Цветы пустыни

Глава 1

1881 год

Возвращаясь к себе домой на Парк Лейн, маркиз Энджелстоун с удивлением думал, что ленч доставил ему удовольствие.

Обычно, получив от премьер-министра приглашение посетить дом номер 10 по Даунинг-стрит, он тут же мрачнел.

Бывали, конечно, приятные исключения — например, Бенджамин Дизраэли.

Но, к сожалению, он занимал эту должность только шесть лет, и маркиз считал, что в целом премьер-министры — на редкость скучные люди.

Поэтому нельзя сказать, что он с нетерпением ожидал завтрака в обществе нынешнего хозяина дома номер 10 мистера Глад стона.

К счастью, остальные приглашенные оказались чрезвычайно интересными людьми.

Главным образом они обсуждали проблемы внешней политики, а она всегда занимала маркиза гораздо больше, чем внутренняя.

Он с огромным интересом обсуждал с министром Индии ситуацию, сложившуюся на Востоке.

— Из-за присутствия русского посла они были вынуждены говорить вполголоса, и от этого беседа становилась еще увлекательнее.

Маркиз был умным и проницательным человеком и — хотя немногие из его друзей знали об этом — живо интересовался всем, что имело отношение к Востоку.

Он лелеял тайную надежду, что в один прекрасный день королева предложит ему пост вице-короля Индии или на худой конец губернатора той или иной части ее обширной империи.

Но пока — и маркизу это было отлично известно — он в глазах общества считался еще слишком молодым и, кроме того, чересчур ветреным.

На самом же деле маркиз был просто так красив и так богат, что женщин тянуло к нему как магнитом.

Больше того — стоило оказать одной из них внимание, как они тут же вцеплялись в него мертвой хваткой.

Но маркиз уже давным-давно твердо решил, что никогда не женится.

Эта тема, впрочем, не относилась к числу тех, которые он мог обсуждать с другими людьми.

Детство его было омрачено сознанием того, что отец и мать несчастливы вместе.

На людях они вели себя, как того требуют приличия, и никто ни о чем не догадывался.

Только домочадцам было известно, что на самом деле они почти ненавидят друг друга.

Мать маркиза была очень красивой женщиной. Мальчик обожал ее — и вместе с тем уважал отца и восхищался им.

Он сильно страдал оттого, что родители не могут ужиться вместе, и это оставило у него в душе след, который не изгладился даже сейчас, когда ему было почти тридцать три года.

Когда маркиз вспоминал об этом, он весь сжимался при мысли, что ему придется жить с женщиной не потому, что он ее любит, а потому, что этого требуют приличия. Он не сомневался, что она будет чувствовать то же самое и в конце концов возненавидит его.

Последнее, впрочем, было маловероятно, поскольку женщины считали его неотразимым.

Они бросались к нему в объятия прежде, чем он успевал узнать их имена.

Вместе с тем маркиз, не кривя душой, не мог не признавать, что его романы всегда продолжались недолго.

И всегда женщины надоедали ему быстрее, чем он им.

Он сам поражался, что красивая женщина, такая ослепительная и желанная в первую встречу, при более близком знакомстве оказывается — иначе не скажешь — «убийственно скучной».

Маркиз всегда точно знал, что она скажет в следующую минуту, и это его раздражало.

Даже не было необходимости гадать, о чем она думает.

Он пытался уговорить себя, что предназначение женщины в том, чтобы украсить своим присутствием дом мужчины и, естественно, его постель, а оттачивать ум можно в кругу друзей.

Но оказалось, что одной красоты недостаточно!

Его мучило, что самая пленительная красавица в те минуты, когда они не предаются любви, не способна разговаривать так, что ее стоило бы слушать.

»Почему Я такой?»— порой спрашивал он себя.

Но за все прожитые годы маркиз не нашел ответа на этот вопрос.

Выйдя из своего изящного экипажа, который он обычно использовал вечером, маркиз подумал, что погода на редкость хорошая.

Воздух был свеж, и даже вечером солнце еще пригревало, что довольно необычно для марта.

»Не проехаться ли мне верхом?»— подумал маркиз.

Он ступил на алую ковровую дорожку, брошенную на ступени. Когда маркиз вошел в парадную дверь Энджелстоун-Хауз, пожилой дворецкий, который служил еще у отца маркиза, шагнул ему навстречу и сообщил:

— Леди Эстер Уинн ожидает вашу светлость в гостиной.

Маркиз нахмурился.

— Разве вы не сказали ее светлости, что меня нет? — спросил он после паузы.

