Дар Элизабет

Глава девятая

Фонари на площади Св. Джеймса отбрасывали розоватые блики на элегантные экипажи и отличных лошадей, которые подвозили гостей к ярко освещенному дому лорда и леди Бартон. Длинная очередь самых разных экипажей то продвигалась вперед на несколько футов, то останавливалась, пока из очередного экипажа высаживались пассажиры.

Оказавшись в самом конце этой очереди, Хоксли чертыхнулся и чуть не сорвал дверь с петель, выбираясь из экипажа. Он прошел вдоль всей вереницы, не обращая внимания на тревожный шепот, вызванный его легкомысленным поступком.

Натан собирался пробыть здесь недолго – ровно столько, сколько нужно, чтобы схватить за шиворот свою маленькую кузину и вернуть ее домой. К сожалению, он не мог укоротить языки желающим посплетничать о том, почему вдруг маркиз Хоксли покинул свою берлогу и появился в этом месте.

Черт бы ее побрал! Почему она не могла остаться в Шотландии?! Они бы как-нибудь и без нее добрались до Паука, и Хоксли торжественно привез бы ее домой, как и планировал.

Он прошел внутрь и в недоумении уставился на толпу людей, заполнявшую холл и лестницу, ведущую в бальный зал. Публика была более шумной и раскованной, чем обычно, – видимо, из-за анонимности костюмов и масок.

Будь он проклят, этот маскарад! Ничего не бывает просто с этой Элизабет, она постоянно осложняет ему жизнь! Даже такое простое дело, как найти ее на балу, должно превратиться в нечто, похожее на игру в прятки. Он всегда говорил, что терпеть не может костюмированных балов!

Элеонора, леди Бартон, должна была радоваться своему успеху, поскольку в доме яблоку негде было упасть. И это лишний раз доказывало абсурдность общества, которое оценивало триумф хозяйки бала по тому, насколько тесно было на нем гостям.

А ведь еще несколько лет назад он с удовольствием участвовал в ежедневных развлечениях света, наслаждаясь чувством товарищества на скачках и в боксе, а также женскими прелестями. Сейчас все было позади, все ушло в прошлое. Хоксли отстранился от света, посвятив себя единственной цели – найти убийцу своих родителей и избавить страну от страшного злодея.

Люди уже начали окликать его, желая потом похвастаться перед друзьями, что лично беседовали с неуловимым маркизом Хоксли во время одного из его редких выходов в свет. Останавливаясь взглядом на каждом мужчине, он невольно спрашивал себя, кто из них мог быть Пауком.

Элизабет развлекалась.

Она ожидала, что присутствующие отнесутся к ней с предубеждением, если не с враждебностью, вспоминая, как встретила ее леди Лоуден. Но, напротив, оказалось, что дамы были не только дружелюбны, но нашлись и такие, которые пытались уверить ее в своей искренней преданности. Конечно, Элизабет понимала, что все это было светским притворством, но, тем не менее, наслаждалась всеобщим весельем и легкомысленной атмосферой бала.

Вообще, этот вечер был для нее полон неожиданностей. «Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди», – подумала она, лишний раз осознав, что ее жизнь до сих пор была лишена подобных развлечений.

Элизабет никогда не стремилась появиться в обществе – и вот была сейчас здесь, в самом высшем лондонском свете. И, если уж быть честной до конца, она приняла это неожиданное и случайное приглашение Элеоноры с радостью ребенка, раньше времени отпущенного с уроков.

Элизабет никогда раньше не обнажала плечи и не выставляла напоказ свою зрелую красивую грудь. Тем не менее, вот она стоит в платье, принадлежащем Элеоноре, закрытом везде, кроме груди. От этого, правда, Элизабет не испытывала особой радости. Напротив, она едва сдерживала постоянное желание подтянуть край выреза поближе к шее. А еще лучше – снять газовую вуаль, покрывавшую ее голову, и закрыть ею плечи и грудь.

Когда она попыталась объяснить свою проблему Элеоноре, та без колебаний отвергла ее сомнения, провозгласив, что платье сидит превосходно, а цвет ей к лицу. Еще она потребовала, чтобы Элизабет прекратила дергаться, и ее можно было понять: Элеонора сама выбирала для Элизабет этот наряд восточной красавицы из гарема паши.

Элизабет редко отдавалась на волю случая, предпочитая ко всему готовиться заранее, тщательно планируя каждое свое действие. Тем не менее, совершенно неожиданно для себя она оказалась в бальном зале, в руках у нее веер, на каждой складке которого написано имя кавалера, а она едва умеет танцевать.

