Дело о стаях (СИ)

Глава 4

Тропинка разветвляется, стоит им только углубиться в лес, разбегается тонкими ручейками в разные стороны, заставляя выбирать дорогу. Деревья смыкаются над головой, закрывая собой скудный свет.

Слава прислушивается, но не слышит ничего кроме шуршания шагов и собственного дыхания. Чуть влажная ладонь скользит на металле, но он лишь сильнее сжимает пальцы.

«Разведка? Может лучше сразу? Всё равно придётся столкнуться. Давай же. Не заставляй нас ждать».

Слава вглядывается в лес поверх чужих голов, но сгустившийся меж деревьев сумрак молча смотрит в ответ, не желая выдавать свои тайны.

— Она точно здесь была, — шепчет Богдан, хотя в тишине леса его голос звучит всё равно слишком громко.

— Там, — продолжает Богдан, когда Слава оборачивается к нему. — На стволах.

Теперь видит и он.

Тонкие горизонтальные полосы хаотично белеют на тёмных стволах, словно шрамы. Справа, слева, впереди…

Слава сглатывает, перехватывая шест поудобней, и чувствует, как так же напрягаются и все остальные. Даже шаги, кажется, становятся тише, а тишина плотнее. Слава слышит только собственное дыхание, и оно обрывается на первом вскрике.

Уши закладывает от выстрела, а в следующее мгновение время словно срывается с цепи.

Вскрик, выстрел. Вскрик, выстрел. Иногда выстрелы звучат почти синхронно.

Припадает на колено Сабина и тут же над ней, словно ангел мщения, встаёт Маша, прикрывая. Но удар летит уже с другой стороны и вот шипит рядом Леонид, зажимая плечо ладонью, и стреляет Они.

На стволах появляются новые зарубки, а длинная плеть языка всё бьёт и бьёт. Таутай-лак двигается так быстро, что понять, откуда она ударит, не представляется возможным.

Славе на мгновение кажется, что они попали в окружение и целей несколько.

— Мне нужно место, — шепчет он, когда кого-то из команды снова достаёт острый язык. — Место.

Пульс грохочет в ушах, когда Слава отступает, выходя из-под прикрытия. Шесту нужен размах, иначе он будет просто беспомощен. Маленькая, лакомая цель.

— Иди ко мне, детка, — облизывается Слава. Чувство опасности немного пьянит, щекоча что-то внутри. Одновременно неприятно и маняще.

Кто-то что-то кричит, кажется ему. Слава не разбирает слов.

Чёртов язык снова появляется из-за деревьев. Слава дёргается, уходя с линии атаки и замахиваясь шестом. Щёку обжигает болью, а следом слышится вскрик, от которого закладывает уши почище выстрелов.

Новое нападение происходит с вызывающей удовлетворение задержкой.

Она одна и она всё-таки боится меди.

Только теперь язык обходит его стороной. Вскрикивает Леонид, припадая на колено, дёргается, но всё-таки остаётся на ногах Маша. Что-то кричит, уворачиваясь от языка и стреляя в Таутай-лак Сабина. За спиной раздаётся ещё один выстрел, и Слава вспоминает о Богдане.

Мальчишка утирает разбитый нос и снова вскидывает пистолет, прикрывая Они, которого язык достал со спины, оставив на память порезанную куртку и тонкую полосу на мелькнувшей в разрезе коже.

Новый удар и мальчишка не успевает увернуться. Слава, словно в замедленной съёмке, видит, как несётся к нему язык, метя в шею.

Тело действует само. Слава ловит мальчишку, дёргая за плечо на себя и выпуская шест из пальцев.

Воздух вышибает из легких, когда Богдан всем весом влетает в него, сбивая с ног. Удара о землю Слава не чувствует. Лишь тяжесть сверху и взорвавшийся болью затылок. На несколько мгновений он теряет ориентацию, приложившись обо что-то твёрдое.

— Вставай! — требовательно командует кто-то рядом, вкладывая в ладонь Славы что-то твёрдое.

«Шест» — понимает он, смыкая пальцы на металле и фокусируя взгляд.

Рядом Они и Богдан, а над ними высятся, прикрывая, остальные.

— Медь, — напоминает Они, и Слава замечает в его ладони кинжал вместо пистолета. — Патроны кончились. Давай вместе.

Слава кивает сглатывая.

Медь только у них.

«Гадство!»

Язык снова бьёт, отправляя на колено Машу. Он больше не перемещается, вновь появляясь с той же стороны.

