Чужая жена

9

Нэнси надеялась, что по прошествии недельки-другой смирится со своей участью и ей станет легче. Не тут-то было! Каждый день без работы и без Курта оборачивался для нее настоящей пыткой. Так продолжалось вот уже больше месяца.

Том и не думал рассыпаться перед ней в благодарностях. Напротив, стал смотреть на нее еще пренебрежительнее и высокомернее. Теперь ты только моя, никуда не денешься — так и сквозило в каждом его взгляде, в каждом жесте.

Мало-помалу Нэнси наконец осознала, что совершила самую большую в жизни ошибку, поняла, что, если проживет в безделье бок о бок с нелюбимым человеком еще какое-то время, то просто сойдет с ума. Она сотни раз вспомнила то мгновение, когда чуткий, умный, до умопомрачения желанный Курт сделал ей предложение, и сотни раз обозвала себя идиоткой, пошедшей на поводу у ложных и нелепых принципов.

Ей хотелось повернуть время вспять, перенестись в то утро, когда она уехала из Солуэя, и заполучить еще один шанс поговорить с Куртом. Мысль о том, что еще не все потеряно, посещала ее все чаще и чаще, но, боясь показаться Курту и Хонникерам ненормальной, на решительный шаг она не отваживалась.

Все получилось само собой. Как-то раз безрадостным осенним утром, проводив Тома, заявившего за завтраком, что омлет пересолен и жидковат, на работу, Нэнси отправилась в мансарду, где давно планировала навести порядок. Когда она перекладывала в шкафу старые журналы, один из них упал на пол и раскрылся на той самой странице, на которой была напечатана статья о восстановленном под блестящим руководством Курта Ричардсона архитектурном ансамбле.

Нэнси, поклявшаяся себе не заглядывать в специализированные архитектурные издания, не смотреть на сделанные во время реставрационных работ снимки, чтобы не бередить кровоточащие раны в сердце, застыла, не сводя жадного взгляда с глянцевой страницы. Под статьей, прямо под строчками «Упорство и талант Ричардсона творят чудеса. Взгляните на возрожденную им в рекордно короткие сроки сказку — и сразу поймете, что я прав», помещалась фотография самого Курта на фоне белоснежного замка с серой крышей. Он смотрел в камеру, открыто улыбаясь и разводя руками, словно говоря: а ведь я не сделал ничего особенного.

У Нэнси задрожали губы. Она опустилась на колени, вглядываясь в снимок сквозь пелену навернувшихся на глаза слез. Талантливый архитектор, благороднейший человек смотрел на нее с журнальной страницы на удивление просто, даже с некоторым смущением. В нем не было и намека на тщеславие, столь характерное для Тома и его дружков, людей чуждых ей и непонятных.

— Я люблю тебя… — пробормотала она, осторожно проводя кончиком пальца по рту улыбающегося на фотографии Курта. — Люблю, но заставила страдать…

Погруженная в переживания, она ни разу не подумала о том, что так и не рассказала ему о своих чувствах и что, отвергнув его, причинила этому мужчине боль. Только сейчас до нее дошло, что, стремясь остаться верной женой человека давно нелюбимого и послушной дочерью заблуждающейся матери, она совершила настоящее преступление, глубоко обидев того, кого была готова боготворить.

Моментально забыв о боязни показаться странной и непоследовательной, Нэнси вскочила, охваченная желанием как можно скорее что-нибудь предпринять. В ее неожиданно прояснившемся мозгу замелькали идеи.

Сначала она решила разыскать Курта сейчас же, наплевав на Тома, беспорядок в мансарде и пересоленный омлет. Но ее остановил голос разума. Действовать следовало быстро и решительно, однако с умом, чтобы по прошествии времени больше ни о чем не сожалеть.

Бережно подняв с пола журнал, Нэнси спустилась вниз, прошла в спальню и, сев перед зеркалом, принялась рассуждать сама с собой.

— Том, хоть и обнаглел в последнее время до невозможности, не заслуживает, чтобы я обошлась с ним так жестоко. Надо сказать ему, что я его больше не люблю, что всем сердцем хочу быть с другим человеком…

Затем она представила, что Курт не принимает ее — или слишком сильно обижен, или охладел к ней, или нашел другую женщину. У нее защемило в груди и потемнело перед глазами. Несколько минут Нэнси смотрела на свое отражение в зеркале в полной растерянности. Потом, почувствовав прилив неизвестно откуда взявшихся сил и уверенности, качнула головой.