— Сказал и добавил, что мы не знаем точно, когда вы вернетесь, но она настаивала на том, что будет ждать.

Маркиз отдал шляпу и перчатки лакею и медленно поднялся по полукруглой лестнице к гостиной, которая была на втором этаже.

Эта комната идеально подходила для приема большого количества гостей.

Маркиз хорошо понимал, почему дворецкий не предложил леди Эстер подождать в кабинете.

Кабинет маркиза был гораздо уютнее, но дворецкий, как и остальные слуги, знал, что леди Эстер больше не играет важной роли в жизни маркиза.

Осенью у них был пламенный, но тем не менее не принесший маркизу удовлетворения роман.

Леди Эстер была очень красива и, несомненно, обладала самой совершенной фигурой из всех лондонских дам.

Однако вскоре маркиз обнаружил, что она, как и другие женщины, волнует лишь тело, но не разум мужчины.

В конце октября, с началом охотничьего сезона, он уехал из Лондона.

А вернувшись, не стал предпринимать никаких попыток возобновить тесные отношения с леди Эстер.

Как ни странно, это был один из немногих его романов, которые закончились без слез и взаимных упреков.

Ему были слишком хорошо знакомы трогательная мольба и те сцены, которые неизбежно сопутствуют разрыву.

И теперь, пока лакей спешил вперед, чтобы открыть перед ним дверь гостиной, он гадал, зачем леди Эстер хочет его видеть.

Он припомнил, что после Рождества у нее был роман с послом Италии.

А до этого у нее был некий симпатичный джентльмен, имя которого стерлось из памяти маркиза.

Иногда он встречал его в «Уайте», своем лондонском клубе.

Дверь открылась, и маркиз вошел в гостиную.

Леди Эстер стояла у окна.

Слегка отодвинув муслиновую занавеску, она любовалась садом.

Летом, когда маркиз устраивал приемы, сад выглядел очень нарядно.

Дорожки освещались китайскими фонариками, их развешивали на деревьях.

В глубине сада стояло несколько небольших беседок, где можно было укрыться от посторонних глаз.

Маркиз подумал, что Эстер, наверное, сейчас вспоминает, как он поцеловал ее в одной из этих беседок в первый вечер знакомства.

Она, разумеется, не сопротивлялась.

Едва их губы встретились, он сразу почувствовал, что пожар страсти уже разгорается в ней.

Позже он не раз имел возможность убедиться, что ее губы поистине ненасытны, Сейчас, идя через комнату по мягкому абиссинскому ковру, приглушающему шаги, маркиз думал, что Эстер стала еще красивее, Мужчины не уставали прославлять красоту классических черт ее лица.

Они писали поэмы о лазурной голубизне ее глаз и золоте пышных волос.

Глядя на нее в эту минуту, он сказал бы, что она похожа на богиню, спустившуюся с Олимпа.

Но маркиз знал, что стоит ее задеть, и она превратится в ужасную Медузу Горгону.

Он не забыл, как она ревновала его. Ее ревность была просто губительной.

Было время, когда он всерьез опасался даже смотреть на других женщин, потому что леди Эстер в ярости устремлялась на них.

Их роман длился шесть месяцев, и эти полгода были незабываемыми.

И все же маркиз чувствовал, что, хотя леди Эстер красива, сейчас он рад, что их больше ничто не связывает.

Эстер не оборачивалась, и он знал, что она ждет, когда он подойдет к ней вплотную.

— Какой сюрприз, Эстер! — произнес маркиз.

— Я знала, что ты удивишься, — ответила она, — но мне нужно было увидеться с тобой по важному делу.

— Не хочу показаться невежливым, выразив надежду, что оно не отнимет у нас много времени, — сказал маркиз, — я как раз собирался проехаться верхом.

Эстер засмеялась приятным, хотя несколько деланным смехом.

— Лошади! Вечно эти лошади! — воскликнула она. — Конечно, разве может женщина соперничать с чистокровной арабской кобылой?

Маркиз не соизволил ответить.

Он просто подошел к камину и оперся о каминную полку, ожидая, пока Эстер отойдет от окна.

Она медленно пересекла комнату и приблизилась к маркизу.

Он знал, что она дает ему время восхититься тонкостью ее талии и округлостью груди, туго обтянутой платьем.

— Ее красивую шею охватывало ожерелье из трех нитей безукоризненного жемчуга.

Маркиз, впрочем, смотрел не на ее фигуру, а на лицо. И видел по выражению глаз Эстер, что она задумала что-то недоброе.