Поскольку Элеонора, поддразнивая, представляла ее всем как «подругу из Шотландии, а вообще-то из Пэкстона, что в Лейсестершире», Элизабет могла отговориться тем, что знает только несколько сельских танцев. Но напрасно она надеялась, что ее оставят в покое. Пропустить танец вовсе не обязательно означало сидеть в одиночестве. Если настойчивый поклонник никак не хотел покидать свою даму, они могли пройтись вокруг зала, приветствуя друзей, или выпить шампанского.

До сих пор Элизабет достаточно трезво относилась к мужчинам, никогда не позволяя себе витать в облаках или принимать всерьез вздор, который они говорили. Но сегодня вечером она поймала себя на том, что по-настоящему флиртует. И краснеет от самых возмутительных комплиментов, которые только можно себе представить… Стоит ли удивляться, что и без того ветреная головка Мэриан пошла кругом от такой приятной чепухи, пусть даже исходящей от лорда Стэнли.

И вот, несмотря на то, что все это было так непривычно и даже расходилось с жизненными принципами Элизабет, она веселилась вовсю.

Ей было интересно: неужели Хоксли, когда бывает в свете, тоже наклоняется к своей даме и произносит ничего не значащие комплименты, как все эти молодые люди, которые оказывают ей столько внимания? «Если бы он вернулся вовремя, – подумала она, – может быть, и он оказался бы в моей свите?»

И вдруг, посреди шумного зала, окруженная молодыми людьми, жаждущими ее внимания, Элизабет почувствовала присутствие Хоксли!

Она поднесла веер к лицу и незаметно осмотрела зал. Она была уверена, что, несмотря на прошедшие четыре года, смогла бы узнать его везде, в любой толпе, хотя бы просто по росту и стати, не говоря уж о его черных глазах. Но его нигде не было.

Хорошо! Отлично! Замечательно! Ей вовсе не хотелось, чтобы он появился здесь и все испортил. Элизабет тряхнула головой и прислушалась к тому, о чем спрашивал ее мистер Вудхаус, с которым она танцевала чаще других.

– Надеюсь, мое имя записано на вашем веере и на следующий танец, мисс Вайднер? Пожалуйста, не разочаруйте меня!

Рассмеявшись, она протянула ему руку и, когда Вудхаус вывел ее на середину зала, рассмотрела его поближе. Среднего роста, с мягкими каштановыми волосами, он напомнил ей филина, спрятавшего шею в модном стоячем воротнике. Он изображал университетского профессора и был облачен в мантию, а на носу у него красовались очки. Он часто моргал, стараясь сосредоточиться на танцевальных па, но его улыбка, когда он встречался с ней глазами, была приятной. Элизабет уже успела с одобрением заметить, как он танцевал с самыми непопулярными дебютантками, помогая им превозмочь скованность несколькими ободряющими словами. Очевидно, мистер Вудхаус был добрым человеком.

Танец закончился, и партнер отвел ее в сторону, продолжая оживленную беседу.

– Здесь лорд Стэффорд, он, по-моему, дожидается своей очереди. Думаю, вам понравится эта незаурядная личность. Прошу вас, обещайте, что не забудете мое постоянство.

Элизабет снова рассмеялась:

– А что, у лорда Стэффорда непостоянный характер?

– Когда я думаю о нем, мне на ум приходит слово «сластолюбец», – заявил Вудхаус с серьезной миной.

– Но вы же бросаете тень на своего друга! Поэтому мне приходится сделать вывод, что и ваш характер не так уж постоянен.

Он драматическим жестом поднес руку ко лбу:

– Я побежден!

Вудхаус поклонился и оставил ее с лордом Стэффордом, самым старшим из ее поклонников. Светловолосый, сероглазый, стройный, он действительно был красивым мужчиной, имел титул виконта и пятьдесят тысяч в год. Эта информация исходила от Элеоноры, которая успела ввести Элизабет в курс дела относительно молодых людей, считавшихся выгодными партиями. Но Элеонора сообщила о Стэффорде одну немаловажную деталь: долгие годы ему удавалось сдерживать порывы молодых девушек и их настойчивых мамаш, оставаясь холостяком, и сейчас уже все смирились с тем, что лорд Стэффорд жениться не собирается.

Одетый кучером почтовой кареты, лорд Стэффорд предложил Элизабет свою руку и повел танцевать, но она замешкалась.

– Кажется, это кадриль, милорд, а я не танцую кадриль.

– Да будет вам, мисс Вайднер! Это самый легкий танец, его все танцуют с малых лет.

Элизабет все-таки хотела настоять на своем и отказаться, но вспомнила наставления герцога «развлечься», и это придало ей храбрости. Она здесь для того, чтобы веселиться, и она будет веселиться!

– Прекрасно, лорд Стэффорд, но если завтра вам понадобится трость, будьте так добры, не признавайтесь, почему у вас сломана нога.

