Рейн не верила своим ушам. Как Стоун посмел произнести эту грязную ложь?!
И в ту же секунду почувствовала, как руку Кензи свела судорога. Подняв глаза, она увидела, что его лицо стало совершенно серым. Значит, произошло нечто ужасное.
Она изо всей силы вцепилась в руку Кензи, пытаясь вывести его из оцепенения.
- Это напоминает те дикие истории, которые ты любишь сочинять сам, Кен, - произнесла она, стараясь все перевести в шутку. - Хотя, честно говоря, мне больше нравятся твои притязания на английский престол. К тому же они более достоверны.
Она окинула его быстрым взглядом. У него был вид смертельно раненного человека. Сообразив, что он не способен дать достойный ответ, она перевела взгляд на Найджела й с легким презрением проговорила:
- Похоже, вы вздумали писать роман, мистер Стоун? Что ж, у вас богатая фантазия.
Стоун зло прищурился.
- Копаясь в прошлом вашего мужа, я попутно выяснил, что ваша мать, мисс Марло, Клементина, рок-звезда и наркоманка. Отец неизвестен. Потрудитесь объяснить, почему вы скрывали эту информацию? Стыдились собственной матери?
- Личность моей матери никогда не была тайной. - Рейн удалось выдавить холодную улыбку. - Хотя, признаюсь, я никогда это не подчеркивала. Не хотела пользоваться ее славой ради своей карьеры, тем более что не обладаю ее музыкальном дарованием.
Стоуна взбесил хладнокровный ответ, но продолжать беседу не было никакой возможности, скандала не получилось. Остальные журналисты выкрикивали свои вопросы. Выходящие из часовни знаменитости спрашивали друг друга, что происходит… До автомобиля оставалось футов двадцать, но это расстояние казалось целой милей.
Рядом с телекамерами Рейн заметила Дженни Лайм. На ней лица не было. «Если Кензи твой друг, помоги ему!» - взмолилась она про себя.
- Какая чушь! - со смехом произнесла Дженни своим знаменитым хрипловатым голосом. - Я знакома с Кензи с первых дней учебы в театральной академии, и, поверь мне, дорогой Найджел, он не педик. - Она заморгала длинными ресницами и приняла позу, подчеркивающую ее роскошные формы.
- Горькая правда, - с напускным воодушевлением вступил в разговор Уилл Страйкер. - Все студенты с нетрадиционными наклонностями время от времени пытались совратить Кензи. Да и кто устоял бы перед его красотой? Он всегда был роскошным парнем. - Дизайнер нарочито вздохнул. - Но он отклонял подобные предложения и исчезал с какой-нибудь девицей. Всегда вежливый, но, увы, слишком ортодоксальный. Я сам кусал локти со злости.
Эти откровения вызвали новый шквал вопросов, теперь уже к Дженни и Уиллу. Дженни снова спит с Кензи? У них есть планы на будущее? Кто из студентов академии отличался нетрадиционной ориентацией?
Обрадовавшись, что разговор переключился на другие темы, Рейн пробиралась сквозь толпу, мертвой хваткой вцепившись в руку Кензи. Ее водитель Джек Хаммонд завел мотор и двинулся им навстречу.
Стоило Хаммонду распахнуть дверцу автомобиля, как перед телекамерами рядом с Дженни и Уиллом появилась леди Джудит Хоуик.
- Вы совсем лишены стыда, сэр? - Она сурово смотрела на Стоуна, ее звучный голос перекрыл шум толпы. - Я полагала, что у вас есть хоть капля совести и немного ума, но ошиблась. Вы уподобились тем глупцам, которые объявили Джейн Остин лесбиянкой на том основании, что она спала в одной постели с сестрой. Хотя любому здравомыслящему человеку известно, подобное часто случалось в те времена, когда не было центрального отопления. - Она печально покачала головой. - В каком мире мы живем!
Рейн скользнула на заднее сиденье автомобиля, втащив за собой Кензи. Он двигался словно марионетка. Хаммонд захлопнул за ними дверцу, сел за руль, включил мотор, и толпа журналистов осталась позади.
Закрыв глаза, Кензи забрался в угол и весь сжался.
Рейни взяла его за руку. Она была холодная как лед.
- У тебя шок, Кен, - произнесла она, стараясь говорить как можно спокойнее. - Ты можешь говорить?
Он поднял на нее невидящие глаза:
- Ты ведь собираешься спросить… правда ли это?
- Не сейчас, - тщательно подбирала слова Рейн. - Меня мало волнует твое прошлое, дорогой. Меня беспокоит настоящее.
- Теперь они распнут меня…
- Нет, если я в этом что-нибудь понимаю. - Но что она могла сделать? Действовать шаг за шагом. - Как ты думаешь, Найджел Стоун действительно располагает уликами?
- Сомневаюсь, - помедлил с ответом Кензи.
Она с болью отметила про себя, что он отрицает не обвинение, а наличие улик.
- Тебе нужно уехать из Лондона. И еще лучше - из Англии. Если ты останешься, репортеры превратят твою жизнь в ад. Ты носа не сможешь высунуть из отеля.
По его скулам заходили желваки.
- Я этого… не вынесу.
- Тогда уезжай, и поскорее. - Она опустила шторку, отделявшую их от водителя. - Поезжай прямо в аэропорт, Джек.
- Будет сделано. - Хаммонд включил левый поворот.
Она подняла шторку и задумалась. Ее багаж, наверное, уже на борту, паспорт в сумочке. А Кензи? Черт, поскольку он англичанин, то не носит паспорт с собой.
Он может обойтись без одежды, но не без паспорта. Рейни набрала номер Джоша и терпеливо ждала, прислушиваясь к длинным гудкам. Она уже хотела положить трубку, когда Джош наконец отозвался. Несмотря на полдень, голос у него был полусонный. Вчера он поздно покинул вечеринку и определенно хорошо повеселился.
- Джош, это Рейни, - кратко сказала она. - Дьявольская затея этого газетчика провалилась, все это полная чушь. Но Кензи решил улететь со мной в Штаты, чтобы не раздувать пожар. Он не заедет в отель, поскольку журналисты могут караулить его там. Поэтому как можно скорее собери его вещи и привези в аэропорт. Если это займет много времени, привези только паспорт.
Мгновенно проснувшись, Джош ответил:
- Я все сделаю, но вот только костюмы? Они страшно помнутся. Сейчас вызову машину и через двадцать минут буду в пути. Ехать в городской аэропорт?
- Да, туда, куда вы с Кензи прилетели. И спасибо тебе, Джош.
Закончив разговор, Рейн прикрыла глаза. Ее била дрожь. Стоун взялся и за ее мать, что само по себе неприятно, но не грозило стать горячей новостью. А вот его заявление относительно прошлого Кензи опасно и вызывает нездоровый интерес. Такого рода сексуальные скандалы - излюбленная тема желтой прессы. Что может быть лучше, чем обвинить в грязных пороках знаменитого человека с безупречной репутацией?
Что нужно предпринять, чтобы задушить скандал в зародыше? Если Стоун располагает достоверными уликами, то Кензи ничто не спасет. При отсутствии у него доказательств можно замять эту историю, прежде чем ее начнут принимать всерьез.
Хотя друзья Кензи уже взялись за дело, нужно как можно скорее задействовать тяжелую артиллерию. Судя по словам Памелы Лейк, коллеги Найджела Стоуна недолюбливают его. И если он не сможет документально подтвердить свои заявления, то журналисты набросятся на него как шакалы, дабы не порочил их профессиональную репутацию.
Пора подключать отдел, отвечающий за связь с общественностью. Хотя основная задача специалистов по пиару состояла в том, чтобы заставить прессу уделять внимание их клиентам, но столь же важно отслеживать появление негативных тенденций. Сотрудница этого отдела Хлоя Барнет, работавшая с ними на съемках «Центуриона», в данный момент находилась в Лондоне. С ней нужно созвониться до вылета, она сможет использовать свои связи с местной прессой, чтобы подавить интерес к высказываниям Стоуна.
Следует также позвонить Барбаре Рифкин, их общему с Кензи агенту. Барби была специалистом высочайшего класса, среди ее клиентов множество знаменитостей, которых она защищала, как тигрица своих детенышей. Репортер, написавший статью, которая пришлась ей не по нраву, рисковал больше никогда не получить разрешение на интервью с ее клиентами.
Следует также подать сигнал тревоги Маркусу и Наоми Гордон. Они имеют огромное влияние в Голливуде, многие деятели которого были обязаны Маркусу своим успехом, и, видит Бог, бросят все силы на помощь Кензи.
Рейн взглянула на часы. В Калифорнии сейчас полночь, придется отложить разговор с Барбарой и Маркусом на более подходящее время. Она сразу представила, что скажет Барби: «Чудовищные обвинения со стороны журналиста, известного своей злобностью. Все это полная чепуха, выброси это из головы».
Но если Найджел Стоун сможет привести убедительные доказательства, она останется в дураках. И будет уже поздно…
Телефон зазвонил у нее в руке, Рейн вздрогнула от неожиданности.
- Да?
- Рейни, это Памела Лейк. Кензи с тобой?
- Откуда у тебя номер моего телефона? - изумилась Рейн.
- Ты сама мне его дала.
- Ах да. - Помня, что не должна выказывать озабоченности, она продолжила: - У меня от волнения все из головы вылетело. Кензи здесь. Ты готовишь материал о панихиде по Чарлзу Уинфилду?
- Да, но пока я брала интервью у человека, который руководил последним спектаклем Уинфилда, там, оказывается, произошел грандиозный скандал. - Голос Памелы звучал сочувственно. - Я слышала, будто бы Кензи не ответил на обвинения Найджела Стоуна. Может быть, он сделает заявление сейчас?
Кензи был не в состоянии ни с кем разговаривать.
- Конечно, не ответил - он был охвачен горем утраты старого друга, а журналисты устроили настоящую засаду. Подожди, я узнаю, захочет ли он поговорить с тобой.
Прикрыв рукой трубку, но так, чтобы ее собеседница могла разобрать слова, Рейн, насколько возможно, понизила голос и пробормотала несколько ругательств. Потом обычным тоном громко произнесла:
- Если это все, что ты хотел сказать, Кензи, то лучше было не начинать. - Обращаясь к Памеле, она оживленно прощебетала: - Его комментарии по поводу заявления Стоуна приличная газета не напечатает.
- Настолько непристойные? - хмыкнула Памела.
Рейни заговорщицки прошептала:
- Обычно Кензи внимания не обращает на дикие вымыслы, с него как с гуся вода. Но на этот раз он дошел до белого каления. Ты знаешь, какой он терпеливый. Он понимает, что репортеры тоже хотят есть, и никогда не отказывает фотографам и дает интервью. Истории, которые он сочиняет о своем прошлом, только поднимают тиражи газет. Он просто защищает свое право на личную жизнь. Он ведь это заслужил, как ты думаешь?
- Да, хотя далеко не все журналисты согласятся со мной. - Памела умолкла, видимо, делая пометки в блокноте. - Можно сказать, что он отрицает вымысел Найджела Стоуна?
- Если перевести его высказывания на приличный язык, то он хотел сказать, что не удостоит ответом этого искателя грязных сенсаций. - Рейн снова понизила голос. - По моему личному мнению - это не для печати, - Найджела Стоуна вдохновили на безумную выходку некоторые сюжетные линии «Центуриона». Любой журналист, который даст себе труд прочитать роман Шербурна, поймет, какие тогда царили нравы. Но вряд ли кто-то из них отважится на такой поступок - в те времена писали длинно и тяжеловесно.
- Кензи поступил мудро, не поддавшись на провокацию, - согласилась Памела. - Ты не слышала, какие именно доказательства собирается представить Найджел?
- Он на что-нибудь намекал? - заволновалась Рейн.
- Он утверждает, что Кензи родился в Лондоне, его настоящее имя Джеймс Маккензи, и готов представить свидетельство о рождении.
- Не сомневаюсь, если бы Стоун захотел, то раздобыл бы доказательства, что Кензи по рождению - принц Уэльский, но это не сделало бы его претендентом на английский престол, - сухо заметила Рейни. - В Британии ежегодно рождается множество мальчиков. Свидетельство о рождении ничего не значит.
- Я тоже так думаю. - Памела сменила тон. - Ты действительно дочь Клементины?
- О Господи! Да, да, да… Как я уже сказала Найджелу Стоуну, это ни для кого не секрет. Просто я не желаю наживаться ни на ее славе, ни на ее трагедии.
Не хотела она и той боли, которую всегда вызывали разговоры о матери.
- Я выросла на ее песнях, - вздохнула Памела. - «Сердце над холмами» - эта песня помогла мне пережить не одну сердечную драму и спасала в дни одиночества. Она умела передать и боль любви, и надежду на будущее. Когда она умерла, я несколько дней проплакала. Она была великой рок-певицей.
- Согласна, но я не могу судить об этом беспристрастно.
Памела снова вернулась к профессиональным обязанностям.
- Скажи, между тобой и Кензи не произошло примирения? Сегодня утром вы казались дружной парой.
Рейн колебалась. Она уже переманила журналистку на свою сторону и не хотела лгать этой милой и весьма полезной женщине.
- Честно говоря, я сама не понимаю, что происходит, Памела. Если появится какая-нибудь сногсшибательная новость на эту тему, я сообщу ее, тебе первой. Но не обольщайся.
- По крайней мере честно. Счастливого полета.
Рейн попрощалась, потом позвонила Хлое. Произнеся пылкую речь и заручившись поддержкой Хлои, Рейн выключила телефон, не в силах разговаривать ни с кем, даже с Вэл. Остаток пути в аэропорт прошел в молчании. Кензи в полной прострации смотрел в окно невидящими глазами.
Как она ни старалась, не могла отключиться от мыслей о его прошлом. Неужели он действительно продавал себя? Всеми фибрами души она протестовала против этого. Их страстное влечение друг к другу в течение почти четырех лет со счетов не сбросишь. И хотя теоретически возможно, что он бисексуал, она никогда не Замечала в нем даже намека на интерес к мужчинам. Он всегда вел себя как человек, вполне удовлетворенный своей сексуальной ориентацией.
Но даже если Найджел Стоун солгал, с прошлым Кензи не все гладко. Его реакция достаточно красноречива.
Неужели нищета заставила его пойти на крайности? Ей хотелось в это верить, но это звучало неправдоподобно. Кензи нашел бы другой способ выжить.
А если он действительно окажется бисексуалом, что будет чувствовать она? Ей совершенно не хотелось, чтобы это оказалось правдой. Среди ее коллег и друзей было множество гомосексуалистов и бисексуалов, и ее совершенно не беспокоило, чем они занимаются в свободное время. Но Кензи… другое дело.
Она неохотно призналась себе, что если для него одинаково притягательны и мужчины, и женщины, то это хоть в какой-то мере объясняет его намерение расстаться с ней и больше никогда не жениться. Как и его реакцию на предложение сыграть Рандалла - человека, испытывающего двойственные чувства к другому мужчине.
Наверное, их бурный роман настолько сильно захватил Кензи, что он решил, будто с прошлым покончено, но позже понял свою ошибку. Возможно, он изменил ей с Анджелой Грин специально, чтобы смягчить для нее горечь расставания.
Кто станет отрицать, что во всем этом отсутствует логика?
Неприятный холодок пробежал по спине, Рейни поежилась, обхватила себя руками. Ничто не заставит ее разлюбить его, но, Боже правый, как же не хочется, чтобы все это оказалось правдой!
Сознание медленно возвращалось к нему. Вибрация передавалась телу. Самолет, сообразил он.
Кензи с трудом восстанавливал в уме ход событий, последовавших за чудовищным обвинением Найджела Стоуна. Поглощенный мыслями о Чарлзе, он самонадеянно решил, что Стоун больше не представляет угрозы, и оказался совершенно безоружным перед лицом страшных фактов. Он словно впал в оцепенение, лишившись способности рассуждать. Такое с ним часто случалось в школе, когда учитель обращался к нему с вопросом, а он стоял, набрав в рот воды, не в состоянии произнести ни слова. Когда он повзрослел, то подобное происходило с ним все реже и реже. И вот опять…
К счастью, в отличие от него Рейн не потеряла здравого смысла. Она нашла какие-то уместные слова, чтобы замять скандал, и поторопилась увезти его. Дальнейшие воспоминания носили отрывочный характер. Его друзья, объединившись, встали на его защиту. Рейн, всегда честная и принципиальная, врала почем зря, разговаривая по телефону.
Организовала перелет. Джош, небритый и запыхавшийся, примчался в аэропорт с его багажом.
Казалось, все это происходило с кем-то другим. А вот стычка с Найджелом Стоуном - другое дело. Момент, когда репортер разрушил хрупкую иллюзию по имени Кензи Скотт, накрепко врезался в память, опаляя ум и душу.
Поморщившись, он потер лоб. Рейни заставила его выпить какие-то таблетки, он послушался, а теперь жалел об этом. После лекарств он всегда чувствовал себя разбитым и заторможенным.
- Ну что, очухался? - тихо прозвучал голос Рейн.
- Только потому, что нет другого выхода.
Он вытянул ноги и спрятал лицо в ладонях. Без пиджака и галстука, но в черных брюках и сорочке он походил на Джеймса Бонда после крутой попойки.
Рейн устроилась в кресле с книгой на коленях. Она сменила строгий костюм на свободные шелковые брюки и легкий свитер. Но тени под глазами выдавали ее душевное состояние.
Он поднялся и пошел к бару в главном салоне. Этот чертов самолет как две капли воды похож на тот, на котором они летели домой после съемок в «Пурпурном цветке». Летели навстречу своему счастью. Ирония судьбы, которую трудно не заметить.
Он налил в стакан тройную порцию виски, не добавив ни капли содовой.
Подойдя к нему, Рейн осторожно заметила:
- Алкоголь - не лучший выбор после приема транквилизаторов.
Он отхлебнул добрую треть виски.
- Честно говоря, мне на это наплевать.
Она вздохнула.
- Остается надеяться, что со временем это пройдет.
Он уселся в широкое кожаное кресло. Черт возьми, куда ехать после посадки? И где они сейчас? За иллюминатором было светло, но, поскольку они летели на запад, вслед за солнцем, это ни о чем не говорило.
- Где мы?
- В часе полета до Нью-Йорка. - Она села напротив. - Я сказала пилоту, чтобы вместо Лос-Анджелеса он летел в Нью-Мексико. Думаю, Сибола - более подходящее место, чем Калифорния.
Он поднял на нее глаза. Да она просто гений! Уединенное ранчо оставалось единственным светлым пятном посреди всего того мрака, который обрушился на него. Местом, где он может укрыться от остального мира.
Он снова отхлебнул виски. Алкоголь - самый древний способ отвлечься. И хотя он издавна пользуется дурной славой, мудрость и рассудительность лучше оставить на потом.
- Твоя сдержанность достойна восхищения, - бросил он.
- Я решила, что ты сам расскажешь обо всем, когда придет время. Если захочешь… - Она замялась, потом медленно проговорила: - Единственное, что мне пришло в голову: человек может пойти на такое, чтобы не умереть с голоду. Многие подростки так поступают. Счастливчикам удается выпутаться.
Прикрыв глаза, он с холодной отстраненностью перебирал в уме чудовищные подробности своего детства, будто это касалось кого-то другого. Так легче рассказать правду, а Рейни заслуживает этого.
Неплохое предположение, но более милосердное, чем я заслуживаю. Я занимался именно тем, в чем обвинил меня Найджел Скотт, - проституцией.
После продолжительного молчания она спросила:
- Долго?
- Пять лет. С семи до двенадцати.
Она чуть не задохнулась.
- О Господи! Это не проституция, а растление малолетних! Как такое могло случиться?
- Моя мать родилась в Шотландии, в какой-то глухомани. Лет в семнадцать она сбежала в Лондон. Вероятно, она уже была беременна, а может, это произошло позже, я мало
что знаю о ней.
- А кто твой отец?
- Не имею ни малейшего понятия.
Она горько усмехнулась:
- Это нас сближает.
- Да, нам обоим досталось…
Он замолчал. Допив стакан, он направился к бару, но на этот раз добавил в виски лед.
Когда он снова сел, Рейн робко заметила:
- Я никогда не видела, чтобы ты столько пил.
- Если бы была такая возможность, я бы вливал алкоголь прямо в вену.
Он прижал ко лбу холодный стакан, вспоминая свою мать. Высокая, темноволосая и зеленоглазая. Красивая и слишком… хрупкая и слабая.
- Мою мать звали Мэгги Маккензи, хотя, думаю, это вымышленное имя. Поскольку я поразительно похож на нее, одному Богу известно, какие еще гены смешались во мне.
- Так свидетельство о рождении Джеймса Маккензи, которое разыскал Найджел Стоун, подлинное?
- Вероятно.
- Ты говорил, что у Стоуна нет никаких улик.
- Он не может доказать, что это именно мое свидетельство о рождении. С того момента, когда семилетнего Джейми Маккензи выгнали из муниципальной лондонской школы, и до поступления Кензи Скотта в театральную академию прошло одиннадцать лет. Об этом периоде не существует абсолютно никаких документов. Я просто не существовал.
Он и сейчас не существует. Вся его жизнь - сплошной мираж.
- Как же случилось, что ты из сына матери-одиночки превратился… - ее голос прервался, - в подростка, торгующего своим телом, а потом в студента самой знаменитой театральной школы?
- Так уж получилось, что это занятие было семейным бизнесом. У моей матери не было других навыков, - резко ответил он. - Когда я пошел в школу и учителя сказали, что я отстаю в развитии, она делала для меня все, что могла. Но потом она подсела на наркотики и уже не понимала, что мне требуется срочная помощь. Наркотики стоили дорого, и у нее был только один способ заработать на них. Ее хозяин и сожитель Рок был сутенером. Он снабжал ее наркотиками, отбирал деньги, бил… Мне было семь, когда очередная доза оказалась слишком большой. - Он хрипло перевел дух. - Это убило ее.
- Ты… ты нашел ее тело? - с дрожью в голосе спросила Рейн.
- Она умирала у меня на глазах, и я ничего не мог сделать. - Он отпил глоток виски и подумал, что разговор дается ему легче, чем он предполагал. Видимо, все его чувства атрофировались. - Рок появился спустя несколько часов, чтобы поколотить ее за то, что она не вышла на работу. Ее смерть не произвела на него никакого впечатления. Вероятно, он не в первый раз терял девушку из-за передозировки. Он быстро уладил формальности. Я не знаю, где ее похоронили. Никакой службы не было. Она просто ушла. И все.
Но не исчезла из памяти.
- Сутенер обратился к властям, чтобы тебя отправили в приют или… как это в Англии называется? -
- Нет. Рок был слишком опытным бизнесменом, чтобы упустить свой шанс. Я был хорошеньким мальчиком, на таких всегда есть спрос. Он объяснил, что станет заботиться обо мне, но поскольку моя мать задолжала ему определенную сумму, мне придется отработать ее долг. И ударил меня так, что я отлетел в другой угол комнаты, чтобы продемонстрировать, что меня ждет, если я откажусь.
Джейми боялся Рока, но еще сильнее его страшила мысль, что он недоразвитый, глупый, никому не нужный мальчишка и иного обращения не заслуживает. Он превратился в покорного раба, даже не помышлявшего о том, что его жизнь когда-нибудь переменится.