Он пригласил ее сесть в одно из обитых гобеленовой тканью позолоченных кресел.

Но она не стала садиться, а остановилась прямо перед маркизом и посмотрела ему в глаза, слегка склонив голову набок.

Эту позу он видел не раз и хорошо знал, что редкий мужчина в такую минуту удержится, чтобы не поцеловать ее губки, изогнутые в форме лука Купидона.

После этого его руки сами собой легли бы на ее нежную талию.

Но маркиз вместо этого сказал с легкой насмешкой:

— Ну, Эстер, так что же это за дело?

— Весьма простое, Вирджил, — ответила она. — И я надеюсь, новость тебя обрадует. У меня будет ребенок!

На мгновение воцарилась тишина. Маркиз приподнял бровь.

— Поздравляю! — сказал он. — И кто счастливый отец?

— Кто же, кроме тебя!

— Это невозможно, и ты хорошо это знаешь! — ответил маркиз. — Если тебе, Эстер, вздумалось пошутить, то я здесь ни при чем!

— Я не шучу, Вирджил, — сказала она. — И я не представляю для своего ребенка, особенно если это будет мальчик, лучшей судьбы, чем возможность назвать своим отцом маркиза Энджелстоуна!

Маркиз посмотрел на нее; теперь взгляд его серых глаз был твердым как сталь.

— Ты пытаешься меня шантажировать?

— Уродливое слово для просьбы быть щедрым и справедливым.

— Если ты ждешь, что я признаю своим ребенка другого мужчины, то сильно ошибаешься! — резко сказал маркиз.

— Боюсь, выбор у тебя невелик, — заметила леди Эстер.

Она отошла к дивану и села.

На фоне синих шелковых подушек ее платье, тоже синее, но более мягкого оттенка, смотрелось еще восхитительней.

К поясу у нее был приколот небольшой букетик дорогих белых орхидей.

— Мне кажется, ты должна выразить поточнее то, что ты хочешь сказать, — произнес маркиз.

— Я думала, ты понимаешь по-английски, — ответила леди Эстер. — У меня будет ребенок, и поскольку мужчина, с которым у меня сейчас роман, не в состоянии нас обеспечить, мы с тобой сыграем свадьбу и будем счастливы, как были счастливы прошлым летом.

Убежденность, звучавшая в ее голосе, не оставляла сомнений в том, что она не шутит, а высказывает именно то, что намеревалась.

Хотя это было совершенно невероятно, но маркизу показалось, что она всерьез ожидала, что он согласится на это ужасное и нелепое предложение.

— Если это все, что ты хотела сказать, Эстер, — проговорил он после паузы, — то, я думаю, ты тратишь впустую и мое и свое время. Меня ждет верховая прогулка.

Эстер коротко рассмеялась.

— Я предвидела, Вирджил, что ты сделаешь все, чтобы не — пойти к алтарю, но на сей раз убежденному холостяку устоять не удастся!

Маркиз ничего не ответил, а просто пошел к двери. Он был уже у порога, когда Эстер спокойно сказала:

— Если ты меня бросишь, я пожалуюсь королеве!

Маркиз остановился, но не повернулся к ней.

— Я уже послала письмо отцу с просьбой приехать, — продолжала Эстер. — Я уверена, ты хотел бы, чтобы он присутствовал на нашей свадьбе, а я хочу, чтобы он нас благословил.

Маркиз не двигался, и она добавила немного язвительно:

— С другой стороны, он, я не сомневаюсь, будет готов отправиться прямо в Виндзорский дворец!

Маркиз глубоко вздохнул.

Медленно, стараясь сохранить достоинство, он повернулся к ней.

— Зачем тебе это нужно? — спросил он.

— Мне казалось это очевидным, — парировала леди Эстер. — Я уже сказала тебе — затем, что сейчас в моей жизни нет человека, который был бы подходящим отцом для моего ребенка!

— Ты должна понимать, что ни один мужчина в здравом уме не согласится на такую нелепость.

— Бесполезно бороться с неизбежным, — ответила леди Эстер. — Мне всегда было обидно, что ты оттолкнул меня, найдя другую, которая, как ты воображал, красивее меня!

Никогда не могла понять, что ты нашел в этой Мэри Коули с ее вытянутой физиономией!

От маркиза не ускользнула ревность в ее голосе.

Он подошел к камину и, глядя сверху вниз на Эстер, сидевшую в непринужденной позе, подумал, что, попадись ей сейчас Мэри Коули, Эстер положила бы свои длинные пальчики на ее тонкую шею и придушила бы ее.

