Цвета счастья

Глава 9

— Мне нет места в твоем мире бедных богатых девочек, это очевидно! Я не из тех, кто предпочитает поп-арт мишкам Шишкина, просто потому что это модно, кто слоняется с одной светской вечеринки на другую, чтобы показать меха и бриллианты. Я не нужна тебе, я была для тебя чем-то новым среди глянцевых красавиц, сначала тебе хотелось заботы и ласки, потом секса с женщиной, которая цитирует Верлена и Рембо, теперь тебе нужен наследник, не сын, а именно наследник! Беда в том, что тебе никогда не была нужна я! — Катя грустно наклонила голову, темные пряди волос рассыпались по плечам, закрывая заплаканное лицо.

В тысячный раз Сергей смотрел на нее и не знал, что сказать. Четвертый день Катя была у него дома, в «Графских прудах». Сначала Сергей радовался, что удалось заманить ее к себе, куда уж проще, он отказался от брони Катиного номера в «Украине», воспользовался старыми связями, а где-то просто своей небезызвестной фамилией, и вот уже для госпожи Борисовской не нашлось хоть сколько-нибудь приличного пристанища в Москве — что вы хотите, перед праздниками столица так переполнена приезжими? Потом строгий доктор строго-настрого запретил Кате уезжать далеко от больницы, тем более лететь на самолете, а напоследок, забыв о том, что они не общаются, позвонила Даша и высказала все, что она думает о таких легкомысленных будущих мамочках. В общем, изрядно повозмущавшись, поплакав в подушку, Катя перебралась к Сергею. Она проводила целые дни в своей спальне, тихо читала или играла с Лизой, с ним она не то, что не говорила, она выходила из комнаты при его появлении. А Сергей, бродил ночами по уснувшему дому, ругал себя, ее, весь белый свет, холил свои подозрения и гнев, вспоминал свой страх за Катю и детей, щемящую нежность и радость ожидания. Иногда в безумный коктейль его мыслей и чувств врывались голоса, фигуры из прошлого: мать, отец, счастье и опустошающая боль, тепло семейных вечеров, холод того страшного утра…

И вот, наконец, Сергей решился на разговор и к чему это привело? Они слишком гордые, слишком упрямые, непримиримые, чтобы взять и преодолеть свои обиды, недоверие. Какой же выход? А может быть, его и вовсе нет? Может, отпустить ее, переселить в отель, отправить домой, оставить в покое, пускай растит детей, радуется их лепету, шагам, успехам, а он как-нибудь обойдется. Будет уделять все свое внимание Лизе, купит еще какие-нибудь рудники — «Копи царя Соломона», заработает новый миллион, миллиард… Заведет себе супер-модель или юную выпускницу элитной лондонской школы? А счастье, плед на коленях и звездное небо над головой — может, пора оставить сентиментальные мечты? Но нет, он слишком эгоистичен для этого!

— Катя, выслушай меня, я был неправ, чудовищно неправ, — заговорил Сергей, — Но обстоятельства, они вынудили меня вести себя именно так. Сейчас все изменилось, я не прошу тебя за один день простить меня, — он понимал, что говорит банальные глупости, но не мог остановиться, как не мог придумать и чего-то более убедительного. — То время, что ты будешь здесь, давай хотя бы попробуем понять друг друга, — Сергей присел на подлокотник кресла, в котором расположилась Катя и осторожно приобнял ее.

— Я не собираюсь ничего пробовать, — она брезгливо повела плечами и сбросила его руку, — Ты очень своевременно решил наладить со мной отношения — ничего не выйдет. Adios, amigo! Ищи себе новую дурочку! Я уже попробовала один раз и каков результат — я вижу тебя на журнальном развороте в счастливых объятиях с новой пассией, вот и пробуй с ней! — Катя закипала прямо на глазах, — Позвони своей Женечке Жуковой — прекрасно проведешь время, а вот меня оставь, оставь в покое! — Катя чувствовала, что выдает себя этими ревнивыми словами с головой, но она должна была ему все сказать!

— Катя, прекрати! — Сергей вскочил и нервно заходил по комнате, — Какая Женечка? Какой журнал? О чем ты?

— Не строй из себя дурака! — она тоже встала с кресла и, зло вскинув подбородок, уставилась на Сергея. — Святая невинность!

— Дорогая, ты что-то сегодня очень много ругаешься! — вдруг рассмеялся Сергей.

— Я тебе не дорогая! — почти прокричала Катя и поняла, что они скатываются в русло банального скандала, а ведь она пыталась объяснить ему куда более важные вещи. — Уходи, я отдохну немного, — она устало прилегла на кровать, — Сергей сделал было шаг в Катину сторону, но она бросила суровый взгляд исподлобья и он поспешно ретировался за дверь. Спускаясь на нижний этаж, Сергей улыбался — уж очень не вязался этот резкий тон и взгляд с тем милым домашним созданием, которым была сейчас Катя.