Он казался удивленным – выражение, которое Элизабет довольно часто замечала на лицах своих кавалеров, – но быстро овладел собой и, когда заиграла музыка, стал обучать ее танцу. Это было очень забавно, и вскоре все соседние пары добродушно давали ей свои советы.

Если бы только она не испытывала ужаса оттого, что скоро здесь будет Хоксли! Если бы уже сейчас, издалека, не ощущала его гнев!

Проклятье! Это даже хуже, чем он мог представить! Хоксли быстро пробежал глазами по стульям, стоявшим вдоль стен, задерживая взгляд на девушках небольшого роста. Нет, ее там не было. Может, Элизабет прячется за колонной или за горшками с цветами? Бедняжка! Должно быть, она испугана до смерти.

– Хоксли! Ты дошел до того, что являешься на балы без приглашения?

Натан, рассмеявшись, повернулся к хозяину дома.

– Прекрати, Бартон. Я здесь для того, чтобы спасти свою маленькую кузину от твоих распутных друзей.

– Твою кузину?

– Элизабет Вайднер. Такая рыжеволосая, в веснушках, очень застенчивая. Только что вернулась из Шотландии.

– О! – Барон хотел что-то добавить, но промолчал.

– Нет, это не то, что ты думаешь. Я не волочусь за ней. Просто нужно срочно забрать ее домой.

– Она застенчивая? Бедная девочка, как ей, должно быть, неуютно здесь! Позволь мне предложить тебе свою помощь.

Лорд Бартон жестом пригласил Хоксли следовать за ним и направился к танцующим в зале парам.

Хоксли двинулся вслед за хозяином дома, раздраженный загадочной улыбкой, игравшей на губах его старого друга. Его раздражали также и наблюдавшие за ними гости, которые замолкали при их появлении, но стоило повернуться к ним спиной, как они начинали яростно перешептываться. Вдвоем они медленно обошли зал, но Элизабет нигде не было.

Как бы хотелось Натану, стряхнув со своих сапог пыль далеких путешествий, тихо зажить в Стэндбридже вместе с дедом и Элизабет! Он постарался бы возместить ей все те годы, которые она провела вдали от них. Он наполнил бы ее жизнь роскошью и лаской. Быть может, привозил бы ее иногда в Лондон, как предлагал дедушка, и показывал ей достопримечательности. Ей бы, наверное, понравился цирк…

Хоксли внезапно остановился, все мысли о Элизабет мгновенно улетучились. Его как будто ударили в солнечное сплетение, по телу прокатилась чувственная волна, которую не подобает испытывать джентльмену на балу. Перед ним возникло видение такой изумительной красоты, что Натану стало нечем дышать.

Он замер, наблюдая, как танцует эта прелестная девушка. Нет, это был даже не танец. Она танцевала не в такт и смеялась над своими неопытными движениями. Ее смех был наполнен солнечным светом и музыкой. Хоксли показалось, что он попал в волшебную сказку. Все вокруг тоже смеялись, причем без ехидства и аристократической надменности, а снисходительно и дружелюбно. Конечно, у Элеоноры всегда собирались наиболее приятные люди из общества, к тому же это был маскарад…

Но кто она такая, черт возьми?!

И что в ней так подействовало на него?

Девушка была высокой, под стать его росту. Если бы они встали рядом, то небольшой наклон головы – и ее губы оказались бы возле его губ. Длинноногая и стройная, с удивительно красивой линией плеч и грудью, она разбудила его мужскую фантазию. Глаза, полные радости и возбуждения; тело, которое сливалось с музыкой, несмотря на то, что она спотыкалась, пытаясь найти нужный ритм.

Натану захотелось сорвать этот ненужный шарф с ее лица и увидеть смеющийся рот, захотелось вытащить ее отсюда в сад и крепко прижать к своему телу…

– Ты видишь ее, Хоксли?

– Что? Кого? – Он с трудом оторвал глаза от девушки и посмотрел на хозяина дома. – А, Элизабет? Нет, ее внешность я хорошо знаю, поэтому не мог ее проглядеть. А где твоя жена, Бартон? Элизабет – ее гостья, может быть, они где-нибудь вместе?

Господи! Как он мог забыть, зачем сюда пришел! Он ведь не зеленый юнец, который поддается чарам любой красивой девушки с хорошей фигуркой и смеющимися глазами!

Бартон подозвал слугу, что-то тихо сказал ему и повернулся к Хоксли.

– Я попросил позвать Элеонору. И ты наконец сможешь отыскать свою маленькую кузину и отправиться домой. – С той же загадочной улыбкой хозяин бала наблюдал за танцующими парами. – Ты заставляешь о себе говорить, Хоксли. Может, тебе стоит появляться в обществе почаще? И тогда твое неожиданное появление не будет вызывать у наших матрон такой переполох. Убедись сам: пока ты стоишь здесь, одинокий и без невесты рядом, они уже начинают планировать, как привлечь твое внимание к своим дочуркам.

