Дело не в размере

1

Парень за стойкой внимательно разглядывал меня.

Он ничего. Для двадцатилетнего бармена. Могу поспорить – играет на гитаре, бренчит ночами напролет, как и я. Я поняла это по легким теням, залегшим под длинными ресницами зеленых глаз, и по завиткам светлых волос, торчащих в разные стороны. Такое бывает, только когда нет времени принять перед работой душ, потому что, как обычно, просыпаешься слишком поздно.

– Что будете заказывать? – спрашивает он и пристально смотрит на меня, не скрывая причины такого внимания: «Я изучаю тебя».

Я понимаю, что он разглядывает меня только потому, что я – единственная в очереди.

Впрочем, почему бы и нет? Я хорошо выгляжу. Точнее, та часть меня, которая торчит из объемной зимней одежды. Сегодня утром я тщательно накрасилась (в отличие от юноши-бармена мне приходится замазывать темные круги под глазами тональным кремом), а под курткой совсем не видны те два или, ладно уж, четыре килограмма, которые я прибавила во время каникул. Кто же в Рождество считает калории? Или в Новый год? Или сразу после Нового года, когда в магазинах распродажи рождественских сладостей? Еще полно времени, чтобы к купальному сезону привести себя в форму.

Хорошо, признаюсь, что вот уже пять или шесть лет даю себе слово похудеть, но даже не пытаюсь его сдержать. Хотя кто знает? Может, в этом году? У меня как раз осталось два отгула с октября, когда я была на испытательном сроке. Я могла бы съездить в Канкун. На выходные.

Ну и что из того, что я на пять или даже на шесть лет старше этого юноши-бармена? Я уже это поняла.

– Большой стакан кофе-мокко, – заказала я.

Вообще-то я против пенистых напитков с шапочкой взбитых сливок, но сегодня первый учебный день весеннего семестра (весеннего, заметьте!), а на улице собачий холод, метеорологи предсказывают снежную бурю. Купер с утра исчез (как всегда, в неизвестном направлении), не включив кофеварку, а моя собака Люси отказалась выходить на улицу из-за холода (это означает, что по возвращении меня ждет неприятный сюрприз), И МНЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужен хоть какой-то допинг, чтобы не чувствовать себя такой несчастной.

По-моему, пять баксов, которые я вбухала в стаканчик кофе, делают его практически золотым.

– Один большой стакан кофе-мокко. Сейчас будет готов, – сказал бармен, направляя в стакан одну из многочисленных трубочек.

Он сделал это так, будто держал в руках пистолет, словно преступник в классическом вестерне.

О, да. Он наверняка играет на гитаре. Интересно, он тоже, как и я, пишет песни, которые никогда не будут исполняться со сцены? И, как я, зарывает в землю свой сочинительский талант?

Нет, скорее всего, он выступает на сцене, перед публикой. С первого взгляда видно.

– Соевое или обезжиренное? – спросил он.

О господи, неужели я должна первый рабочий день после отпуска отметить обезжиренным молоком? Или соей? Соей?!

– Добавьте, пожалуйста, цельного молока, – сказала я.

Чуть позже мне станет лучше, и на обед я возьму куриную грудку с салатом или капельку охлажденного йогурта…

Если только у Магды не найдется батончика «Дав»…

– Знаете, – сказал юноша-бармен, – по-моему, я вас где-то видел.

– О… – ответила я и зарделась от удовольствия.

Он меня помнит! Он ежедневно видит сотни, а может, и тысячи жителей Нью-Йорка, жаждущих получить дозу кофеина, но помнит меня! К счастью, на улице было так холодно, а в кафе так жарко, что мой румянец можно было принять за следствие перегрева.

– Я живу и работаю по соседству, – сказала я. – Все время здесь кручусь. – Это не совсем правда: мой бюджет настолько мал (у меня совсем небольшая зарплата), что в нем не предусмотрено ни одного стаканчика кофе, кроме тех, что я в любое время могу взять бесплатно в столовой колледжа.

Только в кофейных автоматах колледжа нет сиропа мокко. И взбитых сливок. Мы пытались ставить в столовой баллончики со сливками, но студенты предпочитали украшать сливками своих друзей и недругов.

– Нет, – возразил бармен, покачав кудрявой головой. – Не поэтому. Вам не говорили, что вы очень похожи на Хизер Уэллс?