Чтобы превратить человека в раба, нужно прежде всего сломить его волю.
- Семейный бизнес. - По щекам Рейни катились слезы. - Он заставлял тебя ублажать педофилов, извращенцев и еще бог знает кого?
- Возможно, это звучит странно, но для актера это лучший тренинг в мире. Я научился соблазнять клиентов, дрожать от страха перед теми, кому это нравилось, изображать страсть, оскорблять тех, кто хотел чувствовать унижение… По сравнению с этим театральная академия - детская игра.
Рейн проглотила ком в горле, представив себе то, о чем он умалчивал. Она никогда не сможет относиться к нему по-прежнему. Она вздохнула, подумав, что, наверное, это к лучшему.
- Ты жил с Роком?
- Он предпочитал не смешивать личную жизнь и работу, поэтому поселил меня в квартире с проститутками. Они постоянно менялись. Им полагалось следить, чтобы я был вымыт, одет, накормлен. Некоторые из них жалели меня…
- Как ты выбрался из этого? Убежал?
Рейни не понимала - не могла понять, - насколько сломлен и опустошен был Джейми Маккензи. Ни воли, ни души, ни надежды… Такие не убегают.
- С годами я понял, что совершенно нормален, и стал тяготиться тем, что мне приходилось делать. Однажды, когда мне было двенадцать, я напился с клиентом-немцем, который по делам регулярно приезжал в Лондон. Он отличался садистскими наклонностями. Вместо того чтобы по возможности избежать этого, я провоцировал его. Он до крови избил меня. И получил такое удовольствие, что заплатил вдвое больше.
Когда немец ушел, маленький Джейми тихо скулил, лежа в убогой комнатенке дешевого отеля, и горько жалел, что остался жив.
Побелев, как полотно, Рейн спросила:
- Что было дальше?
- Через час должен был прийти следующий постоянный клиент, Тревор Скотт-Уоллис. Немец не запер дверь, и Тревор нашел меня избитого, всего в крови. Будучи человеком ответственным, он, вместо того чтобы сбежать, отвез меня в госпиталь. В бреду я рассказал о своей жизни. - Джейми молил о смерти, что больше всего испугало Тревора. - Он понял, что я не по доброй воле попал в сексуальное рабство, и забрал меня домой, словно потерявшегося щенка.
- Тебя опекал педофил? - Голос Рейни дрожал от возмущения.
- Все… гораздо сложнее. Тревор был профессором литературы, специалистом по Шекспиру с мировой славой. У меня с ним никогда не было физического контакта. Он платил за то, что смотрел на меня и мастурбировал, при этом читая стихи. От меня требовалось изображать страсть и восторженность.
Несмотря на чудовищность его рассказа, Рейни сохраняла хладнокровие.
- Это было легче?
- Немного. Во всяком случае, это сделало возможной жизнь с ним под одной крышей. Он объяснял окружающим, что я его дальний родственник, больше у меня никого нет, поэтому он и забрал меня. Тревор и Чарлз когда-то были любовниками и остались друзьями. Тревор был неплохо обеспечен, но не богат, поэтому операцию оплатил Чарлз. Его великодушие не знало предела, он не моргнув глазом выложил недостающие десять тысяч фунтов.
- Операция? - Рейни прижала руку к губам.
- Немец сломал мне челюсть, и не только, вообще бог знает во что превратил мое лицо. Пришлось оперировать. Так я стал красавцем по имени Кензи Скотт. - Он с горечью коснулся прекрасно вылепленного подбородка с ямочкой, потом провел рукой по высокой скуле. - Основные черты и пропорции не изменились, только были улучшены. Это красивое лицо, что так любят телеоператоры и бесконечно обсуждают журналисты, не мое. Это такая же ложь, как вся моя жизнь.
- Неудивительно, что ты лишен тщеславия, - прошептала она.
- Как я могу гордиться тем, что мне не принадлежит?
Его лицо было маской, щитом, защищавшим его от мира. Люди видели совершенные черты, чересчур красивые, чтобы за ними мог скрываться порок.
- Тревор… продолжал использовать тебя в своих сексуальных фантазиях?
- К счастью, он был добрым и достаточно мудрым, чтобы понять, какое разрушительное воздействие это может произвести на подростка. К тому же он нуждался в сыне больше, чем в любовнике. Ему нужна была родная душа.
Это была еще одна роль, которую юный Джейми научился играть в совершенстве. И если сыновья любовь была невозможна, то искренняя привязанность и огромная благодарность вполне реальны.
- Он заботился обо мне, а я хранил в тайне его склонность к педофилии, поскольку это не понравилось бы большинству его друзей.
- Сплошная ложь и тайны. - Она на мгновение прикрыла глаза. - Когда ты пришел в себя, то вернулся к нормальной жизни или было уже поздно?
- В моей жизни никогда не было ничего «нормального». - Он допил виски. - Тревора ужасала моя безграмотность. Он был опытным педагогом и довольно скоро понял, что я страдаю дислексией. Один из его друзей оказался специалистом в этой области. Вместе они разработали для меня специальную программу, и постепенно я научился преодолевать свои слабости и использовать сильные стороны.
Тревор и Чарлз принадлежали к кругу высокообразованных пожилых гомосексуалистов. Все это происходило в те времена, когда подобные наклонности держали в глубокой тайне. Они предпочли сохранить ее даже тогда, когда общество стало более толерантным. Пластический хирург, один из лучших в Великобритании, входил в тот же. круг. Все трое были в восторге, что могут сотворить мальчику лицо исключительной красоты. Наверное, они думали, что действуют ему во благо.
Живя у Тревора, прислушиваясь к разговорам умных, высокообразованных людей, маленький Джейми многому научился.
- Я получил вполне приличное, хотя и непоследовательное образование и внешность вполне благополучного и благовоспитанного молодого человека. Тревор умер накануне моего восемнадцатилетия. Чарлз Уинфилд посоветовал мне учиться актерскому мастерству. Он использовал свои связи, и меня прослушали в театральной академии. Меня приняли, состряпав кое-какие бумаги. Так родился Кензи Скотт.
- Как тебе это удалось?
Он пожал плечами:
Один из друзей Тревора занимал высокий пост в службе правительственной охраны. Думаю, он знал, где найти лучшего специалиста по подделке документов. Я не знаю, как ему это удалось, но я получил паспорт на имя Кензи Скотта, что вполне устроило бюрократов в академии.
- Невероятная история. - Рейни нахмурила брови. - Так вот почему ты думал, что никто не сможет докопаться до твоего прошлого? Документов у тебя не было. Внешность изменилась настолько, что никто изгнавших Джейми Маккензи в детстве не узнал бы тебя?
- Именно так. Однако Найджел Стоун, которого тогда звали Нед, все-таки меня узнал. К несчастью, у меня глаза редкого цвета. Будь они просто голубые, он ни до чего бы не докопался.
- Значит, вы были как-то связаны раньше? Он тоже занимался проституцией?
Кензи мысленно вернулся к тому времени, когда впервые увидел это противное лицо.
- Он был сыном Рока, сутенера.
- О Господи, час от часу не легче! Рок и собственного сына вовлекал в преступный бизнес?
- Нет, до такого падения он не дошел. А может быть, его сын был не слишком привлекательным. - Кензи пожал плечами. - Нед жил с матерью, которой удалось удержаться на краю этого дна. Время от времени Рок поручал сыну собрать деньги, доставить наркотики. Нед был на несколько лет старше меня. Думаю, он испытывал приступы ревности. Ему казалось, что отец заботится обо мне больше, чем о нем, родном сыне. Возможно, он был прав - я был более ценным для Рока. К счастью, мы виделись очень редко, потому что Нед использовал любую возможность отравить мне жизнь.
- И теперь, когда он догадался, что Кензи Скотт - тот самый мальчик, которого он ненавидел, он пытается погубить тебя? - прошептала она.
- Не пытается, а… - он прикрыл глаза, вспоминая перипетии собственной жизни, - ему это удалось.
- Нет, не удалось, - решительно заявила Рейн, ей хотелось развеять мрачное настроение Кензи. - Пока ты дремал, я поговорила с Барби Рифкин и Маркусом, они уже что-то предприняли, чтобы опровергнуть заявление Найджела Стоуна. Никто не верит, что в нем есть хоть слово правды.
- И тем не менее это так. - Он отставил пустой стакан и прошелся по салону. Из-за выпитого виски он не слишком твердо держался на ногах. - Независимо от того, насколько успешно будут действовать наши друзья, пятно все равно останется.
- Он остановился у маленького столика, на котором стояла ваза с цветами, провел рукой по лепесткам.
- Звезда кино создана из мечты и фантазий. Грубая реальность разрушает иллюзии, зрители уже никогда не станут думать обо мне по-прежнему.
Она с горечью перебирала в уме те ужасы, которые он пережил. Думала о его удивительной способности восстанавливать физические и душевные силы, которая позволила ему добиться успеха в жизни после такого страшного детства.
- Даже если эта история будет иметь продолжение, тебе не за что извиняться. Ты был ребенком. Никто не посмеет упрекнуть тебя в том, к чему тебя принуждали.
- И на меня станут смотреть как на жертву? Прелестно. Я бы предпочел оказаться грешником.
Кензи Скотт всегда играл героев. Его персонажи иногда бывали фантастическими существами, чаще - обыкновенными людьми, поднявшимися на борьбу со страшными злодеями, но никогда - беспомощными жертвами. Вот почему его так тревожила роль Джона Рандалла.
- Если бы я знала, - воскликнула Рейн, - то никогда бы не попросила тебя сниматься в «Центурионе»!
- Рассказывать о своих собственных грехах не так-то просто, а уж о том, что был игрушкой педофилов, тем более. Даже сейчас я бы не смог этого сделать, если бы как следует не напился. - Он вытащил из вазы маргаритку и пристально разглядывал ее. - Но думаю, ты имеешь право знать. И верю, что не расскажешь никому.
- Как хочешь… - В горле пересохло, мешая говорить. - Но возможно, тебе стоит обсудить эту проблему с хорошим психотерапевтом? Такие раны сами не заживают.
- Творчество - лучшая терапия. Чтобы добиться успеха, актер должен хорошо себя знать. Даже самые нервные из нас отлично понимают, что именно вызывает у них нервный тик. - Он снова прошелся по салону. Плавные сильные движения скрывали его внутреннее смятение. - Мне известно, что со мной произошло и как это меня терзало. Сомневаюсь, что психотерапевт сообщит мне что-то новое.
- Но дело ведь не в диагнозе, а умении облегчить боль.
- А ты сама обращалась к психоаналитикам, чтобы справиться со своими детскими проблемами?
- Ты поймал меня на слове, - призналась она. - Было время, когда я решилась на это. Я знала многих, кому сеансы психотерапии очень помогли. Но оказалось, что мне проще самой разобраться со своими проблемами.
- И видимо, проделала большую работу. Ты активная, здравомыслящая, что особенно важно в нашем призрачном мире. Да еще и занимаешься любимым делом. Так что интуиция тебя не подвела.
Он ее переоценивает, подумала Рейн.
- Коли у нас такой откровенный разговор, то скажи, почему ты на мне женился? А через три года вдруг решил, что это было ошибкой?
- Когда мы встретились и так славно ладили, я… мне… не хотелось расставаться с тобой. И хотя я знал, что семейная жизнь не для меня, решил пойти наперекор логике. - Он пожал плечами. - Ты, наверное, давно заметила, что у меня правое полушарие работает лучше левого. Логическое мышление не относится к моим достоинствам.
- И что же произошло потом? - спросила Рейн, стараясь сдержать готовые пролиться слезы. - Я думала, нам хорошо вместе. Тебе стало скучно?
- Помнишь тот телефонный разговор, когда ты упомянула о детях? Хотя ты попыталась превратить его в шутку, я понял, как отчаянно ты хочешь ребенка. Мне раньше казалось, что ты, как и я, не склонна заводить семью. Когда я сообразил, что ошибался, то понял, что нашему браку пришел конец.
Она даже рот открыла от изумления. Какая близорукость!
- Поэтому ты поддался чарам Анджелы Грин?
- Можешь в это не верить, но у нас с ней никогда не было секса.
Рейни вспомнила свой странный визит на Крит. Анджелу, склонившуюся к Кензи… Его отрешенный взгляд…
- Ты прав, в это трудно поверить.
- Понимаю. Анджела, может, и хотела заарканить меня, но меня это не интересовало. Я скучал по тебе. Ты вошла в тот момент, когда я как раз хотел объясниться с ней. Я понимал, что любовное приключение положит конец нашему браку, но это так… грубо и вульгарно. Но когда, не разобравшись, ты сделала неправильный вывод, грех было не воспользоваться подвернувшимся шансом. И потом, это избавило меня от необходимости действительно переспать с Анджелой Грин.
Рейни не знала, смеяться ей или плакать.
- Почему ты прямо не сказал, что не хочешь детей? Я почувствовала это по твоей реакции и после некоторых душевных терзаний поняла, что проживу и без них. Но ты никогда не давал мне возможности выбора. Ты думаешь, что у женщины на уме только дети и ради ребенка я готова расстаться с тобой?
Он мрачно улыбнулся:
- Нет, я понимал, что ты хочешь сохранить наш брак. Но время идет, и, возможно, когда ты сама осознаешь необходимость этого шага, будет уже поздно.
Она изумленно уставилась на него:
- Так ты решил расторгнуть наш брак ради меня? Да ты просто самонадеянный болван!
- Самонадеянный, - согласился он. - Тогда докажи, что я не прав.
Рейни кипела от возмущения, но не могла сказать, что его выводы лишены здравого смысла.
- Ты прав в том, что я не стала бы разводиться из-за твоего нежелания иметь детей. Но почему мы вообще должны разводиться? Неужели после всего, что нам пришлось пережить, мы не можем жить счастливо?
- Жить в браке, когда ни один из нас не отважился сказать, что мы любим друг друга? - мягко спросил он. - Расставание - просто вопрос времени.
Рейн была настолько потрясена, словно получила пощечину. Да, о любви никогда не говорилось. Бывали моменты такой близости, что она была на грани признания, но не могла заставить себя сделать это, неуверенная в его ответных чувствах. Она знала, что нравится ему, что вызывает в нем страстное желание, но вовсе не была уверена, что любима.
- Ты… заметил, - только и сумела выговорить она.
- Заметил. Хотя я и не специалист в сфере чувств, но понимаю, что совместная жизнь невозможна без полного доверия. А мы лишь немного опустили барьеры, защищавшие нас от мира, ты - чуть больше, чем я. Но оба были озабочены тем, чтобы не открыть слишком много. - Он замолчал, с сочувствием глядя на нее. - Возможно, на твою долю выпало чуть меньше страданий, но и ты не сумеешь преодолеть свои страхи и найти любовь, которую заслуживаешь, пока рядом с тобой не окажется человек сильнее и храбрее меня.
Она сжалась в комок, потрясенная тем, как глубоко он проник в ее душу. Он видел ее и себя без иллюзий. Понадобилась Сара Мастерсон, вымышленная героиня викторианской эпохи, чтобы она смогла понять, что никогда по-настоящему не верила в свою супружескую жизнь. Будучи современной женщиной, Рейн Марло всегда была готова к отступлению.
С тех пор как они вышли из часовни после панихиды по Чарлзу Уинфилду, все изменилось. Пришло время честно ответить себе, чего она хочет от себя и от Кензи.
На первый взгляд ответ был абсолютно ясен: она хотела, чтобы он всегда был рядом с ней - как муж и любовник. Сегодня он открылся ей больше, чем за четыре года знакомства. Тот факт, что Кензи действовал ей во благо, говорил о его любви, хотя он и не отважился произнести это слово.
Что до нее самой, то она надеялась, что ей хватит смелости взять на себя любые обязательства, невзирая на риск. Она желала жить такой же насыщенной жизнью, как Клементина, но быть более мудрой. Ей хотелось сокрушить те барьеры, за которыми она пряталась всю жизнь.
Она готова отдать свое сердце Кензи, даже если он откажется от этого дара.
- Не могу отрицать, что я боялась, Кензи, но я… люблю тебя. Так сильно, что решилась выйти за тебя замуж, хотя в глубине души знала, что наш брак долго не продержится. Так бесконечно, что могу громко сказать, об этом. - Она поднялась с кресла и подошла к нему. - Думаю, что и ты меня любишь, поскольку действовал мне во благо, хотя и заблуждался. И если мы любим друг друга, пусть на свой, странный, лад, разве это не может служить фундаментом для будущего?
- Слишком поздно, Рейни. - В его хриплом голосе звучала мука. - Возможно, при других обстоятельствах мы могли бы продолжать отношения, которые связывали нас в последние годы. Но не теперь. Иллюзия, по имени Кензи Скотт, рассыпалась на мелкие кусочки, и их не склеить.
Она положила руку на его плечо и посмотрела ему в глаза.
- Твое прошлое не изменило моих чувств к тебе. Я люблю и уважаю тебя даже больше, чем прежде. Последние недели были тяжелыми для нас обоих, но, кто знает, может, именно теперь мы получили шанс построить такие отношения, которые продлятся всю нашу жизнь?
Она не ошибалась, в его зеленых глазах было не только отчаяние, но и страстное желание. Рейн приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
Он мгновенно ответил ей, его ладонь скользнула по ее руке. Она прижалась к нему, потрясенная силой простого поцелуя, когда в него вложена любовь. Как ей могло прийти в голову расстаться с ним? Она чувствовала, как рушатся препоны и ее израненная душа рвется навстречу ему.
Он схватил ее за руки и отстранил от себя. Его дыхание было прерывистым, отчаяние одержало победу.
- Это не поможет, Рейни!
Он повернулся и пошел в туалет, располагавшийся в хвосте самолета. Как только за ним захлопнулась дверь, Рейн поняла, что его тошнит.
Дрожа, как в лихорадке, она упала в кресло. Хотелось верить, что он скверно себя чувствует, потому что много пил и почти не ел. Вдруг она почему-то вспомнила, как они снимали сцену первой брачной ночи. Она была потрясена тем, с какой проникновенностью Кензи передал страдания своего героя, разрывавшегося между чувством стыда и долгом перед юной женой, которую он к тому же идеализировал. И как он без сил упал на пол, схватившись за живот…
О Господи, думала она, пытаясь сдержать дрожь, так, значит, он вложил в эту сцену собственный опыт? Неудивительно, что он не верил в перспективность их брака. Больше двадцати лет он ухитрялся скрывать ужасы своего детства. Он мастерски овладел умением отрешаться от прошлого, сублимировать эмоции в творчестве и делал это блестяще.
Но теперь все кончено. Найджел Стоун разрушил преграды, которые давали Кензи возможность существовать. Призраки прошлого, которых ему удалось обуздать, вырвались на свободу и терзали его душу.
Его вывернуло наизнанку в прямом смысле этого слова. Он вернулся в салон, и до посадки в Нью-Йорке они не обмолвились ни словом. Экипаж пополнил запас горючего, и самолет взял курс на Нью-Мексико. Свернувшись калачиком в кресле, Рейни спала до конца полета.
Кензи тоскливо поглядывал на бар, думая, не плюнуть ли ему на все и не напиться ли до бесчувствия. Но даже при мысли об этом его желудок взбунтовался. Тогда он вызвал стюарда, который во время трансатлантических перелетов находился в передней части лайнера, и заказал еду. И хотя он все еще был не в состоянии поесть как следует, но руки у него уже не дрожали.
Он стремился в Сиболу, как голубь в родную голубятню. Странно, ведь ему не доводилось провести там более одной ночи! И все же эти первозданные места казались ему надежным убежищем.
Уже смеркалось, когда они приземлились на небольшом частном аэродроме недалеко от ранчо.
Молодой человек, на лице которого было написано явное удивление, доложил Кензи, что автомобиль ждет его. Должно быть, Рейн вызвала машину по телефону.
Кензи расписался в квитанции, получил ключи и увидел, что вещи Рейн тоже лежат в машине.
- Вечно напутают с багажом, - проворчал он и вытащил ее чемодан.
- Ничего они не напутали, - хмурясь, возразила она, - я еду с тобой.
Он изумленно воззрился на нее, не зная, радоваться ему или огорчаться. Наверное, она боится, как бы он не сотворил что-нибудь непоправимое, и не хочет оставлять его одного.
- Не смеши, в Лондоне ты то и дело твердила, как хочешь домой. Самолет доставит тебя туда через пару часов.
- Дом там, где сердце.
Смысл ее слов был предельно ясен. Кензи пронзил острый приступ желания. Если бы все было так просто! Но увы, она ничего не поняла.
- Тебе предстоят долгие месяцы кропотливой работы над фильмом, а это значит, что ты должна вернуться в Лос-Анджелес.
- Мне нужно отдохнуть. Даже Господь отдыхал после сотворения мира, а у меня сил гораздо меньше.
- Рейни…
Она взглянула на него глазами рассерженной кошки. Защищаясь от порывистого холодного ветра, налетевшего с гор, плотнее запахнула полы фирменной куртки с логотипом «Центуриона».
- Пока ты не придешь в себя, я останусь с тобой.
Он прикрыл глаза, чувствуя, как кровь стучит в висках. Неужели она хочет, чтобы он рассказал, как ее поцелуй и то возбуждение, которое он ощутил, пробудили невыносимые картины пережитого насилия? Долгие годы ему удавалось держать эти воспоминания в глубинах подсознания, теперь не получится. Джинн вырвался из бутылки. И неизвестно, когда он отважится на сексуальный контакт.
- Физическая близость не метод удержать меня и сохранить наш брак, Рейни.
Она вздохнула, ее боевой настрой исчез.
- Ты не единственный, кто может понять человеческую натуру, дорогой. Я обдумала то, что ты рассказал. Конечно, я не могу в полной мере ощутить твои переживания, но понимаю, что наш брак может спасти только чудо. А я в чудеса не верю. Но ответь мне честно. Ты проявил благородство, согласившись на развод ради моей же пользы. Прошу тебя, отбрось свое великодушие на время. Ты позволишь мне остаться с тобой на несколько дней или нет?
Он замялся.
- Правду, Кензи, - потребовала она.
Правду? Так или иначе, но скоро ей придется вернуться в Калифорнию, чтобы заняться работой по выпуску фильма. Так что на несколько дней…
- Мне приятно принять тебя в Сиболе, Рейни. Только… не жди от меня слишком многого.
- Не буду. Просто мне необходимо передохнуть перед возвращением к реальной жизни. - Она кивнула на машину: - Ты сядешь за руль или я?
- Алкоголь уже выветрился. - Он распахнул перед ней дверцу. - У тебя еще есть возможность передумать и поступить разумно.
Улыбнувшись, она села в автомобиль.
- А я часто это делаю?
- Почти никогда.
Он сел за руль, чувствуя себя лучше от того, что они все-таки остались друзьями.
Северная часть Нью-Мексико с ее горами и долинами казалась другой планетой по сравнению с тротуарами Лондона, где Найджел Стоун бросил в лицо Кензи страшное обвинение. Солнце медленно садилось за холмы. Рейни наслаждалась суровым пейзажем, окрашенным в золотистые тона заката. Постепенно напряжение оставило ее. Стараясь досконально разобраться в том, что рассказал Кензи, она спросила;
- Когда тебе удалось убежать, сутенер твоей матери пытался разыскать тебя?
