Цивилизованный развод

Глава третья

Доктор слушал очень внимательно, но лицо его ничего не выражало, оставалось полностью непроницаемым.

— Вы до сих пор любите мужа? Хотели бы повернуть время вспять? — спросил он наконец.

— Нет, конечно, доктор! Как после такого можно любить?

— Любят. И после гораздо более ужасных вещей любят.

— А я не могу, доктор.

— Может, расскажете о том, что чувствуете, более подробно?

— А я вас не задерживаю? — с сомнением спросила Ольга. Она находилась в кабинете достаточно долго.

— На сегодня приём окончен, не переживайте. И ещё, вы так до сих пор и не сказали вашего имени.

— Точно, — Ольга вдруг смутилась и покраснела. Она думала, что давно разучилась так смущаться. — Меня зовут Ольга Вячеславовна.

— А если просто «Ольга»? Вы ещё очень молоды.

— Мне тридцать пять. Но если вам удобнее называть меня просто по имени, то конечно. Вам лучше знать. Я впервые на приёме у психотерапевта.

— Вот и отлично. Вы собирались рассказать о том, что чувствуете. Остались ли чувства к бывшему мужу?

— Остался тяжёлый осадок от ситуации. Осталось сожаление о том, что столько лет семейной жизни было перечёркнуто. Осталась досада на себя: я столько лет провела рядом с Даней, но оказывается, совсем не знала его. Он остался скрыт для меня. Я видела лишь верхушку айсберга. Думаю, он и не любил меня никогда, а смотрел так же, как на Арину, с точки зрения удобства и «подходящести» по определённым параметрам. Пока я была удобна, меня держали рядом. Не справилась, не уложилась в жизненные планы, — до свидания. Сейчас я уверена, что и здоровье отца — лишь предлог, просто Даня сопоставил свой возраст и отсутствие наследника, и это стало катализатором.

— Браво, Ольга! Вы настолько здраво и трезво оцениваете ситуацию, что мне трудно как-то дополнить ваш рассказ. Я восхищён. А что по поводу других чувств?

— Чувство разочарования в Дане и в себе. Любви нет, я не могу любить человека, который так поступил со мной. Не в моих это правилах и привычках — подставлять вторую щёку. Но сказать, что я совсем уж равнодушна к ситуации и полностью отпустила её, не могу.

Ольге показалось, что последнее замечание не очень понравилось доктору: лицо его как-то напряглось. Но он продолжил разговор спокойно и доброжелательно:

— Ольга, давайте попытаемся взглянуть на ситуацию под другим углом. Представьте, что не было этого ужина, цветов, разговора, а ваш бывший муж ещё в период существования вашей семьи начал отношения на стороне.

— Много раз об этом думала. Не во время семейной жизни, а после расставания думала.

— Некрасиво и мерзко, правда? Но ваш бывший муж не смог так поступить по отношению к вам. Он был честен почти на сто процентов. Я говорю «почти», потому что вы абсолютно правы, предполагая: здоровье отца — предлог. В остальном Даниил был с вами полностью честен, даже по-своему благороден. И вы повели себя достойно и правильно: высказали свои обиды, не стали устраивать бессмысленных истерик, которые ни к чему бы не привели, кроме нивелирования вашей самооценки. У Даниила истерика вызвала бы лишь досаду; его решение осталось бы неизменным. Вы ушли с достоинством, с высоко поднятой головой. Далеко не все способны расстаться вот так, респект.

Вроде, доктор всё сказал правильно, даже похвалил её, но что-то в его рассуждениях тревожило Ольгу, задевало. Подумав, она нашла это «что-то»:

— То есть, Генрих Яковлевич, вы считаете нормальным и приемлемым поведением жить со мной как ни в чём не бывало, а в это время подыскивать мне замену, покупать квартиру для семейной жизни с новой женой? А ведь мы жили, как всегда. Я доверяла ему безоговорочно. У нас был интим. Причём, не реже, чем обычно. И всё это время Даниил строил новую жизнь, — Ольга замолчала, чувствуя, что вот-вот расплачется.

Неужели это до сих пор настолько гложет её? Открытие неприятно поразило, встревожило Ольгу.

— Я? Если вы спрашиваете обо мне, Ольга, то нет. Я бы так не смог. Хотя считаю, что такое поведение во сто крат лучше, чем измена и ребёнок на стороне. Но все люди разные, Ольга.

— Простите, доктор, но мне кажется, что вы на стороне Дани, потому что вы тоже мужчина! — выпалила вдруг Ольга.

