он не узнает, что это его ребенок, пока сам не захочет стать отцом.
Пребывая в радужных мечтах, она вздохнула и улеглась в постель, надеясь уснуть. Она почти задремала, когда вспомнила слова Уинфилда: «Не позволяйте ему оставить вас».
Как раз это Кензи и делает - отталкивает ее, потому что думает, что должен, а не потому, что хочет. Он несчастлив сам с собой, не с ней.
Если бы он был благороден и готов к самопожертвованию, как Джон Рандалл! В отношениях всегда участвуют двое, и только один заканчивает их.
Как он и сделал. Снова.
- Не возражаете, если я присяду?
Вэл подняла глаза, перед ней стоял Грег Марино, державший в руках поднос с едой.
- Вовсе нет. Буду рада, если вы составите мне компанию. - Она сдержала зевок, когда он уселся напротив. - На всех съемках, где вам приходилось работать, кормили так же вкусно, как здесь? После этой еды мне хочется одного - прилечь и поспать часок-другой.
Он ковырял вилкой свой бифштекс.
- Когда люди вынуждены находиться вдалеке от дома, да к тому же работают как сумасшедшие, они нуждаются в максимальном комфорте. Хорошая еда - очень существенный момент.
- Разумно. - Прикончив жареного цыпленка, Валентина пододвинула к себе тарелку с куском малинового торта. - Если бы мне не приходилось вкалывать, как сироте в диккенсовском работном доме, я бы уже была похожа на слониху.
- Вашему обаянию это не помешало бы.
Она улыбнулась:
- Когда подобные слова вылетают из уст мужчины, который то и дело снимает самых красивых женщин мира, то хотя и знаешь, что это ложь, а все равно приятно.
- Красивые женщины - часть моей работы. Большинство из них - костлявые и долговязые, как скаковые лошади. Камера любит скуластые худощавые лица, но они, как фарфоровые куклы, лишены жизни. - Он положил в рот очередной кусок и задумчиво жевал. - Мне нравятся особы, которые выглядят как женщины. Как вы, например.
Смотреться сексуально и загадочно было одной из составляющих смысла жизни Валентины.
- Я поступила в юридический колледж отчасти из-за желания переубедить тех людей, которые считали, что я скорее похожа на барменшу, чем на женщину, способную набрать максимальное количество очков в отборочном тесте.
- Когда меня номинировали на «Оскара», я получил огромное удовольствие, представляя реакцию всех «доброжелателей», считавших, что я никогда не смогу сделать ничего стоящего. - Грег улыбнулся своим мыслям. - Через пару дней нам предстоит расстаться, и мне интересно узнать, что вы думаете о своем первом кинематографическом опыте.
- Это было увлекательно и интересно. Во всяком случае, я не жалею, что ввязалась в это дело. Но сейчас с радостью готова вернуться домой.
Грег чуть не подавился.
- Вы шутите? Вы и вправду отправитесь в Буффало, или в Бостон, или еще куда-то, откуда приехали?
- В Балтимор. - Она широко улыбнулась ему. - Да. Я уеду. - Они часто общались после трудового дня, и не было ничего проще, чем лечь с ним в постель. Он ясно показал, что не прочь. Но она пыталась как-то устроить свою жизнь, упорядочить ее, а с подобными мужчинами это не просто. - Фантазии - это хорошо, - заключила она. - Но реальная жизнь мне ближе.
- Но вы так хорошо справлялись со своими обязанностями! Вы могли бы сделать карьеру в кинобизнесе. Если Рейни не в состоянии пока предложить вам другую работу, то я смогу. Из вас вышел бы первоклассный продюсер, и вы ворочали бы миллионами.
- Если бы деньги были главным для меня, я бы уже давно сделала иной выбор. Занятие кинопроизводством предполагает кочевой образ жизни, а мне это чуждо. Не говоря уже о том, что ты всегда на глазах у других и за каждым твоим шагом следят. Это просто сводит меня с ума.
- На этой картине более спокойная атмосфера, чем обычно. Можно сказать, мы вообще обошлись без скандалов. - Девушка подкатила тележку с десертом, и Грег взял пару кусочков торта. - Я надеюсь, Рейни продолжит заниматься режиссурой, и всегда готов работать с ней.
- Я смотрела весь материал, но я дилетант, - продолжала Валентина. - Как вы думаете, действительно получится хорошее кино?
Он стал серьезным.
- Надеюсь. Мы все выложились на съемках по полной. Но кино складывается из многих составляющих: правильный подбор актеров, операторская работа, редактура, монтаж… всего не перечислишь. Стоит где-то допустить ошибку, и все пойдет прахом. Так что я всегда диву даюсь, когда из хорошего материала удается сделать стоящий фильм.
- Неудивительно, что режиссеры и продюсеры не от мира сего. - Она колебалась, прежде чем задать следующий вопрос. - А напряженная атмосфера возникает в конце любой картины?
- У нас это чувствуется особенно скорее всего из-за сцен, которые еще предстоит снять. - Он взял кусок торта и разом уничтожил его половину. - Сплошное выворачивание кишок. Плюс этот чудовищный журналистский прессинг. Я думаю, от него Кензи становится сам не свой, а Рейни выглядит такой раздраженной.
Валентина нахмурилась. Газеты увеличивали тираж за счет Рейни и Кензи, а Найджел Стоун недвусмысленно намекал, что скоро обнародует шокирующие подробности о прошлом Кензи Скотта. С долей цинизма она подумала, не проводится ли вся эта кампания, чтобы создать больше шума к моменту выхода фильма.
Безусловно, налицо элемент спекуляции на смаковании отношений Кензи и Рейн. Памела написала статью, опровергающую якобы состоявшееся примирение между супругами, и вынесла слова Рейни в заголовок: «Просто хорошие друзья». Но было много невероятных историй, включая утверждения представительницы американского армрестлинга, что именно она стала причиной развода, так как ждет близнецов от Кензи. Рейни старалась не читать подобные глупости, но знала, что они существуют, и это действовало ей на нервы.
Но главный и истинный источник напряжения находился на площадке. Кензи уже отснялся в нескольких из наиболее откровенных сцен с Шарифом, которые объясняли, почему он дернулся в Англию эмоционально травмированным, а остальные кульминационные эпизоды предстояло снять текущим днем. Наблюдая, как Рейни и Кензи репетировали сцены между своими героями, Вэл задавалась вопросом: куда это их заведет? Она не представляла, как можно играть любовную сцену с мужчиной, который разбил твое сердце.
Отношения между ними становились все напряженнее. Почему люди не могут воспроизводить себе подобных, как амебы, без секса?
Без сомнения, Рейни и Кензи сыграют эту последнюю сцену на полном накале чувств. Профессионалы до мозга костей, они скорее дадут упечь себя в сумасшедший дом, чем покажут, что не справляются с возложенными на них обязанностями. Но Вэл будет по-настоящему рада, когда этот проект закончится и Рейн сможет больше не видеть Кензи и начать новую жизнь.
Пока ставили свет, Кензи, голый по пояс, искусно украшенный синяками, шрамами и каплями пота, ходил взад и вперед около съемочной площадки. Внутреннее напряжение не оставляло его. Ему предстоит адский выбор между высоким профессиональным мастерством и показом истинных уголков своей души перед безжалостным глазком камеры. Почему он делает это?
Из-за Рейни. Из-за Чарлза. Из-за того, что проклятое шоу должно продолжаться.