По глазам леди Эстер он видел, что она чувствует себя не так свободно, как хочет показать, но ее прекрасные губки шевельнулись, и она произнесла:

— Ты мой, Вирджил, ты всегда был моим, и теперь тебе не спастись.

Маркиз тяжело опустился в стоящее рядом кресло.

— А сейчас послушай меня, Эстер, — сказал он. — Я не верю, что ты даже на минуту могла вообразить, что я соглашусь на это бессмысленное и безумное требование.

— Я уже сказала тебе, Вирджил, что на сей раз тебе не спастись.

— Этот мужчина, о котором ты упомянула, — сказал маркиз. — Не могу припомнить его имени. Он не женат?

— Дэвид Мидвей беден как церковная мышь, — ответила Эстер. — А я ничуть не намерена жить в бедности.

— Разумеется, — поспешно сказал маркиз. — Но это можно частично исправить.

Ему пришло в голову, что если он назначит Эстер содержание, тем более крупное, она предпочтет деньги браку.

Словно прочитав его мысли, она спокойно сказала:

— Я всегда ненавидела бедность, а кроме того, как ты, наверное, догадываешься, меня привлекают алмазы Энджелстоунов.

— Черт побери! — выругался маркиз, потеряв хладнокровие. — Я не позволю ни одной женщине женить меня на себе против моей воли, и ничто не заставит меня усыновить ублюдка какого-то дурака!

— Крепко сказано, Вирджил! — сказала Эстер. — Я и не знала, что ты способен ругаться в присутствии дамы.

— Ты не обычная женщина, и сама это знаешь! — фыркнул маркиз. — То, что ты задумала, бесчестно и, по моему мнению, просто преступно!

— Прошлым летом, когда мы были так счастливы друг с другом, ты так не думал! — Эстер надула губки. — Я могу вспомнить минуты, Вирджил, когда ты был почти поэтом!

Особенно когда подарил мне нить черного жемчуга, чтобы он оттенял белизну моей кожи.

С чувством отвращения маркиз поднялся и отошел к окну.

Он отлично помнил, как Эстер умоляла его купить ей жемчуг, который она видела на Бонд-стрит.

Он с большой неохотой уступил ее просьбам, потому что жемчуг был очень дорог.

Получив подарок, она продефилировала перед маркизом, одетая только в эту нить жемчуга, и добилась желаемого эффекта: маркиз подхватил ее на руки и понес к кровати.

Теперь он спрашивал себя, как он мог вообще хоть на минуту увлечься этой женщиной.

Она превратила приятные отношения между двумя взрослыми людьми в ужасный кошмар.

Леди Эстер, когда ей было шестнадцать лет, вступила в любовную связь с одним из служащих ее отца, герцога Ротвинского.

Герцог незамедлительно уволил его и выдал дочь замуж за первого же мужчину, которому выпало несчастье быть сраженным ее красотой.

К сожалению, он был почти так же стар, как сам герцог.

В первые два месяца супружеской жизни Эстер завела бурный роман с французским графом, с которым она и ее муж встретились во время свадебного путешествия.

Он стал первым в длинной веренице ее любовников.

На пятом году брака муж Эстер умер от сердечного приступа.

Вероятно, причиной была ярость от поведения жены, а может быть, и невоздержанность, которой она от него требовала.

Эстер была, несомненно, самой красивой вдовой, какую видел в то время высший свет, и когда она обратила взгляд своих голубых глаз на маркиза, он оказался не в силах противиться ее чарам.

Только сейчас он осознал, каким был глупцом.

Он должен был с первой минуты знакомства понять, что Эстер в любом смысле слова нельзя было назвать обычной женщиной.

Маркиз знал, что, если он на ней женится, его жизнь превратится в сущий ад.

И все же на мгновение ему показалось, что тюремные стены уже смыкаются вокруг него, потому что он действительно не мог придумать никакого выхода из положения.

Он знал Эстер достаточно хорошо, чтобы видеть: она ничуть не преувеличивает, говоря, что готова пожаловаться самой королеве.

Кроме того, маркиз понимал, что герцог не усомнится сделать то, о чем попросит его дочь.

Поместье герцога в Нортумберленде было в плачевном состоянии, усадьба давно требовала ремонта.

Ее владелец никак не мог расплатиться с многочисленными долгами.

Если герцогу представится возможность заполучить в зятья состоятельного и занимающего высокое положение в обществе человека, во всем мире не отыщется никого, кто лучше него справился бы с этой задачей.

»Как же мне быть?»— спрашивал себя маркиз.