— Это не имеет никакого значения. Если Курт ответит, что больше не желает меня знать, моя любовь к нему останется прежней. Продолжать жить с Томом я в любом случае не могу. Сегодня вечером я так ему и скажу. А завтра поеду в «Арт Хонникер» и попытаюсь вернуться на работу. Пусть надо мной посмеются, пусть осудят. Чтобы возвратить себе счастье и спокойствие я обязана сделать все, что в моих силах.

Как никогда довольная собой, она поднялась со стула и принялась собирать вещи.

Том вернулся позднее обычного и, ничего не объясняя, отправился в спальню принять душ и переодеться перед ужином. Нэнси догадывалась, что он явится в кухню незамедлительно, едва только увидит, что в шкафах и на полках в ванной нет ее вещей. Так оно и случилось.

— Что все это значит? — требовательно спросил он уже с порога.

Нэнси предостерегающе выставила вперед руки.

— Прошу, не кипятись. — Она знала, что первой реакцией мужа будут гнев и возмущение, и была к этому готова. — Сядь, давай поговорим спокойно.

— Ты задумала сбежать, да? — закричал Том, сильнее разъяряясь. — Ни с того ни с сего! Ничего не объясняя!

— Я ждала тебя как раз для того, чтобы все объяснить, — сказала Нэнси, старательно держа себя в руках. — Да, я ухожу от тебя, Том. Нам надо развестись.

— Что?! — Он наклонил вперед голову, как будто не расслышав ее слов.

— Я не в состоянии так дальше жить. Мне казалось, что я привыкну, а сегодня вдруг поняла, что ничего не получится.

Нэнси удивлялась, что говорит так спокойно и складно. Она не могла осмелиться на этот шаг несколько лет и вдруг все решила буквально за день.

— Ты сошла с ума! — категорично заявил Том, очевидно не веря своим ушам.

— Нет, — твердо ответила Нэнси. — Совсем наоборот. Я наконец поняла, что безумством будет продолжать жить с тобой, и захотела все изменить.

Наверное, его напугала ее непоколебимость. Том побледнел, долго не произносил ни слова, потом прислонился спиной к холодильнику и заговорил спокойнее:

— Нэн, я все прекрасно понимаю. Ты скучаешь по работе, по коллегам, поэтому жизнь вдруг показалась тебе невыносимой. Это пройдет, вот увидишь.

— Нет, Том, не пройдет, я точно знаю.

— Хватит разыгрывать этот дурацкий спектакль! — вновь вспылил он. — Я до смерти устал, хочу поужинать и отдохнуть! Плясать перед тобой у меня нет ни малейшего желания!

— Я и не прошу передо мной плясать, — ответила Нэнси невозмутимо. — Хотела всего лишь поговорить. Впрочем, самое главное я уже сказала. — Она поднялась со стула, на котором сидела, завтракая и ужиная. — Я ухожу, Том. Прямо сейчас.

— Размечталась! — рявкнул он, и его лицо покрылось красными пятнами. — Мне плевать на твои сумасбродные идеи, поняла? Ты моя жена и никуда не уйдешь, потому что я тебя не отпущу!

— Я больше не хочу быть твоей женой, — произнесла Нэнси, смело глядя на него. — Не хочу и не могу.

— С каких это пор?

— Наши отношения давно перестали быть такими, какими были вначале, согласись.

— Естественно! — Том сильно нервничал. У него на скулах ходили желваки, в глазах горел безумный огонь. — Со временем все мы меняемся, принимают другие формы и отношения между нами.

Нэнси вздохнула.

— Меня эти формы не устраивают.

— Почему же ты до сих пор молчала? — требовательно спросил Том. — Сказала бы, что именно тебе не по вкусу, и я попытался бы что-то в себе изменить.

— Ты говоришь не о том. Я поняла, что у нашей семьи нет будущего. Как бы мы ни старались, что бы ни предпринимали, ничего не получится, в любом случае все пойдет наперекосяк. Ты и я — совершенно не подходящие друг другу люди. Странно, что судьба вообще нас свела. Только задумайся: мы воспитаны на абсолютно разных идеалах, нам и поговорить-то не о чем.