— Я ни на чьей стороне, Ольга. Я врач, и мне чужда гендерная солидарность. Повторюсь, в вас говорит обида. Не переживайте, это пройдёт, и вы признаете мою правоту.

— Да никогда, доктор! Вот и чувствуется, что вы сами не были в подобной ситуации, вас не использовали так низко и цинично! — Ольга раскраснелась, глаза блестели, щёки пылали.

Она была настолько возмущена, что не замечала, как Генрих Яковлевич прячет улыбку. Не замечала и странного взгляда, которым он смотрит на неё. Она перестала держать себя в строгих рамках, перестала прятаться в свою раковину. Ольга вдруг стала прежней, такой, какой была до памятного осеннего ужина. Просто она ещё не поняла, что вновь изменилась.

— Так и вас не использовали, Ольга, — пожал плечами доктор.

— Серьёзно?! Тогда почему было не разорвать со мной отношения сразу, как только решено было списать меня в утиль? Нет же, он выстроил новую жизнь за моей спиной, методично укладывая кирпичик за кирпичиком, аккуратно и неспешно, а потом лишь оповестил меня и отправил в отставку. Передал мои полномочия другой.

— Вы упускаете один нюанс, Ольга. Даниил до последнего надеялся, что вы беременны.

— Ах, он бедненький… А я-то, редиска такая, разочаровала его. Нехорошая женщина. Плохая.

— Неужели всё ещё любите и ревнуете? — задумчиво пробормотал Генрих Яковлевич и украдкой покосился на возмущённую пациентку.

— Вот и нет!

— Значит, привыкли жалеть себя и чувствовать жертвой, потому не хотите признать, что ваша ситуация намного лучше, чем у большинства людей, не сохранивших семью. А все окружающие дружно поддакивают вам, ругают Даниила и льют воду на мельницу вашей обиды.

— Ничего подобного! Мои родители, например, не осуждают ни Даниила, ни наше решение расстаться. Точнее, его решение.

— Правильно, ведь ваши родители понимают, что с вами могли поступить намного хуже и непорядочней. Например, у Даниила мог появиться ребёнок на стороне. Или бывший ободрал бы вас при разводе, как липку, и выставил из квартиры, простите, нагишом. Да, он подстраховался. Но лишь потому, что до конца надеялся остаться с вами. Поверьте, как только вы перестанете себя жалеть, вам удастся полностью переоценить и отпустить ситуацию. Ведь вы не желаете бывшему мужу зла? Не видите справедливости в том, что ему будет плохо?

— Нет, не желаю! — Ольга энергично покачала головой. — Я не хочу иметь с ним ничего общего, не дай Бог хоть как-то с Даней соприкоснуться, но зла не желаю, честное слово. Пусть у него всё получится. Зря что ли так старался?

— Вот и замечательно, — кивнул доктор.

— Простите, доктор, но всё же вы странно рассуждаете… Я не согласна с вами, — почему-то Ольге было обидно, что Генрих Яковлевич поддерживает Даню, хотя в глубине души она признавала, что слова доктора справедливы.

— Вы имеете полное право не соглашаться со мной. Так же, как я имею право не жалеть вас, подобно всем окружающим.

— Вы не смеете так говорить! Это неэтично! — Ольга, не выдержав, вскочила.

— Ещё как смею, — доктор тоже встал. — Кто-то же должен вам объяснить, что пора гнать в шею обиды и воспалённое самолюбие? Ну как же, вас, такую умницу и красавицу, да вдруг оставили и поменяли на другую! Разве это возможно? Как такое допустить…

Генрих Яковлевич не успел договорить, отхватив от Ольги звонкую оплеуху. Несколько секунд они яростно смотрели друг на друга, а потом Ольга попятилась, скрылась за дверью и опрометью побежала по коридору клиники.

Ольга быстро вышла из здания клиники и почти побежала к станции метро. Почему-то ей казалось, что Генрих Яковлевич должен вызвать полицию, ведь по сути, на него практически напала неуравновешенная пациентка. То есть, она, Ольга. В любом случае, её данные остались в регистратуре, ведь с Ольгой заключили договор. Да и у гинеколога, — приятной и очень остроумной женщины лет пятидесяти, — тоже остались данные, занесённые в карту.

Потому, если Генрих Яковлевич решит обратиться в правоохранительные органы, то найти Ольгу не составит труда. Что ж, за свои деяния нужно отвечать. Никто не давал ей права поднимать руку на человека. Ольга уже ехала в вагоне метро, когда на неё навалился невыносимый стыд. Как можно было распуститься до такой степени? Она не могла найти для себя хоть какое-нибудь оправдание, пусть плохонькое.