А она тем временем пыталась собрать воедино свои разбредающиеся мысли. Он был нежным и внимательным, смотрел на нее с беспокойством и даже как будто с надеждой, волновался в больнице, а однажды даже провел ночь возле ее постели. Потом вновь показал свое истинное лицо, каково было Катино удивление, когда она узнала, что от ее номера в отеле Дорофеев отказался и больше ей некуда податься. Ее можно сказать заточили в этом доме — смех смехом, но сначала Кате хотелось рвать и метать! Сейчас со стороны они выглядели, как счастливая семья: мама, папа, дочка и будущие дети, увы, это только со стороны. Катя откинулась на подушку, кожу на груди больно царапнул подаренный Сергеем бриллиант. Она достала чистый, как слеза, камень на длинной цепочке, перед глазами пронесся тот вечер, когда он подарил его ей. Не было лишних слов, взгляд, поцелуй и сказанные про себя слова: люби меня вечно, вечно и чисто! Из уголка глаза выкатилась слеза — как она могла быть так наивна! Хотя, что толку сейчас ворошить прошлое?

— Катя, привет! Я пришла тебя развлекать, — улыбаясь от уха до уха, вошла Лиза, ее звонкий голос прогнал дрему и грусть. В руках девочка тащила большую старую коробку, Катина бабушка в таких хранила на антресолях старые фотографии. — Будешь со мной смотреть фотографии? Здесь мои бабушка и дед.

Бабушка и дед — родители Сергея, папа — дипломат, мама — искусствовед — пронеслось в голове у Кати. Странно, она рассказала ему о своем отце, маме и суматошной бабушке, а он о своей семье не проронил ни слова, как будто не было никого в этом мире, только Сергей и Лиза.

— Катя, не спи, будем смотреть или нет, — капризно надула губки Лиза и водрузила коробку на кровать.

— Будем, солнышко, будем, — ответила Катя, — садись рядом со мной, будешь показывать и рассказывать, — малышка забралась на подушки и прижалась к Кате, маленькая и хрупкая, — привычная щемящая душу нежность переполнила Катю.

— Сегодня же Новый год! — вдруг воскликнула девочка, — а у нас не будет праздника, — вздохнула она и отложила фотоснимки, — папа обещал мне, что мы все вместе поедем в горы, ты, я и он, — Лиза печально замолчала, а у Кати сжалось сердце от мысли, что Сергей хотел провести праздник вместе с ней. Что же заставило его передумать и отвернуться от нее? — Хорошо, что ты здесь, папа говорит, что ты похожа на эльфа, а я раньше не верила в эльфов, — девочка посмотрела на Катю взрослым дорофеевским взглядом и замолчала.

— А сейчас веришь? — Катя поцеловала ее в нежную щечку и вдохнула неповторимый запах невинности и детства. Только дети всегда должны верить в эльфов.

— Сейчас верю, папа рассказывал, что эльфы добрые и заботливые, после встречи с ними люди улыбаются. А папа всегда улыбается, когда видит тебя, — вот уж с этой характеристикой своих отношений с Дорофеевым Катя была в корне не согласна, но как приятно слышать подобные вещи. — Но все-таки жалко, что у нас не будет праздника, — снова вздохнула Лиза.

На Катю вдруг накатила такая злость, что она готова была своими руками разорвать Сергея, не устроить Новый год собственному ребенку! а еще претендует на ее деток! Вот уж им-то точно не нужен папаша, которому собственные нравственные рефлексии важнее настроения ребенка. У нее у самой был такой отец: «Я слишком устал, чтобы отмечать праздник! Я же так много работал!».

Сергей просил попробовать понять друг друга — пусть сам понимает все, что хочет, но этим вечером он как миленький устроит ребенку праздник! Пускай ищет елку, людей, которые украсят дом, развешивает носки с подарками и чтобы обязательно пахло мандаринами — впрочем, это уже из ее детства!

С этими мыслями Катя вскочила с постели и устремилась разыскивать Сергея, она нарочито громко хлопнула дверью и протопала по лестнице. Лестница и холл были украшены пушистыми еловыми гирляндами с причудливой декорацией из розовых шаров, бантов и необычайной красоты стеклянных фигурок. Свет угасающего дня робко лился из-под стеклянного купола и окрашивал все вокруг ожиданием праздника. Хотя здесь уже и так чувствовалось дыхание праздника.

Катя потихоньку двинулась в сторону гостиной, откуда доносились голоса, притаилась за дверью и заглянула в узкую щель. В углу комнаты стояла огромная голубая ель, украшенная все в том же сказочном духе, розовыми и голубыми игрушками. На самой вершине парили ангелы, будто живые, один побольше с лукавой улыбкой и белокурыми волосами, два других — совсем маленькие, но такие же озорные. Над камином висели ярко-красные чулки, весело трещал огонь. Катя приоткрыла дверь пошире и увидела, что Арина Петровна выставляет на стол фарфор и серебро, бережно вытирает витые подсвечники и одну за другой ставит в них свечи. Послышался голос Сергея, он шуршал подарочной бумагой и раскладывал позади елки подарки. Воплощенная мечта о празднике, празднике, которого не было с самого детства.

