Наверное, я не должна была подчиняться Максимову, но здравый смысл и страх того, что мой отец мог сделать что-то плохое Роме, перевесили эмоции.
Мне было стыдно поднять на Авдеевых взгляд, оправдываться тоже не хотелось, поэтому я, молча опустив голову, юркнула в серебристую машину и, закрыв ладонями лицо, расплакалась.
Как же это больно, обидно, противно, когда тобой помыкают! Папенька — с его сочинениями на бумаге, “братец”… Что ждать дальше? Указаний от Сони? Или от мерзопакостной Наташки?!
Рома — мое дыхание свободы, и…
— На кладбище были? — прервал мои мысли голос Макса. Отвечать совершенно не хотелось, однако, я опасалась злить парня еще сильнее.
Автомобиль продолжал набирать скорость.
— Да, были, — всхлипнула, пытаясь сдерживаться, но все же сорвалась. — Мне это было нужно, слышишь?! Ты мог сам меня отвезти, если бы не был занят подружкой! Или я не имела права навестить родных?! Меня шесть! Шесть долбанных лет держали взаперти, и…
— Лучше бы ты там и оставалась, — угрюмо бросил Паша.
Я столько всего хотела узнать у него, потому что злость нарастала внутри, и даже повернула голову в сторону парня, только…
— Очень больно? — тихо спросила, протянув руку к лицу блондина. Мои пальцы едва коснулись ссадин на скуле. — Я…
Продолжить фразу не успела, потому что машина внезапно вильнула вправо и остановилась. Наверняка, я бы, по меньшей мере, сильно ударилась, потому что была не пристегнута.
Только сильная рука Макса крепко удерживала мое тело на… мужских коленях.
— Господи, Рита, ответь, ну что тебе от меня нужно?! — тоскливо пробормотал Паша, зарываясь носом в мои растрепанные волосы.
Я временно оглохла от захлестывающих эмоций, поэтому не слышала — ощущала своим телом тяжелое дыхание парня, его учащенное сердцебиение, словно он не мог надышаться. Во всяком случае, на одно лишь мгновение, мне так показалось.
Неведомое отчаяние незримым облаком накрыло нас обоих: казалось, мы тянули непомерную ношу страданий. И, хотя, я совершенно не понимала, о чем говорил мой “братец”, на неком потаенном, скрытым от глаз уровне, я ощущала все эмоции парня — букет из обреченности, грусти и теплоты.
— Почему мы не можем дружить? — прошептала, едва шевеля губами. Только Максимов явно услышал, и ему, похоже, не понравился мой вопрос.
Меня резко, практически, бросили на пассажирское сидение. Затем щелкнул ремень безопасности, надежно фиксируя мое тело.
Автомобиль сорвался с места. Я снова подняла взгляд на парня — и по-прежнему не понимала его. Слова, поступки — всё противоречит друг другу и сбивает с толку.
— Почему не можем? — нацепив маску презрения, хмыкнул блондин. — Потому что я не хочу! И в последний раз предупреждаю, Авдеев тебе не пара, — недобро прорычал Макс.
Не хочу, не буду жить по чужой указке!
— За что ты меня так ненавидишь? — сорвалась на крик.
— Потому что не хочу из-за тебя потерять еще одного брата! — в тон мне ответил блондин. — Рома мне как брат! А ты… Вечно ты все портишь!
Я опешила от подобного откровения. Выходит, Максимов всё это время винил меня в смерти Костика?! Но почему? Или все дело в том, что я являлась живым напоминанием того, что брата больше нет?
— Ты не смеешь мне говорить подобное! — гневно прорычала. — Это я потеряла в той аварии все! Свою семью, любящих меня людей, детство, в конце концов!
— Да что ты говоришь?! — снова передразнивал мои интонации Макс, отчего захотелось съездить ему по роже. — Твоя задница сидела в тепле, пока другим пришлось выживать. Но ты же у нас жертва, потому что девчонка, так, что ли?!
— Кто бы говорил, прихлебатель! За чей счет живешь ты, а?! — перебила наглеца. — Просвети!