— А как же любовь? — прищуриваясь, спросил Том.

— Любовь? — Нэнси покачала головой. — По-моему, у нас не осталось ни капли любви.

— Не говори за нас двоих! — велел Том, сверкая глазами. — Лично я никогда не откажусь от своей любви, ни при каких обстоятельствах! Я люблю тебя, буду вечно любить, слышишь?

— А я тебя больше не люблю, — сказала Нэнси тихо. Произнести эти слова далось ей с большим трудом.

Лицо мужа внезапно сделалось каменным. Взглянув на него, Нэнси даже испугалась.

— У тебя появился другой, — произнес он с утвердительной интонацией.

— Нет! — выпалила Нэнси. — То есть…

Том подскочил к ней, больно схватил за руку и процедил сквозь зубы, испепеляя злым взглядом:

— Ты изменила мне, правильно? В том чертовом замке с кареглазым Ричардсоном!

Нэнси широко распахнула глаза. Она и не подозревала, что Том запомнил фамилию Курта, ведь слышала ее из его уст впервые.

— Отвечай! — потребовал Том, сильнее сжимая ее руку.

— Я не изменила тебе, — сказала Нэнси, глядя ему в глаза. — Пусти, мне больно.

Том проигнорировал ее последние слова, но в то, что она хранила ему в Солуэе верность, по всей вероятности, поверил. В каком-то смысле он и в самом деле прекрасно ее знал. По крайней мере, умел читать по ее глазам.

— Пусти, — повторила Нэнси, дергая рукой.

Том разжал пальцы.

— Ты влюбилась в него, я прав?

Он смотрел на нее так, будто был готов ударить. Нэнси охватил панический страх, но она старалась не подать виду, твердя себе, что обязана пройти это испытание до конца.

— Умоляю, успокойся.

— Ответь!

— Да, — сказала Нэнси, собравшись с мужеством.

Том стиснул зубы и раздул ноздри, становясь похожим на разъяренного быка. Нэнси помертвела от ужаса. Ни разу в жизни она не видела мужа настолько грозным.

— Я никуда тебя не отпущу, ясно? — заявил он, делая шаг к двери. — Запру тебя здесь, отберу ключи. Будешь сидеть тут, пока не выбросишь из головы всю эту дурь!

Месяц назад такой поворот событий поставил бы Нэнси в тупик. Сегодня же она действовала настолько решительно и грамотно, что предусмотрела все.

— Ничего у тебя не выйдет, — сказала она, как могла, твердо. — Если через два часа я не появлюсь в доме родителей, сюда нагрянет полиция.

— Че-его? — Лицо Тома вытянулось.

— Перед твоим возвращением я сообщила папе, что ухожу от тебя, — солгала Нэнси и глазом не моргнув. Обычно врать получалось у нее прескверно, сейчас же она не узнавала себя. — Я сразу догадалась, что ты вздумаешь запереть меня, поэтому договорилась с ним, что, если в восемь меня у них не будет, он позвонит в полицию.

Том минуту молчал, потом криво улыбнулся и покачал головой.

— До чего мы докатились, Нэн, — пробормотал он с отчаянием и усталостью. — Видим друг в друге врагов, пускаем в ход все, что угодно: угрозы, хитрые уловки. Кошмар какой-то! — Он вздохнул и вдруг настолько сильно погрустнел, что сердце Нэнси заныло от жалости. — А знаешь, я сразу понял, что ты влюбилась в этого архитектора, в тот самый момент, когда ты упомянула о нем.

— Правда? — спросила Нэнси ошеломленно.

Том кивнул, прислонился к дверному косяку и, закрыв глаза, опять тяжело вздохнул.

В душе Нэнси шевельнулось почти угасшее чувство. Рвать отношения с человеком, на протяжении нескольких лет называвшим ее женой, было совсем не просто. Однако новая, всепоглощающая любовь гнала ее прочь из этого дома, торопила навстречу другой жизни, советовала не мешкать.

— Прости, Том, — прошептала Нэнси, вспоминая слова Курта о том, что больной зуб выдергивают одним рывком. — Мне пора.