- Мы готовы, джентльмены, - объявил второй режиссер. Кензи вошел в импровизированную палатку - ткань с одной стороны и камера с другой - и позволил привязать себя цепью к столбу. Пока он устраивался в углу, Шариф пристально следил за каждым его движением, стремясь войти в образ своего героя. Роль Мустафы требовала от него виртуозного владения целым спектром эмоций, и, надо отдать ему должное, он справлялся как нельзя лучше.
По контрасту с ним Джон Рандалл был несчастной жертвой с исковерканным чувством собственного достоинства. Кензи следовало потребовать для себя роль Мустафы.
Сексуальные сцены снимались очень деликатно, едва намекая на суть происходящего. Смуглая рука на бледной коже… Тени, двигающиеся за пологом палатки, и другие нюансы, которые проясняли то, что случилось, без буквального изображения. Более явными были кадры жарких дебатов, веревка на стертом до крови запястье, полные обожания взгляды и мгновения удивительной нежности, включая ухаживание Мустафы за своим пленником во время лихорадки, когда несчастный был на грани смерти. Сейчас вся эта гамма противоречивых чувств должна была руководить его действиями. Кензи смотрел на свою Немезиду, испытывая подлинное отчаяние.
Рейн подала сигнал к началу. Длинная роба обвивала стройную фигуру Шарифа. Он вошел под тент и направился к Рандаллу.
- Несколько месяцев мы спорили, боролись и узнавали друг друга, как могут делать только два врага. Ты все еще хочешь уехать? Очень хорошо. Я отпущу тебя. - Он улыбнулся, открывая ровную полоску белоснежных зубов. - Если ты на коленях попросишь меня об этом.
- Британский офицер не просит пощады, - ответил Рандалл, с невероятным трудом поднимаясь на ноги.
- Тогда ты умрешь в пустыне, - спокойно провозгласил Мустафа. Его глаза язвительно сверкнули. - А ветер и песок отполируют твои кости.
- Убей меня, и покончим с этим! - взревел Рандалл. - Ты думаешь, в моей жизни осталось что-то ценное? - Крик шел из глубины души. Так истошно может орать человек, исчерпавший все свои лимиты, как физические, так и эмоциональные. Чья жизнь превратилась в ад.
Гримаса ярости и разочарования исказила лицо Мустафы. Властитель пустыни схватил Рандалла за плечи, заставляя встать на колени.
- Проси пощады, английский выродок!
- Нет! Лучше убей меня.
Двое мужчин смотрели друг на друга. Жизнь Рандалла висела на волоске. Мустафа спрятал оружие в ножны.
- Иди! Не хочу марать клинок кровью неверного.
Сцена кончалась наездом на измученное лицо Рандалла, показывая победу, за которую он заплатил цену, равную поражению.
- Снято. В печать. Оба молодцы, - проговорила негромко Рейни, дабы не нарушить атмосферу. - Еще один эпизод, а потом снимем крупные планы.
Кензи не двигался с места. Слова и эмоции переполняли его. Любовь и ненависть. Антагонизм и жалость. Отвращение… и желание. Кульминационные и самые трудные сцены для него и Шарифа. Нет, подумал он с сожалением и произнес вслух:
- Нет. Это слабо.
Рейни вздрогнула.
- Мне кажется, вы оба сыграли очень хорошо. Но нет предела для совершенства. Что ты предлагаешь?
Он потер лоб, невольно стирая грим. Господи, почему он делает это?
- Заставлять Рандалла просить… слишком банально. Сразу вспоминаются посредственные фильмы тридцатых годов. Между ними должно происходить… нечто большее. Более острый конфликт. Ставки выше. Уязвимость…
- Но в книге эта сцена написана именно так и передает то время, - отвечала Рейни. - Что нужно сделать, чтобы это было выразительнее?
Кензи старался ходить, насколько позволяла цепь на левом запястье.
- Нужно показать противоречивые чувства Рандалла. Мустафа заставляет его признать, что он был увлечен своим тюремщиком. Этот примерный британский офицер испытывает недозволенную, темную страсть… получая невольное удовлетворение от того, что делали с ним. - Не в этом ли смысл всей истории? Рандалл не может признать, что пусть менее чем на сто процентов, но он был гомосексуалистом в течение нескольких минут.
- Да, таков Рандалл, - согласилась Рейн. - Но как ты думаешь это сыграть?
- Мустафа не должен требовать, чтобы англичанин умолял его о свободе, - медленно начал Кензи, чувствуя, как кровь стучит в висках. - Пусть Мустафа пообещает освободить Рандалла, если тот признается, что любит его.
- Да! - с радостью воскликнул Шариф. - Я упиваюсь своим могуществом, унижая английского офицера, и вместе с тем не хочу потерять его. Я не могу убить его, и даже держать в плену против его воли мучительно для меня. Я предлагаю ему сделку - я позволю ему вернуться в его холодную далекую страну, если он признает ту правду, что лежит между нами.
- Отлично, - одобрил Кензи. - Глубоко, сложно и драматично. Как и их отношения. - Рейни поймала его взгляд, и ей показалось, что речь шла о нем, а не о его персонаже.
Он отвернулся.
- Шариф, давай поимпровизируем? - Он обычно избегал экспромтов, так как не был уверен, что сможет найти правильные слова, но этот характер и эту дилемму он чувствовал, как свою собственную.
Шариф согласился, и Рейни позволила им попробовать. Вместо сердитых угроз Мустафа выбрал вкрадчивый ровный тон, и его полный страдания голос открывал гораздо больше, чем он был намерен сказать. Рандалл отступил, насколько позволяла цепь, тщетно стараясь избежать выполнения отчаянного требования. Ему невыносимо было признаться в том, что хотел услышать Мустафа. Даже если он станет отрицать запретную, отвратительную склонность в себе, ему уже никогда не забыть об этом.
Он закрыл глаза, представив Сару. Якорь, удерживающий его на этой земле, его чистый ангел, который помогал ему своим здравомыслием. Ради нее и его семьи он готов произнести слова, которые хотел услышать Мустафа. Что такое маленькая уступка, если она подарит ему свободу?
Он закрыл глаза и сказал:
- Я… люблю тебя. - Он говорил эти слова своему врагу, благородному, любимому и ненавистному врагу, слова, которые тот хотел услышать. Но он произнес это признание и самому себе, не делая никакой разницы между собой и своим героем.
И это существенно меняло дело.
Наступила мертвая тишина. Потом послышался тихий голос Рейн:
- Снято.
И вдруг все кругом зааплодировали. То было общее одобрение, которому рад каждый актер, но только не в этот раз. Кензи, совершенно обессиленный, прислонился к столбу. Сполз на ковер и спрятал лицо в ладонях.
Распятый своей музой.
Сегодня пришла очередь Рейни платить по долгам. Ей предстояло сыграть большую любовную сцену с Кензи перед объективом безжалостной камеры. С бешено колотящимся сердцем она прошла в свою гримерную. Длинные викторианские юбки поднимали пыль с бетонного пола.
- Я не очень отвлеку тебя, если прочитаю кое-что из твоей почты? - спросила Вэл из-за стола в углу.
- Есть что-то интересное?
- Да нет… Из недельного отчета твоего детектива можно понять, что все сходится на администраторе студии, с которым у Клементины были довольно серьезные отношения.
- Администратор студии? - Рейни сморщила нос. - Торговец наркотиками мне нравился больше. Что еще у тебя есть?
