Форт Огастес
недалеко от Килкемина, Шотландия
1716 год
Он ненавидел Шотландию всеми фибрами своей души. Нежные лавандовые и глубокие пурпурные краски сумерек, скрывающих сверкание глубоких вод Лох-Несса и окутавших долину, вместо ощущения благоговейного трепета и величия вызывали у Нейла Клермонта, седьмого графа Дерроуфорда, приступ тошноты.
Майор лорд Клермонт – так теперь стал называться Нейл, вступив в Королевские инженерные войска его величества, – стоял один на вершине недостроенной стены с бойницами, куда он приходил каждый вечер в течение последних четырех месяцев и наблюдал, как солнце опускается за холмы и горные утесы. Нейл использовал эффектные шотландские сумерки в качестве своего личного барометра, системы мер его неуклонно убывающей терпимости к свежему воздуху и сверкающим горным озерам и ручьям. И с каждым днем его отвращение к огромным вересковым пустошам и далеким горам становилось все сильнее. Он ненавидел и Лох-Несс, и пустоши, и узкие горные долины, окружающие их. Он ненавидел отцветающий вереск, покрывающий пустоши, и почти непроходимые тропы и тропинки, выдающие себя за дороги в этом захолустье. У него вызывали брезгливость деревни и маленькие крытые соломой лачуги, усеивающие пейзаж, но больше всего Нейл Клермонт презирал горные кланы, населяющие эти недоступные места. Эти гордые, дикие горцы и их упорный отказ подчиниться превосходящей военной силе были причиной того, что Нейл проводил вечера, стоя на стене крепости, вместо того чтобы работать над своими планами и чертежами в уютном кабинете лондонского особняка.
– Вы представляете собой прекрасную мишень для этих диких горцев, майор, стоя тут в одиночестве в красном мундире.
Нейл оглянулся и увидел на строительных лесах сержанта Марсдена, прячущегося за стеной, чтобы его не достали камни и стрелы или случайная пуля. Нейл пожал плечами. На вересковых пустошах не было ни одного дерева и ни одного укрытия в пределах видимости.
– Думаю, я в безопасности, – ответил он. – Я не вижу ни одного свирепого горца, по крайней мере, за стенами. – Он выразительно посмотрел на босых прачек и проституток, маячивших во дворе, на большинстве которых была одежда из клетчатой ткани мрачных цветов, указывающих на принадлежность к разным кланам.
Марсден ухмыльнулся:
– Вы же не хотите лишить ваших бедных солдат женского общества?
– Разумеется, нет, – сказал Нейл. – Во всяком случае, до тех пор, пока вы платите этим женщинам достаточно, чтобы они ночью не перерезали вам горло. – Незачем было говорить сержанту о том, что, даже если он не принимал щедрые подарки, предлагаемые шотландскими женщинами каждую ночь, он испытывал к ним жалость, видя их отчаянное положение, и всегда бросал несколько гиней в корыта для стирки, когда при обходе стены форта проходил мимо прачек.
– Это не так уж сложно, майор. Тем более что это всего лишь немного хлеба и эля. И совсем не трудно кое-что сэкономить из нашего дневного рациона, чтобы оплатить двух или трех шлюх за ночь.
Нейл, стиснув зубы, взглянул на босых, нечесаных, грязных женщин, слоняющихся по форту.
– Представь, сколько ты мог бы получить за целую буханку, – проворчал он.
Марсден опять ухмыльнулся:
– За такое количество хлеба я мог бы купить их всех. Мне кажется иногда, будто я снова оказался на Стрэнде. Но это… – Сержант посмотрел на своего командира, потом на небо и махнул рукой, как будто обнимал всю Шотландию. – Это ничуть не похоже на Лондон, не так ли, майор? Я никогда не дышал таким свежим воздухом и не видел ничего подобного в Лондоне. Ни навозной кучи, ни жалких домишек в пределах видимости, только вереск и горы.
– Просто обернись. – Нейл скривился, глядя на кучу навоза и открытые уборные в углу форта.