Катя в очередной раз поняла, что ошибалась в Сергее, и тихо пошла обратно в свою комнату. Что ж, сегодня у одного из них точно будет праздник!

На кровати уютно расположилась Лиза, вокруг нее целыми стопами лежали пожелтевшие, где-то потрескавшиеся, с загнутыми уголками фотографии, девочка рассматривала одну из них и маленькими пальчиками ласково гладила изображение.

— Дорогая, что у тебя здесь? — тихо спросила Катя, садясь рядом и беря из Лизиных рук снимок.

— Бабушка с дедом и папа, — без привычной веселости прошептала девочка.

С фотографии на Катю смотрела самая настоящая счастливая семья: мужчина лет пятидесяти, поразительно напоминающий Сергея, аристократичного вида смеющаяся женщина и подросток, всеми силами сдерживающий улыбку в тщетной попытке казаться взрослым и серьезным. «Претория, 1985 г.» — прочитала Катя на обратной стороне снимка и улыбнулась, ей было 3 года, а Сергею целых 15 — состоявшаяся личность, наверное, считал он тогда.

— Папа здесь такой смешной, — засмеялась Лиза, — Лопоухий.

— Нет, детка, ты что! — начала разубеждать ее Катя и тоже рассмеялась, Сергей был и правда впечатляюще лопоух.

— А это бабушка, красивая, правда? — Лиза протянула ей еще одно фото, мать Сергея в норковой с горностаем шубе выходила из правительственной «Чайки».

— Она очень красивая, ты вырастешь и будешь на нее похожа, я уверена, — сказала Катя и задумалась, а будет ли похожа на эту холеную женщину ее собственная дочь?

Лиза с восторгом разбирала фотографии, показывая Кате то одну, то другую, вот Сергей с отцом на фоне тропических джунглей, вот он среди разнонациональной толпы одноклассников, с красивой девушкой-мулаткой, с матерью на каком-то празднике. Вдруг среди снимков, на самом дне коробки Катя увидела сложенный вчетверо пожелтевший лист, странное беспокойство охватило ее, но не взять, не развернуть она не могла. Загадочная записка оказалась ничем иным, как страницей из старой газеты. Странно, — подумала Катя, — зачем хранить газетную вырезку среди семейных фотографий, — и внимательнее вгляделась в текст — это был некролог. «1 января 1990 г. скоропостижно скончался от сердечного приступа заместитель министра иностранных дел СССР Г. С. Дорофеев, не пережив трагической кончины своей супруги» — сама не заметив как, прочитала Катя вслух. Сухие строчки, за которыми скрывалась самая настоящая катастрофа.

Отец Сергея умер 18 лет назад, умер вслед за своей красавицей-женой, — пронеслось в голове у Кати, — Сергей же тогда был совсем мальчишкой, как он пережил их смерть?

— Это была не просто трагическая кончина, — раздался голос Сергея, какой-то сухой и скрипучий, — она бросилась из окна 8 этажа. Я никогда никому не говорил, что видел это, но все произошло прямо у меня на глазах, — Сергей, словно мрачная тень, отделился от двери и шагнул к кровати, бережно взял в руки снимок, где был изображен вместе с родителями. Катя боялась сказать хотя бы слово, нарушить течение его мыслей, но также она боялась, что Лиза услышит эту жуткую историю из прошлого. Катя шепнула девочке на ушко, чтобы та бежала к Арине Петровне, а сама, взяв Сергея за руку, усадила его рядом с собой. — Было 31 декабря, как сегодня, я сдал зачет самым первым и прибежал домой, в квартире гулял ветер, было холодно как в аду, мама всегда любила тепло и ругала нас с отцом за открытые окна и сквозняки. Я удивился, бросил сумку, позвал ее, забежал на кухню, схватил какой-то кусок, зашел в гостиную, она стояла возле распахнутого настежь окна, красивая, как всегда. Моя богиня — звал ее отец. Она сказала, что я такой же, холодный сукин сын, как и он, порчу все, что люблю, что я тоже виноват в ее смерти. А потом я даже не заметил как, она шагнула на подоконник и бросилась вниз. Вот такая вот история, — тихо проговорил Сергей, сжал голову руками и бросился вон из комнаты. Зачем я тебе все это говорю? — в отчаянии почти прокричал он. Ну что ж, такие переходы вполне в духе Дорофеева.

— Сергей, подожди, — Катя схватила его за руку, сердце ее разрывалось на части, от жалости к тому беззаботному парню, что умер в тот же день, что и его мать, от злости на мать и отца, бросивших сына. — Подожди, побудь со мной, расскажи.

— Зачем тебе все это? — мрачно пробормотал Сергей.

— А затем, что я хочу знать прошлое отца своих детей, жизнь их деда и бабушки, вот зачем! — рассердившись, прокричала Катя, — затем, что, может, я и наивная дура, но мне не безразлично, что с тобой происходит!