— Тебя заботить должно другое: под кого стелиться придется, — ударом под дых пришелся ответ парня.
— Костя бы тебе рожу набил! — выкрикнула, с трудом сдерживая слезы.
— Давай, разрыдайся, сопливая малолетка! — подначивал Паша. — А, знаешь, жаль, что твой братец в земле. Потому что тогда бы мне не пришлось делить с тобой одну крышу на двоих. К счастью, это ненадолго!
— Надеюсь, ты решил уйти из дома моего отца?! — с всей желчью, на которую только была способна, выплюнула в “братца”.
Максимов лишь расхохотался. По — дьявольски, до холодного пота и пробирающих, до самых костей, мурашек.
— Нет, дорогая “сестренка”! — едко бросил он. — Это ты скоро уйдешь из дома.
Снова эти пугающие ребусы-загадки! Когда же все это закончится?! Интересно, а если бы я попросила у Авдеева — старшего приют, например, он смог бы помочь? Сомневаюсь, по крайней мере, до моего совершеннолетия.
Крепко зажмурила глаза и начала уговаривать саму себя.
“Надо просто немного потерпеть, милая”, — мысленно повторяла фразу. — “Просто потерпеть”.
Скоро все прояснится. Один учебный год — и я уеду. Или полгода всего — и сбегу. Не важно куда. Девять классов за плечами есть, можно будет в ПТУ пойти, или вечернюю школу окончу.
Надеюсь, Константин поможет мне с документами. Или можно с повинной пойти к мадам — Дьявол, — она мне показалась женщиной очень умной, может, войдет в мое положение.
В конце концов! Мне же будет восемнадцать! Право голоса и все дела…
Кого, ну кого я обманываю?! Никогда я не выстою одна против этого мира, ведь он стал еще ужаснее с того момента, как я потеряла родных.
— Ты месяц делаешь за меня всю домашку, — прервал мои мысли сухой голос “братца”. — Убираешь в мое отсутствие комнату и моешь машину после каждого дождя, и, возможно, я не расскажу папочке о твоем гадком поведении.
— Шнурки поглажу и займусь, — выдала любимый фразу Костика и осеклась. — Я слышала, что тебе не с руки портить отношения с будущим отчимом. Так что, еще вопрос, кому выгоднее молчание: мне или тебе, братец?!
Накось, выкуси, сволочь!
Машина снова вильнула вправо и резко остановилась. В мои скулы впились мужские пальцы, сжимая лицо почти до боли и заставляя смотреть в холодные серые бездонные колодцы, в которых легко утонуть. Почему-то, в момент зрительного контакта, я напрочь забывала все обиды, и возникало лишь одно желание — смотреть вечность. А еще начинало остро покалывать кончики пальцев, которые помнили прикасания к чужому телу, и…
Вероятно, виной всему моя тоска по прежнему Максу — мальчику из детства, умноженная на наше с ним противостояние и необходимость жить в одном доме, обучаться в одной гимназии. Нас слишком много друг для друга, чтобы выходило просто игнорировать. Да и, чего уж там, я не хотела подобного, хотя совершенно не понимала себя.
Мой мозг никак не мог собрать пазл из-за нелогичности поступков Максимова, а я отчаянно нуждалась в полной картине происходящего. Может, Паша сохранил внутри себя какую-то обиду на меня, или на Костика? Отсюда и такое странное чувство вины передо мной, и нежелание общаться, граничащее с острой ненавистью, и разрушающим самого же парня презрением. При этом, он, словно в память о прошлом, проявлял заботу в отношении меня. Для чего?
— Все, что касается моей персоны — не твоего ума дело, сестренка, — ядовито выплюнул мне в лицо Макс, делая особый акцент на последнем слове. Эти слова больно ранили меня, но я старательно сохраняла маску чего-то среднего между насмешливостью и безразличием.
— Так мне и все равно, — ухмыльнулась. — Просто не надо мне условия ставить. Или ты думаешь, что жизнь в интернате — просто праздник?