Хоксли чертыхнулся и обвел взглядом зал. Бартон был прав: десятки глаз следили за ним, как хищники следят за своей жертвой. Плечи лорда Бартона затряслись от беззвучного смеха.

– Не обращай внимания, Хоксли. Я не позволю им поймать тебя в сети. А вот и лорд Стэффорд, каждая мать мечтает иметь такого зятя. Возможно, он здесь единственный человек, который достаточно богат, чтобы составить тебе конкуренцию. Позволим ему отбиваться от жаждущей толпы, а ты в это время потанцуешь с его прелестной партнершей.

Лорд Стэффорд застыл в нерешительности, когда кончилась музыка, и Элизабет пришла ему на помощь.

– Наша хозяйка куда-то отошла, – сказала она. – Не могли бы вы помочь мне отыскать ее?

Стэффорд с готовностью предложил Элизабет руку и повел через толпу гостей, и она была благодарна ему, поскольку не чувствовала под собой ног от усталости.

Хоксли явно был где-то рядом. Она ощущала его присутствие и даже, кажется, на расстоянии прочла его мысли. Но нет, этого не может быть! Конечно же, она неправильно поняла его, а скорее всего – просто ошиблась, и это были путанные размышления кого-то другого. Не то чтобы ей были совсем незнакомы подобные мысли мужчин, но некоторые из них просто шокировали. И как это они просочились через барьеры, которые она возводила годами? Как бы то ни было, абсолютно ясно одно: то, что она слышала, не могло быть мыслями Хоксли. И, уж во всяком случае, эти мысли не имели никакого отношения к ней!

Лорд Стэффорд прервал ее размышления:

– Кто ваш следующий партнер, мисс Вайднер?

Элизабет раскрыла веер, чтобы проверить это, но руки ее почему-то дрожали, и она никак не могла прочесть имя. Она подняла веер повыше, чтобы лучше рассмотреть его при свете канделябров… и уперлась взглядом в черные, как уголья, глаза Хоксли!

Ее сердце подпрыгнуло, а горло сжала судорога. Господи Боже! Он выглядел таким… таким сильным! Элизабет застыла на месте, все мысли вылетели у нее из головы, и она тщетно пыталась вспомнить, как собиралась вести себя при его неожиданном появлении.

Ах да! Она намеревалась быть безразличной, холодной и сдержанной. И вместо этого едва не поддалась порыву броситься в его объятия, как при встрече с герцогом. О, если бы можно было радостно приветствовать его, почувствовать его руки на своих плечах… Что с ней случилось? Разве она не выиграла уже сражение со своими чувствами к Хоксли?!

Конечно выиграла! Ее волнение объясняется просто-напросто тем, что перед ней человек, которым она когда-то восхищалась, а эти четыре года сделали его, к сожалению, еще более привлекательным.

Густые волосы Хоксли касались воротника его черного бархатного сюртука. Он был худее, чем она помнила; тем не менее, его широкие плечи казались еще шире, а мускулистые ноги натягивали ткань черных бриджей. Со зрелостью пришло какое-то загадочное выражение глаз, которое, она подозревала, никто не мог разгадать. Но тени под глазами были не результатом веселой жизни, а доказательством того, что он прошел через тяжелые испытания и очень устал.

Итак, Элизабет вынуждена была снова вступить в борьбу со своими чувствами, да к тому же еще с внезапно охватившим ее состраданием и тревогой за него.

«Идиотка! – выругала она себя. – Как ты можешь испытывать сострадание к человеку, который, может быть, до сих пор строит планы отослать тебя куда-нибудь подальше?!»

Элизабет отвела от него глаза, полная решимости спасти то, что осталось от ее мужества, и, возможно, еще повеселиться на балу.

Она улыбнулась, когда увидела, что к ней идет Элеонора. Дорогая Элеонора! Она была ее верной союзницей и уже обещала помочь в том, чтобы занять Мэриан в предстоящие дни.

Муж Элеоноры, лорд Бартон, взял Элизабет за руку и сказал:

– Могу я попросить вас об одолжении? Вы должны спасти этого несчастного от толпы приближающихся девиц.

И прежде чем Элизабет поняла, кого он имеет в виду, она оказалась в объятиях Хоксли. Он уверенно положил руку на ее талию. Шокированная, Элизабет попытался вырваться, но Хоксли только крепче прижал ее к себе.