Кто-то стреляет. Слава видит, как Сабина принимает удар языка на пистолет, прикрывая не успевающую отскочить Машу, и как тот делится на части. Язык режет металл без какого-либо сопротивления, будто раскалённый нож масло, и ствол опадает на землю непригодным к работе мусором.

— Давай, — командует Они, первым уходя к цели, но так её и не достигая.

Таутай-лак выходит сама. Высокая, выше Леонида на голову, крепкая и едва прикрытая. Короткая для неё тёмная юбка не прикрывает причудливо выгнутые, покрытые шерстью и оканчивающиеся копытами ноги, перепачканная чем-то футболка натянута на груди.

До лица взгляд Славы не добирается, потому что именно в этот момент она открывает рот, выпуская язык на охоту. Он едва успевает принять его на шест, внутренне боясь, что тот всё-таки не выдержит. Однако красноватый металл остаётся целым, зато со стороны Таутай-лак слышится шипение.

— Назад! — требует Они, выходя вперёд.

Слава не оборачивается, но рядом как-то сразу становится свободней.

Они перетягивает всё внимание на себя, будто отвлекая. Отмахивается от языка, не попадая, но зля Таутай-лак.

— Давай, — требует он, и Слава отступает, пытаясь добраться до неё с другой стороны. Однако Таутай-лак косит тёмным взглядом, переступая копытами.

Очередное такое движение стоит ей мгновений боли. Таутай-лак кричит, широко разевая рот и хлеща языком по деревьям. Слава успевает пригнуться, и случайный замах едва касается, обжигая болью плечо.

Кто-то кричит вслед за Таутай-лак, но его перекрывают выстрелы. Слава вскидывает взгляд, чтобы наткнуться на искаженное болью лицо.

— Давай, — уже знакомо повторяет Они и губы окрашиваются в красный. — Бей, — добавляет он, и алая струйка стекает из уголка рта.

В руках у него вместо кинжала язык. Они держит его обагренными пальцами, фиксируя и не давая вырваться.

Внутренности сводит холодом.

Слава начинает движение ещё прежде, чем осознаёт его. Всего то и нужно… три шага чтобы добраться, нож и шест. Слава бьёт не задумываясь. Тупым металлом в открытую глотку и ножом по языку, чуть выше сомкнутых на нём пальцев.

Крик взлетает кладбищенским вороном к макушкам деревьев, а потом наступает тишина.

Слава не помнит дороги назад.

Помнит мёртвую Таутай-лак, помнит кровь на руках и животе Они, куда пришёлся удар языка, прежде чем тот ухватился за него. Помнит кривую усмешку на красных влажных губах и остекленевший взгляд. Помнит найденный Леонидом в паре метров от них кинжал и деревья с зарубками. Помнит рацию в руках хромающей Сабины. Дорогу не помнит.

— Они привезут обратно, — сообщает Маша, опускаясь на лавку рядом со Славой. — Еле нашла тебя.

— Я не прятался, чтобы меня искать, — отзывается Слава, проворачивая в пальцах мобильник.

Он не прятался, просто ушёл за здание, обнаруживая там не только дверь запасного выхода, но ещё и лавку. А так же фонарь, что сейчас покачивается на скобе, бросая на землю жёлтое пятно света.

— Они хорошим был.

Маша вытягивает раненую ногу, и Слава сразу прикипает взглядом к желтоватой в свете фонаря повязке чуть выше колена.

Таутай-лак посекла всех, просто Они досталось больше всего.

Чиркает зажигалка, рождая в мир маленький огонёк, и Маша подносит её к зажатой в губах сигарете.

— Будешь?

Запах дыма щекочет нос, когда Маша выдыхает.

— Не курю.

— И правильно. Нечего лёгкие гробить.

Она, словно в противовес собственным словам, снова затягивается.

— Леонида зашили. Плечо и бок. Через неделю или две будет как новенький. Да и нас тоже…

Слава согласно кивает, осторожно касаясь заклеенного пореза на щеке. Его тоже подлатали. На плечо, правда, пришлось пару швов наложить, но он легко отделался. Легче только Богдан.

— Так вот вы где, — ворчит Сабина, приземляясь на лавку рядом с Машей.

Слава отмечает краем глаза, как Сабина, отобрав недокуренную сигарету, затягивается сама.

Выдыхая, она вытягивает ноги, откидываясь на стену.

— Где его похоронят?

— Не знаю… Эдуард сказал, что сам займётся этим. У Они не было близких.

Слава кивает, снова проворачивая в пальцах телефон и отворачиваясь. Кончики пальцев так и зудят от желания набрать одиннадцать цифр, только вот он опасается снова услышать на том конце механический голос сообщающий, что абонент выключен или временно недоступен. Так же как опасается услышать короткое: «Они не приезжали» если наберёт другой номер.