Я взяла у него стакан. Что я должна ответить? «Да, действительно… потому что я и есть Хизер Уэллс». Потом он вцепится в меня как клещ из-за моих якобы обширных связей в музыкальной индустрии. (А у меня их нет. Я боюсь опозориться перед публикой).

Может, лучше рассмеяться и сказать: «С чего вы это взяли?» А позже, когда мы начнем с ним встречаться, он узнает, что я – Хизер Уэллс. Возможно, мне и удастся какое-то время скрывать от него это, но так или иначе он все равно узнает мое настоящее имя. Хотя бы на таможне по дороге из Канкуна. Или даже во время брачной церемонии…

Я решила ответить: «Правда?»

– На сто процентов, если бы вы слегка похудели, – сказал бармен с улыбкой. – Так что у вас есть шанс. Не упускай те его!

Не могу взять в толк, зачем весь город так тщательно готовится к предсказанной снежной буре? Зачем пригонять такое количество грузовиков с солью и песком, под которыми можно полностью похоронить всю Десятую улицу? Зачем скупать в магазинах весь хлеб и все молоко? Зачем показывать по телевизору только репортажи о грядущем буране? Лишь торговцы наркотиками работают в обычном режиме, слоняясь по парку Вашингтон-сквер.

Вот яркое свидетельство того, как много мы, американцы, еще не знаем о тяжелой доле рабочих-иммигрантов.

Вот они стоят вдоль боковой дорожки и перекусывают лепешками, прихваченными из дома. Поскольку в это утро жителям Нью-Йорка было обещано выпадение огромного количества снега, мимо торговцев проходит очень мало людей, но вслед тем, кто все-таки проходит, несутся щедрые обещания райского наслаждения. Впрочем, все их предложения единодушно отклоняются. Когда торговцы увидели, что я направляюсь в их сторону, они специально для меня любезно стали перечислять предлагаемый ассортимент.

Я бы посмеялась, если бы не была так сердита на бармена. Ко всему прочему, эти парни пристают ко мне всякий раз, когда я выхожу из дома. По-видимому, им неважно, что я ни разу у них ничего не купила. Они лишь пожимают плечами, будто я вру, сообщая, что единственным искусственным стимулятором, который я употребляю, является кофеин. Как грустно.

А ведь это правда. Бутылочка пива, выпитая по случаю, – единственное доступное мне приключение.

Светлого пива, разумеется. Девушка должна следить за фигурой.

– Что ты думаешь по поводу всей этой белой гадости, которая должна просыпаться с неба на наши бедные головы, Хизер? – вежливо спросил меня один очень любезный парень-торговец по имени Реджи.

– Все лучше той гадости, которую ты и твоя свора пытаетесь втюхать прохожим, Реджи, – с ужасом услышала я свой грубый ответ.

Господи, да что со мной такое? Обычно я очень вежлива с Реджи и его коллегами. Не стоит враждовать с местными торговцами наркотиками.

Да, но обычно юноша-бармен не обзывает меня толстой.

– Эй, детка, – насупился Реджи. – Почему ты меня оскорбляешь?

Как он прав! Нельзя называть Реджи и его друзей сворой.

– Прости, Реджи, – раскаялась я. – Ты прав. Просто вот уже девять месяцев, как ты каждый день встречаешь меня у дома, и девять месяцев я отвечаю тебе – нет. Или ты рассчитываешь, что я вдруг превращусь в любительницу кокаина?

– Хизер, – вздохнул Реджи, глядя на тяжелые сизые облака над головой, – я – бизнесмен. Какой из меня будет толк, если я позволю пройти мимо молодой женщине, которая переживает не самый простой период в жизни и которой в любой момент может потребоваться доза бодрости?

И в качестве иллюстрации к сказанному Реджи достал последний номер «Нью-Йорк пост» и открыл газету на первой странице. Там огромными четырехсантиметровыми буквами было напечатано: «Все еще на коне». Заголовок шел прямо поперек черно-белой фотографии моего бывшего жениха рука об руку с его «конем», невестой, поп-дивой Таней Трейс.

– Реджи, – сказала я, сделав спасительный глоток кофе.

Но лишь потому, что замерзла. Кофе я больше не хотела, ведь он впитал в себя запах бармена. Или мне все еще хотелось взбитых сливок? Они, вообще-то, полезные, потому что относится к молочным продуктам, а молочные продукты являются важной частью сбалансированного питания в утреннее время.

– Ты что, решил, что я сижу и целыми днями мечтаю, как бы мне вновь воссоединиться с моим бывшим? Это абсолютно не так.