Она решительно вышла из кухни, взяла чемодан и сумку, в которые упаковала все самое необходимое, и, крикнув через плечо: «За остальными вещами я пришлю позднее», — направилась к двери. Том больше не пытался ее остановить — наверное, был слишком подавлен признанием жены.

Лишь выйдя за калитку уже бывшего своего дома, Нэнси остановилась, поставила вещи на тротуар, достала сотовый и вызвала такси. Ее никто не ждал: ни родители, ни лучшая подруга Джессика. О своем намерении уйти от мужа она успела сообщить лишь ему самому.

Джессика жила одна на окраине Глазго в небольшой квартирке в трехэтажном доме. Сев в подъехавшую машину, Нэнси назвала адрес подруги. Когда такси тронулось, она невольно повернула голову и в последний раз взглянула на окна их с Томом жилища. Никто не смотрел ей вслед.

На сердце у нее было ужасно тяжело, но, когда улица, на которой она до сего часа жила, осталась позади, Нэнси неожиданно почувствовала себя человеком, освобожденным из тюрьмы, куда он был заключен пожизненно. Из динамиков такси лились звуки зажигательной латиноамериканской мелодии. Водитель весело покачивал ей в такт головой. Это было начало новой жизни — яркой, не омраченной неуверенностью и страхами.

Сидя в машине, Нэнси набрала номер подруги и, когда та ответила, произнесла спокойно, даже радостно:

— Я еду к тебе, Джесс. Если можно, поживу у тебя несколько дней.

— Гм… естественно, можно. А в чем дело? Ты поругалась с Томом?

— Я ушла от него. Мы разводимся, — раздалось в ответ.

— Что?! — воскликнула Джессика. — Неужели у вас все настолько плохо?

— Да, — сказала Нэнси без тени сожаления. — Когда приеду, расскажу.

— Ладно. Жду.

Джессика встретила подругу с совершенно растерянным видом.

— Нэнси, я в шоке! — воскликнула она. — Мне всегда казалось, что ваши с Томом отношения далеки от идеала, в последнее время особенно, но о разводе я и подумать не могла. Ты ведь о нем и слышать не желала!

— И сильно заблуждалась, — вздохнула Нэнси, ставя чемодан у стены в прихожей. — Приютишь меня на первое время?

— О чем ты говоришь? — Джессика крепко обняла подругу. — Оставайся хоть насовсем, я буду только рада.

Они прошли в небольшую кухню, обставленную розовой с белым мебелью. Джессика занялась приготовлением кофе, а Нэнси начала свой рассказ. Она поведала обо всем, даже о неслыханной страсти к Курту и о своих безумных фантазиях.

— Если бы не эта любовь, может, я и продолжала бы терпеть, — призналась она. В миниатюрной керамической чашечке перед ней уже дымился ароматный кофе.

— Дурочка, — ласково сказала подруга. — Ты в любом случае не должна была терпеть.

— Ты же знаешь, как я отношусь к браку, — произнесла Нэнси оправдывающимся тоном.

— Если семьи не получилось, не имеет смысла на нее молиться, — заявила Джессика.

Нэнси вспомнила, что Курт когда-то сказал ей почти эту же фразу, и от осознания того, что любимые ею люди мыслят одинаково, на душе у нее стало еще спокойнее. Она задумалась о том, чем в эту минуту занимается Курт, и вдруг опять встревожилась.

— Я попытаюсь связаться с Куртом, попрошу его о встрече и расскажу, что он для меня значит. — Она помолчала и добавила тихо: — Может оказаться, что с ним уже другая женщина или что я его больше не интересую… но это не столь важно…

Джессика улыбнулась и взяла подругу за руки.

— Если Курт такой, каким ты его описываешь, а преувеличивать тебе несвойственно, уверена, никакой другой женщиной он не обзавелся. Люди ответственные и серьезные влюбляются не часто и надолго. — Она легонько сжала узкие кисти Нэнси. — Вы встретитесь, объяснитесь и навсегда останетесь вместе. Я чувствую это. Ты достойна счастья, Нэнси. Больше чем кто бы то ни было из всех, кого я знаю.