— Бабка — самоубийца, слабохарактерный дед и трус-отец, — отличные родственники, — Сергей сардонически рассмеялся.

— Немедленно прекрати этот балаган, — строго и тихо сказала Катя, — Сядь, я сейчас приду. Она сбежала вниз по лестнице, столкнулась с экономкой и спросила у той бокал коньяка.

— Вы хотите коньяку?! — в испуге спросила Арина Петровна.

— Не я, а Сергей Георгиевич, полный бокал и немедленно!

Спустя пару минут Катя вошла в комнату, боясь, что Сергей ушел, так и не рассказав ей до конца свою печальную историю, но он все так же сидел на кровати и невидящим взглядом смотрел на фотографии.

— И где Лиза только нашла их, я не видел эти снимки уже лет 10, не видел и не вспоминал.

Катя сунула ему в руку бокал и неловко обняла за плечи, он сделал глоток и грустно улыбнулся. Такой родной, Катя так любила его, иногда ей казалось, что видеть Сергея, просто знать, что он где-то рядом — этого достаточно для счастья. Любить было просто, а вот ненависть требовала сил, она забирала все эмоции и казалась изощренной пыткой.

— Мне было страшно, холодно и страшно, вот только мама была рядом, а потом этот бесконечный крик, крик и звук падающего тела. Я убежал прочь из квартиры, схватил свои вещи и поехал на дачу, где мы с друзьями собирались отмечать Новый год. Я даже ни разу не оглянулся, новогодняя ночь прошла в пьяном угаре, вино, водка, громкая музыка, калейдоскоп лиц. На следующий день, часа в 3 меня разбудил отцовский водитель, отец умер в эту же ночь, у него случился инфаркт, он сидел один в пустой холодной квартире и во всем обвинял себя — не так сильно любил, не уделял достаточно времени. Он умирал, а я веселился со своими друзьями.

Катя не замечала, как слезы текут по ее лицу, горячие и соленые, ее сердце разрывалось от любви и жалости, а еще от гнева, как могли родители так поступить с Сергеем. Он же был таким молодым, страх — это так естественно. И все годы он винил только себя.

— Если бы я остался с отцом, а не поступил, как последний трус, возможно, все было бы иначе, а так — я не остановил мать и убил отца.

— Сергей, нет, нет, послушай, ты не можешь брать на себя ответственность за их поступки! Ты был их сыном, они несли за тебя ответственность, а не наоборот. Иногда умереть — самое простое, куда труднее жить, каждый день, каждую минуту жить и помнить, вспоминать. Ты виноват только в том, что был молод, может быть, импульсивен, но не в их смерти. Ты не можешь винить себя, — плакала Катя, — теперь я понимаю, что для тебя связано с Новым годом.

— Не плачь, Катя, не плачь!

— Я не могу не плакать, мне всегда всех жалко, а тут…

— Ты будешь хорошей матерью, — невпопад сказал он.

— А ты уже хороший отец…

— Потом я узнал, что у матери был рак мозга, по прогнозам врачей, она могла прожить еще с полгода и все. Ее такую живую, красивую, ужасало медленное угасание, ее врач говорил мне, она спрашивала, не что с ней будет, а как быстро она изменится и когда эти перемены заметит отец. В это же время отца назначили на новую должность, он дневал и ночевал в министерстве, матери мерещились любовницы, внебрачные связи. Теперь я понимаю, для нее уйти из жизни было выходом из того ужаса, в котором она оказалась. Она обвиняла во всем отца и меня, даже не знаю почему.

— О, Боже, — только и смогла сказать Катя, да и какие еще слова тут могли быть произнесены. Ей так хотелось освободить Сергея от этих холодных болезненных воспоминаний, дать ему хотя бы каплю радости и сострадания, но вот примет ли он их? А пока Катя наслаждалась моментом, она сжимала его сильное тело в объятиях, чувствовала, как, словно пойманное в клетку, бьется сердце, как жаркое дыхание щекочет ее щеку, напоминая те далекие и недавние, такие счастливые и, увы, уже прошедшие дни.

Сергей медленно отстранился, Кате сразу стало холодно и одиноко, холодно, как в аду, — вспомнились его же слова.

— Я в тот же год по обмену уехал в Америку, помог приятель отца из министерства, вернулся в 93 году, заканчивал учебу в Плеханова, потом снова уехал по гранту учиться в бизнес-школу. Позже, когда я окончательно вернулся, я встретил того отцовского водителя, что вытащил меня с дачи, он так и продолжал работать в МИДе, мы говорили об отце, о маме, и вдруг он признался, что последний год до маминой смерти они были любовниками. Моя любящая мать и он… я не верил, но он, спустя столько лет, был искренен в своем горе, что поверить все же пришлось. Так рухнула последняя моя иллюзия — о счастливой семейной жизни, богиня оказалась простой лживой женщиной. — Сергей на мгновение замолчал, а перед Катей пронеслись все те события, о которых он говорил: счастливое детство, беззаботная юность и череда трагедий, а затем — недоверие и холодность, все тот же пресловутый и банальный страх любить.