На самом деле, я целыми днями мечтаю, как бы мне соединиться с братом моего бывшего, который оказался невосприимчивым к моим чарам. Но зачем об этом знать местному торговцу наркотиками?

– Прости, Хизер, – сказал Реджи, складывая газету. – Просто я подумал, что ты захочешь узнать. Сегодня по первому каналу сказали, что церемония венчания назначена на субботу и пройдет в соборе Святого Патрика, а после церемонии состоится прием в «Плазе».

– Реджи, – изумилась я, – ты смотришь первый канал?

Реджи слегка оскорбился.

– Только метеопрогноз перед работой, как и любой житель Нью-Йорка.

Ух ты! Как мило! Он смотрит прогноз погоды перед тем, как выйти торговать наркотиками на угол моей улицы!

– Реджи, – сказала я, все еще находясь под впечатлением, – прими мои извинения. Я восхищаюсь твоим призванием. Ты не только не позволяешь силам природы помешать твоей работе, но и находишься в курсе всех местных сплетен. Пожалуйста, продолжай в том же духе и не прекращай своих попыток продать мне наркотики.

Реджи улыбнулся, продемонстрировав все свои зубы, большинство из которых было в нарядных золотых коронках.

– Спасибо, детка, – сказал он так гордо, будто я только что оказала ему королевские почести.

Я улыбнулась ему и потащилась на работу. Хотя, строго говоря, слово «потащилась» тут не совсем подходит. Я живу в двух шагах от работы, что очень здорово, так как я с трудом просыпаюсь по утрам. Если бы я жила на Парк-Слоп или в Верхнем Вест-Сайде, мне ежедневно пришлось бы добираться до работы на подземке, вот ужас-то (хотя, если бы я действительно жила в районе Парк-Слоп или в Верхнем Вест-Сайде, мне бы по закону полагалось иметь детей, так что все к лучшему). По-моему, мне просто повезло. Я с трудом осилила кофе. После праздничных вечеринок, на которые я ходила, я так и не смогла влезть в свои любимые брюки-стрейч двенадцатого размера.

Плевать, что мой бывший женится на красотке, которая входит в список пятидесяти самых красивых людей, по мнению журнала «Пипл», а у мена нет даже собственного автомобиля, не говоря уже о доме.

Зато мне повезло поселиться в бесплатной квартире на верхнем этаже потрясающего особняка и найти работу в самом крутом городе мира.

Ну и пусть я работаю помощницей директора студенческого общежития Нью-Йорк-колледжа, чтобы сдать экзамен на бакалавра.

Пусть у меня возникли некоторые проблемы с поступлением в Школу искусств и науки из-за низких оценок. Настолько низких, что декан отказывается зачислить меня, пока я не сдам курс математики за среднюю школу, хотя я пыталась ей внушить, что вместо арендной платы веду счета одному очень симпатичному частному детективу и еще ни разу, насколько я помню, не сделала ни одной ошибки.

Бесполезно ждать от бездушной бюрократки, что она будет относиться к тебе как к личности.

Вот такая я, двадцати девяти лет от роду, впервые в жизни изучающая методы Фойля (должна сказать, что очень сложно представить ситуацию, в которой они бы мне пригодились!).

Да, я допоздна пишу песни, хотя прекрасно знаю, что при такой жизни мне никогда не найти исполнителя, который споет их со сцены.

И все-таки. Я добираюсь до работы две минуты и частенько вижу хозяина особняка (к которому давно неровно дышу) в одном полотенце, когда он перебегает из ванной в комнату в поисках чистых джинсов.

Так что жизнь не так уж и плоха. Если не брать во внимание юношу-бармена.

Но проживание в непосредственной близости от работы имеет и отрицательные стороны. Мне бесцеремонно звонят домой по самым незначительным поводам, типа засорившегося туалета или шума у соседей. И только потому, что живу в двух шагах от работы, я вынуждена улаживать проблемы, которые находятся в компетенции моего начальника, живущего прямо в здании общежития.

И все-таки мне нравится моя работа. Мне даже нравится мой новый шеф – Том.

Когда я пришла в Фишер-холл, Тома еще не было, и я немного расстроилась, но вовсе не потому, что некому оценить, что я пришла на работу раньше половины десятого. Только охранник Пит висел на телефоне и пытался выяснить, почему одного из его пятерых детей оставили после уроков.