- Нет. Даже если Рок и знал, что я у Тревора, он не стал бы меня искать. В этом бизнесе все держится в тайне - ни покупатель, ни продавец не пользуются настоящими именами и адресами, реальны только деньги. Сточки зрения Рока, я просто исчез. Он мог решить, что я не стою его забот. Я вырос и стал не столь привлекательным для педофилов.
Рейни передернула плечами. Даже потрясающая отрешенность Кензи от своего прошлого не сглаживала ужаса жизни, на которую его обрекли в детстве.
- Ты знаешь, что случилось с Роком? Приличный тюремный срок был бы для него достойным приговором.
- Спустя два года после моего бегства его зарезали в баре. Я бы об этом не узнал, но поскольку преуспел в уроках чтения, мой наставник поручил читать ему ежедневную газету. Убийство Рока было всего лишь незначительной новостью в колонке событий дня.
- Что ты почувствовал, когда узнал, что он мертв?
Его губы сложились в твердую линию.
- Я от счастья потерял дар речи. Единственное, о чем я сожалел, было то, что, вероятно, он умер быстро.
Значит, он все-таки не смогло конца отмести от себя прошлое, подумала она и сказала:
- Надеюсь, Найджела не постигнет та же участь.
- К нему я не испытываю такой ненависти, как к его отцу. У бедняги было тяжелое детство. Его отец - настоящее чудовище, мать - пьяница и к тому же постоянно колотила его. Он все время прятался в кинотеатрах, как и я. Ему было нелегко получить образование и стать успешным репортером.
- Твое всепрощение поразительно.
- Просто я сознаю, что во многих отношениях оказался удачливее Неда. Моя мать, когда ее разум не затуманивали наркотики, была любящей и нежной женщиной. А у Тревора я рос среди мудрых, образованных пожилых людей, для которых было делом чести выучить меня и дать путевку в жизнь. Это все равно что иметь дюжину добрых крестных. Сомневаюсь, чтобы в жизни Неда было хоть немного доброты.
- Он сам виноват. Кто станет тянуться с добром к человеку, у которого одно зло на уме?
Рейни задумалась: так ли уж Кензи свободен от гнева, как кажется, или это чувство все же бушует в глубинах его души? Возможно, своим возвращением к жизни он обязан умению отстраниться от того, что не в силах изменить?
Поскольку атмосфера немного смягчилась, она позволила себе следующий вопрос:
- Почему ты так настроен против детей? Ведь ты прекрасно ладишь с ними - и с поклонниками, и с теми, кто снимается вместе с тобой. Я не пытаюсь переубедить тебя, просто стараюсь понять. Тебе кажется странным мое желание иметь детей, так как ты знаешь, каким трудным было мое собственное детство?
Он сбросил скорость и свернул на узкую дорогу.
- Мне встречались люди, у которых было тяжелое детство. Многие решительно отказывались иметь детей. Воспитывая детей, они невольно возвращались в свое детство. И для некоторых такие воспоминания были просто невыносимы. Я отношусь к их числу. Думаю, ты тоже.
- Я тоже так думала, когда была моложе. Но несколько лет назад мне захотелось, как ты выразился, вернуться к своему детству. - Рейн принялась разглядывать пейзаж за окном. - Клементина, как и твоя мать, была замечательной женщиной, но большую часть жизни проводила в разъездах, давая бесконечные концерты. Даже когда она оставалась дома, то всегда была поглощена работой и… бурной светской жизнью.
Забота о Рейн лежала на плечах нянь и экономок, а не матери.
- По ночам я лежала без сна, надеясь увидеть ее. Услышав, что она пришла, я бросалась к ней навстречу. - Правда, сначала приходилось убедиться, что Клементина не под кайфом и без любовника. - Она смеялась, укладывала меня в постель и, если мне везло, пела песенку. - Рейн вздохнула. - Я поклялась, что если у меня будут дети, я стану брать их с собой повсюду. Я хотела бы, чтобы они постоянно ощущали любовь и заботу. Знали, как они важны для меня.
Она умолкла, пораженная собственной искренностью. Что ж, если она хочет быть с Кензи откровенной, то начало положено.
- Чтобы воспитать ребенка, надо отдать много сил. У меня их нет, - мрачно констатировал он. Мысль о детях… причиняет мне нестерпимую боль.
Робкая надежда на то, что он изменит свое решение, умерла. Желая сменить тему, она спросила:
- Ты не задумывался, каково иметь настоящего отца? Мысль об этом не дает мне покоя. - Ее суровый, строгий дед не слишком подходил для роли любящего палочки. - Только поговорив с тобой, я отважилась нанять детектива.
- Он узнал что-нибудь новое?
Рейн рассказала о последнем отчете Муни. Когда она закончила, Кензи заметил:
- В списке претендентов на роль твоего отца есть администратор студии. Что ж, может, это и есть твой отец? Это объясняет твое страстное желание создавать собственные проекты.
- И унаследованное стремление всем распоряжаться? Возможно, хотя я думаю, что большинство актеров мечтает об этом. А ты нет?
- Совсем нет, - резко сказал Кензи. - Ненавижу подчиняться, но и не хочу контролировать других. Слишком большая ответственность. Я просто хочу быть… свободным. - И уже мягче добавил: - Меня привлекает в актерской профессии то, что здесь я сам себе хозяин. Если мне надоест играть, я всегда смогу заработать на жизнь водителем такси или курьером.
Эти слова вызвали у Рейни улыбку.
- Пока все наоборот, ты так преуспел, что можешь вообще не работать, пока сам этого не захочешь.
- Это весьма кстати, поскольку я больше не собираюсь сниматься.
Его голос прозвучал так тихо, что она с трудом разобрала слова.
- Не будешь сниматься?! - воскликнула она. - Ты серьезно, Кен? Ты же прирожденный актер. Ты не сможешь бросить профессию…
Его профиль слабо вырисовывался в наступившей темноте.
- Профессия актера была для меня способом уйти от самого себя. Теперь… мое прошлое застало меня врасплох. И я не знаю, смогу ли заниматься этим дальше.
Она услышала в его голосе мрачную решимость, и ее сердце сжалось от боли. Его лишили работы, которая была смыслом его жизни, точно так же, как по милости Рока у него отняли веру в себя и невинность.
Если дело зашло так далеко, осталось ли хоть что-нибудь от Кензи Скотта?
В предвкушении безмятежного покоя Кензи остановил джип на подъеме, с которого открывался вид на ранчо.
- Интересно, почему горит свет? Грейди перебрались на новое место несколько недель назад, так что дом должен быть пуст.
Рейн пожала плечами:
- Когда я звонила Эмми, чтобы она организовала машину, то попросила передать Грейди, что ты приезжаешь. Думаю, Альма зажгла свет, чтобы дом выглядел более гостеприимно.
Он медленно повел машину по спускавшейся в долину дороге.
- Хорошие помощники подобны невидимым эльфам, украшающим жизнь.
Он надеялся, что Рейн права и свет в доме - всего лишь дружеский жест. И хотя Грейди были ему очень симпатичны, у него не было сил с кем-нибудь общаться сейчас. Трудно поверить, что только сегодня утром произошел этот страшный инцидент с Найджелом Стоуном, Это был бесконечный день, за который они преодолели восемь часовых поясов. Треть путешествия вокруг света.
Смертельно усталый, он подъехал к дому и выключил мотор. Они выбрались из машины. Слабый свет фонарей освещал округу. Кензи вытащил из багажника два самых больших чемодана и пошел к дому. Рейни везла за собой небольшой чемоданчик на колесах. Она распахнула перед Кензи дверь, ведущую в кухню, и замерла от неожиданности.
- Мы сюда попали?
Он вошел и поставил чемоданы на выложенный потертой каменной плиткой пол.
- Я попросил Кейли Спирс, специалиста по интерьерам, которая отделывала мое жилище на побережье, заняться этим домом. Кухня выглядела довольно мрачно…
- Ты был прав, упомянув о невидимых эльфах. - Она провела рукой по гладкой поверхности дубового шкафа, погладила стойку цвета ванили. - Этот удивительный эльф знает свое дело. Здесь все просто и вместе с тем глаз не отвести. И как правильно, что Кейли сохранила старый пол, оштукатуренные стены, да еще и открыла балки - отличная работа. - Прищурив глаза, Рейн разглядывала комнату. - Но стол и стулья, похоже, принадлежали Грейди? И эти прелестные индейские коврики тоже очень знакомы.
- Альма сказала, что посторонним все это кажется очаровательной стариной, а на ее взгляд - просто никому не нужный хлам. Поэтому в новый дом она купила современную мебель, а отсюда забрала только несколько мелочей, которые были дороги ей как память.
В кухню влетели два пушистых комочка. Один серый котенок, другой полосатый, Рейни видела их несколько недель назад. Они стали вдвое больше и совершенно бесстрашными.
Взяв серого котика на руки, Кензи рассматривал записку на столе.
- Если мы голодны, то в холодильнике есть тортилья, фасоль и салат.
- Альма - просто гений. Настоящая волшебница. Принести котят, чтобы они нас встретили, - до такого только она могла додуматься. - Рейн подхватила на руки полосатого котенка и потерлась щекой о его пушистую спинку. - Сейчас включу плиту. Когда мы разложим вещи, ужин уже разогреется.
- Какую спальню ты предпочитаешь? - спросил Кензи. - Те, что находятся в конце коридора, самые большие.
Тактичный способ дать ей понять, что он не собирается спать с ней.
Рейн поняла намек. Она прошла по холлу и заглянула в спальни.
- Я выбираю правую. Там такой потрясающий квилт* (Квилт - традиционное лоскутное одеяло ручной работы). Я видела нечто подобное, но чтобы из бархата и парчи - такое не часто встретишь! И вообще я обожаю стиль Южного Запада…
Кензи от нее свой багаж в другую спальню, радуясь про себя, что Рейни она понравилась меньше. Он предпочитал квилт в традиционном классическом стиле: сочетание белого и бледно-голубого. Кейли также приобрела туалетный столик и гардероб из старого серебристого дерева, которые прекрасно вписывались в созданный ею интерьер.
Он с любопытством осмотрел другие комнаты. Две меньшие спальни пока были пустыми.
В гостиной стояли новые уютные кресла и диван, обтянутые светлой кожей, а крошечная комната рядом превратилась в стенной шкаф. Кензи отметил про себя, что нужно выплатить Кейли премиальные за то, что она проделала в столь сжатые сроки колоссальную работу.
Одной из главных частей проекта была обновленная ванная. Тут Кензи и столкнулся с Рейн.
- Потрясающе! - восхищенно протянула она. - Современная ванная с джакузи и душевой кабиной. Этот дом - настоящий шедевр, Кензи.
Она права. Он с первого взгляда понял, что полюбит этот дом на всю жизнь. Наверное, так и будет.
Он думал, что после долгого дня и хорошего ужина ему удастся заснуть. Не тут-то было. И дело не в новой кровати - Кейли позаботилась, чтобы матрас был точно такой же, как в его доме на калифорнийском побережье. Стоило ему закрыть глаза, как призраки прошлого вставали перед его мысленным взором. События, которые казались давно Забытыми, оживали во всех чудовищных подробностях. Он снова был запуганным, загнанным в угол ребенком… А рядом с ним взрослые мужчины, чьи желания приходилось выполнять. Господи, не только его тело, но и душа оказалась во власти негодяя! А его безнадежная уверенность, что он не заслуживает ничего другого? Как освободиться от этого отчаяния?
Он выжил, потому что сумел мысленно отделить себя от того беззащитного мальчика, каким он был когда-то. Но даже тогда, в самые страшные дни, он вспоминал лучшие времена: прогулки с матерью в парке, совместные походы в кино… Они оба любили кино, особенно старые ленты, которые крутили в кинотеатрах повторного фильма.
С годами ему удалось воздвигнуть стену между настоящим и прошлым, столь мощную, что он почти забыл подробности детских лет. Но Джон Рандалл пробил в этой стене брешь, а Найджел Стоун не оставил от нее камня на камне. Эту преграду так же невозможно восстановить, как нельзя было закрыть ящик Пандоры, из которого разлетелись по свету всевозможные беды и напасти.
Как пережить терзавшую его муку? Он решил было попросить у Рейни снотворное, но отбросил эту мысль. В самолете лекарство лишь притупило его сознание, но не уменьшило душевную боль. Нет, больше никаких таблеток. Судьба матери-наркоманки показала ему, куда ведет увлечение транквилизаторами.
Он без сна ворочался в постели, память услужливо подсовывала подробности, одну отвратительнее другой. Прохладный ночной воздух не остужал лихорадочного жара. Оставив бесплодные попытки заснуть, Кензи поднялся. Натянув одежду, он взял в кухне фонарик и вышел в сад в поисках свежего воздуха и забвения. Кругом та же пустота, что и в его душе.
Один, один, всегда один,
Один среди зыбей!
И нет святых, чтоб о душе
Подумали моей.
Но герой «Поэмы о старом моряке» Кольриджа убил альбатроса, и его страдания были наказанием за бессмысленную жестокость. А что совершил маленький Джеймс Маккензи? За что на его детскую голову обрушилась такая кара?
Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел, что взошла луна и фонарик ему не понадобится. По счастью, он сразу нашел тропинку, которая вела к холмам.
Он начал карабкаться вверх. Прохладный горный воздух был напоен запахом сосновой хвои, осин и чего-то еще, что он не мог определить. Сразу позади за строениями ранчо находилась небольшая лужайка, окруженная соснами. Полевые цветы, залитые лунным светом, чуть покачивали головками от легкого ветерка. Слишком измученный, чтобы восхищаться волшебной красотой ночи, Кензи упрямо поднимался по тропе.
Какие-то строки из ролей и обрывки стихотворений всплывали в его памяти. Некоторые как нельзя кстати совпадали с его ситуацией, в других связь просматривалась не столь очевидно. Прожив больше шести лет в доме профессора Тревора Скотта-Уоллеса, он прошел углубленный курс английской литературы. Ему пришли на ум слова Ариэля из шекспировской «Бури»:
Отец твой спит на дне морском.
Он тиною затянут.
И станет плоть его песком,
Кораллом кости станут.
Он не исчезнет, будет он
Лишь в дивной форме воплощен.
Но Кензи понятия не имел, кто его отец. Он не знал, какой он национальности, жив или мертв. Интересно, думал Кензи, знал ли тот неизвестный мужчина, что у него есть сын? Та женщина, мать его ребенка, была слишком юна и неопытна, чтобы понимать, что она делает.
Мальчиком он любил представлять себе отца жителем гор, гулявшим с Мэгги по вересковым пустошам. Потом воображаемый отец поступил в полк и отправился посмотреть мир, как многие молодые шотландцы. Даже сейчас в армию набирают добровольцев в маленьких шотландских городках, прельщая этой возможностью скучающих молодых людей, жаждущих приключений. Возможно, возлюбленный Мэгги обещал вернуться, но погиб во время одного из военных конфликтов, которые постоянно вспыхивают в разных точках мира.
Разумеется, отцом Кензи мог оказаться какой-нибудь клерк, который был не прочь выпить и платил Мэгги пять фунтов за любовные утехи. Иди какой-то родственник изнасиловал ее и она в ужасе покинула дом? Теперь этого уже не узнать. Но может быть, думал Кензи, своим существованием он чуть-чуть скрасил тяжелую жизнь матери? Ведь она знала так мало радости!
Бей, бей, бей
В берега, многошумный прибой!
Я хочу говорить о печали своей,
Неспокойное море, с тобой.
Автор этих строк Теннисон тоже хлебнул горя.
На вершине холма он остановился, запыхавшись от быстрого подъема. Черт возьми, как ему поступить с Рейни? Он приобрел это уединенное ранчо отчасти для того, чтобы иметь дом, где ничто не напоминало бы ему о ней, и вот теперь она спит под его крышей. Он был неисправимым одиночкой, и Рейни - единственная, чье присутствие он способен терпеть. Но она хочет, чтобы они начали все сначала, а это уж совсем не входило в его планы. Сейчас он даже думать не мог о сексе и сомневался, смогут ли они когда-нибудь вновь предаться страсти, которая когда-то была краеугольным камнем их отношений.
Семь долгих лет воздержания прошло со времени его сексуального рабства до тех пор, когда он, повзрослев, отважился на интимные отношения с женщиной. Эти годы позволили ему как бы отстраниться от своего прошлого, воспринимать самого себя как совершенно иного человека. Со своей первой подругой он чувствовал себя взволнованным девственником. Она была актрисой, старше его на пятнадцать лет и преподавала в театральной академии мастерство. Ее раскованность и откровенная чувственность помогли ему обрести нормальную сексуальную ориентацию.
Но теперь он больше не может отделить Джейми от Кензи. Малейший намек на близость с Рейни провоцировал приступы тошноты и вызывал к жизни призраки прошлого.
В отчаянии он смотрел на расстилавшуюся внизу долину. Зеркальная гладь небольшого озера поблескивала в лунном свете, неподалеку виднелись очертания нового жилища Грейди. В доме было темно, люди в эту пору уже давно спят.
Вконец измученный, но не обретший и капли душевного покоя, он медленно пошел вниз по тропе. Завтра он сообщит Сету Коуэну, что не будет участвовать в фильме, съемки которого планировалось начать через два месяца в Австралии. Контракт он не подписал, так что его не могут привлечь к суду, но Сет будет вне себя. Лучше пораньше оставить сообщение на автоответчике, он не в состоянии обсуждать этот вопрос.
Что же ему делать? Он разоблачен, опустошен и вряд ли когда-нибудь сможет вернуться к актерской профессии. Большинство людей строят планы, чем бы они занялись, будь у них свободное время, у него же единственное страстное желание - стать отшельником и больше никогда не общаться с миром. Но чем отшельники заполняют бесконечные свободные часы?
Он снова взглянул на озеро. Оно было удивительно правильной формы, точно круглое серебряное зеркало. В его уме вдруг всплыл лабиринт в Морчард-Хаусе. Странно, но прогулка по извилистой тропе тогда успокоила его. Видимо, физическое движение поглощало энергию отчаяния, освобождая ум и душу.
Он старался не вспоминать тот страстный порыв, который охватил их обоих у лабиринта. Теперь это казалось чем-то далеким, к чему он не имел отношения. Но сам по себе лабиринт манил его.
Почему бы не построить такой же здесь? Работа продлится несколько недель, а когда будет закончена, прогулки по таинственной извилистой тропе, возможно, излечат его раненую душу.
Послышался лай. Хэмбони, добродушный друг Грейди, высунув язык, спешил ему навстречу. Кензи потрепал пса по голове, почесал за ухом, обрадованный появлению компаньона, общение с которым не причиняло боли. Пока он спускался с холма, Хэмбони весело трусил рядом.
Он заведет себе собаку. Отшельнику необходима собака.
Зевая, Валентина спускалась по узкой лестнице гостиницы, где они с Лаурой остановились на ночь. Она уже пресытилась ирландскими красотами, убедилась, что Изумрудный остров действительно зеленый, и ловила себя на желании насвистывать зажигательные ирландские мотивы. Лаура любила поспать, но Вэл была ранней пташкой.
- Доброе утро, мисс Ковингтон, - добродушно приветствовала ее в столовой хозяйка дома миссис О'Брайен. - Хотите чаю?
- С удовольствием.
Миссис О'Брайен скрылась в кухне, чтобы приготовить завтрак гостье. Оставшись одна, Вэл взяла пачку газет и углубилась в чтение.
Заголовки статей были рутинными и не сулили неожиданностей, пока в ее руки не попал лондонский таблоид. На первой странице красовалась огромная фотография Кензи и Рейни и рядом набранный крупным шрифтом вопрос: «Кензи Скотт - гомосексуалист?»
Встревожившись, она просмотрела первый абзац статьи, потом более тщательно рассмотрела фотографию. Кензи оцепенел от шока, Рейни не в силах скрыть замешательство.
Итак, Найджел Стоун нанес решающий удар, который готовил несколько недель. Инстинкт юриста подсказывал Валентине, что пора вмешаться в эту историю. Она симпатизировала Кензи, а Рейни была ее лучшей подругой, даже и говорить нечего, как ранит ее этот скандал.
По профессиональной привычке она обдумывала, может ли заявление Стоуна оказаться правдой и действительно ли Кензи - гей. Нет, она не могла в это поверить. Она знала толк в мужчинах.
А может, он бисексуал? Но это тоже казалось ей сомнительным. Она не замечала со стороны Кензи никакого интереса к мужчинам, хотя в съемочной группе была подходящая парочка. И готова свидетельствовать в суде, что Кензи был именно тем, кем казался, - мужчиной с нормальной ориентацией.
Следующая страница подробно излагала улики, собранные Найджелом Стоуном. Он располагал свидетельством о рождении некоего Джеймса Маккензи, якобы это подлинное имя Кензи. Этот документ ничего не значит, пока Стоун не докажет, что Кензи Скотт и Джеймс Маккензи - один и тот же человек.
Найджел также заявлял, что разговаривал с мужчинами, которые поклялись, что платили за секс с Джейми Маккензи. Это тоже ничего не значит, пока эти господа не пожелают официально выступить под собственными именами. Чего, вероятно, не произойдет - мало кто захочет публично признать, что развлекался с малолетним.
Прочитав следующий абзац, она тихо выругалась. Стоун заявлял, что располагает порнографической видеозаписью с участием Кензи. Выбранный кадр изображал несчастного ребенка. Она внимательно изучала нечеткую фотографию. Едва уловимое сходство есть, но черты лица другие. Похоже на те фотографии, которые присылали читатели, откликнувшиеся на призыв газеты, - похоже, но не то. Если это главная улика Найджела, то его обвинения построены на зыбкой почве.
Миссис О'Брайен вернулась с подносом, на котором стояли горячий чайник и тарелка с беконом, сосисками, яйцами и запеченными на гриле помидорами. Несмотря на то что после знакомства с газетой аппетит Вэл поубавился, она без зазрения совести одолела половину тарелки. Ведь ей понадобятся силы!
Покончив с едой, она вернулась в свою комнату и достала сотовый телефон. В Калифорнии еще не пробило полночь. Кому звонить первому? Эмми Герман - лучший выбор, она точно знает, что происходит, но беременные женщины нуждаются в отдыхе. Сначала надо позвонить Рейн.
Хотя ее подруге уже следовало быть дома, в квартире сработал автоответчик. Вэл оставила сообщение и позвонила Гордонам. Она сблизилась с Наоми и Маркусом на съемках и была главным связным с продюсерами.
- Хэлло, - сняла трубку Наоми Гордон.
- Наоми, это Вэл Ковингтон. Я в Ирландии и только что увидела «Лондон инкуайер». Что происходит и чем я могу помочь?
- Вэл, я так рада вас слышать. Подождите секунду, сейчас Маркус возьмет другую трубку.
- Хорошо, что вы подключились, Вэл, - без предисловий сказал Маркус. - Может быть, вы придумаете что-нибудь, что мы упустили?
- Я видела только статью Стоуна, которая, естественно, выражает его мнение. Можете мне объяснить, что произошло на самом деле?
- Найджел Стоун поймал Кензи врасплох на ступенях церкви после окончания панихиды по Чарлзу Уинфилду, - мрачно сказала Наоми. - Британские репортеры еще хуже американских.
- Вот мерзавец! И что дальше?