Он чувствовал, что его голова словно набита ватой, и никак не мог сосредоточиться.

— Ну что же, Вирджил? — спросила Эстер.

Он знал, что она читает его мысли, и это приводило его в бешенство.

— Вернись ко мне, — сказала она, — и наша жизнь будет прекрасна.

— Позволь теперь мне сделать тебе предложение, — сказал маркиз.

С этими словами он подошел к ней. По его плотно сжатым губам она видела, что он крайне разгневан.

— Я буду давать тебе десять тысяч фунтов в год, — сказал он, — вплоть до того времени, когда ты не выйдешь замуж за человека достаточно состоятельного, чтобы больше в них не нуждаться.

— Десять тысяч в год? — повторила Эстер, — Ты действительно полагаешь, что я соблазнюсь ими, когда могу стать твоей женой, маркизой Энджелстоун?

Маркиз в ярости скрипнул зубами, но ничего не сказал, и она продолжала:

— В моем распоряжении будет гораздо больше денег, не говоря уже об удовольствии занять соответствующее положение при дворе, которое я смогу передать по наследству!

Маркиз едва удержался, чтобы ее не ударить.

Его мать была придворной дамой; по традиции это положение занимали все маркизы Энджелстоун.

Для него была невыносима мысль, что Эстер займет место его матери не только при дворе, но и в усадьбе, в его доме в Ньюмарке и в Охотничьем домике в Лестершире.

Ему захотелось убить ее прямо на месте.

Она вела себя отвратительно, и маркиз живо представил себе, как его друзья будут жалеть его и в то же время будут бояться сказать что-нибудь открыто.

Огромным усилием воли он заставил себя спросить:

— Что ты выбираешь?

— Обручальное кольцо! — ответила леди Эстер.

В глазах ее вспыхнула злоба. Маркиз знал, что она наслаждается своей властью над ним.

Она сжигала его заживо, и чем громче он кричал и корчился в муках, тем больше она была рада.

В эту минуту он ненавидел ее так яростно, что только отличное умение владеть собой удержало его от того, чтобы не наброситься на нее и не ударить.

Он молчал, потому что боялся заговорить.

После паузы леди Эстер воскликнула торжествующе:

— Я победила, Вирджил, и тебе не ускользнуть! Теперь послушай, что я скажу.

Она слегка наклонилась вперед, повернув лицо к нему.

Эта поза, придающая ей еще большее очарование, тоже была хорошо знакома маркизу.

— Когда отец приедет, — сказала Эстер, — мы посвятим его в нашу замечательную тайну, а потом устроим скромную свадьбу.

Ей показалось, что маркиз хочет что-то сказать, и она торопливо добавила:

— Я уверена, ты тоже предпочел бы, чтобы она была скромной, и если мы сразу же отправимся в свадебное путешествие, никто не удивится, что ребенок родился всего через семь месяцев.

Губы маркиза сжались в тонкую линию, а Эстер продолжала:

— Я понимаю, что сейчас ты сердишься, но в будущем ты поймешь, что я в роли твоей супруги буду гораздо лучше, чем какая-нибудь неопытная девчонка, которая надоест тебе через две недели.

Маркиз хотел сказать, что она уже ему надоела, но подумал, что это прозвучит недостойно.

— Мы будем счастливы вместе, — сказала Эстер, — но если позже, когда наш ребенок появится на свет, у тебя возникнут «другие интересы», я не стану вмешиваться — и поэтому вправе надеяться, что и ты не будешь вмешиваться в мои дела.

Она слегка развела руками и добавила:

— По-моему, это вполне пристойно.

— Нет ничего пристойного в твоем поведении! — с безнадежностью в голосе заметил маркиз.

— Именно это ты всегда говорил, когда я дарила тебе наслаждение, — парировала Эстер. — Ты говорил, что я…

Стремительна, как ветер, обжигающе, как мороз, и податлива, как снег!

Она коротко рассмеялась.

— Милый Вирджил! В самом деле весьма поэтично!

Она встала, распространяя вокруг себя аромат дорогих французских духов, так хорошо знакомый маркизу.

Он помнил, как яростно смывал этот запах со своей кожи.

Его подушка хранила воспоминание об этих духах еще долго после ее ухода.

— Мне пора идти, Вирджил, — сказала леди Эстер, — но не забудь навестить меня завтра

вечером: должен приехать отец.

Она сделала небольшое движение, будто хотела коснуться его, а потом, взмахнув шелковой юбкой, повернулась и пошла к двери.

