День, когда мы встретились

Глава 18

Мэгги, поеживаясь и завернувшись в одеяло, смотрела, как Конор одевается, чтобы идти в суд.

Мэгги легко просыпалась утром. Конор же, как оказалось, обычно приходил в себя только после третьей чашки кофе.

Мэгги помогла ему выбрать галстук и посоветовала надеть голубую рубашку, а не белую. Оба пытались делать вид, что все хорошо, но на самом деле чувствовали себя преотвратно.

— Я не знаю, когда они меня вызовут. Надеюсь к обеду освободиться. Ты будешь здесь?

— Хотелось бы! Но мне тоже нужно бежать. В девять тридцать у меня занятия с Джанни, в час экзамен, потом еще придется провести несколько часов на работе… К тому же где-нибудь в перерыве нужно заскочить домой, а то дети, поди, уже и забыли, как выглядит их мать.

— Да, ты занятая женщина! — усмехнулся Конор. — Как ты еще умудряешься находить время для меня? — Он поцеловал ее в лоб.

Мэгги вдруг почувствовала сильную потребность в его объятиях, его тепле…

— Я не хочу тебя терять, — сказал он.

— Кто говорит, что ты должен меня потерять? — Однако оба чувствовали, что что-то изменилось между ними, и не были уверены, можно ли это исправить.

Он обнял ее и долго держал в объятиях, словно и впрямь боялся потерять.

Конор ушел. Мэгги закрыла за ним дверь.

— Ты не потеряешь меня, — пообещала она ему вслед.

Всю свою взрослую жизнь Мэгги провела в заботах о счастье детей. И лишь теперь, похоже, начала задумываться о собственном счастье.

Было странно находиться одной в его доме. Все вокруг было очень скромным, почти никаких украшений, кроме тех фотографий, но все вещи вокруг, казалось, хранили какой-то отпечаток сильной мужской чувственности их владельца: простые деревянные полки, мягкие кушетки, огромный камин… Даже кожаное кресло казалось каким-то теплым, хотя кожа обычно холодна. Окна были без занавесок, и за ними сразу же начинался густой сосновый лес.

Почему они не могут остаться здесь навсегда? Запереть двери, задернуть занавески (их нет, но ведь можно повесить!), отгородиться от всего мира и создать свой, ни на что не похожий мир. Ну хорошо, это, конечно же, невозможно, но почему она не может быть одновременно матерью, дочерью, сестрой — и любовницей? Почему все сплетается в какой-то узел, который невозможно ни развязать, ни разрубить?

Чарлзу было легко с его Салли. Кроме нее, у него никого не было. Детей своих он видел не чаще чем пару раз в год. Конечно, ему, должно быть, тоже хотелось, чтобы Чарли и Николь любили Салли, но если нет, он бы пережил это. Да и со своими родителями Чарлз жил по разные стороны океана.

Но Мэгги знала, что ничто не будет для нее преградой, если ее чувство серьезно.

Железнодорожная станция в Принстон-Джанкшен была переполнена пассажирами, отправляющимися в Манхэттен. Одни терпеливо ждали поезда, другие беспрестанно поглядывали на пустые пути. Все они казались Николь уставшими, хотя не было и восьми часов утра.

— Моя мать убьет меня, если узнает, что я собираюсь делать, — проворчала Мисси, должно быть, в сотый раз с тех пор, как, выйдя из школьного автобуса, они вместо школы пересели на другой автобус, отвезший их на железнодорожную станцию.

Николь посмотрела на подругу:

— Ты ничего не собираешься делать, Мисси. Это я собираюсь. Если уж кого убивать, так это меня.

— Я никогда раньше не ездила в Манхэттен одна. — Голос Мисси дрожал, она готова была расплакаться. — А вдруг что-нибудь случится?

— Что может случиться? Мы вернемся домой так быстро, что никто и не заметит, что мы где-то были!

— А вдруг в школе нас хватятся, позвонят домой, а там…

— Ты прекратишь волноваться? Ты ведешь себя словно моя мать.

Впрочем, Николь уже начала забывать, как ведет себя ее мать. Та целыми днями где-то пропадала, с ними сидела бабушка. Говорили, что мать готовится к экзаменам, но Николь не была уверена, что в голове у матери одна школа.

Казалось бы, у Николь были все причины, чтобы отказаться от своей мечты. Вчера вечером она была в гостях у тети Клер, и та сказала ей, что с карьерой модели для Николь ничего не выходит. Николь отлично понимала, что было причиной этого решения Клер. Об этом нетрудно было догадаться после того, как мать обнаружила у нее эти злосчастные фотографии и учинила Клер настоящий скандал.