- Рейни и Кензи улетели, не дав никаких комментариев, - продолжил разговор Маркус. - Рейни просто трясло, когда она звонила нам и своим агентам, чтобы сообщить, что случилось. Мы делаем все возможное, чтобы замять историю, пока она не попала на страницы нашей печати.
- Жаль, что я плохо знаю британское общество, - огорченно протянула Вэл. - Поиск фактов - моя стихия. Не сомневаюсь, что в Штатах найду чем защищаться, но с чего начать в Лондоне - просто не знаю.
- Мы можем нанять хороших сыщиков, - вставила Наоми. - Скажите, что им искать?
Вэл задумалась.
- Для начала я проверю австралийскую карьеру нашего дорогого Найджела. Он долго там работал. Посмотрим, не обвиняли ли его в публикации ложных историй и вымышленных улик, не судили ли за клевету. Даже если он выиграл процесс, подобная информация подорвет доверие к нему.
- Хорошая мысль. Я и не подумал покопаться в его австралийском прошлом, - ответил Маркус. - У меня есть связи в Сиднее. Я сразу же позвоню туда.
- Вы видели кадры из порнофильма, в котором якобы снят Кензи? - спросила Наоми. - Мы до сих пор ничего не знаем.
- В газете есть фотография, но я не думаю, что этот мальчик - Кензи. Цвет волос и глаз такой же, но подбородок и скулы совсем другие. Должно быть, это какой-то другой ребенок.
- Значит, Стоун немногим располагает. Проблема в том, что подобные вещи трудно опровергнуть, пока мы не докажем, что в то время, к которому относятся обвинения в проституции, Кензи находился совсем в другом месте, - рассудительно сказал Маркус. - Может быть, Кензи наконец расскажет нам о своем прошлом, чтобы мы могли доказать ложность обвинений.
- Он в очередной раз заявит, что будь он проклят, если из-за какого-то папарацци изменит своим принципам, - сухо заметила Наоми. - Несмотря на его безупречные английские манеры, он страшно упрям. Едва ли он станет рассказывать о своей частной жизни.
Вэл нахмурилась.
- Пошлите кого-нибудь в лондонские школы просмотреть документы за соответствующий период, пусть подберут полдюжины мальчиков, похожих на Кензи. Нужно разыскать этих людей и убедить выступить на пресс-конференции. Начните конференцию с показа фотографии и объявите: «Это Джеймс Маккензи». Потом пригласите изображенного на фото человека. Идеально, если он окажется маленьким, толстеньким и лысоватым. Затем сообщите: «На самом деле это Реджи Смазер из Кройдена, но разве он не похож на Джеймса Маккензи?» После того как журналисты как следует посмеются, повторите эту процедуру несколько раз. Таким образом вы покажете, что нет никакой связи между свидетельством о рождении, нечеткой детской фотографией и Кензи Скоттом.
- Вэл, почему вы не хотите работать с нами? - спросила Наоми. - У вас блестящая фантазия. Если вас привлекают деловые вопросы или производство, то мы моем предложить вам заняться рекламой.
- Нет уж, спасибо. Юриспруденция меня больше устраивает, нужно только найти подходящее место, - нахмурилась Вэл. - Думаю, журналисты также поймут, что кем бы ни был тот ребенок, он жертва и не по доброй воле занимался постыдным делом.
- Как подумаю, скольких несчастных детей, живущих на улице, эксплуатируют всякие негодяи, меня просто в дрожь бросает, - печально вздохнула Наоми. - Давайте не будем об этом, иначе меня не остановить.
Это замечание породило новое предположение.
- Наверное, существовал реальный Джеймс Маккензи, который занимался проституцией, - сказала Вэл. - Вероятно, Найджел Стоун искренне верит, что этот мальчик вырос и превратился в Кензи. Но уличная жизнь слишком опасна, особенно для тех, кто вступает в нее в столь раннем возрасте. Дело давнее, но я поищу свидетельство о смерти настоящего Джеймса Маккензи.
Маркус тихо присвистнул.
- Если бы удалось его найти, Стоун был бы повержен. Отличная идея, Вэл. А теперь продолжайте отдыхать и выбросите все это из головы. Думаю, мы сумеем опровергнуть все доводы журналиста без ущерба для Кензи и снятого Рейни фильма.
- Вы действительно считаете, что я могу вычеркнуть это из памяти? - сокрушенно вздохнула Вэл.
- Следите за новостями, - посоветовала Наоми. - Поверьте моему слову, недели через две эта неприятная история забудется.
Вэл положила трубку, молясь про себя, чтобы Гордоны оказались правы. Фильм, возможно, не пострадает, но что будет с мужем Рейни?
Тук! Тук! Тук! Монотонно повторяющийся звук проник в затуманенное сознание Рейн; заставив проснуться. Не открывая глаз, она пыталась сообразить, где находится и как тут оказалась. Жаль, что не удалось убедить себя, что все это дурной сон, но она определенно в Нью-Мексико. Котята примостились рядом с ней на одеяле, а это не так уж плохо.
Звук ударов несколько изменился, но они повторялись с завидным постоянством. Что это? Самый большой в мире дятел?
Она выбралась из теплой постели и, чувствуя боль во всем теле, поплелась в ванную. Котята вертелись у ее ног. Господи, неужели уже два часа дня? Из-за разницы во времени у нее все перепуталось в голове. Можно сказать: она жертва авиаперелета.
Душ быстро вернул силы, хотя накопившаяся усталость давала о себе знать. Надев шорты цвета хаки и свободную зеленую майку, Рейни отправилась на кухню в сопровождении котят, которые всем своим видом показывали, что давным-давно не ели и теперь умирают от голода.
В кухне нашелся пакет с кошачьим кормом. Альма позаботилась, чтобы под рукой было все необходимое: в буфете и холодильнике - изобилие продуктов. Оставив занявшихся едой котят, Рейн налила себе стакан апельсинового сока и отправилась на поиски источника странного звука.
На ранчо размещалось несколько построек, включая конюшню и дом для рабочих. Как и в главном доме, их толстые стены были сложены из необожженного кирпича. В загоне за конюшней паслись две лошади. Интересно, Грейди не будут возражать, если она или Кензи на них покатаются, подумала Рейн. Прокатиться верхом по округе было бы просто замечательно!
У дальней стены дома для рабочих она нашла наконец источник шума. Оказывается, Кензи рубил дрова. Дров было много. Солнце припекало, и он скинул рубашку. Рельефные мышцы спины и рук перекатывались под кожей, когда он орудовал топором. Черт, этого еще не хватало, одернула себя Рейн, чувствуя, как ее просто распирает от желания.
Казалось, с их последней ночи прошла целая вечность. Ей так хотелось обнять его, прижаться к его груди, ощутить знакомый запах и целовать, целовать, целовать, ощущая солоноватый привкус кожи. Она надеялась, что интимная близость залечит открывшиеся раны его прошлого и исцелит ее уставшую, измученную душу. Но образ беспомощного ребенка, служившего игрушкой извращенцев, подавил желание. При одной мысли о том, как он постигал искусство любви, к горлу подступила тошнота.
- Запасаешь дрова на зиму? - полюбопытствовала она, стараясь, чтобы голос звучал безмятежно.
Тук! Топор разрезал воздух, и полено развалилось на две половинки. Кензи отбросил их в кучу у стены дома.
- Пожалуй, на ранчо это единственная работа, которую горожанин может делать без тренировки.
На его ладонях вздулись волдыри. Он, разумеется, знал, как держать топор, но его руки не привыкли к такой работе. Дело вовсе не в дровах, подумала она. Это способ излить свою горечь.
- Ты хорошо сделал, выбрав это место, Кензи, - огляделась вокруг Рейни. - Красивое. Уединенное. Успокаивает ум и душу.
- Надеюсь, папарацци сюда не доберутся. - Он вытащил новое полено. - Они скверно действуют на душевное спокойствие.
Рейн заглянула в окно дома и увидела просторную комнату с четырьмя кроватями. Дверь вела в другое помещение.
- Замечательный гостевой домик.
Снова стук топора.
- Я не планирую приглашать гостей.
Жалел ли он, что позволил ей остаться? Он избегал встречаться с ней глазами. От той откровенности, которую он позволил себе во время полета сюда, не осталось и следа. Он снова спрятался за непроницаемой броней. Трудно любить актера, ведь никогда не поймешь, о чем он думает. Потому что он, как никто другой, умеет скрывать свои мысли.
- Ты завтракал? Пожалуй, уже пора подумать о ленче. - Он пожал плечами. Расценив это как положительный ответ, Рейни продолжила: - Как насчет омлета? Я уже и не помню, когда ела его в последний раз.
Он заколебался.
- Что ж, если тебе не трудно…
- Приготовить омлет - пустячное дело. Пока будешь принимать душ, все будет готово, Кен.
Он подхватил лежавшую на поленнице рубашку и натянул ее через голову.
- Звучит заманчиво.
Бок о бок, но все же не вместе они вернулись к дому. Она успокаивала себя, понимая, что ему понадобится время, чтобы чувствовать себя в ее обществе по-прежнему. У нее в запасе есть неделя, потом она должна вернуться в Лос-Анджелес - продолжить работу над фильмом.
Но Рейни нутром чувствовала, что недели не хватит.
Запах жареного лука дразнил ноздри. Рейн ловко орудовала ножом, кроша сладкий перец. Мгновение - и он уже шипит на сковородке. Дай Бог памяти, когда же она в последний раз стояла у плиты? Любой ребенок, получивший воспитание Вирджинии Марло, мог чувствовать себя на кухне как рыба в воде. Рейни любила готовить, несмотря на критические замечания бабушки, что масло растерто с сахаром не добела, белки недостаточно крепко взбиты, и прочие упреки. Бывало, они вместе готовили праздничный обед.
Но у звезд кино нет времени упражняться в изысках кулинарии. У Кензи этим занималась экономка, а у Рейни был собственный повар, изобретавший на диво вкусные и низкокалорийные блюда. Честно говоря, если Рейни что-то и готовила в последние годы, то только кофе.
Она нашла в холодильнике картофель и решила добавить его в омлет вместе с луком и сладким перцем. Когда она взбивала яйца, зазвонил телефон. Зная, что Кензи в ванной, секунду поколебавшись, она подняла трубку:
- Хэлло?
- Рейни? Это Маркус.
Она облегченно вздохнула:
- Слава Богу, я думала, кто-то из журналистов разузнал этот номер.
- Только нам с Наоми, Вэл и Эмми известно, где вы находитесь, а мы не проболтаемся.
- Вы лучше предупредите команду Кензи, - посоветовала Рейн. - Их инфаркт хватит, если они не будут знать, где он.
- Я звонил Сету Коуэну, он все уладит.
- Как мир реагирует на откровения Найджела Стоуна?
- Как ты и предполагала. Респектабельные газеты не обратили внимания на его заявления, посчитав их надувной уткой. А падкая на сенсации желтая пресса ухватилась за эту историю. Пара газетенок раскопала так называемых экспертов в области кино, которые с большим энтузиазмом утверждают, что Скотт играет роли крутых мачо специально, чтобы скрыть свои пагубные наклонности.
- Меня это не удивляет.
- Один идиот, - усмехнулся Маркус, - даже договорился до того, что ты тайная лесбиянка и вы поженились, дабы замаскировать свои пороки.
- Что за чушь! - возмутилась Рейн. - Вы что-нибудь предпринимаете, чтобы покончить с этим?
- Барби Рифкин задействовала свои связи в средствах массовой информации, вероятно, поэтому история не получила широкой огласки. Вэл звонила из Ирландии, у нее хорошие идеи для контратаки.
Маркус кратко изложил планы Валентины. Слушая, Рейни одобрительно кивала, но под конец нахмурилась.
В кухню вошел Кензи. Волосы влажные, лицо непроницаемое.
- Это Маркус, - шепнула она, прикрыв трубку рукой. - Хочешь поговорить с ним?
Кензи отрицательно покачал головой. Она попрощалась и повесила трубку.
- Прости, омлет еще не совсем готов. Может быть, апельсиновый сок?
На этот раз последовал одобрительный кивок. Она налила сок в высокий стакан. Заметив, что Кензи небрит, Рейни спросила:
- Решил отрастить бороду для маскировки?
- Может быть.
Судя по всему, сегодня от него слова не добьешься.
- Ты не против, если я накрою стол в саду? Ты не поможешь мне?
Снова кивок. Держа в руке стакан, он распахнул дверь. Котята, тесня друг друга, устремились вслед за ним. Рейни вылила взбитые яйца на сковородку, приготовила кофе и тосты.
К тому времени, когда Кензи разложил столовые приборы и салфетки, завтрак был готов. Рейни наполнила тарелку Кензи двумя третями омлета, прочее оставила себе и водрузила на поднос баночку джема и тосты.
Подняв поднос, она спросила:
- Ты принесешь кофе?
Он налил дымящийся напиток в кружки и вышел вслед за ней в сад, утопавший в пышной растительности позднего лета. Вьющиеся виноградные лозы сплошь покрывали стену, воздух был напоен тонкими ароматами. Рейни заметила притаившуюся в кустах шалфея статую святого Франциска. Судя по ее виду, она давно стояла под открытым небом. В середине круглого стола восседал серый котенок.
Кензи поставил кружки и снял котенка со стола.
- Извини, Дымок, но так не полагается.
- Его зовут Дымок?
Рейни расставила тарелки и села.
- По-моему, подходящее имя. А ты можешь назвать его полосатого братца, раз уж он взобрался тебе на колени.
Рейни погладила котенка, тот довольно замурлыкал.
- Он говорит, что его зовут Медок, поскольку у него шкурка золотисто-медового цвета. - Она осторожно опустила котенка на каменную плитку, которой была вымощена площадка. - Надеюсь, омлет тебе понравится. Слава Богу, что я еще не забыла, как включать плиту.
Кензи попробовал омлет.
- Превосходно, надо же, а я и не знал, что ты умеешь готовить.
Рейни подавила улыбку и тоже принялась за еду. Что ни говори, а это им обоим на пользу. Сколько же она не ела? Из-за разницы во времени она совсем запуталась.
Солнце золотило воздух, пропитанный ароматом цветов, котята тихонько мурлыкали - все дышало покоем и безмятежностью. Казалось, Лондон и Лос-Анджелес где-то далеко, на другой планете.
Хорошо, что она сидит здесь рядом с Кензи. Несмотря на беспокойную жизнь, им частенько удавалось уединиться в каком-нибудь укромном уголке. Она расслабилась и позволила себе роскошь на несколько минут притвориться, что все в порядке.
Покончив с едой, Рейн налила себе вторую чашку кофе.
- Я начинаю вспоминать, что такое настоящая жизнь.
- Наслаждайся, пока есть возможность. Впереди тебя ждет большая работа по монтажу фильма.
Она без всякого энтузиазма подумала о возвращении в Калифорнию.
- Наверное, ты прав.
Кензи нервно вертел в руках кружку.
- Что сказал Маркус?
- Все идет нормально. - Она коротко изложила разговор с продюсером, потом замялась и неохотно добавила: - Найджел Стоун опубликовал кадр из порнографического фильма, в котором якобы снят ты.
Лицо Кензи исказила гримаса.
- Господи, я совсем забыл об этом! Рок напичкал меня наркотиками, кажется, это была какая-то разновидность экстази, потом отвез в маленькую студию. Я не помню, что там происходило, и никогда не видел фильма. Найджел, наверное, нашел его, разбирая вещи после смерти отца.
Валентина видела фотографию и говорит, что ребенок похож на тебя только цветом глаз и волос, а черты лица совсем другие. Не волнуйся, Найджел ничего не докажет.
Кензи следил за бабочками, порхающими над кустами.
- Он уже достаточно в этом преуспел.
- Самое неприятное во всем этом, что ты хотел забыть об этом кошмаре, а тебе вновь напомнили о нем. Ничего, поверь мне, через несколько недель все пройдет.
- Увы, это все из области сказок, где многотысячная рать не может ничего поделать с доблестным героем. - Взглянув на нее, он натянуто улыбнулся: - Не волнуйся, я не покончу с собой у тебя на глазах.
У нее кровь застыла в жилах.
- Ты считаешь, что самоубийство - это выход?
Он долго молчал, прежде чем ответить.
- Не лучший.
- Ради Бога, Кензи, выкинь это из головы. - Она потянулась к нему и взяла за запястье. - Все пройдет.
Его взгляд остановился на ее руке, прошелся по фигуре, задержался на груди… Рейн обдало жаром. Желание, еще более сильное оттого, что его невозможно удовлетворить, охватило ее.
Обрадованная тем, что он не ушел, она отпустила его руку и откинулась на спинку плетеного кресла, стараясь держаться спокойно, хотя ее сотрясала внутренняя дрожь. Если она перейдет хрупкую грань, он перестанет общаться и с ней.
- Я тебя правильно поняла? Ты слишком деликатный человек, чтобы покончить с собой, пока я рядом и могу обнаружить тело?
- Да. - Его голос понизился до шепота. - Второй раз в жизни этого никто не выдержит.
Она вздрогнула, подумав о Клементине и несчастной Мэгги Маккензи.
- Пережив потерю одного из самых близких и дорогих людей, могу Я взять с тебя слово, что ты ничего с собой не сделаешь? Ты справишься с депрессией, Кен, я уверена. Ты сильный. Ты слишком много пережил, чтобы пасть жертвой этого мелкого негодяя Найджела Стоуна.
- Это не депрессия. Скорее… опустошение. - Он медленно подбирал слова. - Потребовалось столько сил и энергии, чтобы создать образ Кензи Скотта… почти из ничего. Великолепный Кензи подобен елочным украшениям - они прекрасны, но, если их разбить, оказывается, что внутри пустота. Делать это сызнова - выше моих сил. Успокойся, я не собираюсь совершать опрометчивых поступков, В данный момент все мои мысли направлены на то, как устроить свою жизнь так, чтобы никогда не покидать Сиболу.
Подняв глаза, она взглянула на темно-лиловую линию гор, виднеющуюся на горизонте.
- Это я могу понять. Но чем ты будешь заниматься? Трудно поверить, что ты станешь заправским фермером.
- Я собираюсь начать строительство лабиринта. Позади дома на склоне холма есть небольшая лужайка, она прекрасно подходит для этой цели.
По крайней мере, подумала она, это продуктивное занятие.
- Хочешь выложить лабиринт из дерна, как в Морчард-Хаусе?
- Здесь для этого слишком сухо, Думаю использовать какую-нибудь плитку.
- Мы можем съездить в Чаму, поискать что-нибудь подходящее.
Он пожал плечами:
- В этом нет необходимости. Кейли Спирс - достаточно опытный дизайнер. Она подберет нужный материал и организует доставку.
Значит, о том, чтобы покинуть Сиболу, не может быть и речи. И хоть Кензи л считает, что у него не депрессия, у Рейни были сомнения на этот счет. Когда она сама впадала в подобное состояние, ей хотелось забиться в какой-нибудь темный угол и спрятаться ото всех. Тоже самое происходит с ним.
- Пойду займусь дровами.
Он поднялся, собрал тарелки и ушел.
Рейн смотрела ему вслед. Хотя он и сомневается в возможности возвращения к привычной жизни, но энергии у него больше, чем у нее. Она уж точно как выжатый лимон. Жаль только, что для Кензи источником энергии служат негативные эмоции.
Она прикрыла глаза, кровь стучала в висках. Нельзя оставлять его, пока он в таком опасном состоянии.
Но что делать с фильмом? Инвесторы вложили деньги, актеры и съемочная группа проделали огромную работу. Она несет ответственность за всех и за все. И есть сроки, черт возьми…
Головная боль усиливалась. Рейн пошла в спальню позвонить Маркусу. Она чувствовала себя слишком усталой, чтобы вести дипломатические беседы, поэтому, как только он снял трубку, мрачно сказала:
- Я не могу приехать в Лос-Анджелес, Маркус, во всяком случае, в ближайшее время. Я боюсь оставить Кензи одного.
Последовало секундное молчание. Ей казалось, что она слышит, как Маркус перевел дыхание.
- Если он в таком скверном состоянии, давай отправим его в хорошую клинику.
- Нет! Для него это наихудший вариант. У него нет психических отклонений или чего-то подобного, он способен любого убедить, что в полном порядке. Просто он слишком устал.
Она ожидала возражений, но Маркус удивил ее.
- О'кей, оставайся в Нью-Мексико. Ни один фильм не стоит человеческой жизни, а потерять Кензи - значит потерять и тебя.
«Господи, неужели ты услышал мои молитвы?» - подумала она. А вслух сказала:
- Спасибо, Маркус. Ева Яньес - опытный редактор, она на подобных фильмах собаку съела. Мои комментарии к каждой сцене настолько подробные, что она сможет сделать большую часть работы в мое отсутствие. А я потом окончательно отредактирую материал.
- Ну уж нет! - пророкотал Маркус. - Можешь задержаться в Нью-Мексико, но увильнуть от монтажа я тебе не позволю. С помощью спутниковой связи и электронной почты ты сможешь работать с Евой и звукооператорами так, словно находишься с ними в одной комнате.
- Я смогу сделать работу с помощью компьютера?
- Разумеется. Это не идеально и не дешево, но через несколько лет такая технология станет обычным делом.
- Мне придется попросить у Кензи разрешения на установку аппаратуры, - неуверенно проговорила Рейн. - Он владелец ранчо, и я не исключаю, что он может очень вежливо предложить мне покинуть его владения.
- Дорогая, неужели я должен тебя учить? Как говорил великий Шекспир, «сила женщины - в ее слабости». Так, кажется? Вот и ты изобрази из себя киску - ласковую и тихую. Иногда лучшее, что можно сделать для человека, - это просто быть рядом. Не настаивай, чтобы он открыл тебе душу. Не забывай - он англичанин и мужчина, вряд ли он этого захочет.
Она слабо улыбнулась:
- Я постараюсь не быть слишком навязчивой…
- Попытайся как можно скорее получить разрешение на установку аппаратуры. Я организую, чтобы все было на месте к началу следующей недели. Специалисты сделают все за один день, так что не слишком вас потревожат.
- Маркус, это будет стоить кучу денег, а е нашим бюджетом…
- Если понадобится, - перебил Гордон, - я вложу недостающую сумму.
Она провела рукой по волосам. К надежде примешивалось удивление.
- Что произошло? Ты же никогда не вкладываешь собственные средства.
- Запомни: мужчина всегда делает то, что хочет, - усмехнулся он. - Фильм, похоже, действительно будет замечательным. Но необходим твой глаз, иначе картина потеряет изюминку, которая отличает ее от других костюмных фильмов. Будь я проклят, если все сорвется из-за каких-то двухсот тысяч долларов.
Рейн заморгала. Она давно не плакала, но теперь слезы подступали к глазам.
- Неудивительно, что вы лучший продюсер в, Голливуде.
- Какая откровенность! Надеюсь, свой следующий проект ты принесешь ко мне. - Он стал серьезным. - Рейни, мир устал от блокбастеров с их кошмарами и спецэффектами. Публике хочется чего-то другого, а именно истории, рассказанной с нежностью и любовью к людям. И если я не смогу поддерживать проект, который мне нравится, какой смысл заниматься бизнесом?
- Маркус, вы просто гений!