Наша лаборантка-студентка, сидящая за стойкой в приемной, не подняла головы, когда я проходила мимо. Она погрузилась в журнал «Ю-Эс-Уикли», который стащила из чьей-то почты. (На обложке – Джессика Симпсон. Снова. Она и Таня Трейс плечом к плечу специально для этого таблоида.)

Свернув за угол и пройдя лифтовые холлы, я заметила перед кабинетом директора очередь студентов. Ну да, сегодня не только первый учебный день весеннего семестра, но и день возвращения после зимних каникул. Многие приехали только что.

И когда Шерил Хебиг – второкурсница, тщетно пытающаяся поменяться комнатой по причине того, что она – убежденный член команды поддержки, а ее теперешняя соседка – гот, презирающий школьные порядки и частенько ворующий у нее меховое боа, – вскочила с голубого дивана перед дверью в мой кабинет и закричала: «Хизер!» – я поняла, что сегодня утром меня ожидает та еще головная боль.

Хорошо хоть по дороге подкрепилась стаканчиком кофе!

Остальные студенты, каждого из которых я знала по имени, – они частенько приходили ко мне улаживать конфликты с соседями по комнате, – расселись на холодном мрамор ном полу, поскольку диван был двухместным. Я знала, чего они ждут. Я знала, чего они хотят.

И это мне не нравилось.

– Ребята, – обратилась я к ним, доставая из кармана ключи, – я уже сто раз говорила. Никаких переселений, пока не приедут студенты, переведенные в наш колледж. Потом посмотрим, что осталось.

– Это несправедливо, – заныл худенький мальчик с огромными наушниками на голове. – С какой стати все свободные места достанутся этим придуркам? Мы первые приехали.

– Мне очень жаль, – сказала я.

И это была правда, ведь если бы я могла их всех переселить, мне бы больше не пришлось выслушивать возмущенные вопли.

– Но вам нужно подождать, пока они не зарегистрируются. Потом, если останутся свободные места, вы сможете переехать. Подождите до понедельника, и тогда станет ясно, кто зарегистрировался, а кто – нет.

Мои слова заглушил всеобщий стон.

– До следующего понедельника я не доживу, – заверил один студент другого.

– Или не доживет мой сосед, – ответил тот, – потому что до понедельника я его убью.

– Убивать соседей по комнате запрещено, – проговорила я, входя в кабинет и включая свет. – И себя, кстати, тоже. Потерпите до следующей недели.

Большинство, ругаясь, ушло восвояси. Только Шерил нырнула в кабинет за мной следом, притащив с собой похожую на мышку девушку.

– Хизер, – снова сказала она. – Привет. Помнишь, ты говорила: если я найду кого-нибудь, кто согласиться поменяться со мной местами, то смогу переехать? Так вот, я нашла. Это моя подруга, соседка Линдси, Энн. Она сказала, что не возражает против переезда.

Я стащила с себя куртку и повесила ее на ближайший крючок. Опустившись в кресло, я посмотрела на Энн, которая, по всей видимости, была простужена и непрерывно сморкалась в насквозь промокший одноразовый платочек. Я протянула ей коробку с салфетками.

– Ты хочешь поменяться местами с Шерил, Энн? – спросила я, чтобы быть абсолютно уверенной.

Неужели кто-то может добровольно переселиться к человеку, который перекрасил стену над своей кроватью в черный цвет?

Хотя, наверное, и соседку Шерил не могло не раздражать, что часть комнаты украшена бесчисленными анютиными глазками, которые являлись эмблемой школы.

– Наверное, да, – безучастно проговорила Энн.

– Она хочет, – сияя, подтвердила Шерил. – Правда?

Энн пожала плечами и снова повторила:

– Наверное, да.

Я подумала, что Энн заставили согласиться на переезд.

– Энн, – сказала я, – а ты видела соседку Шерил, Карлу? Ты знаешь, что она… любит черный цвет?

– А… – догадалась Энн, – да, конечно. Она помешана на всем готическом. Я в курсе. Все в порядке.

– А… – попыталась я найти правильное слово, – змея?

– Все, что угодно. – Она посмотрела на Шерил. – Не обижайся, но лучше уж жить со змеей, чем с членом команды поддержки.

Шерил, ничуть не обидевшись, подмигнула мне.

– Видите? – сказала она. – Мы можем оформить наш переезд прямо сейчас? Потому что мой папа приехал специально, чтобы мне помочь, он хочет вернуться в Нью-Джерси до того, как начнется буран.

Я достала бланки и невольно пожала плечами, совсем как Энн. Наверное, это заразно.

