К исходу седьмого месяца беременности Анфиса решила уходить в декретный отпуск. Ей не очень хотелось делать это, потому что все неприятные симптомы токсикоза давно исчезли, чувствовала она себя прекрасно, испытывала прилив сил и постоянно пребывала в отличном настроении, но родные в голос твердили, что пора, пора больше отдыхать и заботиться не только о пациентах, но и о себе и будущем ребенке. Анфиса решила прислушаться и посидеть до родов дома, так что в тот день она ехала в клинику передать своих больных новым врачам и устроить «отвальную» перед декретом.
В половине двенадцатого ее вызвали в отделение – случился припадок у ее больного, и Анфиса поспешила туда. До обеда все больные находились в общей просторной комнате, где занимались какими-то вполне обычными делами – читали, играли в настольные игры, разговаривали друг с другом. Это было отделение с «легкими» больными, тут не содержались пациенты в критическом состоянии, с обострениями или вновь поступившие. Большинство из них числились постоянными клиентами, которых персонал уже знает не только по именам, но и хорошо изучил характер, манеру поведения, моменты, которые запускают у больного негативные реакции.
Здесь все было устроено так же, как и во всей клинике – и двери, запиравшиеся снаружи на ключ, и окна без ручек-открывалок, зато с решетками, и длинный темноватый коридор с выкрашенными зеленой краской панелями. Это, кстати, всегда удивляло Анфису – ну, как можно находиться в помещении с такими стенами и реально не сойти с ума? Ей всегда хватало обхода, чтобы потом остаток дня чувствовать себя неуютно, а пациенты проводили здесь от тридцати дней и больше.
– Анфиса Леонидовна, скорее! – Ей навстречу торопилась медсестра Настя. – Там Кадкин что-то…
Анфиса обратила внимание, что общая комната уже пуста – во время приступов у кого-то из больных всех остальных санитары тут же разводили по палатам и запирали, чтобы не включалась цепная реакция – чужой бред и агрессия запросто провоцировали такое и у кого-то еще.
Илья Кадкин, совсем еще молодой парень, забаррикадировался от санитаров в конце коридора, у балконной двери, тоже зарешеченной снаружи и запертой. Перед Ильей стояла невесть как оказавшаяся в его владении металлическая тележка с флаконами от растворов – тяжелыми бутылями на четыреста миллилитров, и Илья, перехватывая бутыли за горлышки, швырял их, как гранаты, в уворачивавшихся санитаров.
– Не возьмете! Живым не дамся! – Очередная бутыль летела в пытавшегося приблизиться санитара, и тому приходилось отскакивать назад.
– Как он каталку в коридор выкатил? Сказано же – держите в процедурном, запирайте дверь, – сказала Анфиса, шагая рядом с Настей в сторону балкона.
– Напарница новенькая у меня, он ее напугал и каталку выкатил, а ее саму в процедурке запер. У него ключ в кармане где-то, – с раздражением ответила Настя. – Ничего не понимаю – ну что, они не знают, куда работать идут? Здесь не санаторий! Зачем идти туда, где тебе уже заведомо страшно? Она ведь от каждого больного шарахается, я замучилась совсем, специально ее в процедурный сунула, думала – там меньше контакта, а вот поди ж ты… Наверное, Лешка отвернулся, он же сегодня должен был за процедуркой следить.
– Не отвернулся я! – громыхнуло сзади, и Анфиса поморщилась:
– Алексей, что вы кричите? – Повернувшись, она увидела, что санитар прижимает к лицу марлю. – Что это у вас?
– Зацепило, – буркнул санитар, убирая руку, и Анфиса заметила длинный глубокий порез на лбу. – Аж звездочки полетели, – пожаловался он. – А что Кадкина прошляпил… так меня позвали в третью палату, а Кадкин… ну, он же тихий, никогда никаких инцидентов… да и на выписку ведь шел, да, Анфиса Леонидовна?
– Да, через неделю должны были выписать… теперь даже не знаю… – огорченно сказала Анфиса, останавливаясь. – А что случилось, никто не знает?
– Да он разве ответит? – опять раздраженно бросила Настя и крикнула: – Илья, ну-ка прекращай, доктор пришла!
– Живым все равно не дамся! – рявкнул Кадкин, хватая новую бутыль.
– Вы бы, Анфиса Леонидовна, близко не подходили, – покосившись на ее живот, сказал санитар.
– Отойдите все! – бесновался Кадкин. – Только с доктором буду говорить! Отойдите, сказал! – полетела новая бутыль.
– Там много еще? – негромко спросила Анфиса у Насти.
– А то! С выходных вывезти не успели, да сегодняшние.
– Вот черт… Илья! – громко позвала Анфиса, обращаясь к больному. – Илья, ты меня слышишь?
– Слышу, Анфиса Леонидовна.
– Илья, давай поговорим. Мы ведь с тобой всегда хорошо разговаривали. Мне бы хотелось узнать, что случилось. Тебя кто-то обидел?
Кадкин замер, слушая Анфису, санитары начали осторожно, по стенкам, приближаться к нему, но тот краем глаза уловил движение и снова метнул бутыль:
– Уйдите все! Я хочу с Анфисой Леонидовной разговаривать! Я только с ней буду разговаривать, не мешайте мне!
– Настя, наберите препарат, я попробую с ним договориться, – негромко сказала Анфиса, обращаясь к медсестре, и та фыркнула:
– Где? Процедурка заперта, ключ у него.