— Извини, я вывалил на тебя массу своих детских проблем, — недобро усмехнулся Сергей и одним глотком допил оставшийся на дне бокала коньяк. Он уже собрался уходить, когда Катя протянула руку и вновь усадила его рядом с собой. Она в одно мгновение поняла, что все происшедшее между ними, его невнимание и холодность, конечно, это никуда не делось, но момент, короткий миг, когда Сергей открыл перед ней душу, его нельзя упускать, и пусть это был интуитивный, подсознательный шаг, но Катя пошла на поводу у эмоций.

Сергей сидел, застыв, как изваяние, все еще переживая трагические картины прошлого, Катя поняла, в сегодняшней игре она будет ведущей, будет дарить, а не получать.

Она нежно скользнула холодной рукой по его лицу, тонким пальчиком провела по контуру губ, быстрым движением расстегнула пуговицы на рубашке, ощутила тепло его тела, такого родного и знакомого. Сергей оставался неподвижным, только частое дыхание выдавало его. Катя коснулась своими губами его губ, лаская, дразня, терзая, мечтая лишь об одном — стереть жесткую ухмылку с его лица. Все без ответа, все напрасно — ее любовь, нежность — все, ну что ж, тысяча первое крушение иллюзий! Катя медленно отстранилась, вздохнула и почувствовала, как еще одна непрошеная слеза бежит по щеке. Она коснулась лица, как вдруг почувствовала его сильные руки на своих дрожащих ладонях, Сергей властно поднял Катю на руки и бережно уложил на кровать, резким движением сбросил рубашку и потянул вверх ее свитер, подарил обжигающий поцелуй и замер на мгновение, словно не зная, что делать дальше. Потом, словно на что-то решившись, он опустился рядом. Все слилось воедино: желание, страх, нежность, ненависть, и еще — невысказанная, печальная в своей покорности где-то совсем рядом бродила любовь.

Они стремились друг к другу с небывалой силой и с той же силой отталкивали друг друга, словно боясь сдать последний рубеж горьких и холодных чувств. Сергей покрывал поцелуями ее тело, ловил каждый вздох, каждый удар сердца, а Катя только крепко сжимала его в объятиях и плакала, словно уже никогда не могла остановиться. Но вдруг что-то произошло, темное, тайное, жаркое чувство метнулось вверх — Катя перестала плакать, Сергей оставил свою нежность. Все вернулось на круги своя — словно быть вместе предназначалось им самой судьбой: его опытные ласковые руки, ищущие губы, колючая щетина на ее тонкой бледной коже. Катя забыла обо всякой неловкости, которую где-то в глубине души или ума испытывала из-за изменившегося и располневшего тела — ведь не было больше тел — было только единение чувств …

За окнами догорал ранний зимний закат, багряный солнечный диск медленно опускался за линию горизонта, готовясь дать жизни вечеру, а затем и ночи — новогодней ночи. Сергей раскинулся на постели, сбросив одеяло и яростно обхватив подушку, длинные девичьи ресницы бросали тени на лицо, на подбородке пробивалась щетина, брови были нахмурены, а губы сложились в едва уловимую, но все же, улыбку — человек противоречий. Катя смотрела на него и испытывала ставшее уже привычным чувство — любовь наполовину с грустью и сожалением, но сегодня любви было больше, она побеждала. Катя с грустью заметила новые морщинки на его лице и круги усталости вокруг глаз — вот бы он так переживал из-за нее — мелькнула глупая мысль.

— Кать, тебе не кажется, что мы только что научили детей плохому? — раздался хриплый голос Сергея. Он пытался шутить, но в душе испытывал настоящий ужас от возможной Катиной реакции на происшедшее, а еще боялся, не навредил ли он своими эгоистичными ласками ее состоянию.

— Плохое — это когда по принуждению, а я была очень даже за! — рассмеялась Катя. Она решила: будь, что будет, но хотя бы на пару дней она снова отдастся власти чувств, а потом закончатся праздники, ей, наверняка, станет лучше и можно будет вернуться в Самару, разобраться с этими гнусными газетными статьями, со всем остальным.

— Тебе идут длинные волосы, — прошептал он и коснулся чувствительного местечка на шее, задержал взгляд на подаренной им же подвеске и улыбнулся, Катя задохнулась от томительного удовольствия. — Такая чувственная, такая полная жизни, — проговорил он и в восторге замер возле ее груди.

— Папа, Катя, вы где? — послышался звонкий Лизин голос, и через секунду дверь в спальню распахнулась, а раскрасневшаяся малышка на полном ходу влетела в комнату и тут же вскарабкалась на кровать. — Вы что спите днем? — девочка негодовала, а Катя уползала все дальше и дальше под одеяло, в попытке скрыть от любопытного ребенка свое голое тело, Сергей же, глупо моргая глазами, смотрел на Лизу и не мог произнести ни слова. — Папа, что ты молчишь? Тебе плохо? Ты что какой красный? Скоро будем смотреть подарки?