Повесив трубку, она вытерла глаза и безмолвно помолилась про себя. Что ж, теперь ей осталось сделать одно - убедить Кензи позволить Голливуду вторгнуться в уединенное пространство ранчо.
Он зашел в сарай положить топор и заметил в углу аккуратно сложенную тротуарную плитку. Площадью восемь квадратных дюймов, из неглазурованной глины, плитка соответствовала духу Сиболы и была именно такой, какой он задумал выложить лабиринт. Он опустился на колени и, положив несколько плиток на землю, рассматривал их, когда в сарай вошла Рейн.
- Ну как? - Он поднял на нее глаза.
Она не сразу сообразила, о чем он спрашивает.
- Это для лабиринта? Мне нравится. Должно быть, плитку делают где-то здесь, в северной части Нью-Мексико, Она выглядит так же, как та, которой вымощена площадка в саду. - Рейн опустилась на колени и провела пальцем по шершавой красновато-коричневой поверхности.
- Кейли Спирс - отличный специалист. Но для такой сугубо личной идеи, как строительство лабиринта, материал лучше выбирать самому.
Он согласился на это, поскольку ему не придется покидать ранчо.
- Я спрошу у Джима Грейди, откуда эта плитка, и закажу такую же.
Она смотрела на него сквозь завесу упавших на лицо светло-рыжих прядей, закусив губу, как делала всегда, когда собиралась сказать нечто, что могло ему не понравиться.
- Я снова говорила с Маркусом.
У него сердце упало при мысли, что сейчас она скажет, как ей необходимо возвратиться в Лос-Анджелес. Ничего удивительного: он, угрюмый, как старый медведь, самая неподходящая для нее компания. Он знал, что ей придется уехать, но надеялся, она побудет здесь неделю-другую.
- Когда я сказала Маркусу, как не хочу возвращаться в шумный загазованный город, он предложил мне заниматься монтажом фильма отсюда, - торопливо проговорила она. - Понадобится установить компьютеры, спутниковую связь, проложить дополнительные телефонные линии, и тогда мы с Евой сможем одновременно видеть изображение на экране, как если бы сидели рядом в монтажной.
Он удивленно смотрел на нее, все еще стоя на коленях. Рейн ждала, наматывая на указательный палец длинную прядь.
- Ты не будешь сильно возражать, если я останусь тут поработать? Я буду держаться от тебя подальше. Ты даже ничего не заметишь. Специалисты, которые будут устанавливать оборудование, разместятся в доме для рабочих.
При всем ее актерском таланте он видел ее насквозь.
- Ты устроила это, поскольку боишься оставлять меня одного?
- Это главная причина, - призналась она, немного разочарованная. - Но кроме того, мне действительно не хочется возвращаться в город.
Он нахмурился, раздираемый противоречиями. Ему меньше всего хотелось снова возвращаться к Джону Рандаллу. И для Рейни будет лучше, если она вернется к привычной жизни.
Хотя если быть честным с самим собой - а в эти дни он не мог быть другим, - ему нравилось, что она рядом. Она единственная, кто понимает, почему он находится в таком состоянии, и достаточно мудра, чтобы не докучать ему вопросами.
- В доме для рабочих нет кондиционера. Лучше устроить их в двух пустых спальнях.
Ее лицо просияло.
- Значит, ты не возражаешь?
- Да, я не против, но надеюсь, что мне не придется увидеть ни кадра из этого фильма. И потом, мне приятно, когда ты рядом. Только… не рассчитывай, что…
- Не буду, - мягко пообещала она.
Он заглянул в ее прекрасные глаза - казалось, они вобрали в себя всю синеву неба Нью-Мексико - и сказал себе, что нужно поговорить с адвокатом и возобновить дело о разводе.
Но не сейчас.
Рейн потянулась и, зевнув, проговорила:
- Время ленча, Ева. А потом я немножко вздремну. Не представляю, как профессиональным монтажерам удается сохранять спокойствие. Эта работа выжимает из тебя все соки…
- Нам приходится сидеть часами, и, чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на мою отнюдь не хрупкую фигуру, - со смехом согласилась Ева. - Поешь и приляг. Я позвоню тебе часа через два. А пока схожу куда-нибудь перекусить, чтобы потом с новыми силами продолжить работу. Хочу посмотреть все три версии сцены прощания, чтобы мы могли выбрать лучший вариант.
- Спасибо. Тогда и поговорим.
Рейн повесила трубку, встала и потерла виски. Монтаж фильма, осуществляемый через компьютерную связь, проходил успешно, но эта работа требовала максимальной концентрации. Маркус оказался прав, настояв, чтобы Рейн следила за каждым шагом работы. Каким бы опытным специалистом своего дела ни была Ева Яньес, одному Богу известно, насколько важны в кино мельчайшие детали. Монтаж - ничто без деталей.
С тех пор как две недели назад приехали специалисты от Маркуса, установили аппаратуру и научили Рейни, как ею пользоваться, она корпела над проектом от зари до зари. Присутствие чужих людей в доме не раздражало Кензи. Он брал лошадь и уезжал в горы, чтобы не встречаться с ними.
Она подошла к окну и посмотрела на вершину холма. Лабиринт не был виден из дома, но она знала, что именно там работает Кензи. Он был увлечен своим делом не менее, чем она своим.
Как только компьютеры были установлены, он нашел в Интернете описание лабиринта и инструкцию, как его строить. Прежде всего следовало выровнять участок земли, затем с помощью толченого мела наметить концентрические круги будущего лабиринта. Теперь он был занят тем, что укладывал каждую плитку в основание из песка для большей прочности, представляя, как он будет ходить по этой тропе.
Они встречались только утром за завтраком и вечером за ужином. Он держался подчеркнуто вежливо, и со стороны они больше походили на чужих людей, чем на мужа и жену. Разговоры, если они вообще возникали, никогда не касались существенных тем. Она вела себя так, как советовал Маркус, изображая кошечку, тихую и нетребовательную, надеясь, что ее присутствие ему на пользу. Но постоянно ощущала глубокую печаль.
Может, он обрадуется, если она навестит его и принесет ему еду? Видимо, он так заработался, что забыл о ленче. Она собрала сумку с провизией и, выйдя из дома, начала подниматься на холм.
Стоя на коленях, Кензи укладывал плитку под внимательным взглядом Хэмбони. Оба подняли глаза, когда появилась Рейн.
- Привет! - воскликнула она, одаривая Кензи широкой улыбкой. - Я подумала, что тебе будет приятно перекусить на воздухе.
- Спасибо. Очень кстати. - Кензи встал, потянулся, расправляя затекшие мышцы. Он похудел, хотя у него никогда не было ни грамма лишнего жира, но сейчас он выглядел лучше, особенно когда глаза прятались за темными очками. Его кожа приобрела красивый загар, а борода отливала рыжиной и была светлее, чем волосы на голове, которые сильно отросли за это время. Еще немного - и он сможет играть жителя гор, не прибегая к гриму.
Она не поднималась сюда несколько дней и была удивлена, как много он успел сделать. Концентрические круги сходились к центру и были почти готовы.
- Ты быстро работаешь. Когда думаешь закончить?
- Или сегодня к вечеру, или завтра утром.
- А чем собираешься заняться потом?
- Нужно благоустроить территорию вокруг лабиринта. Передвинуть камни вокруг и посадить кусты, которые могли бы служить естественным ограждением. - Взяв полотенце, он вытер пот с лица. Его руки огрубели и потемнели от тяжелой работы, но их форма все равно оставалась прекрасной.
Беря у Рейни высокий стакан свежего холодного лимонада, приготовленного Альмой, он исподлобья взглянул на нее.
- А как продвигается твоя работа?
- Очень хорошо. - Она постелила яркую вышитую скатерть на большом плоском камне высотой как раз с низкий стол. Затем разложила столовые приборы, поставила вместительную керамическую миску с салатом из бобов и пару сандвичей: пита с помидорами, зеленым салатом и куриным мясом, запеченным на гриле. - Компьютер - это настоящее чудо, он открывает грандиозные возможности. Мы запросто можем оперировать разными сценами, дублями, оптическими эффектами, но вместе с тем это ставит тебя перед поистине чудовищным выбором. Хорошо, что мне с самого начала было ясно, о чем я хочу снять этот фильм, иначе я сошла бы с ума, не в состоянии найти нужный вариант. Но и сейчас чертовски трудно добиться того, чтобы фильм соответствовал моей задумке.
- «История - это все», - любил повторять Тревор.
Она положила себе на тарелку немного салата из бобов.
- Что представлял собой Тревор, кроме того, что был хорошим учителем?
Лицо Кензи стало непроницаемым.
- Это был удивительный человек. Но к великому сожалению, он все время разрывался между представлением о прекрасном и пагубной страстью, преодолеть которую был не в силах.
Она метнула на него быстрый взгляд.
- Ты говорил, что у вас никогда не было физического контакта.
- Да, не было. - Он отвернулся, ясно показывая, что больше не хочет говорить об этом.
Она сменила тему:
- Когда ты идешь по лабиринту, то ощущаешь прилив энергии, приближаясь к центру?
- Я еще не ходил по нему. - Откусив сандвич, он задумчиво жевал, прежде чем продолжить. - Я подожду, пока не закончу.
- Почему? Когда на земле уже выложен контур, ты мог бы ходить хотя бы раз в день.
- Это… трудно объяснить… - сказал он задумчиво. - Надеюсь, что чем больше я оттягиваю этот момент, тем сильнее будет желаемый эффект, когда я закончу. О Господи, мне так необходим покой!
Она отложила сандвич, насторожившись.
- Кензи, я не уверена, что нам следует ограничиться лабиринтом. Может быть, стоит подумать о более сильных методах?
Он помрачнел.
- По всей вероятности, ты обсуждала это с Маркусом? Не засунуть ли меня в дорогую клинику, где высокооплачиваемые доктора станут пичкать меня транквилизаторами?
- Маркус как-то предложил нечто подобное, но я сказала, что только через мой труп. - Она жадно глотала лимонад, чувствуя, как внезапно пересохло в горле. - Никаких лекарств, никаких действий без твоего согласия. Но есть же нечто среднее между ничегонеделанием и лечением в дорогой психиатрической клинике?
Он бросил остаток сандвича Хэмбони, затем начал беспокойно ходить взад и вперед вдоль изогнутой тропы лабиринта. Она чувствовала, что он напряжен, как натянутая тетива.
- Бог свидетель, что я думал об этом, но не собираюсь делиться своими проблемами даже с самым что ни на есть знаменитым психиатром, Рейни. Я никому не смогу объяснить, что я чувствовал, будучи Джейми Маккензи. Воспоминания вырвались из моей памяти, как все зло мира из ящика Пандоры, опасные, как ядовитые змеи. И теперь не дают мне покоя… Я потерял сон, не могу даже думать о том, чтобы прикоснуться к тебе. Кончится ли это когда-нибудь?
Его голос был полон неподдельной муки. Она-то надеялась, что он преуспел в сражении со своими демонами, но, очевидно, пока он был не в силах избавиться от них.
И особенно ужасным казалось ей то, что прошлое лишило его способности к простому человеческому прикосновению, так необходимому для душевного комфорта. Они не спали вместе, хотя он был все время рядом. Да разве же это естественно? Она скучала по физической близости. В прошлом интимная жизнь была существенной частью их отношений, но, увы, не теперь.
- Время все лечит, - не очень уверенно проговорила она, - но, возможно, маленькие осторожные шажки смогут ускорить процесс?
Она поднялась и остановила его, положив руку на его запястье. Он замер, мускулы напряглись под ее ладонью.
- Это просто прикосновение, Кензи, ничего больше, - мягко промолвила она. - В этом нет никакого секса. Просто два человека, между которыми существует полное доверие и которые давно знакомы, касаются друг друга.
Постепенно его рука расслабилась. Исчезло напряжение. Хотя она догадалась, что скорее это акт воли, чем естественная реакция. Но и это уже прогресс.
- Спасибо тебе за понимание, Рейни.
Отметив про себя, что для одного дня достаточно, она стала убирать с импровизированного стола.
- Я оставлю лимонад в контейнере со льдом. Ты будешь к обеду? Альма собралась в город и обещала привезти ребрышки для барбекю, - сказала она и ушла, размышляя, нельзя ли как-нибудь закрыть ящик Пандоры. Навсегда.
Он положил последнюю плитку в углубление и отметил, что его руки почти перестали дрожать. Господи, может быть, и правда, что время принесет желанный покой? Он живет со своими демонами два десятилетия, когда-нибудь должен же он избавиться от них? Но неприятные воспоминания с каждым днем становились все отчетливее. Он не мог бы даже определить эмоции, которые кипели в нем, словно раскаленная лава.
Его мысли о сексе были связаны с болью, страхом и собственным падением настолько остро, что мешали ему вспомнить ту радость и нежность, которая сопровождала их близость с Рейни. Ужасы детских лет осквернили то, что, возможно, было самой существенной частью его жизни. И он в отчаянии спрашивал себя, а сможет ли он вообще когда-нибудь заниматься сексом.
Вот почему он строил лабиринт. Тропинка шириной в три плитки. Достаточно, чтобы несколько людей могли ходить одновременно, не сталкиваясь друг с другом, хотя он сомневался, что этот лабиринт примет когда-нибудь больше одного или двух человек. Это из области фантастики, как и его попытка обрести покой через физический труд.
Работа под раскаленным полуденным солнцем приносила ему странное чувство удовлетворения, сродни покаянию. Это абсурд - чувствовать себя грешником, когда его не по своей воле заставляли нарушить законы общества, но сознание не всегда следует логике.
Он подготовил место для следующего ряда, вспоминая, как Рейн взяла его за запястье. Его словно пронзило током, и он едва сдержался, чтобы не вырвать руку. Действительно, странная ситуация - он противится физической близости, хотя испытывает чувство благодарности за то, что Рейн рядом с ним. Она, как якорь, удерживает его на этой земле.
Хорошо, что он не один.
Полная тревожных мыслей, Рейн вернулась домой. Если бы ей хоть немножко оптимизма, свойственного ее подруге Кейт Корси! Ее отношения с бывшим мужем, за которого она умудрилась выйти замуж вторично, могли послужить примером. Если Кейт удалось наладить очень непростые отношения, может, и Рейн сумеет?
К счастью, Кейт оказалась на месте. Она и ее муж были совладельцами известной фирмы по демонтажу зданий, и ей приходилось сидеть в офисе и корпеть над бумагами, вместо того чтобы применять свои знания на практике. Это постоянно вызывало у нее раздражение.
Услышать знакомое «хэлло» оказалось достаточно, чтобы Рейн почувствовала себя лучше.
- Привет, Кейт, это я. Ты можешь поговорить?
- Конечно, ты хоть на некоторое время избавишь меня от надоедливых звонков, - заверила ее Кейт. - Вэл рассказала мне, что вы с Кензи совсем заработались. Ты еще не пришла в себя после натурных съемок?
Это было официальное объяснение ее пребывания в Нью-Мексико, но Рейн была слишком издерганна, чтобы открывать истинные причины.
- Мы устали не только от съемок, Кейт. - Она колебалась, спрашивая себя, может ли сказать больше, не предавая мужа. - Во время нашего пребывания в Англии всплыли некоторые… неприятные подробности детских лет Кензи. Он ужасно переживает.
- Мне очень жаль, дорогая, может быть, я могу чем-то помочь?
- Разве что ты и Денован поделитесь секретом, как избавиться от прошлого и примириться с настоящим.
- В этом нет ничего таинственного - просто мы о многом беседовали, и годы между нашим разводом и тем временем, когда мы встретились снова, не прошли даром, - пояснила Кейт. - И сейчас я благодарна судьбе за все - и за взлеты, и за падения во время нашего первого брака… Мы узнали себя за это время так, как не узнали бы никогда. Теперь мы ценим друг друга куда больше, чем прежде. В наш второй медовый месяц мы выработали новые правила, их суть в том, что семья всегда на первом месте. И еще: никогда не следует из-за мелочей отравлять себе жизнь.
Это звучало как чудо, но вряд ли могло помочь Кензи.
- Английские мужчины не любят говорить о своих чувствах, так что это не поможет. - Рейн хотела сказать это с юмором, но ее голос предательски дрогнул.
- Кажется, дело серьезное. Почему бы тебе не съездить к Тому? Он в часе езды от тебя, и мне кажется, ты могла бы воспользоваться его братской помощью.
Том Корси, брат Кейт, часто заменял сестру, будучи той жилеткой, в которую плакались все ее подруги. Он был добрейший, умнейший из всех людей, которых Рейн когда-либо знала.
- Я и не подозревала, что его монастырь так близко. А он может принимать гостей?
- Да, хотя тебе придется подождать, если у них одна из семи ежедневных служб, которые так обожают бенедиктинцы. Правда, Рейни, почему бы тебе не поехать? Это чудесное путешествие.
- Может быть… Где находится монастырь? - Рейн записала объяснения Кейт и повесила трубку, так как ее подруга должна была ответить на срочный звонок из Саудовской Аравии.
Мысль уехать из Сиболы была соблазнительна, но Рейн колебалась. Целый день уйдет на то, чтобы добраться до монастыря Богоматери, поговорить с Томом и вернуться обратно. Ей придется потратить на эту поездку время, которое она должна отдать «Центуриону».
Кино подождет. Она работала семь дней в неделю, и так несколько месяцев. И неужели не заслужила полдня отдыха?
Оставив на автоответчике сообщение для Евы, Рейн написала записку Кензи и прикрепила ее магнитом к стенке холодильника. Надела длинную юбку из синего хлопка и подходящий тонкий свитер с длинными рукавами, а голову повязала платком. Пожалуй, в таком виде можно заявиться в монастырь.
Ища ключи от джипа, она заглянула в комнату Кензи. Никаких признаков его присутствия…
Ключи от машины лежали на комоде, к ним не прикасались недели. Когда она убирала их в карман, то заметила фото, на котором были Чарлз, Тревор Скотт-Уоллис и Кензи. Видимо, это Чарлз оставил ему.
Взяв фотографию, она внимательно всматривалась в лица. Познакомившись с Чарлзом, она не могла не заметить присущие ему ироничность и чувство юмора. Кензи… был… Кензи: красивый юноша со странным, несколько затравленным взглядом глаз. В его глазах сейчас она прочла больше, чем когда рассматривала эту фотографию впервые.
Профессор словесности Тревор Скотт-Уоллис выглядел увереннее. Но эта затравленность сквозила и в его взоре. Из того, что она читала о педофилии, ей удалось понять, что это безальтернативное сексуальное влечение. Как ужасно иметь такие наклонности, зная, что они глубоко порочны.
Она поставила фото на место и пошла к машине.
Рейн беспокоилась, что монастырская жизнь изменила Тома Корси до неузнаваемости и ей трудно будет общаться с ним. Но стоило ей взглянуть на него, и она поняла, что ее опасения напрасны. Его темные волосы были все так же растрепаны, а белозубая улыбка осталась все той же, несмотря на строгую сутану. Он был терпелив со своей младшей сестрой и ее друзьями. И всегда выглядел привлекательно при высоком росте и обаятельной внешности. А сейчас к этому прибавились загар и некоторая загадочность.
- Я могу обнять тебя? - спросила она.
- Конечно, ты ведь член нашей семьи. - И он тут же заключил ее в братские объятия. Благодарная за простое человеческое участие, она почувствовала, как напряжение потихоньку оставляет ее.
Когда они отошли друг от друга, он с улыбкой проговорил:
- Ты приехала, чтобы напитаться здешней атмосферой для роли монахини? Судя по твоей одежде, ты пытаешься обрести духовность.
Она опустила платок пониже на лоб.
- Однажды один священник на полном серьезе заявил, что цвет моих волос манит к греху, а я вовсе не хочу быть причиной неприятностей.
- Местные монахи не склонны обвинять дам в их женственности, - заверил он ее. - Но платок пригодится, когда мы пойдем на прогулку. Солнце сегодня жжет нещадно.
- Прогулка? Это было бы замечательно. - Рейн пыталась не отставать от Тома, когда он быстрым шагом следовал через монастырские постройки, окружавшие церковь. - Кейт сказала, что я могу поговорить с тобой. И даже если ты не сможешь ответить На мои вопросы, я все равно рада повидать тебя.
Он открыл деревянные ворота, пропуская ее вперед. Они пошли по тропинке, ведущей в горы.
- Это светская форма исповеди, позволительная для нас обоих, так как я еще не священник, а ты не католичка.
Она улыбнулась:
- Что-то вроде этого…
Они начали свою прогулку. Земли монастыря находились посреди федеральной территории, и пейзаж был поистине захватывающий. Когда они поднялись достаточно высоко в горы и оказались как раз над монастырем, она воскликнула:
- Какой потрясающий каньон! Здесь так красиво и все дышит первозданностью. Хорошее место для поисков Бога. Ты счастлив здесь, Том?
- Да, счастлив.
Склонив голову набок, она внимательно посмотрела на него:
- Не слышу уверенности в голосе.
- Я люблю эту землю, нашу общину, простоту и духовность здешней жизни, - неторопливо говорил он. - Но я не убежден, достаточно ли того, что я чувствую, для избранного пути.
- Мне помнится, будто Кейт говорила, что ты уже принес присягу?
- Только начальные клятвы. Они обновляются ежегодно в течение девяти лет. - Он улыбнулся. - Если я и тогда не смогу решить, правильный ли это выбор, то заслужу одного - меня просто выгонят отсюда.
Рейни вспотела, пока они поднимались наверх. Ветер, принесший аромат шалфея, трепал подол ее юбки. Том указал на ровный плоский камень в тени высоких сосен:
- Это излюбленное место для размышлений. Как ты смотришь на то, чтобы передохнуть здесь, и ты расскажешь, что тебя беспокоит?
Она села на камень и, подтянув одно колено, обхватила его руками. Что именно сказать? И насколько откровенной она может быть с Томом?
- Меня очень тревожит состояние моего мужа Кензи.
Она замолчала, и Том негромко спросил:
- А в чем дело?
- Забудь то, что ты видел на экране. В реальной жизни он тихий, исключительно талантливый человек, добрый и очень замкнутый. Когда мы снимали наш фильм в Англии, неожиданно всплыли некоторые факты из его прошлого. Детские годы Кензи настолько ужасны, что даже представить трудно. Теперь эти воспоминания превратились в настоящее наваждение, лишая его возможности вести нормальную жизнь. Ему ненавистна мысль о том, чтобы обратиться к психотерапевту. Он, как от чумы, шарахается от лекарств, даже самых безобидных. Собственно, здесь я могу его понять, вспоминая свою мать. Он просто в агонии, Том, и я не знаю, что делать. Что делать? - повторила она, пряча лицо в ладонях.
- Если он не может рассказать никому то, что его мучает… - Том терпеливо ждал, пока она возьмет себя в руки, потом продолжил: - Он может завести своеобразную тетрадь, где опишет свои страдания в хронологическом порядке.
- Дневник? - Она уставилась на него. - Но разве это поможет?
- Исследования показали, что многие люди с успехом пользовались этим средством, - объяснил Том. - Сам акт написания прокладывает дистанцию между автором-Мучеником и инцидентом, который не дает ему покоя.
- У Кензи дислексия, и ему не так-то просто вести подобный дневник.