Она вошла в здание «Арт Хонникер», сильно волнуясь. На ее место за прошедший месяц вполне могли взять другого архитектора, а Генри, у которого она намеревалась попросить телефон и адрес Курта, мог запросто ей отказать. Было без четверти восемь, рабочий день еще не начался.

Зная, что старший Хонникер обычно является в офис на час раньше положенного времени, Нэнси сразу поднялась на второй этаж, где находился кабинет главы фирмы. Но там никого не оказалось. Она остановилась в коридоре, раздумывая, как ей быть, и не услышала шагов Генри. Обернулась лишь, когда он окликнул ее.

— А, Генри… здравствуй. — Молодая женщина испытующе посмотрела на него, стараясь угадать, как он воспринимает ее появление здесь. Но в его взгляде, как ни странно, не было ни насмешливости, ни недоумения. — Я пришла… поговорить с твоим отцом.

— Он появится только после обеда, — сказал Генри. — Если хочешь, тебя выслушаю я.

Нэнси обрадованно кивнула. Побеседовать с ним она собиралась в любом случае. Они вошли в его увешанный фотографиями отреставрированных памятников архитектуры кабинет. Генри указал Нэнси на мягкое кресло для посетителей, а сам уселся за письменный стол, заваленный деловыми письмами, проектами договоров и чертежами. В его взгляде появилось что-то необычное, как будто он знает ее тайну и пытается дать понять об этом.

— Как поживаешь? — спросил он, доброжелательно улыбнувшись.

Со вчерашнего дня ее жизнь резко изменилась к лучшему. И Нэнси не собиралась этого скрывать.

— Хорошо.

— Соскучилась по работе?

— Да, — честно призналась она.

— И мы по тебе соскучились, — с неподдельной искренностью произнес Генри. — Отец до сих пор не может прийти в себя после твоего ухода.

— Правда? — От радости Нэнси чуть не подпрыгнула на кресле. Она знала, что Рик Хонникер всегда был доволен ее работой, но в силу природной скромности даже не думала, что он ею дорожит.

— Конечно, правда, — ответил Генри, улыбаясь еще более доброжелательно. — Если надумаешь вернуться, мы примем тебя, даже если не будем нуждаться в архитекторах.

Начавшие затягиваться раны в сердце Нэнси как будто смазали целительным бальзамом. Она расслабилась, откидываясь на спинку кресла.

— Я уже надумала вернуться. Готова взяться за любую работу, и как можно быстрее.

— Ты серьезно? — Генри недоверчиво прищурился и о чем-то задумался. Нэнси показалось, что размышляет он вовсе не о том, какой объект ей доверить.

— Серьезнее не бывает, — сказала она на выдохе.

— Замечательно! — Генри оживился и принялся перебирать на столе бумаги. — Так-так-так, куда же запропастилось это письмо? От одного чудака, задумавшего отреставрировать и модернизировать фамильный склеп. Я как раз ломаю голову, кому бы поручить эту работу.

Нэнси недоверчиво усмехнулась.

— Дело в том, что хозяин склепа — искусствовед, — пояснил Генри. — Старик весьма образованный, но и привередливый. — Говоря это, он продолжал рыться в бумагах на своем столе. — Где же это письмо? Впрочем, ладно, потом найду. Это дело не срочное. Рискнешь взяться за него?

— С удовольствием, — ответила Нэнси, чувствуя, как к ней возвращаются жизненные силы.

— Отлично! — Генри хлопнул по документам ладонями и посмотрел на молодую женщину выжидательно, словно знал наверняка: она сказала далеко не все, что собиралась.

Нэнси смутилась. Исход второй половины разговора волновал ее значительно больше, чем первой.

— Я хочу поговорить с тобой еще кое о чем, — пробормотала она, краснея. — Точнее, о ком… О Курте Ричардсоне… Насколько я помню, вы вместе учились в Оксфорде.

Лицо Генри просияло, и у Нэнси возникло ощущение, будто он отчетливо видит ее объятое любовным пожаром сердце.

— Да, все верно.

— Так вот, я должна встретиться с Куртом, — произнесла она, чувствуя, что ее щеки становятся пунцовыми. — Но это сугубо личное дело.

Генри понимающе кивнул, как показалось Нэнси, слишком понимающе. Она поправила передние косички — просто потому, что захотела хоть как-то скрыть свою неловкость.