Блондин отпустил меня, вальяжно развалился на своем кресле и расхохотался.
— Ты ничего не знаешь о жизни, всегда была аморфной глупышкой, — едко произнес Максимов. — И была в этом какая-то милота, что ли. Только кто бы мог подумать, что ты вырастешь в такую непроглядную дуру?!
Прикусила губу почти до крови, чтобы не разрыдаться. Прикрыла глаза и сделала долгий вдох носом. Выдохнула.
— Что, папкин цветочек, с девочками совладать не смогла в школе, да? Обижали тебя, сиротинушку. Еще и отче твой, аки последний козел, забыл про дочурку на шесть лет, да? — выстреливая колкими фразами, метко достигающими цели, продолжал издеваться надо мной “братец”. Не выдержав, я быстро выбралась из автомобиля, даже несмотря на дрожащие руки и подкашивающиеся ноги. Мне нужно было пространство, воздух и отсутствие Максимова, который, судя по хлопку двери, вышел следом.
— Представляешь, а меня вот, например, по судам таскали, — прилетело мне в спину, что заставило обернуться. Я смотрела на искаженную гримасу и пыталась понять: шутил ли блондин. Его выдавали глаза человека, находящегося на грани. Мне стало немного не по себе.
— Паша, я… — старательно подбирала слова, чтобы как-то вернуть парня в норму. Пусть бы лучше злился на меня, ненавидел, издевался, чем вот так саморазрушался.
— С четырнадцати официально работать начал — вот где сказка и романтика! — гримасничая, продолжал блондин, делая пару шагов навстречу. — А еще я отца за это время похоронил… Гребаного подлеца и предателя! — сорвался на крик, полный отчаяния, Паша.
Я видела его боль, не так — чувствовала, несмотря на физическое расстояние между нами. И меня отпустило. Нет, я не страдала мазохизмом, просто вдруг осознала, что все эти преднамеренные попытки оттолкнуть — как способ сдерживать собственную слабость.
Но разве человеку должно быть стыдно за то, что он просто умеет испытывать чувства?
Поддавшись собственному порыву, я сделала несколько быстрых шагов и крепко обняла Макса, буквально вжимаясь своим телом в парня. Максимов сразу попытался отстраниться, оторвать меня от себя, только я не намерена была сдаваться. Тридцать секунд объятий — говорят, это то, что нужно для счастья. Оставалось лишь выстоять, потому что это было нужно Паше, а мне было остро необходимо ему помочь.
Отец Макса, дядя Стас, помнился мне прекрасным человеком, и в чем бы на эмоциях сейчас не обвинял его сын, наверняка было неправдой. И я чувствовала, как червячок какого-то сомнения точил Максимова изнутри. Тело парня потряхивало, словно он беззвучно плакал, только больше не пытался вырваться, просто стоял безвольной марионеткой. На мгновение мне даже показалось, что, если я отойду, этот большой и сильный парень рухнет на землю.
Поэтому я продолжала обнимать своего друга детства. Только, когда его руки несмело обняли меня в ответ, отчего-то разрыдалась. Я плакала навзрыд, размазывая сопли по драной футболке Паши. И казалось, что мы простоим вот так вот целую вечность — уж слишком много боли накопилось внутри каждого из нас, и слишком сильно эти чувства искали выход.
Даже не осознала в какой момент машина, дорога, разборки — все, совершенно все это перестало существовать. Мне снилось детство. Трогательное и трепетное.
Я помнила тот момент в мельчайших подробностях — одно из лучших моих воспоминаний. Это произошло в День рождения Костика, когда ему исполнилось восемь лет. Мы пошли отмечать его в парк аттракционов: мама, дядя Стас и наша троица — собственно, вся компания.
Больше всего я любила “Лодочки”. Обычно со мной катался папа, потому что Костик называл этот аттракцион — девчоночьим, и терпеть его не мог.
Я же не могла в отсутствие своего отца упрашивать чужого?! Дядя Стас бы точно не отказал мне.