Элизабет была в ярости. Оглянувшись, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, она обнаружила, что остальные пары уже стоят в той же позе. Нет! Только не вальс! Но дамы, прикрывшись веерами, шептали что-то именно о вальсе. А у нее не было ни малейшего желания ронять свое достоинство в лондонском высшем свете!

– Милорд, я не танцую…

– Я знаю. Я наблюдал за вами. Но, уверяю вас, это совсем не сложно. Обопритесь на мою руку и просто слушайте музыку.

Он шепотом руководил ее движениями в такт музыке, и, сдавшись, Элизабет следовала его наставлениями. Она никогда еще не чувствовала такого смущения и в то же время не была так сильно возбуждена.

Как ни странно, через несколько минут Элизабет поняла, что просто влюбилась в вальс. Она расслабилась в руках Натана и улыбнулась. Вальс совсем не был похож на знакомые ей сельские танцы. Это была сама поэзия! Пары грациозно кружились по залу под прекрасную музыку, а платья дам растекались вокруг них, как вода. Это было бесподобно! На мгновение она забыла, с кем танцует, и улыбнулась Натану открыто и радостно: Он ответил ей тем же.

– Лорд Бартон совсем забыл о приличиях, столкнув нас на бальной площадке, даже не представив друг другу. Я Хоксли, внук герцога Стэндбриджа.

Элизабет подумала, что он пытается развеселить ее этой шуткой, и решила ответить в том же духе. Но не успела: он снова заговорил:

– А вы хотите остаться неузнанной до конца маскарада, когда все снимут маски?

Боже! Так он ее просто-напросто не узнал!

Улыбка застыла на губах Элизабет. Она отвела глаза в сторону, разозлившись на себя за то, что его слова причинили ей боль. Она была разочарована: все ее хитроумные планы мести разлетелись вдребезги. Ей и в голову не приходило, что он может не узнать ее.

Элизабет переполняли противоречивые чувства. Очевидно, она все-таки правильно прочла мысли Натана, но, оказывается, его интересовала не жалкая маленькая кузина, а неизвестная загадочная женщина, в которую она превратилась.

Элизабет было непривычно испытывать внимание Хоксли к себе как к женщине. Ей даже захотелось подольше продлить этот момент. Ведь если он узнает правду… Его реакцию никогда нельзя было угадать, и ей совсем не хотелось выяснять это в бальном зале, где было полно народу.

Может, лучше уединиться с ним где-нибудь, подальше от чужих глаз, и открыть ему, кто она? Или оставить все как есть, и положиться на волю случая? Элизабет неожиданно поняла, что ей представилась прекрасная возможность отплатить Хоксли за все обиды. Это было похоже на игру, в которой только у нее не завязаны глаза. Просто великолепно! Искушение было слишком велико.

– Расскажите мне о вашей семье, лорд Хоксли.

Он взглянул на нее, удивленный этим прямым вопросом, но ответил:

– О, моя семья не представляет из себя ничего интересного. Просто два холостяка – мой дед и я.

Немного задетая, Элизабет продолжала:

– И больше никого?

Глаза у него потемнели, по лицу пробежала тень, и она пожалела о своей настойчивости. Но скоро удовольствие от танца вернуло Натану хорошее настроение. Улыбка снова заиграла у него на губах.

– Теперь моя очередь спрашивать. Вы ведь, по-видимому, звезда сезона?

– Поскольку это мой первый выход в свет, об этом еще рано говорить. А теперь снова моя очередь. Ответьте мне: вы, наверное, самый желанный объект для всех невест в городе?

Несколько растерявшись от такой откровенности, он парировал:

– Естественно! А вы, без сомнения, объект внимания каждого молодого человека на балу. Вы, случайно, не богатая наследница?

Элизабет передернуло от его бестактности.

– Да, я, действительно, наследница…

После вчерашнего разговора с герцогом у нее были все основания отвечать так, не моргнув глазом. Но что-то во всем этом было неприятное… Похоже, они с Натаном соревновались, кто задаст больше бестактных вопросов. Поэтому она добавила:

– А вы явились сюда, чтобы найти себе богатую жену?

Закинув голову, Хоксли расхохотался. На них стали обращать внимание, с любопытством оглядываясь в сторону этой странной пары. Элизабет почувствовала неловкость: подобное поведение было совершенно ей не свойственно. Но разве могла она вести себя по-другому, когда Хоксли, казалось, так забавляло ее озорство? Она еще раз поймала себя на том, что веселится от души.

Но лишь до того момента, когда он, танцуя, увлек ее через открытые двери на балкон, где было довольно темно. На лицо Натана лишь изредка падали блики света. Он смотрел ей прямо в глаза, продолжая обнимать ее, как в танце, что казалось таким естественным в бальном зале и таким вызывающим на темном балконе.

