Давай сыграем в любовь (СИ)

Глава 30

Без особого желания, мы спускаемся в гостиную — садимся за стол, Соболев сперва усаживает меня, затем садится сам. Ева о чем-то задорно болтает с отцом Руслана, в то время как я разглядываю ее родных. Они похожи с дочкой, только напускного высокомерия меньше что ли. Отец ее даже здоровается со мной довольно вежливо, мать же мажет пустым взглядом, я ее видимо мало интересую.

Минут через десять подают горячее. Запахи заполоняют комнату, тут и рыба, и говяжьи стейки, и овощи. Мой желудок, в котором с утра только бутерброд с творожным сыром, активно намекает, чтобы я не стесняясь, ела.

— Угощайтесь, — радушно предлагает Лидия Владимировна.

К нам подносят поднос с семгой, при виде которой у меня едва слюнка не течет. По легенде Соболева, я — веган, но рыбку же можно? Тем более она вон какая — аппетитная. У меня аж настроение волной поднимается.

— Давайте, — улыбчиво соглашаюсь я, почему нет, собственно говоря. Хоть какая-то плата за роль подставной подружки. А потом, решив, что по хорошему тону, мне стоило бы поухаживать за больным любимым парнем, беру тарелку Руслана. — И ему тоже.

За столом, где еще несколько минут назад, царил шум, вмиг все затихает. И взгляды главное, с каким-то нескрываемым интересом приковываются к нам, вернее ко мне и девушке, которая замерла с подносом. Ощущение такое, что она не дышит, лишь поглядывает то на мать Руслана, то на него самого.

— Кладите же, — жестом показываю на тарелку и девушка, помешкав еще может несколько секунд, наконец, оживает. Я отрезаю кусок рыбы, но к губам не подношу, меня неожиданно окутывает странное чувство, такое, где-то на подсознательном уровне, будто что-то происходит. Мне делается резко не по себе.

Еще и Ева, которая до этого общалась только со своей мамой и Лидией Владимировной, переводит на нас с Соболевым заинтересованный взгляд. Она постукивает пальцами по столу, явно выжидая момент. Остальные будто тоже чего-то ждут.

— Русик, у тебя сменились вкусы? — наконец, подает голос брюнетка.

— Я тоже удивилась, — теперь и Лидия Владимировна вмешивается.

Перевожу взгляд на Соболева, внутри у меня уже все сжалось, и аппетит пропал. Где-то я ошиблась, только где — непонятно. Руслан, правда, на гостей толком не смотрит, молча разглядывает тарелку. Затем берет вилку, отламывает кусок семги и подносит к губам. Какое-то время медлит, словно не решаясь, а потом все-таки заглатывает семгу.

— И как? — интересуется больно ядовитым тоном Ева.

Сглатываю. А вдруг у него аллергия на рыбу? Господи! О таких вещах девушка точно должна знать, я же наоборот впихнула ему. Блин! Блин! Катастрофа. Я бегло скольжу по лицам гостей, и понимаю, что все они — в курсе. Все — кроме меня. И внезапно такая обида накатывает, нет, не на себя, а на Руслана. Он бы мог быть вежливее со мной, мог бы хоть что-то рассказать о себе, своих вкусах, а не выставлять дурой. Я же хотела как лучше, хотела показать ему свою заботу, притом довольно искреннюю.

— Неплохо, — голос Соболева заставляет меня поднять голову. Он снова кладет кусок рыбы в рот, правда по глазам вижу, ест без особого энтузиазма.

— А как же ненависть к рыбе? — с усмешкой спрашивает Ева.

И тут я выдыхаю. Не аллергия — уже хорошо. Но ситуация все равно неприятная.

— Кристина — веган, — спокойно отвечает Руслан, отложив прибор. Он тянется к соку и делает несколько больших глотков, затем продолжает. — Мы с ней договорились, что я попытаюсь не просто принять ее выбор, но и поддержать его. Тем более рыба — полезная.