— Ты не мог бы дать мне его телефон и адрес, — произнесла она решающие слова глухим, чужим голосом. — Понимаю, моя просьба выглядит странно, и потом…

Генри жестом остановил ее.

— Ничего не объясняй. Я никогда никому не даю телефоны сотрудников, предварительно не узнав, хотят ли они этого. Но в данном случае нарушу правило, так как уверен на сто процентов: Курт твоему звонку непременно обрадуется. — Он взял из лотка для бумаг чистый лист и принялся писать телефонные номера и адрес Курта.

Нэнси пораженно за ним наблюдала. Неужели Курт обо всем ему рассказал? — недоумевала она. Или кто-нибудь из рабочих? Когда мы прощались у стены, все видели, что я плачу, а Курт меня обнимает. Может, о наших чувствах знает уже весь белый свет, а я решилась окончательно признать их и назвать своим именем только вчера?

Нэнси ужасно хотелось спросить у Генри, откуда ему все известно, но она не осмеливалась. Он сам ответил на ее вопрос, когда отдал ей лист.

— По-моему, ты удивлена, Нэнси. Правильно?

Молодая женщина кивнула, нервно сглатывая.

— Ладно, не буду тебя мучить. — Он сложил руки перед грудью и оперся ими о стол. — Я сразу понял, что вы с Куртом понравились друг другу, как только познакомил вас.

Молодая женщина наклонила голову, боясь, что ее щеки вот-вот воспламенятся. Когда она заговорила, ее голос дрожал:

— Только, пожалуйста, не подумай, что я ветреная и несерьезная. Мое чувство к Курту — глубоко осмысленное и непреходящее… Странно, что мне не хватило мужества признаться ему в этом…

Генри добродушно рассмеялся.

— Тебе не в чем оправдываться, Нэнси, ни передо мной, ни перед кем бы то ни было. Гордись своим чувством, береги его. А что касается твоей ветрености, то я прекрасно знаю: ты самая серьезная из всех известных мне людей. Курт — тоже. Признаюсь, увидев, как вы друг на друга смотрите, я подумал: если эти двое решат быть вместе, я всю жизнь буду гордиться, что невольно свел их в Солуэе.

Нэнси подняла голову и озадаченно нахмурилась.

— Но ведь тогда я была замужем.

— Была? — переспросил Генри обрадованно.

— Я… — Нэнси в растерянности покачала головой, провела по горячим щекам ладонями и кивнула. — Официально мы с Томом еще не развелись, — произнесла она, как ни странно, весьма уверенным тоном. — Но вчера я серьезно с ним поговорила и ушла.

Генри одобрительно кивнул. Нэнси не понимала, зачем так откровенничает с ним, но почему-то была уверена, что никаких нежелательных последствий этот разговор иметь не будет.

— Если честно, то я очень рад, — сказал ее собеседник. — Я давно подозревал, что в семейной жизни у тебя не все в порядке.

Нэнси в который уже раз за сегодняшнее утро изумилась, но ничего не ответила. Она смотрела на листок бумаги в своих руках, и ей казалось, что от него исходит тепло.

Генри немного наклонился вперед и доверительно сообщил:

— Ваши с Куртом взгляды в тот первый день в Солуэе красноречиво говорили о зарождении чувства возвышенного и сильного, которое в состоянии справиться не только с неудачным замужеством, но и с любой другой проблемой. Поэтому смело поезжай в Эдинбург. Готов поспорить, Курт будет на седьмом небе от счастья. О работе поговорим позднее, когда ты вернешься, а я разыщу-таки это письмо.

Пробормотав слова благодарности, Нэнси покинула кабинет. Допуская, что Генри может не дать ей координат любимого человека, она не задумывалась о своих дальнейших действиях. Сейчас же, едва выйдя из «Арт Хонникер», молодая женщина вызвала такси и попросила отвезти ее на автобусную станцию. Ее не волновало, что у нее нет с собой вещей. А о том, что не предупредила подругу о своей поездке в Эдинбург, она вспомнила лишь в дороге.

— Удачи! — крикнула Джессика в трубку, узнав обо всем. — Только не волнуйся, все будет хорошо!

— Спасибо, — ответила Нэнси, предчувствуя, что подруга не ошибается.