- Электронное послание от твоего деда. Он скорее всего послал его через Интернет на компьютере, что ты ему подарила. - Вэл посмотрела на записку из принтера. - Наши предложения помочь ему отыскать его старых друзей по корейской войне принесли плоды. Он нашел некоторых из них, и теперь они ежедневно выходят; на связь в Интернете. Твои старики Заказали билеты во Флориду на следующую зиму, там состоится встреча друзей.
- Очень хорошие новости. - Сохраняя некоторую дистанцию, она тем не менее налаживала отношения с дедом и бабушкой. Странно, но то, что произошло с дедом, помогло их сближению. Она обязательно навестит стариков, как только закончит работу над фильмом. Хотя прекрасно знала, что не стоит ожидать слишком многого от этого визита. Между ними появилось доверие. А что касается душевного тепла, то она поищет его где-нибудь еще, как, впрочем, всегда делала.
В гримерную вошла Деб, художница по гриму:
- Пора приготовиться к следующей сцене.
Рейни послушно уселась в кресло. В присутствии постороннего человека Вэл отложила личные послания в сторону и занялась заметками Рейн по поводу просмотренного накануне материала.
Беспокойные мысли Рейн вновь вернулись к предстоящей сцене с Кензи. Кто знает, что лучше, а что хуже? Следить, как он играет эту сцену с Джейн Стакпол? Или самой лежать в постели, смотреть на него голодными глазами и видеть не Джона Рандалла, а его, и к тому же ощущать знакомые прикосновения - она невольно вздрогнула от подобной перспективы.
- Не дергайтесь, - сказала Деб.
- Прости. - Рейни должна терпеливо выносить все ухищрения, способные заставить ее тридцатилетнее с небольшим лицо выглядеть на девятнадцать. Мысленно она повторяла сцену, пока Деб колдовала над ней, придавая ей свежесть юной Сары.
Избежать этого уже нельзя… Выйдя из гримерной, она шла по пустынному полутемному коридору студии, стараясь не наткнуться на кабель или аппаратуру. Кензи ждал в павильоне, где стояла декорация спальни, залитая ярким светом прожекторов. Он нервно барабанил пальцами по высокой резной спинке кровати.
Она окинула его критическим взглядом, радуясь, что съемки подходят к концу. Оба они выглядели изможденными и похудевшими. На стресс рабочего процесса накладывался груз личных отношений.
Предстоящая сцена следовала прямо за эпизодом на утесе, где Сара спасает Джона от самоубийства. Он тогда сказал достаточно много, чтобы она могла понять его проблемы. Возможно, она была не в состоянии представить досконально, что сделали с ним, но не могла не почувствовать глубину его боли. Любя своего мужа, она решила не допустить, чтобы ночные кошмары и угрызения совести разрушили их союз.
Сцена на утесе закончилась возвращением в дом. Они брели через поля, Рандалл шел, как старик, обнимая жену за плечи. Новый эпизод должен был начаться с момента, когда они входят в спальню. Рейни оглядела площадку, автоматически проверила, все ли на месте, и потом обратилась к Кензи:
- Ты готов?
Он кивнул и встал в дверях. Присоединившись к нему, она тихо прошептала:
- Ты не сыграешь эту сцену, если хотя бы пару раз не посмотришь на меня.
Поджав губы, он встретил ее взгляд. Подлинное страдание светилось в глубине его потемневших оливковых глаз. Она проглотила комок, застрявший в горле, стараясь уговорить себя, что этот мрак относится к его персонажу, а не к нему.
Чувствуя его готовность, она глубоко вздохнула, чтобы освободить Сердце от печали и боли. Когда междy ними возникло молчаливое напряжение, Рейни дала сигнал начать.
Камера заработала. Плечом к плечу они вошли в комнату. Он оттолкнулся от нее, неуверенно, но вместе с тем решительно прошел вперед.
- Отдохни, мой дорогой, - сказала она. - И почувствуешь себя лучше.
Ты не понимаешь, - резко отвечал он. - Ночной сон не излечит меня от прошлого. Не исцелит ничто. Когда она подошла к нему, он вцепился в ее руку, не подпуская к себе. - И поэтому ты должна оставить меня, пока не поздно.
Его прикосновение обожгло ее. Хотя Сара и была невинной, но она чувствовала, что между ними существует сильное влечение.
- А мы не будем оглядываться на прошлое. Есть только настоящее и будущее, разве этого мало?
- Сара, у нас нет будущего. - Он отпустил ее руку и. отступил назад. - Пока мы женаты лишь номинально, мы можем разойтись. Аннулируем брак, и ты будешь свободна в глазах общества.
- Ты не понимаешь, Джон. - Страх потерять его соединялся со злостью. - Ты, наверное, забыл, что мы дали клятвы. А я помню. Перед Богом ты мой муж. И пока я жива, никто другой мне не нужен.
Он взглянул на нее, словно она была далекой и призрачной мечтой.
- Ты так прекрасна. Так чиста… когда я был в плену, то вспоминал о тебе, как о моем светлом ангеле.
Гнев иссяк, в одно мгновение сделав ее беспомощной.
- Я не могу жить, стоя на пьедестале, куда ты водрузил меня. Я живая, Джон. Может быть, я не особенно умна, не очень хорошо знаю жизнь, но достаточно, чтобы быть твоей женой. Неужели ты… ты… не хочешь меня?
Он окинул ее взглядом, и блеск глаз выдал его, хотя он тут же одернул ее:
- Ты не должна говорить о таких вещах!
Он чувствовал себя совершенно потерянным от стыда, терзавшего его душу. Если теперь они муж и жена, Сара должна проявить собственную уязвимость, и единственный способ, какой она могла придумать, - предложить себя сексуально. В страсти он был более опытен и силен, чем она.
- Слова не помогут. Ты всегда был мужчиной, способным совершить поступок. Пришло время нам обоим пойти на него. Вместе. - Дрожащими пальцами она взялась за перламутровые пуговицы на своем лифе.
Его дыхание замерло, когда платье упало, открывая отделанное кружевом нижнее белье и нежную белизну невинности…
- Ничего не… получится, Сара».
- Что может быть более нормальным, чем близость между мужем и женой? - Видя, как его взгляд остановился на двери, она повернула ключ в замке и бросила его в вазу с розами, которая стояла на туалетном столике.
Он почувствовал, что хочет ее. Сейчас она должна напомнить ему о клятвах, которые они дали. Она начала торопливо расстегивать лиф.
- «Я, Сара, беру тебя, Джон, в мужья. И буду верна тебе до конца своих дней. В беде ив радости. В горе и печали. Всегда». Ты тоже поклялся мне, Джон. Я не освобождаю тебя от этих слов. - Она скинула кружевной лиф и, не сводя с него глаз, шепнула:
- «И мою душу и тело… вверяю тебе».
Нижняя юбка завязывалась сзади на талии. Она потянула за кончик ленты, и тогда юбка упала на пол, открывая отделанные кружевом панталоны. И хотя каждый дюйм ее тела был надежно закрыт, факт, что она стоит перед мужчиной в нижнем белье, наполнил воздух эротикой.
- А теперь, - сказала она хриплым голосом, - расшнуруй корсет…
Он проглотил комок, застрявший в горле. Она повернулась к нему спиной. Пока он занимался тесемками, она старалась сдержать страх перед неизвестностью, но понимала, что действует правильно. Она должна отдать себя в его руки, заставить его поверить, что он хозяин ситуации.