— То есть ты, отныне не ешь мясо? — его отец прищуривается, пока я сжимаю вилку с такой силой от волнения, что у меня белеют пальцы.

— Ем, просто рядом с Крис, хочу, чтобы ей не было одиноко.

— А может твоя любимая просто не знала, что ты ненавидишь рыбу? — Ева поддается вперед, подавляя смешок, который так и скользит по ее губам, и смотрит пронзительно на Руслана, настолько, что где-то внутри я раздражаюсь. Мне не нравится, что эта девушка позволяет себе пожирать глазами моего, пусть и подставного парня. Это как минимум выглядит некрасиво, а как максимум — неуважительно.

— Нет ничего, что бы обо мне не знала моя любимая, — с деланной усмешкой сообщает Соболев. И один этот его тон, ледяной, жесткий, заставляет брюнетку заткнуться. — Тебе пора перестать так, переживать обо мне и наконец, заняться своей личной жизнью. А то глядишь, с таким характером придется жить с котами и собаками, хотя насчет вторых я не уверен.

— Руслан! — Соболев-старший повышает голос, он так громко рявкает, что я аж едва не подпрыгиваю на стуле.

— Не переживайте, дядя Миша, — соловьем поет Ева. — Руслан всегда был такой прямой и грубоватый. А однажды, еще, когда мы учились в школе, именно эта его грубость и помогала мне. Знаете, как он ставил мальчишек на место?

— Это неправда, — хмыкает Соболев.

— Я помню, как ты подрался с Зацепиным из-за меня.

— Он просто меня достал, ты здесь не причем, — жмет плечами Руслан.

— Ну это было так круто, — мечтательно закатывает глаза Ева.

— Ой, Русик в юности постоянно дрался, — поддерживает его мать.

И дальше их разговор уходить в ностальгию: они обсуждают школьные годы, разные проделки, своих учителей и общих знакомых. В какой-то момент, я ловлю себя на том, что здесь лишняя. На меня больше не смотрят, не задают вопросов и даже не говорят обо мне в третьем лице. Я — мебель. Пустышка. И Ева эта сделала специально. Она увела тему туда, где будет главной, тем самым показав, что я в жизни Руслана Соболева — проходной элемент. А она, судя по их прекрасному прошлому, — та самая.

Ситуация меня, мягко говоря, задевает. И тут уже смысла нет отрицать очевидное. Соболев мне симпатичен. Прямо сейчас, когда я вроде в тени всего мира, это чувство особенно обострилось. Наверное, из-за него мне так противно и одиноко сидеть за столом, слушать их общие воспоминания и не быть к ним причастной. А еще хочется скорее встать и сбежать или заткнуть уши. Что-то кусает в груди, что-то напоминающее ревность.

Сомкнув губы, я опускаю руки под стол. Досчитаю до пяти, затем скажу, что у меня дела и попробую уйти. Вряд ли кто-то будет переживать по этому поводу. Мне даже кажется, если я молча встану, никто и не заметит.

И когда я сглатываю, решив подняться, в эту же минуту, все там же под столом, ладонь Руслана ложиться внезапно поверх моей, крепко сжав ее. Я поворачиваю голову, ощущая, как потухшая звезда в моей вселенной зажигается. Соболев наклоняется ко мне, несмотря на вопрос, адресованный ему Евой, он его игнорирует и шепчет на мне ухо:

— Сбежим?

У меня дыхание перехватывает, и щеки вмиг накрывает румянец. Губы Руслана опять то ли специально, то так получается, но они задевают мочку уха, заставив всех бабочек у меня в животе роем кружит, как сумасшедшие. Черт…

— А как же… — шепчу, взглянув на него. Закусываю губу, стараясь скрыть волнение, и жар охвативший тело.

— Плевать, — усмехнувшись, отвечает в своей манере он.