У порога она обернулась и тихо сказала просительным тоном:

— Милый Вирджил, мы будем очень счастливы, и мне кажется, что ты мог бы сделать мне подарок, чтобы отметить тот знаменательный час, когда ты обещал жениться на мне!

Маркиз сжал кулаки и, после того как дверь за Эстер закрылась, воздел руки к потолку.

Казалось, он молит богов о помощи, потому что еще ни разу в жизни не попадал в столь ужасное положение.

Только через четверть часа маркиз вышел из гостиной и спустился по лестнице.

Дворецкий в холле нерешительно посмотрел на него, словно ожидая распоряжений.

— Экипаж! — отрывисто приказал маркиз и пошел к себе в кабинет.

Это была очень уютная комната. У окна стояло бюро, а по стенам висели картины кисти Стаббса и Сарториуса, изображающие лошадей.

Против камина на столике лежали газеты.

Поглядев на них, маркиз подумал, что «Тайме»и «Морнинг пост» непременно объявят о его бракосочетании с леди Эстер. От этой мысли его бросило в дрожь.

Разве он мог согласиться взять в жены такую женщину?

Разве мог усыновить ребенка другого мужчины?

Ему казалось, что сами стены выкрикивают эти вопросы.

И все же он, как ни старался, не мог найти выход из тупика, куда его загнали, словно зверя в ловушку.

Маркиз не мог не понимать: в прошлом году весь модный свет обсуждал его роман с леди Эстер.

Он уехал из Лондона, чтобы избавиться от нее, но у сторонних наблюдателей не было никаких причин считать, что роман закончился.

Маркиз подозревал, хотя и не был в этом уверен, что вскоре после его отъезда леди Эстер тоже уехала к отцу.

Очевидно, часть ноября Дэвид Мидвей провел с ней в ее поместье.

Итальянский посол занял место маркиза сразу же после его отъезда, так что у нее был с ним роман в этом году.

Но Эстер была не из тех женщин, которым хватает одного мужчины даже на самый короткий срок. Мидвей был красив, остроумен, его отец был баронетом — но, к сожалению, он был беден.

Все, что маркиз знал об умении Эстер плести интриги, подводило его к мысли, что именно Мидвей — отец ее будущего ребенка.

При этом маркиз не сомневался, что она не станет отказывать себе в удовольствии и дальше заводить любовников.

Когда маркиз думал об этом, у него темнело в глазах.

С другой стороны, он понимал, что будет, если Эстер исполнит свою угрозу и ее отец, герцог, пожалуется королеве.

Королева немедленно потребует маркиза к себе.

А потом ему не останется ничего, кроме как подчиниться ее повелению и жениться на Эстер.

Королева была очень строга в вопросах морали, когда дело касалось тех, кто занимал важные должности при дворе.

Отец маркиза в течение многих лет был дворцовым экономом, и маркиз понимал, что рано или поздно эта должность будет предложена и ему.

А его мать была придворной дамой, и королева всегда ясно давала понять, что очень ценит ее.

Королева благоволила к красивым мужчинам и выделяла маркиза среди прочих, оказывая ему особое внимание.

Это льстило ему, но вместе с тем он чувствовал, что другие придворные ему завидуют.

Если бы он отказался повиноваться королеве и не выполнил ее повеления, ему бы грозила опала.

Маркиз и не думал, что пользуется при дворе всеобщей любовью.

Ему было отлично известно, что многие ровесники завидуют его удаче на скачках и, безусловно, успеху у женщин, чьи сердца они сами желали бы завоевать.

Только недавно он буквально увел из-под носа одного влиятельного государственного деятеля симпатичную маленькую балерину из «Ковент-Гардена».

Маркиз спрятал ее в домике в Сент-Джеймс Вуд, и она влюбилась в него — в мужчину, который ради нее пренебрег приличиями.

Поэтому она просто посмеялась над растерянностью своего воздыхателя, когда тот ее все же нашел.

Маркиза тогда это тоже развеселило.

Но теперь он понимал, что джентльмен, о котором идет речь, будет стремиться отомстить.

Безусловно, он употребит все свое влияние на то, чтобы сделать наказание маркиза самым суровым.

»Как же мне быть? Что, черт возьми, делать?»— не переставал спрашивать себя маркиз.

Дворецкий доложил, что экипаж подан. Маркиз вышел из кабинета, раздумывая, куда бы ему поехать.

Он нуждался в совете, но в эту минуту не мог представить себе никого, кому мог бы довериться.

Лакей ждал, открыв дверцу. Садясь в экипаж, маркиз сказал первое, что пришло ему в голову:

— В клуб.