— Макс, ну пожалуйста! — канючила, нарезая новый круг вокруг друга. — И проси все, что душе угодно. Один раз!
Воспоминания о том, что именно у меня взамен запросил Масимов — стерлось, но покатались мы на “ура”.
Я выбрала красную лодочку, хотя с папой всегда каталась на зеленой. Мы даже ждали пару раз, пока она освободится… Только мне не хотелось делать с Пашей так, как с братом или отцом.
— Когда-нибудь ты все поймешь, — прозвучало где-то на задворках моего сознания.
Только я не придала значения этим словам, потому что мне было слишком хорошо и уютно, так, как в далеком детстве. Там, где меня любили.
Я проснулась в своей кровати, как и была: в куртке, одежде, и ботинках. Как я оказалась в комнате? Уснула в машине, а Макс принес меня в дом и на руках доставил на второй этаж в мою комнату? Ответить на мои предположения мог только один человек.
Спешно разделась, приняла душ и напялила на себя спортивный костюм. Хотела сразу пойти к Паше, поговорить, обсудить все то, что произошло между нами по дороге домой. Только, когда я покинула свое пристанище и шла в сторону комнаты Максимова мимо лестницы, мое внимание привлекли голоса, доносившиеся с первого этажа.
— Соня, вот почему я должна это терпеть?! — капризно голосила Натали. — Ты представляешь, Пол сегодня отверг меня три раза! И все из-за вашей гребаной сиротки!
— Не смей на меня повышать голос, — рявкнула будущая мачеха. — Ваши отношения с моим сыном меня совершенно не касаются. Сейчас Рита гораздо важнее, а точнее, чтобы она глупостей не наделала.
— Да что вы все с ней носитесь, как с писаной торбой?! — никак не унималась гостья.
— О, нет, милая, тут ты не права, — приторно сладко отозвалась папенькина пассия. — Это золотая антилопа.
— Но, Пол! Он же явно не ровно дышит к этой серой мыши!
— Оооо! — громко расхохоталась София. — Уж поверь мне, дорогая, в ЭТОМ смысле Паша никогда на неё не глянет.
— Прям-таки и не глянет! Как же! Слюни чуть ли не пускает!
— Я об этом позаботилась, сказала же! — недовольно рявкнула Соня.
— Ой, мне, пожалуй, пора, — виновато пробубнила рыжая стерва. — До свидания.
— И тебе не хворать, — надменно бросила ей будущая мачеха.
От услышанного мне стало не по себе. Во-первых, было противно думать о том, что меня собираются использовать ради наживы, правда, я не понимала, как именно. Во-вторых, чуть-чуть, самую малость, я начала понимать двойственность в поведении Макса. В-третьих, я лишних удостоверилась в том, что мне необходимо вывести Максимова на откровенный разговор: судя по всему, он владел информацией.
Когда хлопнула входная дверь, я мысленно сосчитала до тридцати и решила спуститься вниз, обозначить свое присутствие.
Как и предполагала, с Соней я столкнулась в гостиной: мадам листала журнальчик под бокальчиком. В принципе, ожидаемо.
— Добрый, эм, вечер, София. — поздоровалась первой. — Папа не звонил?
— А тебе, разве, Паша телефон сегодня не купил? — не отрываясь от своего занятия, отозвалась женщина. — Впрочем, Андрей просил передать тебе, чтобы ты была благоразумной.
— Спасибо, — буркнула в ответ. Наверное, мне даже на руку отсутствие папеньки в этом доме. Хотя бы концентрация лжи вокруг меня чуть меньше.
— Ты можешь поесть, в холодильнике…
— Я найду, — прервала поток псевдозаботы от будущей мачехи.
А есть действительно хотелось. К тому же, я могла бы, в качестве вежливого знака, отнести ужин Максу, заодно проверить, обработал ли он свои раны и, возможно, разговорить его.
Идея возникла сама собой: в детстве моя мама часто делала нам бутерброды, которые Паша просто обожал. Заглянула в холодильник и выудила каперсы (сойдет вместо маринованных огурцов), яйца, которые тут же поставила вариться, банку тунца (не шпроты, но чем богаты) и соус для заправки какого-то салата. Свежий багет нашелся еще быстрее и я ловко нажарила гренки.