— Руслан, — Ева откашливается, за столом все почему-то замолкают.

— Мы наелись, с вашего позволения, — говорит Соболев, поднимаясь. Он тянет меня за собой, ни на секунду не выпустив моей руки. И я, словно под магией какой-то, тоже встаю, смущенно киваю всем, вроде как прощаясь.

А уже в коридоре, в пустом и тихом, у меня слетает крайне нелогичный, абсолютно ненужный, но такой ранимый вопрос.

— Я думала, она тебе нравится.

Руслан останавливается, какое-то время он смотрит на меня немигающим взглядом. Прямо, будто взял под прицел. Уйти от этого прицела невозможно, как бы сильно мне не было страшно, и инстинкт самосохранения не бил тревогу. Что-то происходит. Что-то невозвратное, ошибочное. Я проигрываю, хотя обещала себе не наступать на одни и те же грабли дважды. Как же так… Почему? Что такого в этом парне, что сердце дало сбой?..

— Нет, — наконец объявляет Руслан, привалившись спиной к стене.

— Ах, точно, у тебя же Оксана, — что я несу? Остановите меня: мой ломаный, механический как у робота голос, который выдает все мои эмоции.

— Нет у меня Оксаны, — слишком быстро, пожалуй, отвечает Соболев. Затем отходит от стены, берет меня за руку, переплетая наши пальцы. Он не спрашивает моего согласия, но сейчас я нахожусь под впечатлением от его ответа, что даже не дергаюсь. Позволяю себя вести, держать крепко мою руку, ощущать мужское тепло.

— Как это нет? Вы расстались? — затаив дыхание, я почти не дышу, и ругаю себя за это. Нет! Ну нет, Крис. Зачем ты это делаешь? Не надо оно тебе. Соболев — придурок. Он не герой моего романа. Он не должен им стать. Мне другие нравятся. Сильные, смелые, однолюбы, романтики… Что же не так со мной сегодня, в последнее время? Не понимаю. Я так запуталась.

— Да. Мы расстались, теперь у меня официально по всем фронтам одна единственная девушка — ты.

— Что? — глухо спрашиваю, остановившись посреди коридора.

— Знаешь, — он делает шаг ко мне, и замирает буквально в сантиметре от меня. Его взгляд, такой разгоряченный, пьяненный какой-то блуждает по моему лицу, затем опускается к губам. Секунда. Другая. И мне начинается казаться, что сейчас мы поцелуемся. Это ощущение такое отчетливое, ясное, как если бы я подставила руку и туда упала снежинка. Вполне себе настоящая и безумно красивая.

— Что? — повторяю я вопрос, часто моргая. А у самой ноги ватными делаются, и сердечко заходится: бух, бух, бух. Ладони становятся влажными, поэтому я завожу их за спину, чтобы не показать, как сильно взволнована.

— Когда ты не грубишь, то вполне себе милая, тебе говорили это?

Соболев заправляет прядь волос мне за ухо, затем отдаляется. Все также неожиданно, как и приблизился. Он ведет себя странно, и улыбка на его губах, такая хищная, но совсем не опасная, тоже наводит на смешанные чувства.

И это не иначе катастрофа вселенского масштаба. Почему? Да потому что мне приятно находится в центре его внимания, получать какие-то вот такие знаки. Бред. Просто абсурд. А поделать с собой ничего не могу.

— Говорили, — киваю, не отводя взгляда.

Правда, продолжение этого довольно игривого разговора завершается довольно стремительно. Мне звонит мама, и я, чтобы сбежать от Руслана, сообщаю ей, что буду дома через полчаса.

— Так скоро? — когда я убираю телефон, Руслан шумно выдыхает.

— Да, мне нужно домой, — вру я. На самом деле, просто хочу сбежать. Как трусиха, да. Ну а что делать? Мысли в таком хаосе, что я не могу принимать трезвые решения.

— Понятно. Вызову тебе такси тогда.

— Угу…