Николь мысленно ругала себя последними словами. Это была ужасная глупость, едва ли не самая большая ошибка в ее жизни. Не могла запрятать фотографии подальше! Сейчас бы тетя Клер уже нашла для нее какой-нибудь выгодный контракт. Николь подписала бы его своей любимой ручкой — красной с черным колпачком — и не успела бы опомниться, как уже была бы сказочно богатой и жила в Лондоне по соседству с папой. Она была не в восторге от Салли, но ради такого можно было бы, в конце концов, терпеть и Салли.

Впрочем, все еще можно попытаться исправить. Ради этого она и пропустила сегодня школу и уговорила Мисси сопровождать ее в поездке в фотостудию, адрес которой она нашла в Интернете. Слава Богу, тетя Клер вернула-таки ей злополучные фотографии как бы в качестве компенсации за моральный ущерб, и сейчас они лежали в сумочке Николь. Николь понимала, что она не одна, что ей придется конкурировать с сотнями красивых и амбициозных девушек, но если она не понравится этому фотографу, она найдет другого, третьего, десятого — когда-нибудь ей должно повезти, если у нее действительно такие внешние данные, как расписывает Клер. У Николь было множество адресов, которые она нашла в Интернете. Если бы мать узнала, она бы наверняка убила ее. Мать часто заводила разговор про то, какие опасности могут подстерегать молодую, неопытную девушку, но Николь лишь поддакивала, а сама пропускала ее слова мимо ушей.

Поезд наконец подошел, и они с Мисси заняли два свободных места.

— Эти мужики напротив, — шепнула Мисси ей на ухо, — смотрят на нас. Старые придурки!

— Не обращай внимания, — посоветовала Николь. Она уже привыкла к похотливым взглядам мужчин и знала, как вести себя в подобных случаях.

— Этот толстый, — прошептала Мисси, — подмигнул мне! Что делать?

— Главное — не улыбайся в ответ.

«Господи, ну и тупа же порой бывает Мисси!» — подумала она.

— Ты боишься? — спросила Мисси через минуту.

— Немного.

— Я так очень. Хотя речь идет не обо мне.

— Послушай, — немного резко предложила Николь, — поезд пока не тронулся, ты еще можешь выйти.

— Нет! Я не смогу отпустить тебя туда одну. Я единственный человек, кто знает, что ты собираешься делать. — Она произнесла это с таким пафосом, что Николь невольно усмехнулась.

— Не такое уж важное событие, — дернула плечом Николь, хотя в глубине души так не считала. — Если я им не понравлюсь, я ничего не потеряю, кроме зря потраченного времени.

— Как ты можешь им не понравиться?! — восторженно воскликнула Мисси. — Ты выглядишь не хуже Шарон Стоун!

— Может быть, им не нужна вторая Шарон Стоун, — усмехнулась Николь. — Может, им нужен кто-нибудь типа Гвинет Пэлтроу.

— Из тебя можно сделать Гвинет Пэлтроу. Причесать, накрасить…

— Нет. Я на нее все равно не похожа.

— Не важно. — Мисси сжала руку Николь. — Ты выглядишь так, что можешь стать знаменитой.

«Может быть, когда-нибудь и стану, — подумала Николь. — Знаменитой и богатой, чтобы не отчитываться ни перед кем».

Двери поезда захлопнулись.

— Что-то ты поздновато, — заметил Гленн Матушек, адвокат Конора.

— Я даже на целых пять минут раньше. У тебя, должно быть, часы спешат.

Гленн кинул взгляд на часы:

— Должно быть. Как настроение?

— Какое уж там… — буркнул Конор. — Скорее бы, черт побери, весь этот спектакль кончился!

— Крепись, старик. Мы все вздохнем свободнее, когда этот тип наконец окажется за решеткой.

Конор кивнул на дверь зала суда:

— Она там?

— Дениз? Да. В первом ряду, с матерью и двумя сестрами. — oh взглянул на Конора: — Какие-то проблемы?

— Я просто давно ее не видел. И детей тоже.

Он слишком много потерял со смертью Бобби. Напарника, друга, дружбу его семьи… Хотя, конечно, его потеря не может сравниться с потерей Дениз.

— Помни, что ты в суде, — напутствовал Гленн. — Смотри на судью, отвечай только на поставленные вопросы, ничего не добавляй от себя, не делай вид, словно ты защищаешься. А главное — не показывай этому придурку, что ты его боишься.