— А? Что? — наконец, пробормотал Сергей.

— Что вы спите что ли? — нетерпеливо спросила Лиза.

— Да нет, не спим, это я так зашел Катю проведать, — ответил Сергей и понадеялся, чтобы его маленькая любознательная дочь не продолжила свой допрос. — Ладно, помидорка, беги к Арине Петровне, мы скоро придем.

— Не хочу к ней, хочу с вами, — решила покапризничать Лиза и устроилась рядом с Сергеем. — Катя, не спи, почитай «Незнакомку».

Теперь пришла Катина очередь давиться неловким смехом, лежать голой под одеялом рядом с мужчиной, от одного вида которого, у нее бегут мурашки и читать Блока его малышке-дочери — нарочно такое точно не придумаешь.

— Смирись и читай, — сквозь смех сказал Сергей.

— тихо-тихо читала Катя, Лиза жмурилась от удовольствия, а Сергей ласково улыбался — вот оно его семейное счастье… Подумал и усмехнулся — да уж банальным такое счастье не назовешь!

Город тонул в слабых зимних сумерках, залитый ледяными дождями и засыпанный мерзким мокрым снегом, где-то зажигали цветные гирлянды, расставляли приборы на столе и лихорадочно вспоминали все ли готово к праздничному ужину. В салонах красоты наносили последние штрихи на и без того безупречные лица, в ресторанах и ночных клубах радостно потирали руки в предвкушении ночных гуляний. Город замер в предчувствии праздника, чтобы уже через несколько часов взорваться выстрелами фейерверков, пеной шампанского и звоном бокалов.

В особняке Докучаева праздника никто не ждал, для Димы это был очередной неприятный повод пропустить работу и недосчитаться нескольких миллионов из-за работающего вполсилы химического комбината.

— И все-таки я не понимаю, почему мы не поехали в Китцбюэль, как собирались?! — как ей казалось, чувственно прошептала Маша, опускаясь на подлокотник возле сидящего в библиотеке с бокалом коньяка Докучаева, — Из-за этой дуры остались в Самаре, хотя сама она, наверняка, сейчас развлекается вовсю с Дорофеевым.

— Маша, прекрати! — зло бросил он в ответ и небрежным жестом махнул в ее сторону. — Ты же знаешь, сейчас мы не можем никуда ехать, Дорофеев консолидировал уже 44 процента акций, нужно принимать какое-то решение, иначе нас выкинут с собственного завода.

— Ну что, прекрати? — Маша придвинулась еще ближе и сползла ему на колени, расстегнула пару пуговиц на рубашке и прижалась в поцелуе. — Нужно забрать акции у твоей бывшей подружки и дело с концом, — она продолжала ласкать его своими алыми губами, оставляя следы кровавой помады на лице. Докучаев столкнул ее с кресла, встал и нервно заходил по кабинету:

— Между прочим, это и твоя подружка тоже! — пробормотал он. — И потом ты знаешь, мы пытались «забрать акции», — передразнил ее Дима, — Ты думаешь, это просто. Я даже знать не хочу, что предпринимал Лев Петрович, но все бесполезно! Даже эта возня в прессе не заставила ее быть поуступчивей.

— Ха, Лев Петрович, — буркнула Маша, знал бы Дима, что она сама делала, чтобы навредить Борисовской!

— Кстати я тут узнала, Катька беременна близнецами, а папаша — твой конкурент. Разве не забавно, он уже прибрал к рукам твою «невинную девочку», а скоро заберет и «Полимер». Она нашла себе славное приключение в мексиканских дебрях, недаром таскалась там почти месяц! — засмеялась Маша. — Наша хрупкая любительница платонической любви скоро превратится в дирижабль, будет нянчить дорофеевских выродков и получать дивиденды с твоих акций! Вот уж забавнее некуда! Помнишь, как ты восхищался ее точеной фигуркой и острым умом, твоей красотки больше нет — есть необъятная баба, которая все сделает, чтобы припомнить тебе то «унижение, которому ее подвергли».

Докучаев даже не заметил, как наотмашь ударил Машу, та оступилась, рухнула на кофейный столик, но вместо того, чтобы оскорбиться и уйти, только еще громче рассмеялась, сдернула с плеч алое платье, демонстрируя отлично имплантированную грудь, и протянула к нему руки:

— Давай, давай! Сделай это со мной, ты же всегда любил рвать на мне одежду и представлять, что насилуешь Борисовскую! Но только сделать с ней тоже самое никогда не решался! Но Дорофеев и тут оказался шустрее тебя!

В этот момент Дима ненавидел весь окружающий мир: Машу, Катю, собственное прошлое, но он мог утолить ненависть самым простым способом и этот способ ему предлагали. Но секса с развратной дрянью было мало, он должен получить свои акции назад и он их получит! А пока — почему бы не воспользоваться бывшей лучшей подругой своей несостоявшейся жены?!