- Это тот род письма, который не требует соблюдения правил орфографии и доступен любому. Те вопросы, которые погребены в глубинах души, нужно по возможности вытащить на свет божий и описать со всей честностью. - Он нахмурился и постарался объяснить: - Слова - способ установить контроль над прошлым. Некоторые люди потом сжигают написанное. Это еще одно средство освободиться от боли, очень хорошо помогает.
- Ты когда-нибудь прибегал к этому методу?
Он кивнул.
- Я был страшно зол, когда мой отец выгнал меня из дома и сказал мне, что я больше ему не сын. Пройдя психологический семинар в Сан-Франциско, я решил, что стоит попробовать этот метод. К моему удивлению, это помогло. Я нашел в себе силы посочувствовать отцу, который разрывался между своими понятиями о воспитании и любовью к единственному сыну. И главное, я смог освободиться от злости и продолжить жить.
- Другими словами, искреннее признание полезно для души, даже если оно изложено на бумаге? Пожалуй, это можно предложить Кензи. Вероятно, он сумеет написать то, что не в силах сказать вслух.
- Как он проводит время? - поинтересовался Том. - Если он пребывает в депрессии и не в состоянии делать ничего, кроме как размышлять, это может иметь нежелательные последствия.
- Он строит лабиринт, надеясь, что это отвлечет его от неприятных мыслей. - Она старалась вспомнить, что он говорил. - Это классический лабиринт, состоящий из одиннадцати кругов, точно такой же, как на полу того собора, куда водила меня Кейт.
- Лабиринт? Интересно. Он инстинктивно выбрал правильное занятие, - задумчиво отвечал Том. - В средние века верующие, которые не могли совершить паломничество в Святую Землю, на коленях проползали по лабиринту, расположенному в соборе. За нашей церковью в саду тоже есть лабиринт. Он обладает сильным медитативным эффектом. Путь к Богу и к душевному здоровью.
- Но сначала необходимо выявить эту боль.
- Лабиринт может помочь и с этим. Хождение по нему по направлению к центру - это путь внутрь себя. Нужно вытащить на свет божий всю ту муть, что не дает человеку покоя. Центр приносит очищение, а само путешествие символизирует интеграцию. Люди, которые проходили этот путь, пребывая в сильном стрессе, рассказывали о невероятной эмоциональной встряске.
- Кензи надеется, что лабиринт принесет ему облегчение, как было в Англии.
- Может быть, и принесет. Но стоит попробовать и дневник. Мне кажется, это тот метод, который как нельзя лучше подойдет ему. - Он посмотрел на нее. - Будь рядом с ним, Рейни. Сильные методы воздействия освобождают опасные эмоции. Некоторые доктора двадцать четыре часа носят специальный прибор, чтобы пациент, который делает записи, мог обратиться за помощью в любое время, если изложение мучительных переживаний вызовет нежелательную реакцию.
- Другими словами - «не оставляйте детей одних дома». - Она встала, чувствуя себя лучше от сознания, что может предложить Кензи конкретную помощь. - Спасибо тебе, Том. Я дам знать, если у Кензи получится.
Том тоже встал, защищая ее своим телом от ветра.
- Он и впредь намерен оставаться твоим мужем?
- Надеюсь.
Только надежда и осталась на дне ящика Пандоры.
Кензи выложил каменной плиткой последнюю дугу, закручивающуюся в розетку в центре лабиринта. Его посетила странная мысль, что земля принимает камень, потому что то, что он сотворил в пустыне, - пример естественной гармонии.
Каждый мускул его тела испытывал напряжение после нескольких часов стояния на коленях. Кензи встал, растирая затекшие мышцы, мысленно готовя себя к проверке своего создания.
Он встал у входа в лабиринт, окидывая взглядом творение своих рук. Одиннадцать кругов закручивались в тугую спираль. Как в жизни порой кажется, что еще немного - и ты близок к цели, так и здесь - тропа, казалось, приближалась к центру, а на самом деле делала следующий виток. Этот путь требует внимания и сосредоточенности.
Глубоко вздохнув, он расправил мышцы и сделал первый шаг по тропинке, которую выложил своим трудом и потом. Три шага - и тропа резко сворачивала влево.
Он никогда не верил в Бога. Его детство не включало религиозного воспитания, а позже он решил, что если бы Бог существовал, вряд ли он допустил бы все то зло, что каждый день происходит в мире. Если верить, что Бог сотворил мир, то затем он, видимо, покинул человечество для более интересных дел.
Лабиринт преследует земные цели. Кто не знает, что наши мысли способны перепрыгивать с предмета на предмет? Движение по спирали лабиринта способно поглощать беспокойную энергию, позволяя сознанию прийти в медитативное состояние.
Но вместо спокойствия его эмоции становились все интенсивнее. Слова Теннисона эхом раздавались в голове:
Бей, бей, бей
В берега, многошумный прибой.
Я хочу говорить о печали своей,
Неспокойное море, с тобой.
Хотя его язык не мог выговорить их, эмоции полыхали пламенем, притупляя реальность. Отчаяние. Горе. И больше всего гнев. Ярость к тому сутенеру, который сотворил такое с несчастной Мэгги Маккензи и потом втянул в порок ее сына. Гнев к незнакомым мужчинам, которые, развлекаясь с ним, утешали себя ложью - верой, будто ребенок по собственному желанию торгует своим телом. Ненависть к тем, кто понимал, как обстоит дело в действительности, и все-таки наслаждался, видя детскую боль.
Он упрекал свою мать, которая любила его, но не нашла сил позаботиться о нем. Он проклинал Тревора, который спас ему жизнь, но погубил его душу. Он хотел вычеркнуть из памяти мужчин, которые насиловали его, объяснить им, что значит быть униженным и одиноким, но, увы, его наказание не могло достичь ни одного из них.
Больше всего он ненавидел себя, презирал собственную слабость. Ведь стоило ему подойти к любой доброй женщине на улице и попросить о помощи, и его жизнь была бы спасена! Но, однажды поверив, что он не заслуживает ничего, кроме боли и унижения, он превратился в безмолвную жертву.
Он покачнулся, но заставил себя продолжить путь. Рано или поздно, но ему придется докопаться до самого дна, и тогда волна боли начнет потихоньку ослабевать.
Но это не произошло. Волна продолжала расти, пока рыдания Джейми Маккензи эхом не откликнулись в его ушах. Страх Джейми парализовал его, и его незадачливая жизнь предстала перед ним во всей своей неприглядной правде.
В отчаянии он брел к центру лабиринта, каждый шаг давался ему с трудом. Кензи стал Джейми, а Джейми стал Кензи. И он не мог больше отделить одного от другого.
Полуденное солнце жгло словно адский огонь, когда он тяжело ступал на только что положенные каменные плиты. Он е подобным упорством строил свою жизнь, но ничто из того, чего он достиг - ни успех, ни деньги, ни слава, - не могло залечить незаживающие раны в его душе.
«Ибо прах ты и в прах возвратишься…»
Уже смеркалось, когда Рейни вернулась на ранчо, но Кензи нигде не было. Может быть, он хотел во что бы то ни стало закончить лабиринт и решил работать до упора?
Пока котята вились вокруг ее ног, она прочитала инструкции Альмы, а именно - сколько следует разогревать ребрышки, приготовленные на барбекю, которые миссис Грейди оставила в холодильнике. Рейни внимательно прочла записку, не переставая удивляться, как естественно здесь оставить дом незапертым, чтобы соседи могли заглянуть и остаться на обед.
Она накормила котят. Выпила лимонаду и пошла в свою спальню, когда зазвонил телефон.
- Хэлло?
- Рейни, у меня две хорошие новости, - возбужденно сообщил Маркус.
Она растянулась на софе.
- Говорите, Маркус. Я всегда рада услышать хорошие новости.
- Умница Вэл рассчиталась с ними сполна. Один из наших лондонских сотрудников нашел свидетельство о смерти Джеймса Маккензи, который, по утверждению Найджела Стоуна, и есть Кензи Скотт.
Рейни ахнула, не понимая, как такое могло случиться.
- Сколько лет ему было, когда он умер?
- Бедный ребенок умер от побоев, когда ему было всего двенадцать. Кто это сделал, неизвестно, возможно, шалость, которая на деле оказалась смертельной. - Маркус вздохнул. - После ее звонка я вышел и обнял первого внука, которого смог найти.
- И что теперь говорит Найджел Стоун?
- Он принес публичное извинение Кензи, говоря, что, очевидно, произошло недоразумение. Это неофициальное заявление он сделал через «Инкуайер», другого выхода у него не было: либо публично признаться в своей ошибке, либо искать другую работу. Кензи страшно популярен в Англии, и многие его почитатели были расстроены, когда любимец подвергся нападению со стороны таблоида. Идея Вэл представить других мужчин, которые выглядели, как юный Кензи, ранила Стоуна насмерть, и это только ускорило конец дела.
- Значит, все закончилось. - Во всяком случае, было публичное опровержение. Одному Богу известно, когда Кензи придет в себя после нанесенной Стоуном травмы. - Ну ладно, я расскажу Кензи. А какая вторая новость?
- Намерение «Юниверсал» выпустить на экраны большой роскошный фильм, приуроченный к праздникам, потерпело неудачу. Так что слухи, ходившие уже несколько месяцев о неприятностях на съемках, оказались небеспочвенны. Проблемы со звездами, сценарием, бюджетом, режиссурой, ну да ты сама знаешь. У них нет ничего подходящего ко Дню благодарения. Поэтому студия остановилась на «Центурионе», дабы заполнить образовавшийся вакуум.
- О Боже, как это получилось? - Рейн не верила своим ушам.
- Я показал им ролик на полчаса, и им понравилось. Фильм получит хороший прокат, и с Кензи в главной роли прибыль гарантирована, что даст тебе возможность начать следующий проект.
- Фантастика! Но мы успеем закончить вовремя?
- Я поклялся головой моего первого внука, что все будет готово. Однажды я продюсировал картину, которую начали снимать в июле и закончили в первую неделю декабря. Мы все были измучены, но сделали это, и получился очень хороший фильм. А твой будет еще лучше.
Медок прыгнул Рейни на живот, и она гладила его за ухом дрожащими пальцами.
- Хорошо, что я позволила себе полдня отдыха. Похоже, что впереди несколько месяцев без выходных. - Возможно, что так. Но это стоит того. Сегодня же вечером подумай, кого бы ты хотела пригласить для редактирования звука и музыкального сопровождения. Мы поговорим о новом графике утром.
- О'кей. - Она попрощалась и отставила телефон, ее нервы разгулялись не на шутку. Значит, у них совсем мало времени, и процесс достижения гармонии придется ограничить. Что ж, в этом есть и положительный момент - она не сойдет с ума, без конца исправляя мелкие недостатки.
Спустив котенка на пол, она вышла, чтобы поскорее сообщить новости Кензи. Лучи солнца в этот час были длинными, и, когда она дошла до конца долины, ей пришлось прищуриться, отыскивая его. Черт возьми, куда же он запропастился?
Она увидела неподвижную фигуру, неуклюже скорчившуюся в центре лабиринта. О Господи, нет… Он не мог… «Сильные методы воздействия вызывают опасные эмоции».
Сердце бешено заколотилось. Она бросилась к нему.
Его прошлое все-таки доконало его, и он упал, не в силах выдержать тяжкого груза. Сколько он пролежал так, он не знал, и очнулся, когда рука Рейни легла на его лоб. Ее руки были такими сильными, когда она тянула его к себе на колени. Он чувствовал себя разбитым настолько, что не заметил, как приник к ней, забыв о мучительных воспоминаниях, которые делали ее прикосновения невозможными для него все последние недели.
Сначала ее настойчивые слова звучали неразборчиво. Постепенно он начал понимать, что она твердит одно и то же:
- Все хорошо, любимый. Все хорошо. - Словно он был ребенок.
Странно, как такие простые, лишенные смысла слова могли пробиться к его сознанию?
- Рейни… - прошептал он.
Она так сильно прижимала его к своей груди, что он мог слышать, как бьется ее сердце.
- Что произошло, Кензи?
- Я шел по лабиринту… мне становилось все хуже. - Он попытался вздохнуть поглубже, словно пробежал несколько миль и ему не хватало кислорода. - Страх, боль, стыд…
- Стыд? Почему?
Как облечь страдание в слова?
- Смотреть в зеркало и видеть лицо, которое не мое. Знать, что, несмотря на все то, что мне пришлось пережить… иногда я получал физическое удовольствие и презирал себя за это. - Каждый вздох отзывался болью в горле. - Обязанный Тревору столь многим, я не мог простить ему… его наклонностей.
- Поэтому ты был ближе к Чарлзу Уинфилду, чем к Тревору?
- Чарлз и я были учитель и ученик, и только. Без тех отвратительных скрытых тенденций, которые связывали меня с Тревором. И хотя Тревор никогда не прикасался ко мне, я постоянно ощущал на себе его взгляд. И ненавидел его, чувствуя, что он хочет меня. И моя ненависть становилась еще сильнее, потому что все это напоминало мне о тех мужчинах, которые насиловали меня. Но мог ли я жаловаться, когда он спас меня и никогда не просил ничего взамен? - Кензи задрожал. - Кроме того, что ждал от меня сыновней любви… и я… увиливал, потому что память не давала мне забыть…
- И ты все еще чувствуешь вину? - Она убрала с его лба влажную прядь, оставив свои холодные пальцы на пульсирующей вене на виске. - Сегодня днем я посетила Тома Корси, брата моей подруги Кейт. Он сейчас здесь неподалеку в монастыре; и он слышал о лабиринтах. Том сказал, что в период сильного стресса хождение По лабиринту усиливает эмоции. Вся твоя жизнь переломилась из-за Найджела Стоуна, все готово к взрыву.
- Выходит, я играл с заряженным ружьем и оно выстрелило?
- К счастью, Том дал пару хороших советов по поводу того, как справиться с призраками прошлого. Он сказал, что нужно Написать обо всех мучительных воспоминаниях, чтобы проложить дистанцию между собой и этой напастью, тогда есть шанс забыть прошлое. Во всяком случае, ему это помогло. - Ее взгляд прошелся по окружавшей их спиральной тропе. - Он также сказал, что хождение по лабиринту заставляет человека заглянуть внутрь себя. Центр приносит очищение, тем самым даруя человеку возможность начать новую жизнь. Это стоит попробовать. Я готова пойти с тобой, если это поможет.
Он закрыл глаза.
- Это… поможет. Но сначала дойди до центра одна. Затем мы выйдем вместе.
Срезая круги лабиринта, она повернула и очутилась у входа, как он несколькими минутами раньше. Затем стянула платок с головы и вошла в лабиринт, направляясь прямо к нему до первого резкого поворота слева от нее. Ее сосредоточенный опущенный взгляд и темная одежда напомнили ему о средневековой монашке или древней языческой жрице.
Он поднялся на ноги и наблюдал за ее продвижением. Дважды она оказывалась так близко к нему, что он мог коснуться ее рукой, но она снова уходила. Лабиринт - как прообраз их семейной жизни, подумал он.
Ее шаги постепенно замедлились. Она дошла до центра и подняла голову. Слезы текли по щекам. Он раскрыл объятия, и она упала ему на грудь.
- Том был прав, - причитала она, глотая слезы. - Это сильное средство. Не знаю, почему на сей раз оно подействовало на меня так оглушительно.
- У нас очень много общего, Рейни. - Он потер ей спину, стараясь избавить от дрожи. - Полное страхов детство. Безотцовщина. Смерть матери… Желание стать актерами, ты - чтобы утвердить себя, я - чтобы забыть о себе. Все это продолжается с нами и в прочих вещах: то, что происходит с одним, действует на другого.
- Возможно, поэтому я вспомнила то, о чем не думала годы. Один из друзей моей матери как-то посадил меня к себе на колени и… начал… трогать меня. Мне было ужасно неловко, но я не знала, как сказать это взрослому. К счастью, в комнату вошла мама и он не успел зайти далеко. Сообразив, что он делает, она схватила каминные щипцы и набросилась на него. Я думаю, не убеги он, Клементина прикончила бы его. А потом она обнимала меня, плакала и говорила, что такое больше никогда не повторится. Это был неприятный инцидент, но все же несравнимый с тем, что пришлось пережить тебе, однако мне долгие годы снились кошмары. - Она прижалась щекой к его плечу. - Это воспоминание помогло мне представить, что испытывал ты. Господи, Кензи, как тебе удалось выжить после всего этого?
- У меня не было выбора. Во всяком случае, я был убежден в этом. - Он привлек ее к себе с одним желанием, чтобы ей не пришлось никогда испытывать нечто такое, что требовало от нее столько сочувствия.
Она вздохнула:
- Я рассердилась на маму за то, что она не в состоянии защитить меня, но какой в этом смысл? Что важно - так это умение освободиться от боли. - Она отошла от него на шаг, взяла его за руки и, подняв мокрое от слез лицо, посмотрела ему в глаза. Платок упал на спину, открывая нежное красивое лицо. - Зачем ворошить прошлое? Не лучше ли позволить ему уйти?
- Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь избавиться от него, - признался он.
- Постарайся. - Она закрыла глаза и начала произносить слова молитвы: - «Я подниму глаза мои на холмы, откуда придет ко мне помощь. Помощь придет от Бога, который сотворил небо и землю».
Он невольно взглянул на горы, таинственные в своей первозданности.
- «Я подниму глаза мои на холмы, откуда придет ко мне помощь». - Даже если он не верил в Бога, идея его существования тешила его душу.
Она продолжала свою молитву, поэтические слова звучали как музыка, пока она не приблизилась к завершению: «Да хранит тебя Господь с этого часа и навсегда».
- Аминь, - прошептал он.
Обняв Рейн за плечи, он повел ее по тропинке от центра. Что она говорила об этом моменте прохождения лабиринта? Интеграция. Он прожил свою жизнь в раздвоении - Джейми и Кензи, детство и взросление. Жизнь, которую он сотворил, Ни на минуту не оставляла его в покое.
Когда он начал сниматься в «Центурионе», его внутренний разлад усилился, и это грозило катастрофой. Разве возможно принять себя таким, какой ты есть, и не сойти с ума?
Должно быть, да; ведь он же выжил в этом хаосе. Рейни открыла для негр будущее. Без постоянной отрешенности от самого себя, которую он использовал как щит в течение многих лет.
Когда они вышли из лабиринта, ему было намного спокойнее, чем в последние недели.
- Как ты себя чувствуешь, Упрямый маленький птенчик? - спросил он.
Она улыбнулась:
- Лучше. Я думаю, Том был прав. Тропинка от центра помогает собраться с силами. Спираль может как усилить эмоции, так и уравновесить их.
Он прижал ее ближе к себе, и они поспешили к дому. Она обняла его за талию, ее близость была благословенна.
- Три года как мы женаты, а я представления не имел о твоих духовных устремлениях.
- Должна сказать, Клементина сознательно не забивала мой детский ум догмами, но когда я стала жить с бабушкой и дедом, они отдали меня в воскресную школу при церкви. По их же желанию я поступила в школу квакеров. Хотя я никогда не считала себя религиозным человеком, но как бы ни была сложна жизнь, я всегда ощущала незримую поддержку, которая помогла мне выжить. Так что мой детский опыт не прошел даром.
Он вновь посмотрел на холмы, пики гор золотили последние лучи заходящего солнца.
- Вера… В твоих устах это звучит как некая ценность, которой не стоит пренебрегать.
- Хождение по лабиринту - это тоже одна из форм поиска. Кто знает, может быть, вера сойдет и на тебя когда-нибудь? - Хэмбони выбежал им навстречу. Она потрепала пса по голове. - Ты попробуешь заняться Дневником? Том сказал, что орфография не имеет значения, ведь никто не будет читать его, и еще он советовал потом сжечь написанное. Идея в том, чтобы сделать дневник простым средством терапии.
Он слышал о подобном методе. Смысл - как можно глубже окунуться в неприятные воспоминания. Выговориться на бумаге. Опять? Но что, если это действительно эффективно?
- Я сделаю, но с одним условием.
Она вопросительно посмотрела на него.
- Если ты поступишь так же.
- Ты торгуешься, Кен, но пусть будет по-твоему. Между прочим, звонил Маркус. Найдено свидетельство о смерти Джеймса Маккензи. Это сделал один из друзей Тревора?
Он тихо присвистнул.
- Должно быть. Сэр Сесил, офицер разведки, был великолепным шахматистом, из тех, кто привык проигрывать ситуацию на несколько ходов вперед. Когда он оформил для меня новые документы, то, очевидно, подумал и о свидетельстве о смерти, чтобы уничтожить всякие связи между Джейми Маккензи и Кензи Скоттом. А что со Стоуном? Он все еще настаивает на своей версии?
- Маркус говорит, что он сам себя наказал. - Она взглянула на него. - Ты и вправду позволишь ему так просто отделаться?
Кензи подумал о том, что сделал с ним Найджел Стоун, и покачал головой.
- Я попрошу Сета принять извинения Стоуна с заверением, что в следующий раз он сначала тщательно проверит факты, прежде чем дать делу ход.
- Ты, как всегда, великодушен. Я за то, чтобы изрубить его на кусочки и бросить на съедение шакалам.
- Кровожадная особа. Но, учитывая, что его версия была правдивой, было бы несправедливо использовать мое влияние, которое будет стоить ему места. - Кензи криво улыбнулся. - Кроме того, ты знаешь, как говорят древние: «Люби своих врагов - это сведет их с ума». - Они сделали еще несколько шагов, и он тихо добавил: - Спасибо, что ты здесь, Рейни.
- Я буду рядом так долго, как ты позволишь мне.
Он был слишком опустошен эмоционально, чтобы задумываться о будущем. Но сейчас он верил, что оно у него есть.
Если бы это было кино, то Рейни вырезала бы все, что происходило после того, как они оставили лабиринт. В реальной жизни высокая драма неизбежно чередуется с прозой жизни. Когда они вошли в дом, она спросила:
- Я приготовлю ребрышки, которые оставила нам Альма?
- Пожалуйста, а я приму душ, пока они греются. - Посадив котенка на плечо, он исчез в ванной. Он выглядел усталым и был далек от счастья, но постоянное напряжение потихоньку оставляло его. Если даже им не удастся отстоять свой брак, то он выживет. И она тоже.
Чувствуя впервые за последние недели некоторое облегчение, она с наслаждением возилась на кухне. Кроме ребрышек, она сделала салат, накрыла стол свежей скатертью и поставила свечи. Так как в самих ребрышках не было ничего романтичного, она этим не ограничилась. И поставила на стол вазу с листьями и цветами.
После неторопливого ужина она рассказала Кензи о графике дальнейшей работы над фильмом. Он понимал в этом толк и сделал несколько практичных предложений, которые помогли бы сберечь драгоценное время. Если он и был огорчен, что фильм получит более широкий резонанс, чем ожидалось, то не показывал виду.
Когда они убрали со стола и вымыли посуду, она осторожно предложила:
- Солнце село, и стало довольно прохладно. Если ты разожжешь камин, мы бы могли поработать в гостиной.
- Не возражаю, только сначала принесу дрова, те, что я наколол.
Она сварила кофе и понесла его в гостиную. За широким окном догорал закат, выделяясь багровой полосой на фоне скалистого горизонта. И ни одного огонька вокруг. Что и говорить, они проделали длинный-предлинный путь от Лос-Анджелеса.
Кензи включил настольные лампы и подбросил дров в камин, где уже потрескивали первые поленья.