– Ну, спуститесь вниз, попросите там.
Настя пошла к выходу, а Анфиса, не сводя взгляда с больного, продолжила:
– Илья, сейчас ребята отойдут, а ты выходи, пожалуйста, ко мне. Мы пойдем в холл и присядем.
– Анфиса Леонидовна… – начал санитар Леша, но она покачала головой:
– Дайте ему пройти. Я справлюсь.
Санитары отошли ей за спину, и она осталась лицом к лицу с Кадкиным, который нерешительно топтался за тележкой, обдумывая, видимо, дальнейшие действия.
– Илья, идем. Тебя никто не будет трогать, я обещаю.
– Мы поговорим, да? – с сомнением спросил больной, и Анфиса кивнула:
– Конечно. Мы просто поговорим – так, как мы с тобой всегда разговариваем.
Парень сделал пару нерешительных шагов из-за тележки, и Анфиса протянула ему руку:
– Вот и хорошо. Идем. Так что случилось?
– Все говорят, что вы от нас уходите.
– Кто говорит?
– Ребята говорят… в палате… и медсестры вчера тоже говорили… вы меня бросаете, да? – Илья покосился на нее.
– Я тебя не бросаю. Просто теперь у тебя будет другой доктор, но это ведь всего на несколько дней, ты же домой поедешь на следующей неделе.
– Я не хочу домой, – вдруг сказал Илья. – Можно я тут останусь?
– А почему ты не хочешь домой? – спокойно спросила Анфиса, заходя в холл, где стоял мягкий диван и два кресла.
– Там… там… – Илья начал лихорадочно чесать затылок, как будто ему внезапно что-то начало там мешать.
Движения его становились все быстрее, голова наклонилась к левому плечу, а взгляд сделался затуманенным и совершенно расфокусированным – в таком состоянии его привезли для госпитализации месяц назад.
– Илья, посмотри на меня, – попросила Анфиса. – Посмотри на меня и убери от головы руку. Вот так… все, не чешется?
– Н-нет… но я домой не поеду! – выкрикнул вдруг Кадкин, сжимая кулаки, и Анфиса, умевшая держать себя в руках в подобных обстоятельствах, неожиданно испугалась. Это был страх не за себя – она не думала, что Илья накинется на нее, нет – она боялась за будущего ребенка, который именно в этот момент зашевелился так сильно, что Анфиса непроизвольно охнула и положила ладонь на живот.
– Почему ты не хочешь ехать домой, Илья? – спросила она, вспомнив, что ни разу за все время, что провел здесь, Илья в разговорах с ней не упоминал ни дом, ни родителей.
«Как же я могла это упустить?» – подумала она, внимательно глядя на пациента и не убирая руки с живота.
– Там… там… Он! – Илья показал пальцем в потолок.
– Кто – он? Твой отец?
– Мой отец там. – Палец опустился вниз, указывая в пол. – А он – дома… я туда не хочу, не хочу, не хочу! – выкрикнул Кадкин, сжав кулаки и делая шаг к Анфисе.
Она непроизвольно отступила, хотя понимала, что делать этого нельзя, нельзя показать ему, что она боится. Но прежде Илья никогда не проявлял никакой агрессии, скорее – всегда был чуть заторможен, потому Анфиса сейчас не могла понять, что послужило причиной такой вспышки.
Она увидела, что вернулась Настя, показывает ей за спиной Ильи шприц с препаратом, но отрицательно покачала головой – не хотела, чтобы парня сейчас скрутили и накачали лекарством до состояния овоща. Ей необходимо было разобраться, понять, что она упустила, чтобы новый врач смог это исправить.
Но в этот момент за спиной Ильи, оттолкнув в сторону Настю, появился санитар Леша, и Илья, обернувшись на звук и увидев его, сделал рывок в сторону Анфисы, повалил ее, не успевшую никак отреагировать, на пол, навалился сверху и закричал:
– Я вас спасу, доктор! Спасу! Только лежите тихо!
На помощь Анфисе уже спешили санитары, Илью в буквальном смысле оторвали от нее и уволокли в палату, следом убежала и Настя, а санитар Леша, склонившись, спросил:
– Анфиса Леонидовна, вы как?
Она попыталась сесть, но тут же охнула от резкой боли в животе.
– Где болит, рукой покажите, – не отставал санитар, и она, не в силах произнести ни слова от все не отпускавшей ее боли, обвела рукой живот, чувствуя, как внутри словно что-то разорвалось. – Да елки-палки… погодите… Да вы рожаете, Анфиса Леонидовна! – рявкнул вдруг Леша. – У вас же воды отходят!
Не доверять ему она сейчас не могла, все-таки он уже оканчивал институт и практику в акушерстве и гинекологии давно прошел. Да и ощущение было как раз такое, каким его себе и представляла Анфиса, думая о предстоящих родах.
– Н-нет… мне рано… мне еще рано… – простонала она, понимая, что изменить уже ничего нельзя.
Леша поднял ее на руки и потащил из отделения, на ходу крича кому-то, чтобы немедленно вызывали «Скорую». Анфиса чувствовала, что вот-вот потеряет сознание – настолько сильной оказалась разрывавшая все тело боль. Последнее, что она увидела, перед тем как отключилась на диване в ординаторской, было лицо отца – обеспокоенное, встревоженное и какое-то растерянное.