Дверца закрылась, лакей вскарабкался на козлы к кучеру, и экипаж отъехал.

Глядя в окно на дворецкого и двух лакеев, провожающих его поклонами, маркиз внезапно испытал ужас при мысли о том, что Эстер уже сидит рядом и с этой минуты он никогда от нее не избавится!

Путь до Сент-Джеймс занял не больше десяти минут.

Экипаж остановился у входа в «Уайте».

Велев кучеру ждать, маркиз вошел в клуб.

Ища взглядом знакомые лица и друга, который мог бы сотворить чудо и помочь ему а его положения, маркиз с облегчением увидел лорда Руперта Лидфорда, сидящего в Утренней комнате и занятого беседой с тремя мужчинами.

Увидев маркиза, лорд Руперт воскликнул:

— А вот и Энджелстоун! Давайте спросим, что он об этом думает.

Его собеседники пробормотали что-то в знак согласия, и маркиз подсел к ним. Подошел дворецкий и осведомился, не желает ли он что-нибудь выпить.

— Большой бренди с содовой! — отрывисто приказал маркиз.

Лорд Руперт посмотрел на него с удивлением. Воздержанность маркиза была всем хорошо известна.

Поскольку маркиз регулярно принимал участие в скачках — он скакал на собственных лошадях, — он следил за своим весом, ел очень немного и почти не пил спиртного.

Но сейчас ему, как никогда в жизни, хотелось выпить что-нибудь покрепче.

— Мы говорили о Бертоне, Вирджил, — сказал лорд Руперт. — О Ричарде Бертоне.

Маркиз не сразу сообразил, о ком речь, и один из мужчин пояснил;

— Вы должны его знать — это тот малый, который написал кучу книг, и только что вышла еще одна — «Касида».

— И который пробрался в Мекку, переодевшись арабом, — вставил другой, — Это было в 1853 году, — добавил лорд Руперт, — и мы как раз говорили о том, что сегодня уже нет таких храбрецов, которые отважились бы рискнуть головой ради обычного любопытства.

— Вы действительно полагаете, что мы все трусы?, — спросил третий мужчина, лорд Саммертон.

— Конечно! — ответил лорд Руперт. — Мы выросли чересчур изнеженными, и хотя в мире еще столько неизведанного, мы слишком ленивы, чтобы отправиться в путешествие.

— Это звучит унизительно, и я в это не верю! — возразил лорд Саммертон.

— Вы можете представить Вирджила в грязной одежде паломника, — спросил лорд Руперт, — и рискующего жизнью, чтобы увидеть «Запретный Город»? — Он засмеялся. — Держу пари на тысячу фунтов, что нет!

— Принимаю! — неожиданно сказал маркиз.

На мгновение все замерли. Потом лорд Руперт сказал:

— Что принимаете?

— Я отправлюсь в Мекку, — продолжал маркиз. — И когда я вернусь, получив право носить зеленый тюрбан, вы выложите тысячу фунтов!

Он замолчал, потому что вновь появился дворецкий и поставил перед ним стакан.

Маркиз взял его и сделал большой глоток.

— Вы сошли с ума! — воскликнул лорд Руперт.

Возвращаясь вместе с маркизом на Парк Лейн, лорд Руперт спросил:

— Вы действительно говорили серьезно, Вирджил, или это некая изысканная шутка, которой я не в силах понять?

— Я в жизни не был более серьезен, — отвечал маркиз. — Завтра утром я уеду из Англии.

— Завтра! — воскликнул лорд Руперт.

— Попаду я в Мекку или нет, — продолжал маркиз, — главное, что это будет ответом на вопрос, должен ли я жениться на Эстер Уинн!

— Боже милостивый! — воскликнул лорд Руперт. — Я думал, что между вами все кончено.

— Так и было, — ответил маркиз. — Но сегодня она сообщила мне, что ждет ребенка.

Лорд Руперт уставился на маркиза так, словно не верил своим ушам.

Наконец он спросил:

— Это правда?

— Эстер весьма недвусмысленно дала мне понять, что, если я не женюсь на ней, герцог пожалуется королеве!

— Но ведь это не ваш ребенок!

— Кому, как не мне, это знать, — сказал маркиз. — Я клянусь вам, Руперт, что не касался ее с прошлого сентября!

— Что до меня, то я думаю, что это ребенок Мидвея! — заметил лорд Руперт.

— Мне тоже так кажется, — согласился маркиз. — Но у него за душой нет ни пенни, и к тому же Эстер жаждет стать маркизой!