Гордясь конструкцией Огастеса, Нейл часто думал о том, что недостроенный форт легко можно принять за оскорбительную рану или болячку на чистых первозданных полях, так же как и тех солдат, что разместились в его казармах. Хотя он и гордился тем, что генерал Уэйд доверил ему строительство дорог и фортов в шотландских горах, все-таки в первую очередь Нейла интересовало само строительство, а не его причины. Он был архитектором и инженером, а не солдатом, и его угнетал тот факт, что его присутствие в Шотландии принесет многим мужчинам, женщинам и детям страдания, разорение и нищету. Чем-то эти горцы, выскребающие себе пропитание из бесплодной, каменистой земли, непригодной для земледелия, напоминали Нейлу мальчишек-бродяг, копошащихся в грязи возле пристани и вылавливающих хоть что-то съедобное со дна Темзы во время отлива. Он презирал способ, каким бродяги были вынуждены находить себе пищу среди городских отходов, и неизменную грязь и бедность в их лачугах. Но в отличие от многих богатых аристократов Нейл не находил ничего веселого в том, чтобы устраивать охоту на несчастных мальчишек и топтать их лошадьми, избавляя таким способом от земных страданий. Он считал, что пугать, убивать или калечить слабых и беспомощных ради развлечения или по любым другим причинам бесчестно. Отчаянная, безысходная нищета. И в Шотландии, и в Лондоне было полно нищих. Нейл содрогнулся, не в силах оторвать взгляд от женщин, бродящих по грязной площадке для парадов. Это зрелище преследовало его повсюду. Он глубоко вздохнул и вспомнил о Лондоне и сотнях чертежей, над которыми раньше работал. О планах, как улучшить город, как сделать его красивым. В Лондоне Нейл знал, что делать, как составить план, с чего начать…
Он разочарованно вздохнул. Лондон – это город. Город, где только часть населения жила в ужасных условиях. Но здесь… Здесь почти каждый за границами Эдинбурга ходил босой и голодный. А из-за того, что Нейл уступил требованию деда и получил офицерский чин, он оказался в ловушке, там, где быть не хотел. Его долг перед королем и страной и восстание в Шотландии не дали ему возможности продолжить обучение архитектуре у сэра Кристофера Рена. То, что он занимался массовым строительством фортов и дорог, ведущих в глубь Шотландии, должно было бы удовлетворить его потребность построить лучший мир, но Нейл не хотел строить его на земле, которую он ненавидел.
Он хотел перестроить свой дом. Он хотел перестроить Лондон. Он хотел воплотить свою мечту – создать новый Лондон, с великолепными зданиями и соборами, и превзойти своего учителя. Он хотел разбивать парки и площади и окружать их аккуратными рядами домов на маленьких участках земли, куда можно было бы переселить бедняков из их грязных трущоб. Нейла очень беспокоило, что, пока он стоит на недостроенной зубчатой стене форта Огастес, его великолепные планы нового Лондона пылятся в кабинете его городского дома.
Он смотрел на местных босоногих женщин и думал о лондонских портных и той сумме, которую тратил на любовницу, чтобы она ходила в шелках и атласе. Дебора постоянно жаловалась, что ей нечего надеть, в то время как эти шотландки, у которых действительно не было ничего, носили свои рваные пледы с такой гордостью, будто это были горностаевые мантии.
Каждый раз, глядя на женщин в форте, Нейл с грустью думал о будущем Деборы, мечтал о том, чтобы поскорее вернуться в Лондон и уберечь ее от попыток найти другого покровителя или, того хуже, оказаться выброшенной на улицу. Он постарался обеспечить ее, оставив приличную сумму своему адвокату, чтобы она могла удовлетворять все свои капризы, пока он торчит в глуши Каледонии, но Дебора ничего не понимала в финансах. Она уже промотала состояние своего покойного мужа, и Нейл хотел удостовериться, что она не истратила все, что он оставил на ее содержание. Дебора была расточительной и избалованной, и ей нравилось, что Нейл потакал всем ее прихотям. А если адвокату придется ограничить Дебору в расходах – Нейл знал свою любовницу слишком хорошо и не сомневался, что она тут же отправится искать более щедрого покровителя. А что, если новый любовник окажется жестоким или таким же мотом, как она сама? Как он сможет защитить ее от этого?