Благоговейно, почтительно он касался ее, посылая жар в каждую клеточку ее тела. Корсет упал, она задрожала от нетерпения. Наклонившись, она подставила ему шею, и он поцеловал ее. Теплое дыхание коснулось ее кожи. Она ахнула, борясь не с тем, что он мог сделать, а с собой, и ее тело, казалось, больше не принадлежало ей…
В полном отчаянии Рейни позволила Саре уйти и стала сама собой.
- Стоп!
Стоя позади нее, Кензи дышал так же тяжело, как и она. Не глядя на него, она спросила:
- Что у нас получилось, Грег?
Приглушенным голосом оператор ответил:
- Накал страсти был таким сильным, что я боялся, как бы линзы не расплавились. Но обошлось, так что можно печатать.
Кензи прошел через комнату и с интересом рассматривал туалетные принадлежности из слоновой кости на изящном столике. Она надеялась, что он найдет их такими же душераздирающими, как и она.
Она отдала бы многое, чтобы не снимать эту сцену еще раз. Но производство не терпит риска, и она не могла позволить себе остаться с единственным дублем к концу съемок.
- О'кей. Еще один дубль на всякий случай.
Остаток дня ушел на любовную сцену и на красивые призрачные крупные планы, которые могли придать картине романтический флер. Пожалуй, это был единственный случай в жизни Рейн, когда ей пришлось изображать страсть к мужчине, к которому она питала это чувство в жизни.
Потом они занялись другой работой: снимали отдельные предметы нижнего белья из тончайшего шелка и кружев, с тихим шелестом спадающие на пол. Руки, трепетно ласкающие тело: нежные, принадлежавшие Саре, и едва сдерживающие страсть огрубевшие руки Рандалла. Ее желание смешивалось с болью, которая затем растворилась в изумлении той благоговейной трепетной нежностью, с которой Рандалл открывал таинство безграничной любви его невесты. Она - девственница, уверенная в своей правоте, а он израненный воин, обретший вновь свою силу, когда вспомнил, в чем состоит призвание мужчины.
Вымотавшись за день, Рейн вернулась в гримерную, рухнула на софу и уснула как убитая.
Она проснулась в плохом настроении и не сразу смогла понять, где она, пока не услышала голос Вэл:
- Вернулась к жизни?
- С трудом. - Она села, радуясь, что сняла этот чертов корсет во время сцены. - Который чае?
- Скоро девять. - Валентина посмотрела на нее из-за стола, за которым работала. - Я решила, ты так устала, что тебе нужно отдохнуть.
- Поэтому ты стояла на страже? Спасибо. - Чуть пошатываясь, Рейн прошла к столу и сняла грим.
Вэл разложила на столе бананы, орехи, пакет молока. Рейн с жадностью покосилась на все это богатство. Предпочитая принять душ в отеле, а не в гримерной, она переоделась.
- Давай сбежим?
- С удовольствием. - Вэл сложила бумаги в портфель и встала.
- Что делал Кензи после съемки?
- Снял костюм, разгримировался, и… только его и видели. - Валентина присоединилась к подруге, и они вышли из гримерной. - Слава Богу, завтра последний день, не то у кого-то из вас наверняка будет нервный срыв. - Ее голос резонировал в огромном помещении студии.
Рейн подумала о сценах, которые предстояло снять на следующий день. Они заберут последние силы. И только после этого она сможет полететь в свой маленький дом в каньоне.
- Ты позвонила в компанию насчет билета в Лос-Анджелес?
- Твой частный самолет ожидает тебя сразу же после траурной церемонии по Уинфилду.
- Хочешь полететь со мной? Можем забросить тебя в Балтимор без проблем.
- Спасибо, но я хочу продуктивнее использовать свое пребывание в Англии. Мы с Лаурой решили полететь на неделю в Ирландию.
- Она мне нравится. Завидую вам. - Рейни взглянула на подругу. - Но ты мне так помогла, Вэл. Я… я не знаю, как бы выдержала без тебя.
- Ты сто раз помогала мне склеить несчастные осколки моей разбитой жизни после любовных крушений. Я рада, что хоть чем-то смогла отплатить тебе.
У дверей студии Рейн уже давно поджидал автомобиль. Она уселась на сиденье, и они отправились к центру Лондона.
- Если бы я предложила тебе постоянную работу, ты бы согласилась?
- Нет. - Вэл смотрела в окно. Ее брови сошлись на переносице. - Это был интересный опыт, но я еще больше убедилась, что надо ехать домой и искать свой шанс. Надо кое-что изменить, но не Калифорния и не шоу-бизнес.
- Ты умная. Иногда я думаю, что кино - это неизлечимая болезнь. - Рейни грустно улыбнулась. - Эта работа сводит меня с ума, но я не хочу заниматься ничем другим. Особенно когда делаю авторское кино, отличное от стандартов Голливуда.
- «Центурион» предоставляет такую возможность, - согласилась Вэл. - Но до бурных аплодисментов еще несколько месяцев. А сегодня у меня есть лекарство, способное излечить все недуги мира.
- Мороженое? - улыбнулась Рейни.
- Именно. - Вэл вынула мобильник. - Я позвоню в сервис, чтобы мы могли пообедать сразу, как приедем. После того как ты примешь душ и поешь, мы узнаем, могут ли эти англичане делать настоящее мороженое.
Чувствуя себя бодрее, Рейн откинулась на спинку сиденья. Старая подруга и мороженое излечат все болезни.
Когда Кензи открыл классическую викторианскую бритву, лезвие угрожающе сверкнуло. Вполне подходящее лезвие. Он вынул бритву из футляра, который невинно лежал посреди других туалетных принадлежностей.
Нынче странная форма нанесения увечья собственной персоне вышла из зоны умалчивания и витала в воздухе. Он как-то смотрел ток-шоу, где. молоденькие девушки объясняли, как физическая боль, нанесенная своей рукой, мистическим образом излечивает душевные раны. Он разделял это мнение, так как познал на опыте. Когда он был помоложе, то иногда прибегал к такому способу.
Он приложил лезвие к руке. Не к внутренней стороне запястья, где порез мог стоить жизни, а повыше. Он представлял, как лезвие разрежет кожу и войдет в мышцы. Сначала он ощутит шок при виде плоти и первых признаков боли. Затем боль станет сильнее и наконец такой невыносимой, что в течение какого-то времени затмит все на свете.
Насколько сильно он должен нажать на лезвие, чтобы разрезать кожу? Но, вздохнув поглубже, Кензи закрыл бритву и бросил ее на стул.
Он не готов… Пока.
Обед, душ и очень вкусное мороженое под горячим шоколадным соусом с орехами, цукатами и горой взбитых сливок расслабили Рейни настолько, что она смогла сесть за монитор и просмотреть материал, который они сняли за день, отобрав Лучшие дубли. Отличный материал. Она уже мысленно представляла, что получится, когда все это соберется вместе. И с тихой радостью сказала себе, что они сделали хорошее кино. Не блокбастер, но высокохудожественный фильм, который найдет понимание у зрителя.
Вэл, зевая, отправилась спать, а Рейни, вздремнувшая днем, никак не могла заснуть. Желая немного размять застоявшееся тело, она решила прогуляться. Убийственный график почти не оставлял места для физических упражнений, и если ей удавалось выкроить время для короткой разминки, то лишь рано утром.