— Хочешь кому-то позвонить? — прямолинейно спрашивает Маша, туша сигарету ботинком.

— Мне сделать это за тебя? — более мягко уточняет Сабина.

— Спасибо. Не сейчас.

Если сейчас он узнает, что Демид с Аней ещё не доехали, то точно пошлёт всё к чёрту и рванёт их искать.

«Твою ж мать».

— Пойду внутрь, — ворчит Маша, поднимаясь и отряхивая юбку. — Вам чай, кофе сделать? За что покрепче сейчас Эдуард по ушам надаёт.

— Чай будет в самый раз, — отзывается Сабина и, когда Маша уходит, подсаживается ближе. — Слав?

— Всё в порядке, просто… честно, всё в порядке.

Нервно взъерошив волосы, Слава обессилено зажимает голову предплечьями. Плечо тут же отзывается тянущей, пульсирующей болью.

— Ты же знаешь, что можешь на меня положиться, да?

Слава опускает руки, выглядывая из своего укрытия и усмехаясь.

— Если бы это было не так, то меня бы здесь не было. Всё в порядке, Сабин, честно.

— Идём обратно?

Слава лишь кивает. Ему всё равно, куда сейчас идти.

Вечер похож на поминки, хотя Они ещё не похоронили.

Порой разбавляемая приглушёнными голосами тишина давит не хуже могильной плиты и если бы Слава мог уйти отсюда, он бы непременно это сделал. Всего-то и надо: вызвать такси, встать и уехать, а потом набрать номер Демида и убедиться, что с ними всё в порядке. Плевать на охотников, на работу, которую он сам себе организовал. Чтобы только не сосало так под ложечкой и не давило. Чтобы не стоял перед глазами остекленевший, направленный в никуда взгляд Они.

Прямо как у…

Слава окунается в воспоминания, словно падает в воду.

… он сам напросился. Просто шагнул следом за врачами в машину скорой, понимая, что её могут не довезти до больницы. Зная, что ребёнок не будет человеком.

— Зажмурься и дыши, — требует он, морщась от нечеловечески сильной хватки, но даже не пытаясь освободить ладонь. — Дыши. Ты училась, как это делать.

— Не мешайте! — требует врач, но волчица не отпускает руку не позволяя отступить, да Слава и сам не стремится.

— Нет!

— Всё в порядке, — обещает Слава, надеясь, что врачи проигнорируют звучащее в голосе рычание и не заметят клыков меж приоткрытыми бледными губами.

— Дышите.

Славе хочется взять всё в свои руки. Альфа не подчинится, но он может попытаться. Вот только единственное, что ему сейчас доступно — это позволять держать себя за руку.

Альфа может приказывать. Своей стает, своей семье. Но у неё больше нет ни того, ни другого и она просит. Шепчет, повторяя исступлённо между вдохами: «Защити мою девочку… Защити…» и радужки меж неплотно сомкнутых век сияют рыжими всполохами.

Перешедший в рычание крик обрывается, чтобы уступить место детскому плачу. Хватка ослабевает, и пальцы наконец-то отпускают его, обессилено соскальзывая вниз.

Кто-то впихивает ему в руки ребёнка и оттесняет в сторону, к самой двери в хвосте скорой, и звуки отступают на задний план.

Маленький, тёплый, чуть влажный комок лежит на его руках, а Слава всё не может прекратить смотреть.

В глазах альфы больше нет ни огня, ни силы. В них нет ничего…

— Эй, парень?

Кто-то тормошит его за плечо и Слава встряхивается, недоуменно встречаясь взглядом с серьёзными глазами.

Эдуард.

Подкатил в своём кресле к самым ногам, да так тихо, что Слава даже не заметил.

«Будь это враг, и ты был бы мёртв, — невесело насмешничает он над самим собой, зачёсывая волосы пальцами. — Не забывай, где ты находишься. Даже если рядом Сабина».

— Вы что-то хотели?

— Первый раз видишь смерть?

Слава всё-таки не может сдержать усмешки и та пробивается наружу, искривляя губы.

— Не первый. Просто…

— Кажется, что мог бы быть быстрее? — словно читает его мысли Эдуард и Слава лишь пожимает плечами.

Мог бы. Должен был. Они был охотником, но не заслуживал смерти. Не так.

— Брось это. Будь он здесь и первым бы отвесил тебе подзатыльник.

— Вы хорошо его знали?

— Насколько это возможно.

Слава кивает, принимая ответ, и хмурится.