- Обожаю запах горящего дерева, - заметила Рейн, потянув носом. - Запах Южного Запада. Хвоя, смола…
- Джим Грейди подобрал несколько сортов дерева для растопки. Кедр, можжевельник, мескитовое дерево. Они горят слишком быстро, но зато запах действительно потрясающий. - Он потягивал кофе, свет пламени падал на его лицо.
- Ты, может быть, не чувствуешь свое лицо по-настоящему своим, - робко произнесла она. - Но напрасно… многое осталось. Пластические хирурги не изменили ни форму черепа, ни линию роста волос, ни текстуру кожи. Красивые зеленые глаза, которые явились причиной всех неприятностей с Найджелом Стоуном, разумеется, тоже твои.
Он встал и посмотрел в круглое зеркало, которое висело над камином.
- Если бы я сам выбирал пластического хирурга, было бы по-другому. Орудовать над моим лицом без моего участия… отвратительно. Каждый раз, когда я смотрю на себя, я вспоминаю, насколько беспомощен я был тогда.
- Это ужасно - быть ребенком и не контролировать свою жизнь, - согласилась она. - Правда, такое возможно и при умных, любящих родителях. Но теперь ты не беспомощен, Кен, ты волен сам выбирать: работать тебе или нет, какие роли играть, жить где хочешь и как хочешь. Никто не может управлять тобой.
- Никто? - Он покосился на нее, перехватив Дымка, который проявлял излишний интерес к огню. Закрыв камин металлической решеткой, он спросил: - У тебя есть чистая тетрадь? Я хотел бы начать свои записи.
Они провели тихий вечер, занимаясь каждый своим и сидя друг против друга у камина. Рейни трудилась над перечнем недоделок в фильме, а Кензи писал. Его синяя ручка путешествовала со страницы на страницу. Часто во время паузы он останавливался и долго смотрел на пламя, или поглаживал одного из котят, или поднимался подбросить дров в камин. Его профиль был словно вытесан из гранита, и он молчал… но продолжал писать.
После того как Рейн закончила свою работу, она неохотно поднялась, взяла другую тетрадь и начала свою исповедь. Откуда начать? Она задумчиво грызла конец ручки. Может быть, придерживаться хронологического порядка? Или писать выборочно - то, что придет на ум? И что именно нужно вынести на поверхность?
Она коснулась ручкой бумаги и не заметила, как начала писать:
Ребенком в доме матери я всегда чувствовала, словно воспитывала себя сама, несмотря на нянь, экономок и разных прихлебателей. Как Клементина, они приходили и уходили, хотя мама в конце концов возвращалась. Лолли - моя любимая няня… Она обещала устроить мне необыкновенный день рождения, когда мне исполнится пять лет, с клоунами и шарами. За неделю до этого у нее возник спор с Клементиной, и Лолли страшно рассердилась. Помню, как потом она собирала вещи, а я тихо плакала в ее комнате. Она обняла меня, сказала «будь хорошей девочкой» и ушла. И никакого дня рождения… Клементина улетала петь большой концерт в Центральном парке. Она принесла мне музыкальную шкатулку с балериной, которая делала пируэты, когда играла музыка. Но в мой день рождения Клементина даже не позвонила.
Рейни остановилась, чувствуя обиду, словно это случилось вчера. В одно мгновение она снова превратилась в пятилетнюю девочку, которая горько плакала в постели, потому что никто не вспомнил о ее дне рождения. Она заплакала бы и сейчас, если бы Кензи не лежал на софе и не писал в тетради о своей жизни. Это было в сто раз хуже, чем забытый день рождения.
Неудивительно, что я росла сама по себе. На кого я еще могла положиться? Я по-настоящему никому не доверяла. Мои подруги Вэл, Кейт, Рейчел и Лорел… Эти отношения были равноправные, но я не верила Клементине. Ни своей бабушке, ни деду, ни Кензи… Никому, кто мог бы принять на себя ответственность за меня.
Она пожевала конец ручки, размышляя, прежде чем продолжить.
Я не доверяла им, потому что была уверена, что этого не следует делать. Доверие делает нас уязвимыми.
Но может ли быть настоящая близость между людьми без уверенности в их надежности? Недоверие вовсе не означало, что я боялась, как бы меня не обидели, но гарантировало, что у меня никогда не будет полноценных отношений. Классический пример: будучи замужем, я каждый день ждала, когда этот брак закончится.
Она криво улыбнулась.
Нужно работать над этим.
То, что она смогла улыбнуться, доказывало правоту Тома: ее откровения на бумаге помогли ей построить невидимую стену между своим прошлым и сегодняшним днем. Она не была больше одинокой пятилетней девочкой, нет, теперь она взрослая женщина, оглядывающаяся на свое детство с сочувствием и жалостью.
Несмотря на неумелое материнство Клементины и злость, которую я испытывала по отношению к ней, я ее безумно любила. Иногда она проводила со мной много времени. Любящая, веселая, красивая. Уставшая от своего таланта и демонов, которые преследовали ее. Покойся в мире, мама. Я знаю, что ты делала все, что могла. Ты не сумела устроить даже свою жизнь, не говоря уж о моей.
Она смахнула набежавшие слезы. Потом погладила котенка по спинке. Эти маленькие существа здорово успокаивают.
Она уже хотела пойти спать, когда Кензи поднялся и подошел к камину. Отодвинув экран, он опустился на колени и начал жечь исписанные страницы. Его лицо оставалось непроницаемым. Вырвав странички из своей тетради, она присоединилась к нему.
- Магический ритуал, - заметил он. - Кажется, помогает.
- Спасибо, брат Том. - Она положила страницы в огонь - у нее всего одна, у Кензи три или четыре, они завернулись и вспыхнули, прежде чем исчезнуть в пламени. Странно, но она ощущала необычайную легкость. Поднявшись, зевнула, прикрыв рот ладонью, чувствуя, что с обидами ее первых лет жизни покончено навсегда.
Кензи на всякий случай опустил стеклянную заслонку и следом за Рейн прошел в холл. Взявшись за ручку двери, она повернулась, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но застыла, пораженная тем напряжением, с каким он смотрел на нее. Так ясно, словно это были ее собственные мысли, она почувствовала, что он хочет быть с ней, но не знает, готов ли для подобного шага.
Легкость исчезла. Она тоже хотела быть с ним, но не могла просить слишком многого. Пока рано.
Не говоря ни слова, она просто протянула руку.
Желваки заиграли на его скулах, когда взгляд замер на ее руке, но он не двинулся с места.
- Мы просто поспим рядом, - предложила она. - Ничего больше, пока ты сам не захочешь. - Она робко улыбнулась: - Я надену самую закрытую рубашку.
Он быстро взял ее руку. Пальцы были холодными как лед.
- Я могу обещать, что не убегу снова.
- Я понимаю. - Она подняла их соединенные руки и прижалась к ним щекой. - Спасибо, что не отказался.
Бок о бок они вошли в ее спальню, чтобы рискнуть в эту ночь.
Он проснулся отдохнувшим. Невероятно! Неужели все дело в том, что рядом была Рейни? Ее голова покоилась на его руке, а волосы золотым каскадом рассыпались по подушке. Было еще очень рано. Небо лишь окрасилось первыми розовыми проблесками рассвета, а воздух в спальне остыл за ночь. Но квилт хранил тепло, достаточное для человека.
Хотя она сдержала обещание и надела нежную кремовую сорочку, отороченную по подолу и вороту тонким кружевом, мягкая ткань не скрывала ее форм, а напротив, обрисовывала грудь и бедра, делая их еще более соблазнительными. Ее фигура приобрела мягкую округлость и была женственнее, чем в Англии, где она довела себя до изнеможения. При взгляде на нее в нем просыпалось желание.
Но за возбуждением мгновенно последовали картины сексуального насилия. Он закрыл глаза, стараясь сохранить спокойствие и контролируя ненужную реакцию.
Рейни шевельнулась, положив руку на его бедро. Прикосновение было таким теплым и женственным.
- Не думай ни о чем, Кензи. Только мы. Только сейчас.
С абсолютной уверенностью он понял, что лучшей возможности исправить свои сексуальные нарушения, чем сейчас, у него скорее всего не будет. Чем больше он размышлял и беспокоился, тем труднее ему приходилось. Когда ее рука коснулась его шорт, он сосредоточился на желании и понял, что концентрация помогла ему прогнать прочь видения прошлого.
Теперь все его внимание принадлежало его жене. Ее глаза, серые с поволокой в свете туманного утра, закрылись… Кожа оказалась удивительно шелковой на ощупь, когда он снял с нее сорочку и она предстала перед ним вся. Биение ее пульса под его губами, когда он целовал ее шею, грудь, нежный изгиб талии… Ее легкий вздох, когда их тела соединились… Он контролировал каждое движение, чтобы соитие было так же приятно для нее, как и для него.
Когда он услышал ее крик, то отпустил себя, растворившись в полном освобождении. Все было так, как должно быть. Страстное слияние, полное доверие и изгнание всех призраков прошлого. «И мое тело я вверяю тебе…»
Уже совсем рассвело, когда Рейни проснулась во второй раз. Ее так и подмывало рассмеяться во весь голос, но она боялась разбудить Кензи. Выздоровление чувств - процесс не быстрый, но, безусловно, теперь, после того, что произошло этой ночью, он пойдет быстрее. Кензи был так прекрасен в своем желании разорвать эмоциональные препоны, которые существовали между ними в Англии.
Ее оптимизм потускнел, когда во рту появилась слюна и начало подсасывать под ложечкой. Как она ни боролась, тошнота подкатила к горлу. Черт! Она соскользнула с постели, молясь, чтобы он не проснулся, и на цыпочках прошла в ванную. Она едва успела. Склонившись над унитазом, она сложилась пополам, касаясь щекой холодного фарфора.
Кензи подошел так тихо, что она не услышала, пока он не набросил большой махровый халат на ее дрожащее тело.
- Что с тобой, дорогая?
Испугавшись, она резко запахнулась.
- Наверное, съела что-то не то… А может быть, ребрышки были чересчур острые. Я не привыкла есть так много. - Она старалась остановить рвоту, но новый позыв заставил ее вновь склониться к унитазу.
Когда в ее желудке не осталось ничего, он протянул ей стакан воды. Она прополоскала рот, и ей стало полегче, но не настолько, чтобы уйти из ванной.
Кензи, на котором были лишь джинсы, опустился на корточки и обнял ее за плечи одной рукой.
- Все признаки налицо? - спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно нейтральнее.
Ее первым инстинктом было солгать, но даже если он поверит, ей придется делать это постоянно.
- Да, похоже, я беременна.
Как она и ожидала, он моментально напрягся.
- Не волнуйся, - проговорила она, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она заплачет, - это не твой ребенок. Когда мы снимали в Англии, у меня был романчик с одним парнем… Это его.
Рука, обнимавшая ее плечи, задрожала.
- Ты не умеешь врать, Рейни. И даже если поверить, что ты способна спать с двумя мужчинами в одно и то же время, у тебя просто не было ни энергии, ни времени, чтобы завести роман.
Ее вдруг прорвало, и слезы полились из глаз. Все тело сотрясали рыдания.
- Я идиотка, Кен… это просто недоразумение. Я так заработалась, что забыла принять таблетку. - Она подумала, что позабыть принять противозачаточное средство не такая уж невероятная вещь, пока не заметила, что его подозрения по поводу преднамеренности ее поступка растут. - Я никогда бы не сделала этого умышленно. Не беспокойся, тебе не придется иметь какое-то отношение к ребенку. Я никому не скажу, что отец - ты, и воспитаю его сама.
Он тихо выругался, но продолжал обнимать ее.
- Ты думаешь, я могу бросить своего ребенка, как мой отец оставил меня? Или твой отец… Я понятия не имею, что значит быть отцом, но пока ты беременна, я наверстаю упущенное… и если ты думаешь, что я уйду из-за этого, значит, у тебя что-то не так с головой. Видимо, твое состояние…
Она всхлипнула:
- Твое чувство ответственности делает тебе честь, но ты сам говорил, что одна мысль о детях вызывает у тебя болезненное чувство, которое не поддается описанию.
Он начал потихоньку массировать ее спину. Его длинные пальцы прошлись по позвонкам на ее шее, спустились к лопаткам…
- Ты права, стоит мне подумать о ребенке, как возникает неприятное чувство. Мне следовало сделать стерилизацию, но доктора, особенно те, что с ножами, тоже вызывают во мне отвращение. Приходится расплачиваться за трусость, то есть я должен нести ответственность за последствия.
- Мое желание иметь детей и твое нескрываемое неприятие этой идеи отличаются по сути и, похоже, не изменятся. - Она много размышляла об этом, прежде чем утверждать подобное. Всему виной глупые гормоны, это они заставляли ее искать убежища в его руках и будили желание удержать его любой ценой. - Почему мы должны были пройти через мучения, прежде чем поняли, что решение остаться вместе ради ребенка не сработает? Ты - это ты, а я - это я, и эти двое никогда не станут одним. Поэтому ты и спровоцировал развод.
Он взял ее за руку и усадил к себе на колени.
- Многое переменилось за последние месяцы, включая и мои мысли. Но одна вещь не меняется: я хочу, чтобы ты оставалась моей женой. Очень хочу. - Он положил руку на ее живот. - Мы вместе сделали это дитя, и до тех пор, пока ты не передумаешь, ты останешься моей женой. Твое желание не закабалять меня изумительно, но разве мы не в состоянии осуществить это без потерь?
Она устало склонила голову ему на плечо.
- Может быть, вновь заговорили мои комплексы? «Я не верю, что ты останешься. Лучше я сама вытолкаю тебя за дверь…»
- Возможно. Нам еще предстоит во многом разобраться, но теперь мы знаем друг о друге все, и у нас появился стимул продолжать семейную жизнь. - Он поцеловал ее в лоб. - Странно, однако, я в ужасе, но… нет, прости. Хватит с меня благородства, я просто буду с тобой, чего, собственно, и хотел всегда. Неплохая компенсация за страдание.
Она улыбнулась дрожащими губами.
- Боже, как романтично!
Он встал, продолжая держать ее на руках. Он приобрел хорошую форму, пока колол дрова и строил лабиринт.
- Я постараюсь быть как можно более романтичным, пока тебе так плохо. Договорились? Мы муж и жена, мы ими и останемся и сделаем все, чтобы воспитать нашего ребенка лучше, чем обошлись с нами.
Она посмотрела ему в глаза.
- Если мы собираемся продолжить нашу совместную жизнь, то не должны проводить так много времени врозь. Разлука способна уничтожить многое.
- Согласен. - Его рот дрогнул. - Знаешь, почему я так много работал? Я старался с головой уйти в дела, чтобы не оставалось времени на размышления. Но, обещаю, дальше все будет иначе.
- Что ж, хорошо. - Она обняла его за шею и поцеловала в губы. - Я люблю тебя, Кензи, потому что никто не доставлял мне столько страданий.
Так как декларация любви требовала сил, она подумала, пока он нес ее на кухню, что все-таки надо попробовать что-то съесть.
А вообще не так уж все плохо для начала. И вообще не так уж все скверно.
В первый раз за всю их семейную жизнь Рейни почувствовала, что она и Кензи действуют заодно. Ей это нравилось, но не часто выдавалась минутка подумать об этом. Большую часть времени она проводила за монтажом фильма.
Пока она сидела за компьютером, Кензи занимался обычной домашней работой. Он вышел из своего отшельничества и уже не раз покидал Сиболу, чтобы купить продукты, или тащил ее к ближайшей акушерке для осмотра. Он более не избегал деловых звонков от своего менеджера и ассистента. По сравнению с тем состоянием, в котором он пребывал, когда они приехали в Нью-Мексико, сейчас он был спокоен и уравновешен. И контролировал свои действия.
И все-таки она немного беспокоилась, подозревая, что он страдал глубокой формой депрессии. Он проводил вечера за описанием страданий детства и потом сжигал написанное. Может, это действительно пойдет ему на пользу? Это было непростое занятие, о чем ее предупреждал Том Корси. Но она надеялась, что когда он закончит погружение в свое прошлое, то сможет с оптимизмом смотреть на жизнь.
Она тоже работала над собственными записями, но менее продуктивно. Ее клонило в сон, когда она заканчивала основные обязанности. Монтировать картину и заниматься описанием своей жизни - это слишком. Она обещала себе и Кензи, что засядет за дневник, когда завершит все, связанное с «Центурионом».
Альма Грейди доказала, что у нее есть неистребимый запас материнской любви. Когда она готовила, ухаживала за садом в Нью-Мексико, по блеску в ее темных глазах можно было понять, что ребенок превратится в любимого внука Грейди через десять секунд после рождения.
Благодаря мастерству Евы Яньес, музыкального редактора и других специалистов «Центурион» был закончен в рекордный срок. Когда оставалась неделя до окончания монтажа, за ужином Рейн обратилась к Кензи:
- Ты не посмотришь наш фильм? Почти все сделано, но кое-что вызывает сомнения, а Ева, Маркус и я никак не поймем, что именно. Может быть, ты сможешь?
Его лицо стало серьезным, но он кивнул.
- Мне все равно рано или поздно придется посмотреть фильм. Так что, пожалуй, лучше сейчас.
Надеясь, что просмотр не выведет его из эмоционального равновесия, она прошла в кабинет, погасила свет и включила компьютер. «Центурион» начинался со сцены в саду, где Сара неотступно следует за Рандаллом и он делает ей предложение.
- Очень живописно и все по-английски, но детали просматриваются плохо, - заключил Кензи. - Это так выглядит на мониторе?
- Да. Маркус обещал, что привезет нам экранную версию, когда мы закончим монтаж. Надеюсь, картина не покажется мне в миллион раз хуже, чем на экране компьютера.
- Ева не позволит, чтобы такое случилось.
Они оба замолчали, тем временем фильм продолжался. Рейни, которая видела все это уже сто раз, краем глаза следила за Кензи. Его лицо оставалось непроницаемым, но иногда он делал пометки в блокноте.
Завершающие кадры показывали Сару и Джона на палубе корабля, который везет их в Австралию. Ее мудрое решение еще раз свидетельствовало о жертвенности ее натуры. Ради спасения семьи она готова на все. Рандалл взял ее руку, и она повернулась к нему с улыбкой, которая говорила о том, что Сара Рандалл верит - она обрела намного больше, чем потеряла. Последний кадр - это корабль, уплывающий вдаль в лучах заходящего солнца.
- Ну, что ты скажешь? - Кошки скребли у нее на душе. Нервничая, Рейни повернулась к Кензи, как только он включил свет. - Я не жду, что тебе обязательно понравится, но, на твой профессиональный взгляд, это хорошо?
Он улыбнулся ей, как если бы она была ребенком, для которого очень важен рождественский подарок.
- Это больше чем хорошо, Рейни. Ты действительно прирожденный режиссер. Удивительно, но мне понравилось. - Он сдвинул брови. - Чертовски трудно сделать такой фильм. Но смотреть фильм на экране - все равно что писать наши откровения, это прокладывает безопасную дистанцию между тобой и художественным образом. Сейчас, когда я смотрю на монитор, я вижу Джона Рандалла, не себя.
Она вздохнула с облегчением:
- Слава Богу. Уверена, это твоя лучшая работа. Я обещала тебе «Оскар», вот увидишь, так и будет.
Он пожал плечами:
- Для меня «Оскар» значит меньше, чем принято, но, что совершенно точно, этот фильм раскроет для тебя все двери. Я думаю, сборы будут хорошие и он станет одним из тех неожиданных хитов, которых все ждут с нетерпением.
- А что скажешь насчет монтажа?
- Я еще не закончил. - Он заглянул в свои записки. - Думаю, ты немножко перестаралась. В фильме полно очень сильных и прекрасных моментов. Я бы сказал, их слишком много, а зрителю необходимо передохнуть в некоторых местах. Я записал, где, как мне кажется, ты могла бы по-другому расставить акценты. У тебя достаточно отснятого материала, поэтому, если ты согласна, Проблемы не будет.
Она внимательно просмотрела его записи, кивая, когда видела, какие сцены он отметил.
- Ты попал в точку, Кен. Черт, это здорово!
Он положил руку ей на плечо:
- Если ты не очень устала, я объясню подробнее.
- Да нет, мне и так ясно. - Он действительно хорошо разбирался в кинопроизводстве, требующем фантастического сочетания интересной фабулы, ярких характеров и немалых материальных затрат. Глядя на него уголком глаза, она заметила: - Я подумала, какими хорошими партнерами мы могли бы быть, делая кино вместе, как Маркус и Наоми.
И тотчас же почувствовала, как он внутренне отдалился.
- Сомневаюсь, что позволю уговорить себя принять участие в новом проекте.
- И даже играть не хочешь?
Он улыбнулся без тени юмора.
- В данный момент профессия актера меня не привлекает. Мне больше по душе идея жить на собственные инвестиции и вести дом.
Рейни убрала руку с его плеча. Она расстроилась. Может ли Кензи быть счастлив, забыв о своем таланте и мощной энергетике? Она молилась, чтобы он окончательно упорядочил свое сознание и нашел в себе силы вернуться к творчеству.
Рейни дремала, откинувшись на спинку кресла, когда позвонила Вэл:
- Привет, подруга. Ну что, признавайся: все хорошо или плохо?
- Все хорошо. Фильм в основном закончен, и мы думаем, что получилось неплохо. Грех жаловаться. Музыкальный редактор сделал замечания, поэтому Кензи и я подправили диалоги там, где плохой звук и много помех. С минуты на минуту приезжает Маркус Гордон, он привезет окончательную версию из Лос-Анджелеса, чтобы мы могли посмотреть в последний раз. - Когда он уедет, я собираюсь проспать как минимум целую неделю. А как у тебя дела? Мне не терпится показать тебе окончательную версию «Центуриона».
- У меня все славно. - Вэл колебалась. - Я звоню по просьбе Муни, твоего частного детектива. Он просил меня сообщить тебе сногсшибательную новость… Она скорее всего удивит тебя.
- Он нашел папочку покруче, чем наркодилер? - со смехом спросила Рейн. - Ты меня пугаешь! Клементина отыскала себе спутника среди иностранцев?
За окнами послышался шум машины, это Кензи привез Маркуса из аэропорта.
- Да нет… Муни, продолжая поиски, узнал много нового об администраторе студии, который был одним из любовников твоей матери. Их отношения были более серьезными, чем простое увлечение. И время подходящее, чтобы именно он мог стать твоим отцом. И похоже, она в то время не спала ни с кем другим.
Рейни думала, что она так и не получит результата, но выпрямилась, подняв спинку кресла.
- Муни думает, что он вычислил этого подонка?
- Хм… Да, этот кандидат на отцовство жив и здоров. - Вэл сделала глубокий вдох. - Рейни, это Маркус Гордон.
- Что? Маркус? - Рейни замерла. - Нет. Не может быть! Его брак с Наоми для всех пример!
И все же… Он всегда был рядом. Друг семьи, который посадил Рейн в самолет до Балтимора после смерти Клементины. Продюсер, который не раз помогал ей, предоставил ей шанс проявить себя в качестве режиссера и сделать первую картину почти без вмешательства боссов студии.
И у него такое же тонкокостное строение, как и у нее. Она была так потрясена, что в какой-то момент испугалась, как бы не потерять сознание.