— Прежде всего она жаждет стать вашей женой! — уточнил лорд Руперт. — Честно говоря, Вирджил, я был весьма удивлен, что она так спокойно отнеслась к вашему разрыву.

— Я тоже, — признался маркиз. — Зато теперь она горит желанием отомстить.

— И вы думаете, что исчезновение?.. — начал лорд Руперт.

— Я полетел бы на Луну или спустился в ад, если бы это спасло меня от женитьбы на ней! — со злостью воскликнул маркиз.

— Могу понять ваши чувства, — примирительно сказал лорд Руперт. — Но в Мекку!

— Было глупо с моей стороны самому не подумать об этом, — сказал маркиз. — Однако в ту минуту, когда вы заговорили о Бертоне, я понял, что это и есть тот выход, который я отчаянно пытался найти.

Он сделал паузу и добавил:

— Но мне нужна ваша помощь.

— Вы знаете, что я сделаю все, о чем вы попросите.

— Надо лишить Эстер возможности в мое отсутствие пожаловаться королеве.

Лорд Руперт внимательно слушал.

Это был красивый молодой человек; они с маркизом вместе учились в Итоне, там подружились и вместе перешли в Оксфорд.

Потом они вступили в один полк, где прослужили пять лет, прежде чем маркиз унаследовал титул.

Поскольку расставаться им не хотелось, лорд Руперт вышел из армии. Теперь он проводил в обществе маркиза больше времени, чем в собственном доме.

Поистине их можно было назвать неразлучными друзьями.

— Вот чего мне хотелось бы, — говорил маркиз так, словно размышлял вслух. — Мне хотелось бы, чтобы о нашем пари все говорили, но в то же время это не попало бы в газеты.

— Продолжайте! — сказал лорд Руперт, потому что маркиз замолчал.

— Мне представляется, что Эстер будет неловко устраивать сцены по поводу моего исчезновения, если общество сочтет мой поступок отважным.

— О да, все решат, что вы храбрец, . — сказал лорд Руперт. — Но лично я думаю, что вы просто сумасшедший!

— Если Ричард Бертон смог это сделать, так смогу и я! — воскликнул маркиз.

— Теперь, когда мусульмане знают, что он осквернил их священней город, в который нет входа иноверцам, это будет гораздо труднее.

— Они это знают?

— Он написал об этом книгу, — ответил лорд Руперт, — а я полегаю, некоторые из них умеют читать!

— Это для меня единственный выход, — с отчаянием произнес маркиз. — И я благодарен вам, Руперт, что вы навели меня на эту мысль.

— Вот уж чего я никак не собирался делать! — заметил лорд Руперт. — Я просто поспорил с Саммертоном, потому что мне надоела его напыщенность!

— Я тоже нахожу его скучным, — сказал маркиз.

С минуту лорд Руперт молчал. Потом он сказал:

— Только будьте осторожны, Вирджил. Если верить Бертону, наказание за осквернение мусульманской святыни — медленная и очень мучительная смерть!

— Все лучше, чем женитьба на Эстер!

— Готов с вами согласиться. До сих пор не пойму, что вы в ней нашли.

Маркиз не ответил.

Он никогда не обсуждал свои личные дела ни с кем, даже с Рупертом, который был его самым близким другом.

На самом деле он предпочел бы просто исчезнуть никому не объясняя причин. Но маркиз понимал, что без помощи Руперта ему не обойтись.

Впрочем, он доверял ему, как никому другому.

Когда они приехали домой, маркиз послал за секретарем и принялся отдавать необходимые распоряжения.

Слушая его, лорд Руперт подумал, что, возможно, так действительно будет лучше.

Руперт был глубоко привязан к маркизу и любил его как брата — своих братьев у него не было.

Поэтому он беспокоился, хотя он никогда не говорил об этом вслух, что маркиз впустую растрачивает свои таланты, и прежде всего на женщин, которые не стоят того.

Лорд Руперт возненавидел леди Эстер с первой минуты, как увидел ее.

Он знал таких женщин — они стремятся поймать в свои сети любого мужчину, который окажется в их поле зрения.

Поэтому Руперт с тревогой смотрел, как она готовит ловушку для маркиза.

Безусловно, леди Эстер была красива, с этим спорить не приходилось, но лорд Руперт знал, что она ненасытна и эгоистична.

»Если бы Вирджил женился на ней, это его бы убило!»— думал он сейчас.

Потом, когда маркиз покончил с делами, они принялись обсуждать, что ему понадобится в путешествии, а также то, как лучше всего проникнуть в Мекку незамеченным.