Перейдя Парк-лейн, она подставила лицо прохладному ветерку, впитывая приятную свежесть. Как хорошо побыть одной и к тому же в таком месте, где тебя никто не знает. Она устала оттого, что ее все время окружали люди, а сейчас ей хотелось собраться с мыслями.
Завтра последний съемочный день. Потом вечеринка по этому поводу и на следующее утро скромное прощание с Чарлзом Уинфилдом. А потом они с Кензи расстанутся, и каждый начнет жить своей жизнью.
Конечно, им придется встречаться и в будущем. Предстоят премьера «Центуриона» и разные мероприятия, связанные с этим событием. Так как они вращаются в одних и тех же кругах, им не избежать встреч. Увидев его, она притворится, что ее сердце бьется ровно, даже если рядом с ним будет самая что ни на есть сногсшибательная женщина. Они поболтают, как добрые друзья. Затем она пройдет в туалетную комнату, и ее вырвет. Ее желудок болезненно сжался при одной мысли о подобной встрече. Конечно, со временем боль будет все реже напоминать о себе, но она знает, что это будет не скоро.
Осталось еще полтора дня. Завтра ей предстоит снять сцену, где Сара и Джон, наконец став мужем и женой на деле, лежа в постели, обсуждают свои проблемы. Решив встать на защиту своей любви, они приходят к заключению, что самый лучший выход - покинуть Англию вместе с ее удушающей моралью. Их выбор падает на Австралию, где уже много лет живет дядя Рандалла. В письмах семье он рассказывает о новой, полной энергии стране, где человек чувствует себя свободнее, чем в Старом Свете.
Путешествие через полмира привлекает Сару своим авантюризмом. Интуиция подсказывает ей, что их брак на этой далекой земле будет более защищен. Тем не менее она не может думать без горечи о том, что предстоит оставить дом и родных. Понимая ее переживания, Рандалл говорит, что у него нет причины эмигрировать. Они прекрасно могут существовать и в Англии.
Но Сара более благородная и жертвенная натура. Она приводит цитаты из Библии. Руфь обращается к Ноеминь со словами: «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я жить буду; народ твой будет моим народом, и Бог твой - моим Богом, и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою».
Теоретически Рейни ничего не имела против этих слов. Рожденная и выросшая в среде викторианской Англии, юная женщина находит в себе силы и готова последовать за мужем хоть на край света.
Но, будучи современной женщиной, Рейн ненавидела тот путь, который выбрала Сара. А именно ее готовность пойти на все ради мужчины. Когда она будет делать следующий фильм, о чем сейчас могла думать лишь с ужасом, то выберет современный сюжет, где мужчина и женщина будут отстаивать идею равноправия между полами. Это куда интереснее и сложнее, чем когда доминирует кто-то один. С ужасом и изумлением она поймала себя на том, что уже обдумывает следующий проект. Кино - поистине неизлечимая болезнь!
Она не заметила, как вышла к Букингемскому дворцу и Сент-Джеймсскому парку. Перед ней открылся великолепный вид на здание парламента. Повернув на север, она пошла по набережной Виктории, красивая дорога вывела ее к Темзе.
Пока она шла, ее мысли вертелись вокруг Сары. Черт побери, но почему Сара, готовая к самопожертвованию, так раздражает ее? Рейни верила в право женщины, как и мужчины, выбрать свой путь в жизни. Тогда почему смирение Сары сводит ее с ума?
И вдруг она поняла, что природу ее реакции надо искать в ее детстве. Реакция была точно такой, как у нее на Клементину. Даже будучи маленькой девочкой по имени Рейнбоу, она понимала, что ее мать слишком сильно старалась во всем угодить мужчинам. Имея очередного любовника, Клементина с головой погружалась в роман и часто пренебрегала и своей карьерой, и дочерью. Классическая история женщины, которая слишком отдавалась любви.
Некоторые из ее любовников относились к ней так, что любая уважающая себя женщина давно порвала бы с ними отношения, и Рейни-Рейнбоу злилась на мать за ее терпимость. Неудивительно, что когда она выросла, то поклялась, что никогда не позволит мужчине взять над собой верх. Она сдержала обещание, поэтому ей так трудно играть Сару.
Почувствовав усталость, она опустилась на скамейку и слепо уставилась на воду. В нескольких шагах от нее темнел мост Ватерлоо. Невольно вспомнилась старая картина, где блестяще играли Вивьен Ли и Роберт Тейлор. Она смотрела этот фильм по телевизору вместе с подругами, когда еще училась в школе. И она, и ее подруги были потрясены историей нежной английской балерины, которая влюбилась в красивого офицера из аристократических кругов. Действие происходило во время войны.
Пара была помолвлена. Но девушка потеряла работу и, узнав, что ее возлюбленный убит на фронте, пришла в отчаяние. Чтобы не умереть с голоду, она стала проституткой. Но неожиданно ее жених возвращается, везет ее в загородную усадьбу, чтобы познакомить с семьей, не зная, что с ней случилось в его отсутствие. Чувствуя свою вину, героиня Вивьен Ли бросается под колеса грузовика именно на этом мосту. В 1940 году для женщины казалось недостаточным простить себе свои грехи, она предпочла умереть.
Это упрек. Если она боялась, что правда откроется, то почему не призналась любимому в своем падении? Возможно, он так любил ее, что это не повлияло бы на его решение взять ее в жены? А если нет, она была еще молода и могла начать новую жизнь. Кино представляло классический образец сентиментальной романтики. Но что привлекательного в глупости и подобном отношении к собственной жизни? Рейни предпочитала истории о сильных людях, способных выстоять и преодолеть препятствия…
Конечно, Сара не Майра из фильма «Мост Ватерлоо». Она куда благоразумнее. И даже практичнее, чем Рейн.
Нет, она не завидовала холодной рассудочности своей героини. Что ее изумляло, так это способность Сары принимать решение за мужчину.
Рейн Марло - женщина двадцать первого века - никогда в жизни не приняла бы такое решение. Она настолько стремилась не допустить, чтобы мужчина превратил ее в жертву, что, даже любя, пыталась выставить ряд условий наподобие спасительного щита. Ни один мужчина не посмеет обидеть ее, или взять над ней верх, или относиться к ней пренебрежительно, или жениться на ее деньгах. Если мужчина нарушал одно из установленных ею правил, она уходила.
При подобных сомнениях и подозрениях было удивительно, что она вообще вышла замуж за Кензи. Конечно, она пошла на это, зная в душе, что брак обречен, и это превратилось в некое пророчество, не так ли?
Сколько женщине положено отдавать? Клементина отдала очень много. Рейн, видимо, недостаточно.
Слезы текли по ее щекам. Непереносимое чувство одиночества охватило ее, столь сильное, какого она не ощущала с тех пор, как ее мать умерла. Несмотря на все свои защитные препоны, она отдала свое сердце Кензи, но так и не научилась доверять ему. Все время, пока они были вместе, она ждала, что он предаст ее. Поэтому, живя с ним, всегда готова была уйти. Она даже не продала свой дом.
Думала я, мое бедное сердце не склеить никогда…
Но я все еще здесь, а сердце мое вновь над холмами.
Сердце над холмами летит, как мотылек на пламя.
Может, пришел мой час, может, пришел мой час…
Ее мать выбирала не тех мужчин. И это привело ее к ранней гибели. Но она отважно бросалась в любовь, отдавала всю себя. А Рейн? Нет, это ей не дано.