Маркус Гордон вошел в гостиную, Кензи следом за ним. Маркус широко улыбнулся и направился к ней, раскрыв объятия.
Сколько раз он обнимал ее за эти годы? И что было, черт бы его побрал, в его голове, когда он делал это? Смущение превратилось в холодное неприятие.
- Я позвоню позже, Вэл. Кензи и Маркус только что приехали, и мне предстоит поставить точки над i.
- Только не волнуйся, Рейни, - быстро сказала Вэл. - Дай ему возможность рассказать все.
- Не беспокойся, он сделает это. - Рейн осторожно встала, предупреждающе вытянув руку, чтобы Маркус оставался на месте. - Я только что получила поразительную информацию. Вы мой отец?
Бледность проступила на лице Маркуса, несмотря на калифорнийский загар.
- Я… может быть.
- Будьте добры, сядьте и расскажите… - Рейн наблюдала за ним, прищурив глаза, как кошка, которая следит за мышью, готовой сбежать.
Но он и не думал убегать. Он присел на софу, внезапно став на несколько лет старше, чем когда появился.
- У нас с Наоми тогда был плохой период. А я как раз в то время контактировал с Клементиной по поводу ее участия в фильме. Как говорится, одно к одному… Она была такая замечательная. Очаровательная, полная жизни… Я был готов оставить Наоми ради нее, но Клементина отказалась даже обсуждать эту идею. Она говорила, что за ней много грехов, но она никогда не станет разрушать семью. И кроме того, просто не хочет выходить за меня замуж. Это был красивый роман, но не больше. - На мгновение мука утраты промелькнула в его глазах.
Рейн подошла к нему, скрестив руки на груди.
- И что же случилось, когда вы узнали, что она беременна?
- Я спросил, не я ли отец, но она рассмеялась и сказала, что, разумеется, нет. - Он поднял глаза, его лицо приняло выжидающее выражение. - Я чуть с ума не сошел, когда ты родилась. Иногда мне казалось, что ты немножко похожа на меня, но потом - что сходства нет. К тому времени наши отношения с Наоми наладились, поэтому я не настаивал на продолжении связи с Клементиной. Но когда мог, всегда следил за тобой, просто на всякий случай.
- Другими словами, она облегчила вам жизнь и избавила от ответственности, и вы были вполне счастливы в роли наблюдателя. Как удобно! А ДНК-тест мог бы подтвердить или опровергнуть ваши предположения в один миг.
Маркус еще больше побледнел, но не отвел глаз.
- У тебя есть право сердиться. Прости, Рейни. Несмотря на вполне комфортную жизнь, я мучился многие годы. Когда я видел, как ты преуспеваешь, я был так горд, думая, что, возможно, моя кровь бежит в твоих жилах. Но если ты моя дочь, я потерял тебя. - Его рот задрожал. - Как говорит Наоми, нет вины, равной вине иудея, и я нес это чувство вины более тридцати лет.
Руки Рейн сжались в кулаки.
- А что скажет Наоми, если узнает, что вы изменяли ей и, возможно, у вас есть ребенок от другой женщины?
Маркус растерялся.
- Она выгонит меня. С полным правом.
Прежде чем Рейн заговорила снова, рука Кензи оказалась на ее талии. Самая теплая поддержка в мире чуть-чуть успокоила ее.
- Вам не нужен никакой тест, - сказал Кензи. - Сравните ваши руки. Взгляните на форму кистей, пальцев, ногтей.
Удивленно Рейни вытянула руки вперед, затем взглянула на руки Маркуса, который сделал то же самое. Кензи был прав. Несмотря на возрастные отличия, их руки были очень похожи. Даже едва заметная кривизна мизинцев. Она подняла глаза и посмотрела на лицо Маркуса, на форму его головы. Тут определенно присутствовали генетические узы, особенности, которые она не могла унаследовать от Клементины.
Он изучал ее с таким же интересом, и в его глазах она увидела убежденность, которую чувствовала сама.
- Значит, это правда, - сказала она глухо.
Кензи еще крепче обнял ее за плечи и повел в холл для разговора.
- Прежде чем нападать на него, отойди в сторонку, сделай несколько глубоких вздохов. Клементина сама решила сохранить имя твоего отца в тайне, из этого следует, что она не хотела осложнять семейную жизнь Маркуса и Наоми, дабы не причинить вред им и их детям.
- Я так хотела, чтобы у меня был отец, - прошептала она срывающимся голосом.
- Ну так радуйся, что наконец получила его. И прежде чем сказать что-то резкое, подумай, чего ты ждешь от Маркуса. Мне кажется, что он куда лучший вариант, чем наркодилер.
Она смотрела на сосредоточенное лицо Кензи, понимая, что из всех людей на свете только он один может помочь.
- А что бы ты чувствовал, если бы выяснилось, что твой отец - человек, которого ты знал всю жизнь? Например, Чарлз Уинфилд?
- Сначала я, конечно, был бы потрясен и разозлился, как ты, но я бы хотел, чтобы Чарлз был моим отцом.
Но он никогда не узнает, кто был его отцом. Еще раз напомнив себе, что по сравнению с ним ей повезло куда больше, она вернулась в гостиную. Рука Кензи лежала на ее плече. Маркус молча смотрел в окно, его лицо осунулось. Он повернулся, когда она вошла.
- Я хотел бы быть твоим отцом, Рейни, но не думаю, что заслужил это право.
Ее гнев начал потихоньку стихать. Когда она была маленькой девочкой, она мечтала об отце, который был бы рядом с ней, даря любовь и поддержку. Ей так ее не хватало! Но сейчас она взрослая женщина. И у нее есть Кензи. Нет причин обвинять Маркуса, что он потерял ее, ведь Клементина не дала ему ни единого шанса. И не нужно обижать Наоми и остальных членов семьи Маркуса из-за неблагоразумного поступка.
- Я бы хотела, чтобы Клементина сказала вам или кому-то другому правду, но мне нравится, что она была гордой, а не просто небрежной в своих связях.
- Ты появилась на свет не из-за неосторожности. - Маркус тревожно покачал головой. - Временами меня не оставляла мысль, что Клементина спит со мной из-за того, что я вел здоровый образ жизни и был способен передать ребенку свои гены. Она очень сильно хотела тебя.
Рейн готова была принять такую правду, так как никогда не верила, что она продукт случайного адюльтера. Решив разобраться со всеми трудными вопросами не откладывая, она спросила:
- Когда вы взяли меня на мою первую роль, а потом решили финансировать «Центурион» вопреки всему, вы учитывали вероятность того, что я ваша дочь? Или это чистая благотворительность?
- И то и другое, - сказал он серьезно. - Разумеется, мое отношение к тебе было особенным, Но я никогда бы не принял решения, которое стоило миллионных инвестиций, если бы не верил, что ты способна сделать эту работу.
Маркус точно знал, как поступить, не желая нажить неприятностей. Ее отец умный мужчина. Господи, какая странная, но волнующая мысль! Маркус Гордон - ее отец! Что означает, что у нее три сводных брата. Она знакома с ними, и они всегда нравились ей, думала она. Не стоит посвящать их в то, что случилось, они могут не понять своего отца. Но она понимала.
Она прижала пальцы ко лбу, борясь со слезами. Всему виной беременность, она готова плакать по любому поводу.
- Нужно время, чтобы привыкнуть к этому… но, думаю, я рада, папа.
Его лицо просияло.
- Я тоже, Рейни.
Мягко освободившись из объятий Кензи, она внезапно очутилась в руках Маркуса, заливаясь слезами. Она всегда мечтала об отце.
Лучше поздно, чем никогда.
Излюбленные цвета индейцев. Кензи присел на корточки, любуясь своей работой. В соответствии с книгой, которую он купил, к концу весеннего сезона это будет сплошной цветущий ковер из красных цветов с желтыми вкраплениями.
Хотя он ни черта не понимал в садоводстве, он обнаружил, что ему нравится это занятие. В течение нескольких недель он трудился, осваивая земли вокруг лабиринта, стараясь сохранить естественную растительность, но сделать так, чтобы территория выглядела еще красивее.
Так как пришло время ленча, он встал и полил свои посадки. Может быть, стоит пройти по лабиринту, прежде чем вернуться домой? Нет. Он не будет торопиться.
После его первой неудачной попытки потребовалась неделя, прежде чем у него появилось желание пройти снова по спиральной тропе. К счастью, он больше ни разу не испытал такой сильной реакции. Более того, лабиринт успокаивал и иногда даже повышал настроение.
Он уже подходил к дому, когда Рейни выбежала из задней двери, ее длинная юбка крутилась вокруг лодыжек. Она отдыхала после завершения картины, и это шло ей на пользу. Ее фигура пока не изменилась, но она предупреждала его, что еще немного, и будет похожа на воздушный шар. Несмотря на его волнения по поводу предстоящего отцовства, он находил процесс увлекательным и они никогда не были ближе, чем сейчас.
Когда она влетела в его объятия, ее глаза сверкали от волнения.
- Кен, милый, у меня для тебя потрясающая новость! - Схватив его за руку, она потащила Кензи в дом. - Как только мы закончим ленч, сразу же едем в Санта-Фе.
- Зачем нам ехать туда? - Он уже неоднократно ездил в маленькие местечки, каким была Чама, но сомневался, что готов посетить многолюдный Санта-Фе.
- Ты помнишь леди Джудит Хоуик?
- Разумеется, помню. - Он мыл руки на кухне. - Она что, приехала в Санта-Фе и мы собираемся туда, чтобы пообедать с, ней? - Это соблазнительная идея.
- Не совсем… Этой осенью ее пригласили на Шекспировский фестиваль в Санта-Фе, и она поставила «Много шума из ничего». Сегодня премьера.
Он нахмурился, представив себя посреди шумной толпы.
- Спасибо за приглашение, но я видел спектакль. Если мы собираемся пообедать вместе, то лучше выбрать другой вечер, нежели в день премьеры.
- Разговор идет о другом. - Рейни так выразительно взглянула на него, что ой понял, что что-то случилось. - Речь о том, чтобы ты сыграл Бенедикта, а я - Беатриче.
- Что? - Он уставился на нее. - Рейни, кажется, ты убедила меня, что во время беременности все женщины немного не в себе.
- Но только не я. Спектакль готов, но несколько человек из ее труппы накануне съели что-то не то за ужином как раз после генеральной репетиции. Леди Джудит говорит, это еще одно подтверждение, что удачная генеральная не сулит ничего хорошего. Рейн усадила его за стол и поставила перед ним салат с цыпленком.
Не обращая внимания на еду, он спросил:
- Но я-то здесь при чем?
- Сегодня половина состава, включая исполнителей главных ролей, лежат в лежку. Встать не могут, не то что выйти на сцену. - Рейн уселась напротив мужа и смотрела на салат. - Леди Джудит готова заменить большинство исполнителей. Она собирается сама впрячься в эту лямку и сыграть Леонато. Но ей необходимы исполнители главных ролей. Она узнала, что мы в Нью-Мексико, связалась с Маркусом и позвонила мне,
- Но если люди больны, она должна отменить спектакль.
- Шоу должно продолжаться, - сказала она, лукаво прищурившись.
- Глупости. Иногда не должно, и это как раз тот случай.
Ее лицо стало серьезным.
- Кензи, это очень важно для леди Джудит. Это ее первый опыт в режиссуре и первый показ в Штатах, и она возлагает на спектакль большие надежды. Она едва не плакала от радости, когда я сказала, что мы поможем ей. - Изменчивые глаза Рейн умоляли. - Я благодарна ей за участие в «Центурионе» за мизерные деньги. Это мое обязательство, не твое, но ты наверняка помнишь текст роли и можешь сыграть Бенедикта. Пожалуйста, сделай это.
- Я не выходил на сцену более десяти лет, - упорствовал Кензи, чувствуя, как пересохло во рту.
- Никто не требует от тебя чего-то необыкновенного, поверь… Публика будет вне себя от радости увидеть Кензи Скотта и простит тебе все, вот увидишь…
- Но мы не знаем, как леди Джудит интерпретировала пьесу, у тебя ведь нет текста?
- Леди Джудит послала мне экземпляр по электронной почте. Пьеса печатается на принтере. Пока ты будешь сидеть за рулем, мы повторим наши роли и я расскажу тебе ее замысел. Если мы сможем выехать через полчаса, то быстро доберемся до Санта-Фе и успеем пройти весь спектакль с партнерами.
Она, как всегда, подумала обо всем. Он закрыл глаза, стараясь справиться со страхом.
- Я даже не уверен, что смогу смотреть в глазок камеры, а играть в театре в тысячу раз труднее.
Ее теплая ладонь накрыла его руку.
- Я знаю, как трудно для тебя появиться на публике, но если ты все еще чувствуешь некоторую уязвимость, то напрасно. Никто, кроме меня, не знает о твоем прошлом, - тихо заверила она. - Для тебя это хорошая возможность проверить, хочешь ли ты продолжать заниматься своей профессией. Участие в этом спектакле куда менее ответственно, нежели в высокобюджетном фильме, и в то же время ты поддержишь леди Джудит.
Ему нравилась атмосфера театра, когда он учился в академии, но это было так давно. Сейчас мысль о том, что ему придется стоять перед сотнями глаз, рождала одно желание - запереться в Сиболе и не выходить никогда за ее пределы. Но Рейни права, черт побери! Если он актер, ему нужно попробовать. Более того, он в долгу перед леди Джудит, ведь она встала на его защиту после обвинений Стоуна.
- Кажется, я не могу сказать «нет»?
- Ни в коем случае. - Она одарила его благодарной улыбкой. - Я тоже боюсь, Кен, но, думаю, мы справимся.
- Мне бы твою уверенность, - вздохнул он и вернулся к салату. Аппетит пропал, но впереди у них долгий день. Он взял вилку и принялся за еду.
Леди Джудит приветствовала их радушными объятиями.
- Слава Богу, что вы оказались поблизости! Сегодня просто какой-то кошмар. - Она повернулась к Кензи: - Вы не сбреете бороду?
- Нет, - сказал он твердо. Чем труднее будет узнать его, тем лучше.
- Впрочем, я не вижу Причин, почему бы Бенедикту не быть с бородой. - Взяв каждого из них за руку, леди Джудит повела их в театр. - Сначала надо пройти в костюмерную, чтобы наша девушка могла придумать что-то для вас. Очевидно, с Рейни проблем не будет, а вот над вами, Кензи, придется поколдовать. Мой Бенедикт ниже ростом.
Обычная атмосфера, предшествующая премьере, царила за кулисами. Волнение и суета. А история с больными исполнителями еще более нагнетала обстановку. Актеры и технический персонал, большинство из которых были очень молоды, сновали туда-сюда. Неожиданное появление двух голливудских звезд довело предпремьерную суету до наивысшей точки. В целом Кензи был рад такой неразберихе. Это отвлекало его от собственного волнения.
После того как были подобраны костюмы для Кензи и Рейн, они прошли пьесу. Это мало походило на репетицию, скорее, на попытку вывернуться из создавшейся ситуации. Новый исполнитель роли монаха запутался в длинной робе, а юная Геро, лишившись чувств в сцене у алтаря, упала в обморок так неудачно, что оказалась в оркестровой яме. Благо та была добротно обита бархатом, и молоденькая актриса не пострадала. А постоянный, но неопытный исполнитель роли дона Педро столкнулся с другим актером. Леди Джудит встретилась с ним взглядом и ледяным тоном процедила:
- Основное правило - помнить свою роль и не опрокидывать мебель. Я надеюсь, вы не забудете это сегодня?
Став красным, как свекла, дон Педро пообещал, что сделает все, что в его силах, - и тут же, попятившись, опрокинул большой кувшин для вина, который с гулким стуком покатился по сцене.
Когда они дошли до конца пьесы, леди Джудит произнесла, воздев глаза к потолку:
- Если бы Шекспир мог видеть это, то наверняка перевернулся бы в гробу.
- Неудачная генеральная обычно сулит хороший спектакль, - проговорила Рейн, решив подбодрить леди Хоуик.
- За исключением тех случаев, когда этого не происходит, - с безнадежным вздохом проговорила леди Джудит. - Я заказала для вас номер в очаровательном маленьком отеле «постель плюс завтрак», тут, за углом, но у вас уже нет времени на отдых. Так как здесь очень тесно, не согласитесь ли вы разделить одну гримерную?
- Пустяки! Только покажите, куда идти.
Молоденький помощник режиссера провел их в гримерную, которая была соответственно обставлена: два стола, зеркало, диванчик и, что самое приятное, - душ. Когда они остались одни, Рейн растянулась на диванчике.
- Ты был прав, мои гормоны заставляют меня совершать безумные поступки, - проговорила она. - Нам повезет, если мы уедем из Санта-Фе живыми.
Он присел рядом с ней и снял с нее туфли.
- У тебя есть силы, чтобы играть спектакль?
- Все будет нормально. - Она улыбнулась. - Я переживаю очень интересный момент в жизни. Прошли годы с тех пор, как я выходила на сцену, и боюсь, не погорячилась ли я, но даже в случае провала последствия не смертельны. Если даже я сыграю из рук вон плохо, это Не повредит моей репутации.
Для него последствия были куда значительнее, и они оба знали это. Даже если он проведет спектакль без позора для себя, это может стать его последним выходом на сцену. Актерство поддерживало его годы, но он уже не был тем человеком, каким был прежде. К счастью, его владение профессией могло и сегодня сослужить ему добрую службу, даже при отсутствии вдохновения. Но леди Джудит и зрители, которые заплатили большие деньги за билеты, заслуживали хорошего представления.
Ни одно из его рационализаторских предложений не могло избавить его от мышечного зажима.
Рейни встала и раздвинула его колени. Ее длинная юбка обтягивала ее бедра. Зажав его лицо в своих ладонях, она прошептала:
- У меня хорошая мысль, как справиться с излишним волнением. - Он удивленно поднял брови. Такое не пришло ему в голову.
- Ты уверена, что это тебе не повредит? - спросил он, обхватив ее за бедра.
Она потянулась и поцеловала его. Ее губы были такие теплые!
- Мне ужасно нравится твоя борода. Так приятно касаться ее, и она выглядит так мужественно. Что касается твоего вопроса, то в одной книге я прочитала, что существуют два рода людей, которые занимаются сексом во время беременности. Одни очень любят эти, а другие относятся к сексу прохладно. Я просто решила, что я из первой категории, а ты?
- Вне всякого сомнения, твоя сексуальность обезоруживает. - Он провел рукой по ее бедру, лаская ее. - Кажется, у тебя под юбкой ничего нет?
- Предварительное планирование. - Она прыснула и снова поцеловала его, проделав что-то невероятное языком. - У нас есть полчаса, а потом душ, грим и костюм.
- Больше, если пойдем в душ вдвоем, - хрипло проговорил он, прижимаясь к ней.
- Превосходная импровизация, - промурлыкала она.
Рейни опять оказалась права. Какой замечательный способ справиться с волнением перед премьерой!
Стоя за кулисами, он ожидал своего выхода и чувствовал себя абсолютно одиноким. Почему он опять не нашел в себе сил отказать мольбам Рейни? Если бы у него хватило сил, он мог бы сбежать из театра.
На сцене: Рейн - Беатриче и леди Джудит с приклеенной бородой в роли Леонато, юная Геро и гонец перебрасывались первыми репликами. Леди Джудит просто превосходна, ее поставленный голос превратился в убедительный мужской тенор.
Рейни - истинный профессионал - прекрасно начала роль. Вопросы Беатриче о возвращении с войны Бенедикта были полны настоящего сарказма и издевки, но вместе с тем выдавали ее с головой. Она все еще любила его, хотя из их романа пока ничего не вышло. Чувствуя поддержку опытных партнеров, Геро справилась с волнением и продолжала роль более спокойно.
И вот наступило мгновение, когда Бенедикт, принц Арагонский и еще трое мужчин должны были выйти на сцену. Когда Кензи сделал несколько шагов, то тотчас ощутил на себе все те глаза, которые смотрели на него из темноты зала. Еще до начала спектакля леди Джудит объявила публике, что произошло с несколькими из исполнителей. Она не упоминала имен актеров, которые заменили заболевших, обещая, что представит их в конце спектакля.
По рядам прошел легкий шепот, и Кензи краем глаза увидел, как зрители переводят взгляд с него на Рейни и обратно, а дальше послышались приглушенные голоса:
- Да это же Рейн Марло и Кензи Скотт!
Зрители заволновались, и шепот усилился, полностью парализовав бедного дона Педро. Преодолевая волнение, Кензи произнес первые слова роли:
- «Добрейший сеньор Леонато, вы сами причиняете себе беспокойство. Другие стараются избежать расходов, а вы напрашиваетесь на них».
Бросив полный паники взгляд на Кензи, принцу удалось проворчать свой текст. Леонато ответил, и внезапно все встало на свои места.
Кензи всегда любил эту роль, ему нравился Бенедикт, который прятал свои чувства за добродушным подшучиванием, и роль сидела на нем как перчатка. Рейн отпустила первую остроту прямо в Бенедикта - Беатриче сделала предупреждающий удар. В то же время она была его женой, которая претерпела столько бед, как и ее героиня.
Когда спектакль потихоньку набрал силу, Кензи начал ощущать радость. Он забыл это упоительное волнение, которое охватывает актера, когда он правильно ведет роль. Он вычеркнул из памяти, какое это потрясающее чувство - ощущать свою власть над зрителем. То, что происходит между актерами и публикой, невозможно повторить. Каждый спектакль уникален по своей сути, и это отличает театр от кино.
Вдохновение, с которым играли Кензи, Рейн, леди Джудит и все остальные актеры, удивило их самих. Кензи готов был рассмеяться во весь голос, преисполненный удовольствия от спектакля. Это было то, ради чего стоило жить, но было похоронено в напряженных буднях Голливуда.
Беатриче, как и Рейн, победил мужчина, который любил ее. В конце, когда Бенедикт принял свою судьбу и провозгласил: «Флейты, начинайте!», Кензи обнял Беатриче за талию и высоко поднял ее, кружа над головой, словно балерину. Рейн радостно засмеялась, а ее пышные юбки разлетались, обвивая стройную фигуру.
- Спасибо, что заставила меня сделать это, Рейни, - прошептал он.
Когда обрушился гром аплодисментов, ее лицо озарила счастливая улыбка. Эта улыбка предназначалась только ему и была более интимна, чем поцелуй.
- Пожалуйста, любимый.
Это было не то обычное возбуждение, которое испытываешь, стоя перед аплодирующей публикой, нет, свершилось нечто другое, более глубокое и важное. Шум начал стихать, когда Кензи вышел вперед и поднял руку, прося тишины.
- Благодарю вас, что вы пришли сюда сегодня, - начал он поставленным голосом, - и напомнили мне, зачем я стал актером. - Он взял руку леди Джудит и вывел ее вперед. - Спасибо леди Джудит, выдающейся актрисе британского театра, которая дала двум голливудским халтурщикам немножко подзаработать.
Когда публика взорвалась дружным смехом, оценив его остроту, он вытащил вперед Рейн.
- Больше всех я признателен Рейни Марло. Моей жене, сегодня и навсегда. - Он поклонился и поцеловал ее руку. Его жест снова вызвал аплодисменты в зале.
Чарлз Уинфилд мог бы гордиться им.