— Зачем мы приехали сюда, объясни мне, а? — Женя Жукова маленькими глотками пила глинтвейн в уютном ресторане роскошного альпийского отела и злобно сверлила взглядом Алексея. — Какой смысл быть в итальянских Альпах, если у меня на карточке несчастная тысяча евро и ту папочка приказал не трогать без лишней надобности, я даже не могу съездить в Милан и купить пару вещей.

— Женечка, когда это у тебя обходилось парой вещей? — раскуривая сигару, рассмеялся Алексей, — И потом мы здесь, потому что шале оплатили еще, когда твой отец не был обанкротившимся банкиром и мог позволить себе 3000 за ночь, так что наслаждайся отдыхом, может, это последний твой Новый год в таком шикарном месте? — бывший юрист «Индастрила» уже почти глумился над девушкой.

— Заткнись, придурок, — Женя вырвала у него из рук сигару и швырнула ее мимо пепельницы, — Я терпеть не могу, когда курят, еле Дорофеева выносила, а теперь ты!

— Ну, Дорофеева-то выносила, так что и меня потерпишь, да, крошка?

Женя уже жалела, что связалась с Алексеем, она надеялась, что месть Сергею и его провинциальной курице будет быстрой и эффективной. И, правда, они вроде бы расстались, все шло, как надо, но вчера одна ее светская подружка позвонила и, захлебываясь от сенсационной сплетни, рассказала, что Дорофеев приобрел в «Космос-Золоте» роскошный браслет Boucheron и вовсю рассматривал обручальные кольца. Другая «лучшая подружка» прошептала в телефонную трубку, что Сергея видели в элитном роддоме, а потом и вовсе оказалось, что эта пигалица, которую Дорофеев притащил из своей безумной поездки в Мексику — беременна!

— А Борисовская-то оказалась не промах! — выпустил струйку дыма Алексей, — Кто же знал, что она путалась с Докучаевым, а? У нее прямо нюх какой-то на олигархов. Интересно, кто инициировал те статьи в прессе? Вот бы ее отрешили от судейской должности — по заслугам.

— Я смотрю ты ей прямо восхищаешься, да? — вскинулась Женя.

— Да ладно, не ершись! Дорофеев уже отмылся от проблем с африканскими рудниками и службой по легализации «черных» доходов, тут нам его не уязвить. Но вот не связаться ли нам с Докучаевым, ясно, что тот душу продаст за контроль над «Полимером». А нам даже душа не нужна, мы просто обойдемся хорошими деньгами.

В доме в «Графских прудах» пахло хвоей, апельсинами и еще чем-то неуловимым, Катя, надеялась, что праздником. Она стояла перед зеркалом, придирчиво разглядывая свое отражение, точно так же она смотрела на себя тем далеким летним вечером в «Парк Хайятте» перед первым ужином с Сергеем. Тогда зеркало ей льстило, сейчас нет, скрыть беременность было невозможно, да Катя ни за что бы и не стала этого делать — в душе она страшно гордилась своим состоянием. Она застегнула крошечные пуговицы на свободном бежево-золотистом платье от ее любимого Кавалли, тряхнула отросшими волосами и успокоила себя мыслью, что сегодня днем в постели Сергея вовсе не оттолкнула ее уже заметно располневшая фигура. На сегодняшний вечер она отбросила все тягостные мысли относительно мотивов Сергея, той неразберихи, что творится у нее на работе и мелькает в прессе. Катя до сих пор была потрясена историей о прошлом Сергея, его отчаянием, болью и нежностью. Она хотела просто насладиться вечером с ним и Лизой, и, даже понимая, что семейная идиллия — не больше, чем иллюзия, все же желала поддаться ей, хоть ненадолго.

Это был, наверное, самый лучший Новый год в Катиной жизни, даже лучше встречи 2003 в Париже, когда Докучаев в консервативном полумраке ресторана «Ле Нотр» подарил ей кольцо Дамиани и сделал, как ей тогда казалось, самое главное предложение — стать его женой. Даже лучше 2007, когда за 5 дней до праздника, Катя узнала, что назначена судьей и кружила всю новогоднюю ночь в непристойной самбе на белоснежном бразильском пляже.

Катя медленно спускалась по лестнице, любуясь еловыми гирляндами с нежными розовыми и голубыми бантами и причудливыми золотыми снежинками, которые словно парили под стеклянным куполом холла.

В столовой хрустальная люстра разбрасывала вокруг себя мириады сверкающих частиц, на столе чопорно поблескивало серебро и старинный хрусталь, в углу огромная елка мигала веселой радугой огоньков. Сергей с Лизой на коленях сидел в кресле перед камином, в том самом кресле, где Катя когда-то с бокалом вина размышляла остаться ей с ним или уйти.

— Катя! Как ты? — отчего-то взволнованно проговорил Сергей, вставая ей навстречу.