Он заперт в Шотландии, зависит от честности своего адвоката и понятия не имеет, сколько времени понадобится Деборе, прежде чем она окажется в таком же ужасном положении, в каком оказались эти женщины. Дебора не понимала, что между жизнью богатой любовницы и отчаявшейся шлюхи существовала огромная разница и разница эта заключалась в деньгах. Деньги просачивались сквозь нежные, белые, тщательно наманикюренные пальцы Деборы как вода, в то время как ее шотландские подруги из форта Огастес продавали свои тела и свое будущее за кусок хлеба и эль – за объедки со стола своих врагов. Даже на таком расстоянии Нейл видел, что некоторые женщины были беременны, и их вид злил и печалил его. Скоро у этих женщин прибавится голодных ртов, хотя они уже сейчас едва могут прокормить самих себя.
Нейл в отчаянии запустил руку в волосы. Иногда ему казалось, что вся Шотландия создана лишь для того, чтобы оскорблять его чувства. Он спустился с лесов, чтобы присоединиться к сержанту в их ночном обходе строительства. Работы на внешней стене проводились в спешке, и в одной из секций все еще оставалась дыра, через которую мог пройти целый строй солдат, а кусок стены позади уборных был слишком низким, и его легко могли преодолеть люди, имеющие веревки и лестницы. Хотя врагов пока не было видно, Нейлу тем не менее не нравилось такое положение вещей. Он не ревновал своих солдат к женскому обществу и не осуждал этих женщин за их способ зарабатывать на жизнь, но и не доверял им, хотя и жалел. Нейл не мог оставить форт без охраны. Он не общался с местными женщинами и потому не был уверен, что эти женщины были их союзниками, но главное – он не мог утверждать, что женщины, приходившие в форт каждый день, были теми же самыми, кого пустили сюда вчера или позавчера. Они вели себя дружелюбно, потому что готовы были продать себя любому, кто сможет им заплатить, но Нейл знал, что видимость не всегда соответствует действительности. История изобиловала примерами падения фортов из-за предательства изнутри, но Нейл не мог убедить своего командира, генерал-майора сэра Чарлза Оливера, что проститутки и прачки не глупы и не слепы, а также все слышат и при необходимости могут рассказать своим соплеменникам о том, что увидели и услышали. Сэр Чарлз позволил группе шотландских женщин свободно входить в форт Огастес и не желал даже слышать о том, что эти шлюхи могли представлять угрозу для безопасности форта. Но Нейл всегда был настороже. Дыра в стене обеспечивала легкое проникновение врагам со стороны пустошей. А горцы – народ отчаянный.
Вместо того чтобы продолжать безжалостное преследование горцев, вместо того чтобы строить форты для уничтожения кланов и их вождей, король Георг должен был согласиться на мирные переговоры. Шотландская армия и ее союзники были разбиты наголову, запасы провизии подходили к концу, урожай сожжен, а скот забит. Кланы голодают уже сейчас, а до зимы еще несколько месяцев. В преследовании горцев не было никакого смысла. Георг мог бы купить лояльность всех шотландских горцев несколькими возами хлеба, сыра и эля.
– Как вы думаете, сэр? – Спросил Марсден, когда Нейл закончил свою инспекцию. – Сэр?
Оторвавшись от своих мыслей, Нейл взглянул на сержанта.
– Прошу прощения?
– Я спросил, что вы думаете, сэр.
– Я думаю, что эта страна чертовски бедна, чтобы быть красивой. Я думаю о том, что меня уже тошнит от вида голодных женщин и детей, торгующих своим телом ради куска хлеба.
Сержант опустил глаза и смущенно переступил с ноги на ногу:
– Я имел в виду стену, сэр. – Я спрашивал, что вы думаете о строительстве стены.
– А, это. – Нейл смутился. – Я думаю, мы должны поставить двух дополнительных часовых у проема и усилить патруль у нижней стены.
Марсден простонал:
– Сегодня ночью?
– Конечно, сегодня, – ответил Нейл.
– Но, майор, сегодня же праздник!
– Какой праздник?
– Сэр Чарлз приказал отпраздновать завершение строительства внешней стены.
– Внешняя стена не закончена, – напомнил Нейл сержанту. – В ней проем в четыре фута шириной, и мы уже две недели ждем, когда доставят камень из Эдинбурга.
– Знаю, сэр, но сэр Чарлз назначил празднование еще несколько недель назад.