— Ты так говоришь, словно советуешь мне не проиграть.

— Да, черт возьми, я советую тебе не проиграть! Судья — крепкий орешек. Отвечай односложно: «да», «нет». Любое лишнее слово может обернуться против тебя.

Хорошие советы. Весь фокус лишь в том, чтобы суметь ими воспользоваться. Конор не был уверен, что когда увидит этого идиота, убившего Бобби, в одном зале с его вдовой, сможет удержаться от того, чтобы не наброситься на него. «Просто „да“ и „нет"“, — сказал Гленн. Конор дал себе слово, что он с этим справится. Он свидетель, а не обвиняемый. Он должен помнить об этом.

— Пора, — кашлянул Гленн, поправляя свой галстук. Конор обреченно кивнул:

— Идем.

Зал суда показался Конору не таким большим, каким казался раньше. За годы службы ему приходилось не раз бывать здесь с показаниями по тому или иному делу, но тогда все это совершенно не затрагивало его душу. Высокие потолки, массивная мебель — все убранство зала словно подавляло тебя, внушая мысль, что государство — все, а ты — ничто. Но сейчас Конор не замечал ничего вокруг. Он видел только Уокера, сидевшего рядом со своим адвокатом. Сейчас в Уокере не было ничего общего с бритоголовым уличным панком, каким запомнил его Конор. Сейчас перед Конором сидел молодой человек с аккуратной стрижкой, в безукоризненном костюме и строгом галстуке. Само воплощение невинности, если не считать его глаз.

Конор знал этот взгляд слишком хорошо, чтобы ошибаться.

«Если меня и упекут за решетку, — словно говорил этот взгляд, — не думай, что на этом все кончится. Для тебя это никогда не кончится».

В этот момент Конор чувствовал, что сам может совершить убийство. Чтобы сделать, хотя бы и с опозданием, то, чего он не сделал тогда.

— Спокойно, — шепнул ему Гленн, когда они заняли свои места. — Не встречайся с ним взглядом. Не позволяй ему думать, что он может давить на тебя.

Конор попытался разжать кулаки, но это ему не удалось. Его тошнило, как всякий раз в самолете. Конор вел борьбу со злом каждый день уже двадцать лет — и все никак не мог привыкнуть. Молодой человек с детски-невинным лицом был убийцей. Не слухи, не домыслы. Конор был там, все видел, все слышал и ничего не сделал для того, чтобы остановить это. Ничто не переменит этого факта, ничто не сотрет его из памяти Конора. И Конор знал, что, какое бы наказание ни дали этому убийце с лицом младенца, половина вины за то, что случилось, лежит на нем, Коноре.

— Ты будешь на вечеринке? — спросила Джанни. Один из одноклассников Мэгги собирался устроить вечеринку по поводу сдачи экзамена.

— Непременно, — кивнула Мэгги, хотя особого настроения идти туда у нее не было. — Извини, мне надо бежать. Уже двенадцать, а экзамен в час.

Она села в машину. Радиоприемник был настроен на местную станцию, так что все, что ей оставалось, — это включить его.

« — … транспортная пробка на Девятой авеню…» «Транспорт меня не интересует! Давай о суде!» « — Заседание суда по делу Аллена Уокера, проходившее сегодня утром, было внезапно прервано из-за сердечного приступа у одного из присяжных. Присяжный госпитализирован и заменен другим лицом. Заседание возобновится во второй половине дня. Вы слушаете новости…»

Мэгги выключила приемник, пожалев о том, что не может так же просто выключить свои эмоции.

— Вот адрес. — Молодая рыжеволосая женщина протянула Николь листок бумаги. — Скажете, что Бенно из «Стар трэкс» рекомендовал вас для спецсъемки.

Николь посмотрела на адрес. Студия находилась где-то в форт-Ли.

— Что такое спецсъемка? — спросила она, думая о том, как добраться до Форт-Ли.

— Они знают, — сказала женщина.

— Мы не можем ехать в Форт-Ли! — запротестовала Мисси, когда подруги вышли на шумную и оживленную улицу. — У нас всего пять долларов и билеты на обратную дорогу. Может, позвонишь им и отменишь встречу?

— Ну уж нет! — Николь схватила Мисси за руку. — Не для того я сюда так долго добиралась.

— Едем домой, Николь!

— Поезжай, если хочешь! — Николь вдруг ужасно разозлилась на свою лучшую подругу. — Я еду в Форт-Ли.