Элизабет очень ясно угадывала сейчас его мысли, потому что от него исходила сильная волна эмоций: «Интересно, кто ты? Жизнерадостная невинность или волшебная фея?»

«А ты? Кто ты такой, Хоксли? Юноша, которого я любила, или мужчина, которого я ненавижу?»

Прислушиваясь к собственным мыслям, Элизабет сделала поразительное открытие. Оказывается, когда-то она любила Хоксли! Конечно, это была детская любовь, сродни обожанию героя, но достаточно сильная, чтобы остатки этого чувства сохранились в ее душе до сих пор.

Именно эта любовь была причиной глубокого отчаяния, которое охватило ее, когда он отослал ее в Шотландию. Из-за этой любви ни один поклонник не пробуждал в ней особенного интереса. Осознав это, Элизабет даже почувствовала некоторое облегчение, решив, что постарается теперь, чтобы ни одной искорки этой любви не осталось в ее душе. Ведь они никогда не смогут быть счастливы друг с другом!

Ей не нужен муж, который относился бы к ней так бессердечно и который не мог бы забыть о ее «проклятии». А Хоксли еще несколько лет назад дал ей понять, что нет ничего хуже, чем жена, которая могла бы читать его мысли.

Она обрадовалась, услышав голос Элеоноры, окликнувшей ее, и обернулась на зов.

– Да, дорогая?

– Так дело не пойдет, моя милая! – леди Бартон повернулась к Хоксли. – Не пристыдите ли хоть вы свою кузину, милорд?

– Мою…?

Натан опустил руки и сделал шаг назад. Его изумление было настолько глубоким, что Элизабет почувствовала: она отомщена за все свои несчастья и тревоги. Она стояла, стараясь сохранить независимый вид, пока он медленно осматривал ее с головы до ног. Ей нечего было стыдиться: она не чувствовала за собой никакой вины. Напротив, Элизабет могла бы многим гордиться. Ей говорили, что она красива, а сейчас она увидела подтверждение этому в глазах Хоксли и поняла, что не ошиблась тогда в его мыслях о себе.

Элизабет ответила Хоксли прямым и открытым взглядом: она была уверена, что с ней все в порядке. В конце концов, она не из тех женщин, которые только на то и годятся, чтобы флиртовать на балах. Она могла принять роды и облегчить страдания роженицы, могла наложить швы и поставить диагноз болезни. Она могла читать медицинские книги, написанные по-французски, а если хорошенько постараться – то и по-гречески!

Элизабет не сводила с него глаз до тех пор, пока Хоксли наконец не понял, что происходит, и не кивнул головой, как бы поставив последнюю точку. Глядя на него, она испытала глубокое удовлетворение, так как успела заметить промелькнувшее на его лице одобрение, прежде чем он скрыл его под маской невозмутимости.

Элеонора протянула Элизабет руку и сказала:

– Улыбайся, когда будем возвращаться в зал, как будто мы просто приятно побеседовали на свежем воздухе. – Она помолчала, потом обратилась к Хоксли: – Идемте с нами, милорд. Ничего страшного в том, что вы танцевали со своей кузиной, нет. Вполне естественно, что после стольких лет разлуки вам хотелось обменяться с ней парой слов наедине.

Когда через несколько минут Элеонора покинула их, Хоксли тихо, но выразительно произнес:

– Я пришел сюда, чтобы забрать тебя домой, Элизабет.

Она раскрыла веер, чтобы продемонстрировать написанные на нем имена, потом ответила спокойным голосом:

– Конечно, милорд, но не раньше, чем я выполню свои обязательства.

Хоксли яростно хлопнул входной дверью в городском доме Стэндбриджей.

– Я немедленно отсылаю тебя обратно в Шотландию! Как ты посмела вернуться без разрешения?! Ты должна была дождаться какого-нибудь сигнала от нас!

– Боюсь, мне пришлось бы ждать до самой смерти, милорд.

– Не нужно иронии, Элизабет. Ты должна бы уже начать понимать кое-что.

– Это спорный вопрос: ведь мне так ничего и не объяснили. И должна вас предупредить, лорд Хоксли: я больше никуда не поеду, пока сама не захочу этого!

– Прекрати называть меня лордом Хоксли, Элизабет!

– Это наименее оскорбительное обращение из тех, которые вертятся у меня на языке.

Хоксли в досаде провел рукой по своим спутанным волосам; Элизабет застыла в напряженной позе, готовая отразить любое нападение. Но в этот момент дверь из библиотеки открылась и на пороге показался герцог.

– Дети, дети, потише! Слугам нужно выспаться, даже если вы решили спорить всю ночь.

Он пропустил их впереди себя в библиотеку и закрыл дверь. Герцог был сейчас похож на судью, готового терпеливо выслушать прения сторон.