С подносом в руках, на котором стояла огромная тарелка с бутербродами, два стакана с апельсиновым соком и покоилась аптечка, я, вполне уверенным шагом направлялась в комнату “братца”. Мачехи на моем пути уже не было. Видимо, сама Вселенная на моей стороне, наконец-то!
К счастью, и на втором этаже стояла тишина. Подошла к двери и тихонько постучала ногой, потому что руки были заняты.
— Проваливай, — прозвучало не слишком дружелюбно.
Сдаваться не собиралась, поэтому постучала еще раз. Правда, на сей раз чуть громче, настойчивее, все же, руки устали держать поднос.
— Наташа, мать твою, — рявкнул взмыленный Макс, резко распахивая дверь, и осекся. — Ты?! — Паша изумленно уставился на меня. Видимо, настолько не ожидал лицезреть мою персону, что забыл надеть на себя привычную мне маску презрения и выглядел малость обескураженным.
— Я! — в наглую шагнула вперед и, что окончательно сбило с толку, парень пропустил меня внутрь. — Извиниться за побег пришла. Вот, — не придумав ничего лучше, села на кровать и поставила ношу на колени. — Голоден?
Обескуражена происходящим была не только я: Максимов заметно растерялся, правда, собрался минуты через две.
— Зачем пришла? — захлопнув дверь, совсем не дружелюбно спросил “братец”, снова напялив на себя маску ненависти и отвращения к моей персоне.
— А ты почему еще лицо не обработал?! — решила пойти в наступление. — Неужто, как маленький, боялся, что щипать будет, а подуть некому?
Паша фыркнул и, казалось, немного расслабился.
— Ну да, в прошлой жизни это я слюнявил подорожники для тебя и дул на сбитые коленки, — беззлобно усмехнулся парень.
— Значит, настала моя очередь отплатить тебе, — аккуратно поставила поднос на кровать и встала, прихватив аптечку. — Подорожников нет, но я нашла перекись.
Макс отступил к компьютерному столу и плюхнулся в кресло. А почему у меня компьютера нет?! Спрошу потом у папеньки. Раз я в этом доме, так надо иметь с этого хоть что-то.
Почти вплотную подошла к Максимову и, поставив аптечку на стол, открыла ее, выудила ватный тампон и черный флакончик с антисептиком.
— Будет щипать, — несколько виновато предупредила. Возможно, поищи я получше, нашла бы что-то еще и…
— Больнее, чем есть, уже не будет, — грустно отозвался Паша, запрокидывая голову.
Он выглядел таким уязвимым, что мне казалось, я готова бросится защищать “братца” в случае опасности. Такое странное, навязчиво-пугающее ощущение. Ненормально быть готовым пожертвовать собой ради того, кто не твой. И никогда им не станет. Да и не уверена, что хотела бы Максимова в этом смысле. Просто, все как-то слишком сложно.
С максимальной осторожность я проходилась смоченным тампоном по каждой царапинке на лице, и тут же дула, в надежде, что это хоть как-то поможет снять неприятные ощущения от шипящей на ранках перекиси.
Когда я закончила и положила грязную ватку на стол, мои ноги вдруг обхватили ладони Макса. Он притянул меня чуть ближе к себе и уперся головой в мне в живот. Я чувствовала, что парень дрожал, и его непонятный мандраж передавался и мне. Такие странные, новые ощущения. Боясь, что это мгновение закончится слишком быстро, я запустила пальцы обеих рук в светлые волосы Паши. Мне даже показалось, что он, словно кот, начал подставлять голову под мои прикосновения.
— Спасибо. что принес меня домой, — тихо прошептала дрогнувшим голосом.
— Все было бы куда проще, будь ты последней сукой, — с плохо скрываемым отчаянием отозвался Максимов. — Хотя, даже тогда… Я бы не смог тебя возненавидеть, хотя должен.