— Все хорошо, не беспокойся, — она нежно коснулась рукой его колючей щеки и опустилась на стул.

Она слишком бледная, — нервничал Сергей, — и в этом виноват только он, вывалил на нее все свои прошлые проблемы, злость и нервы, а потом — может, нельзя было заниматься любовью, в катином-то состоянии — в общем, как всегда кругом виноват.

— Я, мы с Лизой приготовили тебе подарок, — как-то скомкано пробормотал он, это было так забавно наблюдать за всегда хладнокровным Сергеем, который неловко вертел в руках какой-то сверток и как будто не решался отдать его Кате.

Она протянула руку и забрала у него подарок — в темно-синем бархатном футляре на нежнейшем шелке лежал самый красивый браслет из всех, что Катя когда-либо видела — мерцающие холодным светом голубоватые бриллианты обрамляли чистейшей воды изумруды. Катя замерла в восхищении, Сергей затаил дыхание, глядя на нее.

— Дурак, не угадал с подарком, — пронеслось у него в голове, — Катя решит, что хочу ее подкупить этими камнями. Эх, если бы можно было повернуть время вспять и оказаться во вчерашнем дне, когда он зашел в «Космос-Золото», посмотрел обручальные кольца и замер возле этого браслета, а дальше мог думать только о том, что должен купить его Кате.

— Боже, он потрясающий! — воскликнула Катя и прижалась к Сергею, — Это самая красивая вещь, какую я только видела, помоги мне его скорее надеть, — она протягивала свою тонкую руку.

Сергей застегнул замок браслета, прижался губами к ее запястью и пристально посмотрел в печальные зеленые глаза — в них сияло удовольствие и предвкушение праздника.

— Как же неловко, я не приготовила ни тебе, ни Лизе подарка, — Катя прижала ладони к пылающим щекам, бросив украдкой взгляд на браслет. Она не стала говорить, что вовсе не собиралась встречать праздник с ними.

— Ладно, брось, — проговорил Сергей, — Мы не могли и рассчитывать на лучший подарок, чем ты здесь сегодня.

Катя хотела, очень хотела напомнить Сергею, что он почти силой затащил ее в свой дом, что еще вчера и даже сегодня, всего пару часов назад, она ненавидела его всей душой, но ведь этот вечер должен был быть сказкой, и никакие злые слова не могли разрушить ее.

— Катя, смотри, что папа подарил мне, — не сдержалась Лиза и протянула Кате чудесного винтажного мишку в золотистом платьице.

— Прелесть, детка, — тихо сказала Катя.

— Кто прелесть, папа? — засмеялась Лиза.

— И папа тоже, — вынуждена была согласиться Катя.

Дальше был неспешный ужин с разговорами обо всем на свете, старый джаз из колонок, шампанское в бокале Сергея и яблочный сок у Кати и Лизы. В начале первого Лиза уснула на диванчике перед камином, из последних сил раскрывая глаза и уверяя взрослых, что вовсе не хочет спать. Сергей отнес девочку в ее спальню, вернулся, усадил Катю к себе на колени и замер, прижав ладони к ее животу. Она же наслаждалась каждой минутой близости, его теплом, его дыханием и понимала, что на секунду ожили все те мечты, которым она предавалась, страдая одна в больнице, переживая минуты отчаяния, страха и бессилия. Сергей был рядом, такой сильный, желанный, родной. И ее место было именно здесь — возле него, в плену его рук, в коконе желаний. Катя слышала глухие и ровные удары его сердца и ощущала внутри движение новых жизней, в которых была и его частица. Катя положила голову ему на плечо и отдалась такому новому для нее чувству защищенности, желая лишь одного — чтобы это продлилось подольше.

Вдруг она ощутила легкий толчок, потом еще один — детки настойчиво заявляли о своем присутствии, Сергей тоже ощутил это, вздрогнул и посмотрел на Катю в каком-то странном удивлении.

— Что это? — как-то хрипло прошептал он и рассмеялся глупости своего вопроса. — Боже мой, и часто они так? — Сергей расплылся в блаженной улыбке.

— Последнее время часто, — тихо ответила Катя, — Не хотелось бы быть мамой футболиста, но, кажется, придется.

— Почему?

— Ну не знаю, я, например, предпочитаю что-то более интеллектуальное.

— Это так… — не договорил Сергей и получил еще один увесистый пинок в руку.

— Это потрясающе правда, — быстро заговорила Катя, — Знаешь, это так странно и страшно, как выход в открытый космос, и в то же время так естественно. Я так хотела, чтобы ты тоже почувствовал это, чтобы разделил это. Может, и не признавалась себе, что хочу этого, но продолжала мечтать, — Катя заплакала. — Какая же я все-таки дура, плачу последнее время постоянно, — она завозилась на коленях у Сергея и попыталась встать. Он удержал ее, прижал к себе еще сильнее и, понимая, что любые слова будут фальшивыми, лишними, чужими, просто продолжал держать ее в своих руках.