Незадолго до смерти матери маленькая Рейнбоу спросила, почему в песне о любви мотылек летит на пламя. Клементина, посадив дочку на колени, пояснила: «Мотылек гибнет в огне, но разве это не прекрасно - хотеть чего-то так сильно?»
Маленькая, но уже прагматичная до мозга костей, Рейни не поняла тогда ответа матери, но сегодня прозрение пришло. Она всегда сдерживала себя, не позволяя себе ни безоглядной любви, ни сильных и опасных желаний…
Причины, побудившие ее к разводу, были легко объяснимы и справедливы. Никто не осудит ее за то, что она оставила неверного мужа. Она защищала простые устои морали.
Но сейчас она винила себя в том, что даже не попыталась понять, почему это случилось. Чем больше проходило времени с того дня, тем сильнее она сомневалась, что Кензи предал ее, поддавшись зову плоти. Съемки - занятие изнурительное, участие в интимных сценах с привлекательными представительницами противоположного пола способствует сотворению некоей иллюзии влюбленности или на худой конец вожделения. Возможно, Кензи клюнул на силиконовое очарование Анджелы Грин, измотанный одиночеством после нескольких месяцев работы на тяжелой картине, которое изредка нарушалось короткими встречами с женой.
Хотя Рейни всегда доверяла Кензи, она понимала, как такое могло случиться. Она сама испытывала подобный сорт отчаяния, когда подолгу уезжала на натурные съемки. До замужества, когда усталость была выше всяких сил, она тоже поддавалась искушению ощутить тепло и комфорт, пусть на мгновение. Долгая разлука и напряжение как были, так и остаются главной причиной, по которой голливудские браки столь недолговечны.
Она не винила себя в том, что развернулась к немедленно полетела назад в Калифорнию, - шок и боль были опустошительными. Но, оглядываясь назад, она спрашивала себя, зачем так поспешно приняла решение о разводе. Она не сделала ни одной попытки сохранить брак. Не предложила обсудить, не спросила мужа, сожалеет ли он о содеянном и не хочет ли начать все сначала. Она просто ушла, следуя своим персональным правилам, естественным для нее.
Кензи не препятствовал разводу, напротив, часто повторял, что ей будет лучше без него. Но, как и Джон Рандалл, он никогда не говорил, что не хочет свою жену. Работа над «Центурионом» снова и снова кидала их в объятия друг друга. Когда он доходил до точки, он приходил к ней, и она принимала его, не говоря ни слова. То же самое делая он.
Разве эта спасительная близость не главное в семейной жизни? Несмотря на то что дело о разводе шло своим ходом, между ними существовала очень глубокая привязанность. Возможно, этого мало для семейной жизни, недостаточно, чтобы поставить под сомнение ее решение, что развод - единственно правильный выход из создавшейся ситуации.
Дрожа, она спрятала лицо в ладонях. Она считала лояльность одной из своих добродетелей. Она была корректна по отношению к друзьям, верна принципам, людям, которые помогли ей, когда она нуждалась в этом. Но она не выказала никакой лояльности по отношению к собственному мужу! Закусив удила, она позволила гордыне захлестнуть себя. И разбила свое хрупкое сердце.
Решение пришло, и беспорядочные мысли улеглись. Может, Кензи не способен к подлинной близости. Возможно, и она тоже… Но если и так, то не она разрушит их брак.
В эту ночь она наконец приняла решение.
Шаги раздались и замерли, низкий голос произнес:
- Все в порядке, мисс?
Подняв голову, она взглянула на полисмена. Вытерев глаза, кивнула:
- Все хорошо, спасибо.
Он поклонился и продолжил свой путь. Рейни взглянула на часы. Между Лондоном и Лос-Анджелесом девять часов разницы, так что там рабочий день в разгаре. Она достала мобильный телефон. Нажала кодовый номер адвоката. Энн тепло приветствовала свою клиентку:
- Добрый день, Рейни. Все бумаги готовы, так что к вашему возвращению в Калифорнию развод будет оформлен.
- Именно поэтому я и звоню, Энн. Остановите процесс. Я передумала.
Адвокат растерялась.
- Вы с Кензи пошли на мировую? - переспросила Энн. - Замечательно! Честно говоря, я надеялась на это.
- Нет, - вздохнула Рейн. - И не думаю, что мы помиримся. Но я решила забрать исковое заявление. Если он хочет развода, то пусть добивается этого один.
Она будет представлять пассивную сторону, точно так как делал он. Станет ли он настаивать на разводе? Или расценит се жест как шаг к примирению и попробует решить спорные вопросы? А может, позволит делу плыть по течению и они начнут каждый свою жизнь, но все еще сохраняя номинальный брак?
Что ж, подумала она, интересно, как будут разворачиваться события.
Кензи немного опоздал на вечеринку. Он был совершенно измотан, словно пересек пустыню в разгар лета. А если по правде, то провести большую часть дня в постели с почти бывшей, но все еще любимой женой даже мучительнее. Они были обнажены до предела, эмоции били через край - и все это на глазах у съемочной группы, под прицелом камеры, не пропускавшей ни одного движения.
Он направился прямо к бару и заказал двойную порцию виски. Он давным-давно не напивался, не собирался делать этого и сегодня, но считал, что заслужил право пропустить стаканчик. Черт побери, он словно только что построенный корабль, о борт которого разбивают бутылку шампанского, отправляя в первое плавание. Для него фильм Рейни стал своеобразным рубежом, открывающим путь в неизведанное…
Прислонившись спиной к стойке бара, он отхлебнул большой глоток виски. Вечеринка проходила в банкетном зале, примыкавшем к старому лондонскому пабу. Просторное помещение с высокими потолками декорировано в средневековом стиле, официанты в исторических костюмах довершают картину. Прекрасное место для торжественных мероприятий, американцам оно всегда нравилось. Рейн зорко следила за бюджетом «Центуриона», не потратив напрасно ни одного пенни, но не жалела средств, когда речь шла о том, чтобы по достоинству оценить работу всей группы и доставить людям удовольствие.
Кензи снова отхлебнул виски. В подобных праздниках всегда ощущалась примесь горечи. За время работы над фильмом актеры и съемочная группа становились единой семьей. Не обходилось и без конфликтов, но всех объединяла одна цель. Он не новичок в кино, поэтому на таких вечеринках всегда встречал знакомых по совместной работе в прошлом и заводил связи с теми, с кем предстоит сниматься в будущем. Но каждый фильм уникален. И когда придет время новой картины, точно в таком же составе группа никогда не соберется.
Тем не менее к концу съемок часто возникало желание скорее покончить со всем этим, особенно если работу сопровождали проблемы. В свое время Кензи довелось сниматься в фильме, где дважды поменялся режиссер, безумно дорогая бутафория не работала, чудовищную жару сменяли проливные дожди, а исполнительница главной роли оказалась настоящей истеричкой. В довершение всего участвующий в съемках пес норовил искусать всех, кроме собственного хозяина. Тогда он ждал окончания съемок как манну небесную.
Несмотря на все проблемы, возникавшие в ходе работы над «Центурионом», фильм Рейни из тех, пропустить который было бы непростительно. Она сумела собрать первоклассных профессионалов, которые мастерски делали свое дело, и проблемы уходили сами собой. Просто идеальные съемки.