– Но я говорил ему, что мы не уложимся в график. – Нейл стиснул зубы. – Я сообщил ему о состоянии стены сегодня утром. Он ничего не говорил о празднике. Проклятие! В стене огромная дыра. Это не повод для праздника.
– Сэра Чарлза не волнует, закончена стена или нет. Его волнует только его график. Только о нем он докладывает генералу Уэйду. А его график говорит, что стена закончена.
– Он лжет генералу Уэйду о своих достижениях в рапортах, а потом назначает празднование для солдат, не уведомив об этом меня? – Нейл был в ужасе.
Марсден кивнул:
– Он заказал дополнительные бочонки вина и эля уже пару месяцев назад. Они прибыли с последним обозом, и сэр Чарлз прятал их в кладовой все это время. Он приказал не трогать их до праздника. – Хотя сержант старался изо всех сил, ему не удалось скрыть своего возбуждения. – Это будет настоящий праздник, сэр! С едой, напитками и музыкой. Сэр Чарлз пригласил нас всех, а некоторые женщины даже принесут бочонки с медом.
Нейл удивленно поднял брови. Неужели шотландские женщины, нищие до такой степени, что вынуждены продавать себя за кусок хлеба, принесут бочонки драгоценного меда для английского праздника?
– А что насчет стражи?
– Сегодня не будет никакой стражи.
– Господи! – От волнения волосы у Нейла встали дыбом. – Этот дурак что, никогда не слышал о троянском коне? Он разве никогда не читал классиков? Он не знает, что нужно бояться данайцев, дары приносящих?
Сержант Марсден почесал голову:
– Вот на это я не могу ответить, сэр. Я не знаю, известно ли сэру Чарлзу обо всех этих данайцах и такой породе лошадей. Да я и сам ничего не слышал ни о каких троянцах.
– Я говорю не о настоящих лошадях. Я говорю о большом деревянном коне, в котором прятались греческие воины.
– Наши часовые не сообщали ни о каких воинах, ни греческих и никаких других.
Нейл помассировал затылок, чтобы прогнать тупую боль.
– Я имел в виду мифологических, из истории…
– Какой истории?
– Греческой, – терпеливо разъяснил Нейл. – Классические греческие мифы и легенды, о которых этот идиот Чарлз Оливер, очевидно, не имеет ни малейшего понятия. Конечно, он никогда не читал классиков, – продолжал Нейл, вспоминая тощего, прыщавого юнца, каким был их командующий в школьные годы. – Спотти[1] Оливер и по-английски-то едва мог читать. Он недостаточно умен, чтобы изучать классиков. Он недостаточно умен, чтобы вообще что-либо изучать. Вот почему его отец купил ему офицерский чин. Единственное, в чем Спотти что-то понимает, это выпивка и мода. Он генерал-майор армии его величества, – вздохнул Нейл. – И этот болван едва может сидеть в седле! Он не знает ничего о военной стратегии. Об армии он не знает даже того, что нужно держать вражеских женщин за стенами гарнизона и что нужно ставить часовых, зато он знает, как заказать вино и эль и как устроить пирушку! – Нейл закончил свою обличительную речь и обратился к сержанту: – Сэр Чарлз все еще разговаривает с каменщиками из Эдинбурга?
– Нет, сэр. Сэр Чарлз отпустил их час назад.
– Хорошо, – кивнул Нейл. – Мне нужно немедленно с ним поговорить, и лучше сделать это сейчас, пока он один.
– Это невозможно, сэр, – возразил сержант Марсден. – Сэр Чарлз удалился в свои личные апартаменты и приказал его не беспокоить.
Нейл бросил взгляд в сторону квартир офицеров, потом в который уже раз взглянул на проституток в гарнизоне. Спотти Оливер пользовался репутацией привередливого модника и убежденного сноба. Хотя женщины в форту Огастес были не во вкусе его командира, Нейл понимал, что во время войны даже Оливеру пришлось несколько снизить уровень своих притязаний. Он повернулся к сержанту, вопросительно подняв брови.
Сержант Марсден покачал головой:
– Понимаете, генерал Оливер беседует со своим портным.
– Что? – Нейл не верил своим ушам.
– Когда я последний раз видел его, сэр Чарлз примерял новый мундир для сегодняшнего праздника.