– Хорошо. – Я протянула им бланки, которые следовало заполнить.

Когда девочки – Шерил, подпрыгивающая от возбуждения, и куда более спокойная Энн – заполнили бланки и ушли, я просмотрела отчеты за прошедшую ночь. В Фишер-холле круглосуточно работает охрана, студенты в приемной, лаборанты, которые отрабатывают жилье и бесплатное питание, дежуря в холлах. Все они обязаны составлять отчеты после дежурства, а моя обязанность – читать и принимать к сведению. Это всегда скрашивает мои утренние часы на работе.

Отчеты бывают и очень смешные, и совсем банальные. Прошлой ночью, например, из окна верхнего этажа выкину ли шесть пол-литровых бутылок пива, которые попали в крышу проезжавшего мимо такси. Десять полицейских из шестого участка битый час бегали по общежитию, пытаясь выяснить, кто у нас такой меткий.

Было сообщение и о том, что в приемной потерян чей-то диск с записью самого популярного фильма этого месяца. Один из лаборантов мрачно докладывал, что какой-то студент несколько раз громко хлопнул дверью, выкрикивая: «Как я все здесь ненавижу!» Лаборант предлагал послать этого студента на консультацию в службу психологической помощи.

В другом отчете сообщалось о небольшом переполохе, который возник, когда работник столовой застукал студента, пытающегося разогреть замороженную пиццу в тостере.

Телефон зазвонил, и я радостно схватила трубку, благодаря Бога за то, что меня еще кто-то помнит. Я действительно люблю свою работу. Но должна признать, что она не слишком помогает развитию моего интеллекта.

– Фишер-холл, это – Хизер, чем могу помочь? – Моя бывшая начальница, Рейчел, очень строго относилась к форме ответа по телефону.

Теперь она здесь не работает, но привычка осталась.

– Хизер? – Я услышала в трубке сирену «скорой помощи» – Хизер, это Том.

– Привет, Том. – Я посмотрела на часы.

9. 20. Да! Я оказалась на работе, когда он позвонил! Не только вовремя, а даже на 10 минут раньше!

– Где ты?

– В больнице Святого Винсента. – Том говорил очень устало.

Должность директора общежития Нью-Йорк-колледжа чрезвычайно хлопотная. Нужно присматривать за семью сотнями студентов, большинство из которых раньше никогда не жили вне дома и уж ни в коем случае не делили ванную ни с одним из человеческих существ. Жильцы валом валили к Тому со всеми своими проблемами – конфликты с соседями по комнате, академические задолженности, кризисы сексуальной самоидентификации – в общем, с чем к Тому ни приди, он должен помочь.

Если обитатель общежития получит травму или заболеет, директор должен убедиться, что с ним или с ней все в порядке. Нужно ли говорить, что Том проводит долгие часы в отделениях «скорой помощи», в особенности по выходным, когда студенты устраивают пьянки. И все это двадцать четыре часа в сутки, триста сорок три дня в году (у всех служащих Нью-Йорк-колледжа отпуск – 22 дня) он делает за бесплатную комнату, еду и зарплату не намного больше моей.

Кому-нибудь интересно, почему моя бывшая начальница проработала здесь лишь несколько месяцев?

Том, на первый взгляд, казался более постоянным. Если судить по его росту в 153 см и девяностокилограммовой фигуре болельщика техасского клуба «А&М», он до смерти рад был переехать из своей дыры в Нью-Йорк.

– Слушай, Хизер, – устало сказал Том, – мне придется проторчать здесь еще несколько часов. Вчера вечером у нас был двадцать первый день рождения.

– Хо-хо. – Двадцать первый день рождения считался самым плохим.

Именинник в обязательном порядке должен был выпить с гостями двадцать одну порцию алкоголя. А поскольку человеческий организм не в состоянии усвоить та кое количество спиртного за такой короткий промежуток времени, в большинстве случаев празднование этого великого дня заканчивалось в отделении «скорой помощи» местной больницы. Здорово, правда?

– Да, – сказал Том. – Мне стыдно тебя об этом просить, но не могла бы ты переделать мое расписание на первую половину дня? Я еще не знаю, положат его в больницу или нет, а он не желает, чтобы я сообщал обо всем его родителям…

– Нет проблем, – ответила я. – Ты уже давно там?

Том тяжело вздохнул.

– Было около семи вечера, когда он вырубился. Так что я здесь с полуночи или около того. Кучу времени с ним потерял.