Он так увлекся своими мыслями, что не заметил, как рядом оказалась Хелен - литературный редактор. В ее глазах плясали веселые огоньки, она звонко чмокнула Кензи в щеку.
- Должна признаться, что давно мечтала сделать это.
Он усмехнулся и легонько похлопал ее чуть ниже спины.
- Я рад, что ты наконец осуществила заветное желание, Хелен.
Она со смехом отошла. Оглядев зал, он нашел Рейни в центре толпы. Волнистые волосы ниспадали на плечи, зеленое платье облегало фигуру, она скорее походила на молоденькую актрису, чем на сурового и решительного режиссера, который без устали трудится над своим детищем. Кензи улыбнулся, подумав, что Рейн может гордиться плодами своего труда.
А завтра отправится на поиски лучшей жизни.
Он прошелся по залу, перебрасываясь словами с присутствующими. Съемочная группа, включая актеров, состояла из семидесяти пяти человек. По голливудским меркам - не так уж много.
Он предполагал, что репутация сдержанного, обходительного человека, которая следовала за ним по пятам, на этих съемках пошатнулась. Бывали дни, когда ему с трудом удавалось держать себя в рамках. Хотя никто ни разу не упрекнул его. Более того, все относились к нему очень бережно, чувствуя его подавленное состояние.
Он допил виски и решил было отправиться за второй порцией, как перед ним возникла хорошенькая рыжеволосая официантка.
- Простите, мистер Скотт, - быстро-быстро зашептала она. - Я знаю, не следует этого делать, но когда я услышала, что вы здесь… Ах, Боже мой… если бы вы только знали… Мой маленький сын мечтает о встрече с вами. - Она оглянулась. - Вы не могли бы пройти в раздевалку познакомиться с ним? Только на минуточку. Эван будет счастлив.
- Конечно.
Вслед за ней Кензи вышел из зала и, пройдя по короткому коридору, попал в пустую раздевалку.
Эван оказался худеньким мальчиком лет одиннадцати с большими серыми глазами и рыжими, как у матери, волосами. Он сидел в инвалидной коляске.
Лицо ребенка озарилось улыбкой. Кензи опустился на одно колено рядом с мальчиком.
- Здравствуй, Эван. Ты знаешь, кто я. Как я догадываюсь, ты большой киноман?
- Да! Вы мой любимый актер, сэр. А «Приключение в небесах» - самый любимый фильм, особенно финальная сцена, где вы сражаетесь с главным злодеем и преодолеваете собственное зло, - торопливо проговорил мальчик. Его анализ фильма сделал бы честь любому студенту киношколы.
Когда он умолк, чтобы перевести дух, его мать твердо сказала:
- Ну, хватит, сынок. Мистера Скотта ждут друзья.
- Я не спешу, - отозвался Кензи. - Возвращайтесь к своим обязанностям и приходите минут через десять - пятнадцать.
Казалось, в комнате стало светлее от ее улыбки. К тому времени, когда она вернулась, Кензи и Эван успели обсудить «Приключение в небесах», «Пурпурный цветок» и углубились в разбор «Смертоносной силы». Кензи подписал мальчику плакат, обменялся с ним рукопожатием и попрощался.
- Не знаю, как вас благодарить, мистер Скотт, - сказала официантка, когда они возвращались в зал. - В тот страшный год после несчастья только кино вызывало у Эвана улыбку. Встреча с вами - это мечта, ставшая реальностью.
- Поверьте, мне тоже эта встреча доставила радость. У вас замечательный сын, и для своих лет обладает необычайно острым умом. - Как же Эвану повезло, что у него такая мать, подумал Кензи. - Не отговаривайте его, если он когда-нибудь вздумает работать в кино. Здесь трудятся столько разных специалистов, что можно найти занятие и для него - то, что можно делать, сидя в инвалидной коляске.
Ее глаза расширились.
- Правда, сэр?
- Конечно. - Если Кензи смог выжить в шоу-бизнесе, то такому умному мальчику, как Эван, тоже удастся. - Главное, что у него есть страстное желание, а умение - дело наживное.
Перед ними возник распорядитель зала. Грозно взглянув на официантку, он сердито процедил:
- В чем дело, миссис Джонс? Разве вы не знаете наших правил?
Сообразив, что мать Эвана на грани увольнения, Кензи обратился к распорядителю:
- Простите, это моя вина. Я слышал, что сын миссис Джонс большой поклонник кино, и попросил ее познакомить меня с мальчиком. Мы замечательно провели время. Извините, что оторвал миссис Джонс от ее обязанностей.
Выражение лица распорядителя тут же изменилось.
- Так это вы попросили познакомить вас с мальчиком, мистер Скотт?
- Да. Я считаю, что полезно поддерживать отношения с поклонниками. - Кензи одарил его белозубой улыбкой. - Очень сожалею, что помешал работе вашего персонала. Нелегко проводить подобные мероприятия, да еще так, чтобы казалось, будто это не стоит никаких усилий.
- Вы правы, сэр.
Распорядитель пустился в пространные объяснения трудностей разного рода, а миссис Джонс, с благодарностью взглянув на Кензи, занялась тарелками в буфете. Терпеливо выслушав распорядителя, Кензи оставил автограф для его жены и, извинившись, присоединился к гостям.
Он поговорил уже почти со всеми, когда появился запыхавшийся Джош.
- Сообщение только что передали по факсу из Калифорнии, Кензи. - Он вытащил сложенный лист бумаги. - Я подумал, что тебе нужно прочитать его прямо сейчас.
Удивившись, что же такого важного может быть в этой бумаге, Кензи просмотрел текст. С первого взгляда он никак не мог уловить суть письма. Буквы прыгали перед глазами - налицо все признаки усталости.
Он прикрыл глаза, заставляя себя сосредоточиться, потом принялся читать снова. Кензи узнал бланк своего адвоката. Медленно, слово за словом, он добрался до конца и перечитал послание снова. Да, он понял все правильно.
- Господи, - прошептал он, - Рейни отозвала заявление о разводе?
- Похоже, да.
Кензи не находил себе места. Шквал эмоций обрушился на него: шок, гнев, огорчение, радость, страх…
- Не говори никому об этом.
- Я и не думал, - обиженно отозвался Джош.
- Извини. - Резко повернувшись и стиснув зубы, Кензи отправился на поиски Рейн.
Она обнималась с звукооператором по прозвищу Кролик. Придется нарушить идиллию, подумал Кензи. В этот самый момент Рейни высвободилась из рук Кролика, прозванного так за необычайно чуткий слух. Кензи кашлянул, привлекая ее внимание.
- Удели мне пару минут.
Она вскинула на него глаза. У нее был такой вид, будто ей очень хотелось удрать.
- С удовольствием.
Звукооператор дружески пожал Кензи руку и отправился к стойке с закусками и спиртным. Взяв Рейни за локоть, Кензи отвел ее в дальний угол зала.
- Джош только что передал мне письмо от моего адвоката. Что за игру ты затеяла? - Он смотрел ей прямо в глаза. - Или это эксцентричная шутка?
- Нет. Все именно так - я отозвала иск.
У него застучало в висках. Черт, наверное, выпил лишнего.
- Снимать кино - занятие не из дешевых. Ты решила, что мои деньги тебе не помешают? Мои доходы за последние три года являются, как выражаются юристы, «совместно нажитым имуществом», подлежащим разделу. Твоей части должно хватить на съемки одного-двух фильмов.