Это недопустимо — распускать руки. Это даже не стыдно, это невозможно вынести. И то, что доктор сам словно провоцировал её, — не в счёт. Он вёл себя максимально корректно, не сказал ни одного оскорбительного слова. Почему же она так раздухарилась?

Тяжёлое запоздалое раскаяние одолевало Ольгу на протяжении всего обратного пути. В Истре она пользовалась своей машиной, на которой и прибыла из родного города в Подмосковье, но ездить за рулём по Москве Ольга не решалась.

Глядя в окно электрички на начинающиеся прозрачные сумерки, такие, которые бывают только весной, Ольга призналась самой себе, что доктор ей очень понравился. И понравился не только как профессионал и внимательный человек. Понравился так, как мужчина нравится женщине. Видимо, этот факт и сыграл решающую роль в её необъяснимом поведении. Правда, выразилась эта симпатия, мягко говоря, странно.

Ольга ещё не доехала до Истры, когда приняла решение. Она должна попытаться всё исправить. Завтра же она запишется на приём к Генриху Яковлевичу. Она вернётся в клинику и попросит прощения у доктора. И она будет смотреть на него только как на профессионала, и думать о нём только как о докторе. Никаких вольностей и глупостей!

* * * * * * * *

Ольга вновь поехала в Москву спустя три дня, когда её выходной день совпал с приёмом у Генриха Яковлевича. Предварительно она проконсультировалась с Гулей по поводу коньяка. Ей нужен был самый лучший коньяк. Упаковав темную бутылку в специальный пакет и спрятав пакет в объемной сумке, Ольга ехала в клинику.

Волновалась ли она? Конечно. Просить прощения всегда тяжелее, чем творить всякую ерунду. Размахивать не по делу руками, например. Ничего. Она сможет как следует попросить прощения. Она собрана, настроена очень серьёзно. Ольга даже оделась соответствующе: тёмный классический пиджак, светлая глухая блузка, юбка-карандаш, строгие туфли и чёрное прямое пальто. Доктор поверит в серьёзность её намерений и искреннее раскаяние.

Ольга вышла из метро и решительно направилась в клинику. Главное, не давать себе слишком раздумывать и сомневаться.

Когда Ольга шла по коридору клиники, рассматривала вывески более внимательно, чем в прошлый раз. Обнаружила, что у одного из гинекологов на приёме фамилия такая же, как у врача-психотерапевта, — Ковалевская. Ещё одна Ковалевская работала гинекологом-эндокринологом. А у того гинеколога, которую Ольга посетила несколько дней назад, фамилия была Якушева. Судя по вывескам, Якушевых в клинике тоже было несколько. Например, врач ультразвуковой диагностики. А ещё Ольга вспомнила, что фамилия директора клиники — тоже Якушев. Якушев М.В., - она запомнила это, когда подписывала договор об оказании платных услуг.

В общем, чем только ни займёшься, лишь бы оттянуть момент встречи с Генрихом Яковлевичем. Например, будешь изучать таблички в коридоре. Сверившись с часами и убедившись, что время, на которое она записывалась, практически настало, Ольга постучала в знакомые двери с зелёной вывеской.

— Да-да, войдите, — ответил из-за двери густой баритон.

Открыв двери, Ольга громко поздоровалась и вошла в кабинет.

За огромным чёрным столом сидел плотный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Благородная седина, стильные очки, стильная бородка. Из-за стёкол очков на Ольгу внимательно, цепко и как-то весело смотрели небольшие голубые глаза.

— Ещё раз здравствуйте, — вежливо сказала Ольга. — Мне нужен Генрих Яковлевич.

— Слушаю вас, — ободряюще улыбнулся мужчина.

— Вы Генрих Яковлевич? — спросила Ольга. Тревога в душе нарастала.

— Так точно, — доктор встал и слегка поклонился Ольге.

Она, как зачарованная, смотрела на бейдж, прикреплённый к белому халату. «Генрих Яковлевич Ковалевский, врач-психотерапевт высшей категории, к.м. н».

«Бейдж куда-то запропастился. Ох уж эта рассеянность», — вспомнилось Ольге.

Она почувствовала себя актрисой, с успехом исполняющей главную роль в театре абсурда.

Доктор вежливо и немного удивлённо смотрел на Ольгу, которая шаг за шагом отступала к двери. И в этот неоднозначный момент на чёрном столе вдруг ожил селектор.