Элизабет и Хоксли взглянули друг на друга, готовясь к бою. Она заговорила первой:

– Ваш внук снова взялся за старое: он вбил себе в голову, что может засунуть меня обратно в Шотландию! Вы знаете мои планы и согласились с ними. Так скажите ему об этом!

– Твоя глупая подопечная, дед, не имеет представления о том, что происходит, и поэтому она должна немедленно уехать!

Элизабет закричала:

– Я не собираюсь жертвовать счастьем Мэриан только потому, что вы вообразили, будто можете командовать всеми и каждым! Ну, скажите ему, ваша светлость!

– Нет, за тебя отвечаю я, Элизабет. И ты будешь делать именно то, что я прикажу. Скажи ей, дед!

Герцог неожиданно зевнул и потянулся. Присев на краешек стула, он нагнулся за сапогами, которые лежали на полу, потом встал, снял плащ и шарф Хоксли с кресла у камина и надел то и другое на себя.

– Кто-нибудь хочет проветриться немного? Раз уж мы все равно не спим.

Их голоса прозвучали в унисон:

– Нет!

Элизабет не могла поверить, что герцог опять собирается оставить ее без своей помощи. Сначала он с радостью бросил ее на растерзание Сильвии Лоуден, а сейчас подставляет под стрелы Хоксли! Хорошо же, ей не нужна ничья помощь! Все-таки она не удержалась и крикнула вслед герцогу:

– Не знала, что в этой семье принято бросать людей на произвол судьбы! На вашем семейном гербе можно смело написать: «Оставь без помощи того, кто входит в эти двери!»

Заметив, что герцог, посмеиваясь, все-таки уходит, она вновь обернулась к Хоксли, с яростью глядя на него. Но он неожиданно начал совсем с другого конца:

– Пусть ты не хочешь быть под моей опекой, Элизабет, но сегодня вечером я понял, что все равно кто-то должен отвечать за тебя. О чем ты думала, явившись на бал в подобном наряде?! Он слишком откровенен для такой молодой девушки, как ты. Тебе следовало бы одеться более скромно.

– Ты действительно так считаешь?! Но ведь это маскарад! – Элизабет мгновенно забыла собственные сомнения относительно низкого выреза на платье и ринулась в атаку. – Кроме того, милорд, леди Бартон, которую вы, кажется, уважаете, сама выбрала мне костюм. И, если вы соизволили заметить, декольте других дам были гораздо больше моего. Может быть, вам стоит вернуться и сделать замечание и им тоже?

Хоксли резко повернулся и вышел в холл.

Элизабет последовала за ним. Он схватил накидку с вешалки и бросил ее лакею, стоявшему рядом.

– Почему вы отпустили герцога одного? Немедленно отправляйтесь за ним! Не выпускайте его из вида!

Он снова прошел в библиотеку, и Элизабет бросилась следом, не удовлетворенная разговором. Их раздраженные голоса зазвучали вновь, и два оставшихся в холле лакея улыбнулись друг другу, довольные тем, что можно немного развлечься.

К городскому дому Стэндбриджа подъехал небольшой экипаж, и из него вылез человек. Шляпа его была надвинута на глаза, нижнюю часть лица скрывал темный шарф. Отступив в тень экипажа, человек приготовился ждать. Вскоре его терпение было вознаграждено: в свете фонаря мелькнул плащ лорда Хоксли. Сейчас маркиз обойдет площадь и окажется здесь…

Предвкушение! Какое приятное состояние – как закуска перед пиром… От него по всему телу разливается тепло.

Луна на мгновение показалась вновь, затем скрылась за тяжелыми облаками. Как удачно, что ночь темная! Он засунул свои длинные пальцы в глубокий карман черного шерстяного пальто, вытащил из кожаного чехла нож и погладил золотого дракона на лезвии. Один взмах ножа по горлу этого щенка – и его заклятый враг, герцог Стэндбридж, получит хорошую весточку. Слюна наполнила его рот, и он проглотил теплую жидкость, которая имела привкус мести. Притопывая одной ногой по грубым булыжникам мокрой мостовой, он тихо напевал что-то себе под нос. От удовольствия у него почти кружилась голова.

Сегодня только первое действие спектакля, в котором будут участвовать герцог Стэндбридж и лорд Хоксли. И девушка…

Он закрыл глаза, позволив себе предаться любимому занятию, а именно: перебирать в уме все драмы, мелодрамы, трагедии, режиссером которых был он сам. О, он был талантливым постановщиком, всегда остававшимся за темными кулисами, и появлялся на сцене только в самый последний момент. Актеров он всегда выбирал сам. Ведь люди – такие бараны! Можно легко предугадать, что они будут делать, и маневрировать ими. Чем больше у них власти, тем приятнее дергать за веревочки! Одних можно поманить деньгами и властью, других – чем-нибудь запретным вроде старого клуба «Адский огонь». А уж уважения и славы жаждут все политики! И все как один заглатывают наживку! А чтобы все это не приелось, приятно иногда встретиться с таким противником, как старый герцог Стэндбридж.