– Хочешь, я тебя сменю? – Когда наш студент находится в отделении «скорой помощи», но еще не госпитализирован, представитель колледжа обязан находиться рядом с ним все время.

Нельзя даже сходить домой и по-быстрому принять душ, не оставив кого-то вместо себя. Нью-Йорк-колледж не оставляет своих студентов в отделении «скорой помощи». Даже если эти студенты имеют обыкновение самовольно вы писываться и не ставить вас об этом в известность. Вы можете просидеть там битый час, просматривая испанские сериалы, а потом вдруг узнать, что ваш подопечный уже сбежал.

– А ты позавтракаешь.

– Знаешь, Хизер, – ответил Том, – пожалуй, я воспользуюсь твоим предложением.

Я открыла коробочку с деньгами на текущие расходы, даже не успев повесить трубку. Как хорошо, что у нас есть такая коробочка. Это как иметь собственный банк у себя на работе. К несчастью, Джастин, девушка, работавшая до меня, считала так же и потратила всю кассу на покупку керамических обогревателей для всех своих друзей и знакомых. Бюджетный отдел до сих пор всякий раз тщательно проверяет наши расходные ордера, несмотря на то, что все наши траты абсолютно законны.

Забежав в столовую за байтом, я почувствовала, что готова. Кофе-мокко – это прекрасно, но он не может в полной мере восполнить энергетические затраты моего организма. Багет – совсем другое дело. Особенно, если он промазан сливочным сыром (молочный продукт) и в нем присутствуют несколько кусочков бекона (протеины).

Я схватила куртку и протянула руку к багету, но тут увидела Магду, мою самую близкую на работе подругу, старшего кассира столовой. Она стояла в дверях моего кабинетам выглядела очень странно.

– Доброе утро, Магда, – улыбнулась я. – Ты ни за что не догадаешься, что сказал мне юноша-бармен.

Но Магда, обычно очень любопытная, к тому же большая поклонница юноши-бармена, не проявила к моим словам никакого интереса.

– Хизер, – проговорила она. – Мне нужно кое-что тебе показать.

– Если это первая страница «Пост», то Реджи тебя уже опередил. Поверь мне, Мэг, со мной все в порядке. Не могу поверить, что она простила ему похождения с парижскими «кошечками». Хотя, дело, видимо, в его папочке, который владеет звукозаписывающей компанией. Что ей оставалось?

Магда покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Это не «Пост». Пойдем со мной. Хизер, пойдем.

Больше заинтригованная тем, что Магда мне ни разу не улыбнулась, чем поверившая, что ей нужно показать мне что-то действительно из ряда вон выходящее, я пошла по коридору, мимо кабинета комитета студенческого самоуправления, закрытого в столь ранний час, мимо кабинета начальника Магды. Обычно в офисе заведующего столовой не протолкнуться от служащих и не продышаться от сигаретного дыма. Джеральд Экхарт, заведующий столовой, завзятый курильщик. По идее, он должен курить на улице, но я неизменно заставала его курящим за рабочим столом, а потом проветривающим комнату. Наверное, он надеется, что никто ничего не замечает.

Сегодня его кабинет был пуст, и сигаретный дым отсутствовал.

– Магда, – окликнула я подругу, когда розовая форменная куртка скрылась за дверями шумной, пропахшей вкусными запахами кухни, – что случилось?

Но Магда не произнесла ни слова, пока мы не подошли к массивной промышленной плите, на которой бурлила одна-единственная кастрюля. Джеральд в деловом костюме тоже был здесь в окружении подчиненных, одетых в розовые куртки, подавляя всех своей мощной фигурой – результатом чересчур частых дегустаций куриной грудки, приготовленной по его собственному рецепту.

Джеральд выглядел – иначе не скажешь – смертельно напуганным. Как и Сандра, официантка у салат-бара, и Джимми, подавальщик горячего. Магда казалась бледной даже под огромным слоем косметики. А Пит – кстати, что он здесь делает? – похоже, был готов упасть в обморок.

– Ладно, ребята, – сказала я.

Я была убеждена, что это какая-то шутка. Джеральд обожал всякие розыгрыши, типа резиновых крыс и пластмассовых пауков в супе.

– Что случилось? Первое апреля только через три месяца. Пит, а ты что здесь делаешь?

И тогда Пит, почему-то с прихваткой в руке, подошел к плите и приподнял крышку с мирно бурлящей кастрюли. И я прекрасно разглядела, что там внутри.