— Дядя Гена, привет! Ты нашёл статью? Помнишь, обещал?

Голос показался Ольге слишком хорошо знакомым.

— Простите, — прошептал ей настоящий Генрих Яковлевич. — Никак не научусь пользоваться этой странной техникой. Почему-то всегда включается громкая связь.

— Нашёл, Матвей! Если срочно нужно, приходи, забери.

— Не к спеху, — ответил невидимый Матвей. — Зайду чуть позже.

— Кто это был? — спросила Ольга, когда селектор смолк.

— В смысле? Кто звонил?

— Да.

— Мой племянник Матвей, директор этой клиники.

— Спасибо вам, доктор, — серьёзно и вежливо сказала Ольга. — Вы мне очень помогли. До свидания!

— Как «до свидания»? Почему вы убегаете? Что-то не так?

Казалось, доктор был изумлён и озадачен. Ольге не хотелось обижать его, но и душу выворачивать наизнанку она больше не собиралась. Тем более, что после эмоциональной и напряжённой беседы с прошлым «Генрихом Яковлевичем», ей действительно стало несоизмеримо легче, глупо это отрицать.

Несмотря на снедающее её чувство стыда, Ольга начала жить полной жизнью, дышать полной грудью. Она словно оттаяла, отогрелась, зашевелилась легче и свободнее. Да, она стала свободнее. Её ничто не угнетало, не давило, не пригибало к земле. Даже коллеги на работе заметили произошедшие с ней перемены.

Однако вины с самозванца это не снимает… Он обманул её, без спроса проник в её душу и мысли. Она, значит, мучается от стыда, а он, похоже, прекрасно себя чувствует.

— Всё хорошо, доктор! Просто мои планы несколько изменились, и произошло это буквально час назад. Я не могла не прийти, если уж записалась на приём, но сейчас мне пора. Спасибо вам огромное!

— Да не за что, — пожал плечами Генрих Яковлевич. — Но думаю, клиника обязана вернуть вам деньги, которые вы заплатили за консультацию. Пожалуй, я подойду в регистратуру. Вы очень спешите?

— Да, доктор, я спешу. А возвращать ничего не нужно, — Ольга уже была у выхода из кабинета.

— Хорошо, как угодно, — доктор непонимающе покачал головой и вновь сел за стол.

Вот опять ей стыдно. Но не может же она рассказать Генриху Яковлевичу правду о том, как его племянник забавляется в свободное от работы время, прикрывшись именем дяди.

… Ольга быстро нашла кабинет директора клиники, но в приёмной ей навстречу поднялась секретарь — высокая и стройная темноволосая девушка лет двадцати пяти. Судя по бейджу, ещё одна Ковалевская. Так-так. Семейное дело, значит. Но фамилии две, значит, и семьи две.

Полина Ковалевская наотрез отказывалась пропустить Ольгу к шефу, поскольку та не была записана на приём. Ольга спокойно, но твёрдо настаивала. Видимо, директор услышал разговор, потому что через пару минут появился в дверях собственной персоной.

— Здравствуйте-здравствуйте, Ольга! А я вас ждал.

Казалось, он ничуть не удивился её появлению в приёмной, смотрел, улыбаясь, на смущённое и возмущённое лицо Ольги.

— Полина, не советую противиться, это чревато, — директор поднял тёмную бровь. — Пропусти.

— Но Матвей… Викторович, посетительница без записи…

— Ничего страшного, Полина, это повторный приём. Правда, Ольга?

— Да, — подтвердила Ольга, соглашаясь. К ней вернулось присутствие духа. — Ещё какой повторный!

— Хорошо, — Полина была не в восторге, но подчинилась.

— Только не бей, ладно? — Матвей закрыл двери в кабинет и выставил вперёд ладони, словно обороняясь. — Хватило одного раза.

— Знаете, — Ольга намеренно не стала проходить, остановилась у двери. — Я ведь приехала, чтобы попросить у вас прощения и поблагодарить за приём, а теперь даже не знаю, как быть. Вы, оказывается, самозванец. Шарлатан, который, пользуясь служебным положением, просто-напросто развёл меня, узнал мои тайны. Вы нарушили всё, что возможно нарушить, это просто за гранью, — то, что вы сделали! А ещё возглавляете такое серьёзное учреждение! Теперь понятно, почему вы не стали привлекать меня к ответственности за нападение на вас. Ещё бы! Вы хоть понимаете, какой шум я могу поднять в связи с произошедшим? Вы являетесь директором клиники, но похоже, такие понятия, как «репутация», «профессиональная этика» и «порядочность» — пустой звук для вас. Весьма странно!