Он сожалел только, что не сможет самолично наблюдать отчаяние герцога, когда безжизненное тело его внука принесут к нему в дом. Но можно нарисовать эту картину в воображении: лорд Стэндбридж сидит у камина, попивая тягучее шотландское виски, наслаждаясь покоем и предвкушая близость момента, когда они поймают «главного шпиона Наполеона». Ведь после того как его драгоценный внук Хоксли сел на хвост этого шпиона и следовал за ним через лабиринт тщательно расставленных ловушек, удалось сузить круг поисков. Но скоро в дверь постучат…

Мимо прогромыхала телега, груженная бочками, которые бились одна о другую, потому что вечерняя роса ослабила веревки. Его собственные лошади, устав от стояния, взбрыкнули, кучер что-то проворчал по-французски. По темной улице разнесся нежелательный шум, и от неожиданности закутанный в шарф человек грубо выругался. Черт бы побрал это ожидание!

Красная пелена проплыла перед глазами, и он быстро стал повторять слова, которые всегда приносили ему успокоение и стали чем-то вроде заклинания: «Кто-то заплатит, кто-то заплатит за все!» Холодная капля воды упала с полей его шляпы и попала за шиворот. Он передернулся. Да, Хоксли однажды удалось избежать его ножа, но сейчас он заплатит. Его время пришло.

Вначале его даже веселили первые неуклюжие попытки этого недоросля шпионить за ним. С некоторой почти отеческой снисходительностью он следил, как молодой аристократ продвигался вперед, добиваясь успехов, вербуя информаторов с помощью убеждения и, конечно, такого существенного компонента всей шпионской работы, как деньги. Ему казалось забавным, что Хоксли считает его французским шпионом, тогда как он только стравливал этих идиотов, Францию и Англию, и они то принимались торговать между собой – отличные английские сапоги и одежда за украденное Францией европейское золото, – то снова начинали воевать друг с другом. Какое замечательное прикрытие для крупного дела, когда легальная торговля служит ширмой контрабанды, которой управляешь ты сам!

Но Хоксли, этот хищник, слишком уж пристально стал следить за ним, слишком много жирных кусков попало в чужие руки. Ничего, теперь Хоксли заплатит за упущенные возможности, потерянное золото, власть… Хоксли заплатит за все!

– Ты зашел слишком далеко, мой молодой друг, – пробормотал он, услышав прибли-жающиеся шаги жертвы, – когда решил узнать, откуда течет золото в мои сундуки. А ведь я показал тебе, насколько тонка ниточка, ведущая ко мне, и как просто перерубить ее телами твоих подсадных людей. Море крови – наглядное предупреждение всем твоим «товарищам по борьбе», и оно разливается, как эхо в горном каньоне!

Его улыбка вдруг пропала, а глаза затуманились. За неподвижным взглядом прятались бурные страсти. «Но ты не испугался, мой дорогой Хоксли! – продолжал он размышлять. – Ты только повзрослел – быстрее, чем мне этого хотелось. Перестал кому-либо доверять, оставлять следы, перекрыл мои валютные каналы… Так ты и не понял, как тебе крупно повезло, когда ты избежал моего золотого дракона! Другие агенты попали в его когти, а ты, зализав раны, снова взялся за свое. Глупый мальчишка, твой ум доведет тебя до беды!»

Он покачал головой, глаза его мрачно сверкнули. «И наконец, молодой Хоксли, ты перешел все границы моего терпения, когда расшифровал мои коды. Никому не позволено быть умнее меня! Кое-кто пытался, но, увы, теперь их нет. Я приветствую тебя, мой мальчик, но теперь, когда Наполеон, мой золотой гусь, вот-вот отправится на кухню, я положу конец твоим играм».

Он расправил плечи и вернулся к предвкушаемой сцене. «Итак, вот сидит у камина мой злейший враг… Кто-то стучит в дверь… и вносят тело его любимого внука. К его груди приколота записка с предупреждением. Сейчас он прочтет ее – и это будет конец».

Его сердце громко застучало: шаги жертвы стали слышнее. В голове с быстротой молнии еще раз пронесся тщательно разработанный план. Он отступил подальше в тень боковой улицы, поскольку Хоксли шел прямо на него.

Как досадно, что нельзя провести больше времени со своей жертвой! От этого пропадает часть удовольствия. Впрочем, ему не о чем сожалеть.

На площади гулко раздавались шаги человека, не сознающего, что темная фигура подстерегает его.