«Серьёзно? Вы паломничество тут решили устроить что ли? — стонет он, когда к ним целенаправленно идёт Богдан с двумя бутылками из тёмного стекла. — Пацан, а тебе разве уже можно пить?»

Хоть Маша и сказала недавно, что Эдуард по ушам надаёт, если будет что-то алкогольное, но на столе всё равно появились бутылки. Слава, правда, не подходил и не смотрел что в них.

— Можно?

— Не грызи себя, — напоследок советует Эдуард, прежде чем развернуть кресло и направить его к остальным.

— Кажется, я сегодня популярен, — усмехается Слава, стоит только Богдану оказаться рядом. — Ты что-то хотел?

Вместо ответа мальчишка протягивает одну из принесённых бутылок.

— Я не пью, — на всякий случай сообщает Слава, поднимая взгляд на Богдана. — И тебе не советую.

— Бери, это газировка. Ненавижу вкус пива.

— Как будто ты пробовал, — усмехается Слава, всё-таки принимая бутылку, и мальчишка тут же, словно спеша закрепить успех, садится на кровати рядом.

— Когда вокруг тебя одни взрослые, сделать пару глотков не проблема, — насмешничает Богдан, но как-то вяло. — Эта штука вкуснее. Крафтовая, местная. Имбирь, корица и чего-то там ещё. Попробуй.

Слава подчиняется, отвинчивая крышку, и под пристальным взглядом делает первый глоток.

Газировка приятно щиплет язык, прокатываясь по пищеводу и оседая в желудке лёгкой, щекотной прохладой, оставляя после себя сладковато-острое послевкусие.

— Ну как?

— Ничего так.

Богдан сияет, а Слава впервые задумывается, а не ошибся ли источник Фёдора Игнатьевича. Точно ли вот этот ребёнок участвовал в жестокой охоте на невинных?

— Я хотел сказать спасибо.

Слава замирает, пойманный этими несколькими словами врасплох.

— В смысле… если бы не ты там, в лесу, то, вероятнее всего, меня бы закопали рядом с Они, — Богдан нервно растирает шею, отворачиваясь. — Ну и вот…

Слава рассеянно кивает проворачивая в руках бутылку и не находя слов.

Сказать: «Пожалуйста»?

Банально.

«Не за что»?

Так есть за что.

«Команда всегда должна друг друга прикрывать»?

А они команда?

Команда — это доверие, уверенность в каждом. Слава не…

Он замирает, сжимая пальцы на прохладных боках бутылки, и перед глазами встаёт пустой взгляд Они. Он доверял и был уверен. Он дал им время на победу.

— Команда на то и нужна, чтобы прикрывать спину, — наконец отвечает Слава, отправляя в себя большими глотками сразу половину бутылки.

— Спасибо, — ещё раз повторяет Богдан, но на этот раз гораздо уверенней и теплей, а в следующий момент и сам припадает к газировке, словно только этого момента и ждал, всасывая в себя за раз гораздо больше половины.

«Этот мальчишка точно приведёт меня куда надо?..» — снова задаётся вопросом Слава, наблюдая за тем, как Богдан щурится, словно маленький, дорвавшийся до сметаны котёнок.

Слава снова выбирается на улицу, кутаясь в куртку и вдыхая холодный осенний воздух полной грудью. Ночная темнота сияет чуть в стороне от них огоньками жилых домов и фонарей, завораживая.

Пустая лавка под фонарём будто приглашает составить ей компанию и Слава не отказывает: приваливается спиной к стене и прикрывает глаза. Сна нет. Он не пришёл, когда Слава лежал в койке, не спешит и сейчас. Будто вместо газировки Богдан подсунул ему двойную порцию кофеина.

«Богдан…»

Слава вытягивает ноги и прячет руки в карманы куртки.

Прежде чем поехать на встречу с Сабиной, он пробил весь список через интернет. У кого-то нашёл страницы в соцсетях, о ком-то не обнаружил ни единого упоминания. Мальчишка оказался из первых. Только вот толку от этого ноль. Он скрыл всю личную информацию, оставив на стене лишь несколько вполне обыденных фотографий, да репосты из сообществ по мифологии.

Слава почему-то уверен, что если сейчас зайдёт к Богдану на страницу, то наткнётся на репост о Таутай-лак.

«И на какой козе к тебе подъезжать предлагаешь?»

Кривая усмешка забирается на губы, когда Слава вспоминает прошлый вечер и интерес Богдана к истории с русалками.

«Действительно, что ли, рассказать?»

Тихий шорох вклинивается в мысли, сообщая о том, что кто-то ещё выбрался на улицу, и Слава подбирается, прислушиваясь, но никак не реагируя. Ни на этот шорох, ни на последовавшие за ним шаги. Даже головы не поворачивает. Отмирает лишь тогда, когда перед лицом оказывается банка пива, а подняв взгляд, натыкается на Леонида.

— Бери. Эдуард спит, а мы не дети, чтобы глушить газировку. Или ты язвенник-трезвенник?

— Спасибо.

Стоит только прохладной банке оказаться в руках, как Леонид тяжело опускается рядом.

— За Они. Пусть на том свете ему будет лучше, чем здесь.

Тихо щёлкает, открываясь, банка и Леонид делает первый глоток. Славе ничего другого не остается, как последовать за ним.

— За Они, — шепчет он, делая глоток и морщась.

Хмельная горчинка оседает на корне языка и Слава понимает, что, похоже, он тоже всё ещё ребёнок. Газировка ему определенно нравится гораздо больше.

— Я подумал, ты свалил, — зачем-то делится Леонид, делая ещё один глоток.

— И куда же я, по-твоему, должен был свалить ночью?

— Ну, там полиции стукануть, нас бы и повязали тёпленькими.

«Серьёзно?» — безмолвно уточняет Слава, обернувшись и чуть вскинув брови, и Леонид, похоже, считывает вопрос, потому что поясняет, осторожно пожав плечами:

— Незарегистрированное оружие, как минимум. Я видел, как ты рассматривал пистолет вчера.

— Присесть с вами за решётку в мои планы не входит, — ворчит Слава, отворачиваясь и прячась за банкой. — С оружием я просто осторожен.

— Голова у тебя варит, — спустя несколько минут молчания снова начинает Леонид, даже не извиняясь за подозрения. — Если бы не ты, то нас бы там всех положило.

— Не преувеличивай.

— Серьёзно. Меди ни у кого больше не было, она бы нас на фарш покрошила.

— У Они была медь.

— Они мёртв, а ты жив.

Слава делает ещё один глоток и снова морщится.

— Повезло.

— И выпад твой тоже хорош был, — продолжает, будто не слыша, Леонид. — Профессионально. Кто-то учил?

— Ага, — Слава усмехается, бросая быстрый взгляд на заинтересованно повернувшегося к нему Леонида. — Видео в интернете и практика в свободное время.

— Ну, я же говорю, голова у тебя работает.

Слава не отзывается, просто замолкает, глядя в черноту за пределами светового круга и позволяя повиснуть тишине.

— И за Богдана спасибо, — внезапно благодарит Леонид. — Герман мне бы шею свернул, вернись я без пацана.

Слава замирает, почуяв след.

«Снова этот Герман. Он кто?»

— А он кто, этот Герман, чтобы тебе шею сворачивать?

Славе кажется, что ответа он не дождётся. Леонид медленно и как-то задумчиво допивает и отставляет банку в сторону, потом просто молчит. Внутри неприятно скручивается пружина нетерпения и когда кажется, что Слава больше не сможет ждать ответа, Леонид всё-таки отзывается:

— Отец Богдана. Охотник. Командир команды. Выбирай на любой вкус.

Слава внутренне делает стойку, будто почуявший добычу пёс, и едва не облизывается.

— Какой команды?

— Да… ты ж не охотник, — словно опомнившись, вспоминает Леонид. Славе кажется, что вот сейчас он поймёт, что сболтнул лишнего, и замолчит, но тот вместо этого поясняет: — Бывают временные команды. Вот как сейчас. Собираются несколько охотников, кто может приехать относительно быстро, договариваются и идут. А бывают такие, которые ходят на охоту постоянным составом. У Руслана, отца Сабины, например, как раз такая. Не знаю, знаешь ли ты его. У Германа точно так же. Оружие, базы, помощь. Могу помочь, если хочешь.

Леонид усмехается и внезапно кивает на банку в руках Славы.

— Не будешь допивать?

— И с чего такая щедрость? — подозрительно уточняет Слава, отдавая свою банку.

«Да, — шепчет внутренний голос, растекаясь щекоткой за рёбрами. — Помоги войти в команду. Давай».

— Я же сказал, ты умный и смелый. Нам такие бы пригодились. Плюс ты помог Богдану. Герман оценит. Так что?

— Можно попробовать, — добавляя в голос сомнений, отзывается Слава.

— Замётано. Только дай свой номер, — Леонид неловко вытаскивает мобильник из кармана куртки. — Чтобы я мог связаться с тобой, когда переговорю с Германом.

Слава всё-таки облизывается, когда Леонид убирает мобильник обратно.

Похоже теперь он ещё на шаг ближе к цели.