— Поверь, если бы я хоть на секунду заподозрил тебя в том, что ты можешь поднять шум и пожаловаться на меня, я бы не затеял никакого лицедейства. Но я видел, что ты не такая. И что тебе нужна срочная помощь, встряска. Попытайся понять меня, если не можешь пока простить.

— Как вы могли быть уверены, что я не подниму шум, если видели меня всего пару минут?!

— А вот. Знал, и всё. У меня вообще ощущение, что я знаю тебя всю жизнь.

— Угу, — недоверчиво пробурчала Ольга, а сама подумала: «Мели, Емеля!».

— Ольга, давай будем считать, что я уже ответил за свой поступок? Мы квиты. Я ждал тебя, знал, что вернёшься, захочешь принести извинения. Если бы ты не приехала в течение недели, я нашёл бы тебя сам.

— Зачем это? Зачем меня находить? — с подозрением спросила Ольга. — И как давно мы перешли на «ты»?

— Ты можешь обращаться ко мне на «вы», если тебе так больше нравится. А найти хотел по личным причинам. О них говорить пока рано. Проходи, присаживайся, раз уж нам удалось преодолеть сопротивление Полины.

— Я не буду присаживаться, тут постою. Я ненадолго. Выслушаете?

— Да, конечно, выслушаю. Ты же для этого пришла, а я тебя для этого ждал. — Матвей подошёл и встал рядом, сложив руки на груди. — Тогда и я тут рядышком постою. А то как-то неприлично, если я буду сидеть, а ты — стоять.

Сегодня он был в чёрной рубашке и очередных идеально сидящих джинсах. Похоже, этот человек намеренно игнорирует деловые костюмы.

— Извините меня, пожалуйста! Я вела себя недопустимо. Такое впервые случилось со мной. Не знаю, что на меня нашло. Понимаю, что оправдать мою несдержанность невозможно.

— А ещё?

— Что ещё? — Ольгу смущало то, как близко он стоит, и то, как пристально смотрит.

— А где «Спасибо, доктор»?

— А вы доктор?

— Конечно. Я врач-репродуктолог. Иначе как бы я, по-твоему, возглавил клинику?

— Вот, — Ольга достала из сумки пакет с коньяком. — Спасибо вам, доктор! Вы мне, действительно, очень помогли, хоть и поступили крайне непорядочно и безответственно. Примите, пожалуйста!

— Обязательно приму, хотя обычно этого не делаю. Но от тебя приму, — Матвей взял пакет из рук Ольги.

— Прощайте, — Ольга повернулась к двери.

— А вот это нет, — Матвей сделал неуловимое движение и преградил выход, встав у двери.

— Как это? — опешила Ольга, пряча глаза от его пристального взгляда.

— С благодарностью мы разобрались, а с прощением — ещё нет.

— Послушайте, наглости вам не занимать!

— Бить будешь?

— Да идите вы… — Ольга устало и обречённо села на ближайший стул.

— Вот и лёд тронулся, — с удовлетворением отметил Матвей.

Убрав коньяк в шкаф, придвинул поближе к Ольге стул и тоже сел.

Ольга молча смотрела на него. Она вообще перестала что-либо понимать. Казалось, её жизнь полностью вышла из-под контроля и продолжилась по каким-то новым законам.

— Оля, я приму твои извинения, если ты примешь моё приглашение поужинать. Это будет ужин в дружеской атмосфере, приятная беседа. У меня есть стойкое ощущение, что мы не всё с тобой обсудили. Ощущение недоговорённости.

— То есть, о том, что и вы должны как следует попросить прощения, даже речи не идёт? Или считаете, вполне достаточно слов: «Ну пойми» и «мы квиты»? — Ольга продолжала с интересом смотреть на Матвея.

Он настолько наглый и самоуверенный, что это даже забавно.

— Идёт. И это мы тоже обсудим, но не здесь, а в неформальной обстановке. Рабочий день подходит к концу, и я уже могу уйти.

— Видите ли, — Ольга сделала ещё одну вялую попытку отказаться. — Мне нужно ещё добираться в Истру. Я живу там. Потому завишу от расписания общественного транспорта.

— Это вообще не проблема. Я сам тебя отвезу. Не переживай, на чай напрашиваться не буду. Рука у тебя очень уж тяжёлая, хоть с виду ты хрупкая. Договорились?

— Договорились.

В черных глазах Матвея мелькнула радость, а Ольга поняла, что, кажется, с её стороны это капитуляция не только в отношении совместного ужина.