— Я не могу бросить тебя одну.

— Почему же не можешь? Поезжай домой и будешь прикрывать меня, если кто-нибудь спросит, где я.

«Вряд ли, конечно, кто-нибудь спросит, но на всякий случай…»

Бедная Мисси! Она готова была заплакать. Впрочем, Николь могла понять свою подругу. Может быть, она сама была бы такой, если бы всегда жила в одном городе, в одном доме. Николь же всю жизнь провела в переездах, и она не боялась новизны. Она готова была и одна уехать в Форт-Ли.

Джек Олифант был владельцем обувного магазина, расположенного как раз напротив того магазина игрушек, в который направлялся Бобби в тот злополучный день.

Судья Соня Бернстайн вела заседание. Она сидела неподвижно, пока Олифант называл свое имя, возраст и род занятий.

— Мистер Олифант, — задала она вопрос свидетелю, — вы подтверждаете, что это вы вызвали полицию после того, как детектив Ди Карло был застрелен?

— Да, это я звонил, — кивнул Олифант. — Я хочу сказать: подтверждаю.

Олифант явно нервничал. Конор заметил это по тому, как подрагивает его левая бровь, а ступня отбивает дробь по паркету, словно ему не терпится выйти отсюда. Взгляд Оли-фанта скользнул по Конору и перешел на Уокера, который сидел совершенно невозмутимо, словно был чист, как ангел. Лицо Олифанта густо покраснело, и он снова перевел взгляд на судью. То, что он нервничал в такой ситуации, не было странным. Но по его лицу Конор видел, что это были не просто нервы. Это был страх.

— Мистер Олифант, расскажите, пожалуйста, что произошло в тот день.

— Я подсчитывал выручку — вручную, так иной раз быстрее, чем возиться с компьютером, — как вдруг услышал какой-то шум — а место у нас, вы знаете, тихое, ничего обычно не происходит. Я подошел к двери и выглянул на улицу.

— И что же вы увидели, мистер Олифант?

— Его. — Он показал на Конора.

— Кого-нибудь еще видели?

— Он… детектив Райли держал на руках детектива Ди Карло.

— В каком состоянии был детектив Ди Карло? — Олифант выглядел так, словно ему хотелось бежать отсюда. Его глаза бегали, словно ртуть.

— Я не врач, но он был весь в крови. Все вокруг было в крови. Я удивился, откуда ее столько — он не был крупным человеком…

Его слова были прерваны громким криком, вырвавшимся у Дениз. Этот крик словно полоснул Конора по сердцу ножом. Он должен подойти к ней, заглянуть в глаза, сказать, что во всем виноват только он… Конор уже готов был подняться, но рука Гленна легла на его колено, остановив его.

— Нет, — произнес Гленн так тихо, что его слышал только Конор, — не делай этого!

Судья, выждав несколько секунд, тактично призвала Дениз к порядку. Дениз беззвучно рыдала на плече матери. В последний раз Конор видел мать Дениз на похоронах Бобби. Тогда она отвернулась от него, словно никогда не знала.

— Мистер Олифант, — продолжала судья, — вы сказали, что слышали шум.

— Да.

— А выстрел вы слышали?

Взгляд Олифанта скользнул по Конору, по Уокеру и снова перешел на судью.

— Не знаю, — проговорил он.

— Не знаете или не помните?

— Не помню.

— Кто еще там был?

— Не помню. Все, что я помню, — это кровь. — Он покосился на Дениз, но затем взял себя в руки. — Я хочу сказать, что сразу же побежал звонить в полицию.

— Вас кто-нибудь просил, чтобы вы позвонили в полицию?

— Не знаю. — Олифант подумал с минуту. — Возможно, он, — указал он на Конора, — звал на помощь.

Конор поежился. Он сам ничего не помнил. Гленн сочувственно посмотрел на него.

— Но вы не уверены, что он звал на помощь? — спросила судья.

— Нет, — пробормотал Олифант. — Не уверен. Допрос продолжался еще минут пятнадцать.

— Спасибо, мистер Олифант, — поблагодарила судья. — Можете быть свободны. Объявляется десятиминутный перерыв, затем допрос следующего свидетеля.

Судья покинула зал. Конор и Гленн поднялись. Конор настиг Дениз в нескольких шагах от выхода. Он поколебался, прежде чем отворить ей дверь. Она посмотрела на него и прошла мимо. Конор окликнул ее, но Дениз, казалось, не слышала, так как даже не замедлила шаг.