- Негодяй! - вырвала руку Рейн. - Я хоть раз сказала тебе что-нибудь про твои чертовы деньги?
Ничего. Когда она подала заявление о разводе, Кензи через адвоката предложил ей очень существенное содержание. Она решительно отказалась. Чувствуя приступ мигрени, он промямлил:
- Прости, зачем ты так…
- Да? Мне нельзя, а тебе так все можно?
- Ты права. Но я… не люблю сюрпризов.
Он всегда стремился к четкой организации дел, и неожиданности, которые разрушали с трудом выстроенную стратегию, раздражали его.
- Я сама не поклонница сюрпризов, - недовольно буркнула она.
- Почему ты передумала, Рейни? Только не говори мне, что хочешь сохранить наш брак.
Она отвернулась, задумчиво разглядывая павлина, сделанного из разных сортов мороженого и бывшего главным украшением стола. Ее точеный профиль напоминал кроткого ангела.
- Дело в том, что роль Сары Мастерсон заставила меня понять, как… как необдуманно я поступила, когда, вернувшись с Крита, сразу же подала на развод. Я даже на секунду не задумалась, правильно ли поступаю. Просто не хотела оказаться абсолютной дурой и сразу же кинулась в суд.
Кензи смотрел на нее, совершенно сбитый с толку. Он никак не ожидал подобного хода с ее стороны. Одному Богу известно, что свобода для него - как глоток воздуха.
- Я… не знаю, что сказать.
Она вздохнула и посмотрела на него:
- Сейчас не время и не место для такого разговора. Когда мы вернемся в Калифорнию, оба как следует выспимся, вот тогда и обсудим все. По телефону. Основная работа уже сделана, так что новое заявление не вызовет осложнений.
Причина развода не изменилась. Она просто перекладывает всю ответственность на него. Дьявольская уловка, хотя едва ли у нее были такие намерения.
- Чего ты все-таки хочешь, Рейни?
- Беда в том, что я не знаю, чего хочу.
Боясь расшифровывать смысл ее слов, Кензи спросил:
- Ты пойдешь завтра на поминальную службу? - Когда она кивнула, он продолжил: - Пойдем вместе?
Приняв это предложение как знак примирения, она сказала:
- Хорошо. Я ни в коем случае не хочу пропустить панихиду.
Она держалась очень прямо, темно-зеленый шелк омывал ее фигуру, словно текучие воды. Повернувшись, она отправилась к буфету, где попала в объятия Лауры.
Итак, он намерен получить развод. Но кажется, легче отрубить себе руку, чем отстоять это право. Он усмехнулся, покачав головой. Совсем как та лиса, которая, попав в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы выбраться на свободу.
Маленькая часовня, где проходила панихида по Чарлзу Уинфилду, едва вместила всех желающих проститься с ним. За долгие годы он приобрел много друзей. Дюжина самых известных членов Британского театрального общества вызвались сказать несколько слов об ушедшем актере.
Как душеприказчик и организатор церемонии, Кензи говорил первым. Он был краток, сказав только, что своей карьерой обязан Чарлзу Уинфилду, и перечислил лучшие черты своего наставника. Стараясь, чтобы голос не сорвался, Кензи закончил словами:
- Чарлз сказал мне однажды, что у него нет семьи. Но он ошибался. Его семьей был английский театр, и сегодня все мы оплакиваем его кончину.
Когда Кензи сел рядом с Рейн, она одобрительно улыбнулась ему. В строгом черном костюме она выглядела даже соблазнительнее, чем вчера. Когда началась служба, Рейн спокойно взяла Кензи за руку. Он с благодарностью сжал ее ладонь. Прощание с наставником и старейшим другом стало болезненным напоминанием о других утратах. К худшему это или к лучшему, но Чарлз был последней ниточкой, связывающей Кензи с его детством.
Служба закончилась мощными аккордами органа. Собравшиеся начали медленно расходиться. Некоторые, включая леди Джудит Хоуик, остались обменяться воспоминаниями и поблагодарить Кензи за организацию церемонии. Кензи и Рейн направились к выходу.
У дверей их перехватила Дженни Лайм, рядом с ней шел мужчина, черты лица которого показались Кензи смутно знакомыми. Дженни крепко обняла Кензи.
- Все прошло прекрасно, Кен. Чарлз был бы доволен. - Она жестом указала на своего спутника: Ты ведь помнишь Уилла Страйкера? Он учился с нами на первом курсе в академии, а потом стал изучать дизайн. В Лондоне он лучший в своем деле.
- Конечно, помню. - Кензи протянул руку: - Рад встрече, Уилл.
Дженни повернулась к Рейн и с приветливой улыбкой заметила:
- Вы меня не знаете. Меня зовут Дженни Лайм, я большая поклонница вашего таланта.
Если ее целью было сгладить ревность, вызванную газетными публикациями, то Дженни добилась успеха. Рейн радушно протянула ей руку.
- Вы ошибаетесь, я вас знаю, по крайней мере ваши работы. Телесериал «Пусть говорят» очень забавный. Моя подруга в Лондоне каждую неделю записывала мне очередную серию. Как бы мне хотелось иметь ваш комедийный талант! Вы не пробовали сниматься в кино?
- Нет, - покачала головой Дженни. - Мне ближе стремительные темпы телевидения. Я не могу, как вы с Кензи, сниматься в одном фильме целую вечность.
Глядя на женщин, Кензи подумал, что у них есть шанс подружиться. Немного поболтав, они распрощались и вышли на улицу.
Утро выдалось неприветливое. Начал накрапывать дождик. Участники похоронной церемонии, выходя из часовни, сразу же попали под шквал фотовспышек и свет телевизионных прожекторов.
- Черт возьми, - пробормотал Кензи. - Я надеялся, что репортеры не пронюхают о службе, но, оказывается, я все еще недооцениваю их.
- Здесь столько знаменитостей, что журналистам есть чем поживиться. - Рейн взяла его за руку. - Так что взгляни в камеру с подобающим случаю печальным видом, и мы моментально исчезнем.
Поскольку повод для встречи был грустным, папарацци не проявляли обычной прыти.
Кензи увидел поджидающий их автомобиль. Планировалось, что он доставит Кензи в отель, а потом отвезет Рейн в аэропорт. Но возможно, ему стоит проводить ее? Чем позже придется прощаться, тем лучше.
Они уже почти добрались до машины, когда раздался знакомый хриплый голос:
- Можешь поздравить меня, Скотт. Я наконец-то узнал правду!
Похолодев, Кензи обернулся и увидел Найджела Стоуна, за ним неотступно следовали фотографы и телеоператоры. Хлопоты последних дней так захватили Кензи, что он почти забыл о Стоуне и его странной затее. Джош ежедневно просматривал газеты и журналы и уверял, что Стоун не нашел ничего интересного.
Глаза репортера горели злобным триумфом. Он знал. Теперь это не хождение вокруг да около, а сокрушительная атака. Он все-таки вспомнил их давнее знакомство. Отвратительная правда выйдет наружу, и Кензи ничего не сможет с этим поделать. Свет померк в его глазах, к горлу подступила тошнота. Черная пропасть разверзлась перед ним…
Одной рукой Найджел поднес к лицу Кензи микрофон, в другой сжимал очередной номер своей газеты. Заголовок гласил: «Кензи Скотт больше не существует!»
- Джейми Маккензи, - глумливо усмехнулся репортер, - что скажете